Текст книги "Слуги меча"

Автор книги: Энн Леки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

– Я бы не поверила, – призналась она, – если бы вы не показали мне… – Она имела в виду запись, которую только что воспроизвели перед ее глазами, в ее ушах.

– Вот почему я показала ее вам, – сказала я, – несмотря на то что это неправильно.

– Ничто справедливое не может быть неправильным, – ответила Селар.

– Есть еще кое-что, администратор. Как я сказала, база не выкладывала вам того, о чем вы в прямой форме не просили. Был по крайней мере один случай, когда гражданин Пайэт обратилась в медсанчасть с синяками на лице. Она сказала, что выпивала в Подсадье, споткнулась и наткнулась на стену. Ее синяки не соответствовали этому объяснению, на мой взгляд. На взгляд врачей – тоже, но они не собирались вмешиваться в ваши личные дела. Я уверена, они подумали, что, если бы это действительно оказалось проблемой, база что-нибудь сказала бы. – А больше никто ничего не заметил. Восстановитель, несколько часов – и синяки пропали. – Рядом никого в это время не было, кроме Раугхд. Я с таким уже сталкивалась. Раугхд извинилась и поклялась никогда больше такого не делать. Я убедительно предлагаю спросить базу прямо обо всех визитах вашей дочери в медсанчасть, не важно, насколько малозначительно это было. Я бы также поинтересовалась, когда она использовала комплекты первой помощи и восстановители. Я запросила базу напрямую, намереваясь выяснить инциденты такого сорта, потому что встречала подобное раньше и знала, что здесь наверняка было нечто похожее. База ответила мне только потому, что губернатор системы Джиарод приказала ей это сделать по моей просьбе.

Администратор базы Селар ничего не сказала. Казалось, она едва дышит. Может, смотрела запись визита своей дочери в медсанчасть. А может, и нет.

– Итак, – продолжила я через минуту, – вы, несомненно, в курсе происшествия сегодня утром, которое закончилось смертью переводчика Пресгер Длайкви.

Она моргнула, пораженная внезапной сменой темы. Нахмурилась.

– Капитан флота, этим утром я впервые услышала о существовании переводчика, я вас заверяю.

Я отмахнулась от этого заявления.

– Базу прямо спросили, кто стоял возле стены в соответствующий временной промежуток, достаточно долго, чтобы написать эти слова. База назвала два имени: Сирикс Одела и Раугхд Денчи. Служба безопасности тут же арестовала гражданина Сирикс, исходя из того, что Раугхд ни за что такого не сделала бы. Но базу не спросили, присутствовала ли краска на перчатках кого-то из граждан. А поскольку базу не спросили, она не предоставила эту информацию добровольно. – В эту минуту я не находилась в контакте с базой, хотя сочла весьма вероятным, что администратор Селар была на связи. – Я не думаю, что вам следует винить за это базу, как я уже говорила ранее.

– Наверняка, – сказала администратор базы Селар, – это была проказа, нечто просто для развлечения. Жизнерадостная молодежь.

– Что за развлечение, – спросила я старательно ровным голосом, – могла предвкушать жизнерадостная молодежь? Наблюдать, как вспомогательные компоненты «Меча Атагариса» арестуют совершенно невинных граждан? Как совершенно невинных граждан допрашивают с пристрастием, чтобы они доказали свою невиновность, или, хуже того, вообще не допрашивая, осуждают без всяких доказательств, помимо «Раугхд Денчи ни за что этого не сделала бы»? Еще больше тревожить вас, и губернатора, и капитана Хетнис, в то время когда все и так в напряжении? И если в порядке обсуждения мы делаем вид, что это безвредные развлечения, то почему же никто не сказал о гражданине Сирикс: «Да пустяки, это, должно быть, просто проказа»? – Тишина. Ее пальцы шевельнулись, чуть-чуть, администратор, несомненно, разговаривала с базой. – На перчатках гражданина Раугхд есть краска, не так ли?

– Ее личная прислуга, – подтвердила администратор базы Селар, – прямо сейчас пытается смыть с них краску.

– Итак, – сказала я. Это еще более щекотливая тема, чем проблема с базой. – Гражданин Фосиф известна и богата. Вы обладаете здесь властью, но добиться выполнения задуманного проще, когда у вас есть поддержка таких людей, как Фосиф. И несомненно, она делает вам подарки. Ценные. Роман между вашей дочерью и ее – это удобно. Когда вы посылали гражданина Пайэт вниз, составить компанию Раугхд, вы уже думали об этом. И может быть, вы сейчас задумываетесь, не приходилось ли замечать, что ваша дочь несчастна. Или как давно вы впервые заметили признаки и, возможно, сказали себе, что это на самом деле пустяки, что каждому приходится вынести небольшой стресс ради семейных связей, семейной выгоды. Что, если бы на самом деле было плохо, наверняка база что-нибудь сообщила бы. Именно вам. И это так легко – просто продолжать. Так легко не замечать того, что происходит. И чем дольше вы этого не видите, тем труднее становится увидеть, потому что тогда вам придется признать, что вы не обращали на это внимания все предшествовавшее время. Но сейчас настала минута, когда это представлено вам ясно и недвусмысленно. Такова Раугхд Денчи. Вот что она делает с вашей дочерью. Стоят ли подарки ее матери благополучия вашей дочери? Стоят ли этого политические преимущества? Перевешивают ли это большие выгоды для вашего клана? Вы не можете дольше откладывать этот выбор. Не можете притворяться, что перед вами нет необходимости выбора.

– С вами весьма не комфортно, капитан флота, – заметила администратор базы Селар, в ее резких словах слышалась горечь. – Вы поступаете так везде?

– В последнее время, кажется, да, – признала я.

Когда я говорила это, в комнату молча вошла Калр Пять и застыла на месте, подобно вспомогательному компоненту. Она явно хотела привлечь мое внимание.

– Да, Пять? – Она не вмешалась бы без очень серьезного повода.

– Прошу снисхождения капитана флота, сэр. Личный помощник гражданина Фосиф спрашивает, может ли гражданин пригласить вас и капитана Хетнис провести две недели после похорон переводчика Длайкви в ее поместье внизу. – Такое приглашение следовало делать лично – этот предварительный запрос, через слуг, предупреждал возникновение неудобства или неловкости. – У нее там несколько домов, так что вы сможете провести период траура должным образом и очень удобно, как она говорит.

Я посмотрела на администратора базы Селар, она хихикнула.

– Да, я тоже думала, что это странно, когда появилась здесь впервые. Но здесь, на Атхоеке, если вы можете себе это позволить, то не проводите две недели в своей квартире. – После первых дней поста, после похорон обитатели семейства, находящегося в трауре, не выполняют никакой работы, но остаются главным образом дома, принимая утешительные визиты клиентов и друзей. Я предполагала, что капитан Хетнис и я останемся на это время здесь, в Подсадье. – Если вы привыкли, что за вас все делают, – продолжала администратор базы Селар, – особенно если вы не берете еду в общих столовых, предпочитаете, чтобы ее готовили у вас дома, то это будут очень долгие две недели. Поэтому вы поселяетесь где-нибудь, формально – в некий собственный дом, но слуги по соседству могут готовить и убирать для вас. Рядом с главной площадью есть место, специализирующееся на этом, но сейчас там все переполнено людьми, которым просто больше некуда деться.

– И это считается совершенно правильным? – спросила я с сомнением.

– То, что я оказалась незнакома с этой практикой, когда приехала сюда, – ответила с кривой усмешкой Селар, – вызвало подозрение, что мое воспитание было не таким, каким ему следовало быть. То, что вы с этим незнакомы, вызовет шок, от которого они могут никогда не оправиться.

Мне не нужно было удивляться. Я знала офицеров почти из всех провинций, знала, что особенности похоронных ритуалов (наряду с другими вещами) могут отличаться в разных местах. То, что считалось обязательным, было иногда доступно в действительности только гражданам, обладающим достаточными ресурсами, хотя это редко признавалось. И также я знала, что о мелких деталях часто не упоминают, исходя из того, что, разумеется, все радчааи делают это одинаково и нет необходимости обсуждать это. Но я привыкла к разным довольно мелким деталям: сорт фимиама, который считается подобающим, молитвы, добавляемые в ежедневные ритуалы или удаляемые оттуда, странные ограничения в пище.

Я посмотрела на Пять. Она стояла внешне бесстрастная, но желала, чтобы я что-то увидела, испытывая нетерпение оттого, что я еще этого не сделала. Ее сообщение, с ее точки зрения, было весьма многозначительным.

– Принято ли платить за такие услуги? – спросила я администратора базы Селар.

– Часто, – согласилась она, по-прежнему криво улыбаясь. – Хотя, я уверена, Фосиф просто великодушна.

И своекорыстна. Меня вовсе не удивило бы, если Фосиф уже осознала так или иначе, какую роль сыграла ее дочь в происшествии, которое привело к смерти переводчика Длайкви. Возможно, она надеялась, что принять меня во время периода траура будет если не взяткой, то по крайней мере жестом раскаяния за то, что сотворила ее дочь. Но это могло также оказаться полезным.

– Раугхд могла бы, разумеется, отправиться вниз вместе с нами, – заметила я. – И остаться там после этого. На неопределенное время.

– Я об этом позабочусь, – произнесла администратор базы Селар с едва заметной горькой усмешкой, которая, будь я Раугхд Денчи, заставила бы меня вздрогнуть.

Глава 12

Небо Атхоека было безоблачно-лазурным, с яркими проблесками то тут, то там – видимыми проявлениями сетки, управляющей погодой. Несколько часов мы летели над водой, серо-голубой и плоской, но сейчас перед нами выросли горы, коричнево-зеленые внизу, черно-серые, испещренные полосками снега на вершинах.

– Еще час или около того, капитан флота, граждане, – сообщил пилот.

У основания грузоподъемника нас ожидали два флаера. Некоторое маневрирование со стороны Калр Пять на пути к флаерам привело к тому, что Фосиф и Раугхд оказались в другом аппарате, вместе с капитаном Хетнис и вспомогательным компонентом «Меча Атагариса», сопровождавшим ее. И капитан Хетнис, и я в полном трауре: волосы, которые мы обрили, едва начали расти, никакой косметики – лишь широкая белая полоса по диагонали, пересекающая лицо. После того как завершится период полного траура, к простому золотому брелку лейтенанта Оун на моей куртке присоединится памятный брелок переводчика Длайкви: двухсантиметровый опал в серебряной оправе с крупной, четкой гравировкой: Переводчик Длайкви Зейат Пресгер. Нам были известны только эти имена.

В кресле рядом со мной сидела Сирикс Одела, хранившая молчание во время всего путешествия, – впечатляющие два дня без единого слова помимо абсолютно необходимых.

Просьба сопровождать меня означала, что Подсадье останется недоукомплектованным, и гипотетически она могла отказаться. Но на самом деле у нее практически не было выбора. Я догадывалась, что злость, которую она испытывает, не позволяет ей говорить, не нарушая условия перевоспитания, что если она попытается это сделать, то ей станет ужасно не по себе, поэтому я не настаивала, даже когда пошел второй день поездки.

– Капитан флота, – произнесла Сирикс в конце концов. Голос повышен, чтобы перекрыть шум флаера, но не настолько, чтобы слова долетели до пилота, сидящего впереди. – Зачем я здесь? – Она очень, очень тщательно следит за своим тоном, и это, без сомнения, дается ей с большим трудом.

– Вы здесь, – сказала я ровно и умеренно, будто не понимая, сколько возмущения и страданий стоит за этим вопросом, – чтобы сказать мне то, что гражданин Фосиф мне не говорит.

– Почему вы думаете, что я захочу или смогу вам что-нибудь сказать, капитан флота? – Голос Сирикс прозвучал чуточку резче.

Я повернула голову, чтобы взглянуть на нее. Она смотрела прямо перед собой, словно моя реакция вовсе ее не касалась.

– А есть ли семья, которую вы хотели бы навестить? – Она – с нижнего уровня, у нее были родственники, работавшие на чайных плантациях. – Я уверена, что смогла бы это устроить.

– Я… – Она заколебалась. Сглотнула. Я надавила, пожалуй, слишком сильно. – Без семьи. Практически.

– А. – У нее есть фамилия, поэтому с юридической точки зрения она имеет семью. – На самом деле, вышвырнуть вас из семьи было бы для них слишком большим позором. Но, возможно, вы по-прежнему поддерживаете осторожные контакты с кем-нибудь? С матерью, братом или сестрой? – И дети, как правило, имели родителей из более чем одного клана. Родители или братья-сестры из других кланов могли не считаться особенно близкими родственниками, к ним не предъявляли в обязательном порядке требования оказать поддержку, но эти связи существовали, и к ним можно было прибегнуть в критической ситуации.

– Честно говоря, капитан флота, – сказала Сирикс, словно в ответ на мой вопрос, – я действительно не хочу провести две недели в обществе гражданина Раугхд Денчи.

– Не думаю, что она осознает это, – заметила я. Гражданин Раугхд вообще ничего не осознавала, или, по крайней мере, так казалось со стороны. Она не отдавала себе отчета в серьезности того, что наделала, ей и в голову не приходило, что кто-нибудь еще может знать, что это сделала она. – Почему вы живете в Подсадье, гражданин?

– Мне не нравится жилье, которое мне назначили. Думаю, капитан флота, что вы цените прямоту.

Я приподняла бровь.

– С моей стороны было бы лицемерием не ценить ее.

Ее губы грустно изогнулись.

– Хотелось бы, чтобы сейчас меня оставили в покое.

– Разумеется, гражданин. Прошу вас, скажите, не раздумывая, мне или любому из моих солдат Калр, – (Калр Пять и Калр Восемь сидели позади нас), – если вам что-нибудь понадобится. – Я отвернулась, закрыла глаза и подумала о лейтенанте Тайзэрвэт.

Она стояла в саду, на мосту, протянувшемся через озеро. В воде под нею было полным-полно рыбы: сиреневые и зеленые, оранжевые и синие, золотые и красные, все они широко раскрывали рты, а Тайзэрвэт сыпала в воду шарики корма. Дочь Селар Пайэт стояла рядом с ней, облокотившись на перила. Она только что высказалась, и это поразило и привело в смятение лейтенанта Тайзэрвэт. Я не стала спрашивать корабль, но ждала ответа Тайзэрвэт.

– Это просто нелепо, – с негодованием сказала лейтенант. – Первый помощник главного садовода целой базы – это вовсе не ничто. Если бы не служба садоводов, на этой базе никто не смог бы ни есть, ни дышать. Ты не можешь всерьез считать, что занята каким-то неважным, бесполезным делом.

– Что, готовить чай главному садоводу?

– И организовывать ее встречи, и передавать ее распоряжения, и изучать, как организованы Сады. Держу пари, если она останется дома на всю следующую неделю, никто даже не заметит, ты сделаешь так, что все будет идти гладко, как обычно.

– Только потому, что все остальные знают свое дело.

– Включая и тебя. – Изворотливая Тайзэрвэт! Я сказала ей держаться подальше от Баснаэйд, что означало не появляться в Садах, но она прекрасно понимала, что я должна одобрить дружбу с дочерью администратора базы Селар, хотя бы и по политическим соображениям. Но я обнаружила, что не так уж и сержусь, – она так очевидно, искренне поражена и шокирована тем, что Пайэт отвергает собственную значимость. И она явно справилась с обороной Пайэт в два счета.

Гражданин Пайэт сложила на груди руки и повернулась спиной к перилам, отвернув лицо от Тайзэрвэт.

– Я здесь только потому, что глава службы садоводства влюблена в мою мать.

– Едва ли стоит удивляться, что она испытывает такие чувства, – признала Тайзэрвэт. – Твоя мать восхитительна. – Я смотрела глазами Тайзэрвэт, поэтому не видела выражения лица Пайэт. Но могла его угадать. И Тайзэрвэт, как видно, тоже. – И, честно говоря, ты на нее похожа. Если кто-нибудь говорит тебе что-то другое… – Она умолкла, засомневавшись на мгновение, подумала я, лучший ли это угол атаки. – Кто бы ни говорил тебе, что у тебя – блестящая, но бесполезная должность, просто чтобы твоя мать была довольна, или что ты никогда не станешь такой же красивой или высококвалифицированной, как она… ну, они просто лгут тебе. – Она бросила в воду, бурлящую яркой многоцветной чешуей, целую пригоршню шариков рыбьего корма. – Вероятно, из зависти.

Пайэт усмехнулась, так что стало ясно: она изо всех сил старается не заплакать.

– Почему… – Она замолчала, чуть не назвав имя, которое, возможно, ей не хотелось произносить, потому что это прозвучало бы как обвинение. – Почему кто-то станет мне завидовать?

– Потому что ты выдержала испытания на способности. – Я ничего не сказала Тайзэрвэт о моей догадке, что Раугхд никогда их не проходила, но она явно не зря пробыла лордом Радча в течение нескольких дней. – А они показали, что тебе следует заниматься чем-то важным. И любой, у кого есть глаза, видит, что ты будешь столь же прекрасна, как твоя мать. – На мгновение она огорчилась из-за вылетевшего будешь. И это не слишком походит на высказывание семнадцатилетней девушки. – Однажды ты перестанешь прислушиваться к людям, которые просто хотят тебя принизить.

Пайэт развернулась, ее руки по-прежнему были сложены на груди, по лицу катились слезы.

– Люди все время получают назначения по политическим причинам.

– Разумеется, – откликнулась Тайзэрвэт. – Твоя мать, наверное, получила свое первое назначение по политическим причинам. Что, вероятно, включало в себя и тот факт, что она могла выполнять эти обязанности.

Так бывало не всегда – и Тайзэрвэт хорошо это знала.

И это прозвучало угрожающе похоже на гораздо более взрослого человека, чем Тайзэрвэт. Но Пайэт, казалось, была не в состоянии это заметить. Она прибегла к крайней мере защиты:

– Я видела, как в последние несколько дней ты бродишь тут как неприкаянная. Ты здесь только потому, что увлеклась садоводом Баснаэйд.

Это попало в цель. Но лейтенант Тайзэрвэт внешне сохранила самообладание.

– Меня бы здесь и не было, если бы не ты. Капитан флота сказала, что я слишком молода для нее, и велела держаться подальше. Это был приказ. Мне следовало держаться в стороне от Садов, но ты ведь здесь, не так ли? Поэтому пойдем-ка куда-нибудь еще и выпьем.

Пайэт минуту помолчала; похоже, она была застигнута врасплох.

– Не в Подсадье, – сказала она наконец.

– Я думаю, нет, – поддержала Тайзэрвэт, испытывая облегчение, понимая, что она выиграла этот раунд, одержала незначительную, но все же победу. – Там еще даже не начали ремонтные работы. Давай найдем место, где нам не придется писать в ведро.

К этому времени «Меч Атагариса» переместился от Призрачного шлюза ближе к базе Атхоек. Он почти ничего не сказал «Милосердию Калра» за все это время. Да и неудивительно – корабли, как правило, не были склонны к болтовне, и, помимо того, все «Мечи» думали, что они лучше, чем другие.

На «Милосердии Калра» лейтенант Экалу только вернулась с вахты, и Сеиварден встретила ее в кают-компании.

– Твоя коллега на «Мече Атагариса» спрашивала о тебе, – сказала Экалу и села за стол, куда солдат подразделения Этрепа поставила ее обед.

Сеиварден села рядом с ней.

– В самом деле? – Она, разумеется, была в курсе. – Была ли она рада увидеть на борту кого-то знакомого?

– Не думаю, что она меня узнала, – ответила Экалу и после минутного сомнения и быстрого кивка Сеиварден, которая уже поужинала, набрала в рот скеля. Пожевала и проглотила. – Во всяком случае, не мое имя, я всегда была для нее только Амаат Один. И я не посылала никаких видеоизображений. Я стояла на вахте. – Чувства Экалу по поводу того, что лейтенант Амаат «Меча Атагариса» не осознала, кто она такая, были достаточно неоднозначны и не вполне приятны.

– О, жаль, что не послала. Так бы хотелось увидеть ее лицо.

Сама Экалу вполне могла бы насладиться замешательством лейтенанта «Меча Атагариса», если бы та обнаружила, что с ней на связи – офицер столь простого происхождения, но то, что эта перспектива явно забавляет Сеиварден, тревожило и приводило ее в смятение, я это заметила. В памяти всплыли несколько болезненные воспоминания о том, как иногда общались лейтенант Оун и Скаайат Оэр двадцать и более лет назад. Корабль сказал мне в ухо, когда я садилась во флаер:

– Я поговорю с лейтенантом Сеиварден. – Но я усомнилась в том, что он сможет подобрать такие слова, чтобы Сеиварден поняла.

В кают-компании «Милосердия Калра» Экалу сказала:

– Она наверняка свяжется с тобой в начале твоей следующей вахты. Полна решимости пригласить тебя на чай, ведь «Меч Атагариса» будет теперь достаточно близко.

– Без меня не обойтись, – отметила Сеиварден, приняв псевдосерьезный вид. – На борту всего лишь три офицера, которые несут вахту.

– О, корабль сообщит тебе, если случится что-нибудь серьезное, – произнесла Экалу с язвительным пренебрежением.

В командной рубке врач сказала:

– Лейтенанты, информирую, что из Призрачного шлюза, кажется, что-то вышло.

– Что это? – спросила Сеиварден, поднимаясь с места.

Экалу продолжала есть, но вызвала изображение того, на что смотрела доктор.

– Оно слишком маленькое, чтобы разглядеть, пока не приблизится, – сообщил корабль мне во флаере над водным пространством Атхоека. – Я думаю, это челнок или какое-то крошечное суденышко.

– Мы запросили об этом «Меч Атагариса», – сказала врач в командной рубке.

– Ты имеешь в виду, что они еще не угрожали уничтожить его, если он не представится? – спросила Сеиварден на полпути в командную рубку.

– Беспокоиться не о чем, – пришел ответ с «Меча Атагариса», лейтенант, несущий вахту, явно изнывал от скуки. – Это просто хлам. Призрачный шлюз не вычищают, как другие. Какой-то корабль, должно быть, давным-давно разбился в шлюзе.

– Прошу прощения, – сказала доктор сухо, когда Сеиварден вошла в командную рубку, – но мы полагали, что на другой стороне этого шлюза никого нет и никогда не было.

– О, люди иногда ходят туда на спор или просто для развлечения. Но это не из недавних, вам же видно, что он довольно старый. Мы его втянем – он достаточно велик, чтобы представлять собой опасность.

– Почему просто не спалить его? – спросила Сеиварден, и корабль, должно быть, отправил ее слова на «Меч Атагариса», поскольку его лейтенант ответила:

– Ну, знаете, в системе бывают случаи контрабанды. Мы всегда проверяем такие вещи.

– И что же вывозят контрабандой из необитаемой системы? – спросила врач.

– О, из самого Призрачного шлюза – ничего, пожалуй, – пришел небрежный ответ. – Но в целом – вы знаете, как обычно. Незаконные наркотики. Краденый антиквариат.

– Буфера Аатр! – выругалась Сеиварден. – Об антиквариате рассуждает. – Корабль попросил у «Меча Атагариса» более крупное изображение обсуждавшегося челнока и, получив его, показал доктору и Сеиварден: изогнутая оболочка, в рубцах и ожогах.

– Просто хлам какой-то, так ведь? – прозвучала реплика лейтенанта «Меча Атагариса».

– Невежественный олух, – заметила Сеиварден, после того как «Меч Атагариса» завершил сеанс связи. – И чему только учат сейчас офицеров?

Доктор повернулась к ней:

– Я что-то упустила, лейтенант?

– Это же отсек для хранения запасов военного челнока нотаи, – ответила Сеиварден. – Ты в самом деле его не узнала?

Радчааи часто говорят о Радче так, будто в нем только один вид людей, которые говорят на одном языке, – радчааи. Но сфера Дайсона – это обширное пространство. Даже если Радч начался с единого населения, говорящего только на одном языке (а это было не так), это не закончилось бы таким образом. Многие из кораблей и капитанов, которые противостояли экспансии Анаандер, были нотаи.

– Нет, – ответила врач. – Я его не узнала. По мне, так он не очень похож на нотайский. И это на самом деле не выглядит как отсек для хранения. Однако смотрится очень старым.

– Мой клан – нотаи. Был. – Клан Сеиварден был поглощен другим за ту тысячу лет, что она провела в состоянии анабиоза. – Однако мы были лояльны. У нас имелся старый челнок, оставшийся с войн, пристыкованный в Инаисе. Люди прибывали отовсюду, чтобы на него посмотреть. – Воспоминание об этом, должно быть, оказалось неожиданно ярким и отчетливым. Она сглотнула, чтобы внезапное ощущение утраты не отразилось на ее голосе. – Как нотайский корабль прорвался в Призрачный шлюз? Те сражения проходили далеко отсюда.

Корабль показал Сеиварден и врачу изображения челноков того типа, о котором говорила Сеиварден.

– Да, как эти, – отметила Сеиварден. – Покажи нам отсек для хранения.

Корабль исполнил.

– На нем надпись, – сказала врач.

– Видишь? – Сеиварден нахмурилась, разбирая слова. – Видишь… что-нибудь?

– Божественная Сущность Восприятия, – сказал корабль. – Один из последних потерпевших поражение в тех войнах. Сейчас это музей.

– Не выглядит особо по-нотайски, – заметила доктор. – За исключением надписи.

– А надпись на этом, – сказала Сеиварден, указывая на изображение того, что вышел из Призрачного шлюза, – вся сожжена.

– Корабль, ты и в самом деле его не узнал?

Корабль ответил одновременно и врачу, и Сеиварден:

– Не сразу. Мне чуть меньше тысячи лет, и я никогда не видел нотайских кораблей непосредственно. Но если бы лейтенант Сеиварден не опознала его сама, я бы сделал это в течение нескольких минут.

– Ты бы сделал это, – спросила врач, – если бы мы доверились «Мечу Атагариса»? – И затем ей пришла в голову новая мысль. – А мог «Меч Атагариса» не узнать его?

– Вероятно, так и было, – сказала Сеиварден. – В противном случае он наверняка сказал бы своему лейтенанту.

– Если они оба не лгут, – заметила Экалу, слушавшая все это время из кают-компании. – Ведь они поворачивают сейчас назад, чтобы подобрать обломок, который могут также и пометить, и дать возможность кому-то еще позаботиться о нем.

– В этом случае, – заметила Сеиварден, – они полагают, что «Милосердие Калра» его не узнает. Что не кажется мне осмотрительным допущением.

– Я не отваживаюсь предположить, какого мнения «Меч Атагариса» о моем интеллекте, – изрек корабль.

Сеиварден усмехнулась.

– Доктор, попроси «Меч Атагариса» сообщить нам, что они выяснят, когда осмотрят этот… обломок.

В конечном счете «Меч Атагариса» ответил, что не обнаружил ничего интересного и впоследствии уничтожил отсек.

Дом гражданина Фосиф оказался самым большим из трех зданий, длинным двухэтажным сооружением с балконами, из полированного камня с черными и серыми прожилками и – то тут, то там – синими и зелеными пятнами, мерцавшими в меняющемся свете. Он стоял за широким прозрачным озером с каменистыми берегами и потрепанным деревянным причалом, возле которого была пришвартована маленькая изящная лодка со свернутыми белыми парусами. Вокруг высились горы, берег озера окаймляли мох и деревья. Чайная плантация – я видела ее, когда мы подлетали: извивающиеся бархатистые зеленые полосы, бегущие по склонам гор и вокруг обнажений черного камня, – пряталась за гребнем горы. Температура воздуха была 20,8 градуса по Цельсию, легкий и приятный ветерок доносил запах листьев и холодной воды.

– Мы на месте, капитан флота! – воскликнула гражданин Фосиф, выходя из своего флаера. – Мир и спокойствие. В других обстоятельствах я бы предложила рыбалку на озере. Катание на лодках. Подняться в горы, если это вам нравится. Но даже просто находиться здесь приятно. За главным зданием – отдельная баня, напротив того места, где вы сейчас стоите. Большая ванна – по крайней мере человек на двенадцать, много горячей воды. Это постройка ксхаи. Варварски роскошная.

Раугхд подошла и встала рядом с матерью.

– Напитки в бане! С этим ничто не сравнится после долгой ночи. – Она ухмыльнулась.

– Раугхд удается устроить долгие ночи даже здесь, – весело заметила Фосиф, пока подходили капитан Хетнис и ее вспомогательный компонент «Меча Атагариса». – Ах, вернуть бы молодость! Но пойдемте же, я провожу вас туда, где вы расположитесь.

Сине-зеленые пятна в камне здания вспыхивали и гасли, по мере того как менялся угол, под которым мы на него смотрели. Вокруг другой стороны дома шла широкая полоса плоских серых камней, густо поросших мхом в тени двух больших деревьев. Слева тянулся овал низкого строения, ближняя длинная сторона – из дерева, ближний торец и, предположительно, дальняя длинная сторона – из стекла.

– Баня, – сообщила Фосиф, указав на нее рукой. По другую сторону покрытого мхом камня, дальше по дороге, которая шла через гребень горы и вниз, к дому у озера, стояло еще одно здание, из черного и сине-зеленого камня, двухэтажное, но меньше, чем главное, и без балконов. Вдоль всей его стороны, обращенной к нам, шла терраса; под большим деревом, увитым виноградными лозами, стояла группа людей, ожидавших нас. Большинство из них было одето в рубашки и брюки или юбки, которые выглядели так, словно их кропотливо соорудили из разодранных брюк. Ткань, некогда ярко-синяя с зеленым и красным, выцвела и износилась. Все люди были без перчаток.

Их сопровождала особа, одетая в ожидаемые и общепринятые куртку, брюки и перчатки, плюс немного драгоценностей. По ее чертам я предположила, что она – самиренд-надсмотрщик. Мы остановились в каких-нибудь трех метрах от этой группы, в тени широкого дерева, и Фосиф сказала:

– Только для вас, капитан флота, поскольку я знала, что вы бы хотели услышать, как они поют.

Надсмотрщик отвернулась и сказала собравшимся людям:

– Давайте пойте. На радчааи. Медленно и громко.

Одна из старших в группе наклонилась к особе, стоящей рядом, и сказала на дельсиге:

– Я же тебе сказала, что это не та песня. – Последовало несколько жестов и несколько слов шепотом под взглядом взволнованной надсмотрщицы, которая, видимо, не понимала причины задержки, затем раздался коллективный вдох, и они запели: «О вы, живущие под защитой бога, живущие всю свою жизнь в его тени». Я знала ее, каждую строку и каждый куплет. Большинство вальскаайцев, говорящих на дельсиге, пели ее на похоронах.

Это было сделано, чтобы утешить нас. Даже если они не знали причину нашего приезда, они не могли не заметить наши – мою и капитана Хетнис – выбритые головы и траурные полосы на лицах. Эти люди не знали нас; вполне возможно, не знали, кто умер. Мы представляли те силы, которые их завоевали и, вырвав из родного мира, отправили трудиться здесь. У них не было причин проявлять заботу о наших чувствах. У них не было причин считать, что кто-либо из нас достаточно знает дельсиг, чтобы понять слова. Они не могли предполагать, что мы поймем смысл их песни, даже понимая слова. Такие произведения преисполнены символической и исторической значимости, несут огромный эмоциональный заряд – но только для того, кто осознает эту значимость.

И тем не менее они ее спели. И когда они закончили, старшая сказала, кланяясь:

– Граждане, мы будем молиться за того, кого вы потеряли. – На совершенно понятном радчааи сказала, пусть и с сильным акцентом.

– Граждане, – ответила я, также на радчааи, не желая, чтобы здесь поняли, как я говорю на дельсиге, – мы очень тронуты и благодарим вас за вашу песню и ваши молитвы.