Текст книги "Филип Дик: Я жив, это вы умерли"

Автор книги: Эммануэль Каррер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Подобные фразы, произнесенные достаточно властно, тоном одновременно серьезным и доверительным, обычно позволяют положить конец разговору. Но не следует тешить себя иллюзиями: успокоенный сейчас, сумасшедший вскоре начинает чувствовать себя обманутым и в девяти случаях из десяти приходит в полицию вновь.

Но Дик не удовлетворился устным рассказом, он еще написал в полицию письмо, в котором обобщил все то, о чем рассказывал по телефону – немного сумбурно, за что он извинялся, – сопроводив свое повествование доказательствами: статьей Лема, перепиской с Лемом, письмом эстонского поклонника и ксерокопиями статей из «Дейли уорлд». Это письмо, первое из четырнадцати, что он послал в ФБР в течение последующих четырех месяцев, единственное удостоилось ответа.

Уважаемый сэр!

Спасибо за Ваше письмо и за приложенные к нему документы, которые мы внимательно изучим.

Если в Вашем распоряжении окажется иная, могущая нас заинтересовать информация, обязательно свяжитесь с нами.

С наилучшими пожеланиями, Уильям А. Салливан,

Федеральное бюро расследований,

Лос-Анджелес

А вот предпоследнюю фразу писать не следовало. Сказать, что в распоряжении Дика оказалась иная информация, значит, не сказать ничего. Она поступала к нему постоянно из различных каналов, он буквально захлебывался в ней. Вероятно, это была не та информация, которая могла бы заинтересовать Уильяма А. Салливана: в том, что сотрудники служб безразличны к теологическим проблемам, Дик убедился в свое время, пообщавшись с Джорджем Смитом и Джорджем Скраггзом. Но мог ли Дик, послав Салливану ксерокопии зловещих статей из «Дейли уорлд», скрыть от него то, что он вдруг понял следующей ночью?

Предугадывая опасность, которую эти статьи таили в себе, без сомнения, только для него одного, потому что у каждого из нас есть своя собственная магическая формула, свой персональный перечень слов, способный убить или воскресить человека, Дик из предосторожности не стал читать письмо сам, а заставил Тессу описать ему его. В тот же вечер он послал ксерокопии в ФБР, так что смертоносное послание провело в его доме всего несколько часов. Но, опуская его в конверт, Дик не смог удержаться от того, чтобы мельком не взглянуть на статьи. Ему в глаза бросились несколько слов. Всё, цель достигнута.

Тщетно Дик пытался отогнать эти слова, забыть их. Не нужно было на них смотреть. Теперь они плясали перед глазами:

АНТОНЕТТИ ОЛИВЕТТИ ДОДД МИД РЕЙНХАРДТ ХОЛТ.

Все это имена собственные, без сомнения, так зовут авторов или издателей. Имена и фамилии, которые ни о чем Дику не говорили и которые, однако, он должен был увидеть.

Всю ночь буквы прыгали перед глазами, разбегались, соединялись, подобно дамам, меняющим во время танцев кавалеров. К рассвету осталась всего одна пара:

ОЛИВ ХОЛТ.

Олив Холт?

Ну конечно!

Няня, которая присматривала за ним в Беркли и без конца рассказывала своему воспитаннику о Советском Союзе, где люди жили так счастливо.

Сколько лет Дик не вспоминал об этом? Сколько времени он считал, что забыл это имя?

Сорок лет назад оно отпечаталось в его мозгу, для того чтобы обеспечить доступ туда в нужный момент, подобно тому, как заранее внедренный предатель открывает ворота вражеского города. Олив Холт играла ту же роль для коммунистов, что и украшение в форме рыбы для христиан, – и, без сомнения, эта рыба, которая появилась в судьбе Дика пятнадцать лет назад, когда он писал «Человека в высоком замке», была инкрустирована в мозг гораздо раньше, также в период его детства. Хвала Господу, рыба возникла прежде Олив Холт. Воспоминания о прошлом оказались в пользу христиан, а не Империи.

О рыбе и о тайных христианах Уильяму А. Салливану лучше было не рассказывать, а вот об Олив Холт – можно. А неделю спустя Дик поведал ФБР о визите, который ему собиралась нанести группа канадских и французских марксистов. Что делать? Принять гостей, чтобы не вызвать у них подозрений? Закрыть перед ними дверь, не подходить к телефону? Отправиться в путешествие? Его безумные письма остались без ответа, и Салливана вечно не было на месте, когда Дик звонил ему, поэтому писатель пришел к выводу, что он должен выкручиваться самостоятельно. Вероятно, еще один тест, ему развязали руки. Сначала Дик хотел сбежать, но, как он и ожидал, машина не завелась. Саботаж! Поэтому Дик все-таки встретился после обеда с марксистами, а на следующий день написал Салливану, что они напрасно потратили время, стоя с микрофонами в руках, он не поручился ни за одну тенденциозную интерпретацию своих сочинений, не попался ни в одну из их ловушек. Прекрасно сыграно, не так пи?

К сожалению, все, что я здесь рассказываю, является чистой правдой. И эта практически односторонняя переписка действительно существует. Она фигурирует в первом томе, относящемся к этому решающему 1974 году, писем Дика, которые некий американский издатель начал недавно публиковать. Пол Уильямс, воссоздавший текст из сохранившихся обрывков, признался, что в какой-то момент даже хотел их уничтожить, чтобы сохранить добрую память о своем друге и пощадить чувства многих еще живущих людей.

Что касается очевидцев и участников событий, их версии происходящего изложены в начале сборника, и, будучи убежден, что не существует истины как таковой, а только лишь различные точки зрения, я вынужден признать, что мнения Станислава Лема или же Питера Фиттинга, руководителя «марксистской группы», все-таки значительно больше похожи на реальность, тогда как Дик сильно смахивает на безумца. Я уже рассказывал, на чем были основаны его жалобы в адрес Лема. А страшная «марксистская группа» состояла из французского преподавателя, автора книги, посвященной научной фантастике, предисловие к которой написал Жан-Франсуа Лиотар, рок-музыканта и его жены; причем все трое являлись образцовыми представителями того общества, членами которого в семидесятые годы пополнялись ряды зарубежных поклонников Дика: классические хиппи, сторонники левых взглядов, безобидные бородачи, – и на них-то он отныне считал нужным писать доносы.

Неотъемлемой чертой обращения является изменение человека, который ему подвергся. Она выворачивается наизнанку, как перчатка. Меняются его мысли, его действия, и часто по иронии судьбы он не просто думает и поступает не так, как раньше, но совершает то, что прежде вызвало бы у него отвращение. Он радуется этим превращениям, тогда как тому, кем он был раньше, была бы ненавистна сама мысль о них. Превращения гарантируют подлинность пережитого человеком и тот факт, что его устами теперь говорит другой. Еще немного, и он хватил бы через край. Интеллектуальный скептик и насмешник, став католиком, охотно усвоит простонародные проявления веры, такие как тихая набожность и чудотворные медальоны. Ученый человек и знаток живописи будет отныне восхищаться простенькими иконами или наивными детерминистами, радующимися жизни.

Бунтарь, плохой парень, противник власти в любом ее обличье, Дик сам бы никогда не подумал о том, чтобы обратиться в ФБР, попросить у них защиты, информировать их о чем бы то ни было. Если бы за несколько недель до получения письма с ксерокопиями статей из «Дейли уорлд» кто-нибудь сказал ему, что он способен на такое, Фил отреагировал бы подобно правоверному мусульманину, получившему предсказание, что он умрет, отравившись колбасой из свинины. Тот, кто вырос в Беркли, никогда не свяжется с полицейскими, а если такое все же произошло, то это уже не он; этого человека подменили, или же им манипулирует кто-то другой. Тот, кто занял его место.

– Точно! – радостно воскликнул Дик. – Именно это со мной и произошло.

И самое главное, меня это радует.

И я уверен, что совершенно прав в том, что радуюсь этому.

Вот два примера обращения.

Савл, молодой благочестивый еврей, ревностный гонитель христиан, пережил нечто странное по дороге в Дамаск, в результате чего он стал апостолом Павлом и удалился, повторяя с заразительной пылкостью: «Это уже говорю не я, а Христос, который живет во мне».

Герой романа Оруэлла «1984» мало-помалу находит в себе силы, чтобы противостоять тирании Большого Брата. Но его арестовывают, пытают, подвергают его ум неким манипуляциям, настолько эффективным, что в конце книги он совершенно искренне «любит Большого Брата».

Между этими двумя историями множество различий. Во-первых, пытка и озарение далеко не одно и то же, хотя в обоих случаях речь идет о насилии над человеческим сознанием. Во-вторых, Оруэлл и его читатели полагали, что герой книги до своего ареста мыслил весьма трезво, а затем был превращен в умалишенного, тогда как автор Деяний Апостолов и большая часть читателей были уверены в том, что Савл от перемены только выиграл. Однако настораживает то, что сами герои, как обращенный в новую веру, так и жертва промывания мозгов, испытывают примерно одни и те же чувства: вот теперь, возлюбив Христа или Большого Брата, они познали истину, тогда как раньше заблуждались. Могу привести доказательство: когда с ними случилось то, чего они так боялись, оказалось, что это наивысшее из благ. Этот разрыв делает общение обращенного со своим окружением столь же невозможным, как и диалог между Дракулой и Ван Хельсингом в фильмах про вампиров. Если люди так боятся быть укушенными живыми мертвецами, то это потому, что они догадываются, что, заразившись, будут этому только рады. Самое ужасное заключается в том, что после от человека останется лишь та часть, которая будет радоваться тому, что она уже иная. Перед этим боится именно он, но после празднует триумф уже другой.

Звонок в ФБР послужил для Дика сигналом к освобождению. С точки зрения психологии, это можно трактовать как облегчение для человека, которого так долго травили, и который, обессилев, сдается и получает от этого двойное наслаждение. По причинам, которые также носили психологический характер, Дик предпочитал объяснять эти события в терминах спиритуализма, как отказ от его старого утомленного «я», трусливого болтуна, в пользу более мудрой сущности, принятие через эту сущность для его же блага инициатив, на которые он сам никогда бы не осмелился. Когда его враги, кем бы они ни были, подготовили ему ловушку в виде ксерокопий статей из «Дейли уорлд», она указала ему тот единственный путь, о котором он сам бы никогда не подумал, но который оказался, по его мнению, самым эффективным: обратиться в полицию. В этом случае он выигрывал при любом раскладе. Если ФБР, несмотря на все злоупотребления периода правления Никсона, сохранило верность своему призванию, то стремление Дика найти там защиту от терзавших его коммунистов было вполне естественным. Если же, напротив, ФБР тайно превратилось в репрессивный аппарат подпольного коммуниста-гауляйтера, то легче всего ускользнуть от этого волка, переодетого ягненком, можно было, бросившись прямо ему в пасть. Притворившись невиновным, Дик навяжет противнику его собственную игру, вынудит того исполнять официальную роль защитника демократии. Наконец вполне возможно, что после того как по Никсону и его банде прозвонил колокол, внутри ФБР началось открытое противостояние между силами добра и зла, и в этом случае писатель поступил правильно, обозначив, на чьей он стороне. Конечно, в идеале, он предпочел бы знать, к какому лагерю принадлежит занимающийся его делом офицер, Уильям А. Салливан, читает ли тот его отчеты с симпатией или с гневом, но сущность, которая в нем находилась, не считала нужным его об этом информировать. Она вела его, не объясняя свой выбор, не комментируя путь. И Дику оставалось только следовать за ней.

В течение весны 1974 года, ни во что не ставя его левые предрассудки, она продолжила наводить порядок в его теле и в его голове с энергией молодой здравомыслящей новобрачной, борющейся со старыми привычками холостяка. Новая сущность заставила Дика подстричь бороду и подрезать торчащие из носа волоски специальными маленькими ножницами, о существовании которых он, как казалось, раньше и не подозревал, но которые, тем не менее, запросто купил в аптеке, как если бы пользовался ими всю свою жизнь. Эта сущность обновила его гардероб, перебрала его аптечку, выкинув оттуда все, что, как она знала, и как он вдруг сам осознал, было вредным для здоровья. Она выяснила, что вино, будучи кислотой, портит его желудок, и со следующего дня Дик с радостью перешел на пиво, которое раньше терпеть не мог. Эта новая сущность уладила его проблемы с налоговой полицией, просмотрела все его контракты, выявила все нарушения, убедила его уволить своего агента. Последнее самому Дику казалось поступком уверенного в себе человека, и он гордо рассказал о своем решении всем друзьям. Агент тут же выбил для его новой книги самый выгодный контракт из всех, что Дик когда-либо подписывал, так что он смог вернуться с повинной в роли победителя, всюду хвастаясь своим бегством.

Наконец, эта новая сущность спасла жизнь его сыну Кристоферу.

Вот уже несколько дней мальчик плохо себя чувствовал. Педиатр ничего не нашел, но ребенок продолжал плакать. Однажды утром Дик размышлял, сидя в кресле и слушая песню «Битлз» «Земляничные поля». После фразы «Going through life with eyes closed…^[25]» он на мгновение ослеп от вспышки розового света. Дик понял, что ему только что была передана жизненно важная информация, встал и, пошатываясь, вошел в спальню сына, где Тесса меняла пеленки. Бесцветным голосом он произнес:

– Тесса, у Кристофера врожденная патология.

– Но доктор ничего не нашел…

– У него справа в паху ущемленная грыжа. Она уже спустилась в мошонку. Мембрана не выдержала. Криса нужно немедленно оперировать.

Он был так настойчив, что Тесса в итоге отвезла мальчика в больницу. Криса осмотрел врач по фамилии Цан, что по-немецки означает «зуб», что показалось Дику добрым предзнаменованием, учитывая обстоятельства, при которых у него произошло озарение. И действительно, доктор Цан подтвердил диагноз, поставленный отцом, и ребенка в тот же день прооперировали. Впоследствии Кристофер ни на что больше не жаловался.

Ошеломленная Тесса долго расспрашивала мужа. В первый раз странные заявления, на которые он в последнее время был щедрее, чем обычно, были подкреплены вполне конкретным фактом. Но Дик упорствовал только в случае, когда встречал сопротивление, а если собеседник колебался, он отвечал уклончиво. Свое озарение он объяснял по-разному: сначала утверждал, что узнал о болезни от «Битлз», потом – что якобы услышал, как ребенок бормочет что-то по-латыни, призывая на помощь святого Себастьяна. Какими бы путанными и противоречивыми ни были признания Дика, из них явствовало, что с марта по август 1974 года его вдохновляла некая благосклонная сущность, решившая изменить его жизнь. Он описывал эту процедуру в терминах, знакомых всем пользователям компьютеров. Сезам – рыба – открыла ей доступ в мозг. Сущность установила там программу – и если бы дискета, которой я пользуюсь, могла бы видеть, она, вероятно, описала бы введение в себя новых данных как лавину фосфенов, абстрактных картин, на огромной скорости превращающихся в ослепляющий розовый свет. С тех пор эта программа работает. Ей предоставляются самые разнообразные сведения о жизни Филипа К. Дика, как важные, так и не очень, которые она усердно обрабатывает. Для того чтобы сообщить своему хозяину информацию, на основании которой он будет предпринимать дальнейшие шаги, новая сущность весьма находчиво использует все средства, доступные для обычного (а иногда и необычного) человеческого восприятия: тексты песен, которые слушает Дик, книги, которые он читает, а также информационные щиты, упаковки из-под продуктов, предсказания и советы, которые обычно выпекают на печеньях, подаваемых в китайских ресторанах. Очень часто эти сведения приходят к нему во сне, но, поскольку Дик мало спит по ночам, а в течение дня клюет носом, то границы между сном и явью слишком зыбки и он не всегда способен отличить их друг от друга. Поскольку наиболее важным для Дика является сама информация, он не особо задумывается, узнал ли он нужную фразу во сне или в реальном мире. Впрочем, он подозревал, что книги, которые он читал во сне, существовали и в реальности. Он считал, что сон избавляет его от необходимости рыться в библиотеке. Но иногда Филу случалось заняться подобными изысканиями – в тех случаях, когда его голод оставался неутоленным.

Так, например, в течение нескольких недель подряд Дик видел во сне книгу, которая, как он полагал, содержала ответы на все его вопросы. Страницы переворачивались слишком быстро, и он ничего не успевал прочесть, но с каждым днем выходные данные книги становились все отчетливее и отчетливее. Под ее твердой синей обложкой помещалось не меньше семи сотен страниц. Напечатана она была в 1966 или 1968 году. Название оканчивалось словом «grove», а также в нем присутствовало нечто вроде «budding». Несколько раз Дик видел, как страницы охватывает пламя, из чего он сделал вывод, что речь идет о священном тексте, может быть, именно о нем упоминается в Книге пророка Даниила.

И Фил начал искать это издание в книжных магазинах и библиотеках. В конечном итоге его поиски увенчались успехом. Это, несомненно, была та самая книга. Синяя, толстая, опубликованная в 1968 году, называлась она «The Shadow of Blooming Grove»^[26].

Дик открыл книгу, убежденный, что его поиски подошли к концу. Сейчас он узнает все тайны мира.

Это оказалась биография Уоррена Г. Хардинга, двадцать девятого президента США.

Другой на его месте подумал бы, что все это мероприятие было нелепицей, в лучшем случае, что он ошибся. Но Дик решил, что возможно одно из двух объяснений: либо все тайны мира действительно изложены в биографии президента Уоррена Г. Хардинга, но в форме, доступной лишь для подсознательного восприятия, и, несомненно, без ведома автора; либо информирующая его сущность добродушно пошутила. В обоих случаях ее метод действия напомнил ему о чем-то.

Вернее, даже не о чем-то, но о ком-то.

О Глене Рансайтере.

Да, о том самом Глене Рансайтере, который в «Убике» общался со своими служащими, затерянными в лабиринте полужизни, вел их, старался объяснить им, что произошло, прибегая к самым тривиальным средствам. Надпись на стене туалета «Я жив, это вы умерли», если помните, оказалась делом его рук. Рекламные проспекты, слоганы, начертанные самолетами в небе, зашифрованные изображения на пачках с сигаретами – все они передавали инструкции по выживанию. Рансайтер самолично появлялся на телевизионном экране, представляя Убик, единственное действенное средство против энтропии.

Дик начал понимать, на какую книгу указывал его повторяющийся сон: вовсе даже не на биографию Уоррена Г. Хардинга, а на роман, мысль о котором у него непременно должна была возникнуть при виде биографии президента. Он также начал понимать, что имели в виду Станислав Лем и Патрис Дювик. Священная книга, книга, охваченная пламенем, книга, открывающая все тайны мира, – это «Убик»!

Теперь Дику уже не казалась абсурдной мысль о том, что это была одна из пяти самых выдающихся в истории человечества книг, как Библия или «Бардо Тодол», к которым люди обращаются, чтобы узнать тайну своего существования.

С этого момента Дик старался четко разделять «Убик»-книгу и Убик-сущность, помогающую людям бороться с энтропией. Теперь он понимал, что если «Убик»-книга, так хорошо описывала Убик-сущность, то это потому, что последняя написала роман с его помощью. «Убик»-книга была ничем иным, как посланием, которое адресовала людям Убик-сущность, желая открыться им. И совершенно естественным казался тот факт, что в качестве средства откровения был выбран дешевый роман, написанный неизвестным поденщиком. Это вполне соответствовало всему остальному: рекламным слоганам, телевизионным вставкам и настенным надписям. Форма и содержание, посланник и послание прекрасно подходили друг к другу.

Начиная с февраля 1974 года, когда сущность вступила с Диком в непосредственный контакт, он тайно дал ей кодовое название ВАЛИС. Этот акроним, означающий Всеобъемлющая, Активная, Логическая, Интеллектуальная Система, имеет, по мнению Дика, то преимущество, что является чисто описательным и лишен сентиментального деизма как название компьютерной программы. Несколькими годами ранее он вывел ее под именем Убика, которое теперь стало повсеместно известным. И в той или иной мере сознательно Дик, сочиняя слоганы, служившие эпиграфами к главам его бардо-романа, предполагал, что называет этим именем то, что святой Иоанн в предисловии к своему Евангелию назвал Логос, то есть Слово.

Вернее даже – Бог, но Дик избегал употреблять это имя собственное. Он находил его попросту непристойным, испорченным, скомпрометированным различными конфессиями, чьи рамки были слишком ограниченны для обозначения того, что случилось с ним. Как и евреи-мистики, Дик верил, что существует множество более или менее точных имен Бога и что Его настоящее имя известно лишь Ему одному, возможно даже, что это знание является наивысшим атрибутом его божественности. В силу незнания настоящего, приходилось использовать условное имя, и ВАЛИС подходило не хуже других.

Впрочем, сам себя поправлял Дик, оно условно условное, ибо пришло ему в голову по воле ВАЛИСа. Сущность, непознаваемая и невыразимая, сама предстала перед ним под этим именем, так же как раньше – под именем Убик, хотя Дик и верил, что это он придумал оба вышеупомянутых слова.

Но имелось еще нечто, что он должен был идентифицировать, существовал некий заступник, о присутствии которого Дик догадывался, выполняющий в его жизни ту же роль, что Рансайтер в «Убике». Рансайтер был не Убиком, а всего лишь человеком, который пытался достичь оцепенелого сознания мертвых, находящихся в лимбе, каковыми все мы являемся. Пробуждающий, в буквальном смысле слова, представитель Убика, настойчивый в своем желании сбыть любыми средствами чудотворный распылитель концентрированного Логоса. Дик считал, что он сам, в определенной мере, играет ту же роль по отношению к своим читателям. Но кто-то играет ее и по отношению к нему. Ведь некто, от имени Убика или ВАЛИСа, слал ему послания, которые им руководили. И, как и Джо Чип, за туманом неясных и противоречивых знаков, он, казалось, узнавал знакомый стиль.

Дик, как это бывало всякий раз, когда он делал какое-нибудь предположение, восхищался тем, с какой послушностью факты подгоняются под него. С тех пор как своим обращением в ФБР Дик сбил с толку Советы, он перестал видеть сны на русском языке, но все чаще и чаще он видел их на древнегреческом. Однако за всю жизнь Дик был знаком лишь с одним человеком, понимающим этот язык, с епископом Пайком. С другой стороны, Пайк хорошо знал мир вообще и античные религии, к которым, в основном, устремлялись его дневные и ночные мысли. Он питал слабость к справочникам и познавательным играм; последние годы своей жизни епископ посвятил проблеме общения живых с мертвыми; наконец, он подрезал волоски, торчавшие из носа, специальными маленькими ножницами, Дик видел их у Пайка в ванной комнате, когда брал там амфетамины.

Все эти знаки превращали покойного епископа в серьезного кандидата на двойную роль покровителя и духовного наставника. Но имелись и другие, насколько можно было судить по предчувствиям, которыми его снабжали сны, книги, ассоциации. Погружаясь во время и в «Британскую энциклопедию», Дик чувствовал признательность к своим наставникам и руководителям – Сивилле из Кум, Заратустре, Эмпедоклу, гностику Василиду, фараону Ахенатону. Но лучшим из всех гостей его разума был некий Томас, устроившийся там три месяца назад.

О появлении этого неизвестного, стоявшего особняком в списке знаменитых потенциальных покровителей, Дик узнал благодаря тому, что, начиная с марта 1974 года, у него появились мысли, видение мира и даже слова, свойственные весьма образованному эллину-чиновнику I века нашей эры. Древнегреческий, на котором говорил этот человек и который Дику удалось идентифицировать благодаря одному профессору из университета Фуллертона, показав тому образцы текстов из своих снов, оказался не тем классическим литературным языком, что был известен Пайку, а койне, своего рода пиджином, на котором во времена святых апостолов говорил весь Ближний Восток. Это был язык не Платона, а апостола Павла. Как и последний, Томас не знал Христа лично, поскольку принадлежал ко второму поколению христиан, которое подверглось самым жестоким преследованиям. Но, как и все его братья, как он объяснил Дику, Томас знал о тайне воскресения. Жизнь вечная, обещанная Иисусом своей немногочисленной пастве, не была шуткой. Она включала в себя поедание священной пищи, знаменитого гриба, – вспомните Джона Аллегро и епископа Пайка. Христианская облатка была всего лишь его символом, одухотворенным и пресным одновременно. Каждый кусочек этой пищи жизни, равно как и каждое распыление Убика, содержали в себе всю полноту информации, а наш мир был всего лишь ее ипостасью (Дик обожал это слово, «ипостась», которое он узнал от епископа). Почувствовав приближение смерти, Томас съел кусочек этой пищи и начертал где-то в своем мозгу знак рыбы, который должен был помочь ему, когда он вновь вернется к жизни, узнать в нужный момент, кем он является в реальности.

Все пошло, как и было запланировано, за исключением того, что, убежденный в неизбежности второго пришествия Христа, как и все в то время, Томас рассчитывал на промежуток лет в двадцать, тогда как в действительности прошло чуть меньше двух тысячелетий. Почему? Да потому, что после падения Иерусалима в 70 году римляне, завладев священным грибом, уничтожили его, как они уничтожали все атрибуты непонятных им культов, так что живая информация, единственный рациональный элемент в нашем иррациональном мире, исчезла. Империя и тьма взяли верх. Однако не совсем, несколько экземпляров гриба были спрятаны в глиняный кувшин, а кувшин – в пещеру на берегу Мертвого моря. Они покоились там почти две тысячи лет, пока на Земле царствовали заблуждение и варварство. Реальное время оставалось в подвешенном состоянии вплоть до того дня, когда в 1947 году археологи обнаружили поселение в Кумране и вернули свободу пленному Духу. Пайк был прав, когда начал поиски последней истины в этом направлении, но он прибыл слишком поздно, что и привело к его трагической гибели. Дух, Убик, ВАЛИС покинул свое убежище, и теперь он действовал вот уже много лет, направляясь туда, куда ему вздумается. Например, внедряясь в сознание и в подсознание калифорнийского подростка, который был бы весьма удивлен, если бы ему сказали, что в реальности его звали Томасом и что, как и все его современники, он жил в семидесятых годах I века от Рождества Христова. Мало-помалу, без его ведома, Дух воспитал этого подростка, посеял в нем сомнения, тайно поднимая перед его глазами занавес, представляющий видимость. Подросток вырос, начал писать научно-фантастические романы, посредством которых Дух являл себя людям и раскрывал им их положение. Хотя это и не было явным, Империя приглядывала за ним. По некоторым намекам в его книгах был сделан вывод об изначальном знании, которое могло стать опасным. Писатель подвергся преследованию. И однажды пробил его час. Томасу показали рыбу, и он все вспомнил.

Он жил в теле мужчины, которым, как ему казалось, был в течение сорока пяти лет. Тот, в свою очередь, никуда не исчез, и таким образом они вместе сосуществовали в одном теле, что оказалось не так уж и неприятно. Это отчасти напоминало машину из автошколы, снабженную двойным управлением. Томас завершил образование Фила, обучив его древнегреческому языку, а также хитростям ветерана-подпольщика, помогающим избежать ловушек, которые для них готовила Империя. Предупредить полицию, чтобы лучше ее обезоружить, какой прекрасный ход! В обмен Фил руководил действиями Томаса, которому была известна его реальная природа, но не феноменальная обманчивая видимость. Это было самой привлекательной чертой Томаса, эти незначительные промахи, которые выдавали в нем чужого. Время от времени, играя роль Дика, он ошибался, приходилось подсказывать ему нужные реплики. Именно так хозяин тела объяснял себе странности в поведении, которые он до того приписывал чрезмерной усталости или же повышению артериального давления, из-за которого Дика минувшей весной даже госпитализировали. Он ошибался насчет кличек и пола кошек, сбивал безо всякой видимой причины привычные установки на пишущей машинке, не справлялся с управлением автомобиля и, подобно Рэглу Гамму, тщетно искавшему ламповый шнур, не мог удержаться от попытки найти несуществующую кнопку включения вентиляции. Однажды Тесса услышала, как муж изумленно бормочет, стоя перед открытым холодильником: «Пива больше нет, хотя я был уверен, что оставалась одна…» Затем: «Но я не пью пиво». И наконец: «Да это не мой холодильник!» Все то, что раньше не давало Филу покоя, теперь, казалось, нашло свое объяснение благодаря Томасу. Когда Дик прямо спросил того, уж не он ли это был на его месте, Томас расхохотался и подтвердил правильность догадки. Они оба славно повеселились.

Больше всего в этом симулакре мира, созданном Империей для того, чтобы удерживать пленных, Томасу нравился телевизор. Он смотрел его сутки напролет. Нужно сказать, что именно тогда в прямом эфире показывали падение Империи и что узники, знали они или нет о своем положении, с жадностью следили за развитием событий. Передаст ли Никсон судье Сайрику пленки с записями, касающимися «Уотергейта»? Сперва президент вроде бы не собирался этого делать, хотя затем все-таки отдал их, но лишь после того, как половина записей была стерта. Осмелится ли палата представителей выдвинуть обвинение против президента? Да, и не одно: в препятствовании правосудию, в уничтожении улик, в подстрекательстве к даче ложных показаний, в использовании ЦРУ, дабы спастись от скандала, в нарушении конституционных прав сограждан, в противозаконном установлении наблюдения и даже в неуплате налогов.

Последнее особенно порадовало Дика. Сидя на диване с банкой пива в руке, он слушал новости с возгласами спортивного болельщика. Томас, со своей стороны, вел себя скорее как тренер, чья команда выигрывает. Он комментировал спектакль тоном знатока и объяснял своему хозяину всю подноготную происходящего. Фил понял, что существует некая непосредственная, хотя и таинственная связь между его духовным опытом и провалом этого Антихриста из Белого дома. В феврале месяце, после многочисленных стараний и ошибок, он наконец совершил прорыв и достиг реальности. Дик понял, что, несмотря на свидетельство наших обманутых чувств, Империя никогда не исчезала, а второе пришествие Христа было совсем близко. Оно случится, как и было предсказано, прежде чем окончится первый век. И Святой Дух вернется, чтобы уничтожить симулакр, опрокинуть железные стены тюрьмы, прогнать демиурга, который в Деяниях апостолов назван Симоном-волхвом, а в его книгах – Палмером Элдричем или Феррисом Ф. Фремонтом, а также Ричардом М. Никсоном, который являлся его последним образом в мире иллюзий, в Америке 1974 года. Дух воспользовался им, Филипом К. Диком, иначе называемым Томасом, для того чтобы восстановить реальный мир.