Текст книги "Все смиренно (ЛП)"
Автор книги: Эмма Чейз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
ГЛАВА 9
Просто удивительно, как ты сближаешься с человеком, после того, как вместе с ним в течение 24 часов промучаешься от отравления. Такого рода интимность достигается месяцами, даже годами. Сейчас я знаю, как выглядит лицо Ди, когда она кончает, и когда она блюет.
В понедельник мы оба не выходим на работу из-за болезни, потому что все еще чувствуем себя мерзко. Мы принимаем по отдельности душ, и я надеваю пару штанов, которые принадлежат ее кузену. Обычно, я не ношу одежду других мужиков, но эти штаны были чистыми и лежали, аккуратно свернутые на полке в шкафу у Ди. Это значит, Уоррен носил их давно и меня это вполне устраивало. К тому же, сама мысль о том, чтобы надеть вчерашнюю одежду, была отвратительной.
Долорес сидит рядом со мной на диване, а ее ножки обутые в мягкие тапочки-кролики лежат на кофейном столике. Сама она одета в мягкий халат лилового цвета, который был бы весьма далек от сексуального, будь он на другой девчонке. Но я-то знаю, что под ним нет ничего, кроме мягкой, обнаженной кожи – это сексуально.
Я щелкаю каналы на телевизоре, и мы пытаемся договориться, какой же смотреть фильм. Проблема в том, что у Долорес есть вагина, что означает, ее вкусы в кино варьируются от ужасного до невероятного.
Не надо на меня скалиться – я всего лишь озвучиваю то, что знает каждый мужчина в мире. Причина того, что такая херня, как Английский Пациент и Король Говорит выигрывают Оскара? Да, женщины просто пищат от Рэйфа Файнса и Колна Ферта. Конечно, Храброе Сердце тоже завоевало кучу наград, но не только потому что это отличное кино. Кто там? Мэл Гибсон? Этим все сказано.
Ди отстаивает свое девчачье предложение.
– Я люблю фильмы про лучших друзей – они очень вдохновляют. Тельма и Луиза, На Пляже, Стальные Магнолии – это одни из моих любимых. Я всегда представляю себя и Кейт, как Уизер и Клэр, когда мы станем старше.
– Что такое Стальные Магнолии? А еще важнее, кто такая Уизер?
Она выглядит одновременно удивленной и шокированной.
– Ты никогда не смотрел Стальные Магнолии? Ты хоть человек, вообще? Это был один из первых фильмов Джулии Робертс.
Я всплескиваю одной рукой, когда пытаюсь возразить:
– Нет, ни за что я не собираюсь смотреть Джулию Робертс! Дрю целый год по ней сох, когда был ребенком, и до сих пор не оправился. По сей день, сам того не замечая, у него вылетают фразочки из Красотки. Так что извольте.
– Тогда, что мы будем смотреть?
Я прокручиваю фильмы, что по запросу и нахожу победителя.
– Конан-Варвар. Самая великая история любви всех времен и народов.
Она морщит свой носик.
– Обычно Шварценеггер радует мой глаз, но сегодня я не в настроении. Давай посмотрим Стальные Магнолии.
Я качаю головой.
– Нет. Это два часа моей жизни, которые я потеряю впустую.
Долорес поджимает под себя ноги и поднимается на колени. По ее лицу скользит хитрая навязчивая улыбка, по которой я уже могу судить, что она в настроении кое-чем заняться. Она склоняется надо мной, я наклоняю голову в бок, чтобы не прерывать зрительного контакта.
– Ты чувствуешь себя получше, Мэтью? Потому что мне гораздо лучше.
Я быстро мысленно оцениваю свои возможности.
– Даа, я в порядке.
Ее улыбка становится шире, с еще большим намеком на секс.
– Тогда давай заключим пари. Кто первый заставит другого кончить, тот и выбирает кино? Что скажешь?
Теперь ясно, почему у Долорес такой успех в химии – у нее такой удивительный и изобретательный тип мышления.
Я в задумчивости прикусываю нижнюю губу.
– Я скажу, что это такое пари, в котором я с удовольствием одержу победу.
Она отклоняется назад и медленно распахивает свой халат.
– Не с таким удовольствием, как я заставлю тебя проиграть.
***
Мы были совсем рядом. Если бы это были гонки «Нэскар», пришлось бы обращаться к фотофинишу – нас отделяли несколько секунд. Но… Ди выиграла. Она выбирала кино. Хотя, я не слишком расстроился по поводу своего поражения. Если вы проигрываете пари, то это должно быть именно так.
В любом случае, Стальные Магнолии вовсю идут. И это лишь усиливает мое мнение о женщинах и фильмах, потому что в этом фильме ни черта не происходит. Начинается оно со свадьбы, а теперь, похоже, Джулия Робертс собирается умереть. А помимо этого? Просто куча девчонок болтают, делают себе прически, и еще больше болтают.
Ди сидит рядом со мной, сосредоточив свое внимание на фильме, в котором дама из Полицейского и бандита – здесь она мать Джулии Робертс – начинает разговаривать со своим друзьями на кладбище. Нос у Ди уже красный, а глаза на мокром месте. Я снова смотрю в кино и слушаю, как женщина начинает кричать и плакать и причитать, как ее внук сможет узнать, как же сильно его мать любила его.
И ни с того, ни с сего я начинаю думать о Маккензи, и – да простит меня Бог, – если бы что-то случилось с Александрой, как бы чувствовала себя Маккензи. Кто бы ей рассказал, как многого она бы лишилась. Стивен – отличный парень, замечательный отец, но мать – особенно такая ярая мамашка, как Александра – такая любовь – нечто иное. Сильнее.
Незаменимая.
Хоть и квартира Ди не очень пыльная, наверно что-то все-таки мне попало в глаза. Я их потираю, чтобы вытащить то, что мешает.
И шмыгаю носом. Чертова аллергия.
– Ты что ли плачешь? – удивленно спрашивает ее Ди, а в ее голосе слышится смех.
Скривив лицо, я поворачиваюсь к ней:
– Нет, я не плачу.
Потом снова смотрю на экран. Где бедная безутешная мать Джулии Робертс кричит, что она в порядке, когда очевидно, что нет. Плачет по всем тем вещам, которые она смогла сделать, а ее ребенок так и не смог.
Господи, как горько.
– Охренеть, это так печально! – я жестом показываю на телевизор. – Как ты можешь смотреть эту хрень и не хотеть при этом не застрелиться?
Ди начинает смеяться, закрывая рот рукой.
– Я люблю этот фильм, потому что он заставляет меня плакать.
Даже так? Это все равно, что сказать: я люблю столик в коридоре моих родителей, потому что вечно об него запинаюсь каждый раз, когда прохожу мимо него босиком.
– Почему?
Она пожимает плечами.
– Иногда полезно поплакать. Очищает душу. Ты никогда не плакал над фильмом?
Меня обижает то, что она вообще додумалась такое спросить.
Я качаю головой, а потом останавливаюсь, когда вспоминаю.
– Рокки-3. На этом фильме я плакал, но это не считается. Если кто-то не всплакнет, когда умирает Майки, у того нет души.
Она пожимает плечами.
– Не смотрела его.
– Многое пропустила. А Хищника смотрела?
Она качает головой.
– Оригинал Побег из Нью-Йорка?
Опять нет.
– Воины?
– Нееет.
Потом меня посещает мысль.
– Погоди, твой кузен рос с тобой и твоей матерью, так?
– С тех пор, как мне было шесть лет, да.
– Значит, у вас в доме жил мальчишка, и как так получилось, что ты никогда не смотрела эти фильмы? Это же классика!
Я ее спрашиваю, но почти уверен, что я уже знаю ответ.
Ди пожимает плечами.
– Билли был счастлив смотреть то, что смотрела я.
Конечно. Вот когда я решаю взять под свое крыло того беднягу, лишенного в жизни роли мужчины.
***
К вечеру понедельника я уже чувствовал себя вполне хорошо, чтобы вернуться к себе в квартиру. Вы подумаете, что после почти двух полных дней отсутствия, я по ней соскучился – я был рад вернуться домой. Но здесь было как-то… тихо. Даже, скучно.
Я проявляю фотографии, на которых я заснял Ди в парке. И пока я жду в темной комнате, я думаю о том последнем разе, когда я был здесь. С ней. Ее горячий рот, прикосновение мягкого языка, то, как втягивались ее щеки, когда она высосала меня наглухо.
Пока мои мысли дико скачут, я едва сдерживаю свой порыв позвонить Долорес и умолять ее приехать. Я устоял, но только потому, что мы уже договорились, что она приедет сюда в среду вечером.
И по мне, среда придет еще не скоро.
***
В среду днем я встречаюсь с Александрой, чтобы пообедать.
Погода хорошая, так что мы сидим за столиком на улице. Я откусываю свой бургер, пока Александра жует свой салат с жареными креветками. Потом я ей говорю:
– Вот… я кое с кем встречаюсь.
Пока я рос вместе с Дрю, я всегда считал Лекси своей старшей сестрой. Но тот факт, что мы не делили одни и те же гены, или не должны были жить вместе, сделал наши отношения менее задиристыми в значительной степени, по сравнению с ее братом. Она присматривает за мной, но делает это не так «по-матерински», как с Дрю. Она психует, когда я чего-нибудь натворю, но она не чувствует за это ответственности. А для меня кругом одни плюсы – все преимущества наличия старшей сестры, но без занозы в заднице.
– Насколько я знаю, ты и мой брат «встречаетесь» с кучей женщин.
Я улыбаюсь.
– Эта мне нравится.
Она кивает.
– Еще раз, тебе и Дрю «нравится» целая куча бедных, ничего не подозревающих дамочек. Что в этой такого, что ты о ней упомянул?
– Она мне нравится. Нравится.
Голубые глаза Александры расширяются.
– Ух ты! Ну, давай, рассказывай!
Я смущенно перевожу свой взгляд на бургер.
– Ее звать Долорес.
– Сколько информации.
– Она… другая.
Лекси пытается вытянуть из меня побольше деталей.
– Другая… потому что у нее три груди?
Я смеюсь.
– Нет. Но я бы не отказался, если бы было. Она… классная. Мне нравится с ней болтать, понимаешь? Она говорит, что не хочет заводить отношений. А я надеюсь поменять ее мнение на этот счет. Я не чувствовал так себя с тех пор, как…
Александра прикладывает ладонь к моим губам.
– Не надо. Даже не произноси имя этого грязного чудовища. Я здесь пытаюсь поесть.
– Тем не менее, я не уверен, что из этого, что-то получится, но я…
Мне не удается закончить свое предложение. Потому что мое лицо окатывает волна ледяной красной жидкости.
На вкус, как черри.
– Лживый хрен!
Я вытираю лицо, глаза. Когда мой взгляд проясняется, я вижу, что на тротуаре стоит Долорес – с теперь уже пустой, зажатой в руках баночкой из-под напитка.
Которую она собирается зашвырнуть в мою голову.
– Весь этот треп, чтобы не цеплять других людей! Ты сказал, партнеры без обязательств! Ты бы мог мне понравиться, если бы сказал все напрямую! Я так и знала – я знала, что ты лишь еще один лживый кретин, который просто не любит делиться своими сексуальными игрушками, но без проблем играет с другими!
К этому моменту, Александра и я уже оба стоим на ногах. И я не могу понять, что происходит.
Я пробую:
– Долорес…
Но она обрывает меня.
– Четыре дня! Ты мне четыре дня твердил, что тебе нет дела до других, и тут я встречаю тебя с… с…
Лекси протягивает ей руку, чтобы пожать.
– Александра Райнхарт.
Ди обращает свой яростный взгляд в сторону Лекси. Но она прекращает свою тираду, когда интересуется:
– Райнхарт. Откуда я знаю это имя?
Она дает мне ответить. Наконец-то.
– Она мать Маккензи.
Если вы присмотритесь, вы практически сможете увидеть в глазах Ди, как она прокручивает наш предыдущий разговор.
– Маккензи… псевдо-племянница?
Она поворачивает голову в мою сторону.
– Это значит, что она…
– Девочка, с которой я вырос – да. Сестра Дрю.
Меня сменяет Александра.
– Сестра Дрю, жена Стивена, дочь Джона и Энн. У меня полно имен. Одно, в особенности, вот-вот будет использовано по назначению.
Вот в такие моменты я начинаю подозревать, что Александра в курсе своего прозвища. И это меня пугает.
Сильно.
Александра продолжает смотреть на Ди, но говорит она мне.
– Теперь я понимаю, что ты имел в виду, когда говорил другая.
А потом Долорес:
– Вы должно быть Долорес. Мэтью как раз рассказывал мне о вас. Я бы хотела сказать, что мне приятно познакомиться, но я уже достигла лимита этого дерьма за неделю.
Александра медленно ее обходит – как акула, проверяющая раненого тюленя.
– Знаешь, Долорес, моя мама говорила мне, что хоть мужчина и не собирался поразить женщину, я никогда не должна этим пользоваться. Что я никогда не должна действовать каким-либо образом и не ждать в ответ такой же реакции.
Ди складывает на груди руки и упрямо стоит под тяжестью неодобрительного взгляда Александры.
– Мэтью рассказал Вам о наших отношениях. Он для меня, как второй брат. И из них двоих? Он будет получше. Помните об этом, прежде чем снова запустить в его голову сок.
Ди лишь слегка отступает.
– Это был не сок, а газировка.
Александра щелкает на меня пальцами.
– Дай мне свою рубашку и пиджак.
Стянув с себя галстук, я отдаю ей вещи и остаюсь стоять на тротуаре в одной белой майке и серых штанах. Ди тянется за вещами в руках Лекси.
– Я заплачу за химчистку.
Александра закатывает глаза.
– Химчистка не возьмет такие пятна. К счастью, у меня есть самодельная паста, которая может помочь.
И говорит мне:
– Можешь забрать их в субботу.
Она кладет руку мне на плечо и целует меня в щеку, при этом вытирая салфеткой красные пятна с моего уха, что до сих пор там остались.
– Я должна идти. Удачи, она тебе понадобится.
До того, как Александра уходит, Ди предлагает:
– Надеюсь, что в следующий раз мы встретимся при более приятных обстоятельствах.
А Александра отвечает:
– Я, серьезно, сомневаюсь, что мы еще встретимся. Мэтью – милый, но не тупой.
Потом она хватает свою сумку и уходит вниз по улице.
Ди и я смотрим ей вслед.
Себе под нос Ди говорит:
– Она всегда такая сучка?
Я улыбаюсь.
– Такая уж она есть.
Потом я провожу рукой по своим липким волосам.
– Какого хрена, Ди?
Она снова складывает руки на груди и бормочет:
– Я не извиняюсь. Это естественная ошибка. Я тебе говорила, что у меня вечно так. Я даже с партнерами без обязательств умудряюсь все испортить. Я просто прогуливалась в обеденный перерыв, и просто глазам не могла поверить, когда увидела тебя. Что еще я могла подумать? Хочешь послать меня подальше, твое решение, но я ни о чем не сожалею.
Я беру ее за плечи, опускаю голову и затыкаю ей рот глубоким поцелуем. Потом говорю ей:
– Не собираюсь я тебя посылать. И ты не должна извиняться.
Я знаю, знаю – ты что ли совсем из ума выжил, Мэтью? Нет, я не тюфяк – я просто ничего не имею против женщин со страстью, искрой. И небольшой собственнический инстинкт – не такая уж и проблема. Плюс, Барни Стинсон[18]18
Персонаж из телесериала «Как я встретил вашу маму»
[Закрыть] уже высказался на этот счет, Долорес достаточно сексуальна, чтобы вести себя так ненормально, как ей только хочется, и я все равно не выкину ее из постели.
Конечно, это не значит, что я отпущу ее без расплаты. Поэтому я притягиваю ее крепче и трусь своей головой об ее лицо и голову. Растирая свою любовь – и как можно больше напитка.
– Ай! – кричит она и смеется и шлепает меня по спине.
Постепенно я отклоняюсь и говорю:
– Вот. Теперь мы квиты.
Быстренько целую ее в губы.
– Я собираюсь поехать домой, чтобы принять душ. – Потом у меня возникает замечательная идея. – Не хочешь присоединиться?
Она улыбается, пока вытирает щеки.
– Я должна вернуться на работу.
Я киваю.
– Но вечером мы увидимся?
– Конечно.
И только когда она уходит, я замечаю на ней белый халат, надетый поверх ее черного кожаного платья, бордовые колготки и высокие кожаные ботинки. Я кричу ей:
– Эй, Ди?
Она поворачивается.
– Захвати с собой белый халат. И пару защитных очков, если у тебя есть.
Вы посчитаете, что нам еще рано думать о ролевых играх. Но раскрою вам секрет: Для ролевых игр рано не бывает.
ГЛАВА 10
Несколько следующих вечеров мы с Долорес проводили вместе. Мы ходили в клубы потанцевать и оставались дома, начинали смотреть фильмы и пропускали их конец; занимались по несколько часов жарким сексом – таким, после которого чувствуешь себя грязным, но при этом тебе не терпится все повторить.
Мы также разговаривали – что удивительно. В постели, или сидя за столом друг напротив друга.
На поверхности обеденного стола.
Ди любит поболтать.
Любит делиться, что-то объяснять. Также у нее есть… теории… на любую тему, которую только можно вообразить. Хотя все ее теории довольно забавны, некоторые из них вполне ничего. Возьмите вот эту, например:
– Джон Хьюз [19]19
американский режиссер, продюсер и сценарист таких фильмов, как «Один дома», «Бетховен», «101 Далматинец»
[Закрыть]был неистовой женофобской свиньей.
– Откуда ты знаешь?
– Посмотри «Клуб «Завтрак». Там пять главных стереотипов парней – качок, бандит, мозг, придурочный учитель, прикольный надсмоторщик-пофигист. А что с девушками? Их две. Королева красоты и чудачка – подсознательно говоря целому поколению девчонок-подростков, что они могут быть либо красавицами, либо ненормальными, но ни то и другое вместе. Потому что в итоге, когда забавные девчонки становятся красавицами, они уже больше не чудачки. Это хреново. Думаю подать на него за это в суд.
Или это:
– Микроволновая печь – это зло, никогда себе ее не куплю.
– Ладно.
– Резкое увеличение уровня заболеваемости среди детей, аллергия, и нарушение развития можно как раз проследить с того момента, когда микроволновые печи стали использоваться в домашних условиях. Это потребительское злоупотребление. Но ты должен молчать об этом. У корпораций везде есть свои уши, и они не заставят себя должно ждать, чтобы прийти и заткнуть тебя.
– Мой рот на замке.
Потом, вот такая вот жемчужинка:
– Ты на самом деле думаешь, что пирамиды построили египтяне?
– Конечно, есть же документы.
– Ох, бедненький наивненький мальчик. Как же они смогли перемещать такие здоровые камни, размером с дом? Как же они смогли построить подземные прочные тоннели и комнаты, не имея никакого инженерного оборудования?
– Ну … если их построили не египтяне, тогда кто?
– Инопланетяне.
– Инопланетяне?
– Конечно. Есть же куча доказательств того, что уже много веков инопланетяне посещают Землю – а ты и не знаешь.
Нет, и не хочу знать. Вот это последнее – слишком жуткое – и вполне убедительное – как по мне.
***
В субботу утром я просыпаюсь от звука бегущей воды в душе. И скрипучего эхо от пения Долорес в нем. «I Knew You Were Trouble» Тэйлор Свифт наверное самая противная песня – но ужасное исполнение Ди заставляет меня усмехнуться.
И чтобы зря не пропадать моему стояку – особенно тому, что бывает по утрам – я беру из тумбочки презерватив, выскальзываю из кровати и захожу в ванную комнату.
– …проблемы… ааа… ааа… – у нее закрыты глаза, а ее голова наклонена на бок, чтобы прополоскать ее длинные волосы под струей душа, – … ааа….
Я встаю под душ, и, не теряя времени, тут же прикасаюсь к сочному соску Ди, который итак уже гордо торчит. Она не удивлена. Не кричит. Ее фальшивое «ааа» сменяется приглушенным стоном, а ее руки начинают скользить по моим плечам, притягивая меня ближе к ней.
Мне нравится, что она знает, что это я, даже не открывая глаз.
Я понимаю, что вероятность того, что кто-то еще мог ласкать ее красивую грудь на этом самом месте в это самое время, ничтожно мала. Но я хочу сказать… она знает мои прикосновения. Мои звуки, мои движения. Мы привыкли друг к другу – настроились друг на друга – по полной. Я знаю, что ей нравится, когда ее тянут за волосы, как раз в тот момент, когда она собирается кончить. А она знает, что я схожу с ума, когда вижу, как она трогает кольцо на своем соске, или когда она ведет языком по моему животу.
Когда она трется – извивается – рядом со мной, я отпускаю ее грудь, и перехожу к ее губам, скользя по ним своими губами, и проникая языком в ее горячий рот. Не разрывая поцелуя, я ловко надеваю презерватив. Затем обнимаю одной рукой ее за талию и небольшим усилием чуть ее приподнимаю.
Ее ноги занимают свое привычное место вокруг моей талии. Держа свой член в руке, я провожу его концом по ее киске, и, не смотря на то, что на нас льется теплая вода, я чувствую, какая она горячая и готовая меня принять.
Я вхожу в нее на всю длину, прижимая ее спину к стене. Она отрывает свои губы от моих и издает стон. Ее голова отклоняется назад, когда я начинаю двигаться – делая сильные, неторопливые движения, полностью ее заполняя. Я тяжело дышу рядом с ее щекой. Она прикусывает меня за плечо, и я начинаю рычать.
Она сильнее сжимает меня ногами, и я двигаюсь быстрее. Желая проникнуть в нее все глубже. Сильнее. Больше.
Всегда больше.
Она задыхается.
– Как я люблю твой член. Он идеален.
Она прижимается ко мне, ерзая вверх и вниз по мне, в такт движений моих бедер.
– Трахни меня, Мэтью… трахни меня своим идеальным членом.
Ее слова меня только распаляют. Делают меня еще тверже.
Я чувствую, как дрожат ее мышцы, начиная сокращаться вокруг меня – сжимая – делая каждый толчок моих бедер более напряженным и невероятно приятным. Я ускоряюсь даже еще больше, желая, чтобы мы кончили вместе.
Ее спина прижата к стене, между нашими телами нет ни дюйма просвета, когда я проникаю в нее все глубже и глубже. Потом она сжимает стенки своего лона, удерживая меня внутри себя, при этом похныкивая. И вот я там, вместе с ней – кричу ее имя, когда каждый нерв моего тела взрывается в восторженном безумии.
Ди снова меня целует. В этот раз помедленней, почти с нежностью. Я ее не отпускаю так сразу, но прижимаюсь лицом к основанию ее шеи, намереваясь вот так вот вместе с ней тут и остаться. Будь моя воля – на весь день.
Она губами покусывает мое ухо и шепчет:
– Доброе утро.
Я поворачиваюсь, так что теперь мы оказываемся прямо под струями воды, и постепенно ослабляю свои объятия и спускаю ее вниз. С глупыми удовлетворенными улыбочками на лице, мы медленно друг друга моем, а потом выходим из душа.
Когда вытираюсь полотенцем, смотрю на свои часы.
– Черт, я опаздываю.
Ди вытирает свои волосы хлопковым полотенцем.
– Опаздываешь куда?
Я улыбаюсь.
– У меня свидание.
Не смотря на настойчивость Долорес в том, что она не хочет серьезных отношений, очевидно, что такое заявление ее задевает. Ее изящные плечики напрягаются, подбородок вздернут вверх, а глаза темнеют и становятся уже. Она изо всех сил старается, чтобы голос ее звучал безразлично.
Старается – тщетно.
– Ах, свидание? Мило. Молодец.
Я хватаю ее и притягиваю к себе так, что она не может никуда смотреть кроме моего ухмыляющегося лица.
– Не хочешь к нам присоединиться?
Она пытается отойти от меня.
– Рановато еще для секса втроем, не думаешь?
У меня тут же уши торчком.
– У тебя был секс втроем?
Хотя второй моей мыслей было то, что я не хочу этого знать.
– Не важно. Не отвечай. Хотя мне нравится ход твоих мыслей. Я не прошу о сексе втроем, я прошу тебя пойти в зоопарк…
– Звучит извращенно.
Я сжимаю ее бедра.
– …со мной и Маккензи.
Ди переваривает мои слова. Потом она улыбается – облегченной, благодарной улыбкой. Думает еще немного.
– А разве Мисс Химчистка-никогда-не-поможет-избавиться-от-этого не будет возражать, что я буду с вами?
Многие семьи слишком вмешиваются в дела друг друга. Вы знаете, что я имею в виду. Сестры, которые не разговаривают друг с другом, потому что одной не нравится, что другая вышла замуж за парня, который не нравился первой. Братья, которые дерутся из-за какой-нибудь подружки-стервы, и друзья, которые не поддерживают отношений, потому что один отказался прислушаться к совету, о котором с самого начала и не просил во все.
Даже если Александра и успела возненавидеть Ди, из уважения ко мне, она никогда этого не покажет. Несколько месяцев Дрю пытался сказать мне, что Розалин не была той, за которую я ее принимал, и хоть я ему не верил, и хоть он оказался прав, он не тыкал меня лицом во все это.
Самые лучшие семьи пытаются смягчить удар – но не могут, они просто оказывают первую помощь ходячим раненым.
– Ты же будешь со мной. Этого ей достаточно.
***
Дом Александры и Стивена на ист-сайде Манхэттена – шикарное место. Думаю, его печатали даже в Architectural Digest [20]20
Ведущий международный журнал об архитектуре и дизайне интерьеров
[Закрыть]или что-то в этом роде. Несмотря на все его великолепие, у Лекси все-таки получается создать ощущение дома, а не музея. Она открывает дверь для меня и Ди, и мы входим в светлую прихожую с мраморным полом.
Ведя себя самым лучшим образом, Ди говорит:
– Привет, Александра. Приятно снова тебя увидеть.
– Долорес – какой сюрприз. Ты сегодня пойдешь с Мэтью и Маккензи в зоопарк?
– Пойду.
Лекси улыбается, но у нее в глазах задорный огонек.
– Мило. Только я не разрешаю Маккензи бросаться едой, поэтому, пожалуйста, помни, что ты должна быть хорошим примером.
Я обнимаю Ди за талию.
– Мы постараемся себя контролировать… но ничего не обещаю.
В этот момент в фойе въезжает Маккензи на своем красном трехколесном велосипеде, издающем разные звуки. Она начинает кататься вокруг круглого стола из красного дерева в центре комнаты, отчего начинает шататься ваза с изысканным букетом орхидей и лилий. Это напоминает мне о Дэнни Торренсе из Сияния, но без этого страха, от которого волосы дыбом.
Маккензи паркует свой велик и слазит с него, одетая в джинсовый комбинезон.
– Привет, дядя Мэтью!
Меня обнимают.
– Привет, принцесса. – Я киваю головой в сторону Долорес. – Это моя подруга Ди. Она пойдет с нами в зоопарк сегодня, ладно?
Маккензи никогда не была стеснительным ребенком – она уверенная в себе и прямолинейна, не важно, где она и с кем. Черты характера, которые прочно засели в их семье.
– Привет, мисс Ди.
«Мисс» – это все Александра. Она вбивала все эти формы уважения в головку Маккензи с тех пор, как она начала говорить.
Долорес машет рукой. Потом Маккензи обращает внимание на черный меховой жилет, что надет на Ди. Она протягивает руку и гладит его, как кролика. А потом спрашивает:
– Это твой костюм на Хэллоуин?
На Ди узкие белые штаны, белый топ, и черные кроссовки, усыпанные камнями. И все это с жилетом, я могу понять, почему Маккензи подумала, что это костюм – Далматинец, или зебра.
– Маккензи, это грубо, – предупреждает Лекси.
Но Ди машет на нее рукой.
– Нет, все в порядке.
Она приседает вниз, чтобы оказаться на одном уровне глаз с Маккензи.
– Мне нравится одеваться так, будто Хэллоуин каждый день.
Лицо Маккензи озаряется.
– Классно. А мне так можно, мама?
Александра качает головой.
– Нет, ты можешь быть Франкенберри только раз в году.
На этом, я получаю нейтрального цвета сумку со всем необходимым, что должно быть под рукой, когда любой ребенок в возрасте Маккензи покидает дом. И мы отправляемся в зоопарк.
***
Когда я был ребенком, я думал, что зоопарки – это какая-то ерунда. Вот берете медведя или льва – царя зверей – и закрываете его в клетке 300 на 300 футов, добавляете немного зелени и ждете, что он будет счастлив? Дикие животные должны быть… дикими. Когда я становился старше, я понял, что многие животные были спасены, потому что они были больны или ранены, и в любом случае не выжили бы на воле. Хотя можно говорить о том, что в природе все естественно, я все равно смотрю на зоопарки как дома престарелых в дикой жизни, где львы и тигры и медведи доживают свои последние дни, пока за ними ухаживают.
Жить здесь, наверно, не так здорово, как в дикой природе… но это всяко лучше, чем умереть.
Ди, Маккензи и я весь день проводим в Центрально Зоопарке – львы, рептилии. В отличие от многих женщин, Ди на самом деле любит змей. В детстве ей хотелось получить удава в подарок на день рождения, но ее мама сказала «нет». В знак утешения ее кузен купил ей резинового.
Мы обедаем – пиццей – и я даже не смотрю в сторону тележки с хот-догами. С чили догами покончено.
Ди покупает Маккензи шарик в форме белого мишки и они долго обсуждают то, что сколько шариков ей понадобится, чтобы взлететь, как в мультике Вверх. Ди – потому что она все знает о газах, как гелий – действительно смогла вычислить на своем калькуляторе, сколько их потребуется. Маккензи была под впечатлением.
Я только надеюсь, что она не уцепится за эту идею.
В данный момент мы поедаем поп-корн и наблюдаем за пингвинами.
– Вы знали, что пингвины-девочки выбирают пингвинов-мальчиков по яйцам?
Ди давится кукурузой.
Маккензи этого не замечает.
– Дядя Дрю говорит, что девочка делает это так – пингвины должны станцевать для них. Потом, мальчик – пингвин должен пронести на своих ногах долгое время яйцо.
– А эти девочки – пингвины не дурочки, – комментирует Ди. И Маккензи усердно кивает.
Потом мы переходим к обезьянам. Не уверен, какого они вида, но это маленькие белые пушистые комочки, которые только кажутся, что сидят спокойно, когда они пытаются забраться друг на друга. Долорес фыркает, а Маккензи говорит:
– Эти очень много борются.
Я усмехаюсь, и тихонько говорю на ухо Ди:
– У меня появилась кое-какая идея, глядя на этих мелких извращенных созданий. Нам надо отсюда уходить, пока я не опозорился тут.
Маккензи – потому что у нее поистине собачий слух – спрашивает:
– Дядя Мэтью, что значит «извращенный»?
Я быстренько спасаюсь:
– Радостный.
Она кивает… и укладывает это в своей удивительной непредсказуемой головке.
***
Мы все трое выходим из такси у дома Александры и Стивена. Я держу Маккензи на руках, и она полусонная лежит на моем плече. Ди несет шарик Маккензи и ее сумку и еще кучу всяких штучек из подарочного магазина, которые я просто не мог ей не купить. Александра впускает нас внутрь, Маккензи оживилась, потирая глаза. Я ставлю ее на ноги, и она обнимает нас обоих, говоря нам спасибо без напоминаний.
Александра говорит ей:
– Там на твоей кровати лежит пакет – его принесли, пока тебя не было. Я думаю это кукла Элизабет, которую бабушка купила тебе на день рождения, та самая, что не успела прийти вовремя.
Маккензи от удивления раскрывает рот и, прям дрожа от радости:
– Я так ее ждала. Я такая извращенка!
Потом она бросается из фойе в свою комнату.
Александра обращает свой яростный взгляд на нас:
– Потрудитесь объяснить это?
Я потираю сзади шею… а потом практически бросаю Стивена под колеса автобуса.
– Тебе следует поговорить со своим мужем. Он должен повнимательнее следить за своим языком, когда рядом Маккензи.
Я заглажу перед ним свою вину, я клянусь.
Ди присоединяется.
– Да, дети, как губки. Впитывают все, что происходит вокруг.
Судя по взгляду на лице Лекси, она на это не купилась.
– Нам пора, – говорит Долорес.
– Да, пора, – зеваю я. – Эти амфибии меня просто утомили. Пока, Лекси.
– Пока, Александра, – говорит Ди.
Потом мы убегаем.
