Текст книги "Глубинная психология и новая этика"

Автор книги: Эрих Нойманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Необходимо учитывать все группы сил, поскольку здесь, как и в коллективной жизни народов, подавление и вытеснение приводят к возникновению враждебных реакций, которые нарушают жизнь всего общества и держат его в состоянии постоянного беспокойства.

Основным требованием новой этики является не “доброта” индивида, а его психологическая независимость, то есть здоровье, продуктивность и в то же время защищенность от психологических воздействий. В сущности, независимость этической личности означает, что в процессе самопознания ассимиляция и использование негативных сил, которые можно обнаружить в каждой психической системе, должны осуществляться максимально осознанно. Действительно, основным моментом процесса индивидуа-ции является форма участия эго в трансформации личности – реализация, страдание, формирование и поглощенность. В старой этике сильная “этическая” личность, если не систематически, то нередко не изживала свои негативные влечения, а в принудительном порядке проецировала их на слабые места в окружающей обстановке. При таком проецировании подавленные и вытесненные негативные содержания в порядке компенсации проявляются в непосредственном окружении личности (в семенной и коллективной обстановке), причем личность “репрессора” не имеет ни малейшего представления о своей моральной ответственности за такие проявления.

На первый взгляд может показаться, что этическая цель достижения “защищенности от воздействий” имеет чисто негативное содержание. Однако в действительности это негативное ограничение компенсируется за счет принципа целостности личности, последствия которой далеко выходят за пределы этики и проблемы зла, составляющих предмет нашего исследования. С точки зрения новой этики, целостность личности, ее независимость и чистота создают основу для возникновения креативных процессов, которые приводят к формированию новых ценностей. Эти процессы дают основание полагать, что личность действительно сформировала структуру целостности и изменение психологического центра тяжести прошло успешно. Но защищенность от психологических воздействий имеет более важное значение, чем креативность. Действительно, жизнь коллектива в значительной мере зависит от результатов творческой деятельности индивида. Лучше уж обойтись без креативности, чем оказаться незащищенным от бессознательных, заразительных воздействий со стороны неинтегрированных, и в этом смысле психологически нездоровых личностей.

В конечном счете психология козла отпущения и в этом случае дает нам общую категорию, которая включает в себя указанный тип заразительного воздействия на индивида со стороны его непосредственного окружения. Установлено (хотя здесь и не приводятся документальные материалы), что благодаря первичной бессознательной идентичности групп передача психологических содержаний окружающим и получение от них таких содержаний возможны и нередко имеют место. Немало примеров такого явления можно обнаружить в психологии детей и первобытных людей.*

* Ср .: Frances Wickes.The Inner World of Childhood. New York, 1966; L. Levy-Bruhl. op. cit.. etc.

Этическая независимость и этика целостности требуют, чтобы каждый из нас сознательно взял на себя руководство своей тенью. Фрейд абсолютно прав, когда говорит: “В действительности не существует такой вещи, как истребление зла”* Поскольку это утверждение относится и к индивиду, каждый человек обязан пережить и выстрадать зло, выпавшее на его долю, в духе свободно взятой на себя ответственности.

Когда зло действует бессознательно, излучая на землю свои смертоносные лучи, оно обладает такой же убийственной силой, как и эпидемия. С другой стороны, когда эго осознанно поступает дурно и берет на себя личную ответственность за совершенное зло, такое зло не заражает окружающих; при этом эго воспринимает зло как свою проблему и как содержание, которое, подобно любому другому психическому содержанию, необходимо включить в жизненный процесс и процесс интеграции личности.**

Термин “обсуждение” содержания часто применяется для обозначения так называемой интеграции. Признание, обсуждение, усвоение, проработка, преодоление – все эти слова используются для того, чтобы сформулировать процесс ассимиляции. Они описывают различные стадии деятельности личности, направленной на овладение новым содержанием, чуждым и нередко враждебным по отношению к эго, не защищаясь, как в случае старой этики, с помощью подавления и вытеснения.

В других работах показано, что развитие эго и сознания индивида осуществляется в соответствии с архетипической схемой, составленной жизнью, и с использованием мифического героя. Один из основных конфликтов в жизни героя, а следовательно и в развитии каждой личности, проистекает из сотворения зла. “Разъединение мировых родителей” и “убийство прародителей” описывают в

* Sigmund Freud. “For the Times on War and Death”.

** C. G. Jung. “After the Catastrophe”. CW. 10: см. также приме-чение на с. 134.

символической форме подвиг и преступление героя, которые в то же время составляют необходимое деяние для освобождения эго. Поэтому и в нормальной жизни индивида символическое убийство родителей или его эквивалент составляет необходимый этап развития, от которого невозможно безнаказанно отмахнуться; многие случаи ре-тардированного (отсталого) развития показывают, что за выгоду от статуса “хорошего ребенка”, который уклоняется от “убийства” своих родителей, очень часто приходится платить ужасную цену, жертвуя своей независимостью в дальнейшей жизни.

Психологический анализ любого нормального развития показывает, что реализация и ассимиляция определенного объема зла не просто неизбежны, но и существенно необходимы для развития личности индивида. Человек должен обладать способностью преодолевать конфликты, связанные с этим процессом. Достижение независимости предполагает способность эго не только усваивать ценности коллектива, но и обеспечивать удовлетворение тех потребностей индивида, которые противоречат коллективным ценностям, что и приводит к совершению дурных поступков.

В психологическом развитии индивида мы непрестанно сталкиваемся с проблемой, которая заключается в том, что “Голос”, в отличие от совести, требует от индивида совершения поступка, который, с точки зрения эго, является “плохим”, и признания внутренних и внешних конфликтов, проистекающих из этой ситуации, со всеми их трудностями. Уход от зла и связанного с ним конфликта очень часто представляется “неэтичным” с точки зрения “Голоса”.

В нормальные культурные периоды, когда жизнь личности ограничена рамками культурного канона, и человек признает ценность этого канона, эмоциональная энергия глубоких слоев личности человека также находит адекватное выражение. Символизм настолько пронизывает религию и искусство, обряды и обычаи, что нормальная жизнь индивида (но не “Великого Индивида”) протекает в пределах культуры данного времени.

С другой стороны, в периоды бурных изменений, отмеченные упадком культурного канона, индивидум выходит из состояния ограниченности и оказывается во власти предвечных сил и богов, определяющих его дальнейшую судьбу. Это означает, что в реальной жизни индивид, не защищенный надежными стенами условностей, подвергается опасностям непосредственного опыта. Например, эта проблема нередко проявляется в форме конфликта взаимоотношений, когда традиционная мораль вступает в противоречие со страстной любовью. Тот, кто недостаточно серьезно относится к этой проблеме, неизбежно оказывается в весьма опасной ситуации. В таких случаях индивид не способен сохранить душевное равновесие, сохраняя верность традиционному закону, что приводит к возникновению в развитии нарушений и искажений, которые в эпоху античности человек (как, впрочем, и любое мифологическое мировоззрение, в котором сверхличностные силы рассматриваются как божества) истолковал бы как “месть Афродиты”.

Опасность божественного вмешательства – это угроза живого переживания глубокого слоя психического, от ну-минозной силы и сверхличностных притязаний которого невозможно отгородиться, если мы, на свою погибель, не собираемся отгородиться от жизненной энергии, глубины и сверхличностного достоинства. На этом этапе возникает следующий конфликт: мы должны совершить то, что с точки зрения культурного канона считается “злом”, но не безответственно, поддавшись неосознанному порыву, а осознанно идя на конфликт, связанный с “признанием зла”, как того требует “вмешательство божества”.

С точки зрения старой этики, уход от конфликта и связанного с ним страдания есть благо и достойно похвалы, несмотря на риск переживания в фантазии события, от встречи с которым в действительности удалось уйти. Пагубные последствия такой установки для “нравственно оправданных” человеческих отношений и ближайшего окружения человека достаточно часто можно обнаружить с помощью аналитического исследования ситуации данного человека, обусловленной расстройствами, которые проявляются в результате его моральной “победы”.

Возникающие во внешней реальности расстройства указанного типа отнюдь не являются единственной характеристикой рассматриваемой проблемы. С точки зрения общей этики, ответственность за личность в целом не ограничивается внешней реальностью, она также распространяется на внутреннюю реальность сновидений, фантазий и мыслей. Эта реальность психического заставляет нас признать, что фантазия может иметь столь же серьезные последствия, как и деяние. Эту истину издревле проповедовали на Дальнем Востоке. Согласно глубинной психологии, психическая реальность оказывает более сильное, скрытое влияние, чем может представить себе наивное сознание обычного западного человека. Судьбу отдельных людей и групп, наций и исторических движений определяет сила внутренних психических реальностей, которые достаточно часто в первую очередь проявляются в сознании индивида. Влияние внутреннего мира можно обнаружить в столь несхожих сферах, как политика и религия, техника и искусство. По воле людей, влекомых фантазиями о власти, силы войны и разрушения непрестанно опустошают мир. В то же время внутренние образы художников-созидателей становятся культурным достоянием всего человечества.

Но реальность внутреннего мира также означает, что признание существования зла не в каждом случае и не каждого человека приводит к внешнемудействию. Достаточно часто требуется совершить нечто, противоположное воплощению внутреннего образа в конкретном материале внешней реальности. Но осознание и переживание образа изнутри отнюдь не равнозначно простой абреакции*. Много-

* Абреакция – способ осознания подавленных эмоциональных реакций {прим. ред.).

гранность и сложность этой ситуации делают абсолютно неосуществимыми любые теоретические предписания для этического поведения. Внешняя и внутренняя констелляция, психологический и конституциональный тип, возрастной и индивидуальный состав – все это важные элементы каждого этического решения. Поэтому каждое этическое решение принимает иной вид, ибо то, что хорошо для одного человека, плохо для другого, и наоборот.

В принципе моральное осуждение должно быть ограничено указанным образом, поскольку невозможно предсказать, в какой психологической форме зло проявится в судьбе любого человека. В то же время опыт глубинной психологии и кризис современной личности (в частности, неспособность современного человека жить в соответствии с категориями старой этики) приводят к необходимости дать формулировки, которые, по меньшей мере, будут иметь всеобщее значение. Это означает, что в определенном смысле “требования” новой этики следует рассматривать лишь как “формальные”: их конкретная реализация должна быть предоставлена неповторимым, судьбоносным процессам, с помощью которых каждый человек должен проложить себе путь к своим решениям.

Действительно, “требования” новой этики можно выполнить только на индивидуальном уровне. Тем не менее, несмотря на все личностные различия, ситуация современного человека по существу остается общей проблемой. Кристаллический осадок, который остается после неоднократной реализации некоторых типичных моделей в жизни многих индивидов можно сформулировать в общей форме.

“Сотворение добра”, как его понимает старая этика, сопровождается вытеснением зла и сохранением верности условностям. Такое “сотворение добра” достаточно часто представляет собой легкий путь ухода от опасности и сохранения безопасности. Тем не менее, “там, где опасность таится, есть и средство зашиты от нее”. Новая этика полна решимости признать как опасность, так и спасение от нее, поскольку одно не может существовать без другого.

Сказанное позволяет понять, что путь новой этики есть что угодно, но только не “путь облегчения жизни индивида”. Напротив, отказ от моральной определенности в вопросах добра и зла, которую гарантирует старая этика, с одобрения коллектива, и примирение с неопределенностью внутреннего опыта составляют непростую задачу для каждого человека, поскольку в каждом случае решение такой задачи приводит к погружению в неведомое со всеми опасностями, погружение, которое влечет за собой примирение со злом для каждого ответственного эго.

Наглядным примером этой ситуации может служить следующий сон, приснившийся одной еврейской женщине из Израиля.

“Я нахожусь в Яффе вместе с X. Неожиданно появляется толпа, которая нас разлучает. Я остаюсь одна в окружении арабов. Ухмыляясь во весь рот, один араб хватает меня. Но тут другие арабы подбегают к нему и оттаскивают меня, обрушивая на его голову проклятия и угрозы. „Она предназначена для властелина!"; – кричат они. Новая ситуация. Я стою на мосту. Вокруг никого нет, кроме арабов. Я знаю, что спасения нет. На мгновение я задумываюсь. Разлука с X. вызывает у меня чувство грусти. Я думаю: „Выхода нет из создавшегося положения, поэтому лучше дать свое согласие";. Стоящий рядом со мной священник говорит: „Мы можем спасти только тех, кто осквернился";. „Разумеется, – думаю я, – чтобы спастись, необходимо сначала оскверниться, то есть осмелиться что-то сделать";. Затем священник говорит: „Озириса можно найти внизу";”.

В связи с интерпретацией сновидения необходимо сделать несколько предварительных замечаний. В частности, необходимо предупредить возможность неправильного понимания того, что примирение со злом должно быть отреагировано вовне и что оно проистекает из негативной, неудовлетворительной ситуации. В нашем сновидении у женщины сложились удачные сексуально-эмоциональные взаимоотношения с X. и поэтому она испытывала удовлетворение во всех отношениях.

Для евреев в Израиле жители Яффы и арабы очень часто символизируют тень с сексуальной окраской. Из сакральной символики сновидения ясно, что основная ситуация “осквернения” не ограничивается сексуальной сферой. Предназначение сновидицы для “властелина” и упоминание о египетском Озирисе, властелине и боге мертвых и воскрешения из мертвых указывает на более глубокий и возвышенный смысл этого события.

В рассматриваемом случае “признание существования зла” отыгрывается во внутренней сфере как процесс трансформации личности. Сакрально-сексуальную символику фантазий, проявляющуюся в рассматриваемом сновидении, необходимо рассматривать в духе гетевского “благословенного томления”, то есть как “духовный брак”, мифологическим прообразом которого служат взаимоотношения между Изидой и мертвым Озирисом.*

Мы не будем подробно останавливаться на толковании смысла этого сновидения. В данном случае мы ограничимся рассмотрением связи между “осквернением” и “спасением”. Чистота сознательных взглядов женщины и ее решимость сохранить им верность должны быть принесены в жертву, но не ради высшей чистоты, а ради преображения, обетованного ей Озирисом, того преображения, которое позволит ей установить связь с мраком и бездной.

В этом контексте должны быть принесены в жертву невинность и однозначная определенность. Только через восприятие “осквернен ности”, как недостающего элемента, женщина смогла понять себя и придти к новой философии и оценке жизни, не ограниченной коллективным и условным, а уходящей своими корнями в состояние спасен-ности, в которой в равной мере содержатся свет и тьма, чистота и нечистота.

* См.: Э. Ноиманн.Происхождение и развитие сознания. Рефл-бук. 1998. Часть 1.

Мужество, необходимое для личностной оценки ценностей, в которой декларируется независимость от коллективных ценностей в вопросах добра и зла, составляет одно из самых трудных требований, предъявляемых к индивиду новой этикой. В большинстве случаев предъявление такого требования приводит к серьезному психическому конфликту; коллективные ценности имеют своего внутреннего представителя в виде супер-эго индивида. Признание правомерности требований Голоса отнюдь не означает, что все, исходящее изнутри, должно быть неразборчиво принято. Признание существования негативной стороны также не означает, что отреагирование отрицательного всегда проходит без сопротивления.

Выполнение требования новой этики предполагает, что индивид должен терпеливо и досконально проанализировать ту часть зла, которая “выпала” на его долю в соответствии с его конституцией и личной судьбой. При этом индивид должен пережить ту часть отрицательной стороны своей психики, которая определяется его индивидуальными особенностями. Одна из важнейших задач глубинной психологии заключается в том, чтобы помочь индивиду приобрести способность жить в этом мире, приобретя мужество не желать стать хуже или лучше,чем он есть в действительности.

Вообще говоря, су шествуют люди с настолько высокими нравственными критериями, что примирение с отрицательным превращается для них в актуальную проблему. Человеку такого типа приснился следующий сон.

“Предо мной находится множество букв, которые необходимо отскрести начисто. Когда я очистил некоторые из букв, появляется огромная рука, которая сгребает их в кучу с намерением убрать. Я хочу крикнуть: “Но ведь еще не все буквы очищены!”

“Я стою перед большой книгой. Многие буквы потемнели и выцвели. Но мне дано понять, что я смог бы разглядеть их блеск. В действительности они сияют, но их сияние скрыто”.

Нам не нужно знать о существовании у сновидца ассоциации с Каббалой или эзотерическими учениями, чтобы понять, что здесь имеется в виду священное и тайное знание светлой стороны мрака. Но человек должен научиться распознавать эту сторону жизни, то есть быть таким человеком, который “стремится отскрести начисто все буквы” или, иначе говоря, “всегда стремится” творить добро как его понимала старая этика.*

Те, кто используют примирение со злом в качестве средства облегчения жизни для себя, относятся к примитивному типу людей, которым необходимо освоить ценности старой этики. Им не нужно овладевать приемами вытеснения. В чем они действительно нуждаются, так это в развитии способности к подавлению и жертвенности, дисциплине и аскетизму, поскольку без этой способности они никогда не достигнут стабильности эго, в которой в первую очередь нуждается цивилизованный человек.

Здесь мы вновь находим иерархический принцип новой этики, который исключает возможность кодификации этой этики и использования ее в качестве основы для формулирования общего закона “невзирая на лица”. К числу основных открытий в новой этике относятся разнообразие человеческих типов и принадлежность людей, живущих в одну историческую эпоху, различным культурным уровням и стадиям развития сознания.

Разнообразие личностей и стадий развития сознания отражается в различных уровнях этического развития. Стадии зачаточного развития личности (например, когда эго находится на первобытной или инфантильной стадии развития) соответствует традиционная коллективная этика “Закон”. С другой стороны, в случае высших типов личности, когда целостность достигла полного развития, авторитет “Голоса” вытесняет коллективный закон совести. В прежние времена этот феномен можно было наблюдать только у этических гениев.

* Цитата из“Фауста” Гете. (Прим. пер.)

Однако в настоящее время он уже затронул широкие круги индивидуализированного населения Запада. О развитии этой тенденции свидетельствует возросшая дифференцированность в подходе законодательства к определению ответственности человека в свете конституциональных и психологических факторов.

Отказ новой этики от карательного принципа также вписывается в тот же конфликт. Наказание всегда ориентируется на уничтожение, подавление и вытеснение отрицательного. Цель такого подхода заключается в том, чтобы вызвать не трансформацию личности в целом, а лишь “частичное этическое” изменение (реальное или иллюзорное) в сознательной психике.

Поэтому новая этика, опирающаяся на глубинную психологию, не заинтересована в наказании. Она может последовательно соглашаться с устранением элементов, которые коллектив не способен ассимилировать. Но при этом новая этика исходит вовсе не из карательного принципа или принципа своего предполагаемого морального превосходства. Она руководствуется сознанием своей психологической и биологической неспособности. Тот факт, что определенный организм не может переварить какое-либо вещество, свидетельствует не о его неудобоваримости, а о неспособности организма ассимилировать это вещество.

Первые попытки осуществить на практике новую этику можно наблюдать в различных сферах, например, в либерализации старой тюремной системы, в благотворительной деятельности по отношению к преступникам и в признании в уголовном законодательстве приемлемости психологических открытий. В этом же направлении независимо друг от друга развиваются события, отправной точкой которых служат в корне отличные идеологии. Этот факт лишь подтверждает правильность нашего предположения о том, что в психической структуре современного человека происходит общий сдвиг, связанный с упадком старой этики и зарождением новой.

От нас требуется “независимая и ответственная проработка” нашего зла. Но отсюда следует, что осознание должно рассматриваться как моральное обязательство. Существенное значение этого требования, в котором стремление европейца к научным знаниям совпадает с устремлениями новой этики, становится понятным, когда мы сознаем масштаб разрушений, вызванных в индивиде и коллективе бессознательным с помощью вытеснения. Внутреннее опустошение людей (индивидов и целых народов), вызываемое ложью, которая скрывается в вытеснении и фатальном нежелании взглянуть в лицо реальности, приводит порой к ужасу.

На первый взгляд может показаться, что принцип обмана воцарился на том месте, которое в старой этике занимало зло, и все, произошедшее в новой этике, сводится к изменению содержания того, что считается злом. Но в действительности здесь речь идет о другом. Принцип истины в новой этике связан с подлинностью взаимосвязей между эго и бессознательным. Этический долг сознательности предполагает, что сознание призвано выполнять роль органа формирования и регулирования отношений со всем психическим, то есть отношений между содержания-ми бессознательного и сознательной психикой. Выполнение этой задачи не зависит от характера содержания, привносимого в отношения с сознанием, и от того, каким это содержание является с точки зрения старой этики – хорошим или плохим. С этической точки зрения, решающим фактором теперь становится критерий истины. В этом контексте проявление и объем самосознания необходимо рассматривать как ценность в этическом, а не научном понимании этого термина.

Признание существования личностного зла есть “добро”. Быть слишком добрым, то есть стремиться выйти за пределы фактически существующего и возможного добра есть “зло”. С этической точки зрения, зло, осуществляемое осознанно (что всегда предполагает наличие полного сознания своей ответственности), то есть такое зло, от которого субъект не стремится уйти, есть “добро”. Вытеснение зла, сопровождаемое инфляционным завышением самооценки, есть “зло”, даже когда оно проистекает из “позитивной установки” или “доброй воли”.

На первый взгляд может показаться, что новая этика и сознательность, а также особая роль сознательной психики и эго, характеризуются чрезмерной рационалистичностью и при этом недостаточно учитывается инстинктивная, то есть бессознательная форма сосуществования со злом человека как некоторой совокупности. В дальнейшем, однако, мы сможем убедиться в том, что, несмотря на свою особую роль, эго не является последней инстанцией в принятии решений в новой этике.

Сознательное совершение зла составляет прямую противоположность “сублимации” в том виде, как ее понимал Фрейд. Сублимация рассматривается как некая уловка, с помощью которой зло “лишается своих природных свойств” и затем используется для выполнения культурных задач. Но фрейдовская сублимация такого типа является примером бессознательной адаптации, и поэтому ее нельзя рассматривать как сознательную реализацию либидо. Когда “кровожадная” личность, в природе которой заключен избыток агрессивно-инстинктивных элементов, становится мясником, солдатом или хирургом, мы имеем пример такой сублимации, в которой первобытное побуждение пролить кровь удовлетворяется в санкционированных обществом и культурой формах. В данном контексте мы не можем рассматривать столь неясный предмет, как сублимация, и проблему ее реализации. Поэтому мы ограничимся лишь несколькими замечаниями по этому вопросу.

Сублимация может иметь место в тех случаях, когда в “унаследованной структуре поведения” уже существует “предрасположенность к превращению эгоистических стремлений в социальные”.*

* Sigmund Freud. “For the Times on War and Death”

Однако там, где существует такая структура, отсутствует этическая проблема. С другой стороны, опыт показывает, что сублимация, которая носит добровольный характер (то есть осуществляется под руководством эго и сознательной психики), может иметь место лишь в весьма ограниченных пределах. В действительности эго не способно переориентировать врожденные инстинктивные тенденции на достижение культурных целей.

При наличии такой возможности мы попадаем в порочный круг старой этики; сублимация такого типа очень часто достигается за счет заразных миазмов, возникающих при вытеснении и подавлении бессознательных элементов, не поддающихся сублимации. Нам известны имена сублимированных святых, чьи “незапятнанные” (с точки зрения старой этики) жизни свободны от переживаний сексуальности и полны братской любви, во всяком случае, на сознательном уровне. Но наша обостренная интуиция безошибочно замечает адский ореол, который так часто исходит от святости такого рода. На периферии ее лучезарно чистого центра мы обнаруживаем ее противоположность – корону извращенно-сексуальных фантазий, которые ниспосылаются “сатаной” в качестве искушения, и кроваво-огненную окружность, в которой подвергаются преследованиям неверующие, всю бесчеловечную жестокость, пожары, пытки, погромы и крестовые походы, которые придают лживый оттенок братской любви и “сублимациям” сознательной психики.

Этот тип святости вызывает у нас отвращение, независимо от того, в какой форме она проявляется, будь то святость инквизитора или святость партийного босса, потому что мы знаем, что все эти явления суть один и тот же феномен, и различие между ними заключается лишь в одеяниях и исторических эпохах, а не в степенях человечности или бесчеловечности.

Необходимым следствием “абсолютного обязательства” старой этики является концепция “первородного греха”, которая отражает невозможность выполнения абсолютного обязательства. Из этого положения логически вытекает неприятие “жизни в этом мире”, земли и земного и, в конечном счете, самого человека. Во всех проявлениях бегства от жизни, например, при девальвации эго, вызванной непреодолимым сознанием греховности, или при инфляции эго, граничащей с возведением индивида в ранг святого, человек фактически спасается от “нижней” стороны мира, устремляясь к небу как символу позитивного и доброго.

В отличие от этой установки, новая этика с ее признанием правомерности существования отрицательного отражает как самоутверждение современного человека, так и его примирение с землей и жизнью в этом мире. Характерно, что новая ориентация всегда проявляется под знаком нисхождения в ад и даже договора с дьяволом.

Союз Фауста с Мефистофелем – это союз человека с тенью и злом, который позволяет ему изведать всю полноту жизни, спускаясь к Матерям и поднимаясь к Вечно Женственному. Это странствие не обходит стороной чувство вины, а проходит через весь мир живого, проникая глубоко в языческий пласт реальности, который лежит в основе иудейских и христианских слоев. В период истории, который наступил после Фауста, из бессознательной сферы современного человека непрестанно возникает фигура Пана – прототипа христианского дьявола, его полная и без сокращений версия. В качестве хранителя тайн природы Пан принес с собой ключ к познанию глубин. Теперь искуситель не отвергается, а находит признание, поскольку в настоящее время “спастись может” только тот, кто “всеми силами стремится к цели”, не избегая опасностей падения и хаоса.

Признавая зло, современный человек признает правомерность существования мира и индивида в опасной, двойственной природе, которая составляет неотъемлемую часть мира и самого человека. Это самоутверждение необходимо понимать как глубинное утверждение нашей человеческой всеобщности, которая охватывает бессознательное и сознательную психику. Центром этой всеобщности является не эго (которое является центром сознания) и не так называемое супер-эго, а Самость. Она является предельным представлением для сознательного ума, поскольку он не способен рационально постигнуть Самость. И тем не менее мы можем сказать несколько слов о возникновении Самости и форме, в которой она проявляется.

Прежде чем приступить к рассмотрению идеи Самости на основе сопоставления с супер-эго, мы приведем одну простую аналогию, которая, вероятно, поможет разъяснить природу этого понятия. При рассмотрении многообразия взаимодействий в человеческом теле и в невероятно сложных иерархиях взаимосвязей между биохимическими и нервно-психическими процессами (среди которых лишь отдельные частные системы могут в полной мере быть постигнуты наукой) мы прекрасно понимаем, что это тело функционирует как единый организм, обладающий некоторой всеобщностью. Все частные системы, от ультрамикроскопических процессов (наблюдаемых и ненаблюдаемых) в отдельной клетке до таких основных систем, как кровеносная или нервная система, функционируют согласованно, настраиваясь друг на друга в симфонии взаимозависимости.