Текст книги "Журнал «Если», 1994 № 04"

Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел

Соавторы: Уильям Тенн,Владимир Войнович,Мишель Демют,Майкл Коуни,Йохан Хейзинга,Джудит Меррил,Леонид Гозман,Александр Суворов,Татьяна Гаврилова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Может быть, подобно индейцам Тэнна, нам удастся выдержать все выпавшие на нашу долю перегрузки, и соотечественники внесут оживление в западную цивилизацию? Илья Муромец лежал на печи, лежал, а потом взял свою палицу и…

– Между прочим, неправда, что русские не умеют работать На Западе, вправленные в нормальную систему и нормальные деловые отношения, они работают вовсе не хуже других. Просто сейчас здесь огромное число людей действует во вред стране, ее нормальному развитию Почти десять лет идет топтание на месте. Это как посадить летчика в самолет, колеса которого прикованы к земле цепью. «Смотрите, он не может взлететь на таком прекрасном самолете!» Реформы все время тормозились, пока люди не стали разуверяться в них. Дело постоянно подменялось пустыми разговорами. Без конца обсуждали, например, где расселять военных Но разве нельзя было миллионы мающихся от безделья солдат направить на строительство самим себе жилья? За один год проблема была бы снята Повторяю, капитализм и демократия – всего лишь условия существования, которые необходимо обеспечить, чтобы начала складываться в стране нормальная жизнеспособная конструкция, система «не будем гадать относительно ее названия) Этого требует обычный инстинкт самосохранения; вне общей цивилизации развитие невозможно а мы все стоим на берегу речки и гадаем, как плыть. Саженками? Брассом? Или, может, на спине? Не холодная ли в речке вода? Вместо того чтобы взять и переплыть Как-нибудь но доплыть, иначе утонешь.

А Илья Муромец? Пусть скорее бросает свой топор или палицу, кончает пару университетов садится за компьютер… Япония тоже училась сначала у тех, кто умнее. России не мешает сделать то же самое. Сначала поучиться, потом научиться, а дальше можно будет говорить серьезно. В России много умных людей, людей талантливы даже гениев – зачем им соглашаться на роль дворников?

– И все же, нет ли желания вернуться к жанру утопии? Нарисовать картину очередного прекрасного будущего?

– Лучше, пожалуй, заняться нравоучительным семейным сериалом для телевидения. Бессмысленно показывать людям чужую красивую жизнь; кажется, на ТВ по всем программам идут сериалы разных стран и народов. Знаю, что в Германии отечественные «мыльные оперы» собирают множество зрителей а поднимаемые в них проблемы часто связанные с реальной жизныо общества) волнуют граждан гораздо сильнее, чем дебаты канцлера Коля со своими оппонентами. Жизнь России сегодня подсказывает множество тем и сюжетов. Порядок имеет смысл наводить в настоящем.

«Они то веселы, то печальны, то льют слезы, то смеются, то вздыхают и вообще постоянно пребывают вне себя. Очнувшись, они говорят, что сами не знают, где были – в теле своем или вне тела, бодрствовали или спали; они не помнят, что видели, что говорили, что делали, все случившееся представляется им как бы в дымке тумана или сновидения. Одно они знают твердо: беспамятствуя и безумствуя, они были счастливы. Поэтому они скорбят о том, что снова образумились…»

Эразм Роттердамский. «Похвала глупости».

Эрик Фрэнк Рассел
ВАШ ХОД

Пленника сковали на славу – по рукам и ногам. Стражники помирали со смеху, гладя на его неуклюжие подскоки (щиколотки стянуты цепями) и, развлекаясь, гнали по коридору все быстрее. Под звон кандалов его впихнули в большую комнату; кто-то указал на стул перед длинным столом, кто-то толкнул пленника с такой силой, что он едва не плюхнулся мимо сиденья. Короткий темный ежик волос чуть встопорщился, и это была единственная заметная реакция. Пленник поднял глаза – такие светлые, что зрачки, казалось, были вморожены в лед – и в упор взглянул на сидящих за столом, без приязни или вражды, злобы или заискивания. Бесстрастный, оценивающий взгляд – и на удивление спокойный.

На лицах семерых гомбарийцев можно было прочесть разные чувства: насмешку, отвращение, удовлетворение, любопытство, ликование, высокомерие. Они казались гуманоидами, но примерно в той же степени, что и горилла.

– Итак, – пришепетывая на каждом третьем слоге, начал тот, что сидел в центре, – ваше имя Уэйн Тейлор?

Ответа не последовало.

– Вы прибыли с планеты, именуемой Терра? Человек молчал.

– Незачем тратить время, Паламин, – вступил сидящий по левую руку от главного. – Не хочет отвечать по доброй воле, заставим.

– Разумеется, Эккстер, – и Паламин вытащил увесистый молоток, широкий с одной стороны, узкий и заостренный с другой. – Как вам понравится, существо без имени, если мы раздробим ваши кости, начав с конечностей?

– Мне это не понравится, – признал Уэйн Тейлор.

– Весьма разумно, – одобрил Паламин, со значением выложив молоток на середину стола. – Вас обучали языку, так что даже несмотря на природную тупость, вы способны понять наши слова. Так или иначе, но вам ПРИДЕТСЯ все рассказать.

– Добровольно или по принуждению, – встрял Эккстер, облизывая губы. Иного выбора нет.

– Совершенно верно, – подтвердил Паламин. – Поэтому постараемся избежать болезненных эпизодов. Ваше имя Уэйн Тейлор и вы прибыли с планеты, называемой Терра?

– Я сообщил об этом в первый же день.

– Знаю. Но тогда мы плохо понимали друг друга, и лучше избежать недоразумений. С какой целью вы высадились на Гомбаре?

– Я уже объяснял. Не по собственному желанию. Это была вынужденная посадка, на корабле произошла авария.

– И поэтому вы его взорвали? Вместо того, чтобы выйти на связь и просить помощи?

– Ни один террианский корабль не должен попасть в руки врага, – произнес Тейлор ровным голосом.

– Врага?! – Паламин довольно успешно изобразил оскорбленное достоинство, хотя при его физиономии это была непростая задача. – Вы, терриане! Абсолютно ничего о нас не знаете и все же имеете наглость считать врагами?

– Что-то не припомню встречи с распростертыми объятиями, – огрызнулся Тейлор. – Обстреляли корабль, когда он снижался, обстреляли меня, когда я из него вышел. Потом гнались добрых двадцать миль, схватили, избили и доставили сюда.

– Солдаты просто исполняли свой долг, – заметил Паламин.

– Меня могли уложить на месте… не будь ваши вояки самыми жалкими мазилами по эту сторону Сигни.

– Сигни? Что такое Сигни?

– Звезда.

– Да кто ты такой, чтобы критиковать нашу армию?! – возник Эккстер.

– Землянин, – сообщил Тейлор, пожимая плечами с видом человека, которому больше нечего сказать.

– Это ничего не значит, – сердито бросил Эккстер.

– Так будет значить.

Паламин перехватил инициативу.

– Если бы Терра желала вступить в контакт, она могла послать большой корабль с официальными представителями, не так ли?

– Не думаю.

– Почему же?

– Мы не привыкли рисковать важными персонами и большими кораблями, когда нет уверенности, какой прием их ожидает.

– О! И каким же образом вы получаете информацию?

– Из докладов косморазведки.

– А! – Паламин огляделся с гордостью пигмея, заарканившего слона. – Вот оно, признание! Вы просто шпион!

– Чушь. Шпионы не врываются в атмосферу с грохочущими двигателями.

– Молчать! – рявкнул субъект с тяжелой челюстью, сидевший справа. – Ты тот, кем мы тебя считаем, потому что это наше мнение.

– Как вам будет угодно, – не стал спорить Тейлор.

– Именно так нам и будет угодно!

– Не волнуйтесь, дорогой Боркор, все будет в полном порядке, – утешил его Паламин и вернулся к пленнику:

– Численность вашей расы?

– Около двенадцати сотен миллиардов.

– Он лжет! – вскричал Брокер, бросая жадный взгляд на молоток.

– Одна планета не может прокормить такое количество жителей, – поддержал его Эккстер.

– Люди обитают на многих планетах.

– Он лжет, – резюмировал Боркор.

Паламин, сделав умиротворяющий жест, спросил:

– Сколько у вас космических кораблей?

– Сожалею, но рядовые шпионы не допущены к статистике Космофлота, холодно отрезал Тейлор.

– Не имею ни малейшего представления.

– Но КАКОЕ-ТО представление должно быть?

– Что ж, если вас устроит догадка…

– Итак?

– Миллион.

– Невероятно! Полный абсурд!

– Ну хорошо. Тысяча. Любое число. Лишь бы оно вам нравилось.

– Так мы ни к чему не придем, – проворчал Боркор.

– А чего вы, собственно, ожидали? – заявил Паламин. – Мы тоже, снаряжая шпиона на Терру, наверняка позаботились бы, чтобы он не мог выдать важных секретов и знал только самое необходимое. Кто является идеальным шпионом в конце концов? Круглый невежда с острым глазом!

– Я полагаю, что идеальный шпион прежде всего неуловим, – съехидничал Эккстер.

– Благодарю за мудрые слова! – вклинился Тейлор. – Будь я подлинным шпионом, не видать бы вам ни меня, ни моего корабля – точнее, его обломков.

– Ладно, оставим это. Куда вы направлялись, пока не… ээ… вынуждены были сесть на Гомбаре?

– В соседнюю систему.

– Игнорируя нашу?

– Вот именно.

– Почему?

– Такова была карта полета.

– В высшей степени неубедительно! – Паламин откинулся на спинку стула, неодобрительно взирая на допрашиваемого. – Космический исследователь якобы стремился к дальней системе, не уделяя никакого внимания ближней. Где логика?

– У двойной звезды около сорока планет, у вашей

– только три. Какой будет выбор, думаю, понятно.

– Мы заселили и освоили все три планеты!

– Откуда нам было знать? Сюда еще никто не летал.

– Что ж, теперь вы знаете, – бухнул Эккстер, вложив в свои слова гордость, круто замешенную на угрозе.

– Знает пока только один, – поправил его Паламин, – остальные в неведении. И чем дольше они будут пребывать в этом состоянии, тем лучше для нас! За это время мы сумеем подготовиться к любому нападению.

Судьи одобрительно зашушукались.

– Вот-вот, – констатировал Тейлор.

– Что такое?

– Вы, гомбарийцы, принимаете за аксиому, будто любая встреча в космосе непременно приводит к столкновению и затем к войне.

– Гомбарийцы были бы последними кретинами, если бы думали иначе, позволив застать себя врасплох! – заявил Паламин.

Тейлор вздохнул.

– Наш народ расселился на сотне планет, причем без всяких конфликтов. И знаете почему? Земляне никогда не суются туда, где их не хотят видеть.

– Могу себе представить, – заметил Паламин со всем доступным ему сарказмом. – Кто-то запрещает вам, и вы радостно повинуетесь. Это же противоречит природному инстинкту!

– ВАШЕМУ природному инстинкту. МЫ не видим смысла тратить деньги на войну вместо исследований и торговли.

– Уж не хотите ли сказать, что у вас нет боевых кораблей?

– Отчего же, есть.

– И много?

– Вполне достаточно.

– Пацифисты, вооруженные до зубов! – патетически воскликнул Паламин, а остальные обменялись понимающими улыбками.

– Лжецы всегда проговариваются, – авторитетно провозгласил Эккстер, сверля пленника взглядом. – Если уж Терра так старается избежать неприятностей, зачем вообще иметь боевой флот?

– Наш принцип – живи сам и давай жить другим. Но нет никакой гарантии, что все космические расы его разделяют.

– Нельзя ли подробнее?

– Мы никому не угрожаем. Однако может случиться, что кому-то взбредет в голову угрожать нам.

– И тогда вы начнете войну?

– Начнут другие. Мы ее закончим.

– Он нас дурачит, – недобро усмехаясь, Эккстер обратился к Паламину. Ладно, пусть терриане обосновались на сотне планет, чему я лично не верю. На большей их части они не встретили сопротивления, либо по причине отсутствия разумной жизни, либо потому, что туземные племена слишком слабы и, понимая, что борьба бесполезна, не сопротивляются. Но если планета сильна и намерена постоять за себя, как Гомбар, Терра заявляет, что ей угрожают, и война получает моральное оправдание!

– Что скажете? – спросил Паламин. Тейлор опять пожал плечами.

– Там, откуда я прибыл, политический цинизм давно вышел из моды. Боюсь, что вы отстали в развитии на несколько тысяч лет.

– И мы позволим этому арестантишке безнаказанно оскорблять нас? взорвался Эккстер. – Предлагаю приговорить его к казни и разойтись по домам. Честно говоря, меня это уже начиняет утомлять.

– Меня тоже, – поддержал один из молчунов.

– Терпение, терпение, – посоветовал Паламин и обратился к Тейлору:

– Вы утверждаете, что получили приказ обследовать систему двойной звезды Харлор-Риди?

– Если речь идет о ближайшей системе, то да.

– Предположим, что на самом деле вам поручено осмотреть систему Гомбара. Вы бы сделали это, не так ли?

– Я подчиняюсь приказу.

– Для выполнения тайной миссии вы спускаетесь на планету тихо и незаметно…

– Необязательно. Если первое впечатление благоприятно, я вступаю в контакт.

– Опять увертки! – прорычал Эккстер.

– А если первое впечатление неблагоприятно? Как вы поступите? – спросил Паламин.

– Полагаю, как любой на моем месте. Вначале – сбор информации, потом решение.

– Так-так. Шныряли бы, значит, по планете, стараясь вписаться в среду?

– Разумеется.

– И если мы не производим, как вы выражаетесь, благоприятного впечатления, агент объявляет нас враждебно настроенными?

– Возможно.

– Этого достаточно! Несомненно, вы шпион! А по приказу или по какой иной причине вы суете нос в нашу или любую другую систему, не имеет значения. Все согласны?

– Все! – ответил дружный хор.

– Для таких преступников существует только одна кара. Смертная казнь. Стража, увести!

Первый страж хорошо отрепетированным взмахом ноги выбил из-под пленника стул, а второй столь же непринужденно предотвратил падение, отвесив ему крепкого пинка в зад. Затем они потащили осужденного к двери так быстро, что тот споткнулся и чуть не упал. Однако террианин все же успел обернуться и еще раз взглянул на членов трибунала странными, слишком светлыми и холодными глазами.

Когда старший тюремный надзиратель принес ужин, Тейлор спросил:

– Как у вас казнят?

– А как у вас?

– Никак. У нас нет смертной казни.

– Нет смертной казни?

Тюремщик изумленно выкатил глаза. Он поставил поднос прямо на пол и, бросив незапертой решетчатую дверь, присел на нары. Тейлор отметил, что кобура с ручным оружием при этом оказалась на расстоянии вытянутой руки.

– Даже для опасных преступников?

– Тех, кого можно вылечить, исцеляют. Неизлечимых ссылают на особую планету. Там они могут сражаться с себе подобными сколько угодно.

– Какое расточительство планетных ресурсов, – выразил свое мнение надзиратель. Улыбаясь, он вытащил пистолет, прицелился в стену и нажал на спуск. Ничего не случилось.

– Не заряжен. Тейлор промолчал.

– Нет смысла отнимать. Нет смысла бежать. Стальные двери, сложные замки, заряженные ружья – все это снаружи.

– Прежде чем решиться на подобное, мне пришлось бы избавиться от оков, заметил Тейлор. – Как насчет подкупа?

– А что ты можешь дать? Кроме одежды, у тебя ничего нет. Да и ту сожгут после казни.

– Ладно, оставим это, – пленник громко погремел кандалами, глядя на них с отвращением. – Так каким же способом меня будут лишать жизни?

– О, тебя просто публично удавят, – информировал его собеседник, странно облизываясь. – Правосудие, знаешь, должно совершаться на глазах народа. Превосходный дисциплинирующий эффект, – он опять облизнулся, – и бесподобное зрелище.

– Охотно верю.

– Тебя поставят на колени спиной к столбу, руки и ноги свяжут. В столбе есть такая дырочка, в нее пропущен шнурок, его наденут тебе на шею. А с обратной стороны под шнурок просунута палка, ее крутит палач и затягивает петлю. Быстро или медленно, это уж какое у него будет настроение.

– По-видимому, мастер своего дела продляет агонию, затягивая и ослабляя удавку несколько раз? – высказал предположение Тейлор.

– Нет-нет, это запрещено, – заверил его тюремщик. – Только не во время смертной казни. На допросах – пожалуйста, а так нельзя. Мы же порядочные люди, не звери какие-нибудь.

– Да, это утешает.

– Не волнуйся, с тобой покончат быстро и эффектно. Я повидал много казней, и все они были совершены в лучших традициях. Ну знаешь, когда тело трепыхается, глаза вылезают из орбит, язык вываливаться и чернеет. Тебе совершенно не о чем беспокоиться.

– Я так и понял, – сухо заметил Тейлор. – В конце концов, мне нечего терять, кроме собственного дыхания. И когда состоится церемония?

– О, сразу же после окончания игры.

– Игры? В первый раз слышу!

– Ну, по традиции приговоренный должен сыграть последнюю игру с искусным игроком. Казнят после того, как он закончит партию.

– Победой или поражением?

– Какая разница?

– Не понимаю, – нахмурился Тейлор.

– Конечно, ты же чужак. Но согласись, что приговоренный к смерти имеет право, даже привилегию бороться за то, чтобы оттянуть последнюю минуту.

– Довольно бессмысленная борьба, если подумать.

– Не скажи! Каждая минута драгоценна для смертника, – он с энтузиазмом потер руки. – Клянусь, от этих матчей просто захватывает дух!

– Да?

– Видишь ли, преступник не может играть в привычной манере. Во-первых, он постоянно думает о казни, а у его противника такой проблемы нет. Во-вторых, он не может позволить себе ни выиграть, ни проиграть и должен всячески затягивать матч. И, разумеется, он все время на пределе сил – умственных и физических.

– Понимаю. Это действительно может быть забавно.

Старший надзиратель смачно причмокнул и облизнул губы.

– Ах, сколько раз я видел, как осужденный во время игры буквально обливался холодным потом! И вот финальный ход, он теряет сознание и падает со стула, мы подхватываем его и тащим, как мешок. Когда преступник приходит в себя, он уже на коленях перед толпой, ждущей первой закрутки…

– Игра не стоит свеч, – заключил Тейлор. – Долго продержаться не сможет никто.

– Да, как правило, матч не затягивается… Однако бывают исключения. Нескольким прожженным игрокам удавалось оттянуть финал на четыре, даже пять дней. Был у нас один профессиональный алезикер; он, понятно, выбрал алезик и ухитрился продержаться шестнадцать дней! Причем играл так хорошо, что после казни даже палач всплакнул. О видеозрителях, оставшихся без роскошного зрелища, нечего и говорить.

– А, так вы записываете эти матчи на видео?

– Еще бы! Самое популярное шоу. Граждане просто прилипают к экранам, уж поверь мне на слово.

– Хм!

Тейлор слегка задумался.

– А если звезда экрана затянет игру на год или дольше… матч прекратят?

– Ни в коем случае! Запрещено казнить преступника прежде, чем закончит последнюю игру. Если хочешь, можешь считать это древним суеверием, возведенным в ранг закона. Более того, во время матча преступника положено кормить всем, чего его душа пожелает. Правда, у большинства нет аппетита.

– В самом деле?

– О, они так нервничают, что желудок отказывается принимать пищу. Некоторых даже тошнит во время игры. Тут уж можно биться об заклад, что больше дня такой игрок не протянет.

– Вижу, вы недурно развлекаетесь.

– Не без того. Но меньше, чем хотелось бы! Плохие игроки безумно раздражают. Несколько дурацких ходов – и его тащат к столбу, а публика выражает недовольство. Но уж когда попадется преступник с сильным характером это незабываемое сражение.

– Боюсь, у меня нет шансов. Я не знаю ни одной гомбарийской игры, а вы не знаете наших.

– Всему можно научиться, к тому же выбор – за тобой. Конечно, не дозволяется играть на свежем воздухе без кандалов… Матч проводится в тюрьме, и игра, сам понимаешь, должна быть камерной. Хочешь совет?

– Валяй.

– Вечером придет чиновник узнать твой выбор, чтобы подыскать подходящего партнера. Так вот: не учись нашей игре, выбери вашу, террианскую. Выступая на собственном поле, получаешь какое-никакое преимущество.

– Совет неплох… если бы поражение означало смерть, а победа – жизнь. Но в данной ситуации…

– Я же говорил, результат не имеет значения.

– Вот именно. Что же я тогда выбираю?

– Смерть завтра утром или смерть послезавтра утром. А может быть, даже через несколько дней.

Тюремщик поднялся, вышел из камеры и, запирая решетку, пообещал:

– Я принесу пособие по настольным играм. До вечера времени еще много.

– Благодарю, – сказал узник. – Право же, не стоит беспокоиться.

В одиночестве Уэйн Тейлор предался невеселым размышлениям. Конечно, профессия косморазведчика – из числа самых рискованных, и кому лучше знать об этом, как не самим космическим бродягам. Однако все они радостно кидались в авантюры, полагаясь на древнее изречение: мол, беда всегда случается с соседом. Что же, вот и он попал в переделку. Тейлор двумя пальцами оттянул воротник, который вдруг стал тесноват.

Когда его корабль пробил облака и попал под яростный обстрел двух самолетов, он нажал кнопку ТРЕВОГА, и передатчик начал посылать краткую, но весьма сложную последовательность цифр: координаты планеты и ее статус: ВРАЖДЕБНАЯ ТЕРРИТОРИЯ. Еще раньше, за много тысяч миль до Гомбара, Тейлор сообщил о необходимости аварийной посадки и указал те же координаты. Кнопка Т, следовательно, подтверждала предыдущий рапорт и вдобавок должна была вызвать серьезные опасения за судьбу пилота. Он прикинул: пока корабль опускался, сигнал тревоги был послан не менее сорока раз.

После посадки Тейлор включил систему самоликвидации, покинул корабль и бросился бежать. Самолеты выписывали виражи над его головой. Один из них спикировал на корабль как раз в тот момент, когда он взорвался, и разделил его участь. Второй тут же набрал высоту, но продолжал «пасти» беглеца. Судя по стремительности появления вооруженных отрядов, Тейлору крупно не повезло: он исхитрился угодить в милитаризованный район, кишмя кишащий жаждущими крови туземцами в униформе. Все же он заставил их побегать: поймали его лишь через шесть часов и на двадцатой миле, что явно не понравилось солдатам, выразившим неодобрение с помощью кулаков и крепких ботинок.

Тейлор, конечно, не знал, приняла ли Терра сигнал тревоги. Но вероятность этого была достаточно велика, поскольку передача шла по каналу высшего приоритета с круглосуточным прослушиванием. У него не было ни малейших сомнений, что, получив сообщение, руководство немедленно начнет спасательную операцию. Однако даже самые оперативные действия его уже не спасут. Правда, в ближнем секторе пространства патрулирует как раз «Маклин», самый большой, самый современный и мощный боевой корабль Терры. Но даже если он находится в ближайшей к Гомбару точке своей обычной траектории и сменит курс немедленно все равно потребуется минимум десять месяцев хода на максимальной тяге. Если же «Маклин» временно отозван на базу, а патрульную службу несет какое-то старое судно… придется ждать его года два.

Ровно на два года больше, чем нужно. И десять месяцев ничуть не лучше – у него не было и десяти недель. Да что там – вряд ли можно рассчитывать даже на десять дней. Время неумолимо – его не растянешь для человека, не сократишь для корабля.

Вернувшийся с книгой надзиратель просунул ее сквозь решетку:

– Вот, читай. Язык ты знаешь вполне сносно.

– Благодарю.

Растянувшись на нарах, Тейлор изучал текст быстро, но внимательно. Часть страниц он лишь бегло проглядел: речь шла о детских играх, простеньких и чересчур коротких, чтобы принимать их во внимание. Он не слишком удивился, обнаружив местные варианты игр, хорошо известных на Терре. На Гомбаре, к примеру, играли в карты (восемьдесят листов десяти мастей в колоде). Алезик оказался усложненной версией шахмат (четыре сотни клеток, сорок фигур у игрока). Именно алезикеру удалось продержаться шестнадцать дней, и – судя по описаниям – это единственная игра, в которую можно играть ДОВОЛЬНО ДОЛГО. Какое-то время Тейлор колебался, размышляя, выдержат ли устроители (и видеопублика) зрелище матча, где игрок совершает один ход за десять часов… и решил, что вряд ли. К тому же он никак не мог помешать искусному партнеру делать ответный ход за несколько секунд.

Какой тип игры необходим в его ситуации? Прежде всего она должна замедлять ответные ходы противника, как бы гот ни стремился ускорить дело. И это должна быть явная и несомненная игра, а не какой-нибудь фокус, поскольку либо судьи, либо противник его рано или поздно раскусят. Да, игра, но такая, которую никто не может ни выиграть, ни проиграть, сколько бы усилий ни прилагал…

Но подобной игры не существует. Ее нет ни на трех планетах Гомбара, ни в ста мирах Терры, ни в одной из галактических систем, включая еще не открытые. Ее просто не может быть, поскольку мыслящим существам нужен результат. Кто в здравом уме станет тратить время – не считая умственных и физических сил – на игру, с которой нельзя покончить к удовлетворению всех присутствующих и себя лично. Да никто!

Никто?

«…И когда последний шаг будет завершен, завершатся и предначертания Создателя, и в тот же день, в тот же час, в ту же самую минуту Вселенная взорвется и исчезнет…»

Тейлор вскочил и начал шагать по камере из угла в угол, как тигр в клетке; его холодные глаза оставались бесстрастными.

Чиновник являл миру огромное брюхо, круглые свиные глазки и намертво приклеенную елейную улыбку. Более всего он походил на шпрехшталмейстера, готовящегося объявить гвоздь программы.

– А! – сказал он, бросив быстрый взгляд на книгу. – Я вижу, вы ознакомились с нашими играми?

– Немного.

– Надеюсь, ни одна вам не подошла?

– Надеетесь? – Тейлор воззрился на него с некоторым любопытством. Почему?

– Состязание по правилам чужого мира явилось бы желательной освежающей переменой. Совершенно новая игра – это же бездна новых возможностей! Конечно, – поспешно добавил он, – если ее правила будут понятны зрителям и ваша победа не окажется слишком скорой.

– Что ж, пожалуй, – задумчиво сказал Тейлор. – Признаюсь, мне самому приятнее иметь дело с чем-нибудь знакомым.

– Превосходно! Просто великолепно! – поощрил его чиновник. – Значит, террианская игра?

– Совершенно верно.

– Существуют определенные ограничения.

– Какие же?

– Был у нас осужденный, пожелавший состязаться в ловле солнечных зайчиков. Это, как вы понимаете, сущая бессмыслица! Вы имеете право лишь на такую игру, которая содержит реальную основу, причем результат не должен вызывать сомнений.

– Понятно.

– Кроме того, нельзя выбрать игру, требующую сложного и дорогостоящего оборудования. Все аксессуары должны укладываться в разумные пределы.

– Это все?

– Ах да, правила игры! Они не должны предполагать разных толкований. Во время матча арбитр не допустит никаких отклонений, изменений и дополнений.

– Кто должен оценить мой выбор?

– Это сделаю я.

– Прекрасно. Я предлагаю… – Тейлор детально объяснил процедуру, затем попросил перо, бумагу и набросал грубый чертеж. Когда он закончил, чиновник аккуратно сложил рисунок и спрятал его в карман.

– Странная игра, – вынужден был признать он. – Вы меня даже несколько разочаровали. Слишком уж все просто. Вы уверены, что продержитесь хотя бы день?

– Надеюсь.

– Два дня?

– Если повезет.

– Без везения тут и впрямь не обойтись. – Он ненадолго задумался, потом покачал головой. – Да, обидно. Я мечтал о чем-нибудь наподобие алезика, только еще хитроумнее. Публика получила бы удовольствие, а вы – несколько лишних дней жизни. А если бы удалось побить рекорд… ах, какое бы воцарилось ликование!

– В самом деле?

– Ну конечно. От чужака все ожидают чего-то необычного.

– Это я и предлагаю, не так ли?

– Ну да, ну да, – чиновник все еще был слегка расстроен. – В конце концов это ваша жизнь и ваша борьба.

– Когда настанет конец, мне некого будет винить, кроме себя, не так ли?

– Согласен с вами. Игра начнется завтра, ровно в полдень, и с этого момента все будет зависеть только от вас.

Он удалился, и, когда его тяжелые шаги стихли, тут же появился старший надзиратель.

– Что? – выдохнул он. – Что ты выбрал?

– Я? Арки-маларки.

– О! Что это такое?

– Террианская игра.

– Класс! – тюремщик потер руки. – Разрешение, конечно, получено?

– Разумеется.

– Значит, ты готов сражаться за лишние дни жизни! Только постарайся избежать ловушки.

– Какой?

– Твой партнер начнет игру с установкой на быструю и убедительную победу, так положено. Но если он решит, что выиграть не сможет, то станет играть на поражение. Причем определить, в какой момент он сменит тактику, совершенно невозможно. На эту удочку попалась куча народу, и конец наступал раньше, чем преступник успевал хоть что-нибудь сообразить.

– Но соблюдать правила мой противник обязан?

– Несомненно, иначе игра превратится в балаган. Ни ему, ни тебе не позволено нарушать оговоренные правила.

– Что ж, меня это устраивает.

Откуда-то издали вдруг донесся тонкий, пронзительный вой, смахивающий на вопль кота, свалившегося на кактус. За ним последовало шарканье множества ног, что-то тяжелое глухо ударилось об пол, и немного погодя этот предмет с пыхтением поволокли. Где-то со скрипом отворилась и захлопнулась дверь.

– Что происходит? – осведомился Тейлор.

– Должно быть, Лагартин закончил игру.

– Кто это?

– Политический убийца, выбрал рамсид – игру в карты, – надзиратель глянул на часы. – Всего-то четыре часа, и поделом! Чем быстрее вынесешь дерьмо, тем меньше воняет.

– Значит, казнь уже началась?..

– Само собой, – ответил тюремщик, внимательно разглядывая узника. Нервничаешь, поди?

Тейлор невесело хохотнул.

Назавтра выяснилось, что матч не будет проводиться в камере, поскольку участие чужака со своей инопланетной игрой сделало схватку событием исключительным. Пленника провели по тюремным коридорам в большую комнату, посреди которой стояли стол и три стула. Еще шесть стульев выстроились в ряд у стены, и на них восседала шестерка ражих тюремщиков в форме и с оружием в руках. Команда явно была готова к выносу тела сразу же после финального хода. У противоположной стены обнаружился здоровенный черный корпус с двумя прямоугольными прорезями, в которых поблескивали линзы; судя по всему, там помещалась видеокамера. Из ящика доносилось какое-то тиканье и неясное бормотание.

Тейлор выбрал себе место и сел, одарив замороженным взглядом вооруженную публику. Тощий субъект с блестящими крысиными глазками сел напротив. Толстобрюхий знакомец плюхнулся на оставшийся стул. Тейлор и Крысоглазый внимательно изучили друг друга, один с холодной уверенностью, другой с садистским наслаждением. Игровое поле – доска, из которой торчали три длинных деревянных стержня, – располагалось точно в середине стола. На левый стержень были нанизаны 64 деревянных диска, постепенно уменьшающихся в диаметре снизу вверх; любой младенец радостно признал бы в конструкции игрушечную пирамидку.

Не теряя времени даром, Толстобрюхий объявил:

– Эта террианская игра называется арки-маларки. Все диски необходимо переместить со стержня, на котором они сейчас находятся, на любой из двух пустых, причем в том же порядке: то есть самый большой должен быть внизу, самый маленький – наверху. Выигрывает тот, кто сделает последний ход. Игроки, вы оба меня поняли?

– Да, – ответил Тейлор, а Крысоглазый в подтверждение хрюкнул.

– Хорошо. Существуют три правила, которые должны неукоснительно соблюдаться. Первое. Ходят по очереди. Второе. Один ход – один диск. Третье. Класть больший диск на меньший запрещено. Правила понятны?

– Да, – сказал Тейлор, а его партнер снова хрюкнул.