Текст книги "Черный клинок"

Автор книги: Эрик ван Ластбадер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 41 страниц)

Они дошли почти до площадки первого этажа, как вдруг услышали, что парадная дверь резко распахнулась и тяжело застучали ботинки полицейских. Оставшийся путь Вулф частично пробежал, частично съехал по перилам, не отставая от Чики ни на шаг. Когда они добежали до задней части дома, в вестибюль ввалились полицейские. Офицер отрывисто скомандовал прочесать помещения. Вулф и Чика в этот момент открывали заднюю дверь, выходящую на маленький грязный дворик, загаженный мусором и всевозможными отбросами, источавшими невероятную вонь. Сквозь дыру в каменной стене они вылезли на улицу и пошли по рассыпанной на лужах щебенке.

Пройдя в боковой переулок, они увидели, что полицейские успели установить там заграждения.

– О боже! – воскликнула Чика.

Вулф оглянулся назад – туда, откуда они только-только пришли, – и увидел, что маленький дворик заполнили полицейские. Еще момент-другой, и они обнаружат дыру, выводящую на улицу. «Ну вот и попались», – с горечью подумал он.

Неожиданно послышался визг тормозов, и обшарпанный желтый фургон, выскочивший в полуквартале из-за угла, направился прямо к ним. Вулф вытащил стилет и уже приготовился было метнуть его, как вдруг услышал знакомый голос:

– Вулф, не бросай! Это я, Бобби!

Да ведь это же и впрямь Бобби Коннор собственной персоной, сидящий за рулем их старенькой автомашины. Вулф остановился как вкопанный.

– Эй, Вулф! Забирайся, черт бы тебя побрал, поскорее! – крикнул Бобби.

Полицейские тем временем уже вылезали через дыру в стене. Часть из них отодвигали заграждения, чтобы пропустить патрульную машину. Мотор ревел, из-под колес из-за резкого торможения шел дым, на размышления времени не оставалось.

Вулф втолкнул Чику на заднее сиденье и плюхнулся рядом с ней, Бобби нажал на газ, и они понеслись по улице, затем быстро свернули на другую. Движение по ней запрещалось – стояли лишь припаркованные машины да в одном месте фургон с прицепом, на который Бобби не стал обращать внимания. Он резко повернул у перекрестка и выскочил на Восемьдесят шестую улицу, ведущую к Центральному парку с западной стороны.

– Вовремя подоспел, – сказал Вулф. – Но как, черт подери, ты нашел меня? И как меня нашел Бризард?

– Этот сукин сын и в самом деле жаждет твоей крови, – ответил Бобби, обгоняя перекосившийся набок автобус, из выхлопной трубы которого вырывались целые клубы густого черного дыма. Громко посигналив, они легко обошли автобус и помчались вперед.

– Мне по секрету сообщили, – продолжал Бобби, – что Бризард поднял в ружье особое подразделение, ну и я, конечно, заинтересовался, по какому случаю. Похоже, что ему откуда-то позвонили и выложили, где ты находишься.

– Нет, это невозможно, – покачал головой Вулф. – Никто этого не знал.

– Однако кто-то все-таки донес Бризарду. – Бобби глянул на Вулфа в зеркало заднего обзора. – Ты же знаешь, что все звонки из других штатов у нас фиксируются. Так вот после звонка с кодом города два-ноль-два Бризард поднял всю эту свору.

– Сворачиваем налево, – сказала Чика, – на улицу Сентрал-Парк-Саут.

Вулф заметил, как Бобби бросил на нее быстрый взгляд в зеркало.

– Едем, как она сказала, – подтвердил он.

«Два-ноль-два – код Вашингтона», – подумал Вулф. Единственный, кто знал, куда он направляется, был Шипли. «Теперь ты один из наших», – вспомнились ему слова Шипли, и тут же «призрак» заложил его. Для чего? Кто, черт побери, отдал ему такой приказ?

Проезжая мимо парка и лавируя среди многочисленных машин, Бобби увеличил скорость.

– Мне пришлось взять этот фургончик, лейтенант, так как не сумел найти другой.

– Да черт с ним, – отмахнулся Вулф и, повернувшись, стал глядеть назад через заднее стекло.

– Погони вроде бы не видно.

– Я тоже ничего не вижу, – подтвердил Бобби. – Похоже, мы оторвались от них.

Он сбавил скорость, и теперь их машина ничем не отличалась от обычных полицейских фургонов, намозоливших глаза стражам порядка, а потом вообще потащился еле-еле, чуть быстрее людей, занимающихся бегом трусцой.

– Как ты и просил, я отправился повидать брата Сквэйра, – начал рассказывать Бобби. – Сперва он не хотел встречаться, а потом согласился. Сквэйр вовсе тебя не обманывал, Вулф. Брат его и в самом деле задолжал этим кусочникам-акулам двадцать пять тысяч. Почти что его годовая зарплата. Так или иначе, но самое интересное, что брат придумал график выплаты долга, и каждые две недели, как по часам, аккуратно отдавал деньги этим шакалам.

Они еще больше замедлили ход, так как дорогу перегородил изящный конный экипаж. Усталые лошади мерно цокали копытами по мостовой, и Бобби, Вулфу и Чике пришлось тащиться вслед, пока они в удобном месте не сумели обойти упряжку.

– А потом, за два дня до твоей стычки со Сквайром, все круто изменилось, – продолжал Бобби. – Двое отпетых головорезов пришли во двор местной школы, где учится дочка брата, и стали угрожать ей – ты понимаешь. Вот гады! А ей ведь еще и восьми нет.

– Да, я знаю, – ответил Вулф. – Он продолжал наблюдать через заднее стекло машины за всем, что творилось на шоссе.

– Ну так вот, это все же необычная операция для акул – запугивать членов семьи, особенно если долг им выплачивается вовремя. Как сказал брат Сквэйра, на тот поступок Ричардса как раз и побудило вымогательство кусочников.

– Ты здорово потрудился, малыш, – одобрил Вулф действия Бобби. – А нет ли у брата каких-нибудь соображений насчет того, кто прихлопнул Сквэйра?

Они доехали почти до юго-восточного угла Центрального парка. Впереди мрачно замаячили высотные дома, стоящие на Сентрал-Парк-Саут.

– Может, и есть, – ответил Бобби. – Он говорил мне, что пошел повидать Сквэйра в день – вернее, утро – убийства. Пошел для того, чтобы успокоить его, – ведь тот считал, что подонки-акулы пристали к нему не беспричинно... Он нашел Сквэйра за пять минут, как он сказал, до приезда туда парней из службы внутренних расследований. Мне он рассказывал, что видел, как сорвалась с места стоявшая неподалеку машина. В ней сидел один человек – мужчина. Он в этом уверен. Кроме того, он помнит, что машиной управлял азиат, похоже, японец.

– Это ничего не значит, – заметил Вулф. – Акулы могли нанять на мокрое дело любых иностранных профессионалов из Чикаго или Детройта.

– Да-а... Но все же это только догадки, – сказал Бобби, сворачивая на Сентрал-Парк-Саут. – А еще брат клянется, что на машине был правительственный номер США.

«Правительство США, – подумал Вулф. – Опять „призраки“. Кто же все-таки отдает Шипли такие приказы? Почему он ничего не докладывает об этом начальству?»

– Вулф, ты же видишь, какая напряженна у нас в управлении. Бризард всех черных доводит до бешенства. Брат Сквэйра боялся противиться этой черной волне, боялся, что они все набросятся на него. Да ты и сам будь начеку. Бризард говорит, что ты негодяй, и, похоже, в его окружении нет никого, кто бы дал ему по мозгам. Просто нет таких, – и Бобби с сожалением покачал головой.

Послышался какой-то посторонний гул, Вулф напрягся, стараясь понять, что это такое, потому что в создавшейся ситуации любое новое явление могло оказаться роковым, так что ничего нельзя было пропускать мимо ушей. Вновь послышался тот же гул, но теперь уже ближе, в соседнем квартале; потом звук исчез – его забил шум транспорта на улицах Нижнего Манхэттена. Однако Вулф с напряжением продолжал вслушиваться и вскоре уловил знакомый звук: он явственно пробивался сквозь прочие шумы большого города, когда они проезжали Шестую улицу.

– Дело дрянь, – громко сказал он Бобби, – они нас преследуют на вертолете.

– Вот черт! Что ж я за идиот! – выругался Бобби, вцепившись покрепче в руль обеими руками. – Они нас засекли из-за чувствительного инфракрасного покрытия нашей машины. – Он резко затормозил и крикнул:

– Мотаем отсюда!

Вулф не возражал. Вместе с Чикой он вывалился из кабины, но не побежал, так как Бобби за ними не последовал.

– Выходи скорее и бежим! – поторопил он Коннора. Взглянув вверх, Вулф увидел вертолет, пролетающий уже над отелем «Плаза». – Бобби, ради Христа! Ты не можешь здесь оставаться. Они засекли фургон.

– Да не волнуйся. Мне они вреда не сделают. Они...

– Пойми, это же Бризард, друг ты мой дорогой. У него теперь все козыри на руках, он может вытворять все, что захочет, и вопросов никаких задавать не будет.

– Я с вами не побегу.

Вертолет постепенно приближался.

– Вылезай, к чертовой матери, из этой мишени, Бобби! – настаивал Вулф. – Я знаю, что говорю.

Но тут Чика схватила его за руку и потащила по южной стороне улицы по направлению к ближайшему переулку, чтобы укрыться под густыми кронами растущих там деревьев.

Вулф оглянулся и увидел, что их желтый фургон отъехал от тротуара и помчался прочь от серой каменной стены и ворот Центрального парка. Стрекот вертолета слышался совсем рядом, люди задирали вверх головы, а машины поспешно освобождали дорогу фургону с надрывающейся сигнальной сиреной.

Тень вертолета пересекла асфальтовое покрытие дороги, и Вулф увидел, как желтый фургон резко остановился, а Бобби выскочил и что есть мочи пустился бежать. Между фургоном и другими машинами образовался приличный разрыв. Пешеходы остались далеко позади. Голос из громкоговорителя (может, это орал сам Бризард) перекрывал мощный гул вертолета, накренившегося теперь набок и словно ищущего, где бы приземлиться.

И в этот самый момент – за секунду-другую до того, как вертолет коснулся земли, – Вулф вновь увидел Бобби, и ему стало легче. Коннор с трудом пробивался между остановившимися машинами. Он почти добежал до деревьев, в тени которых прятались Вулф и Чика, и тут из парка вынырнул вишнево-красный мотоцикл «Электра-Глайд-Харлей» и помчался по направлению к нему. Вулф успел рассмотреть, что за рулем сидел Сума.

– Бобби! – только и успел предостерегающе крикнуть Вулф.

Чика резко толкнула его обратно под защиту нависших крон деревьев, а Бобби Коннор в этот момент завертелся на месте, судорожно вздрогнул и вспыхнул ярким голубым пламенем.

* * *

Хэм Конрад пришел на теннисный корт и готовился сыграть с адвокатом Харрисом Паттерсоном. В этот момент он увидел, как какая-то вроде бы знакомая женщина направляется к нему; Он лишь тяжело вздохнул.

– О-о! Привет, миссис Симмонс, – произнес он, изображая на лице лучшую из своих улыбок. Только сейчас он понял, что это и есть та самая особа, которая так хищно уставилась на него с Марион, когда они сидели в ресторане на Коламбиа-роуд.

– Не лучше ли вам называть меня просто Одри, Хэм? – сказала миссис Симмонс. – Смею надеяться, что вы помните меня.

Она вырядилась в самый что ни на есть модный теннисный костюм от Эллесси, который, по прикидке Хэма, влетел сенатору Симмонсу в немалую сумму – никак не меньше трехсот долларов.

Держа ракетку на плече, она провела своими наманикюренными красным лаком ноготками по его волосатым рукам. Теннисный костюм выгодно подчеркивал ее плоский живот, стройную фигуру с длинными ногами. Хэм даже умудрился рассмотреть набухшие соски под тонкой хлопчатобумажной тенниской и сразу понял, что она не носит бюстгальтер. Сомнений не было: она явилась сюда отнюдь не для того, чтобы играть в теннис.

Одри одарила его лучезарной улыбкой и тут же ринулась в наступление:

– Я рада, что вам понравилось то, что вы видите.

– Э-э-э-э, миссис Симмонс... нет, извините, Одри. Я не хочу выглядеть грубым и обидеть вас, но меня ждет партнер, с которым мы договорились...

– Да-да, я знаю, этот симпатичный тугодум Харрис Паттерсон.

– Вы его знаете?

– Знаю кого? – с обезоруживающей улыбкой спросила Одри. – Ах, этого! Да я же имела его.

«Бог ты мой, – подумал Хэм, – на ком же женился Леланд Симмонс?»

Одри запустила накрашенные ноготки под рубашку Хэму.

– Хэм! Если бы ты знал, как я мечтаю побыть с тобой!

– Одри, да я же...

– Я просто мечтаю сделать тебе минетик, почувствовать, как напрягается и твердеет твое естество, как...

– Да не кричи ты так громко! – Перепуганный Хэм схватил ее за руку и повел подальше от ограды теннисного корта, где их могли случайно подслушать. Но он никак не ожидал, что она пустит в ход и вторую руку, ласково поглаживая у него между ног. Глаза ее оживились:

– Ты любишь меня?

– Одри, прекрати! – сердито сказал он, отбрасывая ее руку. – Ведь твой муж направил тебя ко мне для того, чтобы вызволить вашего сына из беды. Я ему помог, и на том все кончилось.

– Нет, не кончилось, – запротестовала Одри. – И ты, и я, оба мы знаем, что, когда придет время, ты призовешь моего супруга и он будет обязан вернуть тебе должок, как это принято делать здесь. Так почему же ты думаешь, что мне на это должно быть наплевать? – Она пристально посмотрела ему в глаза и что-то заметила в них. – А-а, теперь я понимаю. Ты думаешь, что мой муж сможет тебе помочь, а я нет. – Она улыбнулась. – Вот тут-то ты ошибаешься. – Она приложила указательный палец к его губам и многозначительно постучала по ним. – Ну а теперь, позволь мне посмотреть, как ты играешь в теннис с этим великим пронырой и занудой Харрисом Паттерсоном. – Увидев вытянутое лицо Хэма, она усмехнулась и вновь приняла серьезный вид, прежде чем задать неожиданный вопрос. – Любопытно, имеет ли все это хоть какое-нибудь отношение к той бабенке, с которой я видела тебя накануне. Марион Старр Сент-Джеймс – так, кажется, ее зовут?

– Так ты еще знаешь и Марион?

Одри удивленно подняла брови:

– Марион? Разве ее так зовут? Я знаю ее не лично, а лишь со слов Харриса. Но я с ней никогда не встречалась, – и она снова улыбнулась своей многообещающей улыбкой. – Харрис так любит говорить обо всем... но после. Он объясняет, что это помогает ему снять напряжение. Болван да и только! Но иногда бывает почище, чем болван, должна в этом признаться. Вам интересно?

– Одри, миленькая, меня не интересует твоя затея, как похитрее возвратить должок.

Она скорчила недовольную гримаску:

– Неужели я тебе не нравлюсь, ну хоть чуточку? – И опять ее пальчик коснулся его губ. – Не ври, Хэм! Твое тело не позволит тебе лгать.

– Да нет же, я говорю, что ты просто прекрасна, – искренне сказал он.

В ответ она широко улыбнулась:

– Но ведь когда я стала болтать насчет минета и насчет того, что спала с Харрисом, тебе же это понравилось?

– Ну что ж, не я придумал мерки поведения женщины.

Она вся задрожала от гнева и отвесила ему увесистую оплеуху.

– Какое ты имеешь право судить обо мне по тому, как я веду себя с мужчинами. А если бы я была одного с тобою пола, ты тоже судил бы обо мне по тем же меркам? Уверена, что нет! Ты бы лишь ухмыльнулся, подмигнул и стал бы рассказывать скабрезные анекдоты про пенисы и про все такое прочее.

Тут она бросила на него свирепый взгляд и продолжала дальше:

– Ты же сам спал с этой Марион Старр Сент-Джеймс. Имел, кого хотел, а почему бы мне не иметь, кого я хочу?

– Но ведь ты замужем.

– Ой, уморил! Ну стань взрослее, пожалуйста, – ухмыльнулась она, лукаво взглянув на Хэма. – Думаю, что тебе лучше прочитать подобную лекцию твоей жене.

– Но ты же не знаешь мою жену!

– А ты не знаешь Леланда Симмонса.

Хэм ничего не ответил, а оглянувшись назад, помахал Харрису Паттерсону и крикнул:

– Приду через минутку!

Обратившись опять к Одри, он спросил:

– Ну так чего ты от меня хочешь?

– Теперь ничего не хочу, – ответила она. – Вижу, что ошиблась адресом. А насчет Харриса я сказала правду. Только вот когда легла к нему в постель и увидела, какой он занудный, тут же смылась от него. Честно говоря, Хэм, я нахожу тебя довольно интересным, более того, даже человечным. Способ, которым ты помог моему сыну, просто великолепен. Мне бы хотелось тоже подходить к нему таким же образом, но не могу: слишком тяжелый груз давит на нас обоих. Не скрою, твое телосложение и привлекло меня, но я разглядела в тебе и некий огонек. Однако теперь я не уверена, что он горит по-прежнему.

– Одри, да я...

– Все в порядке, Хэм, – улыбнулась она. – Я никогда не собиралась вымогать у тебя что-либо. Просто-напросто разыграла сцену. Мне все это было забавно, а тебе, вижу, не понравилось. Поэтому давай забудем о моей шутке. – Она уже было отошла от него на несколько шагов, но, словно опомнившись, вернулась. – Да, кстати, насчет Харриса и той женщины, Сент-Джеймс. Он заканчивает составлять документ, по которому она исключается из довольно странного договора.

– Что ты имеешь в виду под словом «странный»?

Одри широко открыла глаза:

– Я имею в виду: «очень странный».

– А с кем контракт-то? Кто партнер?

Одри сняла с плеча ракетку и слегка ткнула ею Хэма в живот.

– Вот это-то и есть самое пикантное в договоре. – Она мягко улыбнулась. – Партнер не кто иной, как твой папаша.

* * *

– Я слышу их, – шепнул Вулф. – Они очень близко.

Чика быстро зажала ему рот ладонью.

Где-то поблизости скрипнула половица, чей-то голос, лишь немного приглушенный тонкой перегородкой, произнес:

– Получше проверь всю эту проклятую одежду. От этого негодяя всего можно ожидать.

Вулф с Чикой лежали лицом вниз в крохотной потайной комнатке без окон, которую Вулф в свое время раскопал при осмотре апартаментов Лоуренса Моравиа. Лишь ничтожная стенка отделяла их от полицейских из нью-йоркского управления полиции, которые с ног сбились, разыскивая их по всем комнатам.

Как раз в тот момент, когда Бобби Контор загорелся, Чика втащила Вулфа в служебный вход здания, рядом с которым они скрывались под кронами деревьев. Оказалось, что это был тот самый дом, в котором жил Моравиа, и Чика преднамеренно попросила Бобби ехать на улицу Сентрал-Парк-Саут.

Не говоря ни слова, она повела Вулфа мимо мусорных ящиков, потом налево и вниз, и они очутились перед узкой бетонной лестницей. В воздухе ощущалась сырость, слышно было, как где-то рядом из прохудившегося крана капает вода.

По лестнице они поднялись на бетонный помост, весь покрытый масляными пятнами, а в дальнем конце его они увидели дверь большого грузового лифта. Двадцативаттовая лампочка, ввинченная в дешевенький белый керамический колпачок, еле светила, но все же, подойдя к двери, они смогли различить, что рядом не было никакой кнопки вызова – виднелась лишь сигнальная пожарная чека, что соответствовало предписаниям городских властей.

Чика вынула из кармана какой-то странный ключ и, вставив его в замочную скважину, повернула вправо. Дверь открылась, и они вошли в кабину лифта. Внутри тоже не оказалось никакой кнопки, была видна лишь пожарная сигнальная чека. Чика вновь вытащила тот же самый ключ, вставила его в щель и повернула влево, лифт пополз вверх.

– Так вот каким образом ты попадала в квартиру Моравиа!

Чика согласно кивнула головой:

– Только он да я знали этот путь. Поскольку Лоуренс был проектировщиком, то для него не составляло труда предусмотреть и такую штуку.

«И действительно, почему бы не предусмотреть, – подумал Вулф. – Когда ведешь тайную жизнь, нужно предусматривать все пути и способы самозащиты».

Лифт остановился, дверь автоматически открылась, они вышли и очутились в кромешной тьме. Но рассматривать ничего не пришлось: в тусклом свете лампочки из лифта Вулф смог разглядеть лишь бесцветные стены и почувствовать, что начисто потерял ориентировку.

– Осторожнее здесь, – предупредила Чика и скользнула куда-то вниз.

Вулф последовал за ней. Они пошли направо. Вдруг он понял, что коридор кончился. Он знал, что Чика где-то рядом, слышал скрежет металла о металл и звук открывающейся крышки люка. Вулфа овеяло свежим воздухом, пахнущим почему-то сеном, что уж совсем было непонятно в этой обстановке.

Тут Чика куда-то исчезла. Затем зажегся свет, освещая вверху квадратный люк, в который она полезла первой, а потом помогла влезть и ему. Они очутились в знакомой уже Вулфу потайной комнате Моравиа. В ней по-прежнему стояли трюмо и жаровня-ибачи, лежали замшевые перчатки, висели на стене ковер и несколько эротических фотографий. Чика отодвинула подальше тростниковую циновку толщиной чуть более двух дюймов, лежавшую рядом с люком, через который они проникли в Марион– – комнату, закрыла его крышку и, задвинув щеколду, вновь подтащила циновку на место, замаскировав тем самым люк.

– Камивара мертв, – сказала Чика. – Ты применил свою способность «макура на хирума», чтобы убить его. Как теперь чувствуешь себя?

– Хотел бы я знать, правильно ли я поступил, выпустив джинна из бутылки, – ответил Вулф.

– Это хорошо, что ты так думаешь, – сказала Чика. – «Макура на хирума» определенно имеет и негативную сторону. И тебе потребуется время, чтобы увидеть все в истинном свете. – Глаза Чики при этих словах ярко сверкнули. – Мир изменился для тебя, Вулф, и назад пути нет.

Он вспомнил, как она стояла среди луж крови на кухне Джонсона и разговаривала с Сумой. Что они тогда замыслили? Какую игру она затеяла против него, сначала придя на помощь, а затем выдавая врагу? Ему захотелось спросить, какие у нее отношения с Сумой, да и вообще хотелось спросить о многом. Было ясно одно: мир для него изменился и выяснять отношения с Чикой в данный момент не имело смысла. Он должен был осознать суть происходящего. А пока что Вулф находился в сером промежуточном пространстве. Кто друг, а кто враг? Это было для него загадкой. Он не сомневался лишь в том, что Чика хочет привезти его в Токио. Если он окажется там, то, вероятно, найдутся ответы на некоторые из вопросов. А сейчас разумнее всего было не ломать попусту голову и выжидать благоприятного момента.

– Да, назад пути нет, – сказал он. – Я понимаю.

Вслед за этим последовало молчание. Что за ним скрывалось, Вулф определить не мог. Неужели он сделал что-то не так?

Он взглянул на Чику и сказал:

– Мы можем и не выбраться отсюда.

Чика ничего не ответила. Тогда он придвинулся поближе и спросил:

– Зачем Камивара приходил к Джонсону? Кто он такой?

– Он был не просто профессиональным убийцей, если ты это имеешь в виду. Он здесь долго околачивался и знал все ходы и выходы.

– Как и твой контрпартнер?

– Не понимаю, что ты хочешь сказать.

– Я говорю о Суме.

– Нет, Сума – другое. – Она на минутку задумалась. – Камивару должны были отозвать отсюда еще некоторое время назад. Думаю, что решение об этом уже было принято. Он стал... бесполезным.

– Ты имеешь в виду, что он слишком долго не был дома?

– Не совсем так. – Чика секунду помолчала. – Полагаю, что чувство реальности настолько покинуло его, что он перестал быть полезным для общества Черного клинка.

– Ты хочешь сказать, что он тронулся умом?

– Вполне возможно.

У Вулфа снова возникло ощущение, что он делает что-то не так. Ему, видимо, не стоит сейчас вступать с Чикой в конфликт, подозревая ее во лжи или, по крайней мере, в том, что она не раскрывает всей правды. Тут и слепому ясно, что ее не испугаешь.

Вулф подумал о Бобби, мгновенно сгоревшем в страшном огне. Вот он что-то кричит, спасая их жизнь, а в следующий миг его не стало. Общество Черного клинка пытается разделаться и с ним, а федеральная военная разведка, едва завербовав его, предпринимает ту же попытку. Так что он уже и не понимает толком, кто же подставил его – Сума или «призраки» и разведка. Все это похоже на войну. Впрочем, как сказала Чика, война уже идет, и его втянули в нее.

«Думай, черт бы тебя побрал, – бранил он себя, – думай. Соображай, в качестве какого оружия тебя используют». Но думать он пока что мог лишь о смерти Бобби и о последней скудной информации, которую тот выдал, – о том, что Бризарду кто-то сообщил о его местонахождении. А сделать это могла только могущественная организация, соткавшая паутину от Токио до Вашингтона, через человека по имени Шипли из министерства обороны. Кто-то в этом министерстве заинтересован в том, чтобы его, Вулфа, убрали.

Он был убежден, что у всех этих разрозненных несостыковывающихся мыслей есть что-то общее, надо только заметить его. Важнее другое. Он вдруг понял, что для кого-то он является чем-то большим, чем он сам мог себе это представить.

И тут он подумал о той картине, которую Чика позволяет ему мысленно рисовать, и о большом жюри присяжных заседателей, которому из офиса окружного прокурора представят улики и доказательства, необходимые для вынесения вердикта, если его отдадут под суд. И он попросил Чику:

– Расскажи мне побольше о клубе Запретных грез.

– Взгляни на фотографии на этой стене.

Вулф посмотрел на них. Он уже немного привык к ее отвлеченным ответам на вопросы и, к своему удивлению, находил, что ему даже нравится ломать голову над ее словами и как бы просеивать их, подобно тому, как его отец просеивал опалы там, в шахте, в далекой-далекой Австралии. Вулф смутно понимал, что Чика таинственным образом воздействует на него, принуждает покончить с прежней жизнью.

– Что ты нашла в этой теме такого, что заставило тебя фотографировать?

– Если я правильно поняла, – ответила она, – ты имеешь в виду фотографии, на которых отражен процесс фиксации женщин.

– Да, именно их.

– Тебя что, заинтересовала эта тема?

– Признаюсь, от этих фотографий трудно отвести взгляд.

– Да, трудно. А знаешь почему?

– Не знаю.

– А по-моему, знаешь.

– Ну хорошо, – согласился он. – Возможно, из-за их оторванности от жизни. Все они – как бы сцены из спектакля.

– Правильно. Причем из лучшего спектакля. Смысл этих сцен означает открытие правды, спрятанной в глубине, подобно жемчужине, находящейся в теле моллюска. Потому что с помощью фантазии, Вулф, легче изучать психику индивидуума. – Она повернулась к нему. – Видишь ли, навязчивая страсть Лоуренса заключалась не в сексе как таковом, а в создании фантазии секса, с помощью чего он мог изучать скрытые стороны человеческой души. Для него это была единственная правда, представляющая подлинную ценность. – Она показала рукой на фотографии. – Просматриваешь ли ты единую тематику, которая объединяет все эти работы?

– Нет.

Улыбнувшись, она сказала:

– Иди сюда, детектив. Раз уж ты обнаружил это убежище, то должен и суметь определить, что объединяет эти фотографии.

Вулф стал приглядываться более внимательно к каждой детали изображений. Что-то привлекло его внимание в лицах фотомоделей. И хотя все они были густо затенены или сняты полуанфас, он все же сумел уловить на одном снимке линию щеки, на другом – изгиб губ, на третьем – резкий излом брови. Затем добавил к ним знакомый силуэт.

– Все эти девушки, очевидно, с Востока, – предположил он.

– Да, они японки. – Чика подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. – Я повстречала Лоуренса в определенный час и в определенном месте – в храме Запретных грез. Вот там-то я и сделала эти фотоснимки.

– Боже мой, и все это он видел собственными глазами? Что же это, черт побери, за клуб такой?

– Это самый что ни на есть центр деятельности общества Черного клинка.

У Вулфа внезапно закружилась голова, и на мгновение он коснулся Чики.

– Помнишь тот вечер в твоей квартире? – спросил он. – Почему ты занималась мастурбацией, хотя и знала, что я наблюдаю за тобой из соседней комнаты?

– Я всего лишь делала то, чего ты хотел. А ты хотел, чтобы я это делала, Вулф. Я уже говорила тебе об этом.

– А я и тогда не понял, и сейчас не понимаю.

– Думаю, что понимаешь. – Глаза у нее сверкнули мягким светом. – Разве тебе не хотелось, чтобы я поиграла со своим телом?

– Конечно, нет. Я... – И он вдруг замолк на полуслове, с трудом проглотив слюну. По правде говоря, был момент, когда он мысленно произнес: «Хотел бы я видеть, как она ублажает сама себя».

– Тот генератор в квартире – это своеобразное сердце гигантского зверя, моего зверя. Он выполняет роль экрана, создавая ультразвуковые помехи, заглушающие и блокирующие поле «макура на хирума». Он экранирует мое поле и прячет меня от «Тошин Куро Косай». Он же был включен в тот вечер, помнишь?

– Да, помню.

– И все же я почувствовала твое желание столь сильно, что оно проникло сквозь ультразвуковое защитное поле. Примитивные эмоции обычно достаточно сильны, чтобы пробить защитный барьер такого рода. Вот почему энергия «макура на хирума» проявляется особенно мощно, когда ее носителя охватывает вожделение, когда подобные эмоции вырываются на свободу.

Вулф снова вспомнил, как Белый Лук повел его на промерзшую плайю. Он не раз задумывался над тем, почему дед выбрал именно то время. Теперь стало ясно: это было время полового созревания его внука.

– Мы, по-видимому, можем чувствовать ауру друг друга, – сказал он, – но я знаю, что ни Камивара, ни Сума не могли уловить моей ауры. Похоже, я был для них как бы невидим...

– Нет, неверно, – не согласилась Чика. – Стена может быть и чистой, без всяких знаков, тем не менее ты знаешь, что это стена. Твоя аура уникальна. С тобой ничего не происходит, и ты им кажешься как бы не существующим.

– Но ведь ты же уловила мою ауру. Ты же сама сказала, что смогла в тот вечер в своей квартире почувствовать мое присутствие даже сквозь помехи, создаваемые генератором.

– Между нами что-то произошло, – заключила Чика.

Она не отодвигалась от него, и он опять ощутил с близкого расстояния то же поле сексуальности, которое столь сильно возбудило его в той странной атмосфере, возникшей в ее квартире, когда он следил за ней из гостиной. Теперь ему стало понятно происхождение того возбуждения: сказывалось слияние ее и его «макуры на хирума». И он высказал предположение:

– В таком случае ты хотела меня не меньше, чем я тебя.

Он почувствовал, как от нее исходят волны, словно тепло от нагретых летом городских улиц, только это было тепло особого рода, приятное, обволакивающее, вызывающее томление, подобное тому, которое испытывает шестнадцатилетний юноша при виде молоденькой девушки, внезапно одарившей его из толпы ласковой улыбкой. Но вместе с этим он испытал щемящее чувство тоски, поднимающееся в сердце в момент расставания с кем-то бесконечно дорогим.

Приложив ладонь к левой половине его груди, она шепнула:

– Я слышу, как бьется сердце гигантского зверя.

Вдыхая исходящий от нее запах и чувствуя, что никогда не сможет насытиться этим ароматом, он спросил:

– Твоего зверя?

– Еще не знаю... – Щекой, нежной и гладкой, как шелк, она потерлась о его небритый подбородок. – Он вот-вот пробудится.

Сначала ему показалось, что он почувствовал вкус персика, потом он услышал глубокий стон, сорвавшийся с уст Чики, и непроизвольно застонал сам. В ней зажегся слабый огонь, постепенно разгораясь. Вскоре он охватил все ее существо, все вокруг, а его жар, раздуваемый обоюдной страстью, превратил его самого в огнедышащий вулкан.

В кромешной темноте их ауры, воздействуя друг на друга, многократно усилились, когда они замерли, обняв друг друга. Наконец-то стало осуществляться сильнейшее желание Вулфа, охватившее его с того самого момента, когда он впервые увидел Чику.

Атмосфера, горячая и густая, как смола, еще более сгустилась. Вулф начал медленно раздевать Чику, она слабо застонала. Он приник лицом к ее груди и нежно поцеловал один сосок, затем другой.