Текст книги "Андриеш"
Автор книги: Емилиан Буков
Жанр:
Детский фольклор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
А в кусочке вышины
Семь неярких звезд видны
В высоте пустой неясно.
Может, знак в них тайный есть?
Что возможно в них прочесть?
Что должны они пророчить?
… Как бы смертный час отсрочить.
Пастушок, пора проститься
Со Стежаром, с Ветер-Птицей,
Больше встретить не случится
Берег древнего Днестра.
Пусть во сне тебе приснится
Утро, солнце, Миорица, —
Пастушок, пришла пора!
Мальчик смотрит в вышину,
Сидя в колдовском подвале…
И приснилось чабану,—
Семь высоких звезд упали,
Покатились и пропали,
Сгинули в ночной тени.
– Уж не головы ль они
Ненасытного Дракона? —
Андриеш подумал сонно.
Он очнулся и вздохнул,
Тихо дойну затянул,
И во все концы земли
Эту песню разнесли
Синие речные воды
И ручьи, и ручейки —
Дойну горя и тоски.
В ней пастух навек прощался
С красным солнцем и луной,
Горько плача, разлучался
Он со всею остальной
Красотой земли родной.
Так протяжно, так спокойно
Над землей струилась дойна!
Ветра вольного крыло
Эту песню вдаль несло,—
Птицы вторили нестройно…
Ах, как хлопцу тяжело!
И тогда из тьмы ночной
Ослепительной волной
В яму хлынул свет волшебный,
Словно солнца блеск целебный.
Этот свет на пастушка
Излучали два зрачка,
Два лазурных огонька,
Две звезды, два глаза смелых.
Где ж еще, в каких пределах
Раньше их увидеть мог
Наш скиталец-пастушок?
В небе, что ли, подглядел их
Иль на крыльях мотыльков,
Иль в мерцаньи гроздьев спелых,
В синих всплесках васильков,
В гордых взорах гайдуков,
В искрах боевых клинков?
Это синими очами
Улыбался Фэт-Фрумос:
Пленнику в глубокой яме
Избавленье он принес.
Сам – в пастушеском плаще,
Блещет сабля серебром,
И уселся на плече
Сокол с голубым пером.
– Фэт-Фрумос пришел сюда! —
Закричал пастух счастливый,—
Добрый воин, справедливый
От Балаура спасет,
Мне свободу принесет!
Витязь рассмеялся звонко,
Руку протянул в подвал,
Высвободил чабаненка,
Обнял и поцеловал.
И промолвил Фэт-Фрумос:
– Долго ты, пастух, скитался,
Тяжкий путь тебе достался,
Только это не беда!
Ты держал себя достойно,
И твоя подруга-дойна
Привела меня сюда.
Я чудовищного Змея,
Семиглавого злодея,
Много лет уже ищу,
Сабли на него точу.
И теперь к нему в берлогу
Показал ты мне дорогу.
Видишь, там бежит с холма
Ведьма старая сама!
Значит, время подошло
Рассчитаться ей за зло,
Что всю жизнь карга творила
От восхода дотемна.
Как ни прячься, вражья сила,
Все ж не скроется она
И поплатится, конечно!
Лишь добро на свете вечно.
Ну, проклятая, держись!
И гайдук с размаху ввысь
В небеса метнул над хатой
Грозный буздуган зубчатый,
Чтоб ударить по врагу.
А Стригойка-Згрипцоройка,
Словно мышка-землеройка,
Заметалась на лугу,
Спину выгнула в дугу;
Зря она себя корежит —
Ей помочь ничто не может!
С громом рухнул на каргу,
На Стригойку-Згрипцоройку,
Богатырский буздуган,
Как могучий ураган,
И колдунью, и постройку
Раздавил и доконал,
В землю черную вогнал.
И проснулся в тот же миг
Расколдованный родник;
И колючки и бурьяны,
Что росли среди поляны,
Превратились в мак багряный,
В желтый донник, вереск пряный,
В пестрые ковры гвоздик
И боярышник румяный.
За кустами диких роз,
Притаясь, дышать не смея,
Андриеш и Фэт-Фрумос
С нетерпеньем ждали змея.
Вот раздался лязг и звон.
Это полз к своей берлоге
Возвращавшийся Дракон,
Семиглавый и стоногий.
Он сопел, то здесь, то там
Изрыгая дым и пламя.
По деревьям и кустам
Яростно хлестал хвостами.
Фэт-Фрумос нахмурил брови
И промолвил чабану:
– Я немедля бой начну.
Здесь прольется много крови.
Для семи драконьих шей
Наточил я семь мечей.
Будь все время наготове,
Рядом стой и не зевай,
Мне оружье подавай!
Только молвил богатырь —
С ревом вылез на пустырь
Змей Балаур семиглавый,
Протянул во всю длину
Шею гибкую одну
И разинул зев кровавый,
На бойца дыша отравой.
А бесстрашный Фэт – Фрумос
Исполинский меч занес
Над чешуйчатым Драконом,
Опустил клинок со звоном,
И под лезвием каленым
Покатилась голова,
И окрасилась трава
Кровью, как смолою, черной,
Ядовитой и тлетворной…
Но сломавшийся клинок,
Загремев, упал у ног.
Андриеш стоял на страже,
Подал меч другой тотчас же,
Размахнулся вновь герой —
Нет и головы второй!
Покатилась вдоль откоса,
Чешуею грохоча,
Но в руке у Фэт-Фрумоса —
Лишь обломок от меча.
Свистнул третий меч подъятый
И ударил тяжело,
А за ним – четвертый, пятый
Разлетелись, как стекло.
Славен будь, клинок помятый!
Грудой головы лежат,
Горы и холмы дрожат,
Но дракон проклятый бьется,
Стервенеет, не сдается,
Льет с клыков смертельный яд,
Изрыгает черный смрад,
Грузно виснут шей обрубки…
Пусть клинок сломался хрупкий,
Но дела идут на лад!
Ох, дракон бушует зря —
Не сломить богатыря!
Пусть дракон, яря свой гнев,
К гайдуку, осатанев,
Пастью тянется щербатой,—
Но у нечисти хвостатой
Уж не семь голов, а две,
Остальные – на траве.
Вот сверкнул шестой клинок —
Голову срубил шестую,
Но и сам, сломавшись, лег
Рядом, на траву густую.
Заревел окровавлённый
Змей с одною головой,
А воитель непреклонный
Вынул меч последний свой.
Тут, при виде новой сабли,
Силы змеевы ослабли,
Льется кровь – грязна, густа,
Душит гада тошнота.
Тут злодею неспроста
Пригодилась мощь хвоста!
Чуть лишь Фэт-Фрумос подступит —
Он хвостом нещадно лупит,
Не щадит ни шей, ни лап,
Хоть уж вовсе, видно, слаб.
Землю гложет, раны лижет,
Кровью и слюною брызжет,
Издавая злобный храп.
Он ярится, грузно скачет,
Головы уже не прячет,
Той, что до сих пор цела,—
Видит, очередь дошла
До нее, – он кровью плачет,
Битва гаду тяжела!
Бою смертному обучен,
Даже Фэт-Фрумос измучен:
Богатырь бы тут любой
Прекратил подобный бой
От усталости давно;
Так, быть может, было б – но
Вечно с Фэт-Фрумосом вместе
Память о его невесте
И святая жажда мести,
Жизнь иль смерть за дело чести,
А другого – не дано!
Богатырь с Драконом бьется,
Не смолкает звон клинка,
Гул за лесом отдается,
А товарищ гайдука,
Синий сокол, так и вьется,
То взмывает в облака,
То назад к земле несется,
Научая смельчака,
Где удар наметить надо
И куда обрушить меч,
Как последнюю у гада
Напрочь голову отсечь.
Весь в крови, как в черном дегте,
Змей напряг остаток сил
И бесчисленные когти
Фэт-Фрумосу в грудь вонзил.
Богатырь не растерялся,
Изловчился, постарался,
Боевым клинком взмахнул
И противника проткнул.
Но Дракон двумя рывками
Саблевидными клыками
Голову отсек бойцу,
Фэт-Фрумосу, храбрецу.
Изрыгая дым и пламя,
Медными всплеснул крылами
И с одной лишь головой
Улетел, едва живой.
А герой, в крови багряной,
Недвижимый, бездыханный,
Растянулся на песке.
Небо ясное затмилось,
Солнце в тучи укатилось
И погасло вдалеке.
Кончен бой, не стало сил,
Очи витязь погасил,
Алым залита трава,
Откатилась голова.
И природа – в забытьи:
Разом смолкли все ручьи,
Приумолк высокий бор,
В кронах смолкнул птичий хор,
Лишь дрожит едва-едва
Почерневшая листва.
И, зачахнув от печали,
На лугу цветы завяли,
Обмелела вся река.
В тишине глухой и грозной
Слышен только ропот слезный
Причитаний пастушка.
– Брел я путем нескончаемо длинным,
Шел я к тебе по горам и долинам,
Фэт-Фрумос…
Нес тебе флуер с песнями Доны,
Ты же теперь лежишь побежденный,
Фэт-Фрумос…
Я поборол великана Сетилу,
Свел Кэпкэуна-злодея в могилу,
Фэт-Фрумос…
Нес тебе флуер завороженный,
Ты же теперь лежишь побежденный,
Фэт-Фрумос…
Горе мне, горе! Кто мне поможет?
Черного Вихря кто уничтожит?
Фэт-Фрумос…
Кто нас утешит в печали бездонной?
Ты же теперь лежишь побежденный,
Фэт-Фрумос…
Пел чабан и плакал тихо
О своей лихой судьбе…
Глядь, пред ним сидит зайчиха!—
Что-то ей не по себе.
– Андриеш, мне тоже тяжко,
Не утешусь я, поверь!
Ранен мой сынок-бедняжка,
На него стоногий зверь
Наступил кривым когтищем,
Закаленным, как металл,
И три лапки оттоптал.
Мы с тобой сейчас поищем
Три травинки на лугу,
И когда они найдутся,
И сплетутся, и срастутся,
Вместе с ними – я не лгу! —
Прирастут немедля снова
Лапки моего Косого!
Что ж, по воле, по неволе,
Скорбь, развейся! Мука, прочь!
Много есть на свете боли —
Каждой надобно помочь!
Уронил пастух слезу, —
И у ног его, внизу,
Три зеленых стебелечка,
Три травинки, три листочка
Меж собой переплелись,
Крепко-накрепко срослись.
А зайчиха встрепенулась
И трилистником слегка
К лапам зайчика-сынка
Осторожно прикоснулась;
Длинноухий озорник
Излечился в тот же миг
И на лапках исцеленных
Заплясал в кустах зеленых.
Взял трилистник наш чабан,
Фэт-Фрумоса обнял смело
И коснулся страшных ран
Обезглавленного тела.
Подкатилась голова,
Стала розовой сперва,
Плотно к шее прилегла
И мгновенно приросла,—
Вспыхнул вновь румянец пылко,
С губ сбежала синева,
Вот на них уже – ухмылка,
На виске забилась жилка,
Как тугая тетива.
Витязь головой тряхнул,
Потянулся и вздохнул:
– Что со мной случилось ныне?
Может быть, я сплю еще?
Горделивый сокол синий
Сел герою на плечо.
Пастушонок улыбнулся
И ответил на вопрос:
– Ты б вовеки не проснулся,
Ты не встал бы, Фэт-Фрумос,
Если б я не прикоснулся
Этой заячьей травой,
Сон прервав глубокий твой.
Шесть голов срубил ты Змею,
Но ему подставил шею,
Ухитрился он в борьбе
Голову отгрызть тебе!
А теперь скажи мне, мудрый,
Синеглазый, чернокудрый,
Звездоносец Фэт-Фрумос!
У меня овечье стадо
Черный Вихрь давно унес,
Мне сыскать злодея надо
И овец опять вернуть.
Укажи мне верный путь,
Помоги мне чем-нибудь!
И тогда, как солнце, светел,
Фэт-Фрумос ему ответил:
– Андриеш, мой пастушок,
Путь нелегок твой и долог,
Но не бойся ничего.
Вот, возьми стальной осколок
Буздугана моего!
Ты метнешь осколок в тучи,
И тотчас мой буздуган,
Неподкупный и могучий,
Словно грозный ураган,
Прилетит к тебе с Востока
И в одно мгновенье ока
Сокрушит врагов твоих,
Стены тюрем вековых,
Своды темных подземелий,
И оковы, и замки,
Как бы не были крепки!
А теперь к заветной цели
Ты смелей, пастух, иди,
Ждет победа впереди!
Помни, что в лесные чащи
Солнцу красному невмочь
Кинуть свётлый луч блестящий,
Разогнать слепую ночь,—
Черный Вихрь всегда на страже:
Со своею силой вражьей
Затмевает солнца свет,
А без солнца – воли нет!
Так ступай за ясным светом,
Солнце красное ищи,
И, герои-силачи,
Мы тебе поможем в этом!
Разлучиться нам пора…
У разлуки есть сестра —
Безутешная тоска.
Но молчит она, пока
Светит нам издалека
Дружба пламенем костра!
Андриеш продул дуду
И пустился шагом скорым
К неизведанным просторам,
Напевая на ходу.
И, надеждой окрыленный,
Он долиною зеленой
Шел вперед, к своей судьбе,
К дорогой, далекой цели.
И звучал в его свирели
Голос витязя призывный,
Наделенный силой дивной:
– Добрый путь, пастух, тебе!
Так пойдем же вместе мы
Вслед за ним упорным шагом
По ущельям и оврагам,
Через долы и холмы,
Вдоль равнин, что пахнут хмелем
С ним мечты его разделим,
Счастье, горе и труды,
Тяготы любой беды
И сражения, и краткий
Отдых после смертной схватки!
Глава третья
Осень.
Лозами поросший
Холм придавлен грузной ношей:
Нынче урожай хороший,
Гроздья без числа висят,
И глядят меж перекладин
Очи зорких виноградин.
Как внизу теперь наряден,
Весь в плодах, фруктовый сад!
Он раскинулся, блистая,
Словно солнцем налитая,
Чудо-скатерть золотая,
Словно россыпь янтаря.
Пляшет хору[22]22
Хора – народный танец-хоровод у болгар, македонцев, гагаузов, сербов, хорватов, молдаван, румын, греков, грузин, турок, армян и евреев.
[Закрыть] птичья стая,
И средь щебета и писка
Ветви кланяются низко,
Землю-мать благодаря.
Где ж хозяин тот счастливый,
Что взрастил сады и нивы,
Землероб трудолюбивый,
Виноградарь, садовод?
Всюду мертвое молчанье —
То ли вымерли сельчане
Иль, заплакав на прощанье,
В дальний край ушел народ?
Вдруг в лазури, из-за елок,
Развернулся черный полог
И накрыл, широк и долог,
Огороды и сады.
В тучах молнии сверкнули,
Землю саблями хлестнули,
И долины потонули
В море взвихренной воды.
Нищетою угрожая,
Дождь ревет, уничтожая
Все богатство урожая,
Будто небо дало течь;
Сладу нету с этой течью!
Всю работу человечью
Крупный град сечет картечью,
Ничего нельзя сберечь!
Это карлик-старичина
Чародействует бесчинно,
Он один – беды причина:
Он, виновник непогод,
Льет взбесившиеся воды
На сады, на огороды —
Злой сморчок длиннобородый,
Стату-Палма-Барба-Кот[23]23
Стату-Палма-Барба-Кот – Мужичок-с-ноготок-борода-с-локоток.
[Закрыть].
Он верхом на волке рыщет,
Он в четыре пальца свищет,
Сеет, сыплет, брызжет, прыщет
Вездесущею водой.
Он во мгле добычу ищет,
Накрывает влажной сетью
И стегает, словно плетью,
Бесконечной бородой!
От такого многоводья
Гибнут тучные угодья,
Все соцветья и соплодья.
Землю в лужи наряжая,
Вьется карлик, угрожая
Сбереженью урожая,—
Злобный карлик Барба-Кот.
И под натиском воды
Наземь падают плоды,
Утопают в иле сливы,
В лужи яблоки летят;
Сиротливый, боязливый,
Погибая, никнет сад.
Не жива и не мертва,
Виснет влажная листва,—
Видно, доля такова —
Погибают дерева!
Гибнет сад.
Ливень, град.
Да, не прочь
Барба-Кот
День и ночь
Напролет
Угрожать
Всем подряд,
Продолжать
Ливнепад!
В нем кипит
Лютый гнев,
Он шипит,
Обнаглев:
«Разгляди
Мощь мою!
Я дожди
Разолью!
Водоверть,
Длись во мгле!
Жизни – смерть!
Смерть – земле!
И средь этой передряги,
Хлюпая по грязной влаге,
Андриеш ползет в овраге,
Ошалевший от невзгод;
Еле тащится по лужам
Робким шагом неуклюжим…
Тут слетел с небес к бедняге
Стату-Палма-Барба-Кот!
Вместе с ветром ураганным
Стал кружить над мальчуганом,
Заволок его туманом,
Промочил его насквозь;
Бородатый карлик скверный,
Угрожая смертью верной,
Поднял крик неимоверный,
Так что небо затряслось:
– Я тебя
Затоплю,
Заплюю,
Погублю,
И седой
Бородой
Удавлю,
Умертвлю!
Я гостей
Не хочу
И людей
До костей
Просквожу,
Промочу,
Простужу,
Исхлещу!
Чтоб вода
Здесь лилась,
Чтобы здесь
Навсегда
Только грязь
Развелась,
Только мгла
Здесь была
И один
Властелин,
Всех трясин
Господин,
Повелитель
Дождей
И владыка
Болот —
Чародей
И силач,
Бородач
Барба-Кот!
Андриеш продрог от стужи,
Вымок и устал к тому же.
«Как бы выбраться из лужи?»
На уме у пастушка.
– Где б нашлась нора сухая? —
Прошептал чабан, вздыхая.
Но повсюду тьма глухая
И, дубравы колыхая,
Дождь идет, не утихая.
Словно долгие века
Капли падают со звоном
Над лесистым кряжем сонным,
Где в потоках жидкой мглы
Кроны, ветви и стволы,
Непомерно тяжелы,
Горбятся под влажной кладью…
Вдруг, раздвинув прядь за прядью
Бородищу колдуна,
Медленно и постепенно
Из густого колтуна,
Клочковатого, как пена,
Выпутался мужичок,
Очевидно ловкий малый,
Так под тридцать лет, пожалуй.
На мгновенье, как мешок,
На одной руке повиснул,
Глянул вниз, протяжно свистнул
И на кочку мигом – скок!
Коренастый, невысокий,
Хитроглазый, озорной,
В мягкой шляпе и в кожоке,
И в рубахе вышивной.
Удивленно лоб наморща,
Словно кот усы топорща,
Заразительно смеясь,
Он промолвил чабаненку:
– Что ж ты, брат, забрался в грязь,
В нашу гиблую сторонку?
Без меня тебе каюк,
Нет, не выползешь, мой друг,
Из проклятого болота,
Захлебнешься ты в грязи!
Здесь пещерка есть вблизи.
Гей! Бежим от Барба-Кота!
Оба двинулись вперед
И нашли укромный грот,
Где волшебник Барба-Кот
Ни дождем, ни крупным градом
Их никак достать не мог.
Там они уселись рядом,
И, сверкнув лукавым взглядом,
Коренастый мужичок
Подкрутил усы и сразу
Бойко приступил к рассказу:
– Этот грязный, топкий лог
Был когда-то плодородным
Достоянием народным…
Миновал изрядный срок,
Он теперь заглох, промок,
И поверишь ты едва ли,
Что долину Сладкой звали,
И, клянусь тебе усами,
Можешь верить мне вполне —
Мы цены не знали сами
Нашей радостной стране!
Даже странно вспомнить мне
И поверить в самом деле:
Здесь у нас такие зрели
Груши, – здесь, в краю сыром,
Прежде радовавшем душу! —
Что одну такую грушу
Не поднять вдесятером!
Зрели славные плоды,—
Сливы весили пуды,
Зрело все, чего изволишь.
Веришь, добрый человек:
Яблоком одним всего лишь
Мы грузили семь телег!
Счета не было добру —
Принимай слова на веру!
Я чуток, конечно, вру —
Но, хоть вру, да знаю меру…
От весны и до весны
Все цвело у нас в стране,—
Не было стране цены,—
Даже странно вспомнить мне…
Но пришлось, как говорится,
Эту цену нам узнать.
Барба-Котова сестрица,
А Балаурова мать,
Згрипцоройка, ведьма злая,
Лютой завистью пылая,
Чары черные со зла
На левады навела.
Расколола рощи в щепки,
Разрослась во весь размах,
Превратясь в репейник цепкий
На равнинах, на холмах.
Раскустилась год от года,
Так что стало под конец
Ни проезда, ни прохода,
Ни тропинки для овец!
Тут мне случай подвернулся,
С Фэт-Фрумосом я столкнулся…
Андриеш тогда вскричал:
– Ты с ним встретился, прохожий?
Я совсем недавно тоже
Фэт-Фрумоса повстречал!
Мы Стригойке отомстили
И Дракона победили,
Оба вместе, наравне,
Бились на опушке бора,
Он обломок шестопера
Подарил на память-мне.
Незнакомец рассмеялся:
– Разреши продолжить речь!
Не напрасно я скитался,
Мне от витязя достался
Ценный дар – волшебный меч.
Лезвием его каленым,
Силой собственной руки,
Весь бурьян, что рос по склонам,
По долинам населенным,
По лугам-полям зеленым,
Искрошил я на куски,
Но Стригойке горя мало!
И карга меня тогда
Оплела, околдовала,
Чтобы я туда-сюда
Мыкался по белу свету.
Бесконечные года
Я терплю судьбину эту!
Ведь скитанья – не беда,
А беда – так небольшая!
Я всю жизнь брожу,
Всегда
Горе смехом заглушая.
Видишь, глотка – хоть куда!
Из моей широкой глотки
Вечно льется зычный смех,
Расшевеливая всех;
Рощи в целом околотке
Отзываются кругом!
Коль встречаюсь я с врагом,
Разговор у нас короткий:
Я нисколько не боюсь
И смеюсь, смеюсь, смеюсь…
И, хитрец широкоротый,
Сыплю меткие остроты,
И, не медля ни минутки,
Между ними, в промежутке,
Я отмачиваю шутки, —
Разгоняю смехом грусть.
Осень, сырость? Ну и пусть,
Посмеюсь-ка и над нею:
Я – Пэкала, я сумею!
Я смеяться век готов,
Предлагаю сто сортов
Смеха разного, на пробу:
Изгоняющего злобу,
Услаждающего ухо,
Согревающего брюхо,
Столь приятного для слуха
И отрадного для духа
Всех, кто вечно юн душой!
Мастер смеха я большой!
Враг рассержен, враг взбешен,
А по-моему – смешон!
Смехом я добью нахала,
Издеваясь и дразня,
Ведь не зря зовут меня:
Пересмешник-дрозд Пэкала!
Рассмешу наверняка
Я любого добряка,
Если вдруг подобьем шквала
На него нахлынет тьма,—
Тьму любую я, Пэкала,
Истребляю задарма!
Так брожу я всюду, пеший,
Смех бесплатно раздаю:
Лапти на уши не вешай
Да послушай речь мою.
Как-то утром, на рассвете,
Я забрел в левады эти,
Сел на камешек, взглянул:
Что за черная завеса
Показалась из-за леса?
Будто небеса в пыли
Или тучи поползли
Над поверхностью земли?
Облака все ниже, гуще…
Оказалось, там ползет
Чернокнижник завидущий
Стату-Палма-Барба-Кот.
Крикнул я, что было мочи,
Сам не знаю почему:
– Свет пробьет ночную тьму,
Ясный день сильнее ночи!
Мне нисколько не темно.
Вижу солнце! Вот оно!
Солнце, солнце!
А на деле
Тучи пуще загустели,
Вовсе не было светло,
Да и солнце не взошло.
Я отнюдь не растерялся
И укрылся, сколько мог,
Влез в кусты и постарался
Сжаться в маленький комок.
Но с уродом бородатым
Разве справиться?
Куда там!
Он Пэкалу увидал,
Бородою захлестал,
Мне пониже поясницы
Норовит злодей вцепиться,
Затевает злую месть,
Чтоб не мог Пэкала сесть
Ни на стул, ни на скамейку.
Взял колдун все ту же лейку,
Над долиной засвистал
И плескать водою стал;
Зарядил – и не на сутки —
Бесконечный ливень жуткий
От зари и до зари.
Словом – дьявол побери,
Заревешь от этой шутки!
С небосвода в час дневной
Хлещет ливень проливной,—
Свод небесный в час полночный
Стал трубою водосточной,—
Поутру и ввечеру
Не меняет он игру,
Нравится ему игра:
Воду льет, как из ведра!
Много, знать, воды в ведре!
Хлещет ливнем свежим!
Я запрятался в норе,
В логове медвежьем,—
Посидел там два денька…
Думаю – наверняка
Надоело обормоту,
Водолею Барба-Коту…
Эх, наивен был я, прост:
Ожидал, что в одночасье
Злобный карлик-водохлест
Уберется восвояси!
Нет, опять – беда-бедой!
Прикрепился бородой
К лунному серпу и ждет,
Ждет Пэкалу Барба-Кот,
И ни капли не устал,—
Ждет Пэкалу злющий ворог:
Я ему, как видно, стал
Необыкновенно дорог!
Чуть меня увидел – хвать!
И с тройною силою
Стал Пэкалу поливать,
Словно розу милую!
Льет и льет – все злей и злей.
… Чтоб ты лопнул, водолей!
Люди из Долины Сладкой
В дальний край ушли украдкой,
А проклятый Барба-Кот
Непрерывно воду льет,
Как в огромную посуду,
И хозяйничает всюду.
Стал я думать об одном,
Верного пути не зная:
Как мне сладить с колдуном?
И ходила ходуном
Голова моя шальная.
Все гляжу на мокрый сад,
На окрестные болота…
У меня одна забота —
Уничтожить Барба-Кота,
Чтоб народ пришел назад!
С чернокнижником отпетым,
Как ему не прекословь,
Не сравняться мне!
Уж где там!
Но на этот случай вновь
Мудрым дружеским советом
Фэт-Фрумос в беде помог:
Мол, не вечен карлик прыткий,
Жизнь его висит на нитке —
Существует волосок
В непомерной, безобразной
Бороде урода грязной,
Он остался в ней сухим.
Завладеть лишь надо им,
Разорвать его на части,
И виновник всех несчастий
Стату-Палма-Барба-Кот
Сразу лопнет и умрет!
Я тогда приободрился
И вцепиться ухитрился
В бородищу колдуна.
Бился, бился – вот те на!
Видишь, какова она,
Колдовская седина!
В ней везде вода одна.
Перебрал густые прядки,
Что смешались в беспорядке
С прелым сеном и трухой
И другим различным сором.
Где уж тут найти сухой
Тонкий волос, о котором
Говорил мне Фэт-Фрумос?
Разреши-ка ты вопрос!
Отвечал пастух Пэкале:
– Знать, без толку все искали.
Ум хорош, но лучше – два,
Если варит голова!
Мы найдем и без подсказки
Этот волос; время – в путь!
Помни: у любой завязки
Есть развязка где-нибудь.
Андриеш вдвоем с Пэкалой
Вышли из пещеры малой,
Долго по воде брели,
По трясинам, по болотам
И увидели вдали,
За дорожным поворотом,
Замок на краю земли,
Возведенный Барба-Котом.
Словно в слякоти плывет
Неприступная громада,
В облаках – высокий свод,
И летят крупицы града
С неприветливых небес
На промокший, мертвый лес.
Встал Пэкала средь болотца,
Встрепенулся, как петух,
И вскричал: —
– Я сух, я сух!
Пусть вода ручьями льется,
Пусть горохом сыплет град —
Все равно я очень рад!
– Врешь, обманщик! Врешь, пройдоха!
Шутки шутишь, как всегда.
Здесь повсюду грязь, вода,
И тебе придется плохо! —
Взвизгнул карлик Барба-Кот
Да как прыгнет, как взмахнет
Бородой и волосами
Над промокшими лесами,
Над продрогшими друзьями!
Как сорока, затрещал
И хвастливо прокричал:
– Мой дворец,
Мой дворец
Неприступен и высок.
В нем ларец,
В нем ларец,
Где припрятан волосок.
Семь замков,
Семь ворот,
Их никто не разобьет.
Сокрушу
Смельчака,
Задушу
Наверняка!
Не смутились оба друга,
Отыскали на краю
Заболоченного луга
Тропку верную свою.
Отшагали путь неблизкий
И пришли на берег низкий
Небольшого озерца.
– Нужно нам дойти, Пэкала,
До проклятого дворца!
– Верно! Только толку мало —
Не видать пути конца:
Где дворец? Он был, да сплыл.
Может быть, зарылся в ил?
Колдуну немудрено
Спрятать свой дворец на дно!»
Но, как видно, с дивом новым
Людям встреча суждена:
С озерца с ужасным ревом
Понеслась на них волна,
Словно горный кряж, горбата.
«Андриеш, прошу, как брата:
Поискал бы ты коня
Для себя и для меня!
Под таким-то вот дождем
Конь сию минуту нужен:
А не то сейчас пойдем
Мы с тобой к чертям на ужин!»
Шквал нахлынул, шквал подбросил
Двух друзей – и прочь понес.
«Андриеш! Хоть пару весел,
Мачту, киль иль просто нос,
Я надеюсь, ты припас?
Пригодились бы сейчас!
Успокойтесь, волны – дуры!»
Пастушонок слышит хмурый
Эти шутки храбреца,
Тоже бьется, не сдается,
И отчаянно плюется —
Не видать волнам конца!
Храбрецы плывут вдвоем.
Все чернее окоем,
Волны пляшут – спуск, подъем —
В чреве яростном своем
Схоронить хотят, пожалуй,
Андриеша и Пэкалу!
«Андриеш, куда-нибудь
Направляй наш гордый путь!
Нас победа ждет и слава!
Руль налево, руль направо!
Не видна ль еще земля?
Говоришь – мол, нет руля!
Весел нет? Ну, не беда:
Обойдемся парусами!
Нету? Стало быть, усами!
Как всегда, они при мне!
Что? На дно идем, любезный?
Что и говорить, полезный
Случай: спрячемся на дне!
Так плывет храбрец, хохочет
И тонуть никак не хочет,—
Знает: горе – не беда,
Держит чабана за плечи;
И неведомо куда
Так плывут они далече.
Храбреца – хоть режь, хоть ешь:
Он смеется – вся забота!
Но внезапно Андриеш
Под ногами чует что-то.
Может, под ногами дно?
Нет! Огромное бревно.
К смельчакам плывет оно
Не спеша, не наобум,
А с серьезностью суровой,
И звучит неясный шум,
Словно шум листвы дубовой:
«Смельчаки, примите дар!
Вам его прислал Стежар!»
К берегу бревно плывет,
Смельчаки сошли – и вот
Прямо к замку Барба-Кота,
Что горой чернел вдали,
Скрытно-скрытно подошли;
Семь ворот они сочли,
Видят – каждые ворота
На семи двойных крюках,
На семи больших замках,
И цепей чугунных звенья
Меж собой переплелись.
Не промедлив ни мгновенья,
Андриеш подбросил ввысь,
Выше всех дворцовых арок,
Удивительный подарок,
И осколок булавы
Засверкал средь синевы,
В хмурых тучах пролетая,
Словно искра золотая.
И с Востока, напрямик,
Буздуган примчался вмиг.
Он ударился с разлета
О железные ворота,
И распались на куски
Все ворота и замки,
А крюки из лучшей стали
Неприметной пылью стали,
И друзья прошли вперед,
Будто не было ворот,
И в огромный зал вступили,
Полный плесени и гнили.
По стенам ручьи журчат,
Осаждая год за годом
Ржавые пласты над входом,
И плывет к тяжелым сводам
Облаками серный чад.
Смутен зал, тумана полный,
А внизу бушуют волны —
Это озеро бурлит
У краев гранитных плит.
Посредине вод озерных
Остров из обломков черных,
Еле видимый во мгле,
И стоит, как на столе,
Древний ларчик на скале.
– Гей, Пэкала! Как нам быть,
Чтобы ларчик раздобыть?
– Андриеш, пускайся вплавь
Да смелей на остров правь!
И друзья, подобно рыбам,
Через волны озерца
Переплыли к черным глыбам
И добрались до ларца.
Андриеш откинул крышку —
И давай плясать вприпрыжку!
А Пэкала волосок
С громким хохотом извлек!
– Бородач, а ну, посмей-ка
Встать пред нами на пути!..
Волосок шипел, как змейка,
И старался уползти,
Но Пэкала, потный, красный,
Над попыткою напрасной
Так смеялся, что, трясясь,
Полетела шляпа в грязь.
– Вот жизнишка Барба-Кота!
Ты боишься, карлик? То-то!
Нынче вся твоя душа
Уж не стоит ни гроша!
Шутку славную сыграли
Мы с тобой! Теперь дрожи
И спасибо нам скажи,
Андриешу и Пэкале!
На волнах вскипела пена,
Зашатался круглый свод,
Стали стены постепенно
Погружаться в пену вод,
И верхом на бородище
Прилетел в свое жилище
Ошалевший Барба-Кот.
Он дрожал, пугаясь мести,
И, в предчувствии беды,
Драл от страха, с мясом вместе,
Клочья мокрой бороды.
– Не губите, пощадите!
Все отдам, чего хотите,
Ни за чем не постою!
Только волос мне верните,
Сохраните жизнь мою!
Но в ответ Пэкала пуще
Хохотал, разинув рот,
Волосок порвал,
И вот —
Лопнул жалкий карлик злющий,
Стату-Палма-Барба-Кот!
И свинцовый небосвод,
Что висел, как полог сивый,
Безнадежный и дождливый,
Прояснился, как стекло,
Брызнул яркий луч в разрывы,
Солнце жаркое взошло,
Стало ясно и светло.
Высохли луга и нивы,
Стройный бор зеленогривый,
Груши, яблони и сливы,
И пришел народ счастливый
В обновленное село.
На сияющие лица
Молча Андриеш глядел,
Здесь, в долине, поселиться
Он бы с радостью хотел —
Отдохнуть от славных дел:
Но сказал ему Пэкала,
Пастушка прижав к груди:
«Гостя, как тому пристало,
До калитки проводи,
До околицы деревни,
Как велит обычай древний!
Что же, Андриеш, пойдем.
Только спросишь – где мой дом?
Где усадьба? Где калитка?
Что ж, сознаюсь без убытка
Чести, кушме и усам:
Я того не знаю сам.
Обведи долину взглядом —
Несомненно, где-то рядом!
Где-то рядом – и везде,
На земле и на воде,
На горе, на дне колодца:
Мы ночуем, где придется,
И сознаться надо – в общем
На судьбу свою не ропщем!
Из чужого дома – в дом
Я судьбой своей ведом,
Иногда в чужом хлеву
Я с удобствами живу,
Иногда – в чужом дворе
Просыпаюсь на заре,
Посещаю иногда
Я чужие города,
Для меня и в них, поверь,
Каждая открыта дверь!
В зимний холод и в жару
Мне бы только конуру,
Конура мне – по нутру!
Лишь не стыть бы на ветру,
Не валяться на юру,—
А на утро – удеру
Поздорову-подобру,
Если я не ко двору!
У скитальца нет жилья —
Так заплакать, что ли?
Я иду по свету, я —
Перекати-поле!
Знаешь, как-то раз со мной
Случай вышел пресмешной:
Привела меня тропа
В дом богатого попа.
Вдоль обширного села
Тропка в дом его вела, —
Я иду, иду по ней,
Овцы блеют, лают псы…
Но у встреченных парней
Поотрезаны носы!
Я подумал: что за диво?
Может, срезать нос – красиво?
Подхожу к старушке древней,
Задаю, стыдясь, вопрос:
– Может, числится в деревне
Неприличной вещью нос?
– Ты не смей такой поклеп
Возводить на наше горе!
Это наш проклятый поп
Так поставил в уговоре,
Нанимая батрака:
«Ты мне служишь, мол, пока
На меня, на добряка,
Не рассердишься всерьез;
Мне батрак не нужен гневный,
И по доброте душевной
Я тебе отрежу нос!
Нос теперь не сунешь снова
В дело умное попово!
Снисхождения не жди —
Так без носа и ходи».
Я подумал: ну, не трусь!
В батраки и я наймусь.
Мне ль, Пэкале, ждать разноса?
Мне – что с носом, что без носа!
И повел рассказ Пэкала
Про того попа-шакала,
Про его меньшого брата
И про злую попадью,—
Речь Пэкала вел свою
Весело, витиевато,—
То и дело сам смеется,
Прибауткам нет числа,
Про попа, да про осла
По прозванью Боробоца.
В самом деле, труд немалый!
У попа и у Пэкалы
Был решителен и скор
Их несложный уговор,
Уговор весьма простой
(Рад-радешенёк святой,
Что Пэкалу заарканил!).
Он его на службу нанял,
Как и всех других парней:
Кто однажды осерчает —
Головою отвечает,
Носом собственным, точней.
Сам же он свое именье
Предоставит во владенье,
Всё, – тому, кто промолчал,
Потерпел, не рассерчал!
Был в земле той, очень бедной,
Всех богаче поп зловредный:
Всем селом свободно правит!
Ну, а что Пэкала ставит
На кон в споре за носы?
Только нос, а с ним – усы.
Поп – немалый мастер, чай.
Ты попробуй невзначай
На него не рассерчай!..
Ох, смекалка, выручай!
Вот Пэкале как-то раз
Поп такой дает наказ:
Разговор, мол, будет краток:
Вот тебе овец десяток,
Вот тебе, без лишних слов,
Десять племенных голов!
Перегнать, бродяга, надо
На богатый выгон стадо,
Чтобы каждая, мой друг.
Нагуляла бы курдюк!
Всыплю я тебе, понятно,
Ежели придешь обратно,
Потерявши хоть одну,—
Вздуть тебя не премину,—
Ох, тебя на славу взгреют,
Овцы коль не разжиреют!
Чтоб служил ты горячей —
Не даю тебе харчей.
Мой совет, любезный, прост:
Ты блюсти обязан пост!
Можешь, говоря короче,
Травку есть с утра до ночи,
Наберешься толстоты…
Уж не сердишься ли ты?
– Что вы! Упаси вас боже!
Мне сердиться отчего же?
В нужный срок, без лишних слов,
Десять возвращу голов!
И, не возмутясь нимало,
Тех овец погнал Пэкала
За холмы, на дальний луг,
Где одна трава вокруг,—
Ну, а то, что за труды
Не положено еды,—
В пищу и трава сгодится,
Почва все же не скупа!
Это ль повод рассердиться
На святейшего попа?
Месяц подходил к концу —
Брал чабан одну овцу,
Резал, кушал не без смака,
Все же голову, однако,
Он не ел – в мешке берег,
Дабы отчитаться мог.
Десять месяцев прошло,
Вновь пришел чабан в село:
«Поп, отличный ты советчик!
Скушал я твоих овечек
За твое, святой, здоровье!
Но, как молвлено в условье,
Я не просто кушал плов:
Десять я вернул голов!
О склони, святейший, взор:
Целы все, как на подбор!
