Текст книги "Опасный беглец. Пламя гнева"

Автор книги: Эмма Выгодская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

ПЛАМЯ ГНЕВА
Часть первая
ОСТРОВА ПРЯНОСТЕЙ
Глава первая
ЧЕРТОВА ПАНОРАМА

Один контролёр слёг, второй сбежал, третьего подстрелили. Где взять людей?… Неужели и на этот раз с судном из Батавии не пришлют надёжного человека?

Генерал Михельс, резидент Верхнего Паданга, брился на бамбуковой веранде своего генеральского бенгало.

«Культур-систем! – с раздражением думал он. – Какао и сахар на Суматре, в непроходимых лесах, на склонах диких гор… – Генерал злился. – В каждом кампонге изволь посадить в годовой срок не менее двухсот какаовых деревьев… Хорошо им болтать о культур-систем на Яве! Там гладкие дороги из дессы в дессу, там покорные яванцы, оседлый мирный народ. Пожаловали бы они сюда, господа из Совета Индии, на Суматру, в Верхний Паданг!… В Томпе весь голландский посёлок сожгли, в Танабату – восстание, в Натале – заговор. Натальского контролёра Ван-Клерена на прошлой неделе нашли посиневшим и вздувшимся от ядовитой стрелы. Культур-систем!… Поди заставь этих желтоглазых вместо риса на своём поле сажать какао или корчевать пни под сахарную плантацию!…»

Пышная мыльная пена покрывала щёки генерала; из пены торчали только тёмные усы и крупный красный нос, похожий на плод спелого перца.

«Хорошо им сидеть в Батавии и сочинять бумаги! «Принять меры к проведению дорог от побережья к важнейшим внутренним пунктам…» Поглядели бы они на эту чёртову панораму! До ближайшего кампонга надо два дня плыть вверх по реке, через мели и пороги, потом продираться сквозь нетронутые леса, да ещё на ночь подвешиваться повыше к дереву, чтобы не попасться в жёлтые лапы тигру или на копьё к малайскому охотнику. Горы, болота, слоновьи тропы; между гор – трясины, где можно увязнуть по грудь… Наверху, на горах, гусиные перья трескаются от жары, внизу, на болоте, бумага слипается от сырости; малярия, тиф; проклятая страна!…»

– Новый амтенар из Батавии, – доложил слуга-малаец.

Вошёл юноша лет девятнадцати, светловолосый, растрёпанный, в старом пледе, накинутом на плечи вместо плаща, в узких серых панталонах, с дорожным мешком.

– Эдвард Деккер, – представился юноша. – Прислан в ваше распоряжение, экселлентье.

Красный нос резидента Михельса сделался лиловым.

«Они сошли с ума! Видно, там, в Батавии, уже людей не осталось, раз они присылают сюда или метисов, или малолетних детей!…»

– Садитесь, менгер Деккер, – сказал генерал. – Я боюсь, что это ошибка.

– В чём ошибка, экселлентье?

Генерал вытер полотенцем шею.

– В том, что вас прислали сюда.

Но Эдвард Деккер смотрел прямо в лицо Михельсу и не отвёл глаз под недовольным взглядом генерала.

– Я просился именно сюда, на Суматру, – объяснил Эдвард.

– Должно быть, вы плохо знакомы с условиями жизни в Верхнем Паданге! – рассердился генерал. – Это вам не Ява, где на каждом перекрёстке почта, колодец, постоялый двор! Почта приходит сюда раз в неделю на малайской барке. В соседний кампонг вы будете двое суток плыть на плоскодонной лодке, и эти желтоглазые не торопясь будут ворочать шестами, петь свои песни и купаться по ночам, и уж наверно двое-трое из них за дорогу попадутся на зуб крокодилу!… В кампонге малайский дату встретит вас вежливыми словами и заколет для гостя самого жирного буйвола, а на обратном пути вас будет поджидать за кустом лучший стрелок кампонга, с луком или сумпитаном. А малайские стрелки, доложу вам, ястреба достают на лету. Они вытачивают у конца стрелы петушиное крылышко или крючочек, или целое колёсико, и, когда такая стрела попадает в живот или под ребро, её вынимают уже из мёртвого.

– Я хотел именно сюда, экселлентье, – сказал Эдвард. – Весь Паданг, кажется мне, за десять-пятнадцать лет можно превратить в цветущий сад!

– Вы начитались книг! – вскипел генерал. – Хорошо, поезжайте в Наталь, там как раз освободилось место контролёра.

Глава вторая
НОВЫЙ КОНТРОЛЕР

Эдвард приехал в Наталь к вечеру.

Островерхие крыши малайских домов, похожие на челноки, опрокинутые дном кверху, полукругом сбежались к низкому берегу. Впереди расстилался океан на тысячи; и тысячи миль, до самой Африки, до африканского Наталя на другой его стороне.

За прибрежными плантациями перца, за плодородной глиной невысоких холмов вставала чёрная стена тропического леса.

Старичок-казначей встретил Эдварда на берегу. Старичок был в синей форменной куртке и в коротких бумажных штанах до колен. Поверх фуражки у него была повязана белая тряпка, защищавшая уши и шею от москитов.

– Климат! – объяснил старичок. – Здесь, в тропиках, полную форму выдержать невозможно.

Казначей показал Эдварду бенгало правительственного контролёра.

Бамбуковое бенгало стояло в стороне, на пригорке.

– Здесь никого нет? – спросил Эдвард.

Из низенькой пристройки-кухни вышел худой малаец в зелёном тенданге – головной повязке. Малаец выпрямился на пороге, сложил крестом руки на груди и низко поклонился Эдварду.

– Это Темал, слуга прежнего контролёра, – объяснил казначей. – Он может услуживать и вам, менгер Деккер.

Малаец снова сложил руки и низко поклонился.

– Хорошо, – сказал Эдвард и вошёл в бенгало.

Неприятная дрожь пробрала Эдварда: на столе стояла нетронутая тарелка заплесневелого риса, точно ожидая кого-то, кто так и не пришёл к обеду.

– Разве прежний контролёр уехал отсюда неожиданно? – спросил Эдвард старичка-казначея.

Никто не ответил ему. Эдвард обернулся: старичок уже исчез!

Эдвард прошёл во вторую комнату. Он увидел постель, приготовленную ко сну. Слой многодневной пыли покрывал подушку, простыни и откинутое одеяло.

«Что такое? Что случилось с прежним контролёром?…»

Темал по-прежнему стоял на пороге своей кухни.

– Поди сюда, Темал! – попросил Эдвард.

Но Темал не сдвинулся с порога.

– Иди сюда! – повторил Эдвард. – Расскажи мне, что здесь произошло.

Темал молчал.

– Он умер? – спросил Эдвард, показывая на нетронутый рис.

Темал испуганно затряс головой и не сказал ни слова.

– Приготовь мне постель, – сказал Эдвард. – Убери всё это, – он показал на пыльные простыни, – и достань свежее бельё из чемодана.

– Не надо, туван! – сказал Темал. Он умоляюще сложил руки и, низко склонившись, коснулся лбом порога. – Не оставайся в доме, туван. Лучше переночуй здесь! – он указал на свою пристройку.

Эдвард огляделся. В окнах не было стёкол, на ночь они закрывались тростниковыми щитами; огромные щели виднелись в расшатанном полу.

Жутко показалось Эдварду провести ночь в этом зыбком бамбуковом домишке, отсыревшем от ливней.

– Хорошо, будем ночевать в кухне, – сказал Эдвард.

Они расположились в пристройке. Темал раздул жаровню, сварил кофе. Эдвард вышел на низкую веранду. Солнце зашло, всё кругом потемнело. Пустыри обступили его бамбуковый дом. Эдвард хотел спрыгнуть с веранды в сад.

– Не ходи, туван, не ходи! – Темал вцепился ему в руку.

– Почему? Что такое?

– Разве ты не видишь? Это дикое место!… Здесь тигры ходят, едва стемнеет… Никуда не ходи до утра, туван!…

Ночью Эдвард действительно слышал рычание тигра. Всё замерло в темноте, – казалось, тонкие стены дома застыли, насторожившись. Эдвард вынул пистолеты, захваченные в Паданге. Рычание и яростный хрип послышались совсем близко, почти у самой ограды дома, потом опять отдалились. Что-то привлекало зверя – какая-то близкая добыча. Дважды Эдвард слышал чей-то вскрик, испуганные человеческие голоса, потом что-то с треском падало в темноте, и тигр яростно фыркал, как обозлившаяся кошка. Эдвард не мог заснуть. Едва рассвело, он встал и выглянул из дверей.

В синеве рассвета Эдвард разглядел поодаль, на пустыре, какое-то непонятное строение, бамбуковую клетку на высоких подпорках, похожую на большую голубятню. Эдвард долго всматривался, но ничего не мог понять. Он снова лёг и проспал до позднего утра.

– Господин контролёр! – постучался к нему утром высокий, добродушный на вид военный с длинными светлыми усами. – Разрешите представиться, господин контролёр!

Это был майор де Рюйт, начальник натальского гарнизона.

– Рад приветствовать нового человека! Вас не убили мои злодеи, господин контролёр?

– Какие злодеи?

– Да вот, заключённые. У них хороший сторож, – улыбнулся де Рюйт. Он показал Эдварду на странную клетку на пустыре, которую тот приметил на рассвете. – А это наша тюрьма!

Да, там были люди. Эдвард разглядел за жердями клетки тёмные лица малайцев.

– У наших арестантов по ночам хороший сторож, – сказал де Рюйт. – Днём их стережёт туземная стража, а ночью, когда стража уходит, на смену ей выходит из леса тигр. Мы уже все знаем этого тигра по голосу; малайцы называют его «мачанг-кати» – тигр-сторож. Один из злодеев пытался бежать, – наш полосатый сторож снёс ему голову.

– Что это за люди? – спросил Эдвард.

– Убийцы прежнего контролёра, – сказал де Рюйт.

– Ван-Клерена? Разве его убили? – отступил Эдвард.

– С неделю тому назад.

– Мне ничего не сказали в Паданге!… Кто его убил?

Де Рюйт нахмурился.

– Убили-то, конечно, свои, – сказал де Рюйт. – Здешние малайцы не вытерпели. Жесток был контролёр и чересчур жаден. Но резидент хочет представить дело так, будто всё произошло из-за подстрекательства арабов. Султан атьенский действительно часто мстит за отобранные земли, посылает оружие малайским охотникам. Резидент сам приедет допросить заключённых.

– Сам резидент? – Эдварду показалось, что его слуга Темал насторожился и как-то странно поглядел при этом, но ничего не сказал.

Толпа народа дожидалась Эдварда у бамбуковых, дверей его бенгало. Здесь были юноши и старики, тощие как жерди. Худые малайки в грубом джутовом тряпье протягивали к нему детей.

– Туван!… Мы голодные, туван!… Наши поля распахали под сахарный тростник, мы не собрали за эту весну и двух горстей риса!… – плакали женщины. – Посмотри на наших детей!…

Старики с кровоточащими дёснами, с воспалёнными от лихорадки глазами теснились к ступенькам.

– Мы едим кору, туван, и древесные корни!… Наши дети гибнут в лесу от ядовитых ягод!…

– Меня избили, туван!… – худой, почти чёрный мальчик-подросток протиснулся вперёд. Лицо у него было в кровоподтёках, сломанная рука висела на верёвочной повязке. – Твои мандуры избили меня, туван!

– Надо достать коня, Темал! – заторопился Эдвард. – Я завтра же поеду по участкам. Надо посмотреть, что здесь происходит.

Глава третья
КТО СИЛЬНЕЕ ТИГРА

– Крепко дерево и крепко железо!… Хай-ла-а, хай-ла-а!

Сотня малайцев валила тропический лес на склоне холма. Они пели:

Хай-ла-а, хай-ла-а, кто крепче дерева?

Хай-ла-а, хай-ла-а, кто сильнее железа?

Тигр крепче дерева, тигр сильнее железа,

Тигр ломает ветви дерева и гнёт железо копья.

Хай-ла-а, хай-ла-а, кто сильнее тигра?

Буйвол силён, буйвол тяжёл.

У буйвола могучие рога, у буйвола крепкие копыта.

Хай-ла-а, хай-ла-а, кто сильнее буйвола?

Человек силён, человек хитёр!…

Он рубит лес, он куёт железо,

Он сгибает шею буйвола и заставляет его работать на себя.

Хай-ла-а, хай-ла-а, кто сильнее человека?

Оранг-бланда силён, голландский туван,

Голландский начальник сильнее всех!…

Он сильнее буйвола, хитрее тигра,

Он сгибает шею человека и заставляет его работать на себя.

Топоры врубались в густой, путаный переплёт тропического леса; железо тупилось о твёрдые стволы, о жёсткие корни… Дерево крепко, но крепче железо…

Где не брал топор, там жгли. Иное столетнее дерево вставало на пути, опутанное лианами, затянутое воздушными корнями соседей, твёрдое как бронза. Тогда вырубали лес вокруг и дерево поджигали.

– Хай-ла-а, хай-ла-а, огонь сильнее дерева, – пели малайцы. – Хай-ла-а, хай-ла-а…

– Опять сломал топор, беглый дьявол!… – Начальник участка нагнулся с седла и рванул сломанное топорище из руки крайнего малайца в синей головной повязке. – Поди туда! – Начальник указал на край участка.

Малаец пошёл туда, куда ему указали. Он слегка шатался; синева густой тенью лежала у него на лице, губы дрожали.

Тяжёлый приступ тропической лихорадки тряс человека.

На дальнем участке корчевали пни. Это была самая трудная работа, её давали в наказание. При выкорчёвывании деревьев люди работали среди развороченных глыб, в нагретых солнцем испарениях влажной почвы, в тучах мошкары.

Мандур Аслим бегал по разрытой земле между стволами. Скорее, скорее!… Надо скорее очистить участок от поваленных деревьев; сегодня должен приехать из Наталя новый амтенар. Сегодня, как назло, человек двенадцать не вышли на работу: семерых трясла лихорадка, остальные с утра катались по земле, плача, как женщины, должно быть, накурились ночью опиума… А этот беглый Шакир… его и во время припадков заставляли работать. Он убежал с индиговых плантаций. Больше того, – он других подбивал к побегу. Он объяснял крестьянам, что индиго вредит их посевам, на десятки лет истощает почву; и крестьяне жгли посадки и уходили с плантаций. Его поймали и отправили в наказание на самые тяжёлые работы, в лес. Он и отсюда бежал и попался только потому, что заболел лихорадкой. Его взяли в бреду, он кусался, когда его вязали. У него были такие глаза!… Аслим боялся беглого.

– Меня прислали к тебе, Аслим, – сказал Шакир.

Аслим отскочил и изо всей силы хватил по пню гибкой бамбуковой палкой.

– Злой дух тебя прислал!… Берись вон за то дерево!

Восемь человек взялись за огромный поваленный тамаринд. Со скрипом дерево поднялось с земли. Сжав зубы, согнувшись, люди сделали первые четыре-пять шагов. Вдруг кто-то сдал впереди.

– А-ай!… Спасайся!…

Дерево рухнуло. Четверо малайцев успели отскочить, остальные остались на земле, подмятые верхушкой.

– Поднимайте!… Скорее!…

Сбежались люди, дерево приподняли. Трое остались лежать, один отполз.

– Это он, беглый! Шакир!… Это из-за него, я видел!…

Аслим подбежал и палкой хватил Шакира по спине.

Малаец неловко сел и застонал, держась за голову.

– Не тронь его!… Ты видишь, он больной!… Не тронь его, Аслим! – заговорили все сразу, сходясь ближе.

– Это из-за него, из-за него!… Он первый упустил, я видел! – Аслим колотил палкой по синей повязке Шакира. Кровь хлынула у того из носу. Его сильно придавило верхушкой, он ещё не совсем очнулся.

– Вставай! – крикнул Аслим.

Гибкая палка ещё раз опустилась на синюю повязку малайца. Он не вставал. Недобрые воспалённые глаза глядели на мандура; синяя тряпка, намотанная на голову, была только немногим темнее его посиневших губ.

– Он больной, ты видишь, он больной! Его нельзя было посылать на работу!… – кричали малайцы.

Буланый конь выскочил из ближнего леса: кто-то приближался к участку крупной рысью.

– Это новый амтенар!… Вставай, пёс, мне достанется из-за тебя!…

Аслим колотил и колотил по синей тряпке, не видя, что кровь хлещет у человека изо рта и из носу.

Всадник придержал своего буланого. Светлые волосы падали ему на лицо, шляпу давно сбило в лесу ветвями. Лесные колючки гроздьями налипли на куртку Эдварда, – уже много дней он скакал лесами, объезжая свой округ.

«Должно быть, в столице, в Батавии, не знают, что делается здесь, в глуши, – наивно думал Деккер. – На постройку дорог сгоняют насильно. На плантациях избивают до полусмерти. Под индиго и кофе распахивают не пятую часть, а больше половины рисовых и кукурузных посевов, целые кампонги голодают!…»

Эдвард носился из кампонга в кампонг, с участка на участок. Он старался исправить зло, восстановить справедливость.

– Что тут такое?… За что бьёшь? – ещё издали крикнул Эдвард.

Аслим опустил палку.

Малайцы сошлись вокруг.

– Он больной, туван, он больной!… – Все заговорили сразу.

Эдвард соскочил с коня.

– Больного надо отправить в госпиталь! – сказал Эдвард.

Шакир провёл рукой по лицу, размазывая кровь и грязь. Он глядел на Эдварда. В первый раз белый человек заступился за него!… Глаза у Шакира прояснились. Он даже встал; казалось, приступ лихорадки отпускал его…

Малайцы сгрудились вокруг. С доверием и надеждой они смотрели на Эдварда. Значит, правда, что новый амтенар заступается за здешних людей?…

– В госпиталь?… Малайца в госпиталь?… – Аслим растерялся.

– Да, в Наталь, в госпиталь, на хорошей повозке. А ты, мандур, брось свою палку! – приказал Эдвард. – Не смей драться на участке! Если ещё хоть раз тронешь кого-нибудь палкой, я тебя прогоню и отдам под суд.

Эдвард поскакал дальше. Светлая открытая голова мелькала уже за дальней изгородью.

«Бросить палку?» – Аслим окончательно растерялся. Он пошёл к начальнику участка.

– Как мне быть, туван? Пойти под суд?… Потерять звание мандура?… Но и без палки тоже нельзя! Как мне быть, туван? – Аслим чуть не плакал.

Начальник улыбнулся.

– Мы с тобой знаем лучше, Аслим, – сказал начальник. – Работай по-старому.

Это был голландец, плотный, уверенный человек, с той особенной голландской кожей, которая даже в сильную жару остаётся молочно-бледной.

– Работай по-старому, – сказал начальник. – Такой контролёр удержится недолго. Он пойдёт под суд раньше, чем ты.

Глава четвёртая
ДОПРОС С ПРИСТРАСТИЕМ

– Новый контролёр наводит новые порядки, – скоро сообщили резиденту Михельсу. – Он собирает туземцев даже в неслужебное время. Он разбирает их дела. Он выслушивает их жалобы.

– Собирает туземцев? Выслушивает их жалобы? Опасный человек! – вскипел генерал. – Это плохо кончится!

Свинцово-серая труба парового судна три недели спустя показалась у входа в крошечную натальскую бухту.

– «Вулкан»!… «Вулкан» пришёл!…

На берегу началось смятение. Малайцы попрятались в свои хижины; китайские торговцы, побросав лотки, бежали укрыться по задам базара.

– Резидент едет!… Большой туван едет!…

Старичок-казначей выбежал на свою веранду чистить синие форменные брюки. Худые стариковские ноги дрожали, выглядывая из коротких парусиновых штанов.

Но больше всех испугался Темал.

Он убежал в кухню и забился за ящики. Минуту спустя Эдвард заглянул в кухню и уже не увидел его. Темал исчез.

«Что такое?» – Эдвард посмотрел всюду, обыскал весь дом. Темала не было нигде.

– Вот чудеса! У меня слуга сбежал, – сказал Эдвард в окно старичку-казначею.

– Сбежал? Значит, вор! – коротко сказал старичок. Он спешил к берегу, спрятав в форменные брюки худые, искусанные мошкарой ноги.

Эдвард раскрыл саквояж. Деньги, пистолеты – всё было на месте.

«Нет, не вор! – подумал Эдвард. – Здесь что-то другое».

За посёлком спешно строились для торжественной встречи солдаты натальского гарнизона. Майор де Рюйт проскакал на серой лошади, махая рукой на скаку.

– Резидент едет!…

Эдвард тоже пошёл к берегу, короткой дорогой, через пустыри.

Тропический лес здесь подступал к самому посёлку, колючие кусты буйно разрослись по краю пустыря.

Задумавшись, Эдвард шёл мимо кустов. Он сжимал в руках папку с делами.

– Туван! – вдруг услышал он тихий голос неподалёку от себя. – Поди сюда, туван!…

Эдвард пошёл на голос и увидел в кустах на краю леса зелёную повязку, худые плечи и тёмное, как табачный лист, лицо своего слуги, Темала.

– Темал! – вскрикнул Эдвард. – Что такое? Почему ты прячешься, Темал?.

Слуга не поднимал головы из кустов.

– Судно! – тихонько сказал он. – Я испугался судна большого начальника, туван-бесара.

Темал сел в кустах и со страхом поглядел вокруг.

– Он помнит меня! – сказал малаец. – А у большого белого начальника длинные белые руки, он везде достанет меня.

– Что же ты сделал, Темал? – удивился Эдвард.

– Я ничего не сделал. Я только видел, – объяснил Темал. – Я был с моим туваном Ван-Клереном далеко в чужом кампонге. Какой плач поднялся по кампонгу, когда Ван-Клерен приехал!… Мужчин ловили и вязали, у женщин выдёргивали серебряные бусы из волос. Я ещё не знал тогда, что всё это собирают для самого резидента, для большого туван-бесара. Скоро его судно с серой трубой показалось в устье реки. Мой туван велел мне идти с ним на судно к туван-бесару и нести за ним ящик очень тяжёлый. Мы спустились по лесенке в самое брюхо судна; мой туван пошёл в каюту к генералу, а меня оставил у дверей. На судне всё время пыхтела машина, снизу несло ужасным жаром; у меня кружилась голова. Я слышал, как туван-бесар громко кричал за дверью: он сердился за что-то на моего тувана. Потом они открыли, дверь и велели мне внести ящик. Ящик был очень тяжёлый; я споткнулся на пороге и уронил его. От ящика откололась дощечка, и рупии, серебряные рупии, посыпались на порог. Тут были и слитки, и старинные монеты, и бусы, которые малайские женщины вплетают в волосы. Я бросился собирать их, но Ван-Клерен закричал и велел мне убираться, а генерал сшиб меня и ударил ногой в поясницу. Я не помню, как я уполз оттуда, только знаю, что генерал мне теперь не простит: я видел то, чего не надо было видеть. Где бы я ни был, он до меня доберётся.

– Может быть, он забыл твоё лицо, Темал, – сказал Эдвард.

Но Темал покачал головой.

– Генерал всё помнит, – сказал Темал. – Он всё помнит и никому не прощает. Он и тебе не простит, туван.

– Чего же?

– Того, что ты заступаешься за здешних людей. Того, что не собираешь для него денег. Берегись туван-бесара: он тебе отомстит.

И Темал снова лёг в кусты. Он тихонько махнул рукой на прощание Эдварду и пополз к лесу.

Тяжёлое чувство, похожее на предчувствие недоброго, сжало сердце Эдварда. Но надо было идти встречать генерала. Он поспешил к берегу.

Все чиновники собрались на камнях, у самой воды. Генерал сошёл на берег, сумрачный и недовольный. Он хмуро осмотрел Эдварда, его серые панталоны в обтяжку, растрепавшиеся волосы и толстую папку с делами.

– Как у вас, господин контролёр, обстоит дело с денежной отчётностью? – спросил генерал.

Эдвард смутился. Все денежные дела он доверил старичку-казначею. В горячке первых месяцев работы Эдварду некогда было думать о деньгах.

– Кажется, всё благополучно, экселлентье, – неуверенно ответил Эдвард.

Генерал неожиданно пришёл в хорошее настроение от этого ответа. Он подозвал к себе старичка-казначея и долго с ним говорил.

– Теперь займёмся нашими злодеями, – сказал генерал. – Я сам их допрошу.

Все расположились на большой террасе правительственного бенгало. Генерал велел привести заключённых.

Первым ввели малайца в полосатой повязке.

– Си-Памага, главный злодей! – объяснил де Рюйт. – Лучший охотник на Суматре. Без промаху бьёт из лука, из карабина, из сумпитана. На тигра один ходил.

– Говори, Си-Памага! – сказал генерал Михельс. – Ты подстрелил Ван-Клерена?

Малаец ступил вперёд:

– Да, туван.

– У тебя были сообщники?

– Были, туван.

Генерал приподнялся. Он не ждал такого скорого признания.

– Кто они? Называй!

– Весь кампонг, туван.

– Кто зачинщики? Говори!

– Амтенар шёл против нашего закона, туван. Он забирал наш рис, угонял наших буйволов, уводил наших сыновей и братьев. Он оставлял стариков без опоры, детей без родителей. Люди жевали корни и листья в лесу, а он забирал всю кукурузу с наших полей. Он пошёл против нашего закона, туван, и весь кампонг решил: этого амтенара надо убить.

– Кто ещё был в заговоре с вами?

– Никого не было, туван.

– Врёшь, малаец! – сказал генерал и сел. Лицо у него налилось кровью.

– Ты врёшь, малаец! – ещё раз сказал генерал. – У вас были гости из Атьена, от самого султана. У вас был большой заговор против всех туванов. В одном вашем кампонге мы нашли двадцать пять английских двустволок. Откуда они у вас?

– Когда соседи в прошлом году шли войной на наши кампонги, у них были английские ружья. Мы отобрали у них…

– Врёшь, малаец! Кто приезжал к вам этой весной? Кто привозил оружие? Отвечай!

Малаец молчал, наклонив крутой тёмный лоб.

– Сейчас ответишь! – сказал генерал.

Он кивнул туземной страже, и Си-Памагу бросили на пол.

Один из стражников сорвал с него грязную белую кабайю. Четыре лиловых рубца, расположенных полукругом, – четыре когтя, страшный след тигровой лапы, – были отпечатаны на тёмной худой спине.

Генерал воспросительно поднял брови.

– В прошлом году, помните, экселлентье? – тихонько подсказал де Рюйт. – Вы просили прислать вам целую тигровую шкуру, обязательно целую, без следов от копий и стрел. Мы послали тогда на охоту Си-Памагу, лучшего стрелка. Он уложил тигра одним выстрелом в ухо; шкура получилась отличная, без единой дыры. Издыхая, тигр тронул его лапой…

– Да, да! – генерал вспомнил. – Туземцы ходят на тигра целой деревней и очень портят шкуру. Да, а та была прекрасная, без пятна, без дырочки, полосатая и пышная. – Генерал радостно закивал головой, вспоминая. – Так это и есть тот самый охотник?… Дать ему палок! – приказал генерал.

Бамбуковые палки стражников качнулись в воздухе и точно застыли на секунду, не решаясь опуститься на рубцы. Новый контролёр, мальчишка Деккер, сразу побледнел. Даже у де Рюйта, военного человека, дрогнули пышные усы. Генерал посмотрел на лица сидящих за столом.

– Бейте по пяткам, – сказал генерал.

Де Рюйт одобрительно кивнул головой.

– Ноги надо перевязать! – подсказал адъютант генерала.

Малайцу плотно обкрутили ноги тонкой верёвкой до самых лодыжек. Он лежал неподвижно, как кокон в шёлковых путах.

– Двадцать пять палок! – сказал генерал.

Палки со свистом легли на пятки малайца.

– Скажешь? – крикнул генерал. – От кого приезжали к тебе люди в марте этого года? От Ян-Си-Пертуанга?

Стон вырвался из закушенных губ Си-Памаги.

– Да, от Ян-Си-Пертуанга, – сам продиктовал генерал ответ секретарю. – Пишите, менгер Ван-Краген!

Эдварду казалось, что стены правительственного бенгало шатаются и готовы рухнуть.

– Что они привезли в кампонг?

Снова стон.

– Огнестрельное оружие, – продиктовал генерал.

Секретарь Ван-Краген послушно записывал. Адъютант генерала улыбался, ко всему привычный.

– От кого? От атьенского султана, – уже без задержки громко диктовал генерал. – Они обещали нам помощь султана, если мы нападём на оранг-бланда и прогоним из нашей страны…

Так было удобнее генералу: свалить убийство Ван-Клерена на подстрекательство «проклятых арабов». Не писать же в центр, в Батавию, что убийство произошло из-за неосмотрительных действий самого чиновника, – из-за плетей и пыток, о которых не знали даже в Совете Индии; из-за жестоких поборов, от которых богатела не только казна.

– Довольно. Развязать его! – распорядился генерал. Си-Памагу развязали, но он не смог подняться. Он отполз на коленях в угол.

– Приведите следующего! – велел адъютант.

Привели следующего. Вся сцена повторилась, только на этот раз всё прошло быстрее. Генерал торопился.

Допрос был окончен.

– Уведите их! – махнул страже генерал.

Тут странный, хриплый, точно перебитый прикладом р голос раздался в углу.

– Мата-нингу!… – сказал голос.

Все посмотрели в угол. Си-Памага на коленях выполз на середину комнаты.

– Мата-нингу, – повторил он.

«Мата-нингу» на языке малайцев значит: «чёрное дело» – насилие над безоружным, неблагородный приём, к которому честный воин не должен прибегать ни в войне, ни в ссоре.

Малаец улыбался жестокой, непрощающей улыбкой.

– Уберите его! – отмахнулся генерал.

Оставалась пустая формальность. Адъютант с той же безоблачной улыбкой протянул Эдварду протокол допроса для подписи.

– Я не подпишу, – сказал Эдвард.

Генерал разговаривал с де Рюйтом. Он обернулся.

– Я не подпишу протокола, – побледнев, твёрдо повторил Эдвард. – Допрос малайцев чинился с пристрастием.

Генерал дёрнул шеей и засопел.

– Менгер Деккер, если у вас есть особое мнение… – начал генерал и вдруг остановился. Должно быть, ему не понравились лица малайцев из стражи, стоявшей у дверей.

– Обсудим потом! – резко сказал генерал.

На следующий день Михельс заторопился домой. «Вулкан» снова запыхтел машиной в крошечной натальской бухте.

«Вулкана» знали по всему западному берегу Суматры, – это было единственное паровое судно в Верхнем Паданге.

Когда генерал поднимался на нём вглубь страны по большим рекам западной Суматры, от одного вида свинцово-серой трубы «Вулкана» малайцы бежали из прибрежных кампонгов в леса.

Генерал заторопился.

– Мне надо спешить, – сказал он. – Мои дорогие детки! Нельзя оставлять их надолго одних! Все были больны, когда я уезжал. Корнелиус разбил клюв о камень, Паулина перестала гулять, Маргарита что-то грустит, ничего не клюёт…

– У вас большая семья, экселлентье? – не поняв, спросил старичок-казначей.

– Это индюки, – строго ответил генерал. – Индийскую птицу воспитываю.

Перед самым отъездом генерал подобрел: ему принесли в подарок двух индюшат редкой сине-бронзовой породы.

– Таких у меня ещё нет! – обрадовался Михельс. – Устройте их в моей каюте!

Наверху, на голой палубе, свалили Си-Памагу и троих его товарищей. Их везли в Паданг на том же судне.

– Дайте им воды, корму!… Как бы они не погибли! – беспокоился генерал.

– Кто? Малайцы? – спросил старичок.

– Нет, цыплята!… Индюшата!… Они не любят качки, – объяснил генерал.

– Что касается вас… – Михельс повернулся к Эдварду. – Менгер Деккер…

Гримаса передёрнула широкое красное лицо резидента:

– Вам, менгер Деккер, я пришлю письменное отношение.