Текст книги "Крутой сюжет 1995, № 1"

Автор книги: Эрик Ластбадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– Его смерть была похожа на эту?

Доктор Дифорс уныло кивнул.

– Одно и то же.

* * *

– Ты хочешь, чтобы я ушел? – спросил ее Николас.

– Да, – сказала Юстина. – Нет. Я не знаю. – Она стояла возле изголовья кровати и теребила кончик простыни. – Господи, ты смущаешь меня.

– Я не хотел.

– Это ничего не значит.

Николас заметил, что черты лица Юстины как бы изменились, оно стало старше и казалось более усталым. Он подумал о Юкио. Когда Николас находился с ней, то словно бы погружался в ее таинственный мир, к которому не принадлежал и в котором был чужим. Здесь, на Западе, вспоминая о Юкио, он воспринимал все иначе. Жизнь в Японии благотворно повлияла на него, дала возможность осознать и свои ошибки, и свое значение в жизни.

Юстина села на противоположный край кровати, и он почувствовал запах ее тела.

– Уже поздно, – сказала она. Это было сказано бездумно и бесцельно, только чтобы нарушить тишину, давящую на нее.

Ее внутреннее напряжение заинтересовало Николаса. Конечно, Юстина, по его представлениям, была необычайно красива, и если бы он встретил ее на переполненной улице Манхэттена, то обязательно бы обернулся и посмотрел вслед, пока не потерял бы ее из виду. Уже, наверное, час в его голове блуждали именно такие мысли. Физическая красота не имела для него особого значения, норой она была очень опасной, и из-за нее проливалась кровь. В женщинах его привлекало нечто другое. Еще в молодости он осознал, что ничто не достается без борьбы, даже любовь, особенно любовь. Об этом он узнал в Японии, где женщины подобны цветкам, которые, расцветая, раскрываясь, были полны нежности.

– У тебя было много женщин? – неожиданно спросила Юстина. Он заметил, что руки ее дрожали, и она избегает смотреть ему в глаза.

– Так ты ответишь?

Николас улыбнулся.

– Я не из супермужчин, хотя несколько женщин у меня было.

Все это время она смотрела в его глаза, ища хоть каплю неискренности, но ничего не обнаружила.

– Ты это хотела знать, Юстина? – спросил он мягко. – Ты боишься, что я что-нибудь скрываю от тебя?

– Нет. – Она покачала головой. – Я боюсь, что ты исчезнешь. – Юстина продолжала теребить пальцами уголок простыни. – Я не знаю, что бы мне хотелось услышать от тебя, – сказала она немного позже.

Николас хотел улыбнуться и сказать, что все это неважно, но понял, что это не так; он знал, о чем она говорила. Он подошел к ней.

– Я с тобой, Юстина, – сказал он, – я здесь. Мы вместе.

– Я знаю. – Она сказала это, как маленькая девочка, которая сама не верит в то, что говорит, но хочет быть уверенной.

Юстина словно очнулась от забытья, ее переполняли чувства. Она прошла через комнату к окну. На улице смеркалось, небольшие волны продолжали свой бесконечный бег к берегу, прибрежный песок стал темным, как уголь.

– Знаешь, этот вид мне чем-то напоминает Сан-Франциско.

– Когда ты там была? – спросил Николас, присев на спинку дивана.

– Кажется, года два назад. Я провела там почти восемнадцать месяцев.

– Почему ты уехала?

– Я поссорилась кое с кем и вернулась сюда. Возвращение блудной дочери в лоно семьи. – Непонятно, почему, ей вдруг стало смешно, но смех быстро замер на ее губах.

– Я тоже был там пару раз, – сказал Николас. – Мне понравился Сан-Франциско. Особенно его размеры и прекрасный вид с аллеи Милл. – Он разглядывал фосфоресцирующую полоску, украшающую спинку дивана, к нему снова вернулось философское настроение. – И часто ходил на побережье, где смотрел на Тихий океан и думал: «Вот эти волны катятся и катятся через весь мир из Японии».

– Почему ты уехал? – спросила Юстина. – Что заставило тебя приехать сюда?

Он глубоко вздохнул.

– Это трудно передать словами. Множество причин, они накапливались постепенно. Знаешь, мой отец хотел уехать в Америку, хотя он любил Японию, по крайней мере, воевал за нее. И вот я здесь, и если во мне есть хоть частица его, то я доволен.

– Ты действительно так думаешь?

Николас улыбнулся.

– И да, и нет. Я не могу сказать со всей откровенностью. Восток и Запад столкнулись в моей душе, между ними словно бы идет борьба. Но что касается отца и матери, то о них я всегда помню. Они во мне. И еще я приехал сюда, чтобы доказать самому себе, что могу ужиться на Западе так же, как на Востоке. Я занялся рекламой и мне повезло, – нашлись люди, которые не побоялись моей неопытности. – Он рассмеялся. – Словом, все довольно обычно.

Юстина повернулась и приблизилась к нему. Ее длинные волосы рассыпались по плечам.

– Ты хочешь меня? – прошептала она. – Ты хочешь меня любить?

– Да, – ответил он, глядя ей в глаза, зеленоватый оттенок которых стал темнее. Николас чувствовал какой-то неуловимый страх, по спине побежали приятные мурашки. – А ты хочешь меня любить?

Юстина ничего не ответила, но он почувствовал прикосновение ее руки, глаза ее притягивали, как магнит. Он ощущал тепло ее пальцев, простое касание словно бы было ново для него, будто раньше с ним такого не случалось.

Николас медленно обнял Юстину, она возбужденно вскрикнула прежде, чем его губы коснулись ее губ. Она ответила на поцелуй, ее тело прижалось к нему, Николас ощущал упругость ее груди, живота и бедер. Его губы прикасались к ее теплой шее, руки поползли под рубашку. Юстина целовала его ухо, возбужденно и голодно шепча:

– Не здесь. Не здесь.

Ее рубашка упала на пол, руки Николаса ласкали спину. Она вся трепетала и стонала, когда он языком ласкал ее тело, приближаясь к груди. Ее длинные пальцы расстегнули его джинсы, ногти впились в тело, когда губы Николаса коснулись сосков.

– Пожалуйста… – прошептала она. – Пожалуйста… – Джинсы спустились вниз, руки Юстины ласкали его член.

* * *

Доктор Винсент Ито помешивал горячий чай из хризантем, дымящийся в керамической чашке. Мелко нарезанные листья цветков кружились в чашке и поднимались на поверхность. Они напоминали об утопленниках. Это случилось месяц назад или около того. Тела людей, утонувших или брошенных в воду за несколько зимних месяцев, появились в водах Восточной реки. Зимой их удерживал под водой ил, а после, встревоженные усиливающимся течением и потеплевшей водой, они начали всплывать на поверхность. При тридцати – тридцати пяти градусах по Фаренгейту бактерии начинают размножаться, вызывая разложение и выделение газов, тело пробкой вылетает на поверхность и после нескольких дней дрейфа по реке попадает в конце концов на стол медицинского эксперта.

Конечно, это мало его волновало. Хотя Винсент был по-прежнему экспертом, работа не являлась главной частью его жизни. И все же он проводил много времени в морге со стальными дверями, серым кафельным полом и огромными весами, на которых взвешивали тела. В этом не было ничего отвратительного. Коричневато-белые тела клали на стол и делали большой «Т»-образный надрез от плеча к плечу и до низа живота. Лица утопленников были одинаково невинны, как у спящих людей. Все это было для Винсента привычным. Он определял причину смерти и сравнивал себя с детективом, который работает с мертвыми, но от его решения часто зависят судьбы живых.

Винсент уставился в окно, медленно прихлебывая чай. На улице было по-прежнему темно – всего четверть пятого утра, но он всегда вставал так рано.

* * *

Николас проснулся незадолго до восхода солнца. На миг ему почудилось, что он опять в своем старом доме на задворках Токио, в саду, где шелестит высокий бамбук. Он слышал отрывистые крики кукушки, шум проснувшегося города, суетливого и многолюдного, такого далекого.

Он повернул голову, проснувшись лишь наполовину, и увидел девушку, лежащую рядом. Юкио. «Она вернулась», – подумал он. Он знал, что это произойдет.

Николас резко сел, сердце бешено колотилось. Сквозь распахнутое окно доносился шум моря и крики чаек. Николас несколько раз глубоко вздохнул.

Он осмотрелся и увидел широкий нос Юстины, пухлые чувственные губы, раскрытые во сне, ее обнаженное тело было скрыто одеялом лишь наполовину. Она крепко спала.

Что же он в ней нашел, что заставило так бурлить его кровь? Глядя на нежное теплое тело, он возвращался в Японию, в свое прошлое…

* * *

Винсент Ито приехал в медицинское управление, расположенное на Первой Авеню, за четыре минуты до восьми утра. Войдя через широкие стеклянные двери, он кивнул полицейскому охраннику и поздоровался с седовласым Томми, шофером Нага Граумана. Затем прошел в 134 комнату, зная, что у него достаточно времени, чтобы выпить кофе перед началом утреннего заседания. Потом направился в переполненный кабинет.

Нат Грауман, начальник медицинского управления полиции Нью-Йорка, был очень крупным человеком. У него были узкие, черные и блестящие, глубоко посаженные глаза, лицо бледное. Широкий нос был сломан, вероятно, в одной из ночных уличных драк в Южном Бронксе, где он родился и вырос. С волосами пепельного цвета контрастировали черные, как уголь, усы.

– Подожди минуту, Винсент, – сказал Грауман, когда закончилось совещание.

Винсент сел на зеленый стул, стоящий в противоположном конце длинного стола, и достал дипломат.

Они были друзьями, зная друг друга не только по работе, но со временем их дружба, казалось, поутихла. Грауман уже был заместителем, когда Винсент только пришел сюда, с тех пор прошло немало времени. Возможно, на их отношения повлияли деньги. Работы все прибавлялось, а над ними, как гора, надвигался финансовый крах. В городе были более серьезные проблемы, чтобы беспокоиться о тех людях, которых ежедневно избивали, резали, душили, топили, травили и стреляли. Восемьдесят тысяч людей ежегодно погибали в Нью-Йорке и около тридцати тысяч проходили через их управление.

– Что мы имеем на данный момент? – спросил Грауман.

– Гм-м. Убийство в Морвеа, – сказал Винсент, нахмурившись. – Поножовщина в Холлоуве – в скором времени должен состояться суд. Одно из дел отложено до получения анализов крови, которые должны быть готовы сегодня днем. И еще дело Маршалла.

Грауман кивнул.

– Значит, дел невпроворот?

– Еще бы.

– Я хочу, чтобы ты выехал на Остров на пару дней.

– Как? Когда на мне столько всего висит?

– Я сам прослежу за продвижением твоих дел. А это, – он достал две панки, постучав ими о стол несколько раз, – я передам Микелсону.

– Микелсон идиот, – горячо возразил Винсент.

Грауман спокойно продолжал:

– Он работает строго по правилам, Винсент. Он упрям и неподкупен.

– Но он медленно работает, – простонал Винсент.

– В нашем деле скорость не главное, – напомнил Грауман.

– Расскажи это Мак Гейб. Она поставит на уши все управление.

– Ей за это платят.

– Так что я должен делать на Острове?

– Вчера звонил Пол Дифорс, – сказал Грауман. – Помнишь его?

– Конечно. Мы встречались в прошлом году. Он живет на западном побережье Бриджа.

– Гм-м, – подтверждающе произнес Грауман. – На его голову свалилась какая-то проблема. Он работает медэкспертом. – Грауман посмотрел на свои ухоженные ногти, потом снова поднял взгляд на Винсента. – Он просил, чтобы приехал именно ты.

* * *

Вдоль левой стены гостиной Николаса стоял большой аквариум для рыб. В нем было не меньше пятидесяти галлонов воды. Но его обитатели не были обычными аквариумными рыбами. Хозяева дома, арендованного Николасом на лето, оставили ему на попечение настоящих морских рыб, разноцветные тела которых сновали между растительностью в аквариуме, как тропические птицы среди зарослей непроходимых джунглей.

Он смотрел на Юстину сквозь стекло аквариума, которое преломляло и увеличивало все вокруг.

Юстина была в красном банном халатике, который едва прикрывал бедра, еще больше подчеркивая изящество ее длинных ног. На шее у нее висело полотенце.

– Это твои рыбки?

Николас только что закончил их кормить и стоял, любуясь на завихрения воды, вызываемые игрой рыбок.

– Не мои, – сказал он, выглядывая из-за аквариума. – Они принадлежат хозяевам дома.

Юстина встала и понесла тарелки на кухню.

– Господи, на улице дождь. – Она оперлась грудью о подоконник, высунувшись из окна. – А я хотела поработать сегодня на свежем воздухе.

Дождь стучал по крыше, струйками стекая перед открытым окном. На улице было прохладно.

– Работай здесь, – сказал Николас. – У тебя ведь с собой все принадлежности.

Юстина вернулась в гостиную, вытирая руки.

– Нет, не все. Даже работая в доме, мне нужен мольберт.

– У тебя есть с собой какие-нибудь наброски?

– Да. – Юстина посмотрела в сторону большой холщовой сумки, лежащей возле дивана. – Да, конечно.

– Я хочу их посмотреть.

Она кивнула, достала из сумки, большую голубую панку и протянула ему.

Юстина ходила по комнате, пока Николас просматривал лист за листом. В комнате раздавался лишь шум пузырящейся в аквариуме воды и мерный шорох прибоя.

– Что это?

Он оторвал взгляд, от эскизов. Юстина стояла возле стены, скрестив руки за спиной, и рассматривала скрещенные изогнутые мечи, висящие на стене. Один из них был около тридцати, другой около двадцати дюймов длиной.

Николас на секунду задержал взгляд на изгибе ее спины, сравнивая с силуэтами, изображенными на эскизе, который держал в руках.

– Это древние мечи японских самураев, – сказал Николас. – Тот, который длиннее, называется катана, другой – вакидзаси.

– Для чего они?

– Для сражений и ритуальных обрядов. В древние времена только самураям разрешалось ношение дайто – обоюдоострого меча.

– Где ты их взял? – Юстина по-прежнему разглядывала мечи.

– Они мои, – сказал он.

Она обернулась, улыбнувшись.

– Ты хочешь сказать, что ты самурай?

– В некотором роде, – сказал Николас серьезно и поднялся с кушетки. Он стоял за ее спиной, думая о своей ежедневной трехчасовой тренировке.

– Я могу посмотреть вот этот длинный?

Николас медленно вытянул меч из ножен.

– Катана предназначен только для сражения. Он священный. Его вручают в красочной церемонии, наделяют собственным именем, и он становится сердцем и душой самурая. Это дай-катана, длиннее обычного меча. Не трогай, – резко сказал он, когда Юстина хотела попробовать острие лезвия. – Он порежет твой палец.

Николас увидел ее отражение в сверкающем лезвии, глаза были широко распахнуты, губы приоткрыты. Он чувствовал ее дыхание.

– Дай мне еще посмотреть. – Юстина откинула прядь волос, свесившихся на глаза. – Он такой красивый. У него есть имя?

– Да, – сказал он. – Ис-хогай. Это значит «Во имя жизни».

– Это ты его так назвал?

– Нет, мой отец.

– Мне нравится это имя, оно к нему подходит.

– В японских клинках есть что-то волшебное, – сказал Николас, всовывая меч обратно в ножны. – Этому мечу почти двести лет, но он по-прежнему как новый. – Он повесил оружие на стену. – Японские мечи – лучшие в мире.

Зазвонил телефон, и Николас взял трубку.

– Ник, это Винсент.

– Привет. Как дела?

– Отлично. Скоро я свалюсь тебе на шею.

– Ты едешь на Остров?

– Нет, еще лучше. На западное побережье Бриджа.

– Это великолепно. Я не видел тебя с тех пор…

– С марта, если хочешь знать. Слушай, я собираюсь остановиться в городке у доктора Дифорса.

– И не думай. Приезжай на побережье. У меня отличная комната, в городке ты не сможешь искупаться.

– Прости, но я еду не на каникулы, и пока не разберусь в одном деле, должен быть поблизости от доктора. – Похоже, дело серьезное. Грауман даже отдал в мое распоряжение свою машину и Томми. Мне остается только развалиться на заднем сиденье и дремать.

Николас рассмеялся.

– Позвони мне, когда устроишься, выпьем с тобой по рюмочке.

– Хорошо. До встречи.

Он положил трубку и сел рядом с Юстиной. Его глаза следили за карандашом, чертящим новые линии, но мысли витали далеко отсюда.

* * *

– Кажется, я теперь понимаю, зачем ты просил меня приехать, – сказал Винсент.

– Ты понимаешь, чем это пахнет? – спросил доктор Дифорс.

– Человек, которого мы только что видели, умер не от того, что захлебнулся.

– В этом нет никаких сомнений, – кивнул Винсент, соглашаясь. – Какова бы ни была истинная причина смерти, он погиб не от удушья.

– Как видишь, – доктор Дифорс кивнул на лист, который Винсент держал в руках, – прежде он никогда не страдал от сердечной недостаточности, как и члены его семьи. Он был вполне здоровым тридцатишестилетним мужчиной, правда, не в лучшей форме, но…

– Умер от сердечного приступа, – закончил фразу Винсент.

– Да, таково заключение, – доктор Дифорс наклонился над столом и взял в руки печатный лист, – но вот вещество…

– Вы анализировали его состав через компьютер?

Доктор Дифорс покачал головой.

– Пока мы не можем вмешивать в дело других, для них это должна быть смерть от попадания воды в легкие. Ты должен быть готов к тому, что эта история может закончиться весьма неприятно.

* * *

Юстина сидела на дальнем краю кушетки, обхватив колени руками. Раскрытая папка с эскизами лежала рядом, на журнальном столике. За окном по-прежнему лил дождь, хотя уже не такой сильный.

– Расскажи мне про Японию, – неожиданно сказала она, приблизив свое лицо к его. Ее голодный взгляд отвлек Николаса от блуждавших в сознании мыслей.

– Я уже давно там не был, – сказал он.

– На что она похожа?

– Она разнообразная. Очень разнообразная.

– Ты имеешь в виду язык?

– О, язык, конечно, но кроме этого есть многое другое. Ты можешь поехать во Францию или Испанию, там тоже другие языки. Но ни одна из этих стран не похожа на Японию. Она пугает людей, живущих на Западе.

– Каждый ощущает страх перед тем, чего не понимает, – возразила она.

– И лишь немногие принимают ее. Мой отец был одним из них. Он любил Восток.

– Как ты?

– Да, – сказал он. – Как я.

– Что заставило тебя приехать сюда?

Николас смотрел на Юстину в сгущающихся сумерках. Они сидели возле аквариума, освещенного тусклым желтым светом.

– Я не хотел больше оставаться в Японии, – сказал он, осознавая искренность и, вместе с тем, недостаточность своих слов. Его чувства нельзя было передать словами, он не мог сказать ничего более определенного.

– Ты приехал сюда и начал работать в рекламном агентстве?

Николас кивнул.

– Да.

– И ты оставил свою семью?

– У меня нет семьи. – Слова Ника прозвучали холодно и жестко.

– Почему ты не хочешь рассказать о своем отце? Ты говорила о нем в прошедшем времени. Он умер?

В ее взгляде запрыгали огоньки, как будто она смотрела на пламя.

– Да. Он мертв. – Юстина поднялась с кушетки и подошла к аквариуму, отражение ее тела преломилось в стекле, она стала как будто одним из его обитателей. – Впрочем, какая разница? Я не считаю себя дочерью своего отца. Я вообще не верю в эту чушь. – Тон ее голоса говорил об обратном, Николас задумался над тем, что мог сделать ее отец, чтобы вызвать такую ненависть.

– А что с твоей сестрой? – спросил он. – Мне интересно потому, что я был единственным ребенком у своих родителей.

– Гельда, – голос Юстины приобрел новый оттенок, который ему был незнаком, – моя старшая сестра. – Она вздохнула. – Тебе повезло, что ты был один. Я не могу рассказать всего, пусть оно останется там, где лежит.

– На морском дне? – спросил он. Казалось неразумным упрекать ее за то, что она хотела сохранить что-то в тайне от него. Но Николасу хотелось разделить с ней ее секреты: унижения, детскую неуверенность, ненависть и любовь, стыд. Таинственность Юстины словно подталкивала его. Он чувствовал, что ему предстоит столкнуться с этой таинственностью и, возможно, потерять то, что уже приобрел.

Они вышли из дома в теплую летнюю ночь. Облака уплывали на запад, и небо становилось чистым. Звезды сияли и переливались, как украшения на черном бархате, словно мир принарядился специально для них.

Они шли по берегу вдоль кромки воды, которая из-за отлива ушла далеко. Ноги утопали в морском песке, под подошвами хрустели обломки панцирей крабов.

Низкие пенящиеся волны в лунном свете необычно блестели. Взявшись за руки, они в одиночестве шли по пляжу.

– Ты боишься меня? – Его голос был легок, как туман.

– Нет, – сказала она, – не боюсь. – Юстина сунула руки в карманы джинсов. – Я уже отбоялась. Я жила со страхом полтора года и ничего не могла с собой поделать.

– Все было бы гораздо проще, – сказал Николас, – если бы мы меньше уделяли значения прошлому.

Юстина стояла молча, и только слабая дрожь ее шеи свидетельствовала о том, что она его слышала.

– Но, к сожалению, мы не можем, – продолжал он. – Человеческая намять – длинная, она объединяет нас, вызывает какую-то дрожь, когда люди встречаются. Это слабое, но безошибочное признание. Что это? Какой-то дух, или легкое дуновение? Это имеет много названий. Оно существует. Оно невидимо, но все же реально, – Николас сделал паузу. – Ты чувствовала это, когда мы встретились?

– Я чувствовала что-то. Да. – Пальцем она провела по линии сухожилий на его руке. – Это похоже на искру, вылетевшую из пламени. – Юстина посмотрела под ноги, на мокрый песок и пенящуюся воду. Я боюсь верить тебе. – Ее голова резко вздернулась, как будто она приняла какое-то решение. – Мужчины, встречающиеся мне, были просто ублюдками.

– Я похож на них?

– Ты другой, Ник. Я чувствую, – Юстина вытянула из рук Николаса свою ладонь. – Я боюсь снова пройти сквозь это, не верю, что все может быть хорошо.

– Кто же может знать свою судьбу?

Юстина не ответила на его вопрос и продолжала:

– Мы рождаемся романтиками, это помогает нам не сбиться с пути. Любовь и замужество кладут конец всему. То, что показывают в кинотеатрах и по телевизору, – чистая коммерция. Что делает одинокий человек?

– Думаю, он ищет. Это и есть жизнь: поиск того, что мы хотим – любви, денег, славы, признания, безопасности и всего остального. Каждый ищет то, что считает важным…

Николас взял ее за руки и посмотрел в лицо.

– Я хочу, чтобы ты кое-что знала. Я – это я. Я не похож… ни на кого из тех, кто был в твоей жизни. – Он замолчал, заглядывая ей в глаза. – Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты боишься, что случится то, что случилось с тобой когда-то, ты сравниваешь меня с Крисом или кем-то еще. Мы все это делаем бессознательно, потому, что похожи друг на друга. Но теперь ты не должна так делать. Если ты и теперь ошибешься, если не решишься, то не решишься более никогда. И в каждом мужчине, которого будешь встречать, ты будешь видеть своего Криса и никогда не освободишься от своего страха.

Когда они вошли в зал, Юстина отвернулась.

– Ты не имеешь права учить меня. Какого черта ты из себя мнишь? Стоило кое-что сказать тебе, и ты уже решил, что знаешь меня. – Ты ни черта не знаешь обо мне! И никогда не узнаешь. Какое тебе дело до всего этого?

– Не говори так со мной!

Ее голос был близок к рычанию, лицо исказилось в гримасе. Не раздумывая, Николас ударил ее. Тяжелый удар отбросил Юстину к стене. В ту же секунду его сердце защемило, он мягко позвал ее, и она бросилась в его объятия, целуя лицо и шею, слезы капали на его грудь.

Он поднял ее и отнес на кровать, где они еще долгое время занимались любовью.

Некоторое время спустя, когда они лежали, обнявшись, Николас серьезно сказал:

– Это никогда не случится снова. Никогда!

– Никогда, – повторила Юстина, словно эхо.

* * *

Сквозь сон он услышал телефонный звонок и резко сел в постели. Потянувшись к трубке, Николас почувствовал, как позади него зашевелилась Юстина.

– Алло? – зло прозвучал его голос.

Юстина обвила его руками.

– Привет! Это Винсент. – Потом была пауза. – Скажи, я потревожил тебя?

– Что-то вроде этого.

– Ну, извини.

В трубке снова возникла тишина, и только сейчас Николас окончательно проснулся. Винсент был настоящим японцем и никогда бы не позвонил в такую рань. Теперь это дошло до Николаса. Если он скажет «позвони позже», Винсент просто повесит трубку.

Юстина положила голову ему на плечо, свет падал на ее лицо.

– Что случилось, Винсент? Мне кажется, это не просто дружеский звонок.

– Нет. Не просто.

– Ну так в чем же дело?

– Ты читал в газетах заключение о трупе, выловленном пару дней назад?

– Конечно. – Он почувствовал напряжение внизу живота. – А что с ним не так?

– Для этого я здесь. – Винсент откашлялся, прочистив горло. – Сейчас я в медицинском управлении в Гаупаге. Ты знаешь, где это?

– Я знаю, как добраться до Гаупаги, если ты это имеешь в виду, – сказал он коротко.

– Боюсь, что это необходимо, Ник.

Николас почувствовал, что его вот-вот разорвет от злости.

– Что происходит, черт возьми? К чему вся эта таинственность?

– Я думаю, ты должен увидеть то, что у нас есть для тебя. – Голос Винсента напрягся. – Я не хочу… Не хочу причинить тебе вред каким бы то ни было образом. Вот почему я ничего не хочу объяснять по телефону.

– Ты заинтриговал меня, приятель. – Он посмотрел на часы, было пятнадцать минут восьмого утра. – Дай мне сорок минут, хорошо?

– О'кей, я встречу тебя на улице. – На мгновение в трубке возникла тишина. – Прости, дружище.

* * *

Николас посмотрел снова на находящийся под микроскопом кусочек металла, который доктор Дифорс извлек из грудной клетки трупа.

– Это спектрометрический анализ, – сказал Винсент, бросив на оцинкованный стол лист бумаги. Николас оторвал взгляд от микроскопа. – Для верности анализ был проведен трижды.

Николас поднял лист и просмотрел графики. Он уже был готов к тому, что должен был обнаружить. И все же это было невероятно.

– Сталь, – сказал он осторожно, – изготовлена из особого магнитного железа и металлического песка. Возможно, в ней около двадцати различных составляющих. Размер осколка не позволяет сказать точнее.

Винсент, чьи глаза неотрывно следили за Николасом, глубоко вздохнул.

– Это изготовлено не в Америке.

– Да, – согласился Николас. – Это было сделано в Японии.

– Ты знаешь, что бы это могло значить? – спросил Винсент. Он посмотрел на доктора Дифорса, задавая одновременно вопрос и ему.

– А кто был этот человек? – спросил Николас.

Винсент взял со стола папку и протянул Николасу.

– Взгляни на страницу три.

Николас раскрыл нанку и склонился над ней. Глаза пробегали по исписанному листу. Он продолжал так же спокойно сидеть, но почувствовал, как набухли его вены. Сердце забилось. Он снова был на далеком берегу.

– Кто делал химический анализ?

– Я, – сказал доктор Дифорс. – Ошибка исключена. Мне приходилось бывать на Филиппинах во время войны. Там мне довелось познакомиться с действием этого вещества.

– Это дору, – сказал Николас. – Очень сильный яд, получаемый из пестиков хризантем. Технология его производства абсолютно неизвестна за пределами Японии, и даже лишь немногие японцы знают ее. А впервые он был получен в Китае.

– Тогда нам известно, как яд проник в организм, – сказал Винсент.

– Что ты имеешь в виду? – вмешался доктор Дифорс.

– Он имеет в виду, – сказал Николас, – что этот человек был убит сикен – японской металлической звездочкой – что-то вроде сюрикена, маленького острого оружия, которое предварительно обмакнули в дору.

– Значит, мы знаем, и кто его убил, – сказал Винсент.

Николас кивнул.

– Ты прав. Это мог сделать только ниндзя.

В целях безопасности доктор Дифорс вывел их из здания через заднюю дверь. Они были осторожны и прихватили с собой результаты всех анализов и показания очевидцев.

Так как никто из них еще не завтракал, они зашли в закусочную на Монтаук Хайвэй, где подавали португальские блюда.

Они выпили по черному кофе, съели жареные сардины и моллюсков в винном соусе, потом сидели молча и глазели на автомобили, проносящиеся за окном. Никому не хотелось начинать разговор. Но кто-то должен был это сделать и Винсент сказал:

– Что это за новая дамочка, Ник?

– Хм-м? – Николас отвернулся от окна и улыбнулся. – Ее зовут Юстина Тобин. Она живет поблизости от меня.

– На побережье? – спросил доктор Дифорс, и когда Николас кивнул, добавил: – Я знаю ее. Красивая девушка. Только ее фамилия Томкин.

– Прости, док, – сказал Николас. – Должно быть, ты ошибаешься. Ее фамилия Тобин.

– Темные волосы, зеленые глаза, один глаз испещрен красными прожилками…

– Да, это она.

Доктор Дифорс кивнул.

– Ее зовут Юстина Томкин, Ник. По крайней мере, такова ее девичья фамилия. Она дочь Томкина, владельца нефтяной компании «Томкин Ойл».

– Того самого?

– Да. Это ее отец.

Каждый знал Рафаэля Томкина. Нефтяная компания – не единственное его состояние, но, по подсчетам, она приносит больше всего прибыли. Где же он читал об этом? В «Нью-суик» – состояние Томкина оценивается в сто миллионов долларов.

– Она не очень-то любит своего отца, – сказал Николас.

Доктор Дифорс рассмеялся.

– Да. Ты прав. Похоже, она даже не хочет вовсе признавать его.

Николас вспомнил слова Юстины: «Да, он мертв». Только сейчас он понял, с какой иронией это было сказано.

– А теперь что ты можешь сказать о ниндзя? – спросил доктор Дифорс, положив в рот кусочек моллюска.

К дверям закусочной подкатил белый «форд» с черной полосой. Из него вышел плотный мужчина с красным лицом и направился прямо к ним.

– Никто из вас не заметил, – сказал доктор Дифорс, – что я позвонил Рэю Флоруму, когда мы только вошли сюда. Он начальник полиции западного побережья Бриджа. Я считаю, он имеет право присутствовать при нашем разговоре. О'кей?

Флорум подошел к столику. Доктор Дифорс представил его и пригласил сесть. Они ввели его в курс событий.

– В переводе, – сказал Николас, – ниндзя означает «в тайне». – Флорум заказал себе кофе, в то время, как Николас продолжал. – За пределами Японии почти ничего толком не известно об искусстве ниндзя. Даже там на этот счет практически не существует никаких документов, все знания содержатся в тайне и находятся под охраной. Эту тайну храпят все: и те, кто родился в семье ниндзя, и те, кто просто пожелал им стать.

Самураи – воины феодальной Японии, были джентльменами, они все принадлежали к сословию буси, никому больше не позволялось становиться самураем и носить два меча. Ниндзя же появились из противоположной социальной прослойки – хинин. Они были простолюдины и в переводе их название означало «не человек». Они действительно были очень далеки от благородных буси. Хотя, когда в Японии разгорелись междоусобные войны, самураи поняли необходимость в специально обученных ниндзя, потому что сами были связаны железным кодексом бусидо, который ограничивал их действия. Таким образом, самураи начали нанимать ниндзя для проникновения в стан противника: для совершения поджогов, убийств, террористических актов, выполнять которые мешал им свод законов чести. История рассказывает, что впервые ниндзя заявили о себе еще в шестом веке, принц-регент Сётоку держал их в качестве шпионов.

Необходимость в них росла и их число увеличивалось, особенно во время эпох Хейан и Камакура. В основном они были сконцентрированы на юге. Киото, например, просто кишел ими по ночам.

В последний раз они сыграли большую роль в войне в Симабаре в 1637 году, когда их использовали для подавления христиан на острове Кюсю. Они также были очень активны во время долгого правления Токугавы.

– А что ты можешь сказать об их кругозоре? – Доктор Дифорс словно бы опять почувствовал неповторимый запах филиппинских джунглей.