Текст книги "Блаженство греха (Ритуальные грехи)"
Автор книги: Энн Стюарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Глава 8
Ей бы обрадоваться – ведь месть уже не за горами. Но она посмотрела в невинные глаза Бобби Рея Шатни и вдруг поняла, что отчего-то не доверяет ему.
– Ты знал мою мать? – настороженно спросила Рэчел. – Ты был здесь в одно с ней время?
– Я с Люком с восемнадцати лет. Я знаю всех, кто был здесь. Тех, кто все еще здесь. Тех, кто ушел по собственной воле. И тех, кто просто исчез без следа.
– А таких было много?
– Тех, кто исчез? Нет, не много. Они не верили, хотели разоблачить Люка. С тобой это тоже может случиться.
– Не случится, – твердо сказала Рэчел, – если ты мне поможешь.
«Какой же он невозможно юный, с этими своими мягкими щечками и слегка изумленным лицом», – подумала она.
– Не знаю, смогу ли я, – неуверенно пробормотал он.
– Ты сказал, что написал мне то письмо. Сказал, что они убили мою мать. Сказал, что у нее не было никакого рака и она знала, что с ней делают! – Голос дрогнул и сорвался, но успокоиться она никак не могла. – Ты должен все рассказать.
– Не знаю, – промямлил Бобби Рей. – Я уже ни в чем не уверен. Мне дают какие-то лекарства, и от них в голове каша. – Взгляд у него был какой-то странный, как будто он не мог сосредоточиться, но вместе с тем настороженный и цепкий. – Знаешь, я любил Стеллу. Она была мне как мать. Моя мать умерла, когда я был маленьким, а у Стеллы были такие ласковые, материнские руки.
Рэчел изумленно воззрилась на него. Стелла спала с молодыми людьми и помоложе, и ничего материнского за ней никогда не замечалось. Но Бобби Рэй выглядел таким печальным, таким потерянным, что поделиться с ним своими сомнениями ей не хватило духу.
– Мне очень жаль, – чуть слышно пробормотал он и отвернулся, снова уйдя в себя и замкнувшись. – Я должен идти. Люк скоро вернется. Он доверяет мне, но не доверяет тебе.
Он повернулся и шагнул к двери.
– Но нам надо поговорить! – запротестовала Рэчел. – Приходи ко мне в комнату, и мы…
Бобби Рей покачал головой.
– В твоей комнате небезопасно. Он наблюдает. Слушает.
– Как?
– Люк все знает.
– Он никакой не бог, а всего лишь человек, в конце концов.
– Не надо его недооценивать. Он не такой, как другие люди.
– Это уж точно, – буркнула Рэчел.
– Я не знаю, как тебе помочь. У меня в голове все смешалось. Стелла говорила, что не больна, и я верил ей. Она говорила, что сомневается, что на самом деле никто не болен, что они убивают ее из-за денег. Она хотела, чтобы я связался с тобой, помог ей, пока еще не поздно. Но я не успел.
– Она ждала от меня помощи? – недоверчиво спросила Рэчел внезапно охрипшим голосом, за что немедленно себя отругала.
Бобби Рей кивнул.
– Она говорила, ты единственная, кто может ей помочь.
– А я не помогла. Не приехала вовремя.
Бобби Рей покачал головой.
– Теперь уже слишком поздно. Оставь все как есть. Люк слишком сильный, тебе с ним не справиться. Уезжай отсюда, пока можешь.
– Но…
Он исчез прежде, чем она успела закончить. Прежде чем успела сказать, что не сдастся, не может это так оставить, не может просто забыть, что ее мать убили.
Разумеется, все это могло быть плодом богатого воображения, очередной фантазией ее матери. Стелле нравилось быть в центре мелодрамы, и смерть от рака груди могла показаться ей слишком обыденной. А раз так, то почему бы не придумать гигантский заговор, не обратить на себя внимание. И заодно втянуть в свою игру каких-нибудь легковерных дурачков вроде Бобби Рея, Рэчел и кого-то еще.
Но проверить, так это или нет, теперь невозможно. Вскрытия не делали. А останки кремировали и развеяли в пустыне Нью-Мехико. Все следы Стеллы давным-давно смыли дожди.
Рэчел опустилась перед камином, устремив взгляд в мерцающую оранжево-красную глубину. Всю жизнь она была невольной зрительницей на тех спектаклях, что устраивала Стелла. Ей велели терпеть, молчать, не вмешиваться, не путаться под ногами с того времени, как она достаточно повзрослела, чтобы слушаться. В раннем детстве она редко видела мать и так до сих пор не решила, было ли это благословением или проклятьем. Няньки, которых ей нанимали, знали свое дело, к исполнению обязанностей относились ответственно, но любовью и теплом подопечную не баловали, и Рэчел росла нескладной, угрюмой, колючей, раздражительной и злой на весь свет. В детстве она читала запоем: книги были ее утешением, ее родителями и друзьями, и она отождествляла себя с Мэри Леннокс из «Таинственного сада». С худеньким, озлобленным, нежеланным ребенком, чудесным образом преобразившимся через волшебство сада и любви.
Но в реальной жизни Рэчел Коннери никакого волшебного сада не было. Только жадные, потные, дрожащие от возбуждения руки третьего отчима.
То был самый длинный брак Стеллы, свидетельство жестокости судьбы – так всегда думала Рэчел. Все началось с как бы случайных прикосновений, когда ей было девять, и завершилось изнасилованием, когда ей исполнилось двенадцать.
Рэчел почти не помнила, что случилось, когда она рассказала матери. Стелла не захотела слушать. Благодарение богу, те годы как будто ушли в туман. Она забилась в темный, укромный уголок, где ее никто не мог обидеть, а когда выползла оттуда, медленно, настороженно озираясь, Муж Номер Три с его извращенными наклонностями уже давно испарился, а у Стеллы обнаружилось новое увлечение – мальчиками-игрушками.
Рэчел терпела. Ждала какого-нибудь знака любви или привязанности от своей постоянно занятой матери. Ждала, когда растает окружающий ее со всех сторон лед. Ждала чуда.
Ожидание закончилось. Внезапно стало зябко, и она обхватила себя руками, жалея, что не захватила свитер. Что ее уже ничто не согреет, ничто не растопит лед в душе.
По крайней мере, Люк ничего о ней не знает. Не знает о прежних страхах, новой боли. Ему не удастся ни проникнуть к ней в душу, ни причинить боль, если она не даст ему такой власти.
А она не даст. Даже ради двенадцати миллионов долларов, даже ради того бездумного душевного покоя, которым, похоже, так наслаждаются другие. Она никогда не позволит ему «обратить» ее.
Рэчел услышала, как за спиной у нее открылась дверь, и невольно напряглась, приготовившись к новому сражению. Свет отбрасывал через комнату вытянутые тени, но она сразу поняла, что вошел не Люк. Похоже, у нее уже выработалось на него какое-то неестественное чутье, которое, как она надеялась, могло помочь в дальнейшем.
– Я принес вам поесть, – сказал Кальвин. Поднос у него в руках был едва ли не больше, чем он сам, но соблазнительного аромата кофе в этот раз не чувствовалось. Рэчел лишь обреченно пожала плечами. Недостаток кофеина только усиливал ее раздражительность.
Кальвин поставил поднос на пол перед камином и выжидающе посмотрел на нее. Две миски с чечевичной похлебкой и ломоть свежеиспеченного хлеба. Ни грамма масла. Впрочем, Рэчел было уже все равно.
– А для кого вторая чашка? – спросила она, протянув руку за хлебом.
– Люк ужинает в трапезной со своими людьми. Сказал, чтобы я составил вам компанию. Если вы не против.
Она кивнула.
– Прошу вас. А пока будете есть, ответьте на несколько вопросов.
– Люк говорил, что вы будете спрашивать. – Кальвин сел напротив, и свет камина бросил причудливые тени на его уродливое лицо.
– И что он велел вам говорить? – Ей удалось проглотить немножко чечевичной размазни. Она не могла вспомнить, когда ела в последний раз, а подкрепиться стоило. Еда всегда была на последнем месте в списке ее приоритетов, но организм, слишком долго остававшийся без заправки, уже требовал своего.
– Правду, разумеется, – ответил Кальвин. – Все, что вы захотите узнать.
Рэчел, конечно же, не поверила, но от попытки не удержалась.
– Вы его помощник, верно? Его соучастник в преступлении?
– Почему вы так думаете?
– Догадалась.
– Я знаю Люка лучше, чем кто-либо, – сказал Кальвин. – И действую в его интересах.
– Даже когда он этого не хочет?
– Особенно когда не хочет, – кивнул он. – Взять, к примеру, ваш случай. Думаю, он не вполне понимает, какие неприятности вы можете навлечь на наши головы.
– И поэтому вы пытались меня убить? – Рэчел отправила в рот еще одну ложку чечевицы, попыталась распробовать – безнадежно. Она снова опустила ложку. – Но как я могу навлечь неприятности, если вы все такие святые и невинные, как утверждает Люк? Если этот культ действительно существует на благо человечеству, а не для набивания карманов Люка, тогда с чего бы вам волноваться?
Вопрос остался без ответа.
– Стелла мне тоже не нравилась. Она была жадная. Хотела, чтобы Люк принадлежал только ей. Хотела иметь все и не желала делиться.
– Это на нее похоже, – усмехнулась Рэчел.
– И еще она была несчастная. Как вы.
А вот это уже застигло ее врасплох. Первая реакция – вскочить, закричать, швырнуть миску в самодовольную физиономию. Но она сдержалась и очень осторожно поставила тарелку на поднос.
– Я не такая, как моя мать, – проговорила Рэчел обманчиво спокойным голосом. – И совершенно определенно не несчастная.
– Люк так не считает. – Кальвин продолжил поглощать свой обед и даже не смотрел на нее. Да и зачем, с горечью подумала Рэчел. Он и без того знает, как подействовали на нее эти брошенные мимоходом слова. – Люк говорит, что еще никогда не встречал такого несчастного, такого эмоционально обездоленного человека, как вы. А Люк притягивает несчастных. Всегда притягивал. Поэтому он и основал этот центр.
– И поэтому держит вас рядом?
Кальвин вскинул глаза и усмехнулся.
– Все мы в чем-то нуждаемся. Люк нуждается во мне так же сильно, как и я в нем. Признает он это или нет.
– Хотите сказать, что великий мессия чего-то не признает? – с издевкой спросила Рэчел. – Я думала, он идеален.
– Отнюдь. Он же человек, как и все мы. Человек, который ищет душевного покоя для себя и помогает найти его другим. – Заявление прозвучало как-то пресно, заученно.
– Вы же в это не верите.
– А вам наплевать, во что я верю. Вы такая же, как все они. Как ваша мать. Вас интересует только Люк. – Не похоже, чтобы его это расстроило.
– Да, – согласилась она, не лукавя. – Меня интересует только Люк. – И как уничтожить его.
– Ничего у вас не выйдет, – прошептал Кальвин. – Вам не удастся навредить ему, как бы сильно вы ни хотели. Я оберегаю его, и есть и другие. Никто не позволит вам навредить ему.
– А кто сказал, что я не хочу учиться у него? Пойти по указанному им пути?
– Все, чего вы хотите, – это уничтожить его. Но не выйдет. У Люка есть дар, да. Дар привлекать людей. Он и вас заполучит, вот увидите. Что бы вы там ни думали, как бы ни распаляли свою ненависть, очень скоро он полностью подчинит вас себе. И вы станете такой же беспомощной, как все здесь, будете ловить каждое его слово, улыбку, даже взгляд. Я вижу это уже сейчас. – Он говорил об этом с отвратительной и пугающей уверенностью.
– Я скорее убью себя.
– Некоторые так и делали. А некоторые пытались убить Люка. Но ни у кого не получилось взять верх. В конечном итоге победителем всегда остается Люк.
– И торжествует над телами поверженных? – резко бросила Рэчел.
– И над состояниями обманутых, – самодовольно добавил Кальвин. – Вы уже поели?
Аппетит пропал. Рэчел отодвинула поднос.
– Почему вы никак не пытаетесь убедить меня в его святости? На мой взгляд, логичнее было бы заставить меня усомниться в моей навязчивой идее. Вы же, напротив, только подкрепляете мои подозрения.
Кальвин встал, поднял поднос.
– Что бы я ни сказал, вы все равно не поверите Люку. А у меня есть свои резоны.
– И каковы же они?
Он обернулся уже от двери и посмотрел на нее своими маленькими черными глазками.
– Может, я пытаюсь отпугнуть вас. От вас здесь одни неприятности. Уезжайте куда-нибудь и забудьте о Люке. Забудьте об этом месте. Забудьте о своей матери. Поверьте мне, вы можете потерять гораздо больше, чем двенадцать миллионов долларов.
И ушел.
Рэчел не стала терять время даром. Выкинув из головы предостережение Кальвина, она тщательно обыскала почти пустую комнату. Это заняло ровно пять минут. Ничего, кроме тонкого тюфяка, который служил постелью Люку, нескольких подушек и камина, здесь не было. И ничего такого, где можно было бы спрятать документы или контрабанду.
Она в отчаянии воззрилась на голые стены. Не может быть, чтобы Люк проводил все свое свободное время в таких аскетических условиях. Что бы там ни говорили о его воздержанности и умеренности, он не производил впечатления человека, отказывающего себе во всем. Должна быть какая-то тайная жизнь или секретная комната, как у Синей Бороды. Быть может, полная трупов женщин, посягнувших на его благополучие.
Теперь она сходила с ума, и в этом был виноват Кальвин. Он опять подталкивает ее к чему-то. Но к чему и зачем? Распалять ее недоверие к Люку Барделу бессмысленно, оно и без того зашкаливает. К тому же Бобби Рей уже постарался, подлил масла в огонь.
Ей надоело ждать в пустой комнате. Ждать, когда он удостоит ее своим присутствием, дабы предложить очередную порцию лжи. Надоело ходить по начертанному другими кругу. Бобби Рей Шатни где-то неподалеку – никто из последователей, похоже, не покидает территорию центра, – и он сказал, что знаком с Люком много лет. Странно, ведь других детей тут нет. Конечно, Бобби Рей не ребенок, но сюда наверняка попал еще мальчишкой.
Это имя и эти глаза как будто были знакомы ей, хотя она и не представляла, где могла видеть его раньше. Если он так давно с Народом Люка…
Но что это за жизнь для юноши? Что это за жизнь для всех остальных?
Возможно, удастся заставить его вспомнить что-нибудь конкретное. Что-нибудь, что поможет ей решить, был ли он просто одной из пешек Стеллы или со смертью матери все действительно не так просто.
Рэчел протянула руку к двери, но та вдруг открылась, и она тихонько вскрикнула от испуга, когда Люк вошел в комнату.
Было бы легче, если он не был таким чертовски высоким и не нависал так угрожающе над ней. До нее не сразу дошло, что у него мокрые волосы.
Влажное лицо блестело, расстегнутая туника свободно болталась на плечах. Рэчел оцепенела, ожидая, что он вот-вот дотронется до нее. Но Люк всего лишь прошел мимо нее в комнату, словно точно знал, что она пойдет за ним, и направился к камину, который растопили, чтобы разогнать ночную прохладу Нью-Мехико.
Дверь он закрыл, но было нетрудно открыть ее и убежать. И, видит бог, она хотела. Как бы ни претила ей эта мысль, Рэчел чувствовала себя необъяснимо беззащитной, и у нее хватало ума не искать встречи с врагом, когда броня дала трещину.
– Убегаете? – проворчал он, глядя в огонь. Длинные волосы мокрыми волнами рассыпались по спине.
Страх – это одно. Гордость – совсем другое.
– Нет, – сказала Рэчел и вернулась в комнату, держась, однако, на расстоянии.
– Вот и хорошо. – Люк присел на корточки перед камином. – Я запер дверь.
Только успокоилась – и вот, новый сюрприз.
– Зачем?
– Чтобы никто нас не прервал.
Она нервно сглотнула. Хорошо еще, что в полумраке не видно, как кровь внезапно бросилась ей в лицо.
– Вы же вроде бы сказали, что в Санта-Долорес двери не запираются?
Люк ухмыльнулся. С образом мессии такая ухмылка явно не вязалась.
– За исключением моих. Ну так как, Кальвин выболтал все мои страшные тайны?
– Нет.
Он уселся перед камином, скрестив ноги.
– Неужели? Разве вы не спрашивали? Он мог бы рассказать, как мы познакомились в тюрьме. Или о моем детстве.
– Мне нет дела до вашего детства.
– Вот как? И вы не хотите услышать про бедного, несчастного мальчика без матери, который рос со своим стариком, колотившим его каждый раз, когда наберется? Да только на самом деле он не был моим стариком, в том-то все и дело. – Люк выжидательно посмотрел на нее.
– Что-то незаметно, что вас это особенно травмирует, – сказала она.
– Некоторые из нас оставляют в прошлом свое несчастливое детство, – пробормотал он с явным намеком.
– Хотите сказать, у меня было несчастливое детство? – Рэчел понимала, что он заманивает ее, но ничего не могла с собой поделать. Отблески огня у него на коже танцевали, словно таинственные языческие символы, притягивали, манили – вопреки опасности.
– Думаю, что да, – отозвался он. – По крайней мере вы убеждены в этом, какой бы во всех отношениях защищенной и обеспеченной ни была ваша жизнь. Вы чувствуете себя обманутой, негодуете, что жизнь дала вам несколько крепких пинков, и хотите заставить меня заплатить за это. – Его загадочная улыбка отнюдь не добавила ей уверенности. – Вы подойдете и сядете или попробуете сломать дверь?
Выбирать не приходилось. Она опустилась на колени рядом с камином и как можно дальше от Люка.
– А если я позову на помощь?
– Кто-нибудь прибежит. Хотя я не понимаю, с чего бы вам звать на помощь. Я вас здесь не держу. Вы приехали в Санта-Долорес по собственной воле. Вы здесь, со мной, потому что сами так хотели. Желаете уйти – только скажите, и я открою дверь.
– Я останусь, – осторожно вымолвила она. – Если пообещаете не дотрагиваться до меня.
– Почему вы так этого боитесь?
– Я не боюсь, – смело соврала она.
– Не боитесь? Тогда, стало быть, вы боитесь меня.
– Нет.
– Нет? – Мягкий, музыкальный голос – оружие страшной силы. – Тогда идите сюда.
Только теперь Рэчел вдруг поняла, насколько он близко – ей были видны капельки на его ресницах. Длинных, черных, почти скрывающих глаза ресницах.
– Нет, – повторила она.
– Вы не ответили на вопрос, – настойчиво попросил он. – Почему вы боитесь, когда до вас дотрагиваются?
– Я не боюсь. Просто мне это не нравится.
– Не нравятся прикосновения вообще? Или только мои?
– Не льстите себе, – с горьким смешком отозвалась Рэчел. – Я вообще не люблю, когда до меня дотрагиваются, хватают руками, пытаются заставить что-то делать под предлогом заботы обо мне… – Она осеклась, поняв, что выдала уже слишком много. И перешла в наступление. – А почему вы не хотите, чтобы до вас дотрагивались?
Он даже не вздрогнул.
– С чего вы это взяли?
– Кэтрин сказала, что прикасаться к вам не дозволяется никому. Ваш обет целомудрия распространяется не только на секс, вы сторонитесь любой человеческой близости. Никаких объятий, никаких прикосновений, ни даже рукопожатий.
– Ни ласк, ни поцелуев, – добавил он голосом тихим и порочно-соблазнительным. – Таков мой выбор.
– Почему?
Тронувшая губы кривая усмешка отнюдь не добавила ему привлекательности.
– Потому что я люблю власть. Чем недоступнее я держусь, тем сильнее люди жаждут получить желаемое. Тем охотнее готовы следовать за мной, жертвовать всем ради меня. Поскольку я неприкасаемый, все хотят прикоснуться ко мне. Это сводит их с ума.
Рэчел потрясенно уставилась на него.
– И вы в этом признаетесь?
– Конечно. А почему бы и нет? Всем известно, что вы здесь для того, чтобы навредить мне. Никто вам не поверит, даже если вы скажете им правду.
– И какова же правда? Вы действительно какой-то новый мессия или просто феноменально искусный мошенник?
– Сам факт того, что вы все еще сомневаетесь, служит утешением. Как, по-вашему, могу я на самом деле быть духовным лидером?
– Нет, – решительно ответила она. – Вы ведь сами признались, что никакой вы не лидер.
– Ни в чем я не признавался. В том-то и беда ваша. Вы не понимаете основных принципов «Фонда Бытия». Никто не свят. У всех свои недостатки, свои слабости, дурные черты характера.
– Грехи, – подсказала Рэчел.
– Опять это слово. А вы разве безгрешны? Должно быть, приятно быть совершенством в несовершенном мире.
– Ваши последователи считают вас совершенством. Они смотрят на вас, как на какого-то бога.
– А кем вы меня считаете?
– Я считаю вас угрозой.
– Только для тех, кто уязвим. Вы уязвимы? – Он поднялся одним гибким, плавным движением, и спасения уже не было. – Думаете, я могу вас обидеть?
– Нет. – Ей не убежать. Дверь заперта, он же сам сказал.
– Да, – прошептал Люк.
И придвинулся ближе.
Глава 9
Он не так уж и близко, говорила она себе. Не настолько, чтобы дотронуться, почувствовать его дыхание, шевелившее ей волосы. И все же он как будто окружал ее со всех сторон – соблазнял, притягивал, вторгался в ее личное пространство.
– Бедная богатая девочка, – пробормотал Люк с легкой насмешкой. – Ты так чертовски зла, что хочется кого-нибудь ударить. Ты ведь хочешь ударить меня, да?
За спиной у нее была стена. Она чувствовала, как бешено колотится в груди сердце, она не могла дышать, и ей ничего не оставалось, как только смотреть в эти внимательные, загадочные глаза.
– Чего ты боишься? Что, по-твоему, я могу с тобой сделать? Думаешь, я обладаю сверхъестественной силой, способностью затуманивать человеческий мозг и превращать людей в своих рабов?
– Вы, похоже, весьма преуспели именно в этом, – проговорила она дрожащим голосом.
– Правда?
– Вы же знаете, что да. – Рэчел отчаянно собирала остатки храбрости. – Вы любого можете приручить.
– Но не тебя.
Он был слишком близко. И этот голос… этот гипнотизирующий шепот…
Она заставила себя поднять глаза, тщетно отыскивая спокойствие в своей обозленной, испуганной душе. Он был поразительно красив – с точки зрения тех, для кого главное – внешняя привлекательность. Серо-голубые глаза завораживали таинственной глубиной, чувственный рот задевал молчавшие в ней прежде струны.
– Ты же не хочешь меня. Ты хочешь просто… просто…
– Чего я хочу? Завоевать тебя? Погубить? Соблазнить?
Последний вариант испугал ее настолько, что она бросилась в атаку.
– Ты такой же, как все мужчины: хочешь доказать свое превосходство. Что ж, я его признаю. У тебя дар развращать людей.
– Разве я тебя развращаю? Срываю все эти пуританские запреты, которые ты носишь на себе, как железный корсет?
– При чем здесь секс? – огрызнулась она.
– Ах, Рэчел, – промурлыкал он низким, соблазнительным голосом, – секс всегда при чем. – Он прижался к ее лбу своим, и уже одно это прикосновение парализовало ее. – Разве ты не знаешь? Поэтому ты так напугана.
– Я не… – начала она, но Люк не дал закончить.
– Закрой глаза, – прошептал он, и голос его проник в самую ее душу. – Прекрати бороться хотя бы ненадолго. Больно не будет, обещаю. Просто прислонись к стене и расслабься.
Как заманчиво это звучало. О боже, как заманчиво. Она закрыла глаза, ибо ее воля была бессильна против коварного зова его голоса.
Он был слишком близко. Его тихий голос завораживал.
– Закрой глаза. Не противься мне. Расслабься. Ничего плохого не случится, я обещаю. Просто прислонись к стене и ни о чем не думай.
Соблазн был слишком велик. И ей хотелось, боже, как же ей хотелось поддаться обольщению. Она закрыла глаза; ее воля оказалась бессильной перед этим вкрадчивым, сладким голосом.
– Здесь мир и покой. Здесь не нужно ни с кем воевать. Жизнь была для тебя схваткой, но теперь тебе не нужно больше драться. Расслабься. Не сопротивляйся. Уступи. Нельзя выиграть все сражения. Нельзя победить всех драконов. Предоставь это кому-нибудь другому. Хотя бы раз.
Сильнее слов действовал сам тон голоса. Рэчел чувствовала, как теряет связь с реальностью, как соскальзывает куда-то, туда, куда зовет голос, как звенит, пульсируя желанием, кожа.
– Все возможно, Рэчел. Не будет больше страха. Не будет злости и гнева. Нужно лишь расслабиться. Чувствуешь? Покой растекается по телу…
Она не могла открыть глаза. Не могла сопротивляться его чарам. Не могла ни говорить, ни двигаться. Он поймал ее в ловушку чувственной паутины, вырываться из которой у нее не было ни малейшего желания.
– Так что, Рэчел? Я овладел тобой? Ты моя душой и телом?
Ей хотелось сказать «да». Больше всего на свете хотелось сказать «да». Но голос не слушался, слова не складывались. Она заставила себя открыть глаза, посмотреть в пугающе циничное лицо.
– Чушь, – выговорила Рэчел, и наваждение рассеялось.
Рот его скривился в улыбке, но он не отодвинулся. Она по-прежнему оставалась в ловушке между стеной и его поджарым, мускулистым и гибким телом.
– Ты – крепкий орешек, Рэчел, – пробормотал он.
– Значит, так ты вербуешь последователей? – спросила она дрожащим голосом. – Гипнотизируешь?
– Только самых упрямых. И тебе будет приятно узнать, что ты моя первая неудача. Хотя в какой-то момент я почти заполучил тебя.
– У меня к тебе иммунитет, – поспешила заверить она и допустила ошибку.
Они оба знали, что это не так.
– Хочешь, я заставлю тебя взять эти слова обратно? Я могу, ты же знаешь. И стараться особенно не придется.
В этот раз ей хватило ума промолчать. Если Люк и был разочарован тем, что она не проглотила наживку, то ничем этого не выказал.
Он наклонился ближе, губами коснувшись щеки, и прошептал на ухо:
– Беги.
Рэчел не могла пошевелиться. Вызванное страхом напряжение сковало мышцы, буквально парализовав ее, и в низу живота пробудилась какая-то странная, тянущая боль. Она закрыла глаза и почувствовала влажное прикосновение его щеки.
– Дверь не заперта, Рэчел. Беги.
Легче сказать, чем сделать, и он это знает, с горечью подумала она. Чтобы убежать, нужно дотронуться до него. Положить руки ему на плечи и оттолкнуть. Испытание почти невозможное.
– Отойди, – прошипела она, не открывая глаз.
Он застыл на мгновение, словно от удивления, но уже в следующую секунду отступил.
Рэчел снова могла дышать. Она открыла глаза и обожгла его сердитым взглядом.
– Мне не нравится дотрагиваться до людей. Не нравится, когда до меня дотрагиваются. Не нравится целоваться, не нравится обниматься, мне не нравятся мужчины, и мне не нравится секс. И мне определенно не нравишься ты.
Лицо его, пока он переваривал эти гневные слова, оставалось непривычно серьезным.
– Я мог бы тебя научить.
Глядя на него, человека, которого она ненавидела настолько, что могла бы и убить, Рэчел вдруг поняла – это правда. Страшная, пугающая правда.
– Я ухожу.
Он кивнул, как будто ничего другого и не ждал.
– И я покидаю не только ваше почтеннейшее общество, но и Санта-Долорес.
Это его пробило.
– Я думал, ты более достойный противник.
В душе у нее страх боролся с гордостью. И победил.
– Сумеешь отступить, сумеешь и победить, – с задорной усмешкой продекламировала она.
– Значит, я не победил?
– Лишь на короткое время. Это всего лишь мелкая стычка.
Какая потрясающая улыбка! Ошеломленная, Рэчел не могла оторвать взгляд. Неудивительно, что люди выстраиваются в очередь, чтобы вручить ему свои состояния. Ради такой восхитительной улыбки она и сама, пожалуй, могла бы поддаться соблазну.
Да вот только ее состояние уже и так у него. И последнее, что может соблазнить ее, это улыбка мужчины. Тем более этого.
– Большинству из тех, кто уезжает до срока, не разрешается возвращаться в Санта-Долорес, – предупредил он.
Она приостановилась у двери и обернулась.
– Но мне-то ты позволишь вернуться.
Ему удалось скрыть удивление.
– Конечно. – Люк помолчал. – Но я буду искушать твой разум и душу до тех пор, пока ты не перестанешь сопротивляться. А потом буду трахать тебя, пока ты не станешь молить о большем. Я заставлю тебя полюбить это. Я сделаю так, что ты жить без этого не сможешь.
Рэчел захлопнула за собой дверь и побежала по пустому коридору, ожидая услышать за спиной его смех. К тому времени, как она добежала до своей комнаты, с нее ручьями стекал холодный пот. Она едва успела влететь в ванную, как ее вырвало.
Когда все закончилось, Рэчел обессиленно опустилась на холодный кафельный пол. Ее трясло. Давно уже ей не было так плохо. Да что там, никогда. И, непрошеные, нахлынули воспоминания.
Некоторым детям удается стереть это из памяти. Создать такое безопасное белое пятно, забыть все, что случилось. Забыть стыд и чувство вины, забыть отвращение и гнев. Забыть прикосновение тех мягких, пухлых рук, тянущихся, поглаживающих. Забыть голос, приторно-сладкий, называющий ее хорошей девочкой, дорогой милой малышкой.
Будь он трижды проклят! И будь проклята Стелла за то, что не поверила, не обратила внимания на то, каким несчастным, виноватым выглядел ее третий муж, когда она залепила Рэчел пощечину и назвала лгуньей. Все это до сих пор жило в ее ночных кошмарах.
Слова, которыми обзывала ее Стелла, были ей тогда непонятны. Лживая маленькая шлюха– один из самых мягких эпитетов, которыми мать награждала свою дочь, а стоявший рядом Гаррисон лицемерно протестовал, упрекал ее за чрезмерную суровость с бедной девочкой.
Но Рэчел предпочитала пощечины Стеллы тайным ласкам Гаррисона. И ссылка в школу для девочек была спасением, по крайней мере на время. Пока Стелла не сменила Мужа Номер Три на Мужа Номер Четыре.
Один раз она попыталась заняться сексом с братом своей подружки по колледжу, и это было так противно. Испытать такое еще раз – да ни за что на свете. Даже сейчас при воспоминании о полупьяном инструктаже Ларри ее передернуло от отвращения.
И теперь вот Люк Бардел. Лжец, вор, убийца, пригрозивший ей тем, чего она боится больше всего на свете.
Рэчел приподнялась и села, прислонившись к дверному косяку. Кто-то зажег маленькую масляную лампу и оставил ее на тумбочке. Комната, напоминающая келью. Узкая кровать с простыми белыми простынями. Белый хлопок, как тот, из которого сшита одежда Люка. Она представила его лежащим на этой кровати, под тонкой простыней. И себя под ним, придавленную его телом, трепещущую, беспомощную.
Низкий воющий звук напугал Рэчел, пока до нее не дошло, что он идет из ее собственного горла. Она медленно поднялась, держась за раковину, и некоторое время стояла, согнувшись, пока не пришла в себя. Потом почистила зубы и умылась, пытаясь унять сотрясающую ее дрожь.
Пяти минут вполне хватило, чтобы побросать вещи в чемодан. Рэчел понятия не имела, который час, и ей было все равно. Под этой крышей она больше не останется. Он подобрался слишком близко, и он слишком хорошо знает ее слабости и страхи.
Она вернется, когда будет готова покончить с ним. Вернется во всеоружии, укрытая надежными доспехами. Главная ее ошибка была в том, что она недооценила противника. Посчитала, что устоит перед его соблазнительной красотой, ведь с другими мужчинами так и было.
Она не приняла во внимание особенный дар Люка. Обычный человек не привлек бы сотни и тысячи последователей, как тех, что в общине, так и тех, что разбросаны по всей стране. Харизма. Причуда природы, против которой у нее нет оружия. Так что пока остается только бежать.
Люк нажал кнопку сотового телефона, прерывая связь. Ей будет позволено уехать. К тому времени, когда она выйдет из комнаты, ее уже будет ждать такси, и он знал, что она направится прямиком в аэропорт.
Бежит, как испуганный заяц. Забавно. Он и не догадывался, какой страх таится под всей этой кипучей злостью. Как не подозревал и того, что Рэчел, вопреки всем ядовитым намекам Стеллы, холодна.
Что ж, триумф будет еще слаще. У него больше не осталось сомнений, спать с ней или нет. Он хочет ее, это ясно как божий день, и ему надоело пренебрегать своими естественными порывами только лишь ради власти.
