Текст книги "Блаженство греха (Ритуальные грехи)"
Автор книги: Энн Стюарт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Да и какая разница? Стелла и ее деньги не имели значения, по крайней мере в эту минуту. Ее окружал тихий вечер, и по мере того, как тени удлинялись, Рэчел отходила все дальше от главного здания, пока не набрела на маленький, неподвижный пруд.
Она села на большой камень, подтянула ноги, положила подбородок на колени и устремила взгляд в темноту. При дневном свете вода была бы прозрачной, невинно-голубой, сейчас же казалась черной и бездонной, хранящей необъяснимые тайны.
Рэчел все еще сидела там, глядя на воду, когда ее нашел Люк.
Совершенно бесшумно, с изяществом, которое так раздражало ее, он прошел по каменистой дорожке. Не подкрадывался, нет, но если б она случайно не подняла взгляд, то и не заметила бы его до самого конца. Закат отбрасывал на его лицо странные тени, и даже свободная белая одежда казалась темной и приглушенной в угасающем свете.
– Вы искали меня? – спросила Рэчел, поднимая голову и устремляя на него по возможности бесстрастный взгляд.
– Нет. Я думал, вы еще в своей комнате, зализываете раны.
– Я удивительно быстро выздоровела, – отозвалась она. – Можно полюбопытствовать, как вам это удалось?
– Чудо? – подсказал он.
– Я не верю в чудеса.
– Могли бы и не говорить, – усмехнулся Люк. – Это я уже понял. Может, все дело в сильнодействующих средствах, которые вам дали целители.
– Каких средствах?
Его слабая улыбка ясно дала понять, что она проглотила брошенную им наживку.
– Или, быть может, дело в целительной силе многих людей.
– Опять чудеса, – хмыкнула она.
– Жизнь намного веселее, если верить в чудеса.
– Жизнь не должна быть веселой. И я не собираюсь брать уроки философии у человека, осужденного за убийство.
Он даже глазом не моргнул.
– Убийство было непредумышленное. И я думал, именно для этого вы здесь. Чтобы учиться.
Рэчел закусила губу. Она не узнает то, что хочет узнать, не сумеет переиграть его, если не подберется поближе, а единственный способ сделать это – выслушивать так называемые наставления.
Она выдавила примирительную улыбку, порадовавшись, что в сгущающейся темноте не приходится уж слишком притворяться.
– Я хочу узнать все, что можно.
– Узнаете. Все, что пожелаете знать, дитя мое. Спрашивайте о чем угодно, и я отвечу.
Она терпеть не могла, когда ее называли «дитя». Она уже давно не ребенок и за свои двадцать девять лет никогда, в сущности, и не чувствовала себя им. И этот новоиспеченный «мессия» уж никак не тянет на ее отца.
– О чем угодно? – переспросила она обманчиво смиренным тоном. – Расскажите мне, что произошло с Энджел.
Это его не обескуражило.
– Я думал, Кальвин сказал… Энджел умерла.
Рэчел ждала объяснений, но их не последовало. Вот же негодяй.
– Как… она… умерла? – медленно, едва ли не по слогам, словно обращалась к идиоту, произнесла она.
И снова ответ ни в коей мере ее не удовлетворил.
– С миром.
Он опять подначивал ее этой своей душевной невинностью. Она спрыгнула с камня и, забыв про страх, надвинулась на него.
– Кто или что убило Энджел?
– Просто пришло ее время.
– Еще один уклончивый ответ, и я столкну вас в этот пруд, – в запальчивости пригрозила Рэчел.
– Я полагал, что случай в больнице пошел вам на пользу, – пробормотал Люк.
– Вы обещали ответить на мои вопросы. Что случилось с Энджел?
Он склонил голову набок, разглядывая ее из-под полуопущенных век.
– Столько злости и гнева. Вы не исцелитесь, пока не избавитесь от гнева.
– Тогда прекратите злить меня.
– Энджел умерла, потому что сломала шею. Она упала с крыши больницы и мгновенно умерла. Я ответил на ваш вопрос?
– Упала? Или ее столкнули?
– Вообще-то, она спрыгнула. Ее запирали как ради ее собственной безопасности, так и безопасности других, но, как только вы выпустили ее, она отправилась прямиком на крышу. Я хотел оградить вас от этой неприятной информации, но вы бываете очень настойчивой.
– С чего бы вам так обо мне заботиться?
– На вас и без того уже слишком большой груз вины.
– Нет на мне никакой вины.
– Значит, вы уникальны.
– А вы всегда такой зануда?
Он улыбнулся. Удивительно, какой чувственный у него рот. Обычно она не обращала внимания на такой атрибут, как мужская чувственность, но в случае с Люком ее трудно было не заметить. Неотъемлемая часть ремесла, сухо предположила Рэчел. К счастью, на нее это совершенно не действует.
– Духовным лидерам полагается быть святыми и знать ответы на все вопросы. Или, по крайней мере, правильные вопросы.
– Так скажи мне еще кое-что, о Великий Духовный Лидер, – передразнила она. – Что вы собираетесь делать с двенадцатью миллионами долларов, которые должны быть моими?
Люк покачал головой, преувеличенно громко цокнув языком.
– Стелла хотела, чтобы эти деньги были у нас, – терпеливо отозвался он. – И Стелла умерла, веря, что ее пожелания будут выполнены. Я не могу обмануть ее доверие.
Рэчел хотелось ударить его. Она в жизни никого не била, но пообещала себе прямо здесь и сейчас, что прежде, чем покинет Санта-Долорес, непременно ему врежет. Предпочтительно чем-нибудь большим и тяжелым.
Сейчас же она старательно изобразила полное спокойствие, надеясь, что он не увидит в ее глазах ярости.
– Конечно. И я бы тоже не хотела, чтобы ее предсмертные желания не были исполнены, – через силу солгала она. – Так почему бы вам не рассказать, что за такой чудесный покой Стелла нашла здесь? Такой чудесный, что даже про дочь забыла. – Прозвучало это с легкой горчинкой, поэтому она добавила невинную улыбку, чтобы сгладить эффект.
Люк сделал к ней шаг в темноте, и она едва удержалась, чтобы не попятиться. Он стоял слишком близко, невыносимо близко. Рэчел ощущала тепло его тела, запах его кожи. Он был так близко, что она практически могла попробовать его на вкус, и эта мысль страшно перепугала ее.
Она почувствовала, как сердце вдруг заколотилось в панике, как дыхание перехватило в горле. По крайней мере, он не дотронется до нее – этого она может не бояться. Он никогда не прикасается к своим последователям. Хотя, с другой стороны, она же не последователь. И на самом деле не верит, что он ни до кого не дотрагивается. Люк Бардел делает все, что хочет. Просто делает это осмотрительно.
Она отступила назад, но было слишком поздно. Он схватил ее за плечи, и она увидела татуировки шипов под рукавами туники. Рэчел попыталась вырваться, но он держал слишком крепко, и паника метнулась к горлу. Нечем было дышать, но она не могла сказать об этом, потому что тогда он точно не отпустит. Будет держать еще крепче, еще ближе, пока дыхание совсем не прекратится, и сердце не разорвется, и она не умрет, как ее мать, как Энджел, как…
Люк встряхнул ее коротко и резко, и когда она подняла голову, чтобы метнуть гневный взгляд, он уже убрал руки.
– Вам не понять, даже если бы я объяснил.
– Чего не понять? – Она охрипла, в голове все смешалось.
– Не понять того покоя, который я могу дать. Вы к нему не готовы.
Потребовалось напрячь всю силу воли, чтобы вернуть себе некое подобие самообладания и воззриться на него с ледяной вежливостью.
– Не забудьте дать знать, когда сочтете меня готовой, – сказала она.
– Доверьтесь мне, Рэчел. – Голос его был тихим шепотом в ночи. – Вы узнаете.
Глава 7
Рэчел шла в пяти шагах позади него, как покорная мусульманская жена, но Люк не обманывался. Она отнюдь не покорна и, если чутье его не обманывало, вполне могла всадить нож между лопаток.
Но Рэчел была не так проста, как могло показаться на первый взгляд. Он рос в обществе, где обиды и разногласия решались с помощью кулаков и оружия, и чем слабее противник, тем больше ему доставалось.
Интересно, подумал Люк, будь все по-другому, каким бы он стал. Его мать забеременела, когда ей еще не исполнилось и восемнадцати, влюбившись в черноволосого, голубоглазого странствующего проповедника, перед которым сильные мужчины падали на колени, а сильные женщины – на спину. Люк бы даже и не знал, если бы Джексон Бардел с извращенным удовольствием не поведал однажды, что он ему не сын. Что он просто ублюдок, что мамаша нагуляла его по собственной глупости, а потом по глупости же или из упрямства не избавилась от плода постыдной связи.
Он пошел по стопам отца – отца, которого никогда не встречал. Черт, он даже не знал, как его зовут, слышал только, что его зарезал несколько лет назад какой-то ревнивый муж. И лишь тогда мать наконец согласилась выйти за Джексона Бардела. Совершив самую большую в своей жизни ошибку.
Она поняла это очень скоро. А заплатила за свои ошибки в десятикратном размере, и, наверно, заплатила бы еще, если бы не положила конец всему с помощью веревочной петли в старом сарае. И вот тогда не осталось никого, кто бы встал между Люком и кулаками пьяного Джексона Бардела.
Ему казалось, что в мире нет места хуже, чем Южная Алабама. Он ошибался. Люди в Коффинз-Гроув имели немало общего с обитателями трущоб в Чикаго и при этом недалеко ушли от экзальтированных богатеев, которые окружали Стеллу и Рэчел Коннери. Развратную Стеллу и ее бесчувственную дочь. Он никогда не встречал еще двух женщин, настолько разных по характеру. Стелла добивалась того, чего хотела, с помощью лжи и обмана, используя свой шарм, свое тело, свои деньги. Рэчел же боролась за то, что считала по праву своим. В этот раз она проиграет. Интересно, часто ли ей доводится проигрывать.
Он повел ее кружным путем, к восточному входу, в комнату для медитации, через которую можно было пройти в его личные покои, и остановился перед дверью. Было темным-темно – луны в эту ночь не было, и тучи неслись по звездному небу, как злые вороны.
– Кто-нибудь видел, что вы вышли? Кто-нибудь знает, где вы?
Она покачала головой.
– Никто. Ваши последователи, похоже, сторонятся людей – я никогда их не вижу, пока они сами не находят меня.
– У каждого свои обязанности.
– Что ж, значит, вы можете убить меня и избавиться от тела, и никто ничего не узнает, – буднично заметила она.
Люк прислонился к двери, наблюдая за ней.
– С чего бы мне это делать?
– С того, что я помеха.
– Не настолько непреодолимая, как вам хотелось бы, – отозвался он, зная, что разозлит ее. Ему нравилось, когда она заводилась. – Мы здесь ко многому терпимы и допускаем самые неловкие ситуации.
– Полагаю, это как раз обо мне. Неловкая ситуация. – В ее голосе прозвучала какая-то новая нотка. Нотка горечи и обреченности, вряд ли имеющая отношение к ситуации нынешней. – Боюсь, так уж мне определено – оказываться там, где мое присутствие нежелательно, и причинять неприятности.
– А вы здесь, чтобы причинить неприятности?
– Определенно. Удивлены?
– Нет, – ответил он, отталкиваясь от двери, и она испуганно отступила. – И кто сказал, что ваше присутствие здесь нежелательно?
Он намеренно произнес это с некоторой двусмысленностью, рассчитывая слегка ее растревожить, но не более того.
К тому же здесь их могли услышать. Люк вовсе не стремился к полной ясности, по крайней мере в отношениях с другими. Влияние на людей, ореол харизматичного лидера оставались главными инструментами в его арсенале. До сих пор ему удавалось добиваться желаемой реакции от всех, с кем он вступал в контакт, достаточно было лишь отрегулировать силу внушения.
Манипулировать Рэчел оказалось не так-то легко. Да, она против воли увлеклась им, он констатировал это без ложной скромности. Но она также ненавидит его и не доверяет ему, что тоже вполне приемлемо. В данном случае важна сила эмоций, а негативные они или позитивные, большого значения не имеет.
Но главным, определяющим фактором ее слабости и неизбежного поражения был ее страх перед ним. Она боролась с ним, но одержать победу не могла. Страх этот был всецело сексуальный, и Люк на короткий миг даже задался вопросом, что могло так ее напугать.
И тут же отмахнулся от этой мысли. Какая разница, почему она боится секса и его. Значение имеет только сам фактор страха и его использование для достижения поставленной цели.
– Мне пора возвращаться к себе, – сказала Рэчел. Она произнесла это ровным тоном, но Люк знал, каких усилий стоила такая демонстрация спокойствия.
– Зачем? Вам ведь не нужно переодеваться? – Она снова была в джинсах и майке – назло ему. Заставить ее переодеться не составило бы труда – одежда, что была на ней, облегала тело куда теснее, чем принятая в поселке форма. Он видел мягкую выпуклость груди, изгиб бедер. Она думает, что такая одежда – часть защиты от него. Люк мог бы легко доказать обратное.
Да вот только ему нравилось любоваться ее тугой, обтянутой джинсами попкой. Слишком долго он отказывал себе в этом грешном удовольствии и теперь твердо намеревался насладиться им сполна. До того момента, когда прикажет ей раздеться.
– Я… э… – Теперь она заикалась – очко в его пользу. – Я просто подумала, что могла бы… привести себя в порядок…
– Хотите сказать, воспользоваться ванной?
– Нет, – резко бросила Рэчел. – Просто хочу побыть немного в тишине и покое, наедине с собой.
– Тишины и покоя в нашем центре в избытке. А если хотите побыть одна, я отведу вас туда, где никто не потревожит.
– Куда?
– В мои покои.
Она вздрогнула, как будто он пригласил ее прогуляться в Алькатрас.
– Не думаю.
– Боитесь? – мягко поддразнил он.
Она отреагировала совершенно ожидаемо, что также его порадовало.
– Не вас.
– С чего бы вам меня бояться? – возразил он. – И все же вы постоянно нервничаете, когда я рядом. Интересно, почему?
– Дело не в страхе, а в обычной антипатии, – парировала она.
Люк ухмыльнулся. Зря, наверно, но он ничего не мог с собой поделать. Она забавляла его этой своей демонстрацией неприязни, этим подразумевающимся за каждой репликой «да пошел ты», этим презрительно поджатым ртом. Еще никто и никогда так его не развлекал.
Вот и еще одно доказательство, что он давно созрел для перемен. Если уж его так зацепила самая обычная сердитая девчонка, хорошенькая, но не более того, значит, для того есть чертовски веская причина. До сих пор он объяснял свой интерес к ней исключительно скукой.
– А, я и забыл. Но, с другой стороны, вы здесь, чтобы дать мне шанс изменить ваше мнение о нас, не так ли? Вы хотите научиться доверять мне, верно?
Чтобы угадать ее ответ, умение читать мысли не требовалось. « Через мой труп», —говорили ее глаза. Но губы, как она ни кривила их, выдавали беззащитность.
– Я хочу быть непредвзятой.
«Как бы не так», —подумал Люк, но возражать не стал. Без сопротивления какое удовольствие?
– Ну, разумеется. Я распоряжусь, чтобы принесли ужин и никто нас не беспокоил. А начнем с того, что поможем вам избавиться от страхов. Будем учиться открывать душу.
В этот раз она даже не пыталась придумать какую-то причину для отказа.
– Я не хочу открывать душу.
– И не хотите отпустить свои страхи. Почему?
– А разве у вас нет никаких страхов?
Она задала этот вопрос так простодушно, так искренне, что он чуть не сказал ей правду. Что все его страхи до сих пор сидят в нем. Что он убил, и до смерти боится обнаружить в себе желание сделать это еще раз. Что ему нужна лишь причина, чтобы убить снова. И убивать потом. Пока уже не сможет остановиться.
Тюрьма способна вывернуть мозги наизнанку, если они еще не вывернуты. Его жизнь прошла по большей части на задворках общества, где немыслимое принималось как обыденность, но он все равно оказался не готов к встрече с Малло Гилмером.
Малло до сих пор являлся ему ночью, когда не шел сон, – пустые дыры вместо глаз, зубы оскалены в жуткой ухмылке скелета. Это все, что осталось теперь от Малло, – скелет в могиле на тюремном кладбище. Никто не востребовал тело. Никто не претендовал на родство с таким психом, как Малло. Человеком, получавшим удовольствие от убийства, настоящим садистом, мастером мучительной, долгой смерти.
В книгах о серийных убийцах имя Малло фигурировало вместе со списком двенадцати мужчин и женщин, которых он лишил жизни. Были там и подробные описания самых жестоких убийств. Сам Малло частенько жаловался, что так и не приблизился к великим в анналах греха. К таким, как Альберт Фиш, который убил и съел десятки детей во время Великой депрессии. Или Тед Банди, обаянием и блестящим умом завлекавший людей в смертоносные сети.
Малло не мог похвастаться обаянием и умом не отличался от самого заурядного уголовника. Не особенно интересовали его и дети – он предпочитал выбирать жертвы, от которых легко избавиться. Путешествующих автостопом студентов, уличных проституток, бездомных. Искать по-настоящему его начали только после того, как он, поддавшись бесу алчности, зарезал жену какого-то бизнесмена.
За дело взялась полиция, и Малло, понимая, что его засадят туда, где он уже не сможет заниматься любимым делом, пустился во все тяжкие, убрал тормоза и перешел какую-то невидимую грань, за которой возврата уже не было.
Все в тюрьме Джолиет боялись его до дрожи, и не без причины. Он походил на лысого Санта-Клауса – круглолицый и веселый, с темными живыми глазками и мягкими руками. Когда Люка посадили, потребности Малло обслуживал Кальвин, а поскольку три предыдущих «подопечных» маньяка были найдены мертвыми в душевой, представлялось маловероятным, чтобы Кальвин надолго задержался в этом мире. Тем более что тюрьма – не самое подходящее место для человека с отклонениями, которых у Кальвина было в избытке.
Люк и сам не понимал, почему решил вмешаться. Скорее всего, в нем просто всколыхнулось что-то человеческое, некое чувство сострадания, истребить которое до конца он так и не смог. К несчастью, спасая Кальвина от жаждавших его крови головорезов и отнимая бедолагу у опасного покровителя, он перешел дорогу Малло.
Ладно бы, если б он просто спал с ним – порой, чтобы выжить, приходится делать и не такое, и травить душу презрением к себе представлялось делом пустым и неблагодарным. Но было в Малло нечто такое, что внушало Люку почти сверхъестественный ужас. И маньяк это знал.
Типичный садист, Малло нашел новое применение своему хобби. Люк был слишком хорош собой, слишком силен, слишком сообразителен. Малло прекрасно знал, что ему нужно.
Все началось с малого, с легких подступов, но Люк был настороже. Тонкие советы, высказанные заговорщическим шепотом, намеки на эротическую привлекательность насилия и смерти – Люк выслушивал их равнодушно, со слегка презрительной улыбкой на лице.
Но Малло слишком хорошо знал человеческую натуру. Сомнения, заползавшие в душу Люка, оплетали ее ядовитым плющом. Будь Малло милосерден, он просто изнасиловал бы его и убил.
Но извращенная натура Малло требовала извращенного удовольствия. И то, что он сделал с душой Люка, было куда страшнее того, что он мог бы сделать с телом.
Даже сейчас, спустя годы, Люк слышал его тихий, вкрадчивый шепот: «Ты и не жил, пока не попробовал крови, мальчик. И ты сделаешь это снова. Рано или поздно, как бы отчаянно ни боролся с этим. Ты прирожденный убийца, я вижу по твоим глазам. И ты сам это чувствуешь».
Малло знал, не спрашивая. Догадывался, что в прошлом Люка было нечто большее, чем непредумышленное убийство во время драки в баре. Он никогда ни о чем не расспрашивал.
Быть может, вопрос был лишь времени. Быть может, дар Люка, его талант привлекать к себе людей, был неким способом приманивать жертвы. Он не убил Малло, хотя знал: Малло больше всего этого хотел.
Но по ночам Малло возвращался, и тихий шепелявый голос говорил о смерти и крови. Люк боялся, что это случится снова, и теперь он уже не остановится. Он убил Джимми Брауна в драке из-за неудачного ограбления, бильярда и блондинки. Он убил…
– Есть.
Люк вздрогнул – Рэчел застала его врасплох. А он и забыл, что она враг, что она наблюдает за ним. Недавнюю легкость словно рукой смело.
– Что есть? – раздраженно спросил он.
– Страх. Я по лицу вижу. Великий мессия чего-то боится. Подумать только.
Она так по-детски возликовала, что Люк уже не мог злиться.
– Но вам самой предстоит узнать, чего именно я боюсь, – усмехнулся он. – И единственный способ сделать это – узнать меня ближе.
Рэчел хотела было пройти мимо него к двери, но он развел руки, преграждая путь. Обойти его, избежав прикосновения, было невозможно. Она застыла, а ему вспомнилась картина: белый кролик перед удавом в ожидании неминуемой смерти. Рэчел гордо вскинула голову, открыв мягкое, нежное горло, и просверлила его взглядом. Будь он волком, вонзил бы клыки в беззащитную плоть.
– Для этого я здесь, – вызывающе бросила она, преодолевая страх. – Если вы знали, зачем тогда пригласили?
Нет, она не кролик, и его не интересует ни ее горло, ни кровь. Он улыбнулся нежно и ощутил ее дрожь.
– Может, мне стало скучно. Может, я хотел посмотреть, удастся ли вам уложить меня на лопатки. Или мне вас.
Ему хотелось поцеловать ее. Хотелось прижаться ртом к ее рту и посмотреть, что она будет делать. Запаникует, конечно же. Особенно когда он пустит в ход язык. Конечно, их могут увидеть, но удовольствие от вкуса ее потрясения стоит риска. Он наклонился к ней, как голодный волк.
– Люк? – Голос Бобби Рея Шатни прозвучал тихо, с почтительной ноткой и слегка невнятно из-за торазина, но Люк не сразу смог оторвать взгляд от жертвы. Она смотрела на него с восхитительной смесью удивления и гнева. Не вмешайся Бобби Рей, девчонка узнала бы, чего именно ей стоит бояться. Он продлил мгновение, потом опустил руки и повернулся. Рэчел попятилась к двери, как испуганный краб, наткнувшись на остановившегося у порога Бобби Рея.
– Благословен будь, – мягко проговорил Люк. – Что случилось?
– Кэтрин послала найти тебя. Пора приступать к погребению.
Он забыл. Тело Энджел Макгуинес следует предать земле со всей возможной помпой и почестями, приличествующими ушедшему члену паствы. Интересно, испытывает ли Рэчел хоть каплю раскаяния? Может быть, настоять, чтобы она пошла с ним и посмотрела, к чему привело любопытство и жажда мести? Если бы не ее упрямство, не слепое стремление навредить ему, Энджел до сих пор была бы жива и надежно заперта в своей комнате. Не спрыгнула бы с крыши четырехэтажного здания прямо на бетонную дорожку.
Но Рэчел не из тех, кто уделяет много времени размышлениям над своими недостатками. Собственная вина ее не тревожит. Она слишком увлечена обличением чужих прегрешений. Что, впрочем, ему только на руку, ибо ослабляет ее же позиции. В конце концов бремя вины просто-напросто раздавит ее.
Но не раньше, чем он овладеет ею.
– Конечно, уже иду, – пробормотал Люк. – А ты пока проводи Рэчел ко мне в комнату. Она желает немного побыть одна.
Он видел, что ей хотелось возразить, но Бобби Рей уже взял ее галантно под локоть и повел прочь. Люк смотрел им вслед с непонятным беспокойством. Альфред принял меры, напичкав Бобби Рея транквилизаторами. Он твердо верит в божественность Люка и при всем желании не представляет опасности на территории центра. С его стороны Рэчел ничто не угрожает.
И все же Люк решил сократить до короткого ритуала церемонию предания тела Энджел выжженной солнцем земле Санта-Долорес. Земле Пресвятой Девы Марии Скорбящей.
Наконец-то. Рэчел облегченно вздохнула и с сомнением взглянула на молодого человека, который вел ее по коридору, но тот выглядел невинно, аки агнец. Пожалуй, самый молодой из всех, кого она здесь видела, лет, наверное, около двадцати. Еще одна невинная душа, обманутая виртуозным жуликом, угрюмо подумала Рэчел, стряхивая гнетущее чувство, неизменно овладевавшее ею в присутствии Люка Бардела.
Она чувствовала себя абсолютно разбитой, хотя он даже пальцем до нее не дотронулся. Тело болело и ныло, как будто ее лапали, нагло и бесстыдно.
Но он ее не тронул. И не тронет. Не посмеет.
– Куда пошел Люк? – спросила она. При ближайшем рассмотрении ее спутник оказался не таким уж и юным – может, двадцать с небольшим, – но было в нем что-то детское, какая-то незавершенность. Ангельским лицом и шапкой черных курчавых волос он напоминал выросшего Тома Сойера, бесхитростно обаятельного и неуклюжего.
– Хоронить Энджел, – ответил он мелодичным, тихим голосом.
Не стоило спрашивать. Она же не виновата, что Энджел умерла. А им не следовало возлагать на новичка такого рода ответственность. Кроме того, за всем этим стоял Кальвин. Если кто и виноват в смерти Энджел, так это он, маленький ревнивец. Кстати, он ведь и взял вину на себя. Ей не из-за чего мучиться угрызениями совести.
– А ты разве не хочешь присутствовать там? – поинтересовалась она.
Бобби Рэй покачал головой.
– Мне никогда не нравилась Энджел. Она была сумасшедшей. – Он улыбнулся с безмятежной невинностью.
– Я думала, Люк ожидает сочувствия к недужным.
– Люк ничего от нас не ожидает. Мы просто учимся существовать, каждый по-своему. В этом сила «Фонда Бытия».
Он казался таким искренним, что у нее не хватило духу возразить. Комната, в которую Бобби Рэй привел ее, была похожа на все остальные, может, только чуть попросторнее и попроще. Побеленные стены, дощатый пол, несколько подушек на полу. Не слишком-то комфортно, насмешливо подумала Рэчел. Лично она бы предпочла мягкий диван и телевизор с большим экраном.
Но это мелочи – главное, что здесь не было Люка. Она зябко поежилась и потерла ладони. В углу потрескивал камин, и комнату наполнял смолянистый запах горящей сосны. Рэчел ожидала, что Бобби Рей уйдет, растворится, как большинство призрачных существ, называющих себя Народом Люка, но он остался и, пока она грелась у огня, молча смотрел на нее со стороны. Личные покои Люка. Идеальное место для начала поисков, если б только ее оставили одну.
– Тебе совсем необязательно скучать здесь со мной, – сказала она. – Мне просто нужно было какое-то место, где я могла бы побыть одна, и Люк предложил свою комнату. – Она огляделась. Пусто. И дверь только одна, та, через которую они вошли. – А где он спит?
Бобби Рей отреагировал так, словно она спросила, где его кумир держит трупы.
– Люк дал обет безбрачия, – сдержанно отозвался он.
– Я тоже, – огрызнулась Рэчел. – Я же не сказала, что хочу спать с ним, а просто спросила, где он спит.
– Здесь.
Тонкий тюфяк в углу выглядел немногим удобнее ложа из гвоздей. И все же Люк не произвел впечатления человека, отказывающего себе в простых радостях жизни.
– Почему?
– Это все, что ему нужно, – бесхитростно ответил Бобби Рей.
– Гм, – буркнула Рэчел. – Ты, должно быть, считаешь его кем-то вроде божества.
Бобби Рей придвинулся ближе. Его безмятежное лицо выглядело сейчас странно мрачным, а зрачки так расширились, что глаза казались почти черными.
– Не совсем.
Рэчел ощутила холодок сомнения. Неудивительно, что она так напугана – тут все насквозь пропахло смертью. Меньше чем через сутки после приезда кто-то попытался убить ее. Кто-то, кто потом сразу же покончил с собой. Стоит ли удивляться, что ей видятся монстры даже в самых невинных лицах.
– Что значит – не совсем?
Физической угрозы, как Люк, Бобби Рей не представлял, даже несмотря на то, что подошел к ней и взял за руку. Рэчел ждала, не отстраняясь.
– Это я написал письмо, Рэчел. Я – тот, кто знает правду о смерти твоей матери. Обо всех смертях здесь, в Санта-Долорес.
И он накрыл ее руку своей.
