Текст книги "Андриеш"
Автор книги: Емилиан Буков
Жанр:
Детский фольклор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Провожая пастушка.
Строем бесконечно длинным
Все глядят – за рядом ряд —
И как будто говорят:
– О, спаси нас!
Помоги нам!..
Дальше… Дальше…
С нетерпеньем
Вниз по лестничным ступеням
Слуги пастуха ведут,
И везде, то там, то тут,
Как на вспаханном погосте,
Человеческие кости
Устилают мрамор плит.
Взглянешь – и душа болит!
Андриеш, глотая слезы,
Вниз шагает, как слепой,
А за ним, шепча угрозы,
Слуги тянутся толпой.
Вот и тронный зал пещерный
Высоты неимоверной.
Дух спирает запах серный,
Дым валит со всех сторон,
Завиваясь клуб за клубом.
Посредине зала – трон,
А на грузном троне грубом,
В плащ из пламени одет,—
Одноглазый людоед.
Лоб закрыт железным чубом,
Волчьи челюсти – торчком,
Над губой – усы пучком.
Лапой чуб железный гладя,
Кэпкэун сказал, не глядя:
– Ты явилась, наконец,
Хоть скрывалась непреклонно!
Я узнал твой голос, Дона,
Что ж, готовься под венец!
Для невесты – честь и место…
Вдруг своим зрачком одним
Он воззрился: перед ним
Не красавица-невеста
В платье, легком, словно пух,
Нет! Спокойно перед троном,
Перед колдуном влюбленным,
Молодой стоял пастух
В кожочеле[12]12
Кожечел, кожушок – овчинный полушубок.
[Закрыть] пропыленном.
– Это кто еще такой? —
Закричал что было мочи
Кэпкэун, владыка ночи.
Андриеша – хвать рукой!
И к единственному глазу
Быстро мальчика поднес,
Бормоча себе под нос:
– Не встречал таких ни разу!..
Но Кэпкын, шпион искусный,
Хвост униженно простер
И пошел плести свой гнусный,
Лживый, ядовитый вздор:
– Андриеш – известный вор!
Он совсем лишен стыда
И явился к нам сюда,
Чтоб овечек нас лишить,
Чабанов передушить,
Кэпкэунцев сокрушить,
Нашу гибель довершить!
Черный Вихрь, твой старший брат,
Был им в грудь опасно ранен.
Этот мальчик-молдаванин
Отобрал у Вихря клад,
Отобрал сокровища.
Кинь его и уничтожь!
Все, что он ни скажет, – ложь!
В целом свете не найдешь
Худшего чудовища!
Он тебя убить готов
И отнять твою корону —
Так же, как убил он Дону,
Фею песен и цветов.
И убил – в жестоком споре
Чабаненок озорной,
Чтоб тебе доставить горе,
Чтоб не стала Дона вскоре,
Господин, твоей женой!
Он беду принес нам снова,
В том даю собачье слово!
Ведь недаром говорят
И отцы, и наши деды:
Злые кэпкэуноеды —
Молдаване, – ждут нас беды,
Нас, и всех кэпкэунят,
Коль решительно и скоро
Не дадим мы им отпора!
Молдаванин страшный съест
Наш народ в один присест;
Слушайте мой лай собачий,
Адское Величество:
Ставит он своей задачей —
Навязать владычество!
Флуер свой на нас он точит,
Он владычить нами хочет,
Он по своему закону
Съел живьем красотку Дону!
Андриеш вскричал: —Постой!
Я лишь пастушок простой,
Ты мне, царь, не делай зла
И не слушай сплетни эти!
Фея Дона умерла,
Нет ее давно на свете.
Видишь флуер? Вот он, вот!
Голос Доны в нем живет.
Только я в свирель подую,
Воскрешает бузина
Нашу Дону молодую,
И опять поет она,
Как певала встарь когда-то.
Дай мне волю, людоед!
Я принес от Вихря, брата,
Порученье и привет!
– Где ж я снова Дону встречу?
– Отпусти, тогда отвечу!
Радостно колдун заржал,
Так, что замок задрожал
И едва не треснул зал.
Лапу цепкую разжал, —
Распластался пастушок,
Но с колен в один прыжок
Выпрямился и привстал,
Крепко палец обмотал
Рыжим волосом Орбилы,
Великана Флэмынзилы,
Дунул в дудочку слегка
И призывно засвистал.
И на оклик пастушка
Ветер-птица появилась
И по залу закружилась,
Пронеслась, как смерч, над троном,
И крылом по чубу – хлоп!
Приоткрылся мягкий лоб
И остался обнаженным.
А пастух вскричал сурово:
– Много натворил ты злого.
Но вершить не станешь впредь
Черные свои дела.
Да! Ты должен умереть,
Чтобы Дона ожила!
Ухищренья бесполезны —
Не поможет чуб железный!
Кэпкэун захохотал,
Словно гром загрохотал,
И пошло по замку эхо
От неслыханного смеха.
Андриеш ударил раз —
Потемнел ужасный глаз,
Кровью налился – и вот
Заалел пещерный свод,
Стал светлей и выше – чудо!
Но злодей силен покуда.
Андриеш ударил снова
Прямо в лоб владыку злого.
Снова свод пещеры светел
И почти что ярко-ал —
Навзничь Кэпкэун упал,
На удар злодей ответил
Только тем, что застонал.
Стал рассеиваться мрак.
Вот пастух поднял кулак
С рыжим волосом Орбилы
И опять, что было силы,
В мягкий лоб ударил так,
Что свалился с трона враг
Вниз, на мраморные плиты,
Испустил последний вздох,
Вытянулся и подох.
Из единственной орбиты
Выпал кэпкэунов глаз,
Укатился и погас.
Слуг проклятая орда
Разбежалась кто куда,
Не оставив и следа.
И в гнездовье тьмы впервые,
Словно брызнув с высоты,
Расцвели лучи живые,
Золотые, зоревые,
Как весенние цветы.
А Кэпкын удрать не смог,
Не успел уйти, прохвост!
Сгреб чабан его в комок,
Накрутил на руку хвост,
О скалу хватил с размаха,—
И доносчик, злобный гном,
С клеветой своей вдвоем
Превратились в горстку праха.
И, куда ни глянь, везде
В кэпкэуновом гнезде,
В чародейском замке этом,
Озаренные рассветом
Кости мертвые вставали,
В коридорах, в тронном зале,
В каждом замковом подвале
Воскресали, оживали…
К Кэпкэуну, к смрадной груде,
Стали собираться люди,
Обступив его стеной.
И один, уже смелея,
Сунул руку в лоб злодея
И из ямины глазной
Шарик вынул потайной,—
Не видал таких нигде
Андриеш отважный прежде, —
Ну, а тот смельчак – в одежде
Спрятал шарик странный, – «де,
Пригодится, мол, в беде:
Этот шарик был великий
Клад подземного владыки,
Кэпкэуну он, бывало,
Совершал чудес немало,—
Но бросать его не будем:
Пригодится добрым людям!»
И, возникнув из колонн,
Что столетья камнем были,
Чабаны со всех сторон
Андриеша обступили.
Кто в кожоке нараспашку,
Кто обут, кто босиком,
Кто цветастую рубашку
Подпоясал кушаком.
Все – в бараньих кушмах сивых,
Все крепки, дубам под стать.
Сколько их! Не сосчитать
Благодарных и счастливых,
Улыбающихся глаз!
Наконец-то хоть сейчас
Подоспела к ним подмога!
Шевельнуться хоть немного
В каменном плену чертога
Так хотелось им не раз!
– Андриеш! Ты нынче нас
От столетней муки спас!
Слушай наш простой рассказ:
Жили мирно мы когда – то,
И привольно, и богато
Средь равнин родной земли,
От восхода до заката
На лугах стада пасли.
Легок труд был и успешен,
И вели мы жизнь свою
В нашем дорогом краю
Среди яблонь и черешен.
Но, как бурный шквал, сюда
Темным вечером безлунным
Ворвалась в наш край беда —
Одноглазых слуг орда
С людоедом Кэпкэуном.
Обратили нас в рабов,
В сотни каменных столбов,
И заставили на годы
Подпирать плечами своды.
Но коварный чародей
Превратил не всех людей
В неподвижные колонны!
Нет! Немало смельчаков
От заклятья и оков
В темный лес ушли зеленый,
Чтоб с дружиной гайдуков
Вызволить родные склоны
И очистить от врагов
Милый край наш разоренный.
Андриеш! Спасибо, друг!
Ты избавил нас от мук,
От невыносимой боли,
От столетней рабской доли.
Коли с недругом тебе
Встретиться придется в поле,—
Помни, лучше смерть в борьбе,
Чем такая жизнь в неволе!
Тот, который шарик взял,
Пастушку затем сказал:
«Вот, прими-ка наш подарок,
Видишь – камень светел, ярок,—
Тайну я открыть могу:
Кэпкэун, злодей известный,
Этот камешек чудесный
Прятал у себя в мозгу,—
Ничего волшебней нет,
Чем подобный самоцвет!
Он спасет тебя от бед,
Много принесет побед!
Мастер, что гранил его,
Знал не только мастерство,
Знал науку, волшебство,
Был он, что важней всего.
Не с вельможной знатью дружен,
А с обычными людьми…
Камень, Андриеш, прими,
Больше всех тебе он нужен!
Пусть тебя он защитит,
Пусть ведет тебя к победам:
Мастер славный был убит
Кэпкэуном-людоедом,
Но души его частица
В этом камешке хранится!»
И опять бежит дорога,
То бугриста, то полога,
То петлиста, то пряма:
Холм уходит от холма,
А долина – от долины,
А стремнина – от стремнины,
Сердце в страхе каменеет,—
Глядь! Дорога все длиннеет,
Разрастается трава,
Раздаются дерева,
И ужасно, и волшебно
Удлиненье гор, лугов:
Сделать сто шагов потребно
Вместо десяти шагов.
Кровь стучит в висках, как молот,
А кругом – лишь холод, голод,
И торчат из влажной тьмы
Непонятные холмы —
Словно каменные кости
На причудливом погосте;
Как чудовищные рыбы,
Выплывают горы-глыбы,
Ни травинки ни одной —
Только ветер ледяной.
В тяжкой глине вязнут ноги
На нехоженой дороге,
Глухо чавкает земля,
Гибель скорую суля,
Мокрой глиной шевеля,
Уходить домой веля.
Но шагай же через силу,
Наш бесстрашный паренек!
Труден путь, тяжел, далек —
Будто в черную могилу.
Темнота полуслепа,
Извивается тропа,
Налетает на нее
Из потемок воронье,
Гибель скорую пророчит,
Поскорей нажраться хочет.
Пастушок идет-бредет,
Смерти иль победы ждет,
Не видать ни зги во мраке,
Только под ногами знаки,
Неприятные для ног:
В лужах – едкий кипяток,
Глина жаром так и пышет,
И пастух внезапно слышит
Рядом, – что за чудеса? —
Молдаванское наречье!
Да, конечно, – человечьи
Раздаются голоса.
Андриеш в потемки – глядь:
Пастухи, ни дать, ни взять.
И один из них, усатый,
Голос хриплый подает:
«Ох, тяжелою расплатой
Завершится твой приход.
Где ж спасенье наше, где ж?
Мы от воронья слыхали
Об отчаянном нахале
По прозванью Андриеш.
Это ты, видать, и есть.
Прямо в пасть к Вулкану лезть
Нет охотников на свете.
В гиблые ущелья эти,
Где смола да серный дух,
В царство смерти, в царство боли,
Первый ты по доброй воле
Вызвался зайти, пастух!
Даже камни здесь – враги!
Пастушок, скорей беги,
Коль бежать еще ты можешь,
А иначе – кости сложишь,
Иль не соберешь костей…
Торопись! Таких гостей
Здешний Царь Вулкан не любит!
В миг один тебя погубит!»
Говорит ему другой:
«Пастушок мой дорогой,
Коль явился ты сюда,
Знай, что ждет тебя беда.
Коль уж ты забрел во тьму —
Тут храбриться ни к чему.
Если ж ты взаправду смел —
Будь готов для страшных дел,—
Здесь налево и направо
Лишь дымящаяся лава,
Много тел она слизнула;
Здесь земля дрожит от гула,
Людям здесь конец обещан:
Черный дым идет из трещин,
Видишь – справа, видишь – слева:
То Вулкан дрожит от гнева!
У Вулкана на виду
Так вот и живем в аду:
Вырвались в былые дни
Мы из черной западни,
Из объятья Кэпкэунова,
Ледяного да чугунного,
Мы попали вскоре заново
Да в объятие Вулканово!
Мы по глинистой дороге
Мчались вниз, сбивая ноги,
Нестерпимо нас влекло
После холода – тепло,
Мы мечтали: «В самом деле,
Отдохнем среди жары!
На горячий камень сели
И… не встали с той поры.
Так в аду вот и сидим.
Здесь не воздух – черный дым,
Здесь ни ночи нет, ни дня,
Здесь владычество огня!
Видишь, там – бугры пожарищ?
Каждый холмик – наш товарищ,
Нам поставлен назиданьем,
Языком сожжен Вулканьим.
Горько, горько здесь, в аду!
Хоть ответа я не жду,
Но скажи: коль ты на бой
Вызвал гада гадкого,
Нет ли у тебя с собой
Хоть чего-то сладного?»
Так ведется в мире: шутка
С молдаванином – до гроба!
Сколь ни страшно, сколь ни жутко,
Но – веселье, а не злоба!
Андриеш ответил: «Мне
Ясно: все горят в огне.
Неужель никто из вас
От огня себя не спас?»
«Нет, хоть было их немного,
Увела иных дорога
Силу собирать на воле,
Дожидаться лучшей доли
Да надеяться на чудо…»
«Ты-то знаешь сам откуда?»
«Знаю… Ты-то человек ли,
Коль живой в подобном пекле?»
«Нет, огонь не страшен мне,
Много страху в том огне,
Мне достаточно вполне,
Если холод по спине
Пробежит, меня остудит:
Все жары поменьше будет!»
«Ну, ступай вперед, храбрец —
Потолкуем под конец».
Вдоль пылающей земли
Андриеш идет. Вдали
Меж огней, среди мерцанья,
Черным заревом в ночи,
Головнею из печи —
Рожа смрадная Вулканья.
Весь из лавы он отлит,
Из макушки дым валит,
Из ушей и из ноздрей,—
Убегай, смельчак, скорей,
А иначе – пропадешь!
Нос у чудища похож
На огромную трубу,
Лава каплет на губу,
Словно медь, блестит живот,
И кругом толпа снует:
Это славные ребята,—
Сатанята, Вулканята!
Всюду сажа, всюду копоть,
Но доволен великан:
Целый век готов Вулкан
Тяжкими губами шлепать!
Средь пыланья, средь кипенья,
Средь курения густого
Мчатся тяжкие каменья,
Каждое – Вулканье слово!
«Уничтожу в мире всех,
Не хочу терпеть помех,
Суну в озеро огня
Не похожих на меня,
Чтоб войска мои окрепли,
Их вскормлю на чистом пепле,
Я, Вулканчик удалой,
Целый мир залью смолой,
Раздувайте, детки, печь:
Целый мир хочу пожечь!
Разольюсь огнем – не трусь!
До кого ж не доберусь,
Кто ко мне не хочет в гости —
Всем переломаю кости:
Я, куда ни захочу,
Камни тяжкие мечу!..»
Вкруг Вулкана пышут печи,
А пред ними, недалече,
Люди ждут своей судьбы,
А Вулкановы рабы,
Сноровисты и неробки,
Их швыряют прямо в топки.
Оробел на миг пастух,
Как вдохнул угарный дух,
Но не дрогнул пред Вулканом,
Сердце в кулаке зажал —
За советом побежал
Прямо к братьям-молдаванам.
Молвил: «Братцы, что за чудо?
Мы людей должны спасти!»
«Хлопец дорогой, отсюда
Даже черту нет пути».
«Нет, не так, усач любезный!
Камешек при мне полезный,
Драгоценнейший янтарь,
Помогавший людям встарь,
Он со мной – и чист, и цел он,
Мастером великим сделан!»
«Эх, назойливый храбрец!
Ты безумец или лжец?
Кэпкэун – его хозяин,
Камень в мозг его запаян.
Кто бы мог его достать?
Знаешь Кэпкэунью стать?
Видишь, прямо в небосвод
Наш владыка мечет глыбы,—
А имей мы камень тот,
Мы вполне спастись могли бы…»
Не закончил речь старик:
Дрогнул воздух – в тот же миг
Раскололся свод небесный,
И полился дождь отвесный,
Раскололась полумгла —
Камни, сера и смола
Вперемешку с черным градом
Повалили водопадом.
Каждый камень – словно дом,
Гро-грохочет гро-гро-гром!
Хлещет с неба ливень серный,
Невозможный, непомерный,
И летит вулканий хохот:
Гро-мыхает гро-зный гро-хот!
И, как черная отрава,
Хлюпает вулканья лава.
Бьются горы в лихорадке,
Словно в яростном припадке,
Осыпаясь друг на друга,—
Погибает вся округа.
А внизу, в провале темном,
Желчь кипит в котле огромном,
И смола в котлах клокочет,
Всех, кто хочет, кто не хочет,
Обдавая духом смрадным,
Ядовитым, безотрадным, —
Старики кругом рыдают,
Малым детям – невдомек…
Черти же людей кидают
Прямо в черный кипяток.
В страхе смотрит Андриеш:
Где же ключ к спасенью, где ж?
Слышит он издалека
Слабый голос старика:
«Ну, а где же твой янтарь?
Если можешь, так ударь!»
«Да! Спастись все вместе сможем:
Я сломлю пещерный свод!»
«Нет уж, парень, наперед
Мы злодея уничтожим!
Наше сердце позабавь,
Камни в пасть ему направь!
Начинай, дружок, потешь!»
Чудным камнем Андриеш
Стал касаться всех подряд
Скал, – и, по его желанью,
Горы тяжкие назад
Стали прыгать в пасть Вулканью!
В первый раз за столько лет
Вдруг нашлось у них согласье:
И камнями в одночасье
Подавился людоед!
* * *
Сгинул сумрак грязно-серый
В царстве черного царя,
Разломился свод пещеры
Пред сверканьем янтаря,
Раскололся купол тьмы,
Отворилась дверь тюрьмы,
Так подземному народу
Возвратил пастух свободу!
А в саду, подобно чуду,
Ветви распрямив сперва,
Распускается повсюду
Обновленная листва.
И качаются едва
Хрустали да янтари,
И, дыша, растет трава
В блеске утренней зари.
И с высокого холма
Дона, юная, живая,
Снова дойну распевая,
К пастушку спешит сама.
На щеках – румянец свежий,
На кудрях – цветы все те же,
Ясен взор, как небосклон,
Губы алы, как пион.
А слова журчат, звеня,
В розовом дыханье дня,
Как прохладная струя
Серебристого ручья:
– Андриеш! Ты спас меня!..
Нелегка тропа твоя
И задача нелегка,—
Цель трудна и далека.
Но ступай, дружок, вперед!
Не робей! Твоя возьмет!
С добрым сердцем, с духом смелым
Ты дойдешь к любым пределам,
Только верь в свою звезду!
Вот цветочек ярко-красный,
С ним пускайся в путь опасный!
Если попадешь в беду,
По ветру его пусти ты,
И не медля я приду
Для подмоги и защиты!
Глава вторая
Плодородьем дышит лето,
Солнцем вся земля согрета,
В шелк и бархат степь одета,
Яблоки в садах горят.
Дремлют зреющие нивы,
Грузно тяжелеют сливы,
На припеке спит ленивый
Смуглощекий виноград.
Ношей семечек увешан,
Стал подсолнух безутешен,
Дремлют заросли орешин;
Гроздья тяжкие даря,—
Плодородье умножая,
Бродит лето, наряжая
Мир для сбора урожая
Золотого сентября.
Лето, как велит обычай,
Ходит в лучшем из обличий,
И несется гомон птичий
По садам весь день с утра.
Летний воздух слаще, чище,
Мчит скворец в свое жилище:
Нынче много птичьей пищи —
Всюду кружит мошкара.
Средь ботвы круглятся дыни,
Тени даже нет в помине!
Так печет, что солнце ныне
В речку радо бы нырнуть!..
Но закончен краткий отдых!
Освежась в озерных водах,
Андриеш к Сухой Долине,
К Валя-Сакэ держит путь.
Там, как ветхое корыто,
Почва трещинами взрыта
И морщинами покрыта,
Ни травинки нет нигде!
Лишь березки возле яра,
Дочки старого Стежара,
Осыпаются от жара
И мечтают о воде.
Ветер-Дым березки душит
И дыханьем ветви сушит,
Молодые листья глушит,
Днем и ночью жжет огнем.
И напрасно все упорней
Мертвый прах взрыхляют корни,
Он, чем глубже, тем тлетворней,
Влаги нет ни струйки в нем.
Здесь бурлил поток в долине,
А теперь на черствой глине
Только сеть округлых линий —
Отшумевших волн следы.
Высохло речное ложе,
И березки в смертной дрожи,
Плачут жалобно – О, кто же
Даст хоть капельку воды?
Окропи нас, дождик, сбрызни,
Пить хотим!..
Губит жаждой наши жизни
Ветер-Дым!
Волдырем берёста вздута
На коре,
Листья съежились, как будто
В ноябре.
Нашим горестям бессчетным
Нет конца,
Да еще отец не шлет нам
Ни словца!..
Ветерок неугомонный,
Ты б хоть раз
Увлажнил росой студеной
Бедных, нас!
Тучи, не летите мимо
Напрямик!
Скройте нас от Ветра-Дыма
Хоть на миг!
Мы терпеть уже не в силах
Суховей!
Закипает в наших жилах
Сок ветвей…
Кто ж из вас росткам поможет
Молодым?
Листья лижет, почки гложет
Ветер-Дым…
Под горой, в трясине смрадной
Есть нора,
Там залег Сетила жадный
У Днестра.
Великан тысяченогий,
Злой урод,
Развалясь в своей берлоге,
Воду пьет.
Синий Днестр, прохлады полный,
Видим мы,
Но напрасно рвутся волны
Сквозь холмы,—
Не пробьется к почве знойной
Ни одна,
Пьет Сетила ненапойный
Днестр до дна.
Волны, волны, отзовитесь!
Где ж он, где ж
Наш спаситель, смелый Витязь
Андриеш?
Так березки причитали
И тревожно трепетали.
Услыхав тоскливый стон,
Андриеш прибавил шагу
И спустился по оврагу
На крутой прибрежный склон.
Что ж внизу увидел он?
…Поперек речного ложа,
Заграждая путь волне,
Разлеглась такая рожа,
Что не встретишь и во сне!
Горб огромный на спине,
Чешуей покрыта кожа,
Камыши торчат в ушах,
Вдоль хвоста растет высоко
Исполинская осока,
А в траве и в камышах
Копошится тьма болотных
Отвратительных животных,
И столбом стоит с утра
Комарье да мошкара.
А Сетила землю давит,
Растопырясь, будто краб,
И речное дно буравит
Тысячами жадных лап.
Днестр шумит волною синей,—
Пена ярче серебра!
Днестр спешит к Сухой Долине,
Где березки жжет жара,
Но чудовищное рыло
Выставил вперед Сетила,
Пышет зноем из нутра,
Обрекая на бесплодье
Степь, что так была щедра,—
Ловит страшное отродье
Воду нашего Днестра!
А Сетиле мало, что ли,
Влаги, отнятой у нас! —
Он рычит от жгучей боли,
Словно самой горькой соли
Десять гор сожрал зараз:
– Пить хочу! Пить хочу!
Чем я горло промочу?
Заскорузла пасть моя —
Ни колодца, ни ручья!
Ай-яй-я!..
Реки выпил я до дна,
В руслах только пыль видна…
Вот-те на!
Чем напьюсь я, не пойму…
Горе брюху моему!
Не стихает жар в груди,
Хоть я выпил все дожди
И расправился с росой
До последних малых крох,
Ой-ой-ой!..
Даже тяжко сделать вздох,
Словно мох,
Язык иссох,
Ох-ох-ох!
Так урод рычал от гнева,
Накаленный, словно лава.
Днестр – налево,
Пасть – налево!
Днестр – направо,
Пасть – направо!
Волны пенились кудряво
И метались, и бурлили,
В ужасе текли к Сетиле,
Исчезали, как в могиле,
В тьме разинутого зева,
Наполняя влагой чрево.
Андриеш – как в землю врос…
У него одна лишь дума.
Он тревожно и угрюмо
Задает себе вопрос:
– Как же мы, дружище, сладим
С этим дьявольским исчадьем?
Гибнут степи и луга,
И сады и огороды
Из-за жадного врага,
Что глотает наши воды!
Труд людской! Ты – слава жизни,
Молодости брат родной!
Изобилье дай Отчизне,
Победи мертвящий зной!
Дай струе Днестра свободу,
Проложи тропу волнам
И стремительную воду
Возврати на благо нам!
Засучил наш мальчик бравый
Рукава,
Принялся он берег правый
Рыть сперва.
Камни, что на скатах были,
И песок
В морду стал кидать Сетиле
Пастушок.
Заревел тогда со страху
Злобный гад,
Начал бить хвостом с размаху
Наугад.
Зашипел от жесткой пищи,
Как змея,
Встала дыбом на хвостище
Чешуя,
От камней распухло рыло
И спина…
Тут задел хвостом Сетила
Чабана.
Дрогнул мальчик, пошатнулся,
Замер дух…
Но, смекнув, к земле пригнулся
Наш пастух,
В горсть набрал размокшей пыли,
Изловчась,
Прыгнул, – и в глаза Сетиле
Кинул грязь.
Обомлев, Сетила жадный
Шарить стал,
Взвил до неба хвост громадный —
Захлестал.
Зря свою же спину ранит
И бока,
Как ни бьется – не достанет
Пастушка!
Путь в земле бесплодной роет
Андриеш,
Он канал обводный роет,
Андриеш!
Русло новое готово,
Днестр зовет,
Но сосет Сетила снова
Пену вод.
Андриеш поник устало:
– Поту много, толку мало.
Только прорвалась одна
Злополучная волна,
Глядь, пропала вмиг она —
Чудище струю поймало!
Кто ж поможет в деле этом
Хоть каким-нибудь советом?
Что придумать – не пойму,
Мне не сладить самому…
Вдруг он слышит вздох протяжный
Над речной лазурью влажной,—
Это мчался без дорог
Перелетный ветерок.
И знакомый звонкий свист
Грянул над Сухой Долиной,—
Это пел дубовый лист,
Скрытый в дудочке бузинной:
– Обойди хвостище длинный
Справа, по степи полынной,
И днестровскую волну
Поведи на целину!
Улыбнулся пастушок,
Прокопал в короткий срок
Новый путь к Сухой Долине
Для воды днестровской синей.
По каналу величаво
Хлынула вода направо,
На поля родной земли;
А Сетила – опивало
Очутился на мели,
Где воды – как не бывало!
И раздался вой Сетилы:
Злобно из последней силы
Завертелся гад, ярясь.
Ох, нехорошо Сетиле,—
Ищет влагу в донном иле,
А находит только грязь.
Завертел урод хвостом,
Спину выгорбил мостом,
Лапы скрючил и потом
В русле околел пустом!
И пришли издалека
По призыву пастушка
Кучевые облака,—
Потемнела степь кругом,
Замелькали над оврагом
Ослепительным зигзагом
Стрелы молний, грянул гром,
И все чаще, звонче, гуще,
Как пчелиный рой гудя,
Засновали в тьме бегущей
Капли первого дождя.
Но внезапно из-за леса,
Словно черная завеса,
Появился Ветер-Дым.
Он пополз густым туманом
По долинам и полянам
И дыханием своим
Начал жечь цветы и травы,
Обновленные дубравы,
Нежный лист, что чуть подрос
В кронах молодых берез.
Дунул ветер – и погиб
Строй зазеленевших лип,
Иссушил злодей траву
И садовую листву.
Андриеш бежит по круче
Без оглядки, как шальной,
Вниз, к речной струе текучей:
Чтоб спастись от жажды жгучей
И умерить душный зной
Освежающей волной.
Но не может, как ни хочет,
Воду поднести ко рту:
Перед ним река клокочет,
Испаряясь на лету.
И, сжигаемое жаром,
Все течение Днестра
Плещет пеной, брызжет паром,
Как на пламени костра.
Смотрит пастушок, мертвея,
На бушующий поток,
Что под властью суховея
Превратился в кипяток.
И, ползя в тумане чадном.
Растекаясь по земле,
С грозным смехом беспощадным
Ветер-Дым шипит во мгле:
– Я весь мир спалить могу!
Виноградники сожгу,
Все кусты на берегу,
Все травинки на лугу,
Всю лесную мелюзгу!
Пусть в садах цветы завянут,
Пусть баштаны[13]13
Баштан – бахча; поле, на котором, как правило, выращиваются арбузы, дыни, тыквы.
[Закрыть] пеплом станут
И засохнут без воды
Недозревшие плоды!
Я деревья в роще каждой
Уморю жестокой жаждой,
Уничтожу, что хочу.
Землю в сажу превращу,
Накидаю толстый слой
Серой пыли, гари черной
И тебя, чабан упорный,
К облакам взметну золой!
Истомился пастушок.
Тело млеет нестерпимо,
На лице – сплошной ожог
От дыханья Ветра-Дыма.
И, согнувшись в три дуги,
Страшным пеклом опаленный,
Слышит он глухие стоны:
– Выручай нас, помоги!
Это плакали березки
На пустынном перекрестке.
– Эх! – подумал мальчик, – что ж,
Неужели ни за грош
Сгинут от жары бедняги…
Где б достать хоть каплю влаги?
Новой мыслью осенен,
Дону вдруг припомнил он!
Полный силы и отваги,
Распустил ремень десаги[14]14
Десага – пастушья переметная сумка.
[Закрыть],
Вынул маковый цветок,
Кинул кверху лепесток
Ярко – огненного цвета,
Словно небо в час рассвета.
И мгновенно вся земля
Утренней росой покрылась,
Лучезарно озарилась
Ясным блеском хрусталя.
Ветер-Дым проклятый снова
Напустил туману злого,
Задышал опять жарой,
Но тотчас же наш герой
Лепесток метнул второй —
Вырос тут же лес косматый,
Лес дремучий и сырой!
И пошли, за строем строй,
В наступленье, как солдаты,
Буки, ясени, дубы,
Липы, тополи и клены,
Развернув свои колонны
Для решающей борьбы!
Испугался Ветер-Дым,
Еле дышит, еле дует
И трусливо негодует,—
Он ведь столько лет враждует
С грозным войском молодым.
Знает – лес непобедим!
А за этим лесом – новый
В бой спешит резерв кленовый,
Там – другая полоса
Встала над Сухой Долиной
Зоркой стражей тополиной,
А за нею – вновь леса.
Закачались, зашумели.
Сосны, лиственницы, ели
Наступают след во след
Все тенистей, гуще, краше.
На земле цветущей нашей
Суховею – места нет!
А счастливый пастушок
Вновь цветок из торбы вынул
И с размаху третий кинул
Ярко-алый лепесток —
С неба ливень бурный хлынул,
Напоил водой живой
И сады, и огороды,
И пшеницы яровой
Зеленеющие всходы.
Весело шагал пастух,
Звонко дудочка свистела,
Будто радовалась вслух.
Лес ей вторил то и дело,
Полный счастья без предела,
И роняли нежный пух
Над речным простором ивы,
Чабана со всех сторон
Славили поля и нивы;
Радуга земной поклон
Отдала ему любовно,
И качались рощи, словно
Говорили: – Это он,
Пастушок, спешащий мимо,
Спас наш край от Ветра-Дыма!
А днестровская волна,
Провожая чабана,
Пеной на берег плеснула
И по-дружески шепнула:
– Много сделал ты добра
Для широкого Днестра.
Так ступай своей дорогой,
Но, когда придет пора,
Я примчусь к тебе с подмогой,
Вмиг избавлю от беды,
Лишь хлебни глоток воды!
И притоки-сыновья,
Вся текучая семья
До последнего ручья,
Влажной ратью голубою
Изготовят волны к бою!
От седых днестровских вод
По долинам шагом скорым
Андриеш спешил вперед
К неизведанным просторам,
Дальше, от холма к холму.
И шептали вслед ему
Белокурые березки,
Словно девушки-подростки:
– Оглянись еще хоть раз!
Погоди на миг, прохожий!
Сколько есть ветвей у нас,—
Все твои, чабан пригожий!
Ты одну из них сломи,
На прощание возьми,
Положи в мешок заплечный
Как залог любви сердечной.
Если по пути беда
Неожиданно нагрянет,
Помаши, пастух, тогда
Веткой, что вовек не вянет.
И с подмогою придет
Весь дремучий наш народ:
Лес кудрявый, многоствольный,
Сотни лет копивший мощь,
Молодежь зеленых рощ,
Силачи дубравы вольной!
* * *
Долог путь, долга и сказка,
Не близка еще развязка.
До развязки далеко,
Добираться нелегко.
Славно отдохнуть, пожалуй,
Под веселый шум воды,—
Но спешит пастух усталый,
Не окончены труды.
С глаз отхлынь, дневная дрема,
Ибо слышится вдали
То ль небесный голос грома,
То ли грозный гул земли, —
Загремит и оборвется,
Рев – озлоблен и несыт:
С кем-то заново бороться
Андриешу предстоит.
Страх, холодный и колючий,
Наплывает темной тучей,—
Что замыслили враги?
Рев летит с далеких пашен,
Но опять пастух бесстрашен,
И легки его шаги.
Шел весь день чабан веселый
Через горы, через долы,
И прибрел к вершине голой;
На нее взобрался он,
Поглядел на небосклон,
Где тускнел закат увядший…
Вдруг из рваных облаков
Вынырнул – и был таков,
Кэпкэуна глаз бродячий!
И тотчас же день потух.
Сел на камень наш пастух:
– Как шагать, пути не зная? —
Вкруг сгущалась тьма ночная.
И долины, и холмы
Затопило море тьмы.
Полдень – полночи мудрей,
Утро – вечера бодрей.
Солнце, выгляни скорей,
Озари нас, обогрей!
Над притихшею поляной
Полог тянется туманный;
Утомленный пастушок
Постелил свой кожушок
На душистую траву,
И, во сне ли, наяву,
Слышит он в ночи призывный
Звук свирели заунывный,
Блеянье овечьих стад,
Всхлипы маленьких ягнят.
Чудится ему – во мраке
Лают зоркие собаки…
Что же это? Сон, быть может,
Душу дремную тревожит,
Или детские мечты,
Призраки воспоминаний,
Воплотились ночью ранней
И скитаются в тумане
Средь волшебной темноты?
Или на пастушьем стане
Старый бач[15]15
Бач – старший пастух.
[Закрыть] вожак чабаний
И ведун степных преданий,
У костра свой сказ ведет,
И сияет над привалом
Покрывалом небывалым
Многозвездный небосвод?
Андриешу снится сон —
Будто очутился он
Средь некошенного луга.
Он идет вперед, и вот
Слышит – издали зовет
Белорунная подруга;
Видит – в голубом дыму
Стадо на опушке бора…
Счастлив Андриеш! Миора
Вновь ласкается к нему,
И в глаза глядят ягнята,
Словно малые ребята.
Солнышко, как добрый дед,
Смотрит на него с улыбкой.
Пелены тумана зыбкой
И в помине больше нет.
Зорька! Зорька! Над Молдовой
Утро веет жизнью новой!
Возле рощи сонной
Свежий луг зеленый,
Светом напоенный,
Блещет, как парча.
На лугу – студеный
И неугомонный,
Ключ бежит стозвонный,
По камням журча,
И стоит большая
Стына[16]16
Стына – загон для овец.
[Закрыть]у ключа.
Утром, поспешая
Под гору, в долину,
Покидают стыну
Три овечьих стада.
Им спуститься надо
Вниз, да побыстрей!
Там ковры из мяты,
Лисохвост мохнатый
И густой пырей.
Травы не измяты,
Веют ароматы
Полевых цветов,
А ручей над кручей
Влагою певучей
Всех поить готов.
Пляшет отсвет яркий
Солнечных лучей.
Громко блеют ярки[17]17
Ярка – молодая, ещё не ягнившаяся овца.
[Закрыть],
Бегают овчарки,
И шагают рядом
Чабаны со стадом,
Смотрят, чтобы матки
Двигались в порядке
В дол, где травы сладки,
Где журчит ручей.
День все горячей,
Песни все звончей,
Щелканье бичей —
Как пальба на праздник.
Где-то вдалеке
Свищет в лозняке
Ветерок-проказник,
Ветви колыхает;
Лес в ответ вздыхает,
Средь листвы порхает
Птичий хоровод…
В травах, без дороги,
Мальчик босоногий
Не идет – плывет,
Направляясь к стыне,
Где горшки на тыне[18]18
Тын – забор, частокол.
[Закрыть],
Выстроившись в ряд,
Кверху дном торчат.
…День проходит длинный,
Снова над долиной
Выплывет луна
Желтою подковой,
Ночь пройдет – и снова
Солнцем жизнь полна.
Солнце всходит плавно,
Льет лучи с небес,
И под ними славно
Зеленеет лес.
Шум звонкоголосый
Рвется в синеву,
И полощут росы
Свежую листву.
Синь на небосклоне,
Зелена земля,
К небу тополя
Вскинули ладони,
К розам величавым
Льнет пчелиный рой,
Над землей сырой
Встать привольно травам…
…Малость в стороне
От ворот кошары,
На дубовом пне
Смуглый и поджарый
Восседает бач —
Солнцем опаленный,
В кушме запыленной,
Строгий дед-усач.
Он овечек чешет
Гребнем золотым,
Трубкой сердце тешит,
Выпуская дым:
– Время овцам в стыну,
Их доить пора!..
Падает в корзину
Шерсть из серебра.
Сколько есть овечек —
Бач за всех ответчик,
Список им ведет,
Каждую сочтет
И отметку позже
Ставит на рэбоже,
На пруте своем,
Острым лезвием.
– Здравствуй, дед…
– Привет, привет!
Заходи сюда, прохожий.
Видно, к нам тебя в село
Издалека занесло.
Знаю, что судьба плоха
Горемыки-пастуха,
Если ото всей отары
Лишь кожух остался старый:
Ведь подпасок без овец—
Это сад без деревец,
Это поле без дождей,
Это город без людей,
Это песня без дуды,
Это русло без воды,
Это ноги без опинок,
Это роща без тропинок!
И повел он слово
О годах далеких,
О делах жестоких
Времени былого,
Горького и злого:
– У крутого ската
Здесь была когда-то
Добрая Долина
И стояла стына.
Жил тут мудрый бач,
Бач-Богян, богач,
Не казной своей известный
По земле окрестной,
А бесстрашной речью правой,
Неподкупной, нелукавой,
И душою честной
Да гайдуцкой славой.
Он взрастил пушистую
Яблоньку ветвистую,
Как невеста, – чистую,
Как весна, – лучистую.
Вытянулась яблонька,
Сделалась ветвистою,
Пышной, многолистою,
