Текст книги "Глубинная психология и новая этика"

Автор книги: Эрих Нойманн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

они стремятся возвратиться к первобытной групповой идентичности, которая не предполагает личной ответственности. Другими словами, для поведения масс характерны атавизм и регрессивность. В то же время их поведение

* Группа всегда испытывала затруднения, вызванные слишком высокими для нее моральными требованиями. Однако в прежние времена эти трудности компенсировались за счет групповой идентичности. которая все еше сохраняла свою значимость. И даже после распада единства племенного коллектива с его первоначальной групповой ответственностью сельская община, ремесленная или торговая гильдия и, наконец, семья продолжали выполнять роль коллектива. Коллектив был спосбен ассимилировать своих слабых членов, нейтрализовать их или позботиться о них так, чтобы они не создавали коллективных проблем. Сельский дурачок и увечный, сумасшедший и тупица – все они продолжали жить в обшине. независимо оттого, распространялась групповая идентичность на племя или класс, сельскую обшину или семью. Это положение действовало до тех пор. пока группы оставались небольшими и существовало сильное сознание групповой идентичности.

не вписывается ни в какие рамки общей групповой ответственности.

В процессе повторной коллективизации увеличивается число групп лиц, стоящих ниже культурного уровня элиты. Требования старой этики вызывают у них чувство обиды. Чем больше скопление людей, тем ниже средний уровень сознания, культуры и морали. В результате формируется многочисленный класс людей, неспособных достигнуть культурного уровня, установленного элитой. Поэтому таких людей клеймят как антисоциальные, низшие, порочные и криминальные элементы.

Стремление упомянутого класса лиц подавить или вытеснить свои неподобающие тенденции приводит к активизации негативной бессознательной стороны психического как индивида, так и группы. В результате увеличивается несоответствие между моральным уровнем индивида и этикой коллектива.

Накопление вытесненных содержаний в “подвергнутом повторной коллективизации” коллективе создает опасность разрушения старой, иудейско-христианской этики. В результате этого кризиса возникают нигилистические и материалистические движения, которые, в сущности, стремятся разрушить основу личной ответственности.

Усиление раскола между сознательной психикой массовой личности и ее вытесненной, теневой стороной приводит к повышению прочности персоны и сокрытию различий между реальными достижениями и требованиями старой этики, которые в XIX веке, и особенно в эпоху королевы Виктории, приобрели печальную известность в форме лицемерия и двуличности.

При значительном увеличении разрыва между природой и требованиями элиты становится нереальным даже псевдорешение этической проблемы в форме сознательной идентификации с коллективными ценностями.

За последние несколько столетий существенно увеличилось число людей, которых постигла печальная участь. Психологически состав этих людей несовместим с элитарной этикой, потому что они обладают психологией, нормальной для предыдущих столетий, тогда как уровень их сознания не соответствует исторической эпохе, в которую им пришлось жить.

Такие случаи атавизма представляют лишь крайние примеры неравномерности развития, характерной для современной личности. Атавизм проявляется по-разному:

например, человек живет как техник в настоящем времени, как философ в эпоху Просвещения, как верующий в эпоху Средневековья и как воин в эпоху античности, причем, все эти частные установки в том, каким образом и где они вступают в противоречие друг с другом, самими их носителями абсолютно не осознаются.

На этом этапе рассуждении необходимо рассмотреть ошибочную идею равенства людей так, как она представляется с психологической точки зрения. В то же время необходимо оградить от всех возможных превратных толкований зерно истины, скрытой в этой ошибочной идее. Мы только теперь начали понимать, что декларируемая идентичность человеческой природы уходит корнями в глубины коллективного бессознательного.

Коллективное бессознательное представляет собой “осадок” всех идентичных, первичных реакций человека как разумного существа. Благодаря коллективному бессознательному человек становится человеком и отличается от всех других видов животных. Непрерывная идентичность первичных реакций человека, проявляющихся в инстинктах и архетипах, является коррелятом структуры его психофизической системы с характерным для нее напряжением между противоположными полюсами вегетативной и церебральной нервной системы, между “животной душой” и “разумной душой”.

В то же время, в отличие от упомянутой идентичности структур, существующей на самом глубоком уровне, на уровне сознательной психики можно обнаружить замечательное структурное неравенство. Это неравенство можно наблюдать не только между различными расами (например, между негроидной и основными белыми расами и народами), но и между племенами, семьями и индивидами.

Действительно, существует широкий спектр структурных различий в одаренности и способности к развитию вообще и к развитию сознания, в частности. Наследственность и обучение, коллективные влияния и личностный темперамент переплетаются в сложной игре сходства и противоположности. И тем не менее во избежание неправильного истолкования, следует признать, что (особенно в эпоху социальной несправедливости) принцип равенства людей действительно позволяет индивиду заявить право на личностное развитие и потребовать устранить раз и навсегда препятствия, поставленные несправедливыми внешними обстоятельствами на пути этого развития.

Разумеется, более справедливый общественный строй, основанный на равенстве людей, обеспечил бы возможность возникновения большего числа элит на основе широких масс человечества. Но это вовсе не опровергает наше утверждение, что люди в действительности не равны, и современная “повторная коллективизация” лишь углубляет разрыв между элитой и возрастающим числом людей, неспособных выполнить требования элиты и вступающих в ними в конфликт.

Завышенные требования, предъявляемые элитой к коллективу, и обусловленная этими требованиями блокировка вытесненной теневой стороны в бессознательном составляют новую, весьма современную этическую проблему. Фактически мы являемся свидетелями зарождения этики, которая не рассматривает этическую установку и решения, принимаемые индивидом, в отдельности друг от друга и поэтому не только оценивает установку в сочетании с решениями индивида, но и учитывает воздействие этого сочетания на коллектив, а также включает ситуацию бессознательного в общую моральную оценку.

При рассмотрении новой коллективной этики мы, разумеется, не понимаем под этим термином регрессивные тенденции, которые в настоящее время стали заметны, восстанавливают коллективную этику первобытной личности и стремятся уничтожить личную ответственность. Напротив, мы предполагаем, что прогрессивное этическое развитие индивида должно также учитывать воздействие этической установки индивида на коллектив.

Рядом с “ответственностью перед богом”, которая вынуждает индивида сосредоточить внимание только на “Голосе”, должна помещаться “ответственность перед обществом”. Теперь эта ответственность не ограничивается, как в прежнее время, задачей превращения с помощью законодательного акта этики Голоса, обязательной для индивида, в общую этику. Обобщая свою установку, он должен брать на себя ответственность за воздействие этой установки на других людей, которые нередко стоят на более низком интеллектуальном, психическом и этическом уровне, чем он.

Таким образом, мы имеем дело с этикой релятивист-ско-иерархического типа, которая оценивает по достоинству дальнейшую индивидуализацию современного человека и его очевидную тенденцию к типовым вариациям. Задача такой этики заключается в том, чтобы избежать психического раскола, характерного для старой этики, и тем самым устранить основную причину многих психических заболеваний и патологий; при этом достигается еще одна цель—устранение одной из основных причин массовых проявлений теневой стороны человеческой природы.

В настоящее время появляются и приобретают зримые очертания многие предпосылки и особенности новой этики, хотя в целом картина еще далека от завершения. Тем не менее, прежде чем обратиться к рассмотрению этого предмета, мы кратко повторим наши выводы относительно старой этики.

С психологической точки зрения, старая этика представляет собой частную этику. Это этика сознательной установки. Поэтому она не учитывает и не оценивает тенденции и воздействия бессознательного. Типичный пример такой этики можно найти в трактате Блаженного Августина, в котором Августин благодарит Бога за то. что он (святой) не несет перед ним ответственности за свои сны.

Старая этика требует подавления и жертвы и в принципе допускает вытеснение. Другими словами, она не учитывает состояние психики или всей личности, ограничиваясь этической установкой сознательной психики, частной системой в рамках личности. В коллективе она предписывает нереальные нормы поведения, ориентированные исключительно на деятельность эго и сознательной психики. Это опасная иллюзия, так как в социальной жизни группы и коллектива она приводит к негативным компенсаторным явлениям, в которых реализуется вытесненная, подавленная теневая сторона психического. В жизни общества она принимает форму психологии козла отпущения. В международных отношениях она обнаруживает себя в виде широкомасштабных проявлений атавистических массовых реакций, которые принято называть войнами.

Старая этика доказала свою несостоятельность в решении актуальной проблемы нравственности современного человека. Кроме того, она поставила современного человека перед лицом еще одной опасности, которую таит в себе тенденция к психическому расколу, обусловленная дуалистической концепцией мира и ценностей.

Частная этика представляет собой индивидуалистический тип этики, потому что она не признает ответственности за бессознательные реакции группы или коллектива. В этом заключается неадекватность старой этики. Она не учитывает компенсаторные отношения между сознательным и бессознательным, которые являются основной причиной современного кризиса в социальной сфере и в сущности составляют центральную этическую проблему нашего времени.

Этические требования принятия ответственности даже за бессознательные процессы проистекают из проблематичности психологической ситуации современного человека как индивида. Особую остроту приобретает эта проблема на уровне коллектива, потому что никакая элита не в силах навязать народным массам свою этику так, чтобы не навлечь на себя бедствия, вызванные таким навязыванием.

Процесс “повторной коллективизации” и ее противоположность – индивидуализация привели современного человека к существенным проблемам на этическом уровне, которые, в свою очередь, вызвали настолько резкое повышение психического напряжения в индивиде и коллективе, что в целом ситуация потребовала для своего разрешения нового развития и новой этики.

НОВАЯ ЭТИКА

В этой главе мы рассмотрим проблематическую ситуацию и моральный кризис индивида, чтобы понять процессы, знаменующие переход к новой этике на уровне личности. Необходимо возвратиться к отношениям между коллективным и индивидуальным, на которых мы остановились в начале книги, и связи между проблемами коллектива и судьбой индивидов, в которых нашли отражение эти проблемы.

Конфликт или болезнь, которая побуждает современного человека приступить к изучению глубинной психологии, очень редко бывает такой, чтобы простая коррекция сознательной установки или перекомпоновка данного материала в соответствии с новой структурной моделью позволила найти некоторое решение. В большинстве случаев необходимо обнажить для сознания те уровни личности, которые прежде находились за пределами восприятия сознания и поэтому назывались “бессознательными”.

В прежнее время такой кризис воспринимался как угроза спасению души. Например, совершение тяжкого греха имело настолько важное значение для сознания человека, что ставило под угрозу все его существование, его “душу” и внутреннюю опору его жизни. С другой стороны, современный человек воспринимает свою ситуацию лишь как кризис, затронувший его сознательную психику и эго. Конфликт рассматривается как некоторое расстройство, крушение надежд, неспособность справиться с конкретной ситуацией или важной проблемой: при этом человек почти никогда не сознает, что его жизни угрожает опасность. В большинстве случаев он чувствует, что поставлена под сомнение целостность его эго и поэтому энергично защищается от осознания всей масштабности своей реальной проблемы.

Обращение к глубинной психологии, которая прослеживает путь между данной ситуацией и ее истоками в глубинах личности, всегда и неизбежно приводит к серьезной дестабилизации эго и мира сознания. Все объясняется просто: в глубинной психологии мир сознания встречается со всей совокупностью личностного и безграничной сферой бессознательного.*

Почти всегда можно ожидать, что странствие в мире глубинной психологии начнется с серьезного потрясения в мире ценностей человека. Причем, независимо от того, приступает он к глубинной психологии, руководствуясь опытом, который показал несопоставимость его мировоззрения, морального кодекса и образа жизни с масштабом стоящих перед ним проблем, или же неадекватность его прежней ориентации обнаруживается лишь в процессе анализа.

Психическое развитие современного человека почти всегда начинается с моральной проблемы и личностной переориентации, которая осуществляется с помощью ассимиляции тени и трансформации персоны.** Мы описываем этот процесс в терминологии аналитической психологии К. Г. Юнга, так как она позволяет дать наиболее полное и дифференцированное объяснение. В то же время этот процесс, по крайней мере, его начальные этапы, может быть описан и в терминологии Адлера и Фрейда.

Моральная проблема, поставленная глубинной психологией, находит наиболее ясное выражение в концепции “теневой личности”. По мнению Юнга, в начале странствия в мире психологии можно обнаружить область тени и найти взаимодействие с этой фигурой.

* В данном случае мы рассматриваем, как всегда, когда речь идет о психологическом исследовании, только тех лиц. которые крайне нуждаются в индивидуации. Другими словами, мы рассматриваем тех людей, которые миновали первую половину жизни и уже адаптировались к коллективу

** К. Г. Юнг.Связь между Я и бессознательным // К. Г. Юнг. Психология бессознательного. М., 1994.

Это взаимодействие проводит странника через целую иерархию областей психического, которые должны своевременно получить надлежащую оценку при любом действительно глубинном исследовании.

Встреча со своей тенью, негативной бессознательной частью личности всегда вызывает у индивида чувство разочарования, когда эго пребывает в состоянии идентификации с персоной и существующими коллективными ценностями. Особенно тяжело эта встреча проходит для экстраверта, потому что по своему характеру он менее склонен к интуитивному постижению своей субъективности, чем интроверт. Эго, отождествляющее себя со всем хорошим и прекрасным, испытывает сильное потрясение, и поэтому разрушение наивного самообмана эго составляет необходимое содержание первого этапа анализа.

Поразительно, что во многих случаях кризис и невроз, которые приводят человека в кабинет психоаналитика, не в силах поколебать иллюзорную установку эго. Отсутствие “сознания греха” (то есть моральной реакции на эмоциональное потрясение, коренным образом изменившее обычную жизнь индивида) составляет одну из особенностей нашего времени.

В прежние эпохи болезнь и неудача воспринимались в категориях греха, вины и наказания. Но эта моральная реакция не свойственна сознанию (но не бессознательному) современного человека. В настоящее время ситуация рассматривается в форме подверженности посторонним воздействиям – со стороны других людей, обстоятельств, внешней среды и наследственности, “жертвой” которых становится личность.

Известная каузальная концепция психоанализа, согласно которой некоторые переживания раннего детства рассматриваются как “причина” неудачи в более зрелые годы, во многом объясняет упомянутую установку и фактически является ее выражением. В кризисной ситуации эго чувствует себя невиновным, потому что оно не способно ответственно идентифицировать себя с эго раннего детства.

При встрече с тенью, однако, эго покидает область идентификации персоны с ценностями коллектива. Редуктивно-аналитические работы Фрейда и Адлера обнажили теневую сторону человеческой психики, столь отличную от иллюзорной самооценки эго. Встреча с “другой стороной”, негативным элементом, характеризуется появлением множества сновидений, в которых это “другое” предстает перед эго в различных обликах: нищего или хромого, изгоя или дурного человека, дурака или бездельника, униженного или оскорбленного, грабителя, психически неполноценного и т. д.

Человека потрясает до глубины души неизбежность признания, что другая сторона, несмотря на ее враждебность и чуждость по отношению к эго, составляет часть его личности. Великий и ужасный догмат “ты то еси”, который проходит лейтмотивом через всю глубинную психологию, звучит болезненным диссонансом в открытии тени.

Личностный кризис заставляет индивида погружаться в такие глубины, в которые по доброй воле он обычно не осмеливается спускаться. Старый идеализированный образ эго должен исчезнуть, и тогда опасное понимание неоднозначности и многосторонности личностной природы сотрясает пьедестал, на котором помещался этот образ.

Процесс, в котором эго приводится к осознанию своей порочности и психической неполноценности, антиобщественное и подверженности невротическому страданию, уродливости и ограниченности, основан на психоаналитической методике пробивания инфляционной оболочки с целью заставить эго пережить во всей полноте свою ограниченность и односторонность, типологическую обусловленность, предвзятость и нечестность. Естественно, что горечь осознания всех этих неприятных свойств вызывает реакцию сопротивления.

Необходимость признания в своей неприспособленности и инфантильности, никчемности и уродливости, животном родстве с обезьянами, скотской сексуальности и стадности производит потрясающее впечатление на любое эго, идентифицировавшее себя с коллективными ценностями. Но корни теневой проблемы уходят глубже, и проблема становится нешуточной, когда исследование приходит к истокам самого зла, и личность ощущает свою связь с врагом рода человеческого, агрессивные и деструктивные влечения, заложенные в структуре ее бытия.

В конечном счете индивид приходит к необходимости “признания” своего зла. На первый взгляд это утверждение может показаться непонятным. Разумеется, в полной мере его значение не поддается непосредственному осмыслению. Не следует минимизировать и скрывать зло, пытаясь придать ему относительный характер, потому что релятивизация зла позволяет нам делать вид, что в конечном счете именно то зло, которое необходимо признать, не так уж плохо. Ситуация не изменяется в лучшую сторону от того, что зло теперь не принимает форму коллективно опознанного феномена.

С точки зрения моего соседа, быть может, “мое” зло не есть зло, и наоборот. Именно в этом и заключается моральная проблематика ситуации. Групповая оценка и ответственность прекращают свое существование, когда никакое одобрение со стороны общепринятой моральной нормы не в силах изменить сознание эго, что оно поступило дурно, и никакое порицание со стороны коллектива не в силах и не вправе изменить ориентацию эго.

Распознание “моего” зла как отличного от общего зла составляет необходимый момент самопознания. В процессе индивидуации никто не вправе обойти стороной этот момент. Однако в процессе развертывания индивидуации происходит дезинтеграция прежнего влечения эго к совершенству. Инфляционная экзальтация эго должна быть принесена в жертву. Эго вынуждено заключить с тенью джентльменское соглашение, которое знаменует диаметрально противоположное развитие по отношению к старому этическому идеалу абсолютизма и совершенства.

Процесс примирения с тенью приводит к заметному понижению морального уровня личности. Распознание и признание тени предполагает нечто большее, чем простую готовность взглянуть на своего темного брата и затем вернуть его в состояние подавленности, в котором он, подобно узнику, влачит жалкое существование. Распознание и признание тени предполагают предоставление ей свободы и права на участие в жизни индивида. Последнее возможно только на “более глубоком” моральном уровне. Эго обязано сойти со своего пьедестала и осознать состояние своего структурно-исторического несовершенства как свое предназначение.

Признание своего несовершенства составляет для индивида исключительно трудную задачу. Независимо от пола и психологического типа, каждый из нас имеет тень и осуществляет низшую деятельность. Поэтому всем нам в равной мере трудно дается ассимиляция этой стороны личности.

Если кому-нибудь приснится горбун, перепрыгнувший через ограду и вцепившийся в горло сновидцу с криком: “я тоже хочу причаститься к твоей жизни”, это свидетельствует о преобладании насильственно-разбойничьего характера тени. Когда эго демонстрирует свою слабость, тень вынуждена прибегать к насилию. Это означает, что неистовые содержания, вначале чуждые и не известные сознанию эго, непременно проявятся в виде реакции бессознательного на эго. В этом случае эго воспринимает проблему тени и моральный конфликт в скрытой, но агрессивной форме активизации комплекса. Фрейд и Адлер сводили невроз к половому инстинкту или инстинкту власти, исходя из проявления тени в форме симптома или комплекса.

Естественно, концепция “признания отрицательного” вызывает неприятие, потому что бессмысленна, ненужна и даже опасна. Кроме того, понижение статуса эго, вызванное признанием существования тени, допустимо или необходимо только в исключительных, “патологических” случаях. И тем не менее понижение статуса эго не носит произвольного характера и не является частным случаем. Оно выражает на личностном уровне коллективную ситуацию нашей культуры. В отличие от христианина эпохи средневековья или человека античной, азиатской или первобытной культуры, современное состояние личности человека западной культуры требует признания и ассмиля-ции реального коллективного понижения статуса эго человека. Фактически прорыв темной стороны в западное сознание приобрел характер необратимого процесса.

Прорыв темной стороныв западное сознание означает следующее: за последние полтора века сформировался целый комплекс параллельных тенденций, которые привели к одновременному проявлению в различных областях проблематичного феномена “темноты”. Этот процесс связан с так называемой повторной коллективизацией западной культуры, которая привела к укреплению коллективных феноменов и очевидному преобладанию коллективных событий над личностными.

Прорыв темной стороны соответствует базовому смещению психологического центра тяжести вниз, к земле, которое приобрело невиданные для западно-христианского мира масштабы. Открытие существования “безобразного человека”, несчастного, дурного и примитивного занимает значительно больше места в культурной жизни нашего времени, чем принято считать. Мир первобытных людей, заря существования человечества и первые стадии человеческой истории позволили по-новому взглянуть на место человека в мире и космосе. Они показали человеку мрачные глубины, в которые уходят его корни, и иллюзорность его представлений о своей богоподобной природе и центральном положении в мироздании.

“Природная детерминированность” человека включает в себя наследственность, строение тела человека, массовую личность, инстинктивную основу индивида и бессознательное как определяющий фактор, которые оказывают бесспорное влияние на статус личностного эго и с поразительным единодушием указывают на необходимость признания существования темной стороны психического. Дарвиновское “доказательство” родства человека с обезьяной, библейская критика, концепция духа как эпифеномена экономического процесса, “По ту сторону добра и зла” Ницше, “Будущее одной иллюзии” Фрейда – все это способствовало разрушению старых ценностей. Секуляризация, материализм, эмпиризм и релятивизм составляют основные концепции, свидетельствующие о смещении психологического центра тяжести, особенно очевидном при сопоставлении этих концепций с отношением к миру христианина эпохи Средневековья.

Ни в одну из предыдущих эпох истории человечества темная сторона психического не требовала к себе так много внимания, как в наши дни. Психически неполноценные, психопаты и психотики, дегенераты и увечные, нуждающиеся в уходе и внимании, ненормальные и преступники вызывают к себе интерес и сочувствие современного человека, как никогда прежде. Исследователи и государственные институты настолько увлеченно занимаются проблемами этих групп, что на фоне отсутствия интереса к нормальным людям и style='text-transform:uppercase'>ух страданиям, их заинтересованность в судьбе этих лиц выглядит почти извращенной.

В соответствии с общей тенденцией, безобразное, неправомочное и порочное прокладывают себе путь в искусство. Путь, который ведет от Моцарта через Бетховена к атональности в музыке и соответствующие процессы дезинтеграции и трансформации в литературе и живописи свидетельствуют об упадке старого уклада жизни и ценностей в сфере эстетики. И дело здесь вовсе не в таких великих новаторах, как Достоевский, в произведениях которого обнажена вся бездна отчаяния человека – психически неполноценного, порочного и покинутого всеми. Всеобщий феномен детективных рассказов, фильмов о преступлениях и триллеров вписывается в тот же жесткий контекст.

Безусловно, было бы преувеличением утверждать, что прежние эпохи не знали о существовании этой стороны человеческой натуры. Религии спасения, в том числе и христианство, всегда обращались к этой стихии. Но если в предыдущие века глубины человеческой природы рассматривались как лежащие во зле и нуждающиеся в спасении, и в то же время подвергались запрету и изгнанию из свода ценностей, то в наши дни эта сторона жизни служит источником глубокого, страшного и опасного очарования. Очарование современного человека темной стороной предъявляет к нему “требование” и поэтому должно получить исчерпывающее объяснение. Неясность этого очарования таит в себе не только опасность, но и зародыши возможного будущего развития западной культуры, хотя на первых этапах такое развитие проявляется преимущественно в разрушительных и катастрофических формах.

В настоящее время западный человек знает о своей биологической, исторической, социологической и психологической детерминированности. Он сознает свою зависимость от своего тела, политических и экономических реальностей и поэтому испытывает неуверенность в своих идеологических и интеллектуальных подходах. Действительно, западный человек как индивид, находящийся во власти эго, не всегда и не в полной мере сознает эту зависимость (что и составляет реальную опасность для психологической ситуации). И тем не менее вся атмосфера жизни западного человека проникнута этим чувством, составляющим основу его экзистенциальной неуверенности. Тирания коллектива и ощущение тотальной детерминированности личностной структуры подтачивают психологическую опору индивида. Массовая психология, отвергая в принципе значение отдельной личности, лишает эго последней опоры и чувства уверенности в себе.

Вероятность реализации описанного процесса особенно велика в тех случаях, когда структура эго и сознательной психики воспринимается как зависимая от психологического бессознательного, которое неизменно демонстрирует свое подавляющее превосходство над эго. За исключением некоторых героев, однако, люди западной культуры не сознавали на личностном уровне прорыв темных сил. пока не возникла глубинная психология. Напротив, западная инфляция эго, составлявшая господствующую тенденцию в развитии западной цивилизации, начиная с эпохи Просвещения, до сих пор окрашивает философию жизни отдельного человека. Это означает, что ощущение или смутная интуиция экзистенциальной опасности и ранимости существует бок о бок с чувством уверенности эго в своей способности все совершить, познать и организовать под девизом “где хотение, там и умение”. В конечном счете, поляризация этих противоположных точек зрения – самонадеянность эго, с одной стороны, и возрастающее давление темной стороны психического, с другой, – приводит к расколу в личности как индивида, так и коллектива.

Коллективная дезориентация современного человека, особенно в тех случаях, когда она остается неосознанной и неассимилированной, то есть когда она не принимает форму личного переживания индивида, вызвала ряд опасных реакций, которые коренным образом изменили общий этос нашей эпохи и личную жизнь наших современников.

В упомянутом ряду можно определить два типа реакций, которые по странной прихоти психики нередко совместно возникают в одном и том же индивиде.

Первый тип реакций носит дефляционно-коллективистский характер и поэтому девальвирует как индивида, так и эго. Второй тип реакций носит инфляционно-индивидуалистический характер. В отличие от первого, второй тип реакций содержит завышенную оценку роли индивида и эго. Оба типа реакций отражают стремление уйти от рассмотрения реальной проблемы. Общим для обоих типов является стремление скрыть тот факт, что новый этический подход призван разрешить конфликты, тяготеющие над современным человеком.

Первая реакция на распад старой системы ценностей носит нигилистически-негативистский характер. Она характеризуется различными способами подавления чувства собственного достоинства в человеке. Идеал белокурой бестии, принцип “сознание приносит несчастье”* и идеология “крови и почвы” (земли) суть варианты этой губительной реакции. Общим для них является “знание”, что система ценностей сознания фальшива, отсюда враждебное отношение к сознанию. Если система ценностей сознания есть иллюзия, значит возрождение через сознание невозможно и поэтому необходимо отказаться от попыток достижения такого возрождения. Такая позиция приводит к идентификации эго с коллективными антиценностями. которая противопоставляется характерной для старой этики идентификации эго с коллективными ценностями.