Текст книги "Все смиренно (ЛП)"
Автор книги: Эмма Чейз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА 11
В тот вечер я забиваю на тусовку с парнями. Ди и я заказываем китайскую еду и просто фантастически проводим вечер, трахаясь в каждой комнате моей квартиры.
Уже никогда я не посмотрю на свой бильярдный стол теми же глазами.
Мы отключаемся в моей постели, и я впадаю в чертовски изможденный сон… до тех пор, пока посреди ночи меня не будят шуршание одежды и шаги. Продираю глаза, чтобы обнаружить, что Ди не со мной рядом, а носится по комнате, в поисках своей одежды, и спешно ее натягивает, когда находит.
– Ди, ты в порядке?
Ее голос звучит совсем не сонно, а напряженно.
– Да, все нормально. Спи дальше, Мэтью.
Сонными глазами, я смотрю на часы: три часа ночи.
– Что ты делаешь?
– Собираюсь домой.
Заставляю себя сесть, пытаясь прояснить сознание.
– Зачем?
– Потому что это то место, где я живу, забыл?
Не знаю, какая муха ее укусила, пока я спал, но я, правда, так устал спорить с ней. Отбрасываю одеяло.
– Ладно, дай мне минуту и я тебя отвезу.
Она взглядом сканирует пол и находит в углу свою сумочку.
– Не беспокойся, я возьму такси.
Понимая, что у меня мало времени, я натягиваю штаны и хватаю футболку, которая валялась на тумбочке, после того, как раннее ее с меня сорвали.
– Тогда я поеду с тобой на такси.
Долорес останавливается и дырявит меня хмурым взглядом.
– Может, тебя это шокирует, но я в состоянии добраться домой, большое спасибо.
– Сейчас три часа ночи, черт, Долорес.
Она пожимает плечами.
– Не то, что бы ты жил по соседству с плохим районом.
– Это Манхэттен. Любое соседство может быть плохим.
Она не отвечает. И не дожидается меня. Хватаю свои кроссовки и чуть не забываю взять ключи, когда бегу, чтобы поспеть за ней. Теперь уже полностью проснувшись, я натягиваю кроссовки в лифте.
– Ну что, ты злишься на меня из-за чего-то конкретного, или в общем, типа «все мужики козлы»?
Она складывает руки на груди.
– Я не злюсь.
Хотите перевод? Ты придурок, но ты должен сам вычислить почему, потому что я тебе не скажу.
Мы выходим из дома. Я даю швейцару отмашку и ловлю такси сам. Дорога до дома Ди напряженная и молчаливая. Я посматриваю на нее косым взглядом, потому что стоит посмотреть норовистой собаке в глаза, и она тут же перегрызет тебе глотку.
Она сидит прямо – вроде выглядит не злой, но тревожной, – как загнанное в угол животное, ждущее возможности сбежать. Когда мы подъезжаем к ее дому, Ди оказывает снаружи быстрее, чем водитель успевает полностью остановиться. Я прошу его меня подождать, и выскакиваю за ней.
Когда она вставляет ключ в наружную дверь, я кладу свою руку поверх ее.
– Не могла бы ты мне хоть намекнуть на то, что происходит сейчас в твоей голове, пожалуйста? Потому что я… как бы… понятия не имею, Ди.
Она тяжело смотрит на наши руки, вздыхая, поднимает взгляд на меня.
– Просто… как по мне, ты слишком торопишься.
Прислоняюсь плечом к стене дома.
– Если ты хотела, что бы я был помедленнее, просто надо было так и сказать. Сильнее, полегче, быстрее, медленнее – я всегда готов угодить.
– Как остроумно, Мэтью.
Ничего не могу поделать.
Она начинает махать руками себе в лицо – будто она на грани панической атаки.
– Я проснулась в твоей постели и… просто это уже слишком. Такое чувство, что я задыхаюсь. Мне нужно… больше пространства.
Пространства.
Точно.
Это исключительно женское понятие. Для мужчины, расстояние не сближает, а наоборот, предоставляет широкие возможности найти кого-то еще, куда бы запихнуть свой член. Когда парень, действительно, западает на женщину, его чувства к ней те же, что и к воскресному футболу – чем больше, тем лучше.
Тем не менее, я понимаю, о чем говорит Долорес.
Тогда, на прошлой неделе, я ведь предлагал ей что-то несерьезное, незаурядное, а последующий дни были какими угодно, но только не такими. Они были насыщенными. Встречи случались часто и систематично. И очевидно, что ее это пугает.
Когда времяпрепровождение с каким-то человеком становится в порядке вещей, уже трудно вспомнить, какой была твоя жизнь до этого… или какой она может быть после.
Хотя мне и нравится время, которое я и Ди проводили вместе, я не хочу казаться назойливым. Отчаяние – это такая вонь, от которой невозможно избавиться, после того, как ее вдохнешь.
– Тебе надо больше личного пространства – конечно – я понимаю.
Она открывает дверь и делает шаг внутрь. Потом опять поворачивается ко мне и неискренне улыбается.
– Я… позвоню тебе.
Я киваю.
И потом она захлопывает дверь прямо у меня перед носом.
***
Она не звонит.
Не на следующий день. Или в понедельник. Или даже не на самый священный третий день. Я не проверял свой телефон каждые пять минут или что-то типа того… но я лишний раз удостоверялся, эта хрень полностью заряжена.
Долорес меня послала. Просто… охренеть.
Да, я кидал девушек раньше – хороших девушек, которые просто не могли удержать мой интерес. Да, и это первый раз, когда я оказался по ту сторону кидалова.
И нет – я не чувствую себя хорошо.
Мне следует забыть о ней. Вокруг полно альтернативы, ожидающих, когда я за ними приударю. Мне следует двигаться вперед и вверх. Вниз тоже всегда весело.
Мне следует… но я не хочу. Дело не в том, что она красивая, сумасбродная, а ее грудь – это то, из-за чего происходит поллюция. Помимо всего этого – Ди интересная. Очаровательная. Отличается от всех девушек, с которыми я раньше встречался. То, как устроен ее ум, как она дразнится, как бросает мне вызов – я мог бы целыми днями разговаривать с Долорес и мне бы никогда не наскучило.
Она заставляет меня думать, заставляет меня смеяться… возбуждает меня.
И просто как бейсбольный скаут может смотреть на игрока Маленькой Лиги и видеть в нем самого ценного игрока, я знаю, вместе нам могло бы быть здорово. Невероятно. Я возбуждаюсь всякий раз, когда нахожусь рядом с ней. Вот что заставляет мои мысли – и мои фантазии – снова и снова возвращаться к ней. Потому что за короткое время и при помощи каких-то дополнительных усилий, мы оба будем пожинать великолепные плоды.
К вечеру четверга, я беру своего быка за рога – или в данном случае, сучку за уши.
Я пропускаю спортзал и подъезжаю к дому Долорес, страстно надеясь подловить ее по дороге с работы.
Вот она идет вдоль дома, быстро шагая в блестящих туфлях, открывающих ее пальчики на ногах, в белой воздушной блузке, которая струится волной при каждом движении ее рук, и зеленой юбке расцветкой змеиной кожи. Я торопливо к ней подбегаю. Когда она меня видит, упрямо вздирает подбородок вверх, нисколько не замедляя свой шаг.
– Привет, незнакомка.
– Здравствуй, Мэтью.
Я иду рядом.
– Как ты?
– Очень занята.
– Слишком занята, чтобы поднять трубку, а?
– Кто-нибудь, позовите заклинателя, что изгоняет дьявола – тобой завладела моя мать.
Я хватаю ее за локоть, заставляя остановиться. Сначала она психует, но когда ее взгляд встречается с моим, я это чувствую. Электричество. Возбуждение. Ее взгляд танцует на моем лице, упиваясь каждой деталью. И мое собственное чувство облегчения, что снова ее вижу – после всех этих дней, проведенных в жалких воспоминаниях – отражается в ее взгляде.
– Я не он, Ди.
– Кто?
– Тот придурок, из-за которого ты постоянно готова бежать, тот, что заставил тебя бояться отношений. Бояться позволить себе что-то чувствовать… желать кого-то… так, как ты желаешь меня, я знаю.
Она скрещивает руки на груди.
– Ты, наверно, не слишком часто летаешь – разрешенный вес багажа у авиакомпаний – сорок фунтов[21]21
фунт – 453,6 г
[Закрыть]. Твоя огромная голова, наверно, весит все сто.
Зависит от того, которую голову она имеет в виду.
Я улыбаюсь.
– Очень смешно.
Он отворачивается, глядя на проезжающие машины. И когда она начинает говорить, ее голос звучит уныло. Смесь печали и страха.
– Это не был «кто-то» Мэтью… это был каждый из них. Я уже это проходила. Нет никакого смысла переживать всю эту драму, когда ты уже знаешь, чем дело кончится.
Беру ее лицо в свои ладони, водя большими пальцами по ее теплым, мягким, как лепестки щекам.
– Но я не такой, как они.
– Так все говорят, а я верю. Но постепенно, правда выходит наружу, и парень, который был мне не безразличен – парень, которого, я думала, я знаю, – оказывается неудачником, или азартным игроком, или женатым, или просто обычным сукиным сыном.
У нее такой раненый взгляд, что у меня сжимается все в груди. От ее боли. И одна часть меня хочет изловить всех идиотов, о которых она сказала, и размазать по стенке их морды за их тупость.
Наклоняюсь к ней ближе, прижимаясь губами к ее шее. Мне хочется поразить ее так, чтобы она забыла все свои сомнения и страхи и всех придурков, которых она когда-то встречала. И я буду единственный, кого она будет чувствовать – единственный, кого она будет помнить.
– Пойдем сегодня сходим куда-нибудь, Долорес. Еще один раз. Даже если он будет последним.
Она хочет сказать «да». Это видно по ее глазам, по тому, как ее тело подается ко мне, а ее рука сама собой тянется к моей руке. Но из ее уст вырывается:
– Я не знаю…
Прижимаюсь губами к ее уху и шепчу:
– Дай мне еще одну ночь и после этого, если ты захочешь, я больше тебя не потревожу.
Она отводит голову назад, и проводит пальцем по моему лицу.
– Ты слишком упорный, чтобы тебе говорить «нет».
– Это дар.
Она вздыхает.
– Хорошо – еще одна ночь. Но в клубах будет пусто.
Я улыбаюсь и держу ее за руку, когда мы начинаем двигаться в сторону ее квартиры.
– Мы не пойдем в клуб.
Я гуляю взглядом по ее гладким голым ногам.
– И тебе следует надеть штаны.
Ее лицо озаряется любопытством.
– Куда мы пойдем?
Я подмигиваю:
– Сюрприз.
Если кому-то из вас уже захотелось, чтобы я женился на вашей дочери? От следующей части вы сойдете с ума.
***
Паркую свой байк на практически пустой парковке. Ставлю его на подножку и слажу с него. Долорес снимает шлем, чтобы получше рассмотреть светящуюся вывеску.
РОЛЛЕР-СКЕЙТИНГ ЦЕНТР.
Мы в Ньюарке – в его приличной части. Потому что, как и кинотеатры для автомобилистов, роллердромы быстро умирают. Их уже почти не осталось на Манхэттене, и лишь несколько осталось в Джерси. Я погуглил немного – вычислил по фотографиям в квартире Ди, это должно быть как раз то свидание, которое сделает ее хихикающей и сентиментальной.
И это самая лучшая вещь, после жаркой и возбужденной Ди.
Как обычно, я был прав. Улыбка Ди ослепляет, когда она слазит с моего байка. Она хлопает в ладоши и начинает подпрыгивать.
– О, Господи, это будет здорово! Я не каталась уже… даже вспомнить не могу сколько!
Это может звучать по-бабски, но наблюдать за тем, как улыбается Ди – становится моим самым любимым делом. Находить способ, чтобы заставить ее улыбаться, могло бы с легкостью стать моим новым хобби.
– Та катаешься? – спрашивает она меня, когда мы подходим к зданию.
Когда я рос, катание на роликах не было частым времяпрепровождением для меня и моих друзей. Но я уверен, что ни ничуть не уступлю.
– Раз, когда мне было лет девять.
Она хватает мою руку.
– Это как на велике, никогда не разучишься.
Она вверх-вниз водит бровями.
– А я могу делать убойный шафл.
Я усмехаюсь.
– Нисколько не сомневаюсь.
Внутри стоит смешанный запах резины, лака для пола и плесневелых ковров. После того, как взяли в аренду ролики и зашнуровали их, выехали на скейтинг-ринк.
Где я тут же припечатался своим задом к полу. Сильно.
Но, было прикольно, конечно.
Ди стоит рядом со мной, смеясь, и протягивает мне свою руку. Я ее беру – и притягиваю вниз к себе. Прямо на меня. Накрываю ее хохочущий рот своими губами, и в качестве наказания прикусываю ее губу. И как только все становится очень даже хорошо, в миллиметре от нас тормозит парень с прыщавым лицом в черно-белой форме судьи.
– Эмм… вы не могли бы… Это семейное место… Здесь нельзя этим заниматься.
Я улыбаюсь.
– Простите.
Долорес прикрывает свою улыбку рукой.
Я поднимаюсь и начинаю катиться опять. К концу второго круга я уже более твердо стою на ногах и мы катимся рядом друг с другом. Помимо нас там еще небольшое количество скейтеров, большинству из которых на вид не больше десяти.
– Думаю, мы здесь самые старые, – говорю я Ди.
– Нет, посмотри на них.
Она показывается на латиноамериканскую пару, которые выглядят на все восемьдесят, с идеальной синхронностью катятся, держась за руки.
– Разве это не мило? Вот чего я хочу, когда постарею.
Они выглядят… счастливыми. Уставшими, немного отрешенными, но абсолютно довольными друг другом. Наверно, это здорово быть с кем-то, кто знает тебя также хорошо, как и себя – и в конце дня, все еще хочет пойти покататься с тобой на роликах.
– Стать таки же в старости было бы хорошо. Но быть Хью Хефнером было бы лучше.
Ди закидывает голову назад и смеется. А потом соглашается со мной.
***
Позже, Долорес делает перерыв, садясь на скамейку, пока я покупаю содовую в баре с закусками. Когда я ковыляю назад, то вижу, как к Ди подкатывает мальчишка с ухмылочкой на лице и бейсболкой одетой задом наперед. Физически, он выглядит лет на двенадцать – но его поведение тянет на более старшего.
И говорит он как Джоуи Триббиани.
– Эй, детка, как у тебя дела?
Ди улыбается.
– У меня дела отлично, спасибо.
– А как насчет того, что ты и я – покатаемся в паре?
Прежде чем она успевает ответить, я уже рядом, передаю ей содовую, и отвечаю за нее.
– Следующий в паре с ней я, малыш. Отвали.
Его маленькие хулиганистые глаза осмотрели меня с ног до головы. Потом говорит Ди.
– Скоро тебя затошнит от этого быка и тебе захочется попробовать молоденького бычка, я буду там, – он показывает пальцем в сторону зала с игровыми автоматами, которые стоят вдоль стены, а потом уезжает.
– Что это за хрень еще?
Долорес усмехается.
– Вот именно таким я тебя и представляю, когда ты был ребенком.
Я пожимаю плечами.
– Ну, почти. Я был не таким беспардонным, и более привлекательным.
– Ну, может, это ты так думал, – говорит она, а потом делает глоток воды.
И из колонок доносится голос ДиДжея.
– Следующее катание только по парам… и у нас тут посвящение.
Я наблюдаю за ее реакцией. Вожидании.
– All I Want Is You от U2 посвящается Ди от Мэтью.
Она выпучивает глаза и прикусывает нижнюю губу – от удовольствия и с трепетом – потому что ничего такого она не ожидала.
Я поднимаюсь и предлагаю ей руку.
Ди немного качает головой, а потом улыбается мне.
– Ты только что исполнил мою мечту тринадцатилетнего возраста.
Она поднимается и сладко меня целует. Потом держит меня за руку, и мы катимся по полу. И слава Богу – я не падаю. Свет приглушенный так, что только разноцветные лампочки отражаются на полу. Из колонок поет Боно, а я и Ди улыбаемся друг другу, пока катимся вместе. И это смешно и по-детски – глупо и бестолково.
Но просто чертовски великолепно, не думал даже, что такое возможно.
***
По пути назад в город, мы остановились на красный свет. Я знаю, что сегодня вечером Долорес наслаждалась собой, и я знаю, у нее не будет проблем, чтобы провести остаток вечера у меня.
Но… я хочу услышать эти слова от нее.
Женщинам нравится, когда за ними бегают, когда им показывают, что они желанны, что в них нуждаются – ценят. И такие парни, как я упиваются возможностью побегать за девушкой – но только в том случае, если ее возможно поймать. Я хочу, чтобы Долорес признала – подтвердила – что ее можно поймать. Что она со мной заодно. Что она хочет этого также сильно, как и я.
Я поворачиваюсь на своем сиденье, чтобы я мог видеть ее лицо.
– Хочешь все закончить… или останешься со мной?
В моих словах двойной смысл. И когда она хмурит брови в раздумьях, я знаю, она понимает, о чем я ее спрашиваю.
– Скажи мне, что это ты, – мягко требует она. – Скажи мне, что это… реально.
– Ди, все реально, реальней не бывает.
Она бормочет сама себе.
– Какого черта…
Потом крепко держится за меня.
– Я хочу остаться с тобой.
Я улыбаюсь – с облегчением и наслаждением. Потом жму на газ и везу нас домой.
ГЛАВА 12
В воскресенье вечером в одной из моих любимых галерей, Агора, проходит арт-шоу. Для верхушки общества Нью-Йорка, художественный вкус – это как девушка, подающая заявку войти в состав чирлидинговой команды в высшей школе. Зачастую, это мало что общего имеет со «спортом», но много общего с показателем положения в обществе.
Но я на самом деле люблю искусство – прекрасные картины, интересные скульптуры. Хотя я и могу обойтись без выставок и определённых современных работ – писать в банку и называть это искусством – совсем не мое представление о таланте.
Я заезжаю за Ди в семь, но я оставляю свой байк дома. Долорес сказала мне, что будет в платье, так что она предпочтет добираться на такси до галереи.
И что это за платье. Когда она открывает дверь своей квартиры, все что я могу – лишь пялиться на нее. Челюсть моя отвисает – скорее всего, текут слюни.
Оно короткое и без рукавов – выделяя ее длинные загорелые руки и ноги. На ее роскошной груди ткань с рисунком из ярко-синих и зеленых точек. А выше груди и на животе тонкая сетчатая черная ткань. Никогда не видел такого платья, как это – само секс.
Наконец, закрыв рот, я протягиваю ей букет красных роз, который купил для нее.
Потому что, да, такой вот я льстивый.
Ди чрезвычайно благодарна. Держа розы в одной руке, другой она ведет вниз по лацкану моего темно-серого костюма, по моему животу и хватает мое хозяйство.
Неожиданный, но всегда приятный сюрприз.
– Очень красивые. Спасибо, – шепчет она, водя рукой вдоль моего члена, перед тем, как прижаться клубнично-цветочными губами к моим губам.
Когда она отклоняется, я бормочу:
– Бесценное искусство больше не кажется таким интересным. Может, нам просто остаться дома?
– О, нет. Это платье должны увидеть. И… ты слишком сексуален в этом костюме, чтобы сидеть дома.
Не могу с этим поспорить.
***
В отличие от выставок в таких известных музеях, как Мет, частные показы в галереях меньше, более душевные. Хоть они и открыты для публики, обычно их посещают только серьезные покупатели, а вино и закуски, подаваемые официантами в белых перчатках, подбираются специально, чтобы угодить дорогому вкусу тех мажоров.
Мы оба наслаждаемся бокальчиком белого вина, пока внимательно разглядываем фотографии и картины на стенах. Полы галереи из натурального дерева – стены, абсолютно белые, с театральным оформлением света, который оттеняет каждое произведение искусства. Гости рассеялись по запутанным комнатам, выражая свое мнение относительно работ тихим, напыщенным тоном. Долорес и я находимся одни в отдельной комнате, чьи стены увешаны холстами с четкими цветами и разных размеров, и на разную тематику.
– Какая тебе нравится больше всего? – спрашиваю я.
– А что? Собираешься купить?
Здесь не указаны цены, но по опыту я знаю, что каждый из этих шедевров уйдет за десятки тысяч долларов.
– Подумываю об этом.
Но я не поэтому спрашивал.
Предпочтения в искусстве – это очень личное, практически на подсознательном уровне. Это все равно, что узнать у парня, что он предпочитает – боксеры, трусы или вообще ходит без белья – искусство может сказать очень много о том, какой вы человек.
Ди прохаживается по периметру комнаты, останавливаясь перед картиной с белым сельским домиком на вершине холма, с огненным красно-оранжевым небом на горизонте.
– Кэти понравилась бы вот эта.
– Почему это?
Она наклоняет голову.
– Все очень лаконично – уютно и безопасно. Но вот небо… в нем есть какая-то дикость.
Я показываю на картину на противоположной стене.
– А Дрю запал бы на эту.
Она бросает свой взгляд.
– Потому что это картина голой женщины?
Я усмехаюсь.
– Да. И… потому что она не пытается быть тем, чем не является. Это не картина цветка, который на самом деле вагина – нравится тебе, или ты это ненавидишь, но это то, что есть. Дрю большой поклонник прямого подхода.
– Какая больше всего нравится тебе? – спрашивает она.
Я тут же показываю на Джексона Поллока, которая не продается. На ней много всяких пятен и завитков разных цветов на черном фоне. Ди подходит к ней, присматриваясь поближе, когда я говорю:
– На нее смотреть никогда не надоест – каждый раз в ней можно увидеть что-то новое. – Я снова смотрю на Ди. – Что возвращает меня к моему изначальному вопросу: Какая тебе нравится больше всего?
Она открывает свою маленькую зеленую сумочку и вытаскивает оттуда свой телефон. Просматривает на нем фотографии, а потом отдает мне.
– Вот моя любимая.
Я смотрю на экран.
– Это же периодическая таблица.
Она пожимает плечами.
– Для меня, это шедевр. Гармоничный. Идеально организованный. Достоверный.
– А разве некоторые из элементов не бывают несовместимыми?
Она улыбается.
– Конечно, но таблица говорит тебе, какие из них. Никаких сюрпризов. Никаких разочарований.
И вот он яркий пример того, кто Долорес есть на самом деле. Химик в защитных очках – днем, клубная девочка в блестящей одежде – ночью. Ей хочется веселья, спонтанности, но часть ее – часть, которая была обманута слишком многими кретинами в прошлом – хочет надежности. Честности. Правды.
Я хочу дать и то и другое. Хочу стать ее «русскими горками» и ее каруселью, ее искателем приключений и ее защитником. Ее импрессионистом и ее периодической таблицей.
***
Когда шоу близится к концу, многие гости собираются в главной приемной галерее. Пока Ди находится в уборной, я пристально разглядываю огромную скульптуру в углу, пытаясь понять, что это должно быть – либо бесконечная пещера, либо болотное чудовище.
Я не замечаю человека, который подходит ко мне сзади, пока он не заговаривает.
– Я подумываю приобрести эту работу для своей музыкальной комнаты. Она обладает вдохновляющей энергией, не так ли?
Это Розалин. Она хорошо выглядит в своем бежевом платье-бюстье, темными волосами, заколотыми на затылке – не торчит ни одной прядки.
И она мне улыбается… как паук мухе.
– Я бы сказал, скорее, омрачает, чем вдохновляет. Не знаю, что это вообще такое.
– Возможно, потому что это может быть все, что ты захочешь.
Тон ее голоса, игривость в ее глазах – уверен, что со мной заигрывает.
– Ты все еще занимаешься любительской фотографией, Мэтью?
– Занимаюсь.
Она льстиво посмеивается.
– Помнишь тот раз, когда мы ходили в Breezy Point и напились там тем отвратительным Шабли? Тогда твоя камера была очень полезной.
Я помню тот день, про который она говорит. Мы были молодыми и беззаботными и упивались дешевым вином и друг другом. Но любой момент, проведенный с Розалин, вспоминаю без особого трепета. Если у вас есть банка с белой краской, и в нее капнуть черной, замарается вся! Станет серой.
Воспоминания, которые должны значить очень много – романтичные, которые всегда бывают в первую любовь – меня от них просто тошнит. Потому что каждое прикосновение, каждое слово и поцелуй… все было ложью.
Прежде чем, я успеваю ответить, возвращается Долорес, спокойно беря меня за руку.
– В дамской комнате висят картины! Как ты думаешь, какого тем художникам? Их работы в уважаемой известной галерее… только вот в сортире.
На какую-то секунду, Розалин кривит лицо. А потом – как актриса, какая она и есть – маскирует его любезностью.
– Ммм… здравствуйте. Я Розалин де Бои Карингтон Вулф. А вы?
– А я Ди.
– Ди кто?
Взмахнув своими волосами, как какая-то блондинистая секс-бомба из сороковых, она говорит:
– Просто Ди.
– Вы и Мэтью… работаете вместе?
Ди смеется.
– А я что, похожа на банкиршу?
– Нет… я бы так не сказала.
Ее взгляд падает на платье Ди, а ее голос приобретает стервозный, пассивно-агрессивный тон, который я терпеть не могу в женщинах.
– Ваше платье слишком… смелое… для банкирши. Не каждая женщина имеет… храбрость… надеть что-то такое необычное.
Долорес мило улыбается – но там кроется оскал.
– Это так мило с Вашей стороны. И Ваше платье, такое… очень… бежевое.
Розалин скромно поглаживает ткань.
– Ну, знаете, как говорят, лучше меньше, да лучше.
Ди смотрит ей прямо в глаза.
– А что-то меньше… просто меньше.
На мгновение она дает осесть этому колкому замечанию. А потом поворачивается ко мне.
– Обожаю эту песню. Хочешь потанцевать?
Весь вечер зал заполняют звуки инструментальной музыки. Песня, которая нравится Ди – джазовая версия «Unforgettable» Нэта Кинга Коуэла.
Розалин усмехается.
– Дорогая, это всего лишь музыка для фона. На самом деле никто под такие вещи не танцует.
Долорес пожимает плечами.
– Жизнь – коротка. Я никогда не упускаю возможности потанцевать под хорошую музыку. Что скажешь, Мэтью?
Я беру руку Ди и целую ее нежно, так гордясь ей в этот момент.
– Я скажу, что буду танцевать с тобой где угодно.
Затем веду ее в центр зала. Когда мы проходим мимо Розалин, Ди шепчет:
– Приятно познакомиться, дорогуша. Пока-пока.
Я обнимаю Ди и начинаю с легкостью двигаться. Ди без всяких усилий следует за мной.
– Ух ты, только посмотрите, прямо Фред Астер. Не знала, что ты умеешь так танцевать.
– Я очень талантлив.
Она улыбается.
– Поверь мне, я знаю.
Ее взгляд скользит в сторону Розалин.
– Нуууу... все женщины, с которыми ты будешь меня знакомить, будут вести себя, как сучки?
Теперь, думаю, все.
– Нет – это была последняя.
– Она твоя бывшая, или как?
Ни один мужчина не хочет рассказывать то, как с ним поигрались – сделали из него идиота. Это неловко, неудобно – зачастую мы предпочитаем пресекать такие темы и заменять их историями, как нам удалось кого-то уложить в постель и трахать всю ночь.
– Или как. Почему ты спрашиваешь?
– Такое ощущение, что своим взглядом она готова перерезать мне горло.
Очень искусно, я поворачиваю нас так, что мое тело закрывает ее вид.
Но Ди все равно говорит:
– Она очень красивая, как модель Victoria’s Secret.
– Малыш, ей до тебя далеко.
Она прекращает танцевать. Полностью. Резко. А ее лицо – ее шикарное лицо – это смесь боли и сомнений… и там даже тень негодования.
– Не делай этого.
– Не делать чего?
– Не надо разговаривать со мной так, будто я девочка, которую ты только что встретил в баре. Скажи мне, что ты ее ненавидишь, что хочешь вынести ей мозг, хоть что, я это приму. Чтобы ты не сказал… просто, говори, что думаешь. Будь здесь, со мной… будь настоящим.
Она права. В самую точку. Рефлексы – это реакция тела без вмешательства мозгов. Они происходят самостоятельно – без всяких мыслей и рассуждений. Неуверенность – это не то, что я привык слышать от Ди. И я уже точно не хочу продолжать разговаривать про Розалин, так что я сказал первое, что у меня сорвалось с языка, без всяких мыслей.
Не придавая этому никакого значения.
А она заслуживает лучшего, чем это.
– Пр… прости.
Снова притягиваю ее к себе, и мы снова танцуем, теперь медленнее, чем до этого.
Ди прижимается своей щекой к моей, и я целую ее ушко, а потом шепчу:
– Я хотел сказать, что она красивая – но лишь снаружи. Ты же, наоборот… как бриллиант. Чистая… безупречная… во всех отношениях.
Она наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня. И она опять улыбается. А я ощущаю себя повелителем вселенной.
– Это мне уже нравится намного больше.
Я веду рукой по ее руке, к ее плечу, под волосы на шею. Потом легонько ее целую. Нежно. Боготворю ее губы, преклоняюсь перед ее языком. Он влажный и прекрасный – это тот поцелуй, который заставляет тебя позабыть, что ты в общественном месте – или, если ты и помнишь, то тебе абсолютно на это наплевать.
Когда музыка и поцелуй заканчиваются, Долорес облизывает свои губы.
– Давай отсюда уйдем.
– Отличная идея.
***
Когда мы приезжаем в мою квартиру, Долорес снимает свои каблуки, бросая каждый из них со стуком на пол, и направляется прямо к стерео системе.
– Хочешь вина? – спрашиваю я.
Она одобрительно гуляет по мне взглядом.
– Я хочу пить, но не вина.
Пока она играет с кнопками, я прижимаюсь к ней сзади, целуя ее в шею, а пальцами лаская ее тело. Из колонок начинает играть «Demons» Imagine Dragons. Ди ставит песню на повтор, и начинает об меня тереться своей попкой.
– Мне нравится эта песня, – говорит она.
– Мне нравится это платье.
Она поворачивается ко мне лицом. И ее дыхание щекочет мне ухо, когда она шепчет.
– Тебе намного больше понравится то, что под ним.
Она стягивает с меня пиджак и бросает его на пол. Я начинаю ее целовать, а она быстро разбирается с моей рубашкой. Ее руки гладят меня по груди, пока она толкает меня назад, без слов направляя меня к дивану. Я сажусь, ожидая того, что она сядет сверху.
Но, вместо этого, она выпрямляется.
А жар в ее глазах – голод – заставляют мое сердце колотиться. С кофейного столика она берет мою камеру, потом опускается на колени между моих раздвинутых коленей, отдавая ее мне, словно подношение.
– Сфотографируй меня, Мэтью.
Я дышу тяжело – практически взахлеб. А мой член изнемогает от предвкушения. Посмотреть на нее, прикоснуться к ней, и да, фотографировать ее.
На каком-то уровне, каждый парень хочет побыть порнозвездой. Ну, правда, вы можете придумать более приятный способ зарабатывать деньги? Диснейленд может быть самым счастливым местом на земле, но Силиконовая Долина – это места, где сбываются мечты мужчин. Домашнее секс видео и фотографии позволяют мужчинам – и женщинам – вкусить эту фантазию. Чтобы вспомнить и снова пережить самые эротичные моменты их жизни.
Если это слишком дико для вас, можете сразу пропускать следующую часть.
Ди улыбается, когда я беру из ее рук камеру. Проверяю пленку и батарею, пока она поднимается и покачивает бедрами в такт музыки. Ее глаза закрыты, голова качается из стороны в сторону, ее блестящие, пшеничного цвета локоны развиваются, когда она кружится.
И она выглядит такой … свободной. Такой по красивому непринужденной.
У меня захватывает дух.
Я быстрее запечатлеваю этот момент. Клик. Клик. Клик.
Она заводит руки за спину, выпячивая свою грудь вперед, и расстегивает молнию на платье. Неторопливо, она стягивает платье. Открывая прозрачное бра без бретелек с ярко голубой каймой и такие же трусики. Ее грудь упругая, высокая и полностью видна через прозрачный материал – включая мою любимую завлекалочку, сверкающий бриллиантовый пирсинг в соске Ди.
Ее платье лежит позабытым на полу, когда она двигается и поворачивается. Я облизываю свои внезапно пересохшие губы, снова фокусирую камеру и снимаю.
Клик. Клик.
Руки Долорес скользят по ее бедрам, а потом касаются живота, потом обхватывают свою грудь так, как это хочется сделать мне. У меня дрожат пальцы, и я крепче держу камеру.
Клик, клик.
Когда я говорю, у меня хриплый голос.
– Иди сюда, Ди.
И чудесным образом она так и делает. В тот момент, когда она подходит достаточно близко, я притягиваю ее на себя, одну руку запускаю ей в волосы, а другой сжимаю ее гладкую, упругую попку.
Она стонет мне в губы. Затем ее руки неуклюже касаются моего живота, но сходу стягивают вниз мои штаны и боксеры. Беря ее – и камеру – с собой, я соскальзываю с дивана на пол. Белье Ди кажется таким мягким против моего напряженного члена, но не таким мягким, как кожа Ди.
