Текст книги "Раны чести"

Автор книги: Энтони Ричес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

Часом позже Руфий распахнул дверь офицерской столовой и осторожной улыбкой встретил взгляды присутствующих.

– Господа…

Он ждал в дверях. Марк стоял позади, но на виду. Оба отлично понимали, что на первый раз их должны пригласить. Самый низкорослый из центурионов когорты, мужчина с колючим ежиком на голове, как раз достиг развязки своего анекдота. Марк узнал в нем наименее недружелюбного офицера на утреннем рапорте. Мужчина отвернулся к сослуживцам.

– И тут центурион отвечает: «Ну, префект, обычно мы просто ездим в бордель на лошади!»

Он вновь посмотрел на Руфия.

– Давай, Дед, заходи.

Руфий поморщился и покосился на Марка, который прикрыл рукой усмешку. Мужчина снова махнул рукой, глядя за спину Руфию.

– И ты тоже, юный Два Клинка. Дай рассмотреть тебя как следует.

Один из товарищей офицера насмешливо фыркнул и отвернулся к кувшинам за стойкой, теребя рукой узелок на своей бороде. Его сосед смерил Руфия и Марка взглядом; полуприкрытые глаза, казалось, все время смотрели на нос, видавший лучшие времена. Офицер, пригласивший их войти, широко улыбнулся, среди густых зарослей бороды мелькнули редкие кривые зубы.

– Не волнуйтесь насчет наших сослуживцев. Ото гадает, справится ли он с любым из вас в честном бою, без помощи всяких фокусов вроде ножа в темноте, которые и привели его сюда…

Покрытое шрамами лицо растянулось в счастливой улыбке.

– Ну, а мой добрый друг Юлий видел твое утреннее представление и знает, что у него против тебя не больше шансов, чем у меня самого.

«Добрый друг» Юлий снова презрительно фыркнул.

– Хороший мечник еще не значит хороший офицер. Особенно если он не имеет представления о военной службе. Парень скоро уйдет, как только Девятая его раскусит.

Он оглядел Руфия сверху донизу и с некоторой долей уважения кивнул:

– Слышал, ты провел немало времени с легионами. Заглядывай ко мне, если захочешь поговорить как солдат с солдатом.

Он вышел из столовой, хлопнув дверью. Марк подавил гнев и заставил себя снова улыбнуться.

– Сегодня утром? Мне повезло, что Антеноху хватило глупости предупредить меня криком. За долгую дорогу я порядком заржавел.

Офицер с короткими волосами вскинул бровь.

– Заржавел, да? Тогда старине Ото лучше накинуться на тебя, пока ты еще не занялся полировкой… Кстати, я Целий, центурион Четвертой, хотя мои люди зовут меня Ежом, когда думают, что я их не слышу… – Для пущего эффекта он помолчал и провел рукой по щетине на голове. – Сам не знаю, с чего бы! Это Ото, известный также как Кастет, о чем вы и сами могли догадаться по его лицу, он командует Восьмой. Юлий, не без оснований известный как Нужник, командует Пятой. Сами видите, он смахивает на туалет когорты. Твой оптион раньше служил у него, вот он и дуется. Теперь ему приходится трудиться самому, а раньше он отдыхал здесь, пока Принц делал за него всю работу.

Он махнул рукой на остальных центурионов.

– Что же до остальных наших товарищей, то это Мило, или Голодный, поскольку всегда ест, а тощий, как копье. Он центурион Второй. И – Клавдий, Барсук, прозванный так за волосы и характер. Он держит свою Третью в постоянном страхе.

Центурион, с которым Марк и Дубн повстречались на дороге, бесстрастно кивнул.

– Брут командует Седьмой, и хотя на их долю приходится больше, чем на всех нас вместе взятых, на нем нет и царапинки, так что его прозвали Счастливчиком. Ну и, наконец, Тит, он же Медведь. Тит командует Десятой, нашей центурией топоров. Когда мы выходим в поле, они рубят деревья и строят укрепления. А в бою сражаются своими топорами, как варвары, потому все они – такие же здоровенные громилы. Дядюшка Секст командует Первой, но это вы уже знаете. Ладно, представления закончены. Выпьете с нами?

Они заказали вино, Руфий попробовал и немедленно признал его второсортным.

– Вообще-то, помимо знакомства, я как раз собирался поговорить с вами о вине. Случилось так, что мы заключили сделку с вашим противным кладовщиком и включили в нее десяток больших кувшинов очень приятного красного из Испании. Может, здесь найдут ему применение? В качестве подарка от новичков, сами понимаете.

Целий горячо улыбнулся им, сделал большой глоток из своего кубка и отер ладонью усы.

– После шести месяцев всякой дряни ваш подарок будет принят, как хлеб – голодными. Этот скользкий гад Анний даже не упомянул, что у него есть такое вино. Ну, услуга за услугу, и вот тебе дружеский совет, юный Два Клинка… – Он сделал многозначительную паузу. – Если хочешь пережить здешний холод и выглядеть как офицер…

Он снова умолк, подчеркивая, что собирается оказать своим новым сослуживцам необыкновенную услугу. Руфий, сидя рядом с ним, предостерегающе поднял бровь.

– Что тебе нужно, так это отрастить хорошую густую кудрявую бороду. Если, конечно, у тебя растет борода.

6

Долгое пребывание когорты на зимних квартирах подошло к концу через две недели после прибытия Марка. Наступление теплой погоды возвестило о начале весенней кампании по возрождению земли. Эти перемены несли облегчение офицерам, которые уже устали разбираться с последствиями скуки и недисциплинированности, взращенных длительным бездействием отрядов. Марк уже столкнулся с одним таким случаем в Девятой: высокий, неприветливый одноглазый солдат, который значился под именем Август и носил прозвище Циклоп. Похоже, прозвище он получил не только за внешность, но и за дурной нрав.

Ранним утром дежурный офицер вызвал Марка в штаб-квартиру. В одной из камер он обнаружил на полу своего солдата, избитого, из носа еще текла кровь. Дежурный центурион – по счастью, им оказался Целий, единственный, не считая Руфия, друг Марка среди офицеров, – с сожалением покачал головой:

– Боюсь, он предсказуем. Нужно всего лишь найти подходящий рычаг, чтобы натянуть, удачную насмешку, чтобы спустить, и он ринется вперед, как камень из катапульты. Его предупреждали, штрафовали, пороли, наказывали нарядами на несколько недель… ничего не помогает. Если пойти к Дядюшке Сексту, его ждет новая порка, похуже прежних, и, скорее всего, позорное увольнение…

Марк посмотрел сквозь толстые прутья, пытаясь оценить скорчившегося у стены мужчину. Он уже узнал несколько имен и характеров, скрытых за ними, но этот человек оставался лишь смутным лицом во второй шеренге на плацу.

– И что же сейчас послужило рычагом?

– Мы не знаем. Он не говорит, а те парни, которые выбили из него сопли, стоят на своем. Он, мол, забежал с улицы и набросился на них без всякой причины или предупреждения, когда они пили в таверне. Это может оказаться по крайней мере полуправдой. Думаю, ты не удивишься, если узнаешь, что оба парня – люди Нужника.

– Хм. Открой дверь и пусти меня к нему.

Целий удивленно посмотрел на него.

– Ты уверен? Когда он был в таком состоянии в последний раз, то сломал человеку руку.

– Думаешь, я с ним не справлюсь?

Лицо Целия растянулось в неуверенной улыбке. Он снял с пояса налитую свинцом дубинку и многозначительно постучал по тяжелому набалдашнику.

– Ну ладно, если ты так решил… Если он начнет озорничать, крикни, я зайду и вновь познакомлю его с лучшим другом дежурного офицера.

Он открыл дверь, заключенный не пошевелился. Марк прислонился к косяку, дожидаясь, пока Целий скроется в своей крошечной каморке. В караулке рядом с кабинетом дремало с десяток мужчин; они тесно, как горошины в стручке, сидели на скамье. Тишина в здании казалась зловещей, возможно, потому, что обычно в нем весь день кипела жизнь.

– Рядовой Август?

Никакой реакции.

– Циклоп!

Теперь солдат поднял глаз. Секунду он смотрел на офицера, потом фыркнул и снова опустил голову.

– Какой это раз, рядовой? Третий? Четвертый?

– Шестой.

– Шестой, центурион. Как тебя наказывали?

Вопрос задавали часто, и мужчина механически процитировал:

– Десять ударов, двадцать ударов, двадцать пять ударов и двухнедельное жалованье, тридцать ударов и две недели свободного времени, пятьдесят ударов, пятьдесят ударов и три недели свободного времени, пятьдесят ударов, месячное жалованье и месяц свободного времени… центурион.

Произнося эту литанию, он поднял голову; в единственном глазу, недавно мутном от боли, зажглась искорка.

– И ни одно наказание не удержало тебя от драки… Так скажи, Циклоп, почему ты дерешься?

Мужчина равнодушно пожал плечами, казалось, он даже толком не понял вопрос.

– Я ни от кого не потерплю всякого говна.

– Насколько я слышал, ты получил порцию «говна» почти от всех. Они достают тебя и подстрекают на драку, а ты ведешься, после чего тебя бьют и вдобавок отправляют на стол для порки как зачинщика. – Марк покачал головой. – Так что же на этот раз?

Глаз Августа снова затуманила боль, и на секунду центуриону показалось, что солдат сейчас заплачет.

– Филлида.

– Женщина?

– Моя женщина. Она бросила меня, ушла к солдату из Пятой. Он и его приятели ржали надо мной…

– Главным образом для того, чтобы получить предлог избить тебя. Ты дал сдачи?

– Врезал им пару раз.

– Хочешь обидеть их всерьез?

Циклоп с подозрением взглянул на него.

– Как?

– Просто. Только скажи мне, кто еще видел, как они травили тебя.

– Я не стану свидетельствовать против них.

– Я уже понял. Сам разберусь с этим, неофициально, но мне требуется имя, с которого можно начать.

Циклоп обдумал просьбу со всех сторон и наконец ответил:

– Маний, из Четвертой. Он был в таверне. Он из моей деревни.

Марк отправился будить Дубна. Он подождал, пока мужчина плеснет себе в лицо ледяной воды, и только потом подробно описал ситуацию. Бритт ответил просто:

– Пусть пропадает. Оставь его Дядюшке Сексту. Этот человек – помеха, он портит общую дисциплину.

Марк прислонился к стене комнатушки и устало потер щетину.

– Нет. Оставить его на старшего центуриона – значит, признать, что мы не в силах сами присмотреть за своими людьми. Ты хорошо знаешь этого Циклопа?

– Достаточно. Его сердце отравлено, переполнено гневом.

– Он воин?

– Сражается яростно, но ему не хватает… самообладания.

– И если мы с этим справимся, он будет хорошим солдатом?

– Ага, – неохотно согласился бритт.

Марк не обратил внимания на его интонацию.

– Хорошо. В таком случае мне нужна твоя помощь. Давай на этот раз дадим ему реальный шанс измениться.

Дубн расчетливо взглянул на него.

– Хочешь разбудить Деда?

Марк отрицательно покачал головой.

– Нет, хотя я бы с удовольствием выслушал его совет. В этом деле он должен оставаться нейтральным, а если он узнает, ему трудно будет не вмешаться. Это проблема Девятой, и Девятая сама с ней справится. Своим способом.

– Это как?

– Сначала нам нужно поговорить с одним парнем из Четвертой. Хорошо, что стражей сегодня командует Целий, нам не придется его будить.

Юлий проснулся от громких ударов в дверь. Он сонно выбрался из постели и поплелся открывать. В ярком лунном свете фигура Марка была хорошо видна, и когда Юлий узнал юношу, раздражение сменилось неприязненным рычанием:

– Чего тебе надо, щенок?

Марк сделал знак и отступил в сторону. В дверях показался Дубн, в его руках висело двое полубессознательных солдат. От усилий могучие бицепсы бритта вздулись. Один глаз немного заплыл, но других повреждений заметно не было. Он сбросил солдат под ноги Юлию, заставив центуриона отступить назад, и только потом заговорил:

– Должно быть, старею. Год назад ни один из них не успел бы и пальцем меня тронуть.

Юлий захлебнулся от ярости. Он выскочил наружу, не замечая холодного воздуха, и набросился на Дубна:

– Какого хрена ты тут сделал?

Марк встал рядом со своим оптионом и зло прищурился.

– Он, брат-офицер, в точности вернул этим людям то, что они сделали сегодня вечером с солдатом из моего подразделения. У меня есть свидетель, который поклялся, что Августа спровоцировали. Из предыдущего опыта они отлично знали, как его задеть. Сейчас мы всего лишь сравняли счет. Если ты попытаешься предпринять в связи с этой историей что-нибудь еще, мой свидетель обещал выйти и рассказать все.

– Хочешь запугать меня? Ни один человек из этой когорты не станет свидетельствовать против другого.

– Выбирай сам. Но единственный способ узнать – испытать меня. Юлий, все это можно прекратить прямо сейчас. И тихую войну против моей центурии, и твои попытки повернуть моих людей против меня. Но с этой минуты любая твоя затея вернется к тебе в двойном размере, и неважно, о чем речь. Сколько бы моих солдат ни пострадало, твои получат в два раза больше…

Марк подошел вплотную к Юлию. Тот врос в землю, увидев стиснутые челюсти и раздувающиеся ноздри юноши.

– …а если ты захочешь пообщаться лично, я встречусь с тобой на плацу для небольшой тренировки, с оружием или без него. Если у тебя есть что-то ко мне, то разбирайся со мной!

Он развернулся и пошел прочь. Дубн молча поднял бровь и двинулся следом, оставив онемевшего центуриона Пятой стоять у дверей.

На следующее утро, сразу после построения, префект Эквитий и старший центурион уселись разбирать дело Циклопа, рассматривая все обстоятельства, пока нарушитель стоял перед ними по стойке «смирно». Когда были изучены голые факты, Фронтиний спросил Циклопа, желает ли он что-то сказать до вынесения приговора. К удивлению офицеров, привыкших к его обыкновению молчать как камень, солдат, глядя в пол, пробубнил ответ:

– Господин, я прошу моего центуриона говорить за меня.

Префект и старший центурион переглянулись.

– Хорошо, рядовой Август. Центурион?

Марк, держа шлем на локте, шагнул вперед и вытянулся.

– Префект. Старший центурион. Мое представление от лица рядового Августа несложно. По его словам, драка была спровоцирована, но это не относится к делу. У него больше записей о дисциплинарных нарушениях, чем у любого другого солдата Девятой, и я уже сказал ему, что не допущу такого. Я считаю, он может стать хорошим солдатом, но только если научится держать себя в руках. Посему мои рекомендации таковы: не назначать порки, не отстранять от учений и не присуждать к тому, что помешает его обучению. Вместо этого лишить его той суммы жалованья, которую вы сочтете подходящей, и свободного времени на подобающий срок. Если он снова нарушит дисциплину, то уволить его из когорты – он бесполезен и для меня, и для любого другого офицера, если не способен справиться со своим характером.

Фронтиний помолчал, а потом повернулся к трибуну:

– Я согласен. Я уже насмотрелся на этого солдата на столе для наказаний. Рядовой Август, ты оштрафован на месячное жалованье, лишен свободного времени на месяц и назначен дежурить в бане в качестве дополнительного наказания. Кроме того, на три месяца тебе запрещено покидать расположение когорты, исключая исполнение обязанностей в составе центурии. Ты понял?

Циклоп коротко кивнул.

– Хорошо. Свободен.

Снаружи штаб-квартиры Дубн ухватил Циклопа за ворот, ткнул ему пальцем в грудь и перешел на их родной язык, желая, чтобы солдат все понял.

– Это была офицерская версия. А сейчас – моя. Ради тебя центурион сунул яйца под нож, поставил свою репутацию на твое будущее поведение. Облажаешься еще раз – и ты не просто создашь проблемы центуриону, из-за тебя он может вылететь из когорты. Если не справишься со своим поведением, со службой попрощаешься не ты один. И тогда я отметелю тебя так, что ты в жизни не отыщешь свои гребаные яйца. Ты. Меня. Понял?

Дубн не смог расшифровать выражение, с которым посмотрел на него одноглазый солдат.

– С этого дня я буду паинькой, Дубн, но не ради тебя. Я тебя не боюсь. Я сделаю это ради молодого господина.

Он повернулся и пошел к баням, чтобы начать отбывать свое наказание, оставив Дубна задумчиво смотреть ему вслед.

С началом весны когорта ускорила программу тренировок. Секст Фронтиний, слушая доклады о недовольстве среди северных племен, которое тлело всегда, но сейчас медленно разгоралось, жаждал тренировать своих людей в поле, пока они не достигнут пика физической формы. Он готовил солдат к кампании и не скрывал уверенности, что в этом году им предстоит сражаться. Двадцатимильные марши, которые из-за риска обморожения бывали только раз в две недели, теперь объявлялись трижды в неделю.

Центурии Руфия и Марка неожиданно вызвали зависть всей когорты. Заново снаряженные, получающие хорошие пайки, солдаты взбодрились и хорошо приняли новых, хоть и совершенно разных, командиров. Будь то сочетание целеустремленности и гуманности Марка или легионерские методы Руфия, которые он, если позволяли обязанности, передавал юноше в долгих ночных беседах, но уверенность и мастерство обеих центурий росли быстро. Дубн и два его новых под-офицера, тщательно отобранные мужчины постарше, безжалостно гоняли Девятую. Они понимали, что требуется от центурии, когда та идет на войну. При открытой поддержке Морбана, который имел большое влияние на солдат, Девятая из сборища равнодушных одиночек вскоре превратилась в плотно спаянный отряд воинов. Люди заново открывали радость испытывать себя рядом с теми, кого они начинали считать братьями. В один из вечеров в офицерской столовой Руфий высказал эту идею своему другу.

В другом углу комнаты Ото и Брут играли в шумную игру под названием «Разбойники» на доске, расчерченной черными и белыми клетками. Счастливчик, не в силах оправдать прозвище, упрямо гонял немногие оставшиеся фишки по доске. Руфий указал головой на двух мужчин и заговорщицки понизил голос:

– И пусть это станет для тебя предупреждением. Может, нашего собрата-офицера и зовут Кастетом, но не думай, что у него котелок плохо варит. Он выигрывает у Брута четвертую партию подряд, и не похоже, чтобы эта полоса прервалась. «Разбойники» – хорошая игра для военного ума, учит постоянно просчитывать свои действия. Старина Счастливчик все время допускает одну-единственную ошибку – беспокоится, где окажутся его фишки в следующий ход, вместо того чтобы думать на три хода вперед. Он играет агрессивно, старается накрыть все сразу, а вот Кастет владеет искусством спокойной игры, знает, как незаметно заманить противника под атаку. Самая простая игра может научить жизни, но некоторые уроки так легко не даются…

Он глотнул вина, смакуя вкус, и покосился на друга.

– Все это подводит меня к вопросу, над которым я размышляю последние пару недель, глядя, как вы с Дубном превращаете своих парней из отребья в приличных пехотинцев. Ни секунды не сомневаюсь, ты обучишь ребят сражаться с мечом и щитом, сделаешь каждого из них хорошим бойцом. Но, скажу по собственному горькому опыту, это вовсе не главная сила Центурии, которая способна съесть все, что бросят ей навстречу, а потом еще потребовать добавки. Дай-ка я расскажу тебе, что случается, когда ты сражаешься с синеносыми. Перед боем, когда твои люди пытаются не захныкать от страха, варвары встают за пределами копейного броска и начинают орать, словно пьянчуги из трущоб. Как они отрежут нам члены и будут размахивать ими перед нашими женщинами, а потом затрахают их насмерть. Как мы будем смотреть на свои кишки, лежащие на земле. Ну и прочую ерунду. Однако поверь опытному человеку – это работает. Естественная реакция, которую я видел во многих центуриях и когортах перед жаждущими крови варварами, – каждый человек сдвигается чуть правее, чуть ближе к щиту своего товарища в поисках толики лишней защиты. И прежде чем ты понимаешь, что происходит, шеренга уже сдвинулась на полмили вправо от того места, которое нужно легату, и сражение наполовину закончилось еще до начала. Всего лишь от страха…

Он выпил еще и жестом приказал слуге заново наполнить кубок.

– Друг мой, секрет побед в битвах не в отличном фехтовании и не в умении метать копье, хотя эти навыки тоже важны. На самом деле он проще, вот только добиться его труднее. Ты просто должен заставить парней полюбить друг друга. – Он откинулся назад и насмешливо вскинул бровь. – Нет, прежде чем ты начнешь смеяться надо мной, я говорю не о греческом тыканье в жопу. Я говорю о любви мужчины к своему брату. – Руфий задумчиво помолчал. – Есть только один способ объяснить тебе, и я прошу за него прощения. У тебя в Риме был брат, верно?

Марк спокойно кивнул; воспоминания причиняли боль, но уже не такую, как прежде.

– Что бы ты сделал, если бы мог сразиться с его убийцами?

– Скорее всего, я бы погиб с окровавленным мечом в руке, окруженный ковром из мертвых и умирающих.

– И это, дружище Марк, та самая любовь, которую мы должны зародить в сердцах наших парней. Когда твоя палатка в беде, будь то потасовка в пивной или отчаянная драка с ордой синеносых ублюдков, у твоих товарищей есть выбор: смотреть перед собой и не замечать угрозы или броситься на помощь. Приказы тут не помогут, и на плацу этому не выучиться, но если ты заставишь их полюбить друг друга, они сделают за тебя остальное, даже не задумываясь. Если у тебя получится, один прикроет своим щитом другого, когда тот упадет, и не станет обращать внимания на опасность. Потому что будет уверен – его товарищ, не думая и секунды, поступил бы так же. – Он заговорщицки улыбнулся другу. – И, честно говоря, если я и мои парни окажемся по колено в кишках и дерьме, когда закончатся копья, а щиты расколются под топорами синеносых, я хочу, чтобы твои мальчики напряглись и были готовы по твоей команде обрушить свое железо на врага из любви к моим парням. Если мы добьемся этого, у нас обоих будут хорошие шансы дожить до следующей зимы…

Палатки Девятой упражнялись и тренировались друг с другом, всякий раз стремясь выиграть какую-нибудь незначительную награду. Их связь росла с каждой победой или поражением, обещая в следующий раз стать еще крепче; сильные помогали и поддерживали слабых. Эту хитрость повторяли и для групп палаток, всякий раз меняя сочетания и обмениваясь солдатами, чтобы уравнять относительную силу отряда, пока каждая восьмерка не привыкла сражаться бок о бок с другой, хорошо зная ее возможности. Дубн и Морбан, наблюдая по вечерам за солдатами в городе, доложили о появлении нового настроя в подразделении. Другие центурии быстро уяснили: стоит задеть одного солдата из Девятой, и на его сторону станут все остальные, из-за чего бы ни началась ссора. Уважение к ним быстро росло, пока не достигло той точки, когда драки с участием людей из Девятой стали редкостью. Стоило центурии сомкнуть ряды, как схватки быстро заканчивались, а оскорбления забывались.

Марк и Руфий, который занимался со своими людьми тем же самым, повторили этот трюк и с центуриями. Они обменивались солдатами, якобы желая добавить силы или навыков туда, где они необходимы, но в действительности стараясь установить тот же дух товарищества между двумя подразделениями. Наконец в одну из ночей в начале мая палатка из Шестой центурии Руфия вмешалась в неравный бой на стороне пары солдат из Девятой. Двое друзей получили первый знак: они достигли прорыва, над которым трудились все это время.

В тот вечер префект Эквитий вернулся из Котла, с собрания старших офицеров. Вскоре он вызвал в кабинет старшего центуриона.

– Секст, это война, сомнений больше нет. Разведчики Солемна донесли, что племена собирают к северу, в пределах короткого марша от Трех Вершин. Оттуда всего два дня марша до Вала, и по дороге синеносые могут разнести еще две крепости с одной когортой, просто чтобы поднять боевой дух. Солемн не собирается защищать отдаленные форты против двадцати или тридцати тысяч, потому что Кальг наверняка на это рассчитывает. Мы сосредоточимся на обороне Вала, пока к нам не присоединятся легионы из крепости Дэва и с дальнего юга.

Фронтиний задумчиво кивнул.

– Значит, передовые когорты не будут бессмысленно вырезаны, а в полном порядке вернутся за Вал. По крайней мере наш командир практично подходит к ситуации. Значит ли это, что к нам присоединятся даки из Форта Коцидия?

– На этот раз – нет, хотя прошлым летом учения с ними прошли неплохо. Нет, даки разобьют временный лагерь неподалеку от Больших Лугов и сформируют отряд из двух когорт со Второй Тунгрийской, готовясь усилить любой форт на западе Вала, если он попадет в беду.

– Возможно, они хоть немного поделятся своим профессионализмом с Второй. И сколько времени, по мнению легата, потребуется Второму и Двадцатому легионам, чтобы добраться до нас?

– Смотря кто спрашивает. Для любого из когорты, включая офицеров, за пятнадцать-двадцать дней. Но только для твоих ушей – мне удалось узнать, что Солемн вызвал их на север две недели назад и просил своих собратьев-офицеров не жалеть подметок, поэтому они должны появиться здесь уже через неделю. Если повезет, это окажется для Кальга неприятным сюрпризом, и Фортуна улыбнется нам. Шестой легион уже, конечно, развернут, хотя Солемн скрыл, где именно он находится. Не знаю, правда или нет, но, по слухам из Котла, они стоят лагерем в пятидесяти милях от Берегового форта, чтобы иметь возможность гибко среагировать на изменение ситуации, двинувшись на север или на запад.

Старший центурион раздраженно мотнул головой.

– Запад? Кальг не пойдет на крепость Дэва. Легиону следовало прикрыть наши склады в Шумной Лощине. Заметьте, скорее их, чем нас, если Кальг действительно соберет тридцать тысяч человек.

Эквитий молча кивнул и потянулся за кубком.

– Думаю, мы выступим не позднее, чем через неделю. Нет смысла оставлять у Вала отдельные когорты, когда за два-три дня марша мы можем сформировать ударную группу размером с легион. Итак, старший центурион, мы готовы?

Фронтиний кивнул.

– Вполне готовы. Остался еще окончательный зачет, но думаю, мы все успеем, если я подвину расписание.

– А наши новые центурионы?

Фронтиний скрестил ноги и задумчиво поджал губы.

– Своевременный вопрос. Руфий оправдал все мои ожидания – жесткий и опытный кадровый военный, его умений с запасом хватит. Дар Коцидия, не иначе. А вот мальчишка Корв…

Префект глотнул вина и поднял бровь.

– Да?

– Честно говоря, за последние несколько недель он меня удивил. Он крепко держит в руках свою центурию, а Принц Дубн стоит за него до последнего. Парень превратил нескольких разгильдяев в хороших солдат, да и в когорте его, похоже, уважают больше, чем я мог предположить. Вдобавок он хитрый молодой ублюдок.

– Хитрый? Такого я не ожидал.

– Я тоже, но не знаю, как еще описать человека, который скрывает способности своих людей от собратьев-офицеров. Его люди бегают быстрее любой другой центурии когорты и определенно быстрее меня. Однако он это скрывает, делает слишком длинные перерывы, чтобы снизить среднюю скорость, или ведет их обходным путем. По-моему, это очень интересно.

– Мне тоже. Любопытно, что еще ему удалось спрятать?

Старший центурион потянулся за шлемом.

– Думаю, пришло время дать ему возможность показать себя.

Фронтиний приказал дежурному центуриону собрать офицеров и, ожидая их появления в принципии, принялся размышлять над проблемой самого юного центуриона когорты. Двое часовых, стоящих на страже у казны когорты, беспокойно уставились в стену над головой старшего центуриона. Он все еще думал, когда, по одному и по двое, начали прибывать офицеры. Их появление сразу же оторвало Фронтиния от размышлений. Руфий пришел вместе с Целием и Клавдием, тогда как Марк и Юлий, вполне предсказуемо, – поодиночке. Когда собрались все девять, Фронтиний присоединился к ним, отправив часовых сторожить дверь.

– Захоти мы украсть сундуки с жалованьем, мы бы уже давно это сделали. Никто, за исключением префекта, не должен входить без моего разрешения. Это совещание только для офицеров.

Он нарочито дождался, пока двери не закроются.

– Собратья-офицеры, час назад префект вернулся из Котла. Уверен, вы уже слышали об этом. Мальчики в туниках с пурпурной каймой сказали просто – готовьтесь к войне. Некий бритт по имени Кальг собрал тридцать тысяч раскрашенных маньяков в двух днях пути отсюда. И совсем скоро они пойдут на юг, с огнем и сталью, в поисках боя… – Он подождал, ловя взгляды офицеров, прикованные к его лицу. – И они получат свой бой – со временем.

– Со временем, старший центурион? – прищурился Руфий с профессиональным интересом.

– Да, центурион, со временем. Кальг соберет столько копий, что с ними не справятся даже объединенные когорты Вала вместе с Шестым легионом, если только ему не хватит глупости бросать на нас своих людей отдельными отрядами. А на тему ума нашего врага у меня есть для вас одна история. Кальг не настолько глуп, более того, он вовсе не глуп. Я встречался с ним пять лет назад на сборе племенных вождей к северу от Вала. Привел туда полкогорты как наблюдатель и должен был сохранить мир между ними и удостовериться, что они не отобьются от рук. И скажу вам, этот треклятый опыт оказался весьма неприятным. И даже не потому, что эти дикари – толпа редкостных уродов, а потому, что Кальгу не стыдно поспорить и с самой Минервой.

В то время его недавно короновали, и он еще утверждался как правитель сельговов, но если его отец был хитрым старикашкой, мастером ножа в спину, то сын оказался совсем другим. Смышленый дикарь, грудь колесом, эдакий рыжеволосый медведь, рожденный махать боевым топором, но осененный красноречием отца. Он настаивал, чтобы я обосновал, почему римские законы должны действовать на землях к югу от Вала. Разумеется, в конце концов мне пришлось заявить, что, пока наши башмаки топчут эти земли, говорить не о чем. Я ждал, что на этом спор закончится, и в каком-то смысле так и случилось. Однако…

Он немного понизил голос, заново переживая ту минуту:

– …Кальг просто стоял и смотрел на меня. А потом протянул руку и постучал пальцем по моей груди. Мои люди похватали свои железки, зарычали, как проклятые псы, и изготовились броситься на него. Я уже решил, что мы на волосок от кровопролития, но Кальга это не смутило. Он снова легонько стукнул меня пальцем и сказал: «До тех пор, центурион, пока вы можете носить эти башмаки». Недостаточно, чтобы дать мне предлог схватить его за подстрекательство к бунту. Вдобавок половина старейшин северных племен уцепилась за его слова, готовясь вспыхнуть от малейшей искры, как сухой трут. Это многое о нем говорит, и пусть я его не люблю, но не могу не восхищаться размером его яиц. С того дня я ждал, когда его имя станет известно далеко на юге, и сейчас могу заверить вас: он достойный противник. Так что подходящее слово, центурион Руфий, именно «со временем». Я покажу вам, как, скорее всего, будут развиваться события.

Фронтиний повернулся к столу с песком и быстро начертил жезлом несколько линий.

– Здесь, с востока на запад, от побережья к побережью, идет Вал. Кальг не сможет его обойти. Ему придется пересечь Вал, если только он не собирается сжечь пару наших передовых фортов, которые мы восстановим еще до начала следующей зимы. Вот здесь, с севера на юг, дорога из Тисовой Рощи к северным фортам, она пересекает Вал у Скалы. Вот внешние форты к северу от Вала, на северной дороге: Форт Хабит, Ревущая Река, Красная Река, Тисовый Форт и, на кончике копья, Три Вершины. К тому времени, когда отряды Кальга двинутся, оттуда уже выведут войска. Когорты этих фортов спокойно отойдут за Вал, оставив укрепления синеносым. Те утащат все, что найдут, и подожгут дома, но не успеют разрушить стены – а кого, честно говоря, волнует остальное? Эти три когорты, скорее всего, соберутся у Скалы, составив отряд в три тысячи человек, вместе с местной конной полукогортой.