Текст книги "Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста"

Автор книги: Еремей Парнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 32 страниц)

IX

Ланской и Ровнин не уставали дивиться широте и могуществу связей Евгения Владимировича Доровского. Он позвонил в лабораторию, как всегда, неожиданно, перед концом рабочего дня.

С нашим шефом не соскучишься! – не то осуждающе, не то одобрительно вздохнул Кирилл, вешая трубку. – Надо ехать.

Звонок оторвал его от затягивающих, как шахматный этюд, поисков общей формулы для подсчета термодинамических потенциалов реакции с углеводородами-гомологами.

– Сейчас? – не отрывая глаз от шкалы газометра, вяло спросил Малик – он заканчивал как раз серию опытов с цикланами.

Как всегда, срочно.

Ехать куда-то в дождь из ярко освещенной лаборатории, где было так тепло и просторно, не очень хотелось. Вот уже две недели, как они работали здесь только вдвоем. Володя Орлов перешел на химфак к Герберову, а Томка-Рыба пребывала где-то на сборах пловцов. Первые дни без привычного трепа было скучновато. Зато эксперимент сразу набрал оптимальный темп.

– Шеф звонил? – напомнил Марлен, увидев, что Кира вновь лунатически потянулся к подсчетам.

– Кто же еще? – Ланской с сожалением отложил шариковую ручку. – В самый интересный момент! Только-только начало вырисовываться… Боюсь упустить. Может, ты один съездишь?

– А куда?

– В гостиницу «Россия», – небрежно повел бровью Кирилл. – Там, понимаешь, сейчас директор того самого металлургического комбината. С ним Михаил Владимирович насчет нас договорился…

Эффект был полный.

– Вот это да! – Марлен даже озадаченно присвистнул. От одной лишь мысли о том, что заместитель председателя Госплана говорил про их дела с директором крупнейшего металлургического комбината, захватывало дух. – А ты меня часом не разыгрываешь, старик?

– Очень надо! И вообще, не понимаю, чего это ты так всполошился? Все в этом мире просто, старик. – Бросив халат на табуретку, он снял с вешалки кожаную куртку. Конечно, и речи быть не могло о том, чтобы не поехать на подобное рандеву.

– Легко сказать, просто! – Малик критически оглядел темные и липкие от смол пальцы. – Лично у меня от такой простоты дух захватывает. – Он отключил установку и вырубил тягу.

– И напрасно. Родственный фактор имеет первостепенное значение! Подчас успех дела определяют личные контакты. Кто с кем ходит в сауну, играет в теннис или попивает водочку на природе…

– Ну, шеф молодчага! И сам ведь, что любопытно, без всякой просьбы!

– Как же!.. Я ему всю плешь проел насчет полу заводской модели. Но на такой вариант, признаюсь, даже я не рассчитывал.

– А директор, он чего? – спешно отключив контакты, продолжал выспрашивать подробности Ровнин. – Будет строить?

– Я-то откуда знаю… Согласился переговорить, и на том спасибо.

– Попробовал бы не согласиться!

– Не скажи, – выпятив губы, медленно покачал головой Кирилл. – Он сам себе голова. Депутат Верховного Совета, Герой Социалистического Труда – все при нем.

– Не имеет значения! – Ровнин принялся методично отмывать ногти. – Госплан, старик…

– Да брось ты! – Ланской досадливо поморщился. – Ты еще уши намыль, – усмехнулся он покровительственно. – Ишь загорелся! Чему, дура, радуешься? Девяносто шансов из ста за то, что он пошлет нас куда подальше. Очень мы нужны ему с нашей вихревой камерой… Финансирование опять же, а у него план, государственный, кстати, небось министр каждую неделю звонит…

– Так ты едешь? – не обращая внимания на насмешки, спросил Марлен. – Если нет, то дай я запишу фамилию и номер комнаты.

– Я бы не поехал, – с расстановкой объяснил Ланской, – если бы не знал тебя, Малик, но, коль скоро я имею счастье наблюдать за твоими завихрениями почти восемь лет, мне не остается другого выбора. Я еду, хоть и оставил свой зонтик дома.

– И превосходно. У меня зонт есть. Как-нибудь уместимся.

Как это часто случалось в последние годы, удушливая жара в одночасье сменилась затяжным ненастьем. Температура упала до десяти градусов, и зарядили тусклые, надоедливые дожди. Долгожданные такси с зелеными огоньками с вызывающей скоростью проносились мимо стоянок. Ланской и Ровнин успели основательно вымокнуть, пока им не подвернулся попутный «левак».

Поспешно забравшись внутрь, они вытерли мокрые лица и примолкли.

Прислушиваясь к натужному повизгиванию «дворников», никак не справлявшихся с наплывом пузырящихся вод, Ланской философски размышлял о капризах судьбы. За последний месяц они с Маликом видели шефа лишь дважды, да и то урывками. Один раз он назначил встречу в вестибюле Госкомитета по науке и технике, где шло заседание какой-то комиссии, другой – в ампирном закутке Дома ученых. На счастье, Доровский обладал даром полностью абстрагироваться от окружающей действительности, сосредоточиваясь только на том, что ему ловко подсовывали в данный момент аспиранты и прочие соискатели. Впрочем, читал он, как правило, по диагонали, с удивительной быстротой переключаясь с одной темы на другую, в зависимости от упорства и умения осаждавших. Оставалось лишь удивляться, как он ухитрялся в таких условиях замечать ошибки, повторы и прочие слабости. А он замечал, не гнушаясь вносить поправки даже в библиографию, в которую официальные оппоненты и те редко заглядывали.

Не составили исключения и обе последние встречи в прокуренных коридорах, на глазах у людей. Несмотря на явно неподходящую обстановку, Евгений Владимирович успел просмотреть весь материал и, судя по вполне резонным замечаниям, нащупать уязвимые места.

– В расчетах не напутали? – спросил он, подписывая очередную статью, и внимательно взглянул поверх очков на Кирилла. – С формулами тоже все в порядке? Мне ведь продираться сквозь ваши дифференциальные уравнения недосуг… Смотрите, ребята, я на вас полностью полагаюсь.

– Все верно, – растроганный очередным знаком благоволения, поспешно заверил Ровнин. В термодинамике он разбирался еще меньше. Несмотря на то, что все формулы были аккуратно вписаны его рукой.

– Я проверял, – подтвердил Ланской. – Но вообще-то, Евгений Владимирович, давно назрела надобность капитально заняться темой, – не удержался он от шпильки. – Требуется кропотливая мозговая атака и, хоть мы ценим ваше доверие, деловая критика.

Против ожидания, шеф не вспылил, хоть и отличался почти что детской обидчивостью.

– Разве я не понимаю, ребята? – сокрушенно вздохнул Евгений Владимирович. – Только и вы попытайтесь меня понять. Видите, что происходит? Я же себе совершенно не принадлежу… Но ничего, авось все скоро наладится.

Ланской внутренне содрогнулся от этого «авось». Особых надежд на отрадные перемены возлагать, разумеется, не приходилось. Он действительно видел, как Доровского, который работал по совместительству на кафедре и заседал в многочисленных комиссиях и ученых советах, рвали на части. Это было настолько привычно, что считалось вполне нормальным, чуть ли не само собой разумеющимся. Неотвратимо надвигающийся переезд лишь обострил и ускорил заведенное течение событий.

Но теперь, помимо коловращения привычных обязанностей, в жизни Евгения Владимировича возникла новая заманчивая стезя, влекущая на академические высоты. Сотрудники лаборатории, а вместе с ними и Кирилл, с растущим удивлением наблюдали, с каким откровенным упоением шеф играет, и это было самое точное слово, в свое членкорство. Как осваивает, радуясь каждой мелочи, новое положение с его почетными обязанностями и лестными привилегиями. Злые языки нашептывали, что он чуть ли не в пляс пустился, когда узнал, что ему полагается пусть весьма скромный, но все-таки фонд, предназначенный для выписки зарубежных научных изданий. И вообще, чего только не говорили про нового члена-корреспондента, столь ловко оставившего за кормой стольких потенциальных кандидатов. На то и существует завистливая молва, чтобы повсюду сопутствовать успеху. Для нее безразлично, когда он являет свой лучезарный лик: в победном взлете молодости или на склоне лет, когда уместнее подводить итоги, нежели строить планы на будущее.

Вопреки вполне понятной тревоге за собственную судьбу, Кирилл не мог осудить шефа, хотя и не упускал случая подбавить к общему шушуканью насчет «изменника» насмешливое словечко. Более того, он был единственным, кто в глубине души полностью понимал Евгения Владимировича и, следовательно, оправдывал… Мысленно ставя себя на его место, Кирилл, хоть и не без усмешки, приходил к лестному для самолюбия выводу, что поступил бы точно так же. Одного он не мог простить судьбе: срока. Время для жизненных перемен было выбрано чертовски неудачно.

«Почему не через годик, а именно сейчас, когда так важна каждая минута? – вновь и вновь задавался он совершенно бессмысленным вопросом.

И знал, что нельзя, потому что шеф, исчисляя оставшиеся годы, не принимал его, Киру Ланского, в расчет, и вообще случай капризен и всякий раз по-новому выбрасывает свои кости.

Кирилл покосился на посапывающего рядом Малика. Его мясистое лицо было сосредоточенно и странно подвижно. Гневно шевелились кустистые брови, отчетливо выпирали на вечно румяных щеках энергичные желваки, и раздувались, резко выбрасывая воздух, крупные ноздри. Все отчетливо вылепленные черты словно следовали в своем движении потаенному ритму.

«Проигрывает какую-нибудь скрипичную пьеску, – решил Кирилл. – Ему и горя мало. Живет сегодняшним днем».

Марлен, уйдя в себя, действительно слышал музыку. Именно слышал, а не играл, потому что был без остатка захвачен чистотой и математическим совершенством гармонии. Если бы его спросили вдруг, что это было, он, пожалуй, затруднился ответить точно. Возможно, юный Моцарт, а вернее всего, Бах… Музыка не играла в настоящий момент самодовлеющей роли, но лишь сопровождала развитие мысли и настроения. Он не любил терзать себя долгосрочными планами и, даже обдумывая альтернативные решения, уходил от тупиков, полагаясь на счастливый случай, который, когда возникнет такая надобность, не замедлит себя проявить. Разделяя распространенное заблуждение, Малик как бы изначально полагал, что имя его навеки занесено в некий надмирный список любимчиков. Повинуясь волшебной палочке, жизнь выстраивалась в ожидаемый ряд. Старшая получила первую четверку по химии – прекрасно, младшая делает успехи в сольфеджио – так и должно быть, жене прибавили пятнадцать рублей зарплаты – значит, прибавят еще, подвернулся по дешевке раздолбанный «Бехштейн» – починит по старой дружбе знакомый настройщик, и так каждодневно. В отличие от Кирилла, постоянно сжигавшего свой единственно сущий сегодняшний день во имя вожделенного завтра, Малик и от работы получал одни только радости. Составленная шефом программа себя оправдывала, установка выдавала по семь-восемь проб за смену, результаты прекрасно укладывались в хитроумные формулы Киры – о чем тогда горевать? Вот и сейчас Евгений Владимирович устроил встречу с директором крупнейшего металлургического завода, депутатом, Героем Труда. Разве это не удача? Не счастливый шанс, который другие ловят – не могут поймать годами! Напрасно Кира сомневается в том, что из этой затеи выйдет толк, нагромождая выдуманные сложности. Опасения почти никогда не оправдываются. Зато нечаянная удача подстерегает ищущего на каждом шагу. Это мировая закономерность, проявляющая себя в звуках, в музыке. Путь от сомнения к нежданной радости перерастает в знакомую тему, разворачивается в некую партитуру, которую легче услышать, чем прочитать с листа.

Директор комбината Порфирий Кузьмич Логвинов встретил молодых научных сотрудников радушно и, что называется, запросто: в шлепанцах и без пиджака.

– Кофейку не желаете? – предложил Порфирий Кузьмич. – Или чаю? Я, признаться, на чаек перешел. – Он привычно скользнул ладонью по левой стороне груди. – Мотор барахлить начал. Оно и понятно, шестой десяток разменял.

– А коньяк? – тонко улыбнулся Кирилл. – Помогает?

– Для снятия стресса, так сказать, и сосуды, говорят, расширяются… Так чай или кофе?

– Я исключительно за чай, – инстинктивно подлаживаясь под Логвинова, высказался Малик.

– Мне, если можно, кофе, – попросил Кирилл.

– Отчего же? – Логвинов сделал по телефону заказ. – Итак, молодые люди. – Он вытер губы бумажной салфеткой и выжидательно сцепил пальцы. – Чем могу служить?

– Видите ли, Порфирий Кузьмич, – сделал осторожный заход Кирилл, – нам срочно нужна ваша помощь. Дело в том, что мы под руководством члена-корреспондента Евгения Владимировича Доровского…

– Знаю Доровского, – предпочел прямой разговор Логвинов. – И о ваших хлопотах более-менее осведомлен. От меня лично вам что требуется? Конкретно?

– Создать и опробовать в заводских условиях установку, – собравшись с духом, выпалил Ланской.

– Не больше и не меньше? – улыбнулся директор. – Тема госбюджетная?

– Поисковая.

– Проект имеется? Чертежи?

– Пока вот. – Марлен извлек из портфеля копию заявки и кальку с эскизами. – Для начала.

– Не густо. – Порфирий Кузьмич неторопливо раскрыл футляр и надел очки.

– А это рядовой образец конечной продукции. – Малик стыдливо положил на стол ноздреватый цилиндрик губки. – Следовало бы, конечно, провести плавку, но у нас нет подходящей печи…

Логвинов небрежно подбросил образец на ладони.

– Небось читали про то, как крестьян где-то заставляли плавить чугун в глиняных горшках? – Он неодобрительно покачал головой. – Ничего из этой затеи не выйдет. Мартышкин труд, химики.

– Почему? – обменявшись мгновенным взглядом с Маликом, вкрадчиво спросил Кирилл.

– Да потому, что вся дрянь, которая сидела в руде и топливе, перешла в ваше, с позволения сказать, железо.

– Только не в топливе, – запальчиво возразил Кирилл. – Мы греем раздельно, поэтому рудного слоя достигают лишь газы, летучие.

– А сера и фосфор, по-вашему, не летят? – Логвинов сочувственно пожевал губами. – Очень жаль, но чего-то вы, по-видимому, недопонимаете, молодые люди.

– Как же так, Порфирий Кузьмич? – растерялся Ланской. – Это же принципиально новый процесс. – Он жалко улыбнулся. – Посмотрите, какие энергетические выгоды! Мы можем восстанавливать чем угодно, углеводородами, спиртами, хоть уксусной кислотой…

– Допустим, – Логвинов пробежал глазами заявку. – Принцип я еще из предыдущего разговора уловил. Неожиданно, даже остроумно, не спорю… Но какой с этого толк?

– То есть как? – опешил Кирилл, окончательно теряя почву под ногами.

– Да на кой ляд мне ваши орешки. – Сердитым жестом Логвинов смахнул со скатерти губку, которая пулей ударилась в экран телевизора. Малик даже голову втянул в плечи с испуга, но экран устоял. – Что я с ними буду делать, люди добрые? Для мартена не годится, для электрометаллургии – тоже. Куда их девать, скажите на милость?

Малик с мольбой и надеждой уставился на друга.

– Но так же нельзя рассуждать, – облизывая пересохшее небо, процедил сквозь зубы Кирилл. Внутренне собравшись, он попытался обуздать беспорядочно скачущие мысли. – Новый процесс вы хотите уложить в прокрустово ложе традиционной технологии. Некорректно получается, Порфирий Кузьмич.

– Что? – с веселым удивлением воскликнул Логвинов. – Прокрустово ложе?! Да вы хоть знаете, что такое современный металлургический комбинат?.. Нет, как вам это нравится, прокрустово ложе! – Он плеснул себе в стакан минеральной воды. – Вы что, хотите вообще отказаться от основного цикла? Назад в первобытную дикость?

– Вперед, в безотходную химическую металлургию, – упорно стоял на своем Кирилл.

– Думаете, вам дадут под это свидетельство? – неожиданно спросил Логвинов, тяжело придавив заявку широкой кистью.

– Надеемся, – дернул плечом Кирилл.

– Дадут, – протянул Малик. – Куда они денутся?

– Не знаю, куда кто денется, но свидетельства вы не получите.

– Почему? – настороженно встрепенулся Ланской.

– А вот помяните мое слово!

Возникшее напряжение несколько разрядила официантка в кружевном передничке и наколке. Бесшумно расставив стаканы и чашки, она убрала со стола пустую бутылку и кокетливо улыбнулась Логвинову:

– Я вам еще вафелек свежих захватила.

– Спасибо, девулечка, получи. Так на чем мы остановились? – спросил, пробуя с ложечки горячий чай, Логвинов, когда девушка упорхнула.

– Я говорю о том, что наш процесс преждевременно сопоставлять с существующим, – совладав с собой, отчеканил Кирилл. – Чтобы выявить плюсы и минусы, нам нужно выйти на полузаводской масштаб, Порфирий Кузьмич. Только за этим мы к вам и обратились, отнюдь не посягая на ее величество металлургию.

– Логично, – подумав, признал директор, но тут же поправился: – Однако не совсем. Во-первых, я вижу пока сплошные минусы и никаких плюсов, – загнул палец. – А во-вторых, не могу не печься о престиже родного завода. Да нас с вами засмеют, дорогие хлопцы! Это же все равно что деревенские прялки на «Трехгорке» установить. Даже хуже! Любой поиск имеет право на существование, если видна конечная цель. Понимаете вы меня?

– Понимаем, – изо всех сил стараясь держаться спокойно, заверил Кирилл. – А у нас она как, вообще не просматривается?

– Опять двадцать пять! – обречено махнул рукой Логвинов. – Я ему про Фому, а он про Ерему. О чем можно балакать, когда нет перспективы получить качественный металл? Мы не купцы-охотнорядцы, чтобы палить ассигнации из одного любопытства.

– Разве нельзя выжечь вредные примеси с помощью электрометаллургии? – Кирилл незаметно для себя дробно постукивал по ковру подошвой. – Я уж не говорю о том, что наш способ позволяет обогащать руду, причем задарма, за счет газов, образующихся при коксовании. Насколько я знаю, их, за редким исключением, даже не улавливают, сжигают.

– Обогащать? Это что, ваша, так сказать, программа-минимум? Последний рубеж отступления?

– Допустим.

– Тогда вообще говорить не о чем. – Логвинов заглянул в заявку. – Вы, если не ошибаюсь, дробите руду почти до порошка, а мне в домне такого не требуется. Вот вам и задарма!.. Пойдем, однако, далее. Я, например, никак не принимаю ваш выпад по адресу коксохимии. Если газ еще где-то жгут, то за это судить надо. И вообще, хлопцы, куда вы глядите: в прошлое или в будущее? Замахнулись вроде на большое, а кончили чем?

– В будущее мы смотрим, в будущее! – не сдержавшись, выкрикнул Кирилл. – Это вы, Порфирий Кузьмич, упорно стараетесь ткнуть нас носом в остывший след. Если вы действительно не видите принципиальных новшеств, то тогда говорить, ваша правда, не о чем.

– О принципиальных новшествах рассуждать, на мой взгляд, преждевременно. Скажем лучше, потенциальных…

– Пусть потенциальных, – согласился Кирилл. – Если они налицо, помогите нам продолжить эксперимент. Это единственный способ получить ответ на все вопросы. Я уверен, что дело пойдет, и мы сумеем довести свой чисто химический цикл до качественного металла.

– И я уверен, – с веселым озорством поднял подстаканник Марлен. – Уж вы помогите, Порфирий Кузьмич! Будущее само не приходит. Его нужно постепенно готовить, растить. Вы еще помянете нас добром.

– Дети, – фыркнул Логвинов. – Чисто дети. Ну что мне с вами делать? – Он задумался, подперев кулаком тяжелый раздвоенный подбородок. – Давайте договоримся следующим образом. Вы разработаете подробный проект – расчеты, синьки и все такое… Можете?

– Можем! – с готовностью вскочил Марлен.

– Вот и ладно. Документацию пришлете на мое имя, а там видно будет. – Логвинов озабоченно заглянул в записную книжку, явно давая понять, что аудиенция окончена.

На том и расстались.

– Не густо, – почесал макушку Кирилл, стоя в ожидании такси под козырьком южного подъезда.

– И на том спасибо, – успокоительно заметил Малик. – Мы же фактически с голыми руками приперлись.

– Он нас и отчихвостил по первое число. Ничего не скажешь, цепкий мужик. Бьет наповал – в самое солнечное сплетение… А я еще глупость сморозил с этой серой и фосфором. Они определенно возгоняются при пиролизе. Кристаллическая сера уже при комнатной температуре парит… Нечего сказать, химики! – подосадовал Кирилл. – Неприятно.

– Что в лоб, что по лбу. Не вижу принципиальной разницы. Вполне достаточно того, что вредные примеси имеются в руде. Мы и сами знаем, что почем. Флюсы всякие и прочая металлургия. Мы уже битые-перебитые.

– Неудобно вышло. Он на меня, как на щенка, поглядел, когда я эту глупость сморозил.

– Ничего, рассосется.

– Значит, так. – Ланской решительно тряхнул головой. – Хватит валять дурака. С завтрашнего дня делаем полный баланс по сере и фосфору: руда, топливо, отходящие газы, металл. Дашь задание лаборанткам.

– Легко сказать, дашь задание! – приуныл Малик. – Попробуй…

– Это твои проблемы, – холодно оборвал Кирилл. – Раскрывай зонт, кажется, такси.

Дома Кирилла ждала открытка от Томки-Рыбы. Она жила в палаточном лагере аквалангистов в Приморье, взахлеб хвалила подводную охоту и приглашала его приехать в отпуск.

«Почему бы нет? – решил он. – Идеальное место, где можно продумать все до конца. Океан, уединение, кристальная ясность».

Он еще раз перечитал корявые торопливые строчки. Каменные окуни, камбала, волосатые крабы – от этого сладко щемило сердце. Но более всего привлекало название места, где находился лагерь, – бухта Идола. Оно пробуждало жгучие грезы детства. Вспоминались любимые книги: «Остров сокровищ», «Робинзон Крузо», «Миклухо-Маклай»… Как давно он не перечитывал их!

Кирилл вытащил из-под дивана брезентовый чехол с пневматическим ружьем. Любовно протер замшей оксидированную, покрытую тончайшей пленкой смазки поверхность, проверил, как заточены гарпунные наконечники. Остановка была за малым. Авиабилет Москва – Владивосток – Москва стоил, наверное, рублей триста, не меньше. Срочно требовалось придумать нечто оригинальное. Особо ломать голову, впрочем, не приходилось. Поиски оптимального варианта так или иначе сводились к беспощадной дилемме: либо продать двухтомник Бердслея, либо занять у кого-нибудь под будущие гонорары в реферативном журнале.

Третьего, как утверждает латинская мудрость, увы, не дано.