Текст книги "The Walking Dead: Rise of the Governor / Ходячие Мертвецы: Восхождение Губернатора"
Автор книги: Энн Кри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
– Давай, детка, – говорит Брайан Пенни, которая лежит почти неподвижно, свернувшись на земле и прикрыв голову. – Мы должны двигаться отсюда.
Он поднимает девочку из сорняков и берет за руку, дальше нести её на спине слишком опасно, и он оттаскивает ее подальше от перестрелки.
* * *
Они ползут в тени персиковых деревьев, оставаясь под прикрытием зарослей, избегая пешеходных дорожек, расходящихся по саду. Ступни его ног почти онемели от боли и холода, Брайан до сих пор слышит голоса за спиной, хаотичные выстрелы, а затем – ничего.
В течение долгого времени, Брайан не слышит ничего, кроме шума ветра в ветвях, и, возможно, серии повторяющихся неистовых шагов – он не уверен, его сердце бьется слишком громко в ушах. Но он продолжает идти.
Он проходит ещё около сотни ярдов, а затем прячется за сломанным вагончиком для сена. Хватая воздух, он крепко прижимает Пенни.
– Ты в порядке, малышка?
Пенни поднимает большой палец вверх, но её лицо искажено ужасом.
Он обследует её одежду, её лицо, её тело – и она кажется физически в полном порядке.
Он гладит её и пытается утешить, но адреналин и усталость заставляют Брайана трястись так сильно, что он едва может правильно двигаться. Он слышит звук и замирает. Он нагибается и выглядывает сквозь сгнившие планки вагончика. Около пятидесяти ярдов, кто-то крадётся в потемках оврага. Фигура высокая и стройная, держит рукоятку ружья, но человек находится слишком далеко, чтобы его идентифицировать.
– Папочка?
Голос Пенни заставляет Брайана вздрогнуть: хотя это всего лишь шёпот, но достаточно громкий, чтобы выдать их. Брайан хватает ребенка. Он закрывает ей рот рукой. Затем Брайан выгибает шею, чтобы разглядеть пространство за вагончиком. Он замечает фигуру, поднимающуюся по склону оврага.
К сожалению тот, кто приближается к ним, вовсе не папа девочки.
* * *
Выстрелом практически сносит половину вагона, Брайана отбрасывает на землю в вихре пыли и щепок. Он ползёт за Пенни, глотая землю, хватает кусок её рубашки и тащит её в сторону густых деревьев. Он проползает несколько метров, таща за собой Пенни, а затем ему удаётся, наконец, подняться на ноги. Он тянет Пенни к глубокой тени, но понимает, что что-то не так.
Малышка обмякла в его руках, словно бы потеряла сознание.
Брайан слышит хруст шагов в тяжёлых ботинках у себя за спиной и лязг затвора: человек с ружьём приближается к ним, чтобы добить. Спешно поднимая Пенни на плечо, Брайан бежит как можно быстрее к покрову деревьев. Но практически сразу он понимает, что весь покрыт кровью. Кровь струится по его груди и животу пульсирующими ручейками, пропитывая рубашку насквозь.
– О Боже, нет, Боже нет, нет нет нет.. – Брайан опускает Пенни на мягкую землю, укладывая её на спину. Её бескровное лицо цвета белоснежных простыней. Её глаза остекленели и зафиксировались на небе, она начала икать и крошечный ручеёк крови потёк из уголка её рта.
Брайан сейчас едва слышит человека с ружьём, направляющегося к нему, щелчок затвора раздаётся с другой стороны. Рубашонка Пенни, хлопковая футболка, насквозь пропитанная глубоким алым, зияет шестидюймовой дырой. Одного выстрела дроби двадцатикалиберного достаточно, чтобы пробить сталь. Похоже, что ребёнок получил по крайней мере половину осколков выстрела, пронзивших её спину и вышедших со стороны её животика.
Человек с ружьём приближается.
Брайан приподнимает рубашку ребёнка и испускает почти первобытный стон тоски. Его рука не может остановить обильное кровотечение из рваной зияющей раны в форме полумесяца. Брайан зажимает рану рукой. Кровь пузырится. Он вырывает клочок своей рубашки и пытается заткнуть рваное отверстие в её животике, но кровь уже повсюду. Брайан заикается и плачет, пытаясь поговорить с ней, а маслянистая кровь просачивается сквозь его пальцы, и человек с ружьём всё приближается:
– Всё хорошо, ты будешь в порядке, мы тебя вылечим, всё будет в порядке, ты обязательно поправишься ...
Руки и торс Брайана пропитаны теплом жизненной силы, вытекающей из неё. Пенни тихонько шепчет единственное слово: "...Прочь..."
– Нет, Пенни, нет, нет, не делай этого ... не уходи, не сейчас ... не уходи ...!
В этот момент Брайан слышит хруст ветки позади себя.
Тень опускается на Пенни.
* * *
– Грёбаный позор, – скрипучий голос раздается позади Брайана и холодный конец ружья прижимается к его шее сзади. – Посмотри хорошенько на неё.
Брайан оборачивается и бросает взгляд на бандита, татуированного бородатого мужчину с пивным животом, направляющего ружье прямо в лицо Брайана. Напоследок человек рычит:
– Посмотри на неё… она последнее, что ты видишь.
Брайан ни за что ни убрал бы руку с раны Пенни, но он знает, что уже слишком поздно.
Она уже не будет жить.
Брайан уже готов… готов умереть.
* * *
Резкий звук имеет сказочное качество. Брайану кажется, будто бы он внезапно вылетел из тела и сейчас он высоко над садом, наблюдает с позиции бестелесного духа. Но тут же, Брайан, который инстинктивно дёргается навстречу резкому звуку, возвращается шокированный. Кровь заливает его руки и течёт на Пенни. Неужели удар резкого выстрела был настолько губительным и поэтому безболезненным? Брайан уже мёртв и не знает об этом?
Тень бандита начинает падать в замедленном движении, словно старая секвойя испускает дух.
Брайан вовремя оборачивается, чтобы увидеть, что бородатый человек застрелен сзади, макушка его черепа представляет собой массу красной мякоти, а борода покрыта кровью. Его глаза закатываются, он рушится на землю. Брайан изумленно смотрит. Словно из-за занавеса позади упавшего мужчины появляются две фигуры, приближающиеся к Брайану и Пенни.
– Блять…твою мать, НЕТ! – Филип бросает ещё горячую короткостволку на землю, и бежит сквозь деревья. Ник бежит за ним по пятам. Филип орет на Брайана и отталкивает его. – НЕТ! НЕТ!
Филип падает на колени перед умирающим задыхающимся ребенком, тонущем в собственной крови. Он поднимает её и нежно касается зияющей раны, словно это просто маленькая ранка – бо-бо, просто царапка, просто небольшая шишка. Он обнимает её, кровь пропитывает его.
Брайан лежит на земле в пяти футах в стороне, вдыхая заплесневелую землю, в состоянии шока. Ник стоит поблизости.
– Мы ведь можем остановить кровь, да? Мы можем вылечить ее? Ведь так? – Филип баюкает на руках окровавленного ребенка. Пенни угасает в его руках с небольшим предсмертным хрипом, её лицо становится таким же белым и холодным как фарфор. Филип качает её. – Ну давай же, тыковка.. останься с нами.. останься сейчас с нами. Давай же.. останься с нами.. пожалуйста, останься с нами.. Тыковка? Тыковка? Тыковка?
Ужасная тишина повисает в воздухе.
– Иисус сладчайший, – говорит сам себе Ник, его взгляд опущен на землю.
* * *
Довольно долгое время Филип держит ребенка, пока Ник смотрит на грязь, молясь про себя. Большую часть этого времени, Брайан лежит на земле, в пяти футах от них, пряча слёзы в сырую землю, слабо лепеча, больше себе, чем кому-либо еще:
– Я пытался… всё произошло так быстро... я не мог.. это было.. не могу поверить..не могу…Пенни была...
Внезапно, большие грубые руки дергают спинку рубашки Брайана.
– Что я говорит? – орёт Филип гортанным рыком, поднимая брата с земли, а затем прижимает Брайана спиной к соседнему дереву. Брайан обмякает. Он видит звёздочки.
– Филли, нет! – Ник пытается встать между двумя братьями, но Филип отталкивает его прочь с такой силой, что невысокий мужчина растягивается на земле. Филип сжимает правой рукой горло брата.
– Что я говорит? – Филип обрушивает Брайана на ствол дерева. Затылок Брайана отскакивает от коры, посылая лучи света и боли в мозг, но он даже не прилагает усилия, чтобы сопротивляться или убежать. Он хочет умереть. Он хочет умереть от рук брата.
– ЧТО Я ГОВОРИТ? – Филип отбрасывает Брайана от дерева. Земля подлетает к Брайану как таран, разбивая ему плечо и лицо, а затем череда ударов опускается на Брайана, пока он непреднамеренно катится по земле. Один удар берца с металлическим носком обрушивается не его челюсть с такой силой, что ломает её. Другой удар крушит три ребра, посылая раскаленную добела боль в его бок. Ещё один удар по пояснице выбивает позвонок и почти прокалывает его почку. Светящая, яркая боль раскалывает его копчик. И через некоторое время Брайан уже больше не чувствует боли. Он может только наблюдать за происходящим, возвышаясь над своим искорёженным телом, поддаваясь избиению, как молящийся отдается первосвященнику.
Глава 19
На следующий день, Филип проводит час в сарае за виллой, исследуя коллекцию оружия захваченного у непрошеных гостей, а также все наточенные инструменты и фермерский инвентарь, оставленный прежними жильцами. Он знает, что должен делать, но выбор способа расправы для него очень мучителен. Сперва он выбирает девятимиллиметровый автомат. Он и самый быстрый, и работу свою делает чисто. Но потом он склоняется в сторону использования пистолета. Правда, это кажется не достаточно справедливым. Слишком холодно и безлично. Филип отказывается использовать топор или мачете. Слишком грязный и ненадёжный способ. Что, если его цель невыполнима, и он завалит работу?
Наконец он остановился на девятимиллиметровом Глоке, запонил карабин свежими патронами и взвёл курок. Сделал глубокий вдох и двинулся в сторону двери сарая.
Он останавливается и подбадривает себя. Царапающие звуки скользят по наружной стороне стен сарая. Вся вилла гудит Кусаками, наводнившими окрестности после вчерашней перестрелки. Филип пинком открывает дверь.
Дверь врезается в женщину-зомби средних лет в запачканном сарафане, разнюхивающую вокруг сарая. Сила удара отправляет её скелетообразное тело кубарем назад, выворачивая ей руки, ужасный стон раздаётся из её разложившегося лица. Проходит мимо неё, Филип поднимает дуло Глока и простреливает ей череп, даже не замедляя шаг.
Рев Глока разносится эхом, женский труп бьётся в конвульсиях в алом облаке тумана, а затем валится на землю. Филип шагает вдоль задней части виллы, поднимая Глок и уничтожая ещё пару бродячих зомбаков. Один из них старик, одетый лишь в пожелтевшее нижнее бельё, возможно, сбежавший из дома престарелых. Ещё один, скорее всего, бывший садовод, с раздутым, почерневшим телом, он все ещё одет в комбинезон.
Филип укладывает их почти без шума, по выстрелу на каждого, и делает для себя заметку: очистить останки позже насадкой для трактора. Почти целый день прошёл с тех пор, как Пенни умерла у него на руках. Теперь поднимается новый рассвет, ясный и синий, на свежем осеннем небе, высоком и чистом, над гектарами персиковых деревьев. У Филипа ушло почти двадцать четыре часа, чтобы обуздать свои нервы и заставить себя делать то, что он должен сделать. Теперь он держит пистолет в потной ладони, проникая в сад.
У него ещё пять патронов в магазине.
* * *
В тени деревьев тело корчится и стонет под древними стволами. Связанный верёвкой и скотчем, заключенный изо всех сил тщетно пытается вырваться. Филип подходит к нему и поднимает ружьё. Он наставляет ствол существу между глаз, и какое-то мгновение Филип уговаривает себя покончить с этим быстро: Сорви рану, удали опухоль, покончи с этим.
Дуло колеблется, пальцы Филипа застывают на курке и он испускает мучительный вздох.
– Я не могу этого сделать, – произносит он себе под нос.
Он опускает пистолет и смотрит на свою дочь. В шести футах от него, привязанная к дереву, Пенни рычит как адски-голодная бешеная собака. Её лицо фарфоровой куколки сузилось и превратилось в белую гнилую тыкву, её нежные глаза зачерствели как крошечные серебряные монеты. Ее, когда-то невинные, губки-тюльпанчики теперь почернели и разорваны её собственными покрытыми слизью зубами. Она не узнаёт своего отца.
И это разрывает душу Филипа на части. Он всё вспоминает, как смотрел Пенни в глаза каждый раз, когда забирал её из детского сада или из дома её тети Нины в конце долгого, трудного рабочего дня. Искра узнавания, волнения, и, чёрт возьми, чистейшей любви сияла в этих больших, карих глазках оленёнка каждый раз, когда Филип возвращался к ней. И этого было достаточно, чтобы продолжать жить, не смотря ни на что. Теперь искра исчезла навсегда, похороненная под серой оболочкой нежити.
Филип знает, что ему нужно сделать.
Пенни рычит.
Глаза Филипа горят агонией.
– Я не могу этого сделать, – бормочет он вновь, отводя взгляд, на самом деле обращаясь ни к Пенни, ни даже к самому себе.
Вид её в таком состоянии отправляет электрический разряд ярости по его организму – искрящий, как наконечник сварочной горелки, распаляющий невидимое пламя глубоко внутри него. Он слышит голос: вспори миру брюхо, разорви его на части, вскрой его сердце...прямо сейчас. Его сознание вновь возвращается от кошмара обратно в сад, его мозг охвачен яростью.
* * *
Территория земельного участка виллы, согретая теперь мягким утренним осенним солнцем, имеет форму полумесяца, с главным домом в центре. Несколько хозяйственных построек располагаются по аккуратной кривой позади дома: каретный сарай, небольшой склад для сенокосилки и трактора, сарай для инструментов, жилой дом на сваях для гостей и большой обитый деревом сарай с огромный флюгером и куполом на крыше. В это последнее строение, с проеденным червями деревянным покрытием выгоревшего на солнце бледно-розового цвета, в настоящий момент и направляется Филип.
Ему необходимо слить этот ядовитый поток, текущий через него, ему нужен выход.
Главный вход амбара представляет собой двойные двери, которые запирают на гигантской деревянный засов по центру. Филип приближается и откидывает планку. Двери со скрипом открываются, обнаруживая облака пыли, летающие в тенях внутри. Филип заходит и закрывает за собой двойные двери. Воздух наполнен запахом конской мочи и заплесневелого сена.
Две фигуры извиваются и корчатся в углу, одержимые их личным видом адского мучения, связанные и с кляпом во рту: Сонни и Шер.
Парочка сотрясается друг против друга на полу амбара, их рты заклеены, их спины прижаты к двери пустого конского стойла, их тела – в муках ломки. Героин или крек, или ещё что-то, в действительности это не имеет значения для Филипа. Единственное, что сейчас имеет значение, в том, что эти двое понятия не имеют, насколько ужасная судьба уготована для них.
Филип подходит к сладкой парочке. Тощая девица судорожно дрожит, её накрашенные глаза запеклись сухими слезами. Мужчина порывисто хватает воздух ноздрями.
Стоя в узком луче солнечного света, наполненном пылью и частичками сена, Филип поедает их взглядом как сердитый бог.
– Ты, – говорит он Сонни. – Я собираюсь задать тебе вопрос… и я знаю как трудно кивнуть связанной головой, поэтому просто моргни один раз, имея ввиду "да" и дважды говоря "нет".
Мужчина смотрит на него заплывшими, блёклыми, запавшими глазами. Он моргает один раз.
Филип смотрит на него.
– Тебе нравится смотреть?
Два моргания.
Филип дотягивается до застежки на ремне и начинает расстегивать ее.
– Стыдись, потому что я хочу показать тебе одно адское шоу.
Два моргания.
Снова… два моргания.
Два моргания, два моргания, два моргания.
* * *
– Легче, Брайан, не так быстро, – говорит Ник Брайану следующим вечером, поднявшись на второй этаж в мастерскую. В свете керосиновой лампы, Ник помогает Брайану выпить воды через соломинку. Рот Брайана все ещё раздутый и от этого неловкий, и он заливает себя водой. Ник делает всё, что возможно, чтобы помочь Брайану восстановиться и, в первую очередь, помогает ему удержать еду внутри.
– Попробуй этот овощной суп, – уговаривает Ник.
Брайан ест несколько ложек.
– Спасибо, Ник.– Голос Брайана приглушенный, хриплый от боли. – Спасибо за всё. – Он произносит слова не совсем членораздельно из-за воспаленного нёба. Он говорит робко, запинаясь. Лёжа в кровати, он плотно обернут тряпками вокруг сломанных ребер, его лицо и шея забинтованы, на левом глазу – отёк с багрянистым синяком. С его бедром, возможно, что-то не так, но ни один из них не может утверждать этого.
– Ты поправишься, мужик, – говорит Ник. – Твой брат – другая история.
– Что ты имеешь в виду?
– Он слетел с катушек, мужик.
– Ему много пришлось вынести, Ник.
– Как ты можешь говорить так? – Ник откидывается и делает огорченный вздох.
– Посмотри, что он сделал с тобой? И не говори, что это потому, что он потерял Пенни – мы все потеряли людей, которых любили. Он был близок к тому, чтобы убить тебя.
Брайан смотрит на свои искалеченные ноги, торчащие из-под краешка одеяла.
С большим усилием он произносит:
– Я заслуживаю всего, что получил.
– Не говори так! Не твоя вина, что это произошло. Твой брат свихнулся на этом. Я действительно переживаю за него.
– Он будет в порядке. – Брайан смотрит на Ника. – Что случилось? Что-то ещё беспокоит тебя.
Ник глубоко вздыхает и задается вопросом, должен ли он довериться Брайану. У братьев Блейк всегда были сложные отношения, и за эти годы Ник Парсонс часто чувствовал, что был большим братом Филипу Блейку, нежели его родной брат. Но между Блейками всегда была кровная связь на генном уровне, которая существовала глубоко в жилах двух мужчин.
Наконец Ник произносит.
– Я знаю, что ты не сильно религиозен. И я знаю, ты думаешь, что я святоша.
– Это не так, Ник.
Ник отмахивается:
– Не имеет значения... моя вера сильна и я не сужу человека по его религии.
– К чему ты ведешь?
Ник смотрит на Брайана.
– Он оставил ее в живых, Брайан… хотя, возможно, "в живых" не совсем правильное слово.
– Пенни?
– Он с нею сейчас.
– Где?
Ник объясняет, что произошло за последние два дня, следующие после перестрелки. В то время, пока Брайан оправлялся после избиения, Филип был очень занят. Он держит двух бандитов, переживших перестрелку, запертыми в амбаре. Филип утверждает, что он допрашивает их о возможных человеческих поселениях. Ник волнуется о том, что он пытает их. Но это последнее, о чем он переживает. Судьба Пенни Блейк гложет его.
– Он держит её привязанной к дереву, как домашнее животное, – говорит Ник.
Брайан хмурит брови.
– Где?
– В саду. Он ходит туда ночью. Проводит с ней время.
– О Боже.
– Слушай, я знаю, что ты думаешь, что это всё ерунда, но меня воспитывали, рассказывая, что во Вселенной есть сила Добра и сила Зла.
– Ник, я не думаю что это...
– Подожди. Дай мне закончить. Я полагаю, что все это – эпидемия или неважно как ты назовешь это, работа дьявола или сатаны.
– Ник...
– Просто позволь мне высказать свое мнение. Я много думал об этом.
– Продолжай, я слушаю.
– Что больше всего ненавидит Сатана? Силу любви? Возможно. Когда кто-то вновь возрождается. Хорошо, допустим. Но я предпочитаю думать, что когда человек уходит, его душа летит в рай.
– Я не понимаю, к чему ты ведешь.
Ник пристально смотрит на Брайана.
– Это то, что происходит здесь, Брайан. Дьявол нашёл способ держать души людей в ловушке здесь на земле.
Проходит мгновение, пока Брайан переваривает услышанное. Ник не ждет, что Брайан поверит ему, но возможно, просто возможно, Ник заставит его задуматься.
Во время небольшого молчания, северный ветер завывает в ставнях. Погода портится. Вилла скрипит и стонет. Ник поднимает воротник пропитанного нафталином свитера (несколько дней назад, они нашли теплую одежду на чердаке виллы) и дрожит в холодном воздухе второго этажа.
– То, что делает твой брат – это неправильно, это против Бога, – завершает Ник и его заявление повисает во мраке.
* * *
В этот момент в темноте сада трещит и мерцает разведённый на земле небольшой костёр. Филип сидит на холодной земле у огня, его ружьё рядом с ним, на его коленях открыта потрёпанная книжица, которую он нашёл в детской комнате виллы.
– Впусти меня, впусти меня, Маленький Поросёнок, – читает Филип вслух грубым, усталым напевным голосом: – Или я как разозлюсь! Как дуну! И разнесу твой домик!
На расстоянии трёх футов, привязанная к стволу дерева, Пенни Блейк рычит и пускает слюни при каждом его слове, бессильно клацая крохотными челюстями.
– Ни за какие сладкие коврижки! – продолжает Филип, перелистывая тонкую страницу.
Он делает паузу и поднимает взгляд на существо, бывшее когда-то его дочерью. В мерцания костра, маленькое лицо Пенни искажено неумолимым голодом, при этом оно такое морщинистое и раздувшееся, что напоминает Хэллоуиновский фонарь из тыквы. Её живот обмотан проволокой, закреплённой на дереве. Она тянет свои скрюченные когтистые пальцы и щёлкает зубами в воздухе, стремясь вырваться и отобедать своим папочкой.
– Но, разумеется, – Филип продолжает дрожащим голосом, – волк сдул его домик. – Мучительная пауза, и Филип произносит убитым голос, наполненным горем и безумием: – И он съел поросёнка.
* * *
Всю оставшуюся неделю Филипу Блейку спалось совсем не легко. Он старался поспать хоть пару часов каждую ночь, но нервная энергия заставляла его ворочаться, пока ему не нужно было вставать и заниматься делами. Большинство ночей он проводил в сарае, выплёскивая свой гнев на Сонни и Шер. Они являлись непосредственной причиной, по которой Пенни превратилась в монстра, и Филип должен был убедиться, что они страдают, как ни один мужчина и ни одна женщина не страдали до этого. Деликатный процесс поддержания их по эту сторону смерти был совсем не лёгким. Периодически Филип должен давать им воды, чтобы убедиться, что они не умрут. Он также следил, чтобы они не убили себя и не сбежали от мучений. Как хороший тюремщик, Филип завязывал верёвки туго, и держал все острые предметы подальше от досягаемости своих жертв.
Этой ночью, как думает Филип – в пятницу, он выжидает пока Ник и Брайан уснут прежде, чем он выскользнет из своей комнаты, наденет джинсовый пиджак и ботинки и уйдет чёрным ходом, пройдя через залитый лунным светом двор в поврежденный непогодой амбар на северо-восточном углу поместья. Ему нравится давать знать о том, что он идет.
– Папочка дома, – произносит он дружелюбным тоном, его дыхание клубится в тумане, когда он вытягивает засов и открывает двойные двери.
Включает фонарь на батарейках.
Сонни и Шер свалены кучей в тени, где он и оставил их. Два оборванных существа, связанные как молочные поросята, бок о бок, сидят в разлившейся лужице их собственной крови, мочи и дерьма. Сонни едва в сознании, его голова запрокинута в сторону, его глаза наркомана полуприкрыты тяжёлыми красными веками. Шер в беспамятстве. Она лежит рядом с ним, её кожаные штаны спущены до лодыжек.
У каждого из них гноящиеся отметины от инструментов наказания Филипа – щипцов-плоскогубцев, колючей проволоки, штакетника с торчащими ржавыми гвоздями и различных тупых объектов, которые применяет Филип в горячке момента.
– Просыпайся, сестренка! – Филип тянется вниз и слегка бьет женщину по спине. Крепления, связывающие её запястья и веревка вокруг шеи не позволяют ей слишком сильно изгибаться. Он бьёт её. Глаза девушки затрепетали. Филип снова сильно бьёт её. На этот раз она очнулась, с приглушенным клейкой лентой криком.
В какой-то момент ночью ей удалось натянуть пропитанные кровью трусики, прикрыв половые органы.
– Дай мне ещё раз напомнить тебе, – произносит Филип, сдергивая её трусики до колен. Он стоит над ней, раздвинув ей ноги своими ботинками, словно освобождая себе дорогу. Она корчится и извивается под ним так, будто хочет снять свою собственную кожу. – Вы отобрали у меня мою дочь и поэтому мы все вместе пойдём к чертям.
Филип расстёгивает свой пояс и спускает штаны, и ему не нужно большого воображения, чтобы его член встал. Гнев и ненависть прожигают его солнечное сплетение так горячо, что он чувствует себя как таран. Он встаёт на колени, между дрожащих женских ног.
Первый толчок всегда как спусковой сигнал – в его мозгу вдруг звенит голос, насмехаясь над ним, подгоняя его обрывками старой библейской бессмыслицы, которую его отец раньше бормотал, выпивая: Мне отмщение, мне отмщение молвил Бог!
Но сегодня вечером, после третьего или четвертого толчка в мягкую женщину, Филип останавливается.
Что-то попадает в его фокус, цепляя внимание. Он слышит шаги снаружи, проскрипевшие через заднюю часть двора, и даже видит сквозь рейки запасного выхода, тень фигуры, прошедшей мимо амбара. Но заставляет Филипа встать, остановиться и поспешно натянуть штаны то, что фигура движется к саду.
Туда, где находится связанная Пенни.
* * *
Филип выходит из амбара и видит фигуру, стремительно исчезающую в тенях сада. Фигура плотного, стриженного мужчины лет тридцати в свитере и джинсах, несёт на плече лопату.
– Ник!
Предупреждающий крик Филипа остается незамеченным. Ник исчезает в деревьях.
Вытащив из-за пояса 9-миллиметровый, Филип приближается к саду. Он защелкивает патрон в гнездо барабана револьвера и бросается к деревьям. Темнота отступает перед лучом фонарика.
На расстоянии пятидесяти футов, Ник Парсонс освещает бледное лицо Пенни-зомби.
– НИК!
Ник внезапно поворачивается с поднятой в руке лопатой, и фонарик выпадает из его руки.
– Это зашло слишком далеко, Филли, зашло слишком далеко.
– Опусти лопату, – говорит Филип, приближаясь с поднятым ружьем. Луч фонаря освещает листья, бросая жуткий, тусклый свет поверх всего, словно в зернистом черно-белом фильме.
– Ты не можешь так поступать со своей дочерью, ты не понимаешь, что делаешь.
– Положи её.
– Ты не позволяешь её душе отправиться на небеса, Филли.
– Замолчи!
В стороне на расстоянии двадцати футов, связанная Пенни-зомби дёргается в тени. Косой луч фонаря освещает снизу её безобразные черты. Глаза отражают холодный серебристый свет.
– Филли, послушай меня. – Ник опускает лопату, его голос дрожит от волнения. – Ты должен позволить ей умереть…, она – божье дитя. Пожалуйста… я прошу тебя как христианин… пожалуйста, позволь ей уйти.
Филип направляет Глок прямо на лоб Ника.
– Если она умрёт... ты умрешь следующим.
На мгновение, Ник Парсонс выглядит удрученным и совершенно разбитым.
Затем он погружает лопату в землю, склоняет голову и идёт к вилле.
Во время всего этого, Пенни-монстр не отводит акульего взгляда от мужчины, которого она называла отцом.
* * *
Раны Брайана заживают. Через шесть дней после избиения, он чувствует себя достаточно сильным, чтобы встать с постели и, хромая, обойти вокруг дома. Его бедра скручивает боль с каждым шагом, а волны головокружение случаются всякий раз, когда он спускается и поднимается по лестнице, но в целом, у него всё идет хорошо. Его ушибы исчезают, опухоль проходит, и он чувствует, как к нему возвращается аппетит. У него также состоялся душевный разговор с Филипом.
– Я страшно скучаю по ней, – говорит Брайан своему брату поздно однажды ночью на кухне, где оба бодрствуют в тяжёлой бессоннице. – Я бы отдал ей свое сердцебиение, если бы это только вернуло её.
Филип опускает взгляд. Он заработал несколько едва различимых тиков, которые проявляются, когда он находится под чьим-то давлением – фырканье, сморщивание губ, откашливание.
– Я знаю, спортсмен. Это не твоя вина…то, что произошло там. Я не должен был так поступать с тобой.
Глаза Брайана увлажняются.
– Вероятно, я сделал бы тоже самое.
– Давай не будем возвращаться к этому?
– Конечно. – Брайан вытирает глаза. Он смотрит на Филипа. – Итак, что за соглашение у тебя с людьми в сарае?
Филип поднимает глаза.
– О чем ты?
– Из-за всего происходящего Ник на грани... и то, что мы слышали… я говорю про ночи. Ник думает, что ты…вырываешь им ногти.
Холодная улыбка кривит уголок губ Филипа.
– Ну конечно!
Брайан не смеётся.
– Филип, независимо от того, что ты там делаешь, это не вернёт Пенни.
Филип снова опускает глаза.
– Я знаю это.. думаешь, я не знаю этого?
– И я собираюсь остановить тебя. Независимо от того, что ты делаешь.. остановись. – Брайан смотрит на брата. – Это не приведет ни к чему.
Филип поднимает глаза с тлеющими остатками эмоций в глазах.
– Те отбросы в амбаре украли всё, что имело значение для меня… тот лысый негодяй и его команда… два этих наркомана… они убили красивую невинную маленькую девочку и они сделали это из чистой подлости и жадности. Ничего из того, что я могу сделать им, ни будет достаточно.
Брайан вздыхает. Дальнейшие возражения кажутся бесполезными, и поэтому он просто уставился на свой кофе.
– И ты неправ относительно того, что это ни ведёт ни к чему, – Филип через мгновение заканчивает свою мысль. – У всего этого есть одна цель – я чувствую себя лучше.
* * *
Следующей ночью, после того, как гаснут фонари, и огонь в трёх разных каминах прогорает до углей, а северо-восточный ветер начинает играть в мансардных окнах и неплотно сидящей черепице, Брайан лежит в постели в мастерской, убаюкивая себя в беспокойной полудрёме. Неожиданно он слышит щелчок дверного замка и видит силуэт Ника Парсонса, проскальзывающий в его комнату. Брайан садится.
– Что происходит.
– Тссссс, – шипит Ник, проходя через комнату и становясь на колени возле кровати. Ник одет в пальто, перчатки, а выпуклость на его бедре очень похожа на пистолет.
– Не разбуди его.
– Что ещё?
– Твой брат заснул… наконец-то.
– И что?
– Итак, мы должны – как уж ты назвал это? – вмешаться.
– О чем ты говоришь? Пенни? Ты говоришь о том, чтобы снова попытаться убить Пенни?
– Нет! Амбар, мужик! Амбар!
Брайан пододвигается к краю кровати и протирает глаза, вытягивает затекшие конечности, стряхивая простыню.
– Я не знаю, готов ли я для этого.
* * *
Они выскальзывают на задний двор, оба вооруженные пистолетами. У Ника покрытый сталью револьвер, отнятый у лысого. Брайан держит обрез, принадлежавший одному из вооружённых головорезов. Они крадутся по участку к сараю, и Брайан подсвечивает фонариком замок. Они достают кусок доски из поленницы, и используют его, чтобы взломать прогнившую дверь, издавая как можно меньше шума.
У Брайана сердце колотится в груди, когда они проскальзывают внутрь тёмного сарая.
Запах плесени и мочи шибает в нос, когда они пробираются через зловонные тени в дальней части сарая. На полу, в чёрных как нефть лужах крови, лежат две бесформенные кучи. Сперва их очертания даже не напоминают человеческие тела, но, когда луч фонарика Брайана падает на бледное лицо, Брайан испускает тяжкий вздох.
– Грёбаный трындец.
Мужчина и женщина всё ещё живы, но лишь едва. Их лица изуродованные и опухшие, их животы вспороты, как туши с торчащими кусками сырого мяса. Тонкие струйки пара поднимаются от гнойных сочащихся ран. Оба пленника в полусознательном состоянии неподвижно смотрят обожжёнными глазами в потолок. Женщина изуродована до нечеловеческого состояния: сломанная кукла с вывернутыми ногами. Грязные потёки покрывают её мертвецки бледное татуированное тело.
Брайна пробирает дрожь.
– Вот дерьмо...что же мы...? Что за чертовщина...
