Текст книги "Слуги меча"

Автор книги: Энн Леки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Надсмотрщица заговорила громко и медленно:

– Капитан флота благодарит вас. А теперь ступайте.

– Подождите, – вмешалась я. И повернулась к Фосиф. – Не окажете ли мне любезность, дав этим людям что-нибудь поесть и попить, прежде чем они уйдут? – Она прищурилась, не понимая. Надсмотрщица уставилась на меня с искренним неверием. – Это моя прихоть. Если это несколько неуместно, я с радостью все оплачу. Любое, что есть. Чай и кекс, быть может. – Я полагала, что такие вещи здесь всегда есть на кухне.

Фосиф оправилась от своего изумления.

– Разумеется, капитан флота. – Она сделала знак рукой надсмотрщице, и та, все еще ошеломленная моей просьбой, увела полевых рабочих.

Первый этаж дома, где нас поселили, представлял собой единое большое, открытое пространство, частично – столовую, частично – гостиную. В гостиной стояли широкие глубокие кресла и приставные столики, на которых лежали настольные игры с ярко раскрашенными фишками. В другой части комнаты мы ели яйца и суп из соевого творога за длинным столом с несочетающимися стульями, возле буфета, уставленного фруктами и кексами. Оконца в потолке потускнели из-за сумерек и облаков, принесенных ветром. На втором этаже из узкого коридора можно было попасть в спальни, причем каждая из них вместе с прилегающей гостиной отличалась тщательно подобранными цветами. Мои комнаты – оранжевые и синие, в приглушенных тонах; толстые мягкие одеяла на кровати тщательно обработаны, как я подозревала, чтобы выглядеть уютно поношенными и выцветшими. На первый взгляд могло показаться, что это не парадный сельский домик, но в нем все было тщательно разложено и расставлено.

Гражданин Фосиф, сидящая в конце стола, сказала:

– На самом деле это было хранилище и управление. Главным зданием служил гостевой домик, вы знаете, до аннексии.

– Во всех спальнях в главном здании есть балконы, – отметила Раугхд, которая, изловчившись, уселась рядом со мной и теперь наклонилась ко мне с понимающей улыбкой. – Очень удобно для любовных свиданий. – До меня дошло, что она пытается флиртовать со мной. Несмотря на то что я – в трауре и потому добиваться меня в лучшем случае чрезвычайно неуместно.

– Ха-ха! – рассмеялась гражданин Фосиф. – Раугхд всегда находила те внешние лестницы полезными. Да я и сама тоже, когда была в ее возрасте.

Ближайший город – в часе лета на флаере. Здесь не с кем устраивать свидания, кроме домочадцев, – в главном здании, по моему предположению, должны находиться родственники и клиенты. Не все из домочадцев находились в таких родственных связях, которые делали секс недозволенным, поэтому тут вполне могли иметь место приемлемые отношения, включавшие в себя запугивание слуг.

Капитан Хетнис сидела за столом напротив меня, «Меч Атагариса» застыла неподвижно в нескольких метрах позади нее, в ожидании, когда она понадобится. От нее, как от вспомогательного компонента, не требовалось соблюдения траурных обычаев. Калр Пять стояла позади меня, очевидно убедив здесь всех, что она тоже вспомогательный компонент.

Гражданин Сирикс сидела рядом со мной. Домашние слуги, которых я видела, оказались в большинстве своем самирендами, были также ксхаи, хотя снаружи я заметила нескольких работающих вальскаайцев. У слуг, провожавших нас по комнатам, возникли некоторые сомнения в отношении Сирикс – они отправили бы ее на половину прислуги, если бы не получили других указаний. Возможно, кто-то здесь узнал ее, хотя в последний раз Сирикс была внизу двадцать лет назад и она не из этого поместья, а из другого, в сотне с лишним километров отсюда.

– Учителя Раугхд всегда находили, что здесь скучно, – заметила Фосиф.

– Это они были скучными! – воскликнула ее дочь. Монотонным, гнусавым голосом она с пафосом продекламировала: – «Гражданин! Третьим размером и высоким штилем расскажите нам, как бог уподобляется утке». – Капитан Хетнис рассмеялась. – Я всегда старалась сделать их жизнь более занимательной, – продолжала Раугхд, – но они, казалось, никогда не ценили этого по достоинству.

Гражданин Фосиф тоже засмеялась. А я – нет. Я слыхала о таких развлечениях в прошлом от своих лейтенантов и уже заметила склонность Раугхд к жестокости.

– А вы можете? – спросила я. – Я имею в виду – сказать стихами, как бог уподобляется утке?

– Ни за что не подумала бы, что бог – это нечто вроде утки, – заметила капитан Хетнис, приободренная моим внешним спокойствием в течение последних нескольких дней. – В самом деле. Утка!

– Ну конечно же, – убедительно сказала я, – бог есть утка. – Бог – это вселенная, и вселенная – это бог.

Фосиф отмахнулась от моего возражения.

– Да-да, капитан флота, но, несомненно, об этом можно сказать довольно просто, без всяких заморочек с размерами, должным стилем и тому подобным.

– И зачем выбирать такую нелепость? – спросила капитан Хетнис. – Почему не спросить, как бог уподобляется… рубинам, или звездам, или, – она неопределенно повела рукой, – даже чаю? Чему-то ценному. Чему-то обширному. Это было бы гораздо более правильно.

– Вопрос, – ответила я, – который достоин серьезного рассмотрения. Гражданин Фосиф, я полагаю, чай здесь полностью собирается и обрабатывается вручную.

– О да! – Фосиф просияла. Это, несомненно, один из главных предметов ее гордости. – Собирается вручную – вы можете увидеть это, когда захотите. Предприятие рядом, посетить его очень легко. Если вы сочтете это правильным. – Короткая пауза – она моргнула: кто-то, находящийся поблизости, очевидно, отправил ей послание. – На участке прямо за гребнем горы должны собирать завтра. И конечно же, превращение листьев в чай – изготовление чая – продолжается днем и ночью. Листья должны подсушиваться и перемешиваться, пока не достигнут требуемого состояния, а затем скручиваться и ферментироваться до нужного мгновения. Далее их сортируют и окончательно просушивают. Все это можно, разумеется, делать машинами, некоторые так и поступают, и получается совершенно приемлемый чай. – В этом ее определении – совершенно приемлемый – прозвучало едва уловимое презрение. – За который вы выручите приличные деньги в магазине. Но нашего чая не бывает в магазинах.

Чай Фосиф, «Дочь рыб», можно получить только в качестве подарка. Или, вероятно, купить напрямую у гражданина Фосиф, чтобы преподнести в дар. В Радче деньги в ходу, но ошеломляющее число обменов происходит не по формуле деньги за товары, но дар за дар. Гражданину Фосиф не много платили за ее чай, если вообще платили. Формально. Те зеленые поля, над которыми мы пролетали, весь тот чай, это сложное производство – все это существовало не ради максимизации экономической эффективности, нет, целью выращивания «Дочери рыб» был престиж.

На Атхоеке, несомненно, есть плантации крупнее, и прибыли они, вероятно, приносят гораздо больше. Но при этом единственный чаевод, который счел, что имеет право обратиться ко мне напрямую, вообще не продавала своего чая.

– Видимо, это непростое дело, – заметила я, – сбор и производство. Ваши работники должны быть весьма квалифицированными. – Рядом со мной гражданин Сирикс едва слышно кашлянула, слегка подавившись последним глотком супа.

– О да, капитан флота, они именно таковы! Вы понимаете, почему я никогда не стану плохо обращаться с работниками, они мне так нужны! На самом деле они живут в старом гостевом доме в нескольких километрах отсюда, за гребнем горы. – Маленькие оконца усеяли дождевые капли. Дожди шли только по ночам, сообщила мне база Атхоек, и дождь всегда заканчивался вовремя, чтобы листья успевали просохнуть для утреннего сбора.

– Как мило, – учтиво ответила я.

Я поднялась до восхода солнца, когда небо было жемчужно-розовым и бледно-голубым, а озеро и его долина еще лежали в полумраке. Воздух – прохладный, но не холодный, и у меня уже больше года не бывало достаточно места для пробежки. Это вошло в привычку, когда я пребывала в тетрархии Итран, где спорт был предметом религиозного почитания, а упражнениями для их игры в мяч – молитва и медитация. Здорово вернуться к этому, хотя здесь никто в такую игру не играет и даже не знает о ее существовании. Я направилась по дороге к низкому гребню неспешной трусцой, со вниманием к правому бедру, которое поранила год назад, и оно не вполне зажило.

Перевалив через гребень, я услышала пение. Один сильный, высокий голос отдавался эхом от каменистых обнажений и прокатывался над полем, где работники с корзинами, перекинутыми через плечо, быстро срывали листья с кустов высотой по пояс. По крайней мере, половина из них – дети. Песня на дельсиге являла собой жалобу певицы о том, что предмет ее страсти целиком и полностью предан кому-то другому. Это характерная вальскаайская тема, в типичных для радчааи отношениях такого не встретишь. И эту песню я слышала прежде. Она вызвала у меня острое воспоминание о Вальскаае, о запахе влажного известняка в изрытом пещерами районе, где я побывала в свой последний визит на планету.

Певица, очевидно, была и дозорной. Когда я приблизилась, слова изменились. По-прежнему на дельсиге, в значительной степени, как я знала, непонятном для надсмотрщиков.

 
Здесь этот солдат,
Столь жадная, алчущая песен,
Так много она поглотила – они из нее вытекают,
Из уголков ее рта они сочатся
И разлетаются, отчаянно стремясь к свободе.
 

Я рада тому, что мое лицо никогда не принимает выражения непроизвольно. Это было так умно сделано, точно вписано в размер песни, что я не удержалась бы от улыбки, выдав, таким образом, что все поняла. А так я продолжала бежать, вроде как ничего не замечая. Но наблюдая за работниками. Кажется, все до одного – вальскаайцы. Сатира певицы на меня предназначена этим людям, и она была спета на вальскаайском языке. На базе Атхоек мне сообщили, что все полевые работники Фосиф – вальскаайцы, и тогда это показалось мне странным: не то, что некоторые из них могли быть вальскаайцами, но то, что все они – оттуда. Увидев воочию подтверждение, я вновь ощутила, что это неправильно.

В подобной ситуации хранилище, полное вальскаайцев, должны были либо разделить на части между дюжинами различных плантаций и других мест, которые нуждались в их труде, либо содержать в режиме анабиоза и раздавать потихоньку десятилетиями. Здесь должно было находиться, быть может, полдюжины вальскаайцев. Вместо этого, казалось, здесь их в шесть раз больше. И я ожидала увидеть несколько самирендов, возможно, даже ксхаи, или ичана, или представителей других групп, потому что до аннексии здесь наверняка имелось больше народов.

Также не должно было наблюдаться такого резкого разделения между внутренней и наружной прислугой: снаружи, как я видела сегодня утром и накануне, работали только вальскаайцы, а внутри дома – все самиренды и несколько ксхаи. Вальскаай аннексировали сотню лет назад, и к этому времени по крайней мере некоторые из первых ссыльных или их дети должны были бы пройти испытания или дослужиться до других должностей.

Я добежала до дома, где жили работники: здания из коричневого кирпича без единого стекла в окнах, лишь некоторые затянуты одеялами. Оно явно не было ни столь большим, ни столь роскошным, как дом Фосиф на берегу озера. Но из него открывался приятный вид на долину, заполненную сейчас чаем, и прямую дорогу к тому широкому зеркальному озеру. На месте окружающей его утоптанной земли вполне могли находиться сады или тщательно ухоженные лужайки. Мне было любопытно, как там внутри, но я не стала входить без приглашения, незваным гостем, и повернула назад.

– Капитан флота, – сказал мне в ухо «Милосердие Калра», – лейтенант Сеиварден просит напомнить, чтобы вы берегли свою ногу.

– Корабль, – ответила я безмолвно, – моя нога напоминает о себе сама. – О чем, собственно, «Милосердию Калра» прекрасно известно. И беседа с Сеиварден, о которой шла речь в сообщении, состоялась два дня назад.

– Лейтенант будет беспокоиться, – сказал корабль. – И вы, кажется, не обращаете на это внимания. – А не осуждение ли я уловила в его, по всей видимости, невозмутимом голосе?

– Я отдохну в течение дня, – пообещала я. – И в любом случае, я почти уже на месте.

К тому времени как я снова перевалила через гребень горы, небо и долина посветлели, а воздух потеплел. Я обнаружила гражданина Сирикс на скамье под деревом, с дымящейся чашкой чая в руке. Без куртки, рубашка не заправлена, без всяких украшений. Траурное облачение, хотя от нее формально не требовалось блюсти траур по переводчику Длайкви, она не выбрила голову и не нанесла траурную полосу.

– Доброе утро, – сказала я, входя на террасу. – Не покажете ли мне баню, гражданин? И может быть, объясните мне кое-что?

Она помедлила минутку.

– Хорошо, – ответила она наконец, словно я предложила ей нечто рискованное или опасное.

В длинном, изогнутом окне бани виднелись черно-серые утесы и покрытые льдом вершины. В дальнем конце с одной стороны – самый угол дома, в котором мы располагались. Посетители, должно быть, высоко ценили это место за его виды – вряд ли кто из радчааи додумался бы превратить целую стену бани в окно.

Стены светлые, из тщательно вырезанного и отполированного дерева. В полу, выложенном камнем, круглый бассейн с горячей водой, со скамьями вдоль стен, на которых сидят и потеют, а рядом бассейн с охлажденной водой.

– Холодная вода хорошо укрепляет после всей этой жары, – сказала Сирикс, сидя на скамье в горячей воде напротив меня. – Закрывает поры.

Моему ноющему бедру стало хорошо от жара. Пробежка была, возможно, не слишком умным решением.

– Да?

– Да. Очень очищает. – Выбор слова показался мне странным. Я подозревала, что это перевод более сложного понятия с ксхаи или лиоста на радчааи. – Приятная у вас жизнь, – продолжила Сирикс. Я вопросительно приподняла бровь. – Чай, как только просыпаетесь. Одежда выстирана и выглажена, пока вы спите. А одеваетесь-то вы хоть сами?

– Обычно да. Хотя если мне нужно выглядеть чрезвычайно официально, то хорошо получить квалифицированную помощь. – Мне самой этого никогда не было нужно, но я оказывала такую помощь в целом ряде случаев. – Итак, ваши предки – ссыльные-самиренды. Всех их, или почти всех, отправили в горы собирать чай?

– Многих из них, капитан флота.

– И та аннексия была довольно давно, поэтому, став цивилизованными, – тут в моем голосе прозвучала едва уловимая ирония, – они стали проходить испытания и получать другие назначения. Это мне совершенно понятно. Но вот чего мне не понять: почему здесь совершенно нет самирендов на полевых работах? Или еще кого-нибудь, помимо вальскаайцев. И вальскаайцы работают только в поле, и больше нигде, кроме одного-двух в саду при доме. Аннексия Вальскаая произошла сотню лет назад. И никто из вальскаайцев за все это время не дорос до надсмотрщика?

– Что ж, капитан флота, – ровным голосом ответила Сирикс, – никто не останется собирать чай, если сможет оттуда убраться. Труд полевых работников оплачивается, если выполнена минимальная норма сбора листьев. Но эта норма огромна – столько собрать могут три очень быстрых работника за целый день.

– Или работник и несколько детей, – предположила я. Я видела детей, работающих в поле, когда пробегала там.

Сирикс кивнула в знак согласия.

– Поэтому никто из них на самом деле не зарабатывает столько, сколько предполагается. Затем еда. Истолченная крупа – вы пробовали ее там, наверху. Они сдабривают ее веточками и пылью, остающимися от производства чая. За которые, между прочим, Фосиф сдирает с них по премиальным ценам. Это не какие-нибудь отходы с пола, это «Дочь рыб»! – Она умолкла на минуту, чтобы перевести дух, чуть не выпалив что-то откровенно злое. – Две чашки кашицы в день. Скудное питание, а если они хотят чего-то еще, то должны это купить.

– По премиальным ценам, – догадалась я.

– Именно так. Обычно есть садовые участки, если кто-то хочет выращивать овощи, но приходится покупать семена и инструменты, и это уменьшает время на уборку чая. У них нет кланов, поэтому нет семьи, которая могла бы дать то, в чем они нуждаются, и работники вынуждены все это покупать. Никто из них не может получить разрешение на поездки, поэтому они не имеют права уехать далеко, чтобы купить что-нибудь. Они не в состоянии ничего заказать, поскольку вообще не имеют денег, они по уши в долгах, а значит, не могут взять кредит, поэтому Фосиф продает им разные вещи: портативные устройства связи, доступ к развлечениям, еду поприличнее – все что угодно – по тем ценам, которые ее устраивают.

– Полевые работники-самиренды смогли преодолеть это?

– Некоторые слуги в этом доме, несомненно, все еще расплачиваются с долгами своих бабушек и прабабушек. Или своих тетушек. Единственный способ вырваться состоял в том, чтобы сплотиться в кланы и работать очень, очень усердно. Но вальскаайцы… Я бы сказала, что они не слишком честолюбивы. И они, кажется, не понимают пользы сплочения в кланы.

С семьями на Вальскаае дело обстояло несколько по-другому, чем в Радче. Но я знала, что вальскаайцы оказались вполне способны осознать преимущества организации чего-то вроде радчаайских кланов, и тут и там группы семейств вальскаайцев вступали в такие соглашения при первой возможности.

– И никто из детей никогда не проходил испытаний на другие назначения? – спросила я, хотя уже понимала, какого ответа следует ожидать.

– Сейчас полевые работники не участвуют в испытаниях на способности, – ответила Сирикс. Она явно пыталась справиться с последствиями перевоспитания: любые проявления гнева вызывали физическое недомогание. Она отвернулась от меня, тщательно вдыхая воздух ртом. – И вряд ли испытания привели бы их к чему-то другому. Они невежественные, суеверные дикари, все до одного. Но даже в таком случае это неправильно. – Еще один глубокий вдох. – Фосиф – не единственная, кто так поступает. И она скажет вам: это потому, что они не пойдут на испытания. – Этому я могла поверить. Когда я в последний раз была на Вальскаае, идти или не идти на испытания было неотложным вопросом для многих людей. – Но ведь ссыльных больше нет, так ведь? С последней аннексии сюда никого не прислали. Поэтому, если у чаеводов закончатся вальскаайцы, кто же станет собирать чай за жалкую еду и почти не получая денег? Гораздо удобнее, если ни полевые рабочие, ни их дети никогда не смогут отсюда выбраться. Капитан флота, это неправильно. Губернатора кучка бездомных дикарей не волнует, а тем, кому они не безразличны, не удается привлечь внимание лорда Радча.

– Вы думаете, что та забастовка двадцать лет назад ускользнула от ее внимания? – спросила я.

– Должно быть, так. В противном случае она что-нибудь сделала бы. – Три неглубоких вдоха через рот. Борется со своей яростью. – Прошу прощения. – Она поспешно встала, подняв тучу горячих брызг, и, выбравшись из бассейна, прошла к холодному и погрузилась в него. Пять принесла ей полотенце, и она вылезла из холодной воды и покинула баню, не сказав мне больше ни слова.

Я закрыла глаза. На базе Атхоек лейтенант Тайзэрвэт спала глубоким сном, положив руку на лицо. Мое внимание переключилось на «Милосердие Калра». Сеиварден стояла на вахте. Она что-то говорила одной из своих Амаат.

– Насчет того, что капитан флота удрала вниз. – Странно. С чего бы Сеиварден вообще стала обсуждать такой вопрос с одной из Амаат – это на нее не похоже. – Это действительно необходимо или ее бесит какая-то конкретная несправедливость?

– Лейтенант Сеиварден, – ответила Амаат, странно одеревенелая, даже с учетом пристрастия этого экипажа к подражанию вспомогательным компонентам. – Вы знаете, что я должен сообщить о таком вопросе капитану флота.

С некоторым раздражением Сеиварден отмахнулась от этого ответа:

– Да, разумеется, корабль. И тем не менее.

И тут я внезапно поняла, что происходит. Сеиварден разговаривала с «Милосердием Кадра», а не с этой Амаат. Корабль показывал Амаат ответы, и она считывала их, как если бы она действительно была вспомогательным компонентом, частью корабля, одним из дюжины ртов, которыми говорил корабль. К счастью, никто из экипажа не пытался устроить такого при мне. Я бы этого не одобрила.

Но, наблюдая за ними, я поняла, что Сеиварден находит это удобным. Утешительным. Она беспокоилась, а корабль, говоря таким образом, подбадривал ее. Для этого нет никакой веской, разумной причины. Просто так оно есть.

– Лейтенант, – сказала Амаат (корабль через Амаат), – я могу сказать вам лишь то, что капитан флота уже говорила сама в своих инструкциях для вас. Однако, если вас интересует мое личное мнение, я думаю, что и то и другое. А отсутствие капитана флота и удаление Раугхд Денчи с базы Атхоек позволяют лейтенанту Тайзэрвэт наладить ценные политические связи среди молодого поколения именитых граждан базы.

Сеиварден издала скептическое «ха».

– Дальше ты мне скажешь, что наша Тайзэрвэт – одаренный политик!

– Думаю, она вас удивит.

Сеиварден явно не верила «Милосердию Калра».

– Даже если так, корабль, наша капитан флота, как правило, не лезет на рожон, но если она поступает наоборот, то это всегда что-то важное. А нам нужны долгие часы, чтобы суметь помочь ей. Если ты увидишь, что заваривается какая-то каша, а она слишком отвлечена чем-то, чтобы попросить нас подобраться поближе, дабы быть под рукой, если понадобится, ты мне об этом скажешь?

– Потребовалось бы несколько дней, чтобы понять, что заваривается, как вы выразились, какая-то каша, лейтенант.

Не представляю себе, чтобы капитана флота что-то сильно отвлекало в течение такого времени. – Сеиварден нахмурилась. – Но, лейтенант, я так же озабочен безопасностью капитана флота, как и вы.

Это был наиболее адекватный ответ, который мог дать корабль, и Сеиварден придется им удовольствоваться.

– Лейтенант Сеиварден, – сказал «Милосердие Калра», – входящее сообщение из Храда.

Сеиварден кивнула: давай. В ее ушах зазвучал незнакомый голос:

– Это капитан флота Уэми, командующая «Мечом Инила», отправленного из Дворца Омо. Мне приказано взять под контроль безопасность системы Храд. – Система Храд находилась в одном шлюзе отсюда. Рядом до известной степени. – Наилучшие пожелания капитану флота Брэк. Во Дворце Тстур по-прежнему идут напряженные бои. Уничтожено несколько внешних баз. В зависимости от исхода лорд Радча может направить вам транспортный корабль. В любом случае она шлет вам привет и надеется, что у вас все хорошо.

– Ты знаешь капитана флота Уэми, корабль? – Незамедлительного, сиюминутного ответа не предполагалось – Храд находится в нескольких часах полета на скорости света через соединяющий шлюз.

– Не слишком хорошо, – ответил «Милосердие Калра».

– А «Меч Инила»?

– Это «Меч».

– Ха! – воскликнула Сеиварден, которую позабавил этот ответ.

– Лейтенант, капитан флота оставила инструкции на случай, если такое послание придет во время ее отсутствия.

– Неужели? – Сеиварден и сама не поняла, удивило ее это или нет. – Что ж, тогда покажи их мне.

Мои инструкции были довольно несложными. Сеиварден ответила следующим образом:

– Это лейтенант Сеиварден, командующий «Милосердием Калра» в период временного отсутствия капитана флота Брэк.

С большим уважением приветствуем капитана флота Уэми и благодарим за новости. Капитан флота Брэк просит снисхождения у капитана флота Уэми и интересуется, не брал ли «Меч Инила» новых членов экипажа во Дворце Омо. – Хотя, возможно, мне стоило беспокоиться не о пополнении команды. Сделать вспомогательных компонентов вполне реально из взрослых людей постарше.

Но до ужина ответ прийти не мог. Этот вопрос озадачил Сеиварден, которая не знала о Тайзэрвэт, но корабль не стал ей этого объяснять.

Возвращаясь в дом, я встретила Раугхд, которая выходила из главного здания.

– Доброе утро, капитан флота! – сказала она с лучезарной улыбкой. – Это так воодушевляет – встать на рассвете дня, подобного сегодняшнему. Мне на самом деле стоит приобрести такую привычку. – Следует признать, это была довольно обворожительная улыбка даже с учетом почти неуловимого напряжения, которого она потребовала от своей обладательницы, – если бы она и не намекнула на это, я была бы совершенно уверена в том, что Раугхд не привыкла вставать в такой час. Но то, что я знала о ней, испортило для меня весь эффект. – Не говорите мне, что вы уже побывали в бане, – добавила она с легчайшим разочарованием, намеренно жеманно.

– Доброе утро, гражданин, – ответила я, не останавливаясь. – И – да, я там побывала. – И отправилась в дом, на завтрак.