Текст книги "Скандальный портрет"

Автор книги: Энни Берроуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

А теперь… теперь Нейтан так отчаянно хотел ее, что мысль о ее отъезде сделалась просто невыносимой. Он прислонился лбом к оконному стеклу и невидящим взглядом уставился на крыши города, который уже начал называть своим домом. Но если Эми уедет, это ощущение исчезнет. Париж станет всего лишь очередным чуждым холодным местом, где ему предстоит существовать.

Так что ему делать? Просто дать ей уехать? Или, рискуя всем, в последний раз сыграть в кости с судьбой?

Ясно одно, если он ничего не сделает, то потеряет ее навсегда.

Но если он решится попытать счастья, связав свое будущее с Эми, ему придется рассказать ей все. Нейтан закрыл глаза, чувствуя, как все внутренности сжимаются от страха. Ее возмущали обитатели Стентон-Бассета, которые с готовностью поверили бездоказательным слухам о том, что Финелла родила ребенка вне брака. Насколько сильнее будет гнев Эми, когда она узнает, что он поверил точно таким же россказням о ней?

А еще ее отношение к его репутации. Эмитист недвусмысленно дала понять, что считает его человеком, готовым затащить в постель любую женщину под любым предлогом. Нейтан так и не нашел подходящей возможности, чтобы рассказать ей о своей ожесточенной битве с отцом, закончившейся тем, что ему пришлось пойти на крайние меры, чтобы обрести свободу. Один или два раза, когда она рассказывала о своем прошлом, так похожем на его собственную борьбу за независимость, он чуть было не открылся ей.

Однако в последний момент мужество всегда изменяло Нейтану. Учитывая все, что он сделал, в кого превратился, просто чудо, что ему удалось так сблизиться с Эми. Он не стоил ее. Отец оказался прав. Прав, как всегда. Он просто ничтожество.

И Нейтан продолжал молчать. Молчать и довольствоваться теми крохами, которые она бросала ему. По крайней мере, эти несколько дней Эми делила с ним постель. Ей нравилось его общество. Стоит ей узнать, что он скрывает, и он лишится даже этого.

Приняв решение, Нейтан снова провел рукой по волосам. Пришло время во всем признаться. И пусть она возненавидит его, он это заслужил. Пусть это станет его карой. За то, что не остался с ней. Всю оставшуюся жизнь знать, что Эми презирает его, – это всего лишь справедливое наказание. За то, что он предал ее. Предал их юную любовь.

Он должен сказать Эми правду, чтобы она поняла, что произошло. Даже если из-за этого потеряет ее. Что ж, этого все равно не избежать. Она уедет. Эми ясно дала понять, что не желает, чтобы он своим присутствием в ее жизни нарушил ее добропорядочное респектабельное существование.

Нейтан опустил руки и сделал глубокий дрожащий вдох.

До сих пор, что бы он ни делал, ему не удавалось пробить брешь в той невидимой стене, которой окружила себя Эмитист. Так что он теряет?

Возможно, ее ожидает шок, когда она узнает, что на самом деле произошло между ними десять лет назад и почему разбились их мечты. Но в конце концов, именно шок, который испытал Нейтан, узнав правду, разрушил стены его тюрьмы, и теперь ему начинало казаться, что никаким другим способом ему не разрушить оковы, сковавшие Эми.

Эмитист взяла в руки шляпку – фривольную вещицу, которую она купила у модистки, обслуживавшей нужды скорее туристов, чем парижан, когда в дверь ее комнаты робко постучали.

В комнату заглянула Финелла.

– О, ты… уходишь, – сказала она, когда Эми водрузила на голову это сооружение из соломки, лент и перьев, придав ему игривый наклон.

Со дня поездки в Булонский лес они практически не виделись друг с другом. Несмотря на то что Эмитист взяла за правило каждый день видеться с Софи и расспрашивать о том, как девочка провела день, она намеренно избегала встречаться с Финеллой наедине. И до настоящего момента Финелла поступала так же.

Они обе тщательно обходили то обстоятельство, что, если Финелла и Гастон ограничивались ухаживаниями, Эмитист вступила в любовную связь. Если бы они остались наедине, одна из них могла начать говорить слишком откровенно.

– Ты идешь… с ним, я думаю. – Лицо Финеллы исказилось беспокойством.

– Да, с ним, – спокойно согласилась Эмитист, с откровенным кокетством завязывая ленты под левым ухом.

– Я… я знаю, ты считаешь, что тебе лучше не появляться со мной и Гастоном на случай, если нам встретится кто-нибудь из тех, с кем ты хочешь вести дела, и начнет задавать ненужные вопросы, но… – Она робко проникла в комнату и закрыла за собой дверь.

Эмитист вздохнула. Финелла явно решила, что настало время поговорить начистоту.

– Меня не может не волновать, – начала она, сложив руки у талии, – что ты проводишь так много времени в доме мистера Хэркорта. Я понимаю, что, учитывая мое поведение с Гастоном, мои слова могут отдавать лицемерием, но я боюсь… – Финелла глубоко вдохнула и затаила дыхание, – я боюсь, что намерения мистера Хэркорта не вполне пристойны.

– Ну, конечно, его намерения непристойны. – Эмитист готова была щадить чувствительность Финеллы, если бы та продолжала делать вид, что не знает о происходящем. Но раз Финелла начала этот разговор, Эмитист не собиралась изображать невинность. – Именно поэтому я и выбрала его, чтобы сделать своим любовником. Ты же знаешь, что я не собираюсь выходить замуж.

– О, дорогая. Дорогая. – Финелла приблизилась к ближайшему креслу и рухнула в него. – Твоим… твоим любовником. – Она снова стиснула руки с такой силой, что костяшки пальцев побелели. – Это я виновата. Я так увлеклась Гастоном, что совсем забыла об обязанностях компаньонки.

– Глупости.

– Нет, это не глупости. Я подала тебе плохой пример, позволив своим чувствам к Гастону… – Финелла осеклась и густо покраснела. – Если хоть одно слово об этом дойдет до Стентон-Бассета, ты погибла. Даже если они узнают только о том, что ты гуляла по Парижу в компании мужчины с такой репутацией, пересудам не будет конца. А я… я действительно не хочу, чтобы ты страдала, как я. Даже притом, что я была абсолютно порядочной вдовой, они не знали жалости. Ты одинокая женщина, с тобой все будет еще хуже. Стоит им только намекнуть… на это.

– А знаешь, меня ничуть не тревожит, если моя репутация немного потускнеет, – ответила Эмитист, натягивая перчатки. – Если бы я была юной девицей, ищущей мужа, или просто бедной женщиной, зависящей от благосклонности окружающих, я, должно быть, уделяла больше внимания тому, что обо мне говорят или думают. Кроме того, ты лучше других знаешь, как это приятно, когда привлекательный… – Перед ее мысленным взором вдруг возникло землистое лицо месье Ле Брюна, и она невольно запнулась на последнем слове, которое хотела произнести. Но, в конце концов, привлекательность тоже бывает разной. Разглядела же Финелла что-то привлекательное под не располагающей к себе внешностью месье Ле Брюна. – Когда привлекательный мужчина, – договорила она, – уделяет тебе особое внимание. Мне доставляет удовольствие, что он пишет мой портрет и что мы с ним гуляем по Парижу, не обращая внимания на внешнюю благопристойность. С ним я чувствую… – Эми задумалась. Она собиралась сказать, что с ним она снова чувствует себя юной девушкой, но, оборачиваясь назад, подумала, что в те годы была немного чопорной. Только встретившись с Нейтаном, Эми обнаружила у себя чувство юмора. Она никогда не позволяла себе веселиться так, как веселилась с Нейтаном. Он открыл для нее целый новый мир.

Они не могли наговориться. Ни с кем другим Эми никогда не говорила так, как с ним. Нейтана действительно интересовало ее мнение. Он не всегда был согласен с ней, и иногда их споры становились довольно горячими. Но, даже не соглашаясь с ней, Нейтан никогда не менял своего мнения о Эмитист в худшую сторону. Если Эми случалось слишком сильно рассердиться, в его глазах появлялся озорной блеск, и он заявлял, что в таком состоянии она еще более соблазнительна. Отложив в сторону свои кисти, Нейтан подходил к дивану, на котором она лежала, и ласкал ее до тех пор, пока она в изнеможении не затихала в его объятиях. К тому времени Эми напрочь забывала о предмете их спора.

– До сих пор, – сказала она Финелле, – я всегда считала, что совершенно лишена женской привлекательности. А теперь у моих ног самый опытный ловелас двух стран.

Нейтан не пытался изменить ни ее характер, ни повлиять на ее мнения. И не отталкивал из-за того, что она с ним не соглашалась. Впервые в жизни Эми позволялось быть собой.

– Неужели ты думаешь, что я откажусь от всего этого из страха перед тем, что скажут люди. Тем более что рано или поздно все закончится само собой.

– Нет. Я вижу, что нет. Но… ты будешь осторожна, правда? Я не хочу, чтобы ты страдала.

Эмитист обернулась, намереваясь спросить Финеллу, не кажется ли ей, что, оставив ее ради того, чтобы выйти за своего французского графа, и забрав Софи, она тоже заставит ее страдать. Ведь у Эмитист никогда не было такого друга, как Финелла, а Софи стала ей почти как дочь. Если бы Финелла на самом деле не хотела причинить ей боль, она не стала бы напоминать о возвращении в Стентон-Бассет, где ей придется в одиночестве терпеть пересуды, жалостливые взгляды, нравоучительные речи и советы, в которых она не нуждается.

Однако Эми прикусила язык. Она не должна из ревности и жалости к себе разрушать то последнее, что осталось от их дружбы.

Ревность? Но разве она могла ревновать Финеллу к Гастону? Нет, такое предположение абсурдно. Она не хотела выходить замуж. Не хотела, чтобы какой-то мужчина получил над ней власть, которая дается мужу по закону.

– Спасибо, что беспокоишься обо мне, Финелла, – сухо произнесла Эми. – Но смею тебя заверить, что я вовсе не собираюсь страдать. Не забывай, что однажды этот человек уже поманил меня, а потом бросил. Я знаю, что не должна верить ни одному его слову.

Эмитист изо всех сил старалась не дать Нейтану затронуть ее сердце. Ее тело и ум – да. Она считала, что с Нейтаном и то и другое обрело большую свободу. Но сердце она надежно прятала под защитой ледяного панциря, который не смогла бы растопить даже самая жаркая страсть.

– О, дорогая, – снова повторила Финелла. – Это звучит так… – Она покачала головой. – Так печально. Когда нет даже надежды на то, что из этого может получиться…

– В этом нет ничего печального. Это просто разумно. Я не намерена выходить замуж и позволять какому-либо мужчине лишить меня возможности управлять собственной жизнью.

– Замужество это совсем другое. Я уверена, что Гастон никогда не будет пытаться управлять мною.

– А он уже сказал тебе, где планирует жить после того, как вы поженитесь?

Финелла вспыхнула.

– По правде сказать, да. У него есть небольшой дом в Саутгемптоне, и он говорит, что нам с Софи будет там очень хорошо.

– Саутгемптон! Это же на противоположном конце страны от Стентон-Бассета. Нельзя было бы найти места более удаленного от меня.

– Это не нарочно. Гастон приобрел этот дом совсем не для того, чтобы разлучить нас. Когда он покупал его, он ничего не знал о нас обеих.

Эмитист тяжело вздохнула.

– Я сделаю все, чтобы не дать ему разлучить нас, – хмуро сказала она. – У меня уже мелькала мысль о том, чтобы уехать из Стентон-Бассета. Возвращение туда из этой поездки будет для меня подобно возвращению в клетку. Так что я подумываю купить дом у моря, и Саутгемптон ничуть не хуже любого другого места.

Увидев, как засияло лицо Финеллы, Эми почувствовала, как отступает боль, вызванная известием о том, что подруга будет жить на южном побережье.

– О, это же просто замечательно. Меня немного тревожит, – призналась Финелла, – как я смогу прижиться одна в новом городе. Потому что Гастону придется очень часто отлучаться.

– Неужели?

– О да. Он… он надеется, что продолжит работать с английскими туристами. Так он сможет часто приезжать во Францию, пока не решатся дела с его поместьями. Ты ведь дашь ему хорошую рекомендацию?

– Так вот почему он прислал тебя поговорить со мной сегодня? – Холодное подозрение змейкой закралось к Эми в душу.

– О нет! Гастон уверен, что ты его ненавидишь. И даже побаивается, как бы ты не стала каким-то образом мстить ему за то, что он украл меня у тебя.

– А ты не боишься?

Финелла засмеялась:

– Конечно нет! Я знаю, что ты не опустишься до этого. Мстительность совсем тебе не свойственна. Ты воплощение доброты, – сказала она, с нежностью пожимая руку Эмитист. – Иначе ты не позволила бы этому человеку… мистеру Хэркорту… снова появиться в твоей жизни.

Внезапно Эми почувствовала, что вот-вот заплачет. Вера Финеллы в нее была такой трогательной. Только она одна всегда предпочитала видеть в Эми хорошее, тогда как все остальные думали о ней самое плохое.

Пошарив в своем ридикюле, она достала носовой платок и вытерла нос.

– Мне не стоило упоминать о нем, да? – расстроилась Финелла. – Должно быть, тебе будет очень тяжело проститься с ним без надежды когда-нибудь снова его увидеть.

Да, это будет нелегко. Эми не могла отрицать очевидное. Нейтан заставил ее почувствовать себя такой… живой.

– У меня останется портрет, который всегда будет напоминать мне об этих днях, – ответила она, убирая платок.

– Ты хочешь сказать, что он действительно написал твой портрет?

– Да. Сегодня я должна его увидеть. Я намереваюсь купить его, – решительно сказала она, – даже если он окажется не совсем хорош.

– Как это на тебя похоже, – почти благоговейно произнесла Финелла.

– Чушь! Я сделаю это не ради Нейтана. – Хотя Эми уже решила, что, увидев готовый портрет, непременно скажет какой-нибудь комплимент в адрес художника его написавшего, ведь Нейтан придавал своему искусству такое большое значение. Он считал это самым важным делом своей жизни. Когда они впервые познакомились, Нейтан с некоторой грустью говорил, что хотел бы стать художником, если бы это занятие считалось достойным джентльмена. Но только теперь, за эти несколько недель Эми поняла, что он действительно хотел посвятить этому жизнь. И теперь, когда его недолгое пребывание в политике закончилось, Нейтан наконец почувствовал, что волен жить той жизнью, о которой всегда мечтал.

Нет, после всего того, что он сделал для нее в эти дни, что дал почувствовать, Эми не смогла бы сказать ему, что у него нет таланта, даже если бы оказалось, что это так.

– Просто дело в том, что картина несколько, скажем так, рискованная. И я должна быть уверена, что она не попадет в плохие руки.

– О боже. Неужели он написал тебя?..

– Да… без одежды, – сказала Эми, бросив на себя последний взгляд в зеркало. – Скорее всего, мне придется обернуть его тканью и спрятать где-нибудь на чердаке.

Она стремительно подошла к двери.

– Желаю вам с Софи приятно провести день. Мы с тобой увидимся… потом. – С этими словами Эми вышла из комнаты.

Увидев, в каком нетерпении Нейтан поджидал ее у двери, Эмитист порадовалась, что подготовилась тактично высказать свое мнение, вместо того чтобы откровенно говорить то, что придет в голову.

Идя вслед за ним в мастерскую, она невольно задумалась, правильно ли ее решение сохранить портрет, тогда как можно было сжечь его сразу же, как только он окажется у нее в руках. Обычно она была не склонна принимать решения, руководствуясь сантиментами.

Хотя… было бы приятно сохранить напоминание об этом безрассудном месяце, который она провела в чужой стране в объятиях красивого мужчины. Когда она станет старой и седой, то будет подниматься на чердак, снимать с портрета ткань и согреваться душой, вспоминая, что хотя бы один раз в жизни у нее был мужчина, который считал ее самой красивой и желанной. И если отец вдруг предпримет очередную попытку навязать ей свою волю, она сможет напомнить себе, что была права относительно намерений Нейтана. А отец ошибался. Как и во всем, что касалось ее.

Это не было ее сентиментальностью. Это поможет ей подготовить себя, чтобы после ухода Финеллы во всеоружии встретить будущее и предстать перед лицом необъективного и жестокого мира.

Нейтан помедлил одну-две минуты на пороге своей мастерской, прежде чем войти туда и дать войти Эми. Прежде чем позволить ей увидеть законченный портрет, который он установил на мольберте лицом к двери.

– О! – сказала она, резко остановившись, как будто ее ударили в грудь.

Нет, портрет не был плох. Непонятно, как она могла такое подумать, после того как Нейтан продемонстрировал свое мастерство, делая быстрые карандашные наброски. Все было в порядке и с перспективой, и со светом, игравшим на драпировках и потоком разливавшимся по ее телу. То, что на картине была изображена она, тоже не вызывало сомнений.

И все же это полотно, без сомнения, ожидало заточение на чердаке. Эми не могла рисковать, что кто-нибудь увидит его. Нейтан изобразил ее лежащей на диване. Складки льняной ткани прикрывали наиболее интимные места, но обрисовывали их, не оставляя сомнений в том, что под ними она обнажена. И на лице у нее было такое выражение, которое она не хотела бы позволить видеть никому. У нее был взгляд, как… как у влюбленной женщины. Она смотрела с полотна так, словно обожала человека, который ее рисовал. Нейтан заставил ее выглядеть… – Эми сглотнула что-то, сильно напоминавшее подступившие слезы, – моложе. Не такой циничной. И даже беззащитной.

Он изобразил все то, чему она так сопротивлялась. Эми не возражала против того, чтобы портрет напомнил ей о ее женственности, но художник зашел слишком далеко. Здесь не осталось ничего от той жесткой рассудочной деловой женщины, которой она стала.

– Он тебе не нравится? – грустно спросил Нейтан.

Эми покачала головой:

– Нейтан, у тебя настоящий талант. Я это вижу. Ты написал меня… прекрасной. Это очень лестно. Но женщина на картине не я. Глядя на этот портрет, я начинаю думать, что ты недостаточно хорошо меня знаешь. Или что ты воспринимаешь меня через… через какую-то призму.

– Это самое проницательное суждение из тех, которые ты высказывала. – Нейтан повернул ее лицом к себе, заставив оторвать взгляд от картины. – В каком-то смысле я действительно смотрю на тебя сквозь призму. Я смотрю на тебя глазами влюбленного мужчины. Влюбленного до отчаяния.

Внутренности Эмитист сжались в комок, по спине пополз озноб, от которого зашевелились волоски на шее.

Существовала только одна причина, которая могла заставить Нейтана Хэркорта произнести эти слова. Он каким-то образом узнал о ее богатстве.

– Любовь? – Эми покачала головой. – Ты принимаешь меня за дурочку? Ты меня не любишь. Ты меня даже не знаешь, – воскликнула она.

– Нет, я знаю тебя, Эми. Я лучше всех знаю, какую сильную боль причинили тебе в юности и сколько сил ты приложила, чтобы оградить себя от возможной боли в будущем. Я понимаю, почему ты стала такой недоверчивой И еще я понимаю, что ты не захочешь слышать то, что я собираюсь сказать, но я все равно скажу это. Я не представляю, что буду делать после того, как ты уедешь из Парижа и вернешься в Англию. Я не вынесу, если снова потеряю тебя. Выходи за меня замуж, Эми. – Нейтан опустился на колени. – Прошу тебя. Я уже спрашивал, не могу ли я поехать в Англию с тобой, потому что мне невыносима мысль, что ты будешь одинока. Но теперь я не могу вынести мысли о том, что ты найдешь кого-нибудь, кто спасет тебя от одиночества, и этим кем-то буду не я.

Эмитист попятилась назад.

– Я не нуждаюсь в твоей помощи, – прошипела она. – И не позволю тебе снова обмануть меня. В прошлый раз ты женился, чтобы получить…

– Нет! Это неправда. – Нейтан вскочил на ноги. – Я больше ни одной секунды не позволю тебе верить в эту ложь. – Он сжал кулаки. – Я женился на Лукасте совсем не потому, что хотел что-то получить. – Он побледнел. – Я сделал это, чтобы отомстить тебе.

– Ты… что? Но почему? За что ты хотел отомстить мне?

– Я очень любил тебя, Эми. – Нейтан помедлил. – Ну, насколько сильно мог любить мальчик моего возраста. Я уже говорил, что хотел на тебе жениться. И однажды вечером я поделился этим с одним или двумя приятелями в клубе. Они упрекали меня в том, что я стал редко появляться там и что я провожу все свое время, якшаясь – прости, что повторю их слова, – с полунищей простолюдинкой. Так они отзывались о тебе.

Эмитист вспыхнула. Это была правда. Она постоянно чувствовала себя не на месте в собраниях, куда ее вывозили родители. Эми всегда знала, что Нейтан стоит выше ее по своему положению в обществе. Но это не оправдывало его поступка.

– Ты перестал ухаживать за мной, потому что твои друзья стали смеяться, узнав, что ты хочешь жениться на девушке более низкого происхождения?

– Нет! Как ты могла подумать, что я настолько… мелок? – Нейтан отвернулся и отошел от нее на два шага, потом снова повернулся к ней с выражением непреклонной решимости на лице. – Я просто пытаюсь рассказать тебе все с самого начала. Я не стал обращать внимания на их насмешки, понимая, что это ничто по сравнению с сопротивлением, которое я встречу со стороны своего отца. А возможно, и твоего тоже. Я собрал всю свою храбрость, готовясь пойти к нему и сделать предложение по всей форме, хотя понимал, что мало что могу сказать в свою пользу. Но если бы мне удалось заручиться его благосклонностью, мне было бы гораздо проще предстать перед лицом своего отца. Наступал переломный момент в моей жизни. Я постоянно разочаровывал своего отца тем или иным образом, тогда как мои братья были его гордостью. Так что я перестал просить его разрешения на поездку в Италию, где собирался изучать живопись. Я согласился провести сезон в Лондоне и присмотреться к профессиям, которые он считал достойными для человека моего происхождения. А потом я встретил тебя. И…

Нейтан прервал рассказ и стал ходить по комнате.

– Прежде чем я решился пойти к твоему или моему отцу, мой друг сообщил мне, что слышал нечто, не позволяющее ему оставаться в стороне и позволить мне погубить себя, связав жизнь с тобой.

Эмитист с удивлением заметила, что Нейтан весь дрожал. Его по-настоящему трясло. Он нервно облизнул губы и продолжил:

– Друг сказал мне, будто из самого надежного источника узнал, что ты не девственница. Что ты родила внебрачного ребенка и приехала в город с единственной целью заманить какого-нибудь несчастного юнца в свои сети, чтобы женить на себе и заставить содержать тебя и ребенка. И конечно, лучше, чтобы это был человек с титулом и достаточно влиятельный, чтобы защитить тебя от скандала.

Эми задохнулась от возмущения:

– Но это же абсурд! И ты это знаешь. Потому что я была девственницей, когда мы…

Стены комнаты потемнели и расплылись. В ушах Эми возник тот потрясенный рев, который Нейтан издал в ту первую ночь, когда она оказалась в его постели. Она моментально вспомнила, как его агрессивное пренебрежительное поведение вдруг сменилось виноватой нежностью.

– Ты поверил в это, – прошептала она. – Ты поверил, что я настолько порочна. – Теперь и у нее задрожали ноги. На мгновение ей показалось, что она упадет в обморок. Но потом кровь в ее жилах вскипела от гнева. – И ты даже не потребовал у своего так называемого друга доказательств. Ты не сделал этого. Ты не спросил меня. Ты просто… просто оттолкнул меня! – Почему все до единого всегда готовы были верить самому худшему о ней?

– Я был раздавлен, Эми. Я был так зол, так обижен, думая, что ты намеренно заманивала меня, чтобы обмануть. Я совсем потерял голову.

– Потому что ты поверил. Как ты мог?

– Тот, кто подослал ко мне Филдинга с этой историей, все очень хорошо рассчитал, – с горечью произнес Нейтан. – Филдинг был единственным из моих друзей, кто никогда не прибегал к намеренной лжи. Он был не только честен, но и не способен ни к каким козням. И он чувствовал себя убитым, Эми. Ему было отвратительно говорить плохо о женщине. Филдинг сделал это лишь потому, что его убедили, будто он обязан спасти меня из лап бессовестной интриганки. – У Нейтана вырвался странный горький смех. – Только так его смогли убедить. И он полностью поверил. Бедняга был так наивен, что не мог себе представить, что кто-то намеренно станет возводить напраслину на даму. Он оказался так доверчив, что поверил, будто только самые лучшие намерения могли заставить моего отца преступить кодекс чести джентльмена и рассказать ему эту историю.

– И у тебя хватает наглости назвать его доверчивым, – выдохнула Эми. – Ты поверил в ту же ложь, что и он.

– Так ли это? Я уже ни в чем не уверен. Где-то в глубине души я чувствовал, что за всем стоит мой отец. Я знал, каков он. Я должен был догадаться, что, узнав о моем намерении жениться на тебе, он скорее начнет вставлять мне палки в колеса, чем безропотно откажется от своих планов в отношении меня. Отец наверняка пришел в ярость, когда шпионы донесли ему, что я собираюсь жениться неизвестно на ком и уехать в деревню, в то время как он считал, что, наконец, заставил меня подчиниться его воле. К тому же даже если то, что говорили о тебе, было неправдой… я убедил себя в том, что так должно быть. И это вполне понятно.

– Как это понятно? Что ты хочешь сказать? Что я такого сделала, чтобы заставить тебя считать меня… женщиной такого сорта?

– Ты вела себя так, будто влюбилась в меня с первого взгляда, – холодно произнес Нейтан. – В то время как все вокруг считали, что во мне нет ничего особенного. Я был всего лишь самый младший сын из четверых. Последыш. Единственный, который не имел никаких амбиций. Единственный, не обладавший никакими талантами, кроме тяги к живописи – занятию, пригодному скорее для женщин, чем для настоящих мужчин.

– Это же полная чушь.

– Но в то время я считал именно так. Я не мог понять, что ты во мне нашла, кроме моей податливости к твоему очарованию. Поэтому я смог поверить, что ты видишь во мне лишь легкую добычу. Павлина, которого с легкостью удастся ощипать. И потом, как ты себя вела? – Уголки его губ изогнулись в какой-то насмешливой гримасе. – Ты – дочь викария. Поначалу ты казалась такой чопорной. Но уже очень скоро ты стала позволять мне заманивать тебя в разные укромные места. Нет, Эми, ты сама поощряла меня к тому, чтобы я мог тебя целовать. Ты разжигала огонь в моей крови. И каждый раз именно мне приходилось останавливаться. У меня было такое чувство, что ты готова позволить мне все, что я захочу…

Да, так оно было. Потому что она любила его! И все время…

Эми не выдержала. Бросившись к нему, она стала колотить его кулаками в грудь. Нейтан стиснул ее запястья и отодвинул от себя. Но это лишь еще сильнее подстегнуло ее ярость, и она принялась пинать его ногами, шипя и изворачиваясь, как кошка.

Но Нейтан был намного сильнее. Он просто удерживал ее на расстоянии вытянутой руки, пока Эми в изнеможении не начала, всхлипывая, сползать к его ногам. Тогда он подхватил ее на руки и отнес на диван, где усадил к себе на колени и принялся укачивать, стараясь унять ее непрекращающиеся рыдания.

– Я тебя ненавижу, – сказала Эми, когда, наконец, смогла отдышаться и снова обрести дар речи.

– Я не стою даже этого.

– Ты… ты… уничтожил меня…

– Мой отец уничтожил нас обоих. Эти десять лет были сущим адом, Эми…

– Нет. Это ты уничтожил нас. Ты не верил в меня. Даже теперь, когда мы снова встретились. Ты нарочно меня соблазнил, чтобы… чтобы отомстить.

– Да. – Нейтан не мог этого отрицать. Именно это он и сделал. – Сначала я хотел отомстить. Пока не узнал правду. После этого единственное, что я чувствовал, – это угрызения совести. Мне хотелось как-то возместить то горе, которое я причинил тебе. Хотелось, чтобы ты почувствовала себя счастливой. Дать тебе хотя бы один месяц счастья. Месяц, когда у тебя было бы все, что ты желаешь. Но как-то постепенно я снова влюбился в тебя.

– Ты меня не любишь. Ты никогда меня не любил. Не может быть, чтобы ты верил во все эти глупости.

– Нет, я любил тебя, Эми. Недостаточно сильно, это правда. Но теперь я люблю тебя сильнее. Потому что знаю, что ты была невинной. Потому что теперь ты взрослая женщина. Сильная, независимая, пылкая и недоверчивая…

– Ты знаешь меня теперь не лучше, чем тогда, – воскликнула она, вскакивая с его колен. – Иначе ты бы не надеялся, что я стану иметь с тобой дело после того, как узнаю, что ты сделал со мной.

– Эми, прошу тебя…

Нейтан протянул руку, но Эми отпрянула от него и бросилась к двери.

– Не уходи так, – взмолился Нейтан. – Ты слишком расстроена и не должна быть одна…

– Я была одна, – выдохнула Эми, – все эти десять лет. – Сердитым движением руки она смахнула со щеки слезу. – И одиночество меня вполне устраивает. Если рядом никого нет, то никто тебя и не обидит.

– Это верно. Но если убедить себя в этом, то так и проживешь всю жизнь в одиночестве, никого к себе не подпуская.

– Нет. Все не так. Ты одинока, когда вокруг тебя люди, которые готовы предать. Которые презирают тебя. Которые обращают на тебя внимание, только когда им что-то надо. Вот что такое настоящее одиночество.

Эми вылетела из двери и бросилась прочь.

О боже! Она так разозлилась, что не могла мыслить трезво. Он должен был догадаться. Такая же злость охватила его в тот вечер, когда Филдинг разбил его надежду жениться по любви. Нейтан бросился за Эми. Он не мог допустить, чтобы на шумных парижских улицах с ней случилась что-то плохое.

Он не пытался остановить Эми, понимая, что она не станет его слушать. Он просто не выпускал ее из виду, готовый вмешаться при любой опасности, и шел за ней, пока она благополучно не добралась до своего дома. Теперь Эми пойдет к своей подруге и ее французскому любовнику. Сейчас они нужны ей. И пусть какое-то время Нейтана не будет рядом, главное, что Эми не должна быть одна.

Постепенно первая вспышка гнева уляжется, и тогда, всеми правдами и неправдами, он снова заставит ее выслушать себя.

Теперь у Нейтана появилось одно преимущество, которого не было десять лет назад, когда ложь заставила их расстаться. И Эми даже не пыталась защищаться. Она понятия не имела, что должна доказывать свою невиновность. Она совсем ничего не знала.

Но теперь они оба точно знали, что происходит. И Нейтан не собирался дать ей уйти без борьбы. Он больше не был неуверенным юнцом, разрывавшимся между преданностью семье и жаждой любви. Теперь он мужчина. Мужчина, понимавший, что любовь стоит того, чтобы за нее драться.

Чего бы это ни стоило. И сколько бы времени ни заняло.

Глава 12

Она должна забрать у него портрет.

Теперь Эми уже не могла понять, как могла совершить такую глупость, что согласилась позировать ему обнаженной. Она прижала руки к своим пылающим щекам.

Если предположить, что Нейтан был в таком отчаянном положении, что не побоялся сделать ей предложение, то он может без зазрения совести продать портрет, стоит лишь ей уехать, оставив картину в Париже. Или намеренно выставить портрет там, где ему вздумается, если в отместку за отказ ему захочется унизить ее. У Хэркорта была репутация человека, который не особенно церемонится с бывшими любовницами. А она отвергла его в самых оскорбительных выражениях, обвинила в ненадежности, в том, что он женился на Лукасте ради денег, что он вероломный, ничтожный и еще бог знает в чем.