Текст книги "Журнал «Если», 1994 № 04"

Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел

Соавторы: Уильям Тенн,Владимир Войнович,Мишель Демют,Майкл Коуни,Йохан Хейзинга,Джудит Меррил,Леонид Гозман,Александр Суворов,Татьяна Гаврилова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Мы не ждали, что ты придешь, и нам почти нечего предложить в ответ на твои дары, – сказал Три Водородные Бомбы. – Есть вот одна пустяковина. Прими ее от нас.

У Джерри перехватило дух, когда он взял в руки подарок. Пистолет, настоящий новехонький пистолет! И маленькая коробочка с патронами. Сделано на одном из заводов сиу: Джерри слышал, что есть у них такие где-то на Среднем Западе. Но держать такую штуку в руках и знать – она твоя!.. Настоящая «Бешеная Кобыла» сорок пятого калибра, та самая, что, по всеобщему убеждению, намного превосходит «Джеронимо» тридцать второго калибра, оружие апачей, издавна преобладавшее на Западе. Да о таком пистолете ни генерал армии, ни Президент США даже мечтать не могли!..

– Не знаю, как вас… В самом деле… Я…

– Да будет тебе, – добродушно успокоил его вождь. – Эка невидаль. Мой сын не одобряет, что я раздаю огнестрельное оружие бледнолицым, только я считаю, что бледнолицые – тоже люди. Ты, похоже, по пустякам им размахивать не станешь. Ну и хорошо. Теперь – послание.

Джерри внутренне подобрался и открыл ладанку, висевшую у него на груди. Благоговейно извлек из нее драгоценный документ и вручил вождю. Три Водородные Бомбы быстро пробежал его и передал воинам-советникам. Яркая Книжная Обложка скомкал бумагу и швырнул в белого человека.

– Плохо написано, – сказал он. – Слово «получать» употреблено дважды и дважды с ошибками. Запомните: «о», а не «а» в первом слоге, и после «ч» всегда пишется «а», а не «я»… И какое отношение эта бумага имеет к нам? Адресована она вождю семинолов Оцеоле VIII с просьбой отвести воинов обратно на южный берег Делавера или вернуть заложников, переданных ему правительством Соединенных Штатов в подтверждение искренности и мирных намерений. Но мы не семинолы, зачем нам это?

Пока Джерри Франклин с болезненным тщанием разглаживал смятую бумагу и убирал документ в ладанку, подал голос посол конфедератов Сильвестер Томас.

– Полагаю, я смогу внести ясность, – сообщил он, вопрошающе переводя взгляд от одного члена Совета к другому. – Господа, вы не возражаете?.. Правительство Соединенных Штатов, очевидно, получило сведения, что некое индейское племя перешло реку Делавер, и предположило, что племя это – семинолы. Последний поход семинолов, если припомните, был на Филадельфию, что привело к очередной эвакуации столицы и переносе ее в Нью-Йорк. Ошибка естественна: коммуникации американских земель, будь то Конфедеративные или Соединенные Штаты, – в этом месте вежливое дипломатическое покашливание, – не столь совершенны, как нам бы хотелось. Совершенно ясно, что ни этот молодой человек, ни правительство, которое он представляет, понятие не имели, что сиу решили обойти его величество Оцеолу VIII и форсировать Делавер у Ламбертвилля.

– Верно, – подхватил Джерри. – И теперь как полномочный посланник Президента Соединенных Штатов я исполняю свой долг и официально обращаюсь с просьбой к народу сиу чтить положения договора, заключенного одиннадцать лет назад, а также договора, заключенного пятнадцать лет тому назад, и вновь отойти за берега реки Сасквианна. Вынужден напомнить, что, когда мы оставили Питтсбург, Алтуну и Джонстаун, вы поклялись, что сиу не станут посягать на нашу территорию, более того, дали клятву оказать нам свое покровительство и защиту на тех немногих землях, что у нас остались. Уверен, что сиу хотят и впредь слыть народом, который выполняет свои обязательства.

Три Водородные Бомбы вопросительно глянул на Яркую Книжную Обложку и Порасскажет Всякого. Потом подался вперед и уперся локтями в скрещенные ноги.

– Ты хорошо сказал, молодой посол, – оценил он. – Твое поведение делает честь твоему вождю. Теперь же вот что. Разумеется, сиу желают, чтобы их считали народом, уважающим договоры и исполняющим обещанное. И прочее, и прочее. Но наш народ растет. Вы же, наоборот, убываете. Нам нужны земли. Вы не используете большую часть своих территорий. Должны ли мы в таком случае сидеть сложа руки и смотреть, как пропадает земля? Должны ли мы спокойно смотреть, как – еще хуже! – ее захватывают семинолы, владения которых и без того протянулись от Филадельфии до Ки-Уэста? Давайте мыслить трезво. У вас останется большая часть Новой Англии и приличный кусок Нью-Йорка. Вы, без сомнения, можете позволить себе отдать Нью-Джерси.

Вопреки своему посольскому положению Джерри Франклин завыл. Как-то внезапно, как-то вдруг того, что он услышал, оказалось чересчур. Одно дело – горестно пожимать плечами там, дома, среди развалин Нью-Йорка, к виду которого успел привыкнуть, и другое – слышать безжалостные слова из уст индейца.

– Что мы еще можем отдать? Куда уйти? От Соединенных Штатов Америки осталась лишь жалкая сумма квадратных миль, а от нас ждут, что мы еще куда-то переберемся! Во времена моих предков мы были великой нацией, наши земли простирались от океана до океана – так гласят легенды моего народа. А ныне мы загнаны в паршивый уголок нашей земли – голодающие, зловонные, больные, вымирающие и стыдящиеся самих себя. С севера нас давят племена охибуа и кри, нас, не переставая, теснят на юг монтанаи; с юга семинолы заползают на нашу территорию, выгрызая из нее ярд за ярдом; на западе сиу отхватили часть Нью-Джерси, чейни тоже не зевали и оттяпали еще кусок Эльмиры и Буфало. Когда это кончится? Куда нам податься?

Старик шевельнулся: ему было неловко становиться свидетелем столь откровенного проявления чувств.

– Да, это – тяжело. Заметь, я не отрицаю, это и впрямь тяжело. Только жизнь есть жизнь, и ничего здесь не поделаешь… Теперь по другим вопросам твоей миссии. Если мы, как ты того просил, не уйдем, ты вправе потребовать вернуть ваших заложников. Это справедливо. Надо, чтобы ты хоть что-то да получил. Только, жизнью своею клянусь, я не помню ни одного заложника. У нас есть заложники от твоего народа?

Повесив голову, чувствуя себя совершенно разбитым, Джерри уныло пробормотал:

– Есть. Все индейские народы, граничащие с нами, держат наших людей. В залог нашей доброй воли и мирных намерений.

Яркая Книжная Обложка щелкнул пальцами:

– Та девушка. Сара Камерон… Кантон… как-то так…

Джерри поднял голову:

– Кельвин? Сара Кельвин? Дочь Председателя Верховного Суда Соединенных Штатов?

– Да. Сара Кельвин. Она и есть. Лет пять-шесть уже у нас. Ты помнишь, вождь? Девушка, с которой твой сын…

Три Водородные Бомбы удивился:

– Это онa-то заложница? А я думал, она из бледнолицых женщин, каких ему доставляют с плантаций в Южном Огайо. Так-как. Дает Много Радиации малый не промах, видна порода, слов нет. – И сразу перешел на серьезный тон. – Ну, эту девушку тебе обратно не увезти. Ей по вкусу индейская любовь. Кажется, она думает, что мой сын в конце концов женится на ней. Или что-то в этом роде. – Старый вождь оглядел Джерри Франклина. – Вот что я скажу тебе, юноша. Подожди-ка снаружи, пока мы тут все обсудим. И саблю возьми. Возьми с собой. Сыну моему она, видно, не понравилась.

Джерри безвольно поднял саблю и выбрался из вигвама.

Тупо, безо всякого интереса смотрел он на толпу воинов вокруг Сэма Розерфорда и лошадей. Толпа немного поредела, и он разглядел в руках у Сэма бутылку. Теквила! Чертов остолоп, позволил индейцам напоить себя теквилой – теперь он пьян, как свинья.

Разве он не знает, что белым нельзя пить эту отраву?! Каждый клочок еще не захваченной и пригодной для обработки земли занят под выращивание чего-нибудь съестного, и тем не менее все белые жутко недоедают – на грани истощения. В их хозяйствах нет места такой роскоши, как алкоголь, ни один белый давно уже и близко не подходил к «огненной воде». Влейте в него целую бутылку теквилы, и он тут же превратится в жалкую тряпку, в мешок костей.

Парня мотало, он, шатаясь и по-идиотски размахивая зажатой в руке бутылкой, выписывал ногами кренделя. Воины сиу ржали, подталкивали друг друга локтями и показывали на пьяного. Сэм вознамерился сделать еще глоток, но его затошнило, и парень рухнул навзничь. На лицо ему полилась жидкость из бутылки и текла, покуда посудина не опустела. Сэм громко захрапел. Сиу покачали головами, лица их исказила гримаса отвращения, и воины разошлись.

А Джерри все глядел и глядел, баюкая в своем сердце боль. Куда им податься? Что делать? Да и какая разница? Лучше, может, упиться, как Сэмми. До бесчувствия.

Он глянул на саблю в одной руке, на новехонький пистолет в другой. Ну, не смехота, если вдуматься – белый человек при оружии!

Из шатра вышел Сильвестр Томас.

– Приготовьте лошадей, мой дорогой сэр, – шепнул он. – Будьте готовы дать шпоры сразу, как только я вернусь. Торопитесь!

Молодой человек поплелся к лошадям. Ему было все равно. Скакать – куда? И зачем? Джерри поднял бесчувственное тело Сэма Розерфорда и привязал его к лошади. Возвращаться домой? Обратно к тому великому, могущественному, уважаемому – тому прыщику на земле, некогда бывшему олицетворением Соединенных Штатов Америки?

Томас вернулся, с трудом удерживая связанную девушку с кляпом во рту. Она извивалась, как бешеная. Ее глаза метали молнии. Она упрямо старалась лягнуть Его Превосходительство Посла Конфедерации. На ней были богатые индейские одежды. Волосы заплетены в косички – последняя мода женщин сиу. Лицо тщательно замазано какой-то темноватой краской.

Сара Кельвин. Дочь Верховного Судьи.

Вдвоем они привязали ее к вьючной лошади.

– Вождь, – объяснял запыхавшийся негр, – считает, что сынок слишком увлекается бледнолицыми женщинами. Парню пора остепениться. Он должен готовиться принять на себя бремя власти вождя. Так что эту даму забирайте с собой… И, послушайте, вы старику понравились. Он велел мне поведать вам кое-что. Вождю угодно довести до вашего сведения, что возвращаться домой нет смысла. Открыто сказать вам об этом на Совете он не мог, но причина, по которой сиу вошли в Трентон, не имеет никакого отношения к ситуации на севере, вызванной действиями охибуа-кри-монтанеев. Они решили захватить восточное побережье. В данный момент они, вероятно, добрались до

Йонкерса или Бронкса, во всяком случае они уже в черте Нью-Йорка. Еще несколько часов – и ваше правительство перестанет существовать. Вождь счел необходимым заполучить для сиу выход к морю, прежде чем положение окончательно стабилизируется. Заняв территорию Нью-Джерси, он препятствует объединению охибуа с семинолами. Но вы ему нравитесь, а потому он пожелал предостеречь вас от возвращения домой.

– Тогда куда же мне ехать? На облако взлететь? Или в скважину провалиться?

– Зачем же, – ответил Томас без тени улыбки. Он помог Джерри взобраться в седло. – Вы могли бы со мною двинуться в Конфедерацию… – Посол помолчал и, увидев, что отсутствующее выражение не исчезло с лица собеседника, продолжил: – Что ж. тогда не позволите ли дать вам совет – и имейте в виду: это мой совет, а не вождя, – направиться прямо в Асбури-Парк. Это недалеко – доберетесь быстро, если будете погонять лошадей. Судя по сообщениям, там должны находиться части Военно-морского Флота США, Десятый Флот, если я не ошибаюсь.

– Скажите, – Джерри наклонился к послу, – а какая-нибудь иная информация у вас есть? Что нибудь о других частях света? Как, например, дела у русских?

– По сведениям, полученным от разведки сиу, у русских возникли большие трудности с народом, который называет себя «татары»… Однако, мой добрый сэр, вам следует поторопиться. В путь!

Джерри склонился еще ниже и пожал послу руку.

– Благодарю, – сказал он. – Я доставил вам бездну хлопот. Весьма признателен.

– Не стоит благодарности, – ответил мистер Томас с искренним чувством. – В конце концов, когда-то мы были одним народом…

Джерри тронулся, ведя за собой еще двух лошадей. Пока добирались до шоссе номер 33, Сэм Розерфорд, хоть и не пришел в себя окончательно, но уже сносно держался в седле. Они освободили от пут Сару Кельвин, и ее кобыла понеслась вперед, зажатая с обеих сторон лошадьми мужчин.

Сара ругалась и рыдала:

– Подлые бледнолицые! Мерзкие, отвратительные, гадкие белокожие! Я индианка! Ослепли, что ли, не видите – я индианка?! У меня кожа не белая – она бронзовая, бронзовая!

Они продолжали скакать.

Асбури-Парк являл собою месиво из отрепьев, хаоса и беженцев. Беженцы с севера – из Перт Амбоя и даже из Ньюарка. Беженцы с запада – из Принстона. И с юга – из Атлантик-Сити и даже (трудно поверить в такое) из далекого Камдена – тоже беженцы, рассказавшие о внезапной атаке семинолов, их попытке взять в клещи армии вождя Три Водородные Бомбы.

Три лошади приковывали к себе завистливые взгляды многих. Голодные видели в них еду, ошалевшие от паники – самое быстрое средство передвижения. Очень скоро Джерри убедился, насколько полезной и необходимой оказалась сабля. А пистолет и того лучше – стоило его только вытащить. Очень немногие из беженцев видели пистолет в действии, так что всеми овладевал суеверный страх перед огнестрельным оружием…

Догадавшись об этом, Джерри уже не выпускал пистолет из руки и так, размахивая им, вошел на причал ВМС США на побережье у Асбури-Парк.

Сэм Розерфорд шагал рядом с ним, Сара Кельвин, хныча, плелась сзади.

Джерри сообщил адмиралу Мильтону Честеру, с кем тот имеет дело. Сын заместителя Государственного Секретаря. Дочь Председателя Верховного Суда. Старший сын сенатора от Айдахо. «И еще. Вы признаете властные полномочия этого документа?»

Адмирал Честер медленно, разбирая особо трудные слова по складам, прочел измятое послание. Закончив, он почтительно склонил голову, глянув вначале на печать Соединенных Штатов, оттиснутую на бумажке, которую он держал перед собой, а затем на пистолет, поблескивавший у Джерри в руке.

– Так точно, – выговорил он наконец. – Признаю полномочия. Пистолет настоящий?

Джерри кивнул.

– «Бешеная Кобыла» сорок пятого. Последняя модель. Так что вы намерены делать?

Адмирал развел руками.

– Тут все смешалось. Последнее полученное мною известие гласит: воины охибуа на Манхэттене, и, стало быть, нет больше никакого правительства США. Но тем не менее вот это… – он вновь склонился над документом, – это послание, которое собственноручно подписал Президент, наделяет вас всеми полномочиями. Для семинолов, конечно. Но всеми полномочиями. Последнее, насколько я понимаю, официальное назначение Президента Соединенных Штатов Америки.

Адмирал протянул руку и с любопытством, изучающе потрогал пистолет в руке Джерри Франклина. Кивнул, будто сам себя убедил в чем-то, будто пришел наконец к решению. Вытянулся и отдал честь.

– Отныне я признаю вас как последнюю законную власть Соединенных Штатов Америки! И вверяю мой флот в ваше распоряжение.

– Хорошо. – Джерри сунул пистолет за пояс. И указал саблей: – Хватит ли у вас запасов на дальний и долгий поход?

– Никак нет, сэр, – ответил адмирал Честер. – Но это можно поправить. Разрешите сопроводить вас на борт, сэр?

Он гордо указал вдаль, туда, где на рейде, покачиваясь на якорях, стояли три 45-футовые шхуны с гафельными парусами.

– Десятый флот США, сэр, ждет ваших распоряжений.

Несколько часов спустя все три корабля были готовы к выходу в море. Адмирал подошел к тесной каюте, где отдыхал Джерри Франклин. Сэм Розерфорд и Сара Кельвин спали на верхних койках.

– Какие будут указания, сэр?..

Джерри Франклин вышел на узкую палубу, глянул вверх на тугие залатанные паруса.

– Курс ост – на всех парусах.

– На восток, сэр? Прямо на восток?

– Прямо на восток. К достославным землям Европы. К берегам, где белый человек наконец-то сможет встать твердо на собственные ноги. Где ему не придется бояться преследований. Где нет рабства. Правьте на восток, адмирал, до тех пор, пока мы не отыщем новый мир – мир свободы!

Перевел с английского Владимир МИСЮЧЕНКО

Владимир Войнович
ПУТЕШЕСТВИЕ, ОБРЕЧЕННОЕ НА УСПЕХ

«Антиутопия Уильяма Тэнна выносит издевательский приговор благодушной и расслабленной западной цивилизации» – таков вывод американского критика Джозефа Блэквуда. Но писатель не обходит вниманием и нас, сообщая, что у русских есть проблемы с татарами.

Правда, по мнению писателя В.Войновича, создавшего свой вариант будущего, мы сами – проблема для западной цивилизации.

Какую роль уготовила нам судьба: «индейцев» юга или «белых» севера – об этом беседа нашего корреспондента Наталии Сафроновой с автором «Москвы 2042».

Герой вашего романа «Москва 2042» не слишком лестно характеризует фантастику, однако созданием его Вы отдали дань жанру. В самом деле, антиутопия, как определили ваш роман критики, не что иное, как фантастика социально – политическая. В этой сфере предсказывать будущее рискованно: в политике считают себя специалистами все. А что если прогноз не оправдается? Все же коммунизм в Москорепе пал, а недавно приказало долго жить ведомство БЕЗО…

– Начнем с определения жанра. Как справедливо заметил один мой друг, роман – не утопия, не антиутопия, он антиантиутопия В этом сочинении автор пренебрег канонами первого и второго жанров, даже позволил себе внутреннюю полемику с весьма известными утопиями и антиутопиями.

Исправил бы я что-то, если бы писал роман сегодня? Думаю, нет. Все сказанное, описанное в нем пока не устарело, поскольку попытки вернуться на старый путь продолжаются. Есть коммунисты и такие же, как они, но с приставкой «анти», что сути не меняет Поэтому предупреждение (я бы так определил цель романа) остается в силе. Он лишь напоминает о том, к чему могло бы привести развитие данной системы, останься она живой и невредимой. Если Россия вернется к тоталитаризму (не важно, какой лидер будет его олицетворять), развитие пойдет прямо по роману, как по рельсам.

Я никогда не желал оказаться пророком, просто хотел предупредить о возможности весьма грустных событий и даже, может быть, помешать их развитию. Впрочем, роль литературы в истории, тем более роль собственную, я никогда не переоценивал.

– Однако у романа есть нечто общее с другими вашими сочинениями, где употребим! та же приставка «анти». Например, эффект «анти» достигается скрупулезным вниманием к реалистическим подробностям во многих произведениях сборника «Антисоветский Советский Союз». В романе тоже, несмотря на фантастичность происходящего, многие ситуации выглядят почти правдоподобно. Это усиливает ощущение абсурда.

– Меня даже называли сатириком, с чем я не всегда соглашался, скромно замечая, что просто описываю жизнь. Все дело в том. какова же сама жизнь.

Иногда надо просто записать увиденное, услышанное, и все будут смеяться, читая Когда пытаюсь искусственно усилить юмористический или сатирический эффект, всегда терплю неудачу Когда пишу, что называется, один к одному, попадаю как раз в точку.

Весьма часто приходилось слышать: да где вы такое видели? ¹Убедить в том, что видел вот здесь, прямо на этой улице, невозможно До известного времени представления о реальной жизни у многих людей складывались из смеси виденного и прочитанного в книгах. А книги» писались вполне определенные Лучше всего о творениях автора сказал в свое время один критик: «Войнович придерживается чуждой нам поэтики изображения жизни, какова она есть».

– Возможно, так мы подходим к свойству российского человека, благодаря которому оказался возможен наш головокружительный прыжок в утопию, – принимать все за чистую монету. Мечтали Платой, Блаженный Августин, Руссо. Мор, Кампанелла, но в их странах утопий как-то не случалось. Рискнули русские, увлекли других. Что. подвела доверчивость?

– Может быть. Верно, что в России не создано классических утопий, но мечтателей здесь всегда хватало С наиболее типичным познакомил нас Гоголь. Маниловых в России было полным-полно, и все они ждали, когда же можно будет прорыть какой-нибудь канал, повернуть речку в другую сторону, скрестить яблоню с елкой. И дождались в конце концов.

Правда то, что коммунистической идеологией был заражен весь мир, во всяком случае Европа переболела коммунизмом основательно Меньше досталось Америке; как после прививки, болезнь здесь не набрала силы. Россия оказалась наиболее слабым звеном, у нее было слишком мало защитных механизмов К тому же всегда в русском народе жила надежда на чудо, которое поможет сразу решить все проблемы.

Как утопия сумела так сильно завладеть умами? Люди решили, что Бога нет, зато наука может все. она даже знает, что дважды два четыре! Просто надо вот начертить, потом построить, так и так. В утопии все кажется ясным, разумным и радостным. Это сейчас, задним числом, зовем мы учение дьявольским, а в начале века… Да что ходить далеко. Совсем еще недавно едешь там, в капитализме, на машине, попадаешь в пробку, застреваешь среди тысяч железных коробок, дышишь отработанными газами и… вспомнишь вдруг с нежностью, как бывало в России.

Подъедет автобус, заберет сразу всех на остановке, не надо никакой тебе индивидуальной машины, не надо широкой автострады. Да, со стороны многое в утопии кажется весьма соблазнительным.

К тому же в России всегда любили самозванцев. Это чувствуется и теперь. Как легко бросаются люди за новоявленными пророками – Жириновскими, кашпировскими. А дева Мария? Приходит этакая комсомолка, говорит, что она Богородица, и вот уже столько людей готовы идти за ней на край света и даже дальше этого края. Я поражен появлением на ТВ-экране хорошо известного в эмигрантской среде Миши Моргулиса, подвизающегося теперь в бывшем своем отечестве в качестве проповедника. Фигура просто комическая.

– Сейчас проповедники неплохо могут заработать, толкуя священное писание «туземцам». Моргулиса очень хлестко разделал на радио «Свобода» Борис Парамонов (россияне, как уже замечено, доверчивы). Впрочем, действия это никакого не возымело.

– Когда имеешь дело с «магией», логические доводы и действия не дают эффекта. Бороться разумными методами невозможно Вот одна старая, весьма престранная история, которая случилась лет 20 назад в городе Москве. Не знаю даже, как и сказать: меня, видите ли, пытались отравить. Факт такой попытки совсем недавно подтвердил официальный представитель вроде бы упраздненного ведомства Подтвердил во всеуслышание на большой международной конференции. Но я хочу сказать о другом. Когда это со мной произошло, – я заболел серьезно, выкурив сигареты, подмененные во время встречи в гостинице «Метрополь», – никто не хотел верить в случившееся. Магия… Все вокруг заклинали меня: молчи, а то объявят сумасшедшим. Не хотелось, конечно, прослыть сумасшедшим, но и промолчать казалось рискованным С «магией» нельзя воевать с помощью разума. Вопреки всем советам я тогда расшумелся. И убежден, что правильно сделал Иначе меня бы доконали. Такая была фантастическая жизнь. Тот самый представитель ведомства, что сделал признание на конференции, философски заметил: «Все наше общество было отравлено».

Когда после упорных атак, подкрепленных высочайшими резолюциями (включая президентскую), мне показали – очень издалека в некоторых случаях – документы, которые исправно велись ведомством на мою скромную персону, оказалось, что имел я оригинальную кличку Звался Граниным. Самый простой каламбур, приходящий на ум кличка Гранина, видимо, была «Войнович»? Ох, и «хитрая» эта магия

– Как же выбраться на дорогу? Если учесть прошлый опыт, не нужна ли снова утопия, способная увлечь всех, как это было раньше, увлечь и объединить? Общество расслоилось, все будто ждут чего-то, кого-то. Многие ринулись за помощью (или оправданием) к церкви. Возникает ностальгия и по недавнему, и по давнему прошлому, словно историю можно «переиграть» назад.

– Снова в утопию? Ни в коем случае. Всякая утопия, воплотившись в жизнь, приобретает черты своей противоположности – антиутопии. Разве не привлекателен в теории коммунизм? Равенство, братство, всеобщее счастье… Сколько безумцев навевало человечеству золотые сны об этих оранжереях с райскими яблоками, стеклянных домах с зимними садами. Только вот оказывалось: чтобы подобный рай построить, кого-то требуется расстрелять, кого-то поставить под конвой. Помните, Кампанелла в «Городе солнца» предписывал всем работать, даже тем, у кого не было ни рук, ни ног. Находилось дело и одноглазым: такому персонажу отводилась роль… соглядатая. В утопиях и антиутопиях соглядатаи обычно присутствуют. Так что не знаю, где кошмарнее жизнь – у Кампанеллы или у Оруэлла, в утопии или антиутопии.

Если дать научный анализ идей нацизма, они отвратительны. И все гитлеровские бредни заранее можно было бы назвать антиутопиями, что понимали лучшие умы Германии. Однако какой массой людей был восторженно встречен гитлеризм. Много сторонников имел и коммунизм. Имеет и до сих пор, хотя для его «торжества» уничтожены миллионы людей. В том числе и сами коммунисты. Я не хотел бы, чтобы коммунизм вообще был построен даже в утопической форме. Скучны эти сны Веры Павловны, невеселы фантазии Николая Морозова. Кстати, нечто похожее на их воплощение есть сейчас в Америке. Небоскребы, где стеклянные стены, сквозь прозрачные дверцы лифтов видны перемещающиеся вверх и вниз фигурки людей. А в отелях Хайят, например, балконы всех номеров выходят в зимний сад – такое многоэтажное пространство, где на специальных подвесках качается открытая площадка. Черный человек в белом костюме играет здесь на золотом рояле блюз. Чистый коммунизм…

– Однако, согласитесь, что жить без грамотной модели будущего развития невозможно. Таковой сегодня нет, мелькают разве что ее разные фрагменты в программах вдруг взявшихся неведомо откуда партий.

– Согласен: в России пока нет концепции государства. Но откуда она могла взяться так быстро? Когда уничтожали в России монархию, люди, пришедшие к власти, знали, что они хотят вместо монархии Понимали это и те, кого большевики победили. Вот рухнуло государство коммунистическое, но у власти остались люди, которые строили коммунизм, учившись этому в своих партшколах. Как строить капитализм, они понятия не имеют. Да и не может капитализм стать целью будущего развития. Вообще всякая цель плоха – достиг ее, что дальше? Не люблю пророчеств и не верю тем, кто говорит: я все знаю. Тем не менее настоящей концепции ни у кого нет. Президентская республика? Республика парламентская? Уже что-то похожее на концепции. Но что предпочтительнее, не знаю.

А капитализм? Он, как и демократия, всего лишь реальное условие существования. Они тесно переплетены друг с другом, лучшего пока люди на свете не достигли. Концепции развития государства вырабатываются обычно множеством умных людей, иногда это бывает под силу одному, вроде Томаса Джефферсона, например. В России, к сожалению, оказались отторгнутыми от общественной жизни носители некоторых идей, которые могли быть полезны стране сегодня. Юрий Орлов или Валентин Турчин имеют право заехать сюда всего лишь как почетные иностранцы. Все идеи диссидентов пропущены мимо ушей, кроме нескольких мыслей А.Д. Сахарова. Прочли в России и солженицынские соображения об обустройстве отечества, посмеялись, поиронизировали, отвергли.

– Наша беседа соседствует со смягченной юмором антиутопией Тэнна «Назад на восток!» Побежденная сторона, как заметил один политолог, ждет своего часа, «чтобы развернуть маятник в противоположном направлении». Цикличные его движения и есть история. А если все вернется на круги своя? Западная идея глубинно не принимается нашим народом, может быть, из-за неумелого насаждения некоторых капиталистических принципов.

– Запад – это понятие надгеографическое и наднациональное. Оно определяется сегодня уровнем технологий, свободным рынком, демократическими общественными институтами. Япония – Запад или Восток? Она просто подчинилась природе. Природе вещей Поняла, что это естественный путь развития, встав на который тут же обогнала многие традиционно западные страны. Сейчас весь мир – как сообщающийся сосуд. Техника делает нас свидетелями и участниками происходящего на всей планете. Мы стали жить во всем мире, со всем миром.

Это – революция. Прежде всего в сознании. Надо понять, что ни одна страна не может больше жить сама по себе; чем скорее это будет понято всеми, тем скорее придут ко всем мир и благополучие.

Многие в России вышли словно из средних веков. Я родился в Средней Азии, городе Ходженте, где в годы моего детства автомобиль был невиданной диковинкой. Акации в городе, говорят, были посажены еще при Александре Македонском В арыках так же, как во времена его походов, журчала вода, по улицам бродили прокаженные с колокольчиками. Однако мы тогда готовились к борьбе не на жизнь, а насмерть с мировой буржуазией.

Остатки такого сознания еще живы. И понятие «мировая буржуазия» для части народов бывшей империи расширилось, если они опять готовы «не на жизнь, а насмерть…» Только вот с кем бороться-то? С собственными братьями?

Причем, я вовсе не сторонник капитализма, но не вижу иного натурального развития общества. Не люблю и рынка, там я последний человек, там меня непременно облапошат, но по крайней мере никто не за* хочет убить: мертвый «покупатель» не нужен на рынке. В капитализме всегда присутствует здравый смысл: он в жизни общества в целом, каждого человека, во всем. Бороться «насмерть» рыночнику не придет в голову, поэтому рыночник против национализма, шовинизма и т. д. Ему все равно, кто покупает его товар: еврей, палестинец, русский или лицо какой-нибудь там «кавказской национальности». Будет выбирать между ними – прогорит. Капитализм все просчитывает. Ему наверняка не пришло бы в голову строить канал Москва – Волга силами заключенных: «даровой» труд обошелся слишком дорого. Рациональность капитализма, как ни странно, оказывается в конечном счете гуманнее всех других подходов. На этом построена вся западная цивилизация. Например, известно, что убить человека стоит дорого; недешево и содержать его в тюрьме. Лучше дать свободу – пусть крутится, прокормит и сам себя, и обществу легче.

Кажется, в России это начинают понимать. Людей большевистского мышления становится все меньше. Наверное, сейчас их больше всего в Думе А на улицах полно молодых ребят, которые поняли уже, что им надо делать, шустрят.

– Хорошее слово. Только пока слишком занижены у многих критерии понимания свободы. Словно вернулся старый лозунг «грабь награбленное»: коррупция – наверху, воровство – внизу. Снимают даже двери у московских подъездов, все имеет теперь рыночную цену.

– Цивилизованность – субстанция тонкая, чуть шагнешь в сторону, она ускользает. В Америке тоже есть государственные учреждения, где пускают пыль в глаза, занимаются туфтой; возьмите тех же чиновников или университетских профессоров. В американской прессе сообщалось, что чиновники Пентагона умудрились для казенных нужд покупать молотки по 300 долларов за штуку (при рыночной цене в один доллар). Что экономить, когда деньги государственные! Так что человек везде одинаков, со всеми присущими ему пороками. Разве что в Америке нельзя дать взятку полицейскому – будут большие неприятности, а так, и воровства, и вранья хватает