Текст книги "Серебряный дельфин"

Автор книги: Энн Уил (Вэйл)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

Найл закрыл на замок парадную дверь и выключил свет. Жозефа он давно отослал спать.

– Вы обе можете сидеть здесь хоть до зари, – сказал Найл, – а я устал. Рэчел, все было великолепно. Мои поздравления! – Он прошел мимо и поспешно стал подниматься по лестнице.

– О, что это с ним? – спросила удивленная Джульет, когда Найл уже не мог их услышать. – Он говорил, как старый ворчун.

– Он устал. У него был тяжелый день в магазине. Вы на самом деле хотите поесть, Жули?

– Да, я безумно голодна. Пойдемте, отпразднуем вдвоем.

Рэчел покачала головой.

– Я не хочу есть, а Найл минут через пять заснет. Рэчел старалась придать своему голосу беспечный тон, но внутренне была потрясена.

Что произошло? Почему он злится? Есть ли в том моя вина? Она была озадачена.

Джульет, по своей натуре любившая ночной образ жизни, могла бы проболтать до двух ночи, если бы Рэчел этого хотела.

Заварив свежий кофе, видя, как Джульет с удовольствием доедает остатки каштанового мусса, печенье, вафли и сыр, Рэчел объявила, что должна идти в постель, иначе завтра будет совершенно разбита.

В холле она остановилась.

– Иди к себе, Жули, а я посмотрю, не оставил ли кто-нибудь зажженную сигарету в гостиной.

Джульет ответила, что подождет ее. Через несколько минут Рэчел вернулась. Женщины поднялись наверх и расстались на лестничной площадке.

Оказавшись в своей комнате, Рэчел закрыла дверь и несколько минут прислушивалась. Из комнаты Найла не доносилось ни звука, свет там тоже не горел.

Немного дрожа, хотя в спальне было так же тепло, как и во всем доме, Рэчел вынула из кармана обрывки записки, которые она достала из мусорной корзины. Пока Джульет доедала ужин, Рэчел все больше и больше проникалась мыслью о том, что именно письмо стало истинной причиной странной смены настроения Найла.

Сложить клочки записки оказалось делом несложным, потому что она содержала всего одну строку, напечатанную на пишущей машинке. Соединив разорванные части вместе, Рэчел прочитала письмо, состоящее из одного вопроса:

«Знаете ли вы, что ваша жена проводит время на пляже с Брендоном Хартом?» Подписи не было.

Глава 7

Кто? Чьи острые подлые глаза шпионили за ней все эти две недели? Чьи руки отпечатали это черное послание? Кто ненавидел ее так, что, не побрезговав самым ужасным из всех видов оружия, нанес вероломный удар в спину – написал анонимку. Кто? Кто? Кто?

Неожиданный порыв ветра разметал листки, подхватил и бросил клочок бумаги ей на колени. Рэчел с отвращением отбросила его прочь. Она была потрясена и никак не могла понять, кто решился на подобный бесчестный поступок, ей казалось, что даже бумага несла в себе отпечаток зла. К горлу подступила тошнота, как будто приступ какой-то заразной болезни поразил ее. Через несколько мгновений приступ тошноты прошел, Рэчел подняла голову и увидела свое отражение в зеркале – на лбу и верхней губе проступили крупные бусинки пота. Боже мой, подумала она, Найл прочел это письмо, а вокруг толпились гости!

Еще через несколько секунд она уже стояла у противоположной стены спальной комнаты, стуча в дверь гардеробной.

– Найл… Найл, дорогой, ты спишь?

Но, ворвавшись в темную зашторенную комнату, даже не включив свет, она поняла, что здесь никого нет. Домашняя куртка Найла была брошена на спинку кровати, на постели лежал оливкового цвета шелковый галстук, похожий на свернувшуюся змею, а на коврике валялся окурок сигары. Поплиновая пижама Найла, аккуратно сложенная, оставалась на подушке, рядом со стопкой постельного белья, а черные кожаные тапочки стояли на полу.

Куда он ушел? Бросился искать Брена? Хочет обвинить молодого человека в том, что он пытался соблазнить ее? Наказать Брена Харта… возможно, даже убить?.. – Рэчел затрясло.

Шторы, подхваченные ветром, волной влетали в комнату с балкона. Рэчел поспешилаȁпривести их в порядок. Да, двери были слегка приоткрыты. Должно быть, Найл ушел через балконную дверь. В другом конце дома была лестница, что вела вниз, до самой тропинки, а вдоль нее росли лилии. Но если он отправился к Брену, то, наверное, взял машину. Находясь на кухне, они с Джульет, несомненно, должны были услышать, как поднимается дверь гаража. Ну, если не дверь, так звук мотора услышали бы обязательно. Господи помилуй, лихорадочно думала она, что же мне делать?

За лужайкой, где в свете звезд слабо мерцала вода узкого заливчика, – на луну в этот момент набежало облачко, так что сад был окутан темнотой, – вдруг внезапно загорелся огонек. Вспышка продолжалась не больше трех секунд, но это было достаточно, чтобы Рэчел смогла разобрать крохотный язычок пламени зажигалки. На берегу кто-то был. И скорее всего там находился Найл. Почувствовав облегчение, что он здесь, рядом, Рэчел поспешила вдоль балкона, мимо лучиков света, что падали из комнаты Джульет, к началу старой железной винтовой лестницы. Ступеньки лестницы были не сплошные, а напоминали кружево, и она уже добралась до самого низа, когда высокий узкий каблук ее выходных туфель вдруг крепко застрял в одном из отверстий. Отпустив перила, Рэчел попыталась освободиться, но ее нога за что-то зацепилась, она сильно ударилась головой о центральный столб и тяжело повалилась на каменные плиты. Кто-то вскрикнул… словно в калейдоскопе, замелькали ослепительные вспышки света… затем наступила темнота, погружая ее в глубины неизвестности.

Выныривая из кромешной темноты, точно после прыжка в воду, и недоумевая, почему же она так долго не может подняться наверх и куда внезапно исчезли все пестро окрашенные рыбки, Рэчел смутно разглядела над собой встревоженное лицо Джульет. Почему на ней нет купальной шапочки? И что это она делает в море в своем изумрудно-зеленом кимоно?

– Вы упали, Рэчел. Ничего не говорите. Просто лежите спокойно, пока доктор не приедет, – успокаивающе произнесла Джульет, наклоняясь к ней.

Тут Рэчел обнаружила, что находится не в воде, а в своей постели.

– У меня голова болит, – пожаловалась она, страстно желая, чтобы Джульет перестала раскачиваться туда-сюда.

– Вы упали и сильно ударились. Постарайтесь закрыть глаза, – ответила Джульет, продолжая непрерывное движение взад и вперед, как что в один миг ее лицо находилось совсем близко, а в следующий – уплывало куда-то далеко. Рэчел попыталась сделать то, что ей говорили, но, похоже, не очень преуспела в этом. Она была уверена, что ее голову кто-то крепко стянул веревкой, да к тому же сверху положили гирю.

– Вы не можете развязать? – беспокойно попросила она. – Эта штука на голове – мне больно.

– Да, дорогая, непременно. Как только приедет доктор, – пообещала Джульет.

После этого все опять смешалось. Появился какой-то человек, которого Джульет называла доктором, но веревку с головы так и не сняли. Хотя боль немного отпустила и голова не так сильно кружилась, все равно Рэчел плохо понимала разговор доктора с Джульет.

Доктор убеждал, что такой удар и потерю сознания, пусть даже на короткое время, нельзя считать пустяком, к этому надо отнестись серьезно. Затем она услышала голос Найла. Тот спрашивал о рентгене, и у нее появилось смутное чувство: она должна сказать ему что-то очень важное. Рэчел никак не могла сообразить, что же все-таки с ней случилось? Она попыталась приподняться на локте, но боль стала настолько сильной, что у нее вырвался стон. Она облегченно вздохнула, когда ее опять мягко уложили на подушку и велели лежать спокойно и ни о чем не волноваться.

Голова Рэчел раскалывалась от боли, левая нога ныла, она не могла двинуть ею. В то же время девушка продолжала беспокоиться о том, что же Такое она должна сказать Найлу?

Свет везде был уже потушен – медленно ползущие часы и минуты, в течение которых Рэчел, похоже, если и засыпала, то лишь на несколько мгновений, мучили ее. Случались моменты, когда она просыпалась, предчувствуя какую-то надвигающуюся катастрофу, которую не в силах была предотвратить. А вдруг что-то ужасное уже случилось? Может быть, ей это только приснилось? Тогда она и сейчас видит сон…

Вдруг – или это только показалось Рэчел? – снова наступил день. Тут она поняла, что, должно быть, проспала несколько часов. Совсем недавно в комнате царила темнота, а теперь ее окутывал светло-золотистый свет. Снаружи – за закрытыми занавесками – солнце заливало балкон ярким сиянием утра, высушивая росу на лужайке. Боль в ноге теперь ощущалась гораздо сильнее, чем в голове. При малейшем движении она чувствовала, как ее левую щиколотку пронзают колючками не меньше сотни морских ежей.

Рэчел начала настраиваться на пытку, в которую, верно, превратится ее желание сесть на постели, но в это время в комнату вошла Джульет.

– А, бедняжка, так вы уже проснулись? Как себя чувствуете? Знаете, что случилось? Вы зацепились каблуком за ступеньку лестницы и рухнули вниз головой. К счастью, я в этот момент выходила из ванной, услышала ваш вскрик и бросилась на помощь. Найл примчался с пляжа и отнес вас сюда наверх. Господи! Ну и напугали же вы нас, дорогая! Мы боялись, что вы свернули себе шею!

– Извините. Как же глупо все получилось…

Джульет упомянула, что когда произошел несчастный случай, Найл находился в бухточке. От этих слов ужас предыдущего вечера снова нахлынул на нее. Званый обед… записка, которую доставили… ее испуг, страх при мысли о том, как к этому отнесется Найл. Очевидно, она не смогла сдержать восклицание, которое можно было принять за болезненный стон, потому что Джульет участливо взяла ее за руку.

– Что болит? Ваша бедная головка? Я сейчас дам таблетку, которую оставил для вас доктор.

– Нет, нет, уже все в порядке. Мне гораздо лучше, Джульет… Вчера вечером я оставила на туалетном столике одну бумагу. Где она? Кто-нибудь выкинул ее?

– Какую бумагу, милая? Я тут ничего не вижу. Это было что-то важное?

– Да! То есть нет! Это… это был счет, который я разорвала по ошибке. Посмотрите, может, его бросили в корзинку для бумаг, прошу вас!

– Но здесь ничего нет, только салфетка, которой стирали помаду, – ответила Джульет, бросив взгляд на блестящую корзину для мусора. Слегка озадаченная беспокойством Рэчел, она наклонилась к ней. – Вы точно помните, что бумага была? Из какого магазина этот счет?

Рэчел прикусила губу.

– О, я полагаю, это действительно неважно, – сказала она уже спокойнее. – Не обращайте внимания, забудьте о моей просьбе, Джульет. Который теперь час?

– Только что пробило восемь. Дорогая, вам следует подкрепиться. Не хотите ли выпить чашку чая?

– Да, но только после того, как я приму ванну. Дайте мне руку и помогите подняться с кровати. Щиколотка у меня болит так, словно я ее сломала.

– Вам страшно повезло, вы ее не сломали, а просто-напросто очень сильно растянули. Возможно, не сможете ходить еще несколько дней, – сообщила Джульет. – Кроме того, вы еще и сознание потеряли, вот это был полет! Доктор Харрис должен приехать через полчаса. Он осматривал вас вчера вечером, но вам было слишком плохо, чтобы воспринимать окружающее.

– Нет, я помню, как вы разговаривали с ним, Джульет. А Найл? Он тоже был тут или уехал?

– Ну, конечно же, он был тут. Не думаете же вы, что он мог упорхнуть в такой момент? Похоже, вы просто не цените, какой у вас преданный муж, моя милая. Найл даже настоял на том, чтобы просидеть возле вас целую ночь, ему не верилось, что я смогу дежурить у постели не смыкая глаз. – Она бросила взгляд на часы. – Сейчас он пошел вздремнуть, но еще час назад сидел возле вашей кровати, как приклеенный.

Значит, Найл пробыл здесь со мной целую ночь? Рэчел была потрясена. Выходит, это был не сон, она помнит, что кто-то подносил к ее губам стакан с водой, держал за руку, когда боль в голове становилась совсем нестерпимой. Так значит, это был Найл! Боже, как же плохо ей было… Теперь она понимает – приснился кошмарный сон, будто она находится в больнице.

Вскоре появился доктор Харрис. Это был спокойный седой человек с блестящими карими глазами.

– Думаю, вам лучше все-таки съездить на рентген, миссис Хэррис, просто чтобы убедиться, что никаких повреждений у вас нет, – сказал он, осторожно ощупав ее голову. – Я совершенно уверен, что вы только сильно ушиблись, но рентген успокоит вашего мужа. Я договорюсь, чтобы сегодня же он отвез вас в больницу на обследование. Боюсь, что некоторое время у вас будет кружиться голова, но я оставлю еще таблеток, чтобы облегчить боль. Что касается щиколотки, то ноге на несколько дней надо дать полный покой и довольно часто менять компрессы. Да, и хорошо бы придерживаться жидкой диеты в следующие тридцать шесть часов, а есть можно хлеб с маслом, если вы проголодаетесь.

Когда Риетта принесла ей ланч – яйцо, взбитое с молоком и подслащенное медом, – Рэчел спросила горничную, не выбрасывала ли та обрывки бумаги с ее туалетного столика. Но Риетта ответила, что не входила в спальню с тех пор, как приготовила постель прошлым вечером.

– Никого тут и не было, кроме мистера Хэрриса, мисс Джульет да доктора, – сказала она.

Выходит, это Найл увидел и убрал разорванную записку? Что же он подумал, когда нашел клочки письма на туалетном столике? А что мог подумать любой человек в подобных обстоятельствах? Что жена не только тайно встречается с другим мужчиной, но и шпионит за частной перепиской своего мужа и заслуживает за это полного презрения. Вряд ли будет убедительной попытка защитить себя, настаивая, что у нее и в мыслях никогда не было шпионить за ним, и говорить, что она действовала, поддавшись какому-то импульсу, инстинктивно почувствовав, что записка таит в себе угрозу.

Нет, ты сама сознательно шла на конфликт. Если бы не тайные свидания с Бреном, эта записка никогда не была бы написана – вот что нашептывала ей совесть. И с какой стати Найл будет слушать твои извинения? Ты обманула доверие мужа и должна за это расплачиваться. И его презрение – это единственное, чего ты заслуживаешь. Господи, какая же я дура! Но… если Найл презирает меня, то почему же он ухаживал за мной прошлой ночью? – думала она, крутя между пальцами край простыни. Неужели он может поверить, что я способна увлечься другим человеком, ведь мы только несколько недель назад поженились?

К двум часам, когда Джульет прошла помочь ей собраться, чтобы поехать в больницу, Рэчел вконец расстроилась от своих мыслей. Боль в щиколотке, которую она вообще-то могла бы вынести, стиснув зубы, показалась настолько сильной, что слезы хлынули у нее из глаз.

– Мне так неудобно, я веду себя как ребенок, – пристыженно пробормотала она.

– О, ерунда, дорогая. Если бы я, как и вы, были вся в синяках, то от моих воплей даже крыша взлетела бы, – жизнерадостно заверила ее Джульет.

Она помогла Рэчел одеться и настояла на том, что поверх блузки и юбки ей необходимо надеть теплый шерстяной жакет. Затем Джульет вышла, чтобы передать Найлу, что они готовы, и спросить у бабушки, нет ли у той каких-нибудь поручений. Не успела она закрыть дверь, как из гардеробной вышел Найл.

– Привет, дорогая. Как ты себя чувствуешь? – Его глаза сияли теплотой. – Извини, что н痀 мог найти раньше повидать тебя, но я проспал до десяти, а затем мне пришлось отправиться на заседание комитета.

Голос его звучал совершенно нормально и так дружелюбно, что Рэчел растерялась и не знала, что подумать.

– О, вот как… – только и могла она сказать.

– Джульет передала мне, что голова у тебя сегодня получше, но зато нога разболелась. Бедняжка ты моя! Я постараюсь поднять тебя очень осторожно, но в первый момент может быть больно. Готова?

Рэчел кивнула и подготовилась. Найл подхватил ее одной рукой под колени, другой приобнял за талию и очень осторожно поднял со стула.

– Обхвати меня правой рукой за шею, вот так! Ну как? Тебе действительно удобно?

Найл усадил ее в машину и подождал Джульет, которая во время их поездки в больницу буквально не закрывала рта. Найл только время от времени пытался вставить словечко. Рэчел не произнесла ни звука.

И только на пути назад, когда Найл высадил сестру в Хэмилтоне, она нашла в себе силы поддержать разговор.

– Думаю, ты будешь рада снова лечь в кровать, правда? Должно быть, тебе здорово досталось, ты такая тихая сегодня, – проговорил он, когда машина притормозило на перекрестке.

– Да… да, пожалуй. Но это не только из-за моего падения, Найл. Пожалуйста… мне надо тебе кое-что объяснить.

Он ждал, пока иссякнет поток транспорта на поперечной улице.

– Не сейчас, Рэчел. Подожди, пока мы вернемся домой, будь добра. – Вот теперь в его голосе впервые прозвучала почти ледяная нотка.

Она не делала больше попыток заговорить с ним. Подъехав к дому, Найл позвал Риетту, чтобы та помогла лечь Рэчел в постель.

– Я скоро вернусь и выпью с тобой чаю, – пообещал он.

Однако прошло более получаса, после того как Риетта принесла чай, но Найла все не было. Каждая минута ожидания приносила ей все новые муки. Она начала спрашивать себя, уж не намеренно ли он мучает ее? Наконец он появился в тот момент, когда ее терпение готово было лопнуть. Объяснив свое длительное отсутствие важным телефонным разговором.

Найл поставил стул с прямой спинкой у кровати и попросил разрешения закурить.

– А теперь, – ровным голосом произнес он, – что ты собиралась так срочно обсудить со мной?

Рэчел заставила себя посмотреть мужу прямо в глаза.

– Наверное, ты уже знаешь, – сказала она дрожащим голосом. – Я… я прочитала ту записку, что была послана тебе, Найл. Я вытащила обрывки из мусорной корзины, сложила их вместе и прочитала. Они… они были на туалетном столике, когда я слетела с лестницы.

– Да, я знаю. Я увидел их тогда и уничтожил. Здесь где-нибудь есть пепельница?

– Есть одна на каминной полке.

Как он может спокойно сидеть тут и думать о таких пустяках, как пепельница, когда только что прозвучало подобное признание? Ведь я же сгораю от стыда, неужели он считает меня достойной всяческого презрения?

– О, Найл, я знаю, что ты, верно, думаешь обо мне. Но неужели же ты даже не попытаешься понять? – Дрожащий голос выдавал ее.

– Ничего плохого я о тебе не думаю. Да с чего ты взяла, что я дуюсь на тебя? Честное слово, я не желаю ничего выслушивать, если ты собираешься расстраиваться.

– Расстраиваться?! – воскликнула Рэчел с истерической ноткой в голосе. – Да как же я могу не расстраиваться? Что бы ты ни думал обо мне, я не такая дрянь, чтобы…

Но он прервал ее.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты была не так уверена в своей способности читать мои мысли, Рэчел. Если тебе уже известно мое мнение и ты чувствуешь, что вряд ли сможешь улучшить его, – тогда вообще едва ли нам стоит продолжать. Нет, выслушай меня, пожалуйста, – сказал он строго, так как она уже открыла рот, чтобы возмутиться. Затем, удивив Рэчел еще больше, он неожиданно подошел и сел рядом с ней на кровать, взяв ее горячие беспокойные руки. – В том, что произошло прошлой ночью, я виню только себя. – Он нежно погладил ее руку. – Мне следовало бы сжечь эту отвратительную записку, как только я прочитал ее. Если бы ты не увидела ее, то не была бы так расстроена и не грохнулась с лестницы. А теперь давай попытаемся забыть о том, что произошло.

– Но ведь это правда, Найл! Разве ты не понял? Это правда. Я действительно встречалась с Бреном днем…

– Да, я знаю, но не с такой целью, как это утверждалось в анонимке.

– Почему ты так уверен? Откуда тебе это известно?

Он пожал плечами.

– Как-то на днях я вернулся домой днем и увидел вас вместе. Я собирался пригласить тебя пройтись под парусом, но ты, кажется, и так неплохо проводила время, так что я поднялся к себе в комнату и занялся кое-какой бумажной работой.

– Почему же ты ничего не сказал? Разве ты не рассердился?

Губы его растянулись в улыбке, но глаза оставались холодными.

– Дорогая моя Рэчел, ведь мы живем не в средние века. Я не могу запретить тебе встречаться с подобными людьми, как бы сильно я сам ни недолюбливал их. Естественно, я ждал, что ты расскажешь о встречах с Бреном. Когда же ты этого не сделала… Ну что ж, я догадался, что ты, должно быть, подумала о скандале, который я подниму, и просто побоялась признаться во всем. – Он встал и подошел к окну, зажигая очередную сигарету. – Теперь тебе лучше?

Рэчел теребила кончик своей косы.

– Немного, – рассеянно ответила она. – Но, Найл, это проклятая записка. Кто же мог написать ее? Кто так ненавидит меня – или тебя – настолько, чтобы посылать такие отвратительные письма?

– Не знаю, но если они попытаются сделать это еще раз, полиции придется заняться сплетниками, – мрачно отозвался он. – Лично мне не верится, что записка была направлена против тебя. Думаю, это вышло случайно.

– Но совершенно очевидно, что меня собирались скомпрометировать! Ведь там меня обвинили ни больше ни меньше – в том, что я… предаю тебя, – сказала она, вспыхнув.

– Нет, думаю, что нет. – Найл опять подошел к кровати. – Предполагаю, что это была хитроумно спланированная подлость с целью выбить меня из колеи, или же рассчитывали, что и Харту тоже рикошетом достанется.

– Что ты имеешь в виду?

– Несмотря на твое высокое мнение об этом красавчике, множество людей получили бы несказанное удовольствие, узнав, что Харт потерпел сокрушительное поражение. Возможно, человек, написавший эту записку, – кем бы он ни был – рассчитывал, что я от Харта мокрого места не оставлю.

– Я опасалась, что так и будет, когда заметила, что тебя вчера вечером нет в комнате, – призналась она. – Затем увидела, что ты внизу, в бухте. За всю свою жизнь я не чувствовала такого облегчения.

– Вот как? – Вопрос был задан странным тоном. – И за кого же ты обрадовалась больше, Рэчел, – за меня или Брена?

– Почему ты спрашиваешь? Конечно же, за тебя, Найл.

– В самом деле? – чувствовалось, что он не верит. Бросив взгляд на свои часы, Найл сказал: – Я сейчас должен уходить, а тебе надо выспаться. Я пришлю Джульет, а перед сном прими лекарство. – Он вышел и не оглянулся.

Щиколотка Рэчел все еще давала о себе знать. Однако в конце следующей недели она отправилась вместе с Найлом и Джульет на венчание знакомой пары. Это были хорошо известные и самые молодые новобрачные в колонии.

Насколько Рэчел могла припомнить, ей еще никогда в жизни не приходилось присутствовать на венчании. Когда невеста вышла из собора под руку со своим мужем, Рэчел не могла не почувствовать укола сожаления, что сама она выходила замуж без всей этой «парадной сбруи», как Найл однажды отозвался об обряде.

Прием после венчания проходил в доме родителей невесты, который оказался очень современным зданием, выстроенным почти полностью из стекла и бетона и окруженным неглубоким каналом, где плавали цветущие водяные лилии. Вокруг на больших каменных плитах красовались самые невероятные образцы современной скульптуры. Джульет как-то вскользь заметила, что дом был построен по проекту знаменитого американского архитектора и является одной из достопримечательностей Бермудских островов. Но Рэчел решила, что больше всего дом походит на огромную цистерну для перевозки живой рыбы и показался ей самым уродливым домом из всех, что она видела когда-либо.

Припомнив раздел, посвященный свадебным завтракам своей книги по кулинарии, Рэчел ожидала увидеть высокий замороженный торт в центре длинного стола. Но вместо этого там оказалось два торта: один под серебряной крышкой, предназначенный для жениха, и другой под золотой крышкой – для невесты. Джульет шепнула ей, что перед тем, как ужасная эпидемия, вызванная нашествием насекомых-паразитов, уничтожила огромное количество кедров, растущих на островах, эти великолепные свадебные торты всегда бывали украшены семенами кедра, которые полагалось высаживать после приема.

Приглашенных было так много, что Рэчел заметила в толпе Брена уже только после того, как невеста удалилась к себе в комнату, чтобы переодеться в дорожное платье. Брендон стоял совсем неподалеку от нее, разговаривая с очень серьезной блондинкой, одетой в белое платье, у которого почти полностью отсутствовала спина, и шляпу, украшенную черными шелковыми розами величиной с капустный кочан. Несмотря на свой ученый вид, блондинка благожелательно улыбалась и выдавала свои истинные чувства искусным трепетом ресниц, Брен же, казалось, слегка скучал. Сегодня даже Рэчел, которой все еще не хватало умения оценивать характер людей с первого взгляда, назвала бы его молодым человеком, имеющим слишком много денег и слишком много времени.

Должно быть, он почувствовал ее пристальный взгляд, потому что повернулся и встретился с Рэчел глазами. На секунду Рэчел показалось, что он может подойти и заговорить с ней. Однако Брен только поклонился, как будто они были едва знакомы, а затем что-то сказал своей собеседнице и, словно пастух овцу, погнал ту к праздничному столу.

Самой красивой после невесты, конечно, оказалась. Надин Оакхилл. На ней было яркое платье из оранжевого шифона с потрясающей драпировкой – все женщины в платьях пастельных тонов казались рядом с ней одетыми в линялые тряпки, – а простота ее шляпы на бретонский манер из белого шелка заставляла все другие украшенные цветами шляпы выглядеть безвкусными и аляповатыми.

Рядом с ней стояла незнакомая Рэчел уже немолодая женщина. Казалось, что дама пристально следит за Рэчел, проявляя при этом нечто большее, чем обычное любопытство одной женщины, заинтересованной нарядом другой. Рэчел и раньше видела ее в магазинах Хэмилтона и невольно чувствовала, что является объектом очень пристального наблюдения.

– Жули, кто эта женщина – вон та, в темно-голубом кружевном платье с кошмарным серым мехом? – спросила Рэчел свою невестку.

Джульет довольно громко хихикнула. Рэчел даже заподозрила, что девушка выпила слишком много шампанского.

– Этот «кошмарный серый мех», милочка, между прочим, шиншилла. Хотя почему все эти дамочки не первой свежести вечно кутаются в меха, когда температура за сорок – это уже выше моего понимания.

– Да, но ты знаешь, кто она? – настаивала Рэчел.

– Понятия не имею, дорогая. Я довольно часто встречала ее и раньше, но она не живет здесь. Возможно, она просто регулярно бывает на Бермудах. К нам ведь приезжает куча старых дев, которые хотят погреть стареющие телеса на солнышке, как минимум дважды в год.

– Кажется, она все время наблюдает за мной… словно знает меня. – Рэчел задумчиво отпила холодный коктейль.

– Скорее всего, она просто завидует вашему цвету лица – ведь он у вас как у школьницы. А сама леди, кажется, перенесла если не четыре, то наверняка три пластические операции, – безжалостно вынесла приговор Джульет. – Разве вы не замечали раньше, что если у этих старых кошечек нет ни одной морщинки на лице, то в глазах все равно читается мудрость веков.

– О, Джульет, какая же вы злая. Люди ведь не могут не стареть.

Ее невестка пожала плечами.

– Иногда мне так хочется быть уже старой. – Губы у нее дрогнули, и, к ужасу Рэчел, глаза Джульет внезапно заблестели от непролитых слез. – По правде говоря, мне хотелось бы умереть! – неожиданно страстно проговорила она, повернулась и поспешила в дом.

Рэчел бросилась было вслед за ней, но затем передумала и беспокойно огляделась, разыскивая Найла. Если на Джульет вот-вот нападет «грусть-тоска», они должны непременно увести ее, прежде чем она начнет привлекать к себе всеобщее внимание.

Найла не было рядом, и, решив, что он, очевидно, устал от всей этой светской трескотни и ускользнул, чтобы спокойно покурить где-нибудь, Рэчел протиснулась сквозь толпу гостей и неспешным шагом направилась в сторону постепенно понижающейся террасы, что вела на частный пляж хозяев дома.

Она добралась почти до самой нижней террасы, когда приглушенное восклицание заставило ее резко остановиться.

– Ты с ума сошел! Да как ты мог хотя бы предположить это? – вопрошала женщина. Она пыталась говорить тихо, но, видимо, под влиянием каких-то сильных переживаний ее слова прозвучали совершенно отчетливо.

– А почему бы и нет? – ровным тоном поинтересовался знакомый мужской голос. – Ты должна была знать, что рано или поздно правда станет мне известна. Я достаточно хорошо знаю тебя… разве ты не помнишь? Я не забыл ничего!

Словно загипнотизированная, Рэчел приблизилась к балюстраде и заглянула вниз. Прямо под ней около штормовой стенки стояли Найл и Надин. Рэчел поспела как раз вовремя, чтобы увидеть, как Найл схватил Надин за запястья рук и привлек к себе.

– Признайся! – потребовал он так, что Рэчел с трудом узнавала прежнего Найла, настолько его голос дрожал от страсти.

Надин попыталась отстраниться, но он не отпускал ее, и с мучительным стоном она качнулась к нему.

Быстро отступив от балюстрады, Рэчел зажмурила глаза. На какую-то долю секунды шок от всего, что она только что увидела и услышала, оказался настолько сильным, что ей стало почти физически плохо. Затем, с ужасом опасаясь услышать еще больше, она повернулась и, спотыкаясь, побрела наверх по склону.

В одной из ниш на верхней террасе находилась каменная скамья. Рэчел бессильно опустилась на нее, чувствуя, как неровно бьется ее сердце, и делая безуспешные попытки унять нервную дрожь.

Значит, это все-таки произошло? Даже Найл – непреклонный Найл, с железными нервами, – не был сверхчеловеком настолько, чтобы, встретив любимую женщину, продолжать соблюдать приличия? Неужели он просил ее уехать с ним? Может быть, поэтому голос Надин прозвучал сейчас так вызывающе? Он любит ее настолько сильно, что готов ради этой женщины даже отказаться от Мунгейтса, с болью думала Рэчел. О, Господи, как же мне это вынести? Что же мне делать?

Нет, она должна взять себя в руки, и подчиниться неизбежному. Несколько минут спустя Рэчел заставила себя вернуться в верхний сад. Она была бледна, но собранна и голову держала высоко, никто не мог бы догадаться, что душа ее разрывалась от невыносимых мучений.

После полуночи она все еще лежала без сна и даже услышала, что вернулась домой Джульет. Все эти часы она напряженно думала, и теперь ей казалось, что может быть только одна причина, по которой Найл не предпринял неизбежного шага и не рассказал ей, что любит другую женщину. Каким-то образом, независимо от того, что она чувствовала по отношению к Найлу, Надин, по всей видимости, нашла в себе силы противостоять ему.

– Признайся! – говорил он ей там на пляже. Вспоминая это яростное, страстное требование, Рэчел снова задрожала. Даже беспристрастный человек, подслушивая их в ту минуту, догадался бы, о чем идет речь, мрачно думала она. Это могло означать лишь одно… «признайся, что все еще любишь меня… признайся, что мы принадлежим друг другу… признайся, что мы не можем жить друг без друга…»

И все же, хотя ответ и можно было, наверное, прочитать в глазах Надин, когда она посмотрела на Найла, каким-то образом эта женщина обладала завидной силой воли, чтобы не поддаться его нажиму.