Текст книги "Вокзал Ватерлоо"
Автор книги: Эмили Грейсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Дальше, до самой гостиницы, они шли в молчании, прячась от дождя под зонтом. Стивен открыл массивную деревянную дверь, и они с Мод нырнули в полутемный вестибюль – плохо освещенный, маленький, но опрятный.
– Ну, – произнес Стивен, закрыв зонт и кинув взгляд вокруг, – похоже, здесь мало что изменилось со времен Слейтона.
– Мне нравится, – сказала Мод.
Стивен улыбнулся ей, а потом некое чувство отразилось на его лице.
– Ты такая красивая, – тихо молвил он. – Мне кажется, мы ждали этого мгновения целую вечность, хотя на самом деле всего несколько дней.
– У меня тоже такое ощущение, – отозвалась она.
Стивен приблизил к ней свое лицо, она закрыла глаза.
Где-то рядом раздался шорох, скрипнул стул. Мод быстро обернулась и по одну сторону вестибюля увидела не замеченную прежде стойку, из-за которой поднимался невероятно худосочный старик.
Она отступила на шаг от Стивена. Тот кашлянул и подошел к стойке.
– Здравствуйте, сэр. Я заказал здесь номер.
– Немного рановато пришли, – отвечал старик. – Боюсь, в настоящий момент еще нет готовых номеров. Мистер и миссис..
– Уик, – сказал Стивен. Мод бросила на него удивленный взгляд.
– У меня наверху только жена убирается, – продолжал старик. – От услуг помощницы пришлось отказаться. Ныне мало кто приезжает в Лондон посмотреть на достопримечательности. Сегодня вы вообще будете здесь одни. Не в Лондоне. В гостинице. Впрочем, про Лондон то же самое можно сказать. Полагаю, слышали последние новости?
– Какие новости? – спросил Стивен.
– Премьер говорит, если Германия вторгнется в Польшу, мы вступим в войну. Мы и французы. Ага, вот. – Длинный палец старика застыл на одной из строчек в журнале бронирования. – Мистер и миссис Уик. Заселение не раньше трех. Думаю, к тому времени ваш номер будет готов. Багаж, если хотите, можете оставить здесь. Идите посмотрите город, пока есть что смотреть, как говорю я теперь.
– Мы подождем в пабе, – сказал Стивен.
Старик посмотрел на них так, будто увидел в первый раз. Сняв очки без оправы, он смерил их оценивающим взглядом Мод взяла Стивена под руку.
– Молодожены, что ли? – спросил старик, вновь надевая очки.
– Угадали, – ответил Стивен.
– Я всегда угадываю. Талант у меня такой. Жена постоянно твердит, чтоб я не лез не в свое дело, но меня не проведешь. Вот так-то. – Он захлопнул регистрационный журнал. – Не волнуйтесь, мы поселим вас в лучший номер.
– Большое спасибо, – поблагодарил Стивен. – Вообще-то, у меня к вам вопрос. – Он помедлил. Старик глянул на него поверх очков. – Довольно необычный. Вы, случайно, не знаете, в каком номере останавливался А. Л. Слейтон? Как я понимаю, иногда, проведя вечер в пабе, он потом приходил ночевать сюда.
Старик покачал головой.
– Не знаю никакого Слейтона. Можете его описать?
– Да нет, это я так, не берите в голову, – сказал Стивен. – Мы будем в пабе.
Едва сдерживая смех, Стивен и Мод перешли из вестибюля в паб, где веселость с них как рукой сняло.
Они прибыли в конце обеденного часа. Официантка, неся поднос на высоко поднятой руке, с трудом лавировала между посетителями, выстроившимися в очередь у стойки бара в центре зала, и столиками у окна. Мод отметила, что в переполненном пабе, как ни странно, неестественно тихо. Царила почти унылая атмосфера. Два бармена в белых фартуках, наливавшие пиво из длинных золотистых кранов, выполняли свою работу с одинаково безрадостными, пустыми выражениями на лицах, словно раздавали лекарство. Звон столовых приборов заглушал разговоры, доносившиеся будто откуда-то издалека или даже из-под воды. Иногда Мод улавливала одни и те же слова: Польша, Франция, Германия.
Стивен взял Мод за плечи и подвел к свободному столику у окна, а сам отправился к стойке бара делать заказ. Мод, ожидая его возвращения, сидела на стуле прямо и смотрела на улицу.
Дождь прекратился, тротуар и дорога отливали черным блеском. Мод подумала, что если прижаться лбом к окну и посмотреть вверх, то можно различить клочок синевы. А глядя на такое небо, размышляла она, нетрудно представить, если напрячь воображение, что жизнь, какой ее знают все присутствующие в пабе, еще может вернуться в нормальное русло.
– Уик[6]6
Уик – транслитерация английского слова «wick», в переводе означающего «фитиль».
[Закрыть]! Ну и ну! – фыркнула Мод, когда Стивен вернулся с двумя пинтами эля. – Я чуть не расхохоталась.
Стивен едва заметно улыбнулся.
– Да, я подумал, что ты оценишь кивок в сторону давно почившего и, судя по всему, позабытого А. Л. Слейтона. – Он опустился на деревянный стул. – «Но вот фитиль зажгла она, и заплясал в ее очах огонь безумной страсти…» – процитировал Стивен строки из баллады.
– Что ж, тогда за А. Л. Слейтона, – сказала Мод, поднимая свой бокал
– Да, за Слейтона. – Стивен тоже поднял свой бокал. Но потом в лице его что-то дрогнуло, оно на мгновение потемнело, и, даже не глотнув пива, он поставил бокал на стол. – Мод, не могу поверить, что ты здесь.
– В Лондоне? – уточнила она. Держа бокал обеими руками, она тоже осторожно, будто данный момент требовал особой деликатности, поставила пиво на стол. – С тобой?
Стивен неуверенно улыбнулся и уткнулся взглядом в свой бокал.
– Да, и в это тоже, – ответил он. – Хотя я имел в виду другое. Хотел сказать: здесь. – Он посмотрел на нее. – В Англии. Теперь, в такое смутное время.
Мод отвела глаза.
– Мы уже говорили об этом, – тихо произнесла она.
– Не совсем, – возразил Стивен. – Каждый раз, когда я поднимал эту тему, ты уводила разговор в сторону.
– Стивен, прошу тебя, не надо. – Она покачала головой.
– Знаю. Но я обеспокоен. – Он подался вперед за столом. – Послушай, давай будем реалистами…
– Зачем? – Мод и сама удивилась своему резкому тону. – С какой стати? Почему я должна стать реалисткой теперь? Будь я реалисткой, меня бы здесь вообще не было. Не в Англии как таковой, ожидающей, как кто-то там в Европе вот-вот сорвется с цепи, а здесь, в Лондоне, с тобой, за этим столиком в пабе «Роза и олень». Неужели непонятно, дорогой? Девушки-реалистки не оставляют дом любящих родителей. Девушки-реалистки не отправляются за океан, чтобы получить образование в Оксфорде. Девушки-реалистки, – с горечью добавила она, – не влюбляются в женатых мужчин.
Мод замолчала Она сказала больше, чем собиралась сказать, сказала даже то, о чем сама до сей минуты не догадывалась. Мод прикрыла рот ладонью.
– Что ж, – не сразу произнес Стивен, поднимая бокал, – за девушек-нереалисток.
Мод рассмеялась – главным образом от облегчения, радуясь, что не расстроила его.
– Стивен, неужели ты и впрямь думаешь, будто я не сознаю, насколько здесь опасно? – спросила она. – Неужели и впрямь считаешь, будто я не понимаю, что где-нибудь вдали отсюда мне жить было бы спокойнее?
– Обещай мне, – потребовал он. – Обещай, что вернешься в Штаты, если здесь станет по-настоящему жарко.
– Не могу, – ответила она. – Этого пообещать я не могу. Не важно, как и что сложится между нами, этот путь я должна пройти до конца. Иначе что я за человек? Во всяком случае, не та девушка, которая заинтересовала бы тебя. Разве Китс был реалистом? А Шелли? Слейтон?
– Но ты забываешь, дорогая, они все умерли молодыми.
– Я готова умереть, – сказала Мод, не думая о том, что говорит.
Стивен отодвинулся от стола
– А вот теперь ты несешь вздор.
– Вот как? А кто говорил, что пойдет на фронт, если придется сражаться с Гитлером?
– Я говорил о том, что готов умереть за свою страну. Но умирать ради меня лично не стоит.
– Ну, это не тебе решать, Стивен. И потом, – добавила она, пристально глядя на него до тех пор, пока он не встретился с ней взглядом, – я уверена, что на моем месте ты поступил бы так же.
Стивен опустил глаза и принялся кончиком пальца вычерчивать круги по ободку бокала с пивом.
– Значит, ты твердо решила? – спросил он, не поднимая глаз.
– Ты удивлен?
– Нет, нет. Я не удивлен. Ничуть. Потому что ты конечно же права. И это самое ужасное. В твоих словах есть определенный смысл. – Голос у него стал мягче. – Нам приходится делать выбор. И тебе, и мне.
– Но не сейчас, – добавила Мод. – Не в эти выходные. Пожалуйста, пообещай мне. Больше никаких разговоров о том, что мы «должны быть реалистами».
Мод протянула через стол обе руки, раскрыла ладони. Стивен взял ее руки в свои.
– Нет, не в эти выходные, – согласился он. – Прости. Ты, как всегда, права. Больше не будем говорить о неприятном. Ну что, пойдем посмотрим, готов ли наш номер?
Номер на верхнем этаже гостиницы был убран просто, но мило. С одной стороны Стивен с Мод увидели слуховое окно, выходившее на ту самую дорогу, ведущую к вокзалу Ватерлоо, по которой они сюда пришли. В приоткрытое окно дул легкий ветерок, развевая тонкие занавески и наполняя комнату первыми ароматами весны. У противоположной стены находился комод с зеркалом, на нем стояли фарфоровый кувшин и миска. Желтые стены, хотя и голые, создавали ощущение уюта. В центре комнаты их ждало одно-единственное излишество: на кровати, застеленной покрывалом с узором из виноградных лоз и гроздьев мелких ягод, лежала роза.
– Очевидно, подарок для молодоженов, – предположил Стивен.
– Чудесно, – воскликнула Мод. – Правда. Здесь все просто идеально.
– Ну, если помнишь, как раз к этому я и стремился, – сказал Стивен. – Чтобы все было идеально. Не так уж много я просил, верно? Однако если есть роза, – продолжал он, поворачиваясь к кровати, – то где же олень?
– Вот он. – Мод шагнула к нему в объятия и ладонью похлопала его по груди.
– В таком случае, – сказал он, – ты – моя роза. Полагаю, вы задолжали мне один поцелуй, миссис Уик. Если помните, я не успел поцеловать вас в вестибюле.
Мод чуть склонила набок голову. На лице Стивена появилось то же выражение, что она видела в вестибюле несколько часов назад. Он смотрел на нее со страстным томлением во взгляде, ожиданием и облегчением. И она вдруг осознала, что хотела бы всегда видеть этот взгляд.
– Не надо, – остановила она Стивена.
– Почему? – спросил он.
– Не спеши. Дай посмотреть на тебя.
– Посмотреть на меня?
– Да. Просто… посмотреть на тебя.
– Ладно.
– Я знаю, это странно, – стала объяснять Мод. – Но я не хочу, чтобы это мгновение исчезло. Хочу, чтобы оно длилось как можно дольше. Хочу, чтоб ты был здесь со мной как можно дольше. Понимаешь? – Стивен молча кивнул. – Неплохо бы вот так провести всю жизнь, правда?
– Да, – прошептал он. – Неплохо. Хорошая мысль. – И добавил: – А знаешь, в тебе самой есть поэтическая жилка.
– Наверно, эта комната так на меня действует. Или гостиница. Или призрак А. А. Слейтона.
– Или ты сама такая.
– Нет, – возразила Мод. – Я знаю, в чем дело. Это из-за тебя. Потому что я с тобой. Вот так-то. – И сказала: – Да.
– Да, – повторил Стивен. – Да
И склонил к ней свое лицо.
Мод судорожно вздохнула – не потому, что она не ждала этого мгновения или не была готова к нему. И ждала, и была готова. Но, поскольку с ней это происходило впервые и она так сильно любила Стивена, ощущения буквально переполняли ее, заставляя закрывать глаза, тихо постанывать, прижиматься к нему, дабы чувствовать тепло его тела, водить ладонями по мягкой поросли на его груди и по мускулистым плечам. И ей хотелось, чтобы он тоже всюду касался ее, знакомился с ее телом, будто оно само по себе было отдельной личностью. Эта ее потребность была неутолима, что ее немало удивило. Она осознала, что тоскует по Стивену даже в те мгновения, когда он безраздельно принадлежит ей.
Мод проснулась среди ночи. Ее призывала куда-то сирена.
Куда?
Нет, не ее. Призывают не ее. Кого-то. Сирена воет на улице.
Лондон, вспомнила она. Стивен.
Лондон. Сирена. Призывает всех уезжать. Прямо сейчас. Немедленно!
Уже полностью проснувшись, Мод быстро повернулась под одеялом.
В комнате было темно. Рядом, размеренно дыша, спал Стивен. А сирена, теперь она это четко слышала, была всего лишь сирена, один из звуков ночного города. Какого-то беднягу везли в больницу, только и всего.
Мод вспомнила соседей по купе, с которыми накануне утром приехала на поезде в Лондон – мужчину, читавшего газету, и дремавшую женщину, прижимавшую к груди сумочку.
Настойчивый вой сирены растворился в ночи. Мод стянула со столбика кровати ночную рубашку и, надевая ее, подошла к окну. Сев на белый деревянный подоконник, стала смотреть на улицу. Там было пусто, безлюдно. Мод вспомнила цветочницу, мимо которой они проходили утром минувшего дня. Возможно, у этой самой женщины хозяин гостиницы и купил розу, которая лежала на кровати. Все давно разошлись по домам, свет нигде не горел, город спал. Клочок синего неба, который она разглядывала днем из окна паба, тоже исчез.
Земной шар вращается, ночь сменяет день, выходные наступают и кончаются. Ты можешь смотреть в глаза любимому, касаться его, предаваться с ним любви – но только это короткое время.
– Мод?
Стивен тихо окликнул ее в темноте. Мод повернулась к кровати. В тусклом свете, сочащемся в окно, она различила на постели его силуэт. Он приподнялся на локте.
– Прости, – промолвила она. – Что-то меня разбудило.
– Меня тоже, – сказал он. – Твое отсутствие.
Ступая по деревянному полу, Мод вернулась к кровати, села на край и тронула неясное, сонное лицо Стивена. Ее прикосновение его взволновало. Закрыв глаза, он поцеловал ее ладонь.
– Куда хочешь пойти утром? – спросил Стивен разморенным голосом – Ведь ты в Лондоне. В одном из величайших городов мира. – Он открыл глаза. – Господи, милая, да ты плачешь.
– Прости. Я не хотела. Просто мысли всякие лезут в голову. Меня разбудил вой сирены. Я не хочу отсюда уезжать.
Стивен резко сел в кровати, обнял ее и крепко прижал к себе. Она приникла к его груди и дала волю слезам
– Мы снова сюда приедем, – сказал Стивен. – Очень скоро. Обещаю. Найдем какой-нибудь предлог и приедем
– Знаю, знаю. Дело не в этом. Понимаешь… прости. Я пыталась. Честное слово.
– Что пыталась? Не понимаю.
– В пабе я сама просила тебя, чтобы мы хотя бы на одни эти выходные не были «реалистами», а теперь бужу тебя среди ночи и обременяю своими тревогами.
– Я не против, – сказал Стивен. – Мне это даже нравится.
Тыльной стороной ладони она отерла обе щеки и постаралась успокоиться.
– Ладно. Итак, куда мы завтра идем?
– Мод…
– У меня весьма забавный подход к большим городам, – призналась она. – Об этом я тебе еще не рассказывала. В детстве я ездила с родителями в Нью-Йорк…
– Мод, – повторил он.
Она замолчала.
– Ты напугана, но это вполне естественно, – сказал Стивен.
– Знаю. – Мод отвернулась, легла в постель. И увидела розу. Она стояла в стакане с водой на тумбочке, там же, куда они поставили ее минувшим днем. И благоухала в ночи.
– Я так боюсь тебя потерять, – сказала она
– Не потеряешь.
– Откуда ты знаешь? Этого ты не можешь обещать.
Стивен помолчал несколько мгновений, прежде чем ответить.
– Не могу, – произнес он. – Если будет война, ты права, я ничего обещать не могу.
Она повернулась к нему.
– Ну все, – заявил он. – В эти выходные о реализме больше ни слова. Это была моя единственная уступка.
Мод улыбнулась.
– Спасибо, – сказала она. – А теперь давай подумаем, что мы будем делать утром. И после обеда тоже. Куда пойдем, перед тем как вернуться в Оксфорд?
Стивен откинулся на подушку и подложил под голову руки.
– Ну… Ладно. Для начала я предлагаю просто погулять. Пойдем туда, куда ноги понесут.
– Замечательно.
Она положила голову ему на грудь. Они долго лежали без сна в темноте, храня молчание. Потом дыхание Стивена выровнялось, приобрело ритмичность заснувшего глубоким сном человека. А Мод все еще лежала с открытыми глазами и прислушивалась к биению его сердца.
Глава 4
Мод Лейтем прожила на свете всего девятнадцать лет, но знала, что ее и Стивена связывает настоящее чувство. Она поняла это еще в гостинице «Роза и олень» и продолжала верить в это в повседневной суматохе и волнениях учебного года. Примечательно, что любовь не помешала ей оставаться блестящей студенткой. Встречи со Стивеном, эмоционально насыщенные, волнующие, отнимали у нее столько душевных сил, что время от времени ей требовалась передышка, которую она получала, усердно штудируя латынь, историю или ботанику. Только на занятиях по романтической поэзии Мод все глубже и глубже погружалась в мечты, ибо этот предмет она, разумеется, изучала под руководством Стивена, а поэтические строки, которые они анализировали, были созвучны тому, что оба переживали.
Особенно стихи А. Л. Слейтона, любимого поэта и Стивена, и Мод. «Роза и Олень» – баллада, «Роза и олень» – гостиница – заняли центральное место в их жизни. Всю весну и все лето 1939 года оба придумывали предлоги, чтобы отправиться в Лондон и провести в гостинице «Роза и олень» вместе если и не ночь, то хотя бы несколько часов. И даже когда им не удавалось выбраться в Лондон, они на час или два запирались в кабинете Стивена или уходили куда-нибудь далеко вдоль берега Темзы, где им встречались только рыбаки. На лето Мод решила остаться в Оксфорде, устроившись лаборантом в лабораторию своего преподавателя биологии. Университет опустел, как и сам город, – и не только в связи с окончанием учебного года. Многие уехали из страха перед следующими шагами Гитлера По утрам Мод со Стивеном изучала поэзию. Они лежали рядом, склонив друг к другу головы, и вслух читали стихи. Иногда говорили о том, какой им представляется жизнь, когда они будут женаты, когда им не придется встречаться украдкой, когда они постоянно смогут быть вместе.
– У нас будет семья, – однажды сказал Стивен и торопливо добавил: – Если, конечно, ты согласна
– Да, я согласна, – ответила Мод.
– Я рад. – А потом он сообщил ей, что Хелена не хочет иметь детей, что, по ее мнению, она, с ее характером и здоровьем, не сможет быть матерью. По тону Стивена Мод поняла, что это его очень огорчает. Это и многие другие факты его супружеской жизни.
Он очень несчастлив в браке, его семейная жизнь – сплошной фарс, говорил Стивен, ни одному из супругов уже давно нечего сказать друг другу, но он все равно должен действовать осторожно. Вопрос о разводе он поднимет только тогда, когда увидит, что Хелена достаточно уравновешенна и не устроит истерики, узнав, что она вот-вот потеряет мужа. Такой момент еще не наступил, но он клянется, что очень скоро разрубит узел. Мод была готова ждать. Она много работала и следила за новостями о Гитлере, которые ежедневно печатали в газетах и передавали по радио. Стивен научил ее играть в крокет, но в этом она оказалась посредственной ученицей. С полудня до вечера Мод находилась в лаборатории доктора Лаймана – рассматривала листья под микроскопом, записывала свои наблюдения в журнал, датировала образцы и раскладывала их по пакетикам. Денег за свою работу она получала мало – хватало только на то, чтобы питаться в столовой колледжа и платить за комнату в общежитии, где она будет продолжать жить и осенью, когда возобновятся занятия в университете, – при условии, что Великобритания не вступит в войну. Но Мод была уверена, что предполагать обратное просто глупо.
Лето шло, ее отношения со Стивеном развивались по нарастающей, среди населения Оксфорда все глубже укоренялся страх перед войной. На столбах развешивались плакаты с объявлениями, сообщающими о месте и времени проведения информационных бесед и собраний, на которых можно узнать о политической обстановке и задать вопросы государственным чиновникам А в августе Гитлер заключил союз со Сталиным, что побудило отца Мод написать дочери письмо следующего содержания:
«Мод, девочка моя, Ты не представляешь, как нас с мамой удручает твое упрямство! Неужели ты сама не понимаешь, что живешь в стране, которой угрожает опасность. Я говорил тебе еще в октябре, когда Гитлер захватил Судеты, что, на мой взгляд, ты находишься слишком близко к театру боевых действий, и это пугает (по крайней мере, меня, если не тебя). Но ты заверила нас, что с тобой ничего не случится, и до сих пор была права. Но теперь обстоятельства изменились. Герр Гитлер и господин Сталин создали страшный, ужасающий альянс, и мне остается только молиться за вашу страну и за все те страны, что расположены рядом. Как гражданин США я беспокоюсь за Европу – очень беспокоюсь. Но как отец я боюсь за ТЕБЯ и потому высылаю тебе билет до Нью-Йорка. Отплытие из Саутгемптона, опять на «Куин Мэри». Ты всегда была умной девочкой. ПРОШУ ТЕБЯ, НЕ ДЕЛАЙ ГЛУПОСТЕЙ В ЭТОТ РАЗ. Мы все – мама, я, Руфи и Джеймс – очень любим тебя и не можем позволить, чтобы ты подвергала себя опасности. Твое образование и жажда приключений подождут, дорогая. Ты всегда сможешь вернуться в Оксфорд после того, как весь этот бред закончится.
Любящий тебя отец»
Мод разжала пальцы, и письмо, словно опадающий лист, плавно опустилось ей на колени. Она понимала, что отец конечно же прав, но в Англии ее удерживали не ложное чувство безопасности, не жажда приключений или желание получить оксфордское образование, а привязанность к Стивену. Он был ее возлюбленным, средоточием всей ее жизни, она собиралась выйти за него замуж, как только он разведется. Но, разумеется, ничего этого Мод не могла сообщить отцу. Стивен тоже хотел, чтобы она уехала, говорил, что, даже если она вернется в Штаты, они все равно скоро поженятся, просто ей нужно немного потерпеть. Но Мод не могла жить вдали от него. Если он здесь, значит, она тоже остается.
И вот, первого сентября 1939 года, Мод сидела в своей комнате в общежитии колледжа святой Тильды и вдруг услышала, как кто-то бежит по коридору, крича что-то невразумительное. Она распахнула дверь и увидела Лесли Бейкмор, рыжеволосую студентку математического факультета. Сейчас ее лицо тоже было огненным.
– Гитлер вторгся в Польшу! – выпалила Лесли. – Господи Иисусе, ты понимаешь, что это значит?!
Через два дня Великобритания и Франция объявили войну Германии, и почти весь Оксфорд в истерике паковал чемоданы. В двери пропихивали пароходные кофры, из боков которых торчала одежда. В зданиях различных колледжей обосновалось Военное министерство. Кибл-колледж наводнили секретари и шифровальщики. Колледж святого Иоанна заняло Министерство продовольствия.
Формально университет все еще функционировал как учебное заведение, но в его стенах уже поселилась война, придав ему новый – зловещий – статус, напоминая преподавателям и персоналу, давно работавшим в Оксфорде, о Первой мировой войне, которая унесла жизни многих молодых, подававших большие надежды юношей, учившихся в этих же стенах.
Стивена нигде не было – ни в его кабинете, ни в библиотеке, а пойти к нему домой Мод конечно же не могла, на это она никогда не решалась. Она понимала, что от неминуемого невозможно отвернуться, хотя ей становилось плохо уже от одной мысли о том, что их ждет. Но ведь Стивен готовил ее к этому целый год. Теперь война стала реальностью, он пойдет в армию, и Мод наверняка очень скоро об этом узнает. Это всего лишь дело времени.
Поздно вечером, когда она в беспокойстве мерила шагами комнату, в одно из окон ударили камешки. Мод выглянула на улицу и увидела внизу во дворе Стивена, хотя прежде он никогда не осмеливался приближаться к ее общежитию. Стивен не улыбался. Просто стоял под луной, задрав голову, смотрел на ее окно и ждал. В руках он держал какой-то бумажный сверток. Мод сбежала вниз по лестнице, что-то буркнула в свое оправдание вахтерше и выскочила во двор.
– Быстро, – сказал Стивен. – Пойдем туда.
Он завел её в колоннаду. Их обступили покрытые мхом бюсты, олицетворявшие историю Оксфорда В движениях Стивена уже не чувствовалось невинной беспечности. Это был не влюбленный юноша, ожидающий свидания с девушкой, чтобы сорвать с ее губ несколько поцелуев. И не Ромео, залезший на дерево, чтобы увидеть на балконе Джульетту. Это был зрелый муж, усталый, встревоженный, и, когда он заговорил, голос у него был серьезный.
– Мы знали, что это может произойти, – напомнил ей Стивен. – Поэтому послушай меня, Мод. Завтра я уезжаю, поступаю на военную службу, в ВМС. Я это планировал некоторое время, и все уже устроено.
– А куда тебя пошлют? – спросила она
– Не знаю, – отвечал Стивен. – А если б и знал, все равно не имел бы права тебе сказать. Из соображений безопасности я не смогу поддерживать с тобой связь. Любая корреспонденция может быть перехвачена вражеской стороной, и о расположении моей части станет известно противнику.
– Понимаю. – Мод теперь плакала. Слезы струились по ее лицу, заливая рот, хотя она очень старалась сохранять самообладание. В военное время любовь не имеет значения. В военное время любовь не принимают в расчет. Мод это быстро осознала и как могла пыталась сдержать свое горе, потому что ее слезы, как ей казалось, – это проявление эгоизма. Стивен уезжал. Он наденет военно-морскую форму и уедет в неизвестном направлении. Будет воевать с Германией и, возможно, никогда не вернется.
Но нет, такой вариант даже рассматривать нельзя. Он должен вернуться, ему не может грозить опасность. Стивен обнял ее, прижал к себе, шепча в ее волосы успокаивающие слова, но все тщетно.
– Ты, разумеется, отправишься домой, в Америку, – сказал он, хотя прежде она ему говорила, что домой не поедет. – Правительство распорядилось, чтобы всех женщин и детей эвакуировали в сельскую местность.
Это был не вопрос, а утверждение: разумеется, она поедет домой, иначе быть не может. И все же Мод восприняла его слова как вопрос и быстро ответила:
– Нет.
– Нет? – переспросил Стивен. – Что это значит? Ты собираешься в деревню?
Мод мотнула головой.
– Я теперь живу здесь, – стала объяснять она, – и хочу приносить пользу. Я поеду в Лондон и буду работать ради победы. – Эта идея сформировалась у нее в голове только что. – Ведь всех женщин не могут эвакуировать, медсестры-то понадобятся, – добавила она
– Но ты не медсестра, – заметил Стивен.
– Я могу ею стать, – просто сказала Мод.
– Ты с ума сошла. – В голосе Стивена она различила нотки восхищения.
Англия стала для нее второй родиной, здесь она чувствовала себя как дома. И, как и Стивен, хотела быть полезной для своей страны, хотела оставаться поближе к нему.
– Как ты себе это представляешь? – спросил он. – Явишься в какой-нибудь госпиталь и скажешь: «Здравствуйте, я – студентка литературного факультета Оксфордского университета и хочу стать медсестрой»?
– Почему бы нет? – отвечала Мод. – Если я скажу, что готова выучиться на медсестру, неужели мне откажут? Тебя же взяли в ВМС.
– Да, верно, – согласился он. Они помолчали. Стивен отстранился от Мод и посмотрел на нее. – Темно, почти ничего не видно, – произнес он, – но я хочу запомнить твое лицо.
– Не говори так, – сказала Мод. – Как будто прощаешься навсегда.
– Но я должен попрощаться. Если со мной что-нибудь случится…
– Ничего с тобой не случится.
– Все может быть, – ласково молвил Стивен. – И я хочу думать о девушке из оксфордского колледжа святой Гильды…
– Прошу тебя, не надо, – перебила его Мод.
– …очень умной и красивой студентке литературного факультета, которой, как и мне, нравится поэзия А. Л. Слейтона и которая всегда, что бы ни случилось, будет моей возлюбленной, всегда будет моей розой…
– Пожалуйста, прекрати. – Мод уже не сдерживала слез.
– …и которая в один прекрасный день станет моей женой, – добавил он, – да будет на то воля Божья.
Стивен поцеловал ее еще раз и разжал объятия, сказав, что уезжает рано утром.
– Когда война кончится, я вернусь, – пообещал он, – и все улажу с Хеленой.
Война будет короткой, сказал он; англичане и французы разгромят армию Гитлера, а потом он оформит развод с Хеленой и навсегда останется с Мод. Во время войны он будет думать о ней постоянно – это будет придавать ему силы.
– Но после войны как ты узнаешь, где я? – спросила Мод. – Как ты меня найдешь?
– Найду, не волнуйся, – заверил ее Стивен. Вдалеке послышались голоса, кто-то шел по двору. – Да, чуть не забыл, это тебе. – Стивен сунул ей в руки бумажный сверток и, больше не сказав ни слова, скользнул в ночь, а Мод еще несколько минут стояла среди безмолвных, бездушных статуй.
Некоторое время спустя, устроившись на кровати в своей комнате, она разрезала ножницами бечевку, которой был перевязан сверток, разорвала упаковку и увидела подарок Стивена. К ее удивлению, это была его любимая книга – потрепанный томик стихотворений А. Л. Слейтона с красной шелковой закладкой внутри, проложенной между страницами, где была напечатана их баллада – «Роза и Олень». На форзаце она прочитала:
«Моей любимой Мод,
Ведь мне это не понадобится какое-то время. Читай эти стихи, пока меня нет, а придет день, и мы снова будем читать их вместе.
С любовью
Стивен»
В ту ночь Мод долго плакала, пока не заснула, прижимая к груди, словно возлюбленного, старую потрепанную книгу.
Как и все английские города, Оксфорд во время войны не был защищен от нападения с воздуха, но Гитлер не сбросил на него ни одной бомбы. Говорили, что университет ему очень нравится, и он надеется, что в один прекрасный день все это великолепие будет принадлежать ему. Лондон, будучи столицей, подвергался наибольшему риску, но Мод быстро уговорила Эдит устроиться вместе с ней на работу в одну из больниц в предместье Лондона, чтобы трудиться на благо победы. Благодаря другу отца Эдит, преуспевающему хирургу с Харли-стрит[7]7
Харли-стрит – улица в Лондоне, где находятся приемные ведущих частных врачей-консультантов.
[Закрыть], обеих девушек сразу же приняли на курсы медсестер при больнице Брэкетт-он-Хит.
Это была другая вселенная – в сравнении с аристократизмом и древними традициями Оксфорда. В больнице день ничем не отличался от ночи, потому что и днем и ночью освещение было одно и то же: постоянно горел отвратительный желтовато-белый свет, цветом напоминавший Мод старые кости. Их наставница, старшая медсестра мисс Паттерсон, не выказывала расположения к своим ученицам и никогда их не хвалила – только критиковала. Работали до изнеможения. Практиковались на живых пациентах – на детях, поступавших в больницу с болью в животе, вызванной, как выяснялось, воспалением аппендикса, который требовалось удалить, или на стариках, попавших под машину. Эти бедняги, думала Мод, наводя стерильную чистоту в операционной, даже не подозревают, что зачастую отдают себя в руки людей, которые очень мало смыслят в медицине.
Но со временем Мод все больше и больше узнавала о своей новой профессии и более уверенно ассистировала на операциях. Вечерами они с Эдит занимались в своей каморке в тихом крыле больницы, которая сильно отличалась от уютных комнат в Оксфорде. Девушки экзаменовали друг друга по таким темам, как нейроанатомия, костно-мышечная система, обильное кровотечение и методы его лечения и т. д. Приходилось усваивать огромное количество информации, и Мод понимала, что любая ее ошибка может стоить жизни пациенту. Она тосковала по поэтике баллады «Роза и Олень» и больше всего на свете хотела вновь оказаться в кабинете Стивена в тихое послеполуденное время, в его объятиях.
