Текст книги "Русский"

Автор книги: Энди Макнаб

Соавторы: Питер Гримсдейл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Итак, внимание, ребята. Кто хочет покататься на лыжах?

Настроение Коула резко изменилось, как будто он получил дозу наркотика. Голос его звучал совершенно иначе, чем час назад. В чем дело – он что-то знает? Или это из-за того, что им рассказал Кампо? Блэкберн приказал себе успокоиться: все, что он должен делать, – это говорить правду. Но Эндрюс и Дершовиц вели себя так, словно он что-то скрывает. Они обращались с ним как с преступником.

Если Коул ожидал смеха, то он его не дождался. Тем не менее он продолжал с довольным видом:

– После захвата ядерного устройства ССО разведка проанализировала испускаемые им сигналы и сравнила их с перехваченными импульсами, исходящими вот отсюда.

Он постучал по точке, отмеченной карандашом на карте. Точка находилась высоко на южном склоне хребта Эльбурс, к северу от города.

– Если верить нашим картам, в горах ничего нет, но Большая Птичка там кое-что разглядела.

Он положил на стол спутниковый снимок внушительного здания, примостившегося на склоне горы и окруженного лесом.

– Это что еще за чертовщина?

Коул развернул какие-то старые планы. Здание походило на швейцарское шале, его украшали выступающие фронтоны и ставни. Оригинально.

– Чем-то напоминает «Звуки музыки», ^[12]– сказал Маткович.

– Ага, холмы оживают под звуки музыки.

– Скажи лучше – под звуки громкого тиканья!

– Джентльмены, перед вами любимая вилла покойного шаха Мохаммеда Резы Пехлеви, бывшего правителя Ирана. Поскольку это был подарок от его почитателей из нашей страны, некий предусмотрительный архивариус в Лэнгли сообразил сохранить копию планов здания.

Блэк слушал невнимательно. Новый день, новая безумная операция. Он взглянул на Кампо: тот, казалось, тоже не понимает ни слова из того, что говорит Коул. О чем они его там расспрашивали? Что он ответил? Но что бы это ни было, происшедшее напугало Кампо; когда они встретились взглядами, он смотрел холодно, настороженно. «Черт бы вас побрал, – подумал Блэк, – неужели теперь у меня появился новый противник?»

– Вам все понятно, сержант Блэк?

Он мыслями вернулся к предстоящему заданию:

– Так точно, сэр.

Коул мгновение смотрел на него.

– Прекрасно, джентльмены, приступаем. Блэк, подойдите сюда.

Кампо вышел за другими солдатами. Блэкберн подошел к Коулу.

– Хотите знать, чем я так доволен? А тем, что полковник доволен. Он доволен – и я доволен. А он доволен потому, что Пентагон удовлетворен нашей работой. А если мы захватим две другие бомбы…

Он воздел руки, словно пытаясь поймать гигантский волейбольный мяч.

– Итак, подведем черту и приступаем к работе. Понятно?

Блэк пристально посмотрел на лейтенанта. Что это еще за игры? «Если все провалится, ты сделаешь из меня козла отпущения, а когда я привезу бомбы, заграбастаешь себе все почести».

Он быстро подошел к Кампо, который курил и разговаривал с Монтесом и Матковичем. Остановился, почему-то почувствовав себя неловко.

– Коул говорит, что мы теперь герои, потому что нашли ту бомбу; Пентагон хочет нас всех произвести в генералы.

Кампо ответил не сразу:

– Круто.

– Как поговорили с этими двумя придурками?

Кампо отшвырнул сигарету.

– Я не видел, кто и как там выстрелил, ясно? Ты прыгнул на машину. Просунул руку внутрь. Я не собираюсь им лгать.

Блэк ощутил внезапный приступ ярости. Он схватил Кампо за ворот:

– Слышишь, ты, я тебя не заставляю лгать. Ты видел то, что видел. Кто говорил про то, чтобы лгать?

– «Почему Блэкберн хочет, чтобы вы солгали ради него? Это из-за Харкера?» Вот что они у меня спросили. И что я на это должен ответить?

– Что значит – что должен ответить? Сказать – нет! Сказать НЕТ!Я не просил тебя врать! Да какого черта с тобой случилось, приятель?

Его охватило непреодолимое желание избить Кампо, швырнуть его на стену, молотить кулаками.

Монтес разнял их:

– Парни, спокойно. У нас задание.

Блэкберн так и замер в том же положении, словно по-прежнему держал Кампо за грудки. Затем уронил руки. Кампо отступил, глядя на него как на сумасшедшего. Так вот как это начинается. Вот как сходят с ума. Он не помнил, чтобы когда-нибудь за свою жизнь ощущал такое одиночество.

42

Горы Эльбурс, к северу от Тегерана

Дима вел машину, несмотря на то что спал меньше всех. Собственно говоря, он вообще не спал. Зирак сидел впереди, рядом с ним, а Грегорин – позади, готовый отстреливаться в случае нападения.

Амара хотела было сесть рядом с водителем, как подобало по статусу единственной женщине и хозяйке машины, но Дима настоял на том, чтобы она ехала между Владимиром и Кроллем, которые должны были защищать ее своими телами. Если Амара думала, что они собираются распускать руки, то глубоко ошибалась: гораздо больше их интересовала ее сумка с продуктами.

– Это тебе, а это тебе: не жадничайте, – сказала она, раздавая сыр.

– Ты дала ему больше, – обиделся Кролль.

– Это потому, что он крупнее. А теперь будь хорошим мальчиком, кушай.

Владимир чавкал с торжествующим видом.

– Ко мне дома тоже так относились, – буркнул Кролль.

Рассвет в горах был прекрасен. Висевшая в воздухе пыль придавала розоватый оттенок золотым лучам солнца, освещавшим склоны хребта. Обычно в этот час ближайшие дороги бывали забиты машинами, пытавшимися пробраться в город до наступления времени легендарных тегеранских пробок. Говорили, что дорога на работу занимает столько времени, что иранцы совершают сделки по телефону, не выходя из машины. Сегодня дороги были пустынны, шум машин и автобусов стих, и за городом царила странная, печальная тишина. Грязная немецкая овчарка заметила джип и побежала к нему, в надежде виляя хвостом. Владимир многозначительно посмотрел на Кролля.

– Ты гребаный варвар, – проворчал Кролль. – Амара, ты должна разделить его долю пищи между нами, цивилизованными людьми.

– Товарищи крестьяне, вы забыли, что среди нас дама? – спросил Дима и поймал ее отражение в зеркале заднего вида. Она улыбалась.

Когда он посвятил новую союзницу в свой план, она отреагировала совершенно неожиданным образом.

– Я должен тебя предупредить, что там может завязаться перестрелка.

– Что, с настоящими автоматами? Мой муж застрелил одного из гостей на нашей собственной свадьбе. Думаешь, я сейчас расплачусь и убегу? И почему вы все считаете, что женщины такие никчемные? А я думала, что русские женщины сильные.

– Не знаю. Я пообещал лично доставить тебя к отцу, поэтому, наверное, мне просто не хочется его разочаровывать.

Она пожала плечами:

– Давай не будем сейчас думать о плохом.

Они миновали аэропорт Сепехр. Даже в лучшие времена он выглядел весьма убого, а теперь полностью лежал в развалинах. Американцы здесь постарались. На взлетно-посадочной полосе стоял «Эйрбас», развалившийся пополам, словно гнилое бревно. Маленькие самолеты сгорели дотла. Диспетчерская вышка была разбомблена прямым попаданием. Они свернули на дорогу Телло, проехали мимо спорткомплекса имени имама Хомейни, где Дима когда-то организовывал соревнования по боксу для своих курсантов из Революционной Гвардии. Сколько из них сейчас состоит в ССО?

Он снова взглянул на Амару: ее муж мертв, вся прежняя тегеранская жизнь рухнула. Какое будущее ее ждет? Какое будущее теперь ждет остальных жителей Тегерана? И эти бомбы… Само их присутствие в стране может привести к войне, даже если они не будут взорваны. Что Башир собирался с ними делать? Выяснится ли это когда-нибудь?

После Назирабада дорога, которая становилась все хуже и хуже, превратилась в проселок. Они ехали по длинной, покрытой лесом долине, по обеим сторонам поднимались горы – голые, безжизненные, угрожающие, но не лишенные своеобразной дикой красоты. Зимой они выглядели совершенно иначе, это была снежная страна чудес, с большим количеством лыжников. Дима сам много раз катался здесь на лыжах. Имея повсюду свободный доступ и ненапряженную работу, он был привлекательным объектом для представительниц противоположного пола. Многие влиятельные женщины с большими связями жаждали его общества. Они, в свою очередь, обеспечивали его ценной информацией о правящем клане и тонкостях местной политики. Все его связи, кроме одной, были заведены по расчету. У него это превратилось в условный рефлекс. «Что я получу, если проведу время с той или иной женщиной? Какова будет выгода?» Неудивительно, что он так и остался один.

Эти мысли отвлекали Диму от насущных проблем, пока машина, переваливаясь из колдобины в колдобину, взбиралась вверх по склону. Амара постучала его по плечу, вернув к реальности. Она указала на крутой пандус, находившийся слева и заканчивавшийся воротами. Дима остановился метрах в десяти от въезда. Они осмотрели пулеметы, расположенные по обе стороны от ворот. По два человека у каждого, один с биноклем, второй у орудия. Это были НСВ, универсальные пулеметы для поражения живой силы, самолетов, вертолетов – словом, всего. Производство их прекратилось после распада СССР и продолжилось по лицензии в Иране. Только это были, скорее всего, оригинальные советские образцы, привезенные с собой Кафаровым.

– Они наверняка узнали машину, – сказала Амара. – Но я не должна выглядеть как заложница.

– Тогда ты будешь говорить.

Амара смотрелась вполне убедительно. Она надела шелковый костюм, оторвала рукав блузки и все пуговицы, как будто ей пришлось отбиваться от бандитов. После она связала полы блузки, чтобы та не распахивалась. Кроссовки выглядели нелепо, но что еще надевать, когда бежишь от землетрясения и, возможно, навстречу ядерной войне?

Спецназовцы любезно помогли ей выйти, и Дима толкнул Владимира, чтобы тот встал прямо.

– Жди у машины. Пусть они подойдут к тебе. Чем дальше мы сможем забраться до начала свалки, тем лучше.

Амара сделала в точности так, как было приказано: тряслась от страха, как женщина, на дом которой только что напали мародеры, которую ограбили и чуть не изнасиловали. По щекам у нее катились слезы, словно по заказу. «Вот это актриса», – подумал Дима; у нее было бы блестящее будущее в ГРУ.

Один из охранников подошел, держа наготове автомат.

Амара буквально бросилась ему на шею:

– Скажите Кристен, что приехала Амара.

Тот кивнул на джип.

– Это мои личные телохранители. – Она прижала руки к груди. – Я отказывалась, но Газул настоял. Они спасли мне жизнь.

– А где сейчас ваш муж, госпожа?

Она прикоснулась к его плечу и покачала головой, при этом волосы рассыпались и упали ей на лицо; да, она была хорошей актрисой.

Охранник вернулся на пост, взял телефонную трубку. Несколько секунд спустя створки ворот с жужжанием поползли в стороны. Дима нажал на газ, и они въехали внутрь. Первая часть операции прошла успешно.

43

Воздушное пространство Северного Ирана

Блэк и Монтес смотрели в окно правого борта на два Ф-16, с гулом пролетавшие мимо.

– Надеюсь, они нам что-нибудь оставят! – заорал Чаффин, стараясь перекрыть шум винтов.

Блэк смотрел вслед истребителям, пока они не превратились в две серебристые точки с белыми хвостами.

– Они обезвредят зенитки и все, что смогут зафиксировать. Плюс еще вертолеты, если они там окажутся.

– Мы так и не знаем, что или кто там есть? – спросил Кампо, словно нарочно наступая на больную мозоль Блэка.

Блэк ничего не знал. Его люди всегда ждали от него ответов на свои вопросы. Если у него был ответ, он отвечал. Если не было, он делился с ними предположениями. Но он никогда не молчал. Они считали его умным парнем, таким, который вернется домой, поступит в университет, найдет хорошую работу, может быть, станет учителем, как его мама. Но сейчас Блэкберн не знал, что сказать своим ребятам. Он потерял способность здраво рассуждать. Мир, казалось, переменился за одну ночь. Кампо, его бывший друг, неподвижным взглядом уставился в небо. Блэк только что чуть не убил его. Нужно собраться с мыслями. Кто или что ждет их там? Может быть, только Бог. Может быть, ничто. Он подумал о своем отце, представил, как тот сидит в клетке вьетконговцев, по горло в воде, превратившись из бравого солдата в напуганного юношу: а чего онждал тогда?

Блэк снова вспомнил кадры с той камеры в банке. Башира легко было узнать. Но чем больше Блэкберн размышлял о втором человеке, тем громче звучал в его мозгу какой-то внутренний голос. Террорист отрубает морпеху голову на иракской границе; тридцать шесть часов спустя он уже в центре Тегерана – везет куда-то ядерные бомбы в компании Аль-Башира. Эндрюс и Дершовиц ему явно не поверили. И теперь Блэкберн сам поддался сомнениям. Он чувствовал, что его продолжает мучить неуверенность в себе: плохое состояние перед началом операции.

Горы вздымались перед ними, словно огромная голая каменная стена, и единственными зелеными пятнами были рощицы внизу, в долинах. Блэкберн попытался представить эти твердые раскаленные камни покрытыми снегом, на миг закрыл глаза и вспомнил тот день, когда они катались на лыжах с горы Блэктейл в Монтане, срезая углы и нарушая правила. Самым трудным было понять, когда именно нужно их нарушить.

– До точки высадки пять километров. Приготовить снаряжение!

44

Горы Эльбурс, к северу от Тегерана

От ворот до дверей шале было двести метров. Дима ехал медленно, стараясь тянуть время, чтобы успеть как следует рассмотреть здания и поместье.

Кролль хрипло произнес:

– Эй, слушай, оба сигнала исчезли.

– Что, навигатор опять сдох?

– Нет. С третьей бомбы сигнал идет.

– Есть соображения?

– Возможно, они под землей. В подвале, бункере.

Подъезжая к дому, они заметили джип «мерседес» – черный, с тонированными стеклами. Машина Кафарова? Рядом стояли еще два автомобиля – новенький «рейндж-ровер-эвок» и потрепанный «пежо» двадцатилетней давности.

Амара показала пальцем:

– «Рейнджровер» – это машина Кристен.

– Значит, она свободно может уезжать и приезжать?

– Только с охраной.

– Кстати, для крупнейшего в мире торговца оружием он не слишком озабочен безопасностью собственной персоны, – заметил Кролль. – Одно из двух: либо он достаточно умен, чтобы понимать, что это только привлекает лишнее внимание, либо достаточно безумен, чтобы считать себя неуязвимым. А может, и то и другое.

– Факты могут быть гораздо полезнее рассуждений, – сказал Дима.

– Я просто пытаюсь помочь.

– Отлично, – произнес Дима. – И первое, золотое правило: оставаться на связи.

У каждого из них был микрофон и наушник. По плану в дом должна была пойти Амара в сопровождении Зирака и Грегорина. Им предстояло осмотреть здание, сообщить Диме о силах противника и найти Кафарова. Такие операции Дима любил больше всего: когда сочиняешь план буквально на ходу, используя любые средства – в данном случае Амару и небольшую команду абсолютно надежных людей, умеющих быстро соображать. Они остались с ним, хотя любой разумный человек уносил бы ноги из страны. Он смотрел, как троица подходит к дому. Молодая блондинка с фотографий радостно махала Амаре с балкона.

«Все идет слишком хорошо», – подумал Дима.

Первая ракета попала прямо в балкон Кристен, как будто пилот нарочно целился в нее. Девушка даже не успела пошевелиться. Только что она стояла и махала рукой, а в следующее мгновение ее не стало. Балкон превратился в облако цементной пыли, накрывшей стоявших внизу Грегорина, Зирака и Амару. Он услышал пронзительный крик Амары, затем вторая ракета разнесла вдребезги участок склона в пятидесяти метрах от здания. Дима почувствовал, как его швырнуло назад, затем машина перевернулась, полетела в сторону и наткнулась на деревянный забор; Дима как раз успел увидеть, как третий удар снес вышки с пулеметами.

Дима поднялся на ноги первым, начал искать взглядом Кролля и Владимира. Те помогали друг другу выбраться из машины. Он указал на рухнувшие вышки:

– Идите к пулеметам. Проверьте, вдруг они еще работают. Не знаю, кто к нам прилетел, но их надо сбить – быстро!

Дима побежал к дому, не думая ни о Грегорине с Зираком, ни о женщинах – только о ядерных бомбах. О том, зачем пришел сюда. Он дошел почти до конца, заплатил слишком высокую цену, чтобы сейчас отступать. Теперь никто не мог отнять их у него.

Дима бросился бежать еще быстрее, нашел наполовину разрушенные ступеньки. По куче камней он вскарабкался на обломок балкона, который обвалился в то же мгновение, и Дима едва не полетел вниз вместе с ним. Из-под руин доносились чьи-то крики. В здании начался пожар, из окон вырывался едкий дым. Черт, противогаза нет. Все снаряжение осталось в машине. У Димы при себе были только пулемет и нож. Он пролез в окно, схватился за занавеску, оторвал кусок ткани и замотал лицо.

Перед ним была просторная гостиная, увешанная картинами. Дима заметил Матисса. И Гогена: на него смотрели две пышнотелые туземные девушки в одних набедренных повязках. Неужели подлинники? Наверное, именно так выглядит мусульманский рай: скорее всего, они не девственницы, но ему незачем придираться. Он заметил на стеклянном журнальном столике огромную мраморную шахматную доску: игра была прервана, белым не хватало двух ходов до шаха и мата. Но игроков видно не было. В дверях стоял гигант с глазками-щелочками и целился в Диму из «узи». Инь или Ян? Дима так и не узнал этого: его нож воткнулся в сонную артерию охранника, кровь забрызгала «Таитянок». Он надеялся, что это подделка.

Дима прыгнул на противника, рванул нож из раны, схватил «узи» и вытащил из уха корейца рацию. Где-то внутри здания ухнул взрыв: водяной котел или бензобак? Пол задрожал, стена обрушилась, и огромное зеркало, словно гильотина, прикончило умиравшего телохранителя. Дима заметил рассыпавшиеся шахматы: игра окончена. На этом этаже четыре комнаты. Две разнесены на кусочки. Кафаров тоже может быть под обломками. Еще две; библиотека. Диме даже не хотелось думать о бесценных изданиях, которые могли там храниться. Письменный стол, ноутбук – маленький, белый. Наверное, принадлежал Кристен. Надо будет потом проверить. Он нашел лестницу – она была цела. Понесся наверх, перепрыгивая через три ступеньки. Снаружи доносился треск пулеметов. Одна короткая очередь. Экономят патроны: это Владимир. Поразительно, как можно узнать человека по его манере стрелять.

Спальни: кровать нетронута, свежие цветы в вазе. Розы. На ковре валяется купальник – мокрый. Ай-яй-яй. И полотенце. «Нынешняя молодежь совершенно не приучена убирать за собой». Он словно слышал голос матери. «Тебе бы понравилась эта комната, мама. Шелковые диваны, трельяж, кровать с балдахином – все, чего у тебя никогда не было». В каждом из трех зеркал отражался человек с закрытым лицом. Это он сам.

Снаружи, откуда-то сверху, донесся рокот. Вертолет? На крыше была площадка. Нет, шум какой-то странный. Самолет? И то и другое: это «Оспри». «Отгоняй морпехов, Владимир: я еще здесь не закончил».

Еще семь спален, все пусты. Но они же видели «мерседес», Кафаров где-то здесь. Никаких признаков рабочего кабинета, даже ноутбука нигде нет. Где же это все? Кафаров никогда не отдыхал, постоянно совершал сделки, его услуги требовались людям круглые сутки. Вода, пища и оружие – три основные вещи, необходимые человеку, только в случае Кафарова в обратном порядке.

Шум двигателей приближался, затем ослабел. «Оспри» производил свой трюк – из самолета превращался в вертолет в течение четырнадцати секунд: четырнадцать секунд на то, чтобы прицелиться. Бам! И, словно подслушав мысли Димы, застрочил пулемет, затем раздался взрыв, гул винтов сменился пронзительным воем: это второй, уцелевший двигатель пытался удержать «Оспри» в воздухе.

Внезапно Диму швырнуло на землю. Как смог такой гигант подкрасться к нему настолько быстро, настолько незаметно? Лицо ему царапала кирпичная крошка. Он чувствовал горячее дыхание противника, запах чеснока и пота. Это оставшийся в живых кореец сидел у него на спине. Перед глазами у Димы возникла рука, пальцы надавили на глаза. Он попытался приоткрыть один глаз, разглядел окно. «Оспри» падал – второй двигатель не выдержал неравной битвы. В свободной руке врага мелькнуло лезвие, приближавшееся к горлу Димы.

45

Дима не слышал приказа. Его заглушил грохот падения «Оспри», ломающего деревья. Конвертоплан врезался в землю, увлекая за собой остатки полуразрушенного дома. Лезвие повисло в воздухе, пока его владелец пытался справиться с жаждой мести и заставить себя повиноваться хозяину. В конце концов хозяин победил. Нож исчез – на время.

– Покажи мне его лицо.

Инь (или Ян) дернул Диму за волосы и повернул голову вбок. Кафаров нагнулся, и Дима впервые взглянул на него вблизи: темноволосый, бледный таджик, с тонкой шеей и выдающимся вперед подбородком. Будь они вдвоем, Дима, скорее всего, без труда справился бы с ним, но сейчас все было иначе.

– На американца не похож. Веди его к бассейну.

– Спасибо, но я не захватил плавки, – сказал Дима.

Кореец схватил его за шиворот и потащил за собой, словно упрямую собаку. В стене неожиданно открылась замаскированная дверь. Вот в чем дело: за дверью находился другой мир, лабиринт, врезанный в склон горы и скрывавшийся за фасадом шале. Дима попытался идти, но кореец не давал ему подняться на ноги, так что ему пришлось ехать по полу на животе.

Открылась очередная дверь, за которой оказался спортзал, а дальше – еще одна комната, полная мониторов. Они остановились в зале. Дима хотел было повернуть голову, чтобы рассмотреть вторую комнату, но его снова потащили вперед. Мельком он заметил аквариум: интересно, такие люди, как Кафаров, держат пираний или это бывает только в кино? Затем до него донесся запах хлорки. Они начали не с вопросов. Огромный кореец просто сунул голову пленника в воду и подержал там. Двадцать секунд. Дегустация. Рывком вытащил. Лицо Кафарова было близко – спокойное, невыразительное, две крошечные точки зрачков.

– Кто тебя послал? – заговорил он на фарси, затем повторил вопрос по-английски.

Дима ответил по-русски:

– Твоя подружка под обломками балкона. Если поторопишься, может, еще успеешь ее спасти.

Его снова сунули в воду: холодный, удушающий ужас, невозможность шевелиться, невозможность дышать. Сколько времени на этот раз? Он насчитал двадцать секунд, а затем снова двадцать. Лицо Кафарова придвинулось еще ближе.

– Ты скажешь мне, кто ты такой и зачем ты сюда пришел, или Инь тебя утопит.

– А, значит, я прирезал Яна. Вы, ребята, все на одно лицо.

– Давай.

Он снова оказался в воде. Так, начинай считать. Вода была чуть теплой, несколько затхлой. Дима знал, что делать. Его учили этому, и в своей группе он мог продержаться дольше всех. Здесь главное было – расслабиться. Чем больше расслабишься, тем меньше тратишь энергии. Продолжай считать. Ты можешь провести без воздуха еще несколько секунд. Все его тренировки и обучение, все страдания, боль, когда их выгоняли без одежды на обледеневший снег и заставляли драться, побои, унижения, когда их учили справляться с болью, справляться с яростью, направлять ее в нужное русло, – все это подготовило его именно к этому моменту.

Самым главным было не бояться, продолжать считать, но одновременно смириться с неизбежным. «Допустим, я умру: ну и что? У меня в жизни были хорошие дни». Рекордное время под водой составляло одиннадцать минут тридцать пять секунд. Его самым лучшим временем было лишь около восьми минут. Но и то после хорошего сна. «Надо было трахнуть ту девчонку, – подумал Дима, – у нее такие рыжие волосы, и от нее пахло яблоками. Хорошее было бы последнее воспоминание».

Три минуты. Он только что осмотрел бассейн: бежать некуда. Что же еще можно сделать? Он сосредоточился на своих ощущениях: одна рука прижимает его к бортику бассейна, коленями враг упирается ему в плечи, но кисти его свободны. Дима пошевелил пальцами, нащупал край бассейна. Четыре минуты. Да, стареешь ты, дружище. Ему нужен был воздух – немедленно.

Он расслабил мышцы, перестал сопротивляться и, вместо того чтобы пытаться задрать голову, сунул ее еще дальше в воду, увлекая за собой руку корейца. Одновременно он крепко ухватился за край бассейна. Рывок – и он оказался еще глубже в воде; Инь неожиданно для себя потерял равновесие, перелетел через Диму и шлепнулся в бассейн. Дима протянул руку, вырвал из толстых пальцев нож, воткнул его в грудь плескавшемуся Иню и нажал; повернул, надавил снова. Он почувствовал, как нож проходит сквозь толщу мышц, и нажал еще сильнее.

46

От удара «Оспри» содрогнулся, и все солдаты вскрикнули от боли. Пулемет сбил кончик правого ротора, и двигатель заглох, не успев загореться. Задний люк уже открывался, чтобы выпустить десантников, но солдаты возле люка были убиты, и не беспорядочными очередями, а несколькими короткими точными выстрелами. Но ведь с Ф-16 сообщили, что пулеметы нейтрализованы. Ошибка. На войне бывает столько ошибок – теперь Блэкберн понимал это. Удивительно, что кто-то вообще остается в живых после войны, а уж тем более побеждает.

Звук левого двигателя изменился, стал выше – он всасывал воздух, пытаясь удержать машину в небе, но винты «Оспри» как раз изменяли положение, и конвертоплан потерял устойчивость. Блэкберн почувствовал, как он рванулся вверх, затем повис на несколько мучительных секунд, прежде чем начать свое стремительное падение. Пилот сделал все что мог, но земля неслась им навстречу. Люди замерли на своих местах, вцепившись в рукоятки, в сиденья, но все было напрасно. Блэкберн бросился к открытой аппарели, споткнулся обо что-то и скользнул вниз – головой вперед. Он врезался в какие-то деревья, в какие именно – он понять не успел, но эти деревья спасли ему жизнь, смягчив падение. Несмотря на это, удар о землю оказался довольно болезненным, и Блэк на несколько секунд потерял сознание. Придя в себя, он заметил внизу, на склоне, «Оспри» – тот катился вниз, и вращавшиеся роторы отрывались, как куски пластмассовой игрушки.

Блэк взглянул на особняк, план которого запомнил до последней комнаты. Но не узнал его – весь фасад и балконы были снесены ракетой. «Если там остался кто-то живой, это будет чудом», – подумал Блэк. Но он знал, что в горе вырублены еще комнаты. Он должен идти туда. Он не думал о людях в «Оспри». Если он вернется к конвертоплану и попытается спасти раненых, Коул снова может обвинить его в уклонении от выполнения задания. «Пошел ты к чертовой матери, Коул! Если ты сдохнешь, потому что тебе никто не помог, – это твоя вина. Я даже надеюсь, что ты сдохнешь».

Откуда это в нем взялось? В школе Блэк всегда был миротворцем, разнимал дерущихся. Он старался поставить себя на место противника. Но сегодня это лишнее. Отныне он будет путешествовать налегке. Он подобрал свой автомат, проверил его и направился к дому, спотыкаясь о камни.

47

Тонущее тело корейца медленно перевернулось. Кровь толчками вытекала из него, образуя завитки в воде, постепенно превращавшейся из голубой в розовую. Дима вылез из бассейна. Наконец-то он вдохнул полной грудью застойный воздух подземелья, воняющий хлоркой, – самый лучший воздух, которым ему когда-либо приходилось дышать. Кафаров стоял на краю бассейна, держа в руках «узи» Иня. Конечно, он продавал и покупал оружие – очень много оружия, – но по его позе можно было заключить, что он не привык пользоваться им сам. В усиленной охране тоже кроется опасность: ты можешь разучиться делать простейшие вещи.

Однако, даже при всем этом, пока Дима барахтался в бассейне, он представлял собой легкую мишень. Кафаров, возможно, давно не брал в руки «узи», но сейчас без проблем мог прикончить своего пленника. Диме ничего не оставалось делать – только постараться выиграть время.

– Симпатично у тебя здесь. Должно быть, полезно иметь этакий сейф, чтобы было куда ретироваться в случае нападения.

Кафаров не ответил. Дима решил, что он не совсем понял слово «ретироваться».

Отдышавшись, он смог наконец разглядеть противника как следует. Обрюзгший мужчина с покатыми плечами. Вытянутое лисье лицо, двухдневная щетина, мохнатые брови сошлись над переносицей. У Кафарова был хмурый вид человека, не способного идти на компромиссы.

– Кристен, наверное, серьезно ранена. Возможно, она не выживет; мне очень жаль.

Кафаров опять не отреагировал, словно впервые слышал это имя. Но чего можно ждать от человека, отказавшегося заплатить миллион долларов за жизнь жены, от человека, который снабжал оружием преступников и невежественных повстанцев по всему миру, вплоть до детей, воюющих в Дарфуре? ^[13]Ему повезло: американцы кучу времени и денег потратили на охоту за Усамой, позволив настоящему монстру без помех заниматься торговлей смертью!

– Кстати, насчет Матисса и Гогена: надеюсь, ты не слишком дорого за них заплатил.

Это привлекло внимание Кафарова: ну конечно, для него самое важное – это деньги, а не люди.

– Почему?

– Это подделки.

– Чушь собачья. Кому какое дело до твоей болтовни?

– Я жил в Париже и много времени проводил в музее д’Орсэ: у них коллекция лучше, чем в Лувре, а туристов меньше.

Может, попытаться воспользоваться его любовью к искусству? Сомнительный вариант. Картины висели в доме потому, что хозяин считал их хорошим вложением денег. Кафаров улыбнулся – точнее, зловеще скривил губы.

– Ах, Париж. Красивый город. Жалко его.

«Что это значит?»

– Послушай, – начал Дима, стараясь не делать резких движений. – Я тебе не враг. Меня послали, чтобы спасти тебя и не дать бомбам попасть в руки террористов. Когда мы пришли в тот лагерь, тебя там не было. Меня зовут Дмитрий Маяковский, я на твоей стороне.

– Маяковский? Что-то ты на русского не похож.

В этом определенно, кроме плюсов, были и свои минусы.

– Моя мать была армянкой. Нет, правда. Я русский. Кремль нанял меня охранять тебя. Неужели в это так трудно поверить?

– И у тебя есть документы, которые это доказывают?

Документы – у участника тайной операции? Да он шутит. Хотя он не похож на любителя посмеяться.

– Человек с моим положением является объектом зависти. Я должен следить за своими врагами. В нашем бизнесе постоянно приходится заботиться о своей безопасности.

«Ну ты же сам решил заняться торговлей оружием, – подумал Дима. – Если хочешь спокойно спать по ночам, продавай яйца или апельсины».

– Кстати, по пути сюда я заметил американских морпехов. И не думаю, что они явились к тебе в качестве покупателей.

Кафаров скривился:

– Да, американцы, видимо, считают себя монополистами на мировом рынке оружия. Но это узколобые люди. Они, – он поудобнее перехватил «узи», – отстали от жизни.

– Знаешь, у этих парней немало практики в подобных вещах. Они скоро выяснят, как сюда попасть, – это только вопрос времени.

Для человека, к которому вот-вот должны были вломиться американские морпехи, Кафаров выглядел слишком спокойным. Дима бросил взгляд на мертвого корейца, плававшего в розовой воде.

– И кто теперь будет тебя охранять?

– Ты что, хочешь ко мне наняться?

Должно быть, это была шутка, но выражение лица Кафарова оставалось вполне серьезным. «Неужели эта крыса слишком далеко забилась в нору и уже не в силах выбраться самостоятельно?»