355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эми Сон » Беги, хватай, целуй » Текст книги (страница 10)
Беги, хватай, целуй
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 06:48

Текст книги "Беги, хватай, целуй"


Автор книги: Эми Сон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

5

Она ждала меня со своим новым парнем, Китом. Он работал барменом в ближайшей к ее дому кофейной лавке, «Порто Рико Импортинг». Каждое утро по пути на работу она заходила туда выпить чашечку кофе, и вот однажды вместе с чашкой эфиопского кофе он вручил ей свой номер телефона. На эту парочку приятно было смотреть. Пока мы все трое разговаривали, Кит, не переставая, гладил Сару по спине и время от времени взирал на нее взглядом комнатной собачонки. Он рассказал мне, что приехал закончить актерскую школу при Нью-Йоркском университете, и, когда я сказала, что изучала актерское мастерство в Брауне, произнес:

– Я сдавал на степень магистра искусств с парнем из Брауна, по имени Чарлтон Уэйкс. Ты его случайно не знаешь?

Знаю ли я его? Мы с Чарлтоном встретились в радиопостановке «Долгое путешествие в ночь». Я тогда училась на первом курсе, а он – на последнем. Чарлтон пользовался скандальной известностью из-за двух вещей – грубых шуток и супергабаритов. Он был из тех парней, которые никогда не подвергают цензуре свои порнографические шуточки и подходят к женщине – любой женщине – с болтающимся членом, ну хоть качайся на нем, как на виноградной лозе. Но у Чарлтона была подружка – этакая красотка с журнальной обложки, дочь рискового калифорнийского капиталиста, – а я сама тогда встречалась с Уиллом, так что даже и не делала попыток к сближению.

Впрочем, может, сейчас стоит попробовать? У меня появится уникальный шанс: заполучить паренька и добыть хороший материал одним махом.

– Знаю, – сказала я. – Помнится, я от него балдела. Чем он занимается?

– Занят в постановке в театре Сохо.

– Он по-прежнему встречается с Викторией?

– Нет, они расстались вскоре после того, как он закончил колледж. Чарлтон теперь свободный человек. Я слыхал, как он жаловался на свое одиночество. Почему бы тебе не позвонить ему?

Придя домой, я набрала его номер. Прозвучал сигнал автоответчика. Сделав глубокий вдох, я села на диван и постаралась придать голосу интимное звучание.

– Алло, Чарлтон? Ночь холодная-прехолодная, но мне тепло и уютно. Я лежу под одеялом в теплой квартире, в теплой кровати. И у меня внизу становится еще теплее, когда я думаю о тебе. Ты такой сексуальный, Чарлтон. Чего стоит одна твоя вальяжная походка победителя… О-о-о, когда я о тебе думаю, то не могу удержаться и засовываю в себя палец, воображая, что это твой… Я вся истекаю потом под одеялом. Здесь так жарко. Я вся влажная, я сейчас…

Автоответчик отключился как раз в тот момент, когда я уже была готова кончить. Совсем как парень. И я перезвонила.

– А-а! О-о! О-о! Сейчас кончу! Так здорово чувствовать тебя внутри, Чарлтон. Хочется сомкнуть мои мягкие губы вокруг твоего пульсирующего малыша, попробовать тебя на вкус, полизать те… – Автоответчик снова отключился.

Повесив трубку, я пошла спать. Около двух часов ночи зазвонил телефон.

– Это Чарлтон Уэйкс, – сказали в трубке. – Это ты мне звонила?

– Как ты догадался?

– Разведка не дремлет. Ты кто такая?

– Я участвовала вместе с тобой в «Долгом путешествии» – весной, когда ты учился на последнем курсе. Играла горничную.

– Забыл, как тебя зовут.

– Ариэль, – вздохнула я.

– Точно. Ариэль. Откуда у тебя мой телефон?

– Я повстречалась в баре с твоим приятелем Китом, и оказалось, что мы оба тебя знаем. Кит сказал, что ты ищешь подружку. Это правда?

– Угу.

– Так тебе понравилось мое сообщение?

– Да.

– Ты мастурбировал?

– Да-а-а.

– Правда? А кончил?

– Почти что, но ты говорила не так уж долго.

– Меня вырубал твой автоответчик! И что мне, по-твоему, следовало делать?

– В следующий раз можешь попробовать вживую. – Я не нашлась, что ответить. – Ну и чем занимаешься после окончания колледжа?

Он не знал о колонке. Можно было сдержаться и не говорить ему, но потом меня осенило, что такому парню, как Чарлтон, наверное, имеет смысл рассказать.

– Я приехала сюда, чтобы стать актрисой, – начала я. – Но потом занялась одним странным делом – веду колонку о сексе в «Сити Уик». Меня наняли, чтобы я встречалась с разными парнями и писала о них.

– Ты меня дурачишь.

– Нет, Чарлтон. Я говорю совершенно серьезно. Мне платят за то, чтобы я бывала в обществе и спала с подходящими красивыми холостяками.

– Знаешь, в пятницу вечером у нас проводится вечеринка исполнителей, занятых в спектакле. Хочешь прийти? Я могу достать тебе контрамарку на спектакль, и после него вместе пойдем на вечеринку.

– Хорошо.

Чарлтон дал мне адрес театра, и мы попрощались. Через несколько минут снова зазвонил телефон.

– Не могла бы ты сейчас поговорить со мной? – прошептал он.

– Ты это серьезно?

– Угу. Я задержу тебя недолго, обещаю.

Я стала обдумывать варианты. Одно дело – угостить парня сексом по телефону, потому что он об этом просит, и совсем другое – сделать это ради исследования. Распутничать ради вдумчивого изучения персонажа – далеко не так порочно, как делать это ради самого процесса.

– Что же ты хочешь от меня услышать? – спросила я. – То есть с чего лучше начать?

– Ближе к делу.

– Ладно. Я расскажу тебе об одном парне… с которым сейчас встречаюсь. Его зовут… Ройалтон. И он немного похож на тебя, Чарлтон. Но он – не ты. Он – Ройалтон. На днях он пригласил меня к себе домой на ужин и приготовил кучу еды – устрицы, спагетти и вино, плюс еще сигареты. Устрицы и красное вино довольно сильно меня разогрели.

– Угу.

– Покончив с едой, мы продолжали сидеть за столом, ослабив пояса и отдуваясь. И тут он встал и потянулся за салфеткой, лежащей на полке позади меня, и рукой нечаянно коснулся моей груди – чуточку задел мой сосок…

– М-м-м, гм-гм.

– И это просто свело меня с ума – то есть я здорово завелась, потому что мой бывший любовник имел обыкновение часами играть с моими сиськами, и теперь они у меня жутко чувствительные. Если кто-нибудь случайно заденет хотя бы одну из них, я обалдеваю!

– Расскажи, как вы трахались.

«Черт, – подумала я, – слишком увлеклась темой сисек».

– Ладно. Я пошла к кровати, улеглась, а Ройалтон лег рядом и давай забавляться с моими сиськами. Нет, это не самое главное! Хочу сказать, я сама тем временем начала играть с его большим твердым пенисом…

– Угу-у-у.

– Ты не поверишь, до чего большой у него пенис, Чарлтон. Просто огромный.

– Понимаю.

– Он просто так и выпячивался из штанов того парня. Ему стало в штанах настолько тесно, что мне захотелось освободить его. Я принялась его гладить, и он так здорово затвердел, что я вдруг поняла, что не могу этого больше выносить! Я просто задрала юбку – а на мне, между прочим, не было трусиков – и хлопнулась прямо на этот восхитительный член! И ну подскакивать вверх-вниз, как девчушка, затеявшая возню с папочкой. Совсем скоро я почувствовала, что парень сейчас будет готов…

– Сочини, чтобы он кончил от минета.

– Гм… Но я устала от секса. Чего мне действительно хотелось – так это взять его в рот. Я слезла с парня, взяла пенис обеими руками, потом наклонилась, открыла рот и плотно прижалась губами к кончику. Я старалась не задеть его зубами, чтобы случайно не укусить. Я очень-очень глубоко засунула его себе в рот и стала забавляться с малюсенькой выпуклостью у самого основания, прямо под яичками, нажимая на это место языком…

– М-м-м-м-м.

– У меня возникло такое ощущение, что мой партнер скоро кончит. Или я ошибалась?

– Думаю, нет.

– Итак, я неустанно трудилась над его органом – лизала, целовала, все время теребила яички! Я почувствовала, как он начинает дрожать и вибрировать. Его пенис сделался твердым, как моя спина, и вдруг начал извергать теплейшую сперму…

– Ухты!

– Сперму теплую, как суп…

– У-х-х-х!

– И она потекла мне прямо в горло – такая сладкая и приятная.

– А-а-а-а-а-а-х!

Он замолчал.

– Ну и как? – спросила я.

– Запиши на мой счет.

– Ты серьезно?

– Абсолютно. Себя ты тоже ублажала?

– Нет, Чарлтон. Для меня это был скорее… артистический оргазм. Увидимся в пятницу.

На следующее утро, придя на работу, я написала стенограмму телефонного секса, держа блокнот на коленях – все, что смогла вспомнить. Я понимала, что это нельзя печатать на компьютере: кто знает, что может в конце вылезти на жестком диске фирмы, если у них тут все автоматически сохраняется. В тот момент, когда я дошла до середины фразы про «девчушку, затеявшую возню с папочкой», из своего кабинета внезапно вышла Крыса, и мне пришлось рывком задвинуть свой вращающийся стул под стол, чтобы она не застукала меня за недозволенным занятием.

С тех самых пор, как мне предложили вести колонку, я немного нервничала, опасаясь, что начальница узнает и уволит меня. Но Нью-Йорк тем и хорош, что на самом деле – это тысяча разных городов. Каждый человек живет в своем обособленном мире, и эти миры почти никогда не пересекаются. Средней руки управляющий корпорации не станет читать бесплатную еженедельную газету, если только он не большой оригинал, а я никогда не сомневалась в том, что Крыса на сто процентов ординарна.

В пятницу вечером я надела белый блестящий топик с бахромой из коллекции французской моды и узкие красные брюки-дудочки. Должна признаться, я осталась довольна собственной внешностью. Из-за того что блузка была бахромчатой, я выглядела тоньше, а брючки обтягивали мой зад в стиле стильных девчонок 1950-х годов.

Спектакль Чарлтона рассказывал о семье фанатов Элвиса, живущей в парке, в автоприцепе. Чарлтон играл папочку. Едва он вышел на сцену своей вальяжной походкой (а он играл босяка – с сильно заросшим лицом, почерневшими зубами и комком жевательного табака во рту), я пришла в небывалое возбуждение. Если уж мужчина-актер становится для вас идолом, то это серьезно.

После спектакля я пошла в гримерную. Чарлтон стоял перед зеркалом без рубашки, стирая с лица гигиенической салфеткой фальшивую щетину. Грудные мышцы у него просто выпирали, но волосы на груди не росли.

– Привет, Ройалтон, – сказала я.

Обернувшись, Чарлтон окинул меня оценивающим взглядом с головы до ног.

– Прекрасно выглядишь, – сказал он.

Покоривший меня актер мог того и гляди стать моей игрушкой.

Мы доехали на такси до Вест-Виллидж, где устраивалась вечеринка, схватили по пиву и, протиснувшись сквозь толпу, уселись рядышком на кушетке.

– Правда здорово увидеться снова, Чарлтон? – начала я. – Я часто тебя вспоминала за прошедшие годы.

– Да ну? – Прищурив глаза, он придвинулся ближе.

– Угу. Ты мне страшно нравился, когда мы ставили «Долгое путешествие». Но я боялась даже флиртовать с тобой, потому что слыхала, что Виктория невероятно ревнива.

– Так и есть. Это одна из причин нашего разрыва.

– Когда вы расстались?

– Через несколько месяцев после выпуска.

– А с тех пор были у тебя серьезные отношения?

– Пару раз были, но все быстро закончилось. А ты? Встречаешься с кем-нибудь?

– Разумеется, нет. Я веду колонку о сексе, забыл, что ли?

Чарлтон откинулся на спинку кушетки, склонил голову набок и сказал:

– Меня не удивляет, что ты занимаешься таким делом. Есть в тебе нечто такое, что вызывает у мужиков желание мастурбировать, когда ты рядом.

– Что-что ты сказал?

– В тебе есть нечто, вызывающее у мужиков желание мастурбировать.

Он был прав – то есть мой опыт доказывал его правоту, – но ни один парень до сих пор не заявлял этого столь дерзко и нагло.

– Господи Иисусе! – завопила я.

– Что такое?

– Необязательно говорить это вслух, даже если ты действительно так думаешь! Ты должен был сказать мне: «Есть в тебе нечто такое, что заставляет мужчин в тебя влюбляться».

– Я в тебя не влюблен, – сказал Чарлтон. – Но мне и вправду хочется кончить. У меня сейчас такая эрекция. Тут есть задний двор. Не хочешь спуститься туда со мной?

Он был груб, похотлив и не умел вести себя в обществе – паршивый материал для бойфренда, но идеальный – для колонки. Как там говорил Вольтер: «Единожды философ, дважды – извращенец»? Что плохого в том, чтобы немного, по взаимному соглашению, доставить друг другу удовольствие? Я ведь его хотела. Так что вряд ли останусь ни с чем.

Я спустилась за Чарлтоном по ступенькам, и мы обошли дом сзади. Там стояла скамейка для пикника, которую мы оседлали, усевшись лицом друг к другу. Он обхватил мою шею ладонями и наклонился ко мне с приоткрытым ртом. Я думала, что Чарлтон классно целуется, но ошиблась. Поцелуй оказался приторным и не очень влажным. Я обняла его руками за спину, ощутив мускулы. Он просунул руку мне сзади под блузку и в один миг расстегнул бюстгальтер. Я почувствовала себя Сьюзан Сарандон рядом с Кевином Костнером. Это было классно. Когда заводишься, а парень не может расстегнуть твой лифчик, это здорово опускает. Чарлтон поднял лифчик наверх и, погладив мои груди, вздохнул.

– Надеюсь, они тебе нравятся, – сказала я. – Они настоящие.

– Не сомневаюсь, – откликнулся он. Повозившись с его ширинкой, я высвободила пенис. Он был твердым и гладким, совсем как его грудь. Чарлтон расстегнул молнию на моих брюках и просунул руку мне в трусики. Было здорово, но никак не получался нужный угол, потому что на мне были брюки и я сидела на скамейке.

– Ну и чего бы ты от меня хотел? – прошептала я, прижимая другой его ладонью пенис.

– Сделай мне минет! – Ничего себе заявление.

– А еще?

– Позволь мне потереться о твои сиськи! – Он попытался запихнуть между ними пенис, но в этот момент какой-то подвыпивший парень из числа приглашенных на вечеринку, спотыкаясь, приблизился к нам, и мне пришлось высвободиться. Когда парень отошел, я наклонилась к Чарлтону и прошептала:

– Мой крошечный открытый ротик мог бы так классно тебя пососать. Держу пари, девчонки все время хотят тебя сосать. Уверена, они умоляют тебя позволить им сделать это. Правда, Чарлтон? Ведь правда?

– А-а! А-а-ах! А-а-а-а-а-а-х-х-х-х-х-х-х-х-х! – застонал он, эякулируя на скамейку. Три клейкие капли клевого сока. – Господи Иисусе, – выдохнул он, – не могу поверить, что ты меня так подзавела.

– Я тоже, – сказала я.

Он застегнул ширинку, и мы вернулись в дом. Когда мы вошли в гостиную, я уселась на кушетку, а он стал танцевать с одной из актрис. Вдруг она отстранилась от него с воплем:

– Чарлтон! Чарлтон! К твоим брюкам прилипла жвачка!

– О господи! Правда? – сказал он, посмотрев вниз. – Как неудобно!

Я покраснела и опустила голову в уверенности, что это пятно от спермы. Девушка спросит Чарлтона, что с ним случилось, и он покажет на меня. Все повернутся и начнут меня разглядывать, и тогда придется им все рассказать.

Чарлтон повозился со своей ширинкой, и мне на мгновение показалось, будто из его штанов тянется лента гигантской жвачки. Но, приглядевшись, я поняла, что это кожа его яичка. Он вытягивал из ширинки кожу яичка, чтобы все подумали, что это жвачка. А в глазах у него появился особый блеск, не оставляющий сомнения в том, что этот трюк, который он проделывал и раньше, – его коронный номер.

– Повтори еще, Чарлтон! – скандировали его друзья. – Еще раз!

Мрачно улыбаясь, наблюдала я, как он вторично вытягивает кожу. В этом coup de grace[85]85
  Завершающий смертельный удар (фр.).


[Закрыть]
Чарлтон проявил себя не только пошляком, но и полным придурком. Чем скандальнее материал, тем лучше. Эта байка станет прекрасным противовесом к рассказу «Не звоните нам». Под рев толпы, которым сопровождалась очередная демонстрация яичек Чарлтона, я выскользнула за дверь и отправилась домой – сочинять колонку.

Я быстро закончила свою историю, но когда отправила ее Тернеру, у меня засосало под ложечкой. В разгар встречи, когда я заводила его шепотом, а Чарлтон меня гладил, я пришла в такое возбуждение, что буквально наэлектризовалась. Но теперь я лишь чувствовала усталость. Как давно я в последний раз ласкала пенис мужчины, которого люблю. Давненько уж я никого не обнимала, и меня тоже не обнимали. У меня оказалась душа безнадежного романтика, заключенная в тело похотливой потаскушки. Мне не хватало чьей-то близости. Мне хотелось страсти и общения, серьезных разговоров и многочисленных комплиментов, искренних и регулярных, которые бы не пришлось выпрашивать. Мне хотелось, чтобы меня обнимали прямо на улице и держали за руку, и гладили по волосам, и по восемь часов кряду занимались со мной любовью, и без конца названивали по телефону, и говорили всякую чепуху, как в кино. Но я не знала, как можно это получить. Если уж мне не победить парней, то не будет ли более благоразумным подстроиться под них? И заодно на этом заработать? Выключив компьютер, я посмотрела на огни автострады за окном.

Среда, когда было напечатано «Яичко из жвачки», пришлась на канун Дня Благодарения. Каждый год мы с родителями и Заком едем в этот день Филадельфию, в гости к бабушке с дедушкой, и в том году было точно так же. Крыса отпустила меня с обеда, и я должна была поехать прямо к родителям, чтобы оттуда отправиться на машине в Филадельфию.

По пути к метро я остановилась у ящика «Уик», чтобы взять газету. Прежде всего, я нашла свою колонку. На рисунке было изображено, как я сижу на скамейке, схватив Чарлтона за член, а на лице у меня видны три капли спермы. Перелистав газету на несколько страниц назад, к разделу «Почта», я просмотрела колонки в поисках своего имени, но не нашла там ни единой буквы по поводу «Не звоните нам». Это меня не удивило. Я сложила газету и принялась читать статью на обложке – интервью с каким-то важным деятелем Республиканской партии, – когда вдруг мне на глаза попалось нечто. В низу первой полосы на красном фоне огромными белыми буквами была напечатана шапка:

АРИЭЛЬ СТЕЙНЕР ВНОВЬ НЕ ДАЕТ НАМ ПОКОЯ, стр. 28

Схватившись за голову, я выдрала из нее клок волос. Если родители увидят шапку, они обязательно прочтут колонку и сочтут ее совсем уж омерзительной. Во всех моих прежних историях, по крайней мере, присутствовало совокупление. Это нормальный секс, но секс по телефону и мануальное стимулирование партнера во дворе дома выглядят куда более шокирующими.

Когда я подошла к дому родителей, мама с папой загружали взятую напрокат машину (у них нет своей собственной, потому что отец не умеет водить), а Зак расположился на заднем сиденье. Укладывая свой чемодан в багажник, я с подозрением оглядывала родных. Но их лица абсолютно ничего не выражали. Непонятно было: то ли они прочли и не придали значения, то ли очень заняты и им не до разговоров.

На протяжении всего полуторачасового переезда до Филадельфии я не услышала ни единого намека, ни родители, ни Зак и словом не обмолвились о сегодняшней колонке. Я спрашивала себя, что означает их молчание, и, постепенно начиная понимать его смысл, пришла в раздражение. Мне хотелось узнать их потаенные мысли. Может, они говорили себе, что все это выдумка? Или думали, что я схожу с ума или преувеличиваю? Несколько раз за время поездки у меня с языка готовы были слететь слова: «Ну и как вам моя мануальная терапия?» – но у меня все-таки не хватило смелости их произнести.

Когда мы подъехали к дому бабушки и дедушки, мама с отцом вышли из машины, чтобы достать наш багаж. Зак тоже собрался выйти, но я дернула его за руку и прошептала:

– Не знаешь, читали они последнюю колонку?

– Мы с папой читали, а мама – нет. Отец не приносит домой те номера, которые могут ее расстроить.

– А она не ходит в Манхэттен, чтобы самой посмотреть?

– Нет. Говорит, раз уж он ей не показывает, для этого должна быть веская причина.

– Ну а сам ты, что об этом думаешь?

– Тот кусок про секс по телефону такой забористый! Я читал газету в метро по дороге домой из школы, и у меня встало, а потом я сказал себе: «Тпру! Это же написала моя сестра!» Но вообще-то я здорово завелся.

Мы вслед за родителями вошли в дом, и едва я успела открыть дверь, как мой дядя Пол заорал:

– Привет, Ариэль, как твоя сексуальная жизнь? Я промчалась мимо него в ванную, чтобы там скрыться, но по пути наткнулась на группу маминых кузин, которые бешено набросились на меня с идиотскими подколами, так что у меня уши свернулись в трубочку.

– Почему ты никогда не присылаешь нам свою газету?

– Я слыхала, ты шокируешь целый город!

– Маленькая Ариэль уже подросла!

И все в том же духе. Я ухмылялась, делая вид, что воспринимаю это с юмором, но на самом деле мне хотелось послать их всех к черту. Мне, по крайней мере, нравится моя работа, и я, во всяком случае, не училка, как все они.

Моя мама была воспитана в духе гуманизма, в светских традициях еврейства, и большинство ее родственников беззаботны, как хиппи. Все мужчины одеваются у Кларка Уоллаби и носят бороды, а женщины щеголяют в свободных платьях, купленных на ярмарках народных промыслов, и навешивают на себя массу дешевой бижутерии. Все мои родственники остры на язычок и, в целом, довольно забавны. Но сегодня мне так не показалось. Я пожалела, что не танцовщица из ночного клуба или не занимаюсь чем-нибудь в этом роде. Тогда никто не проронил бы ни слова, потому что подобная тема для разговора оказалась бы чересчур шокирующей. Но поскольку моя деятельность балансирует на грани респектабельности, родственники посчитали, что имеют полное право потешаться надо мной в свое удовольствие.

В День Благодарения мы провели после обеда семейный матч по футболу, наш «Кубок унитаза», традиционно разыгрывавшийся на ближайшем поле. В нашей семье играют в эту игру с 1945 года. Мы – еврейские Кеннеди. Примерно до конца шестидесятых «Отцы» играли против «Сыновей», но потом, в семидесятые, дочери тоже захотели участвовать, так что теперь «Родители» сражаются на поле против «Детей». Я ненавижу «Кубок унитаза» по двум причинам: 1) я не сильна в футболе и 2) терпеть не могу делать что-то, в чем не сильна. Но, тем не менее, я играю каждый год, потому что я девушка и не хочу поддерживать расхожее представление о том, что девушки ненавидят спорт.

К несчастью, сегодня моя решимость играть обернулась полной неудачей. Наша команда потерпела поражение, причем из-за меня. Случайно я повела мяч не туда, куда надо, и «Родители» добились успеха, забив решающий гол. На обратном пути домой мой кузен Эдди сказал:

– Пожалуй, тебе лучше заниматься сочинительством.

После праздничного ужина (индейка, рулет из мацы, батат) мы собрались в гостиной на импровизированный концерт. Малышка Рева продемонстрировала гимнастические упражнения, Зак исполнил на гитаре «Лайлу», а мой тринадцатилетний кузен Сэм сыграл на скрипке. Когда он закончил, все с восторгом зааплодировали. После того как хлопки стихли, возник один из тех неловких моментов, когда никто не знает, что сказать. В комнате вдруг стало тихо, а потом бабушка предложила:

– Почему бы всем детям по очереди не рассказать нам, чем они занимаются? В наше время так сложно быть в курсе событий.

– По-моему, бабушка, ты не слишком удачно придумала, – заметила я.

Но все старики закричали:

– Давайте, давайте!

Не успела я опомниться, как моя кузина Несса уже вещала, до чего ей нравится ее работа в Министерстве энергетики, а ее сестра Рейчел рассказывала, как она обучает детей из бедных семей в Чикаго. Уставившись на ковер, я с ужасом ожидала своей очереди. После Рейчел шел Эдди, работавший спортивным комментатором в Бергене, а потом настала моя очередь. В комнате стало тихо, и все глупо ухмылялись в предвкушении моего выступления.

– Гм… я временно работаю секретарем, – сказала я. – И еще веду колонку в газете.

– Мы слыхали, она весьма пикантна! – выкрикнула тетя Вивиан, и все тут же разразились хриплым раскатистым хохотом. Взрывы смеха не прекращались целую минуту. Это напоминало коллективный оргазм: они весь день ждали случая хором высмеять меня, и вот такая возможность им наконец представилась. Не смеялись только мои родители. Крепко взявшись за руки, они смотрели по сторонам, одинаково наморщив лбы.

За двадцать лет мои родственники продвинулись от аплодирования моему танцу в голом виде до неприкрытых насмешек над выбранной мной необычной карьерой. Они высмеивали тот самый дух эксгибиционизма, который однажды их очаровал. Я пожалела, что мне не два года от роду.

Все утро пятницы я проверяла автоответчик в надежде, что получу сообщение, которое позволит мне вернуться в Нью-Йорк. И около полудня это, наконец, произошло. Пришло сообщение от Джека Данливи, режиссера радио.

– Твой номер мне дал Билл Тернер, – сказал он. – Я веду на радио «Шоу Нормана Клейна». Хотелось бы узнать, сможешь ли ты сегодня вечером, от одиннадцати до двенадцати, прийти к нам и поучаствовать в передаче. Мы хотим побеседовать о твоей колонке. Еще будет приглашена артистка эстрады Френ Маклейн.

Я никогда не слыхала о Клейне, но Маклейн пользовалась скандальной известностью. Это она в одном из своих шоу вымазала себе быстрорастворимыми хлопьями «Карнейшн» зад вблизи анального отверстия, угодив затем в черный список сенатора-южанина из консерваторов Тайрона Уэлтса.

И вот мне оказали честь, пригласив на шоу вместе с такой одиозной фигурой. К тому же родители никак не могли услышать эту передачу, находясь в Филадельфии. Так что я перезвонила Данливи, сказав, что приду, и отправилась в Нью-Йорк на поезде.

Когда я добралась до радиостудии, передача уже началась. В помещении с наушниками на голове сидели Френ и Норман, седой мужчина лет пятидесяти с небольшим. Рядом со студией находилась операторская, в которой перед пультом управления сидел мужик лет шестидесяти, а тощий тридцатилетний парень отвечал на телефонные звонки.

Мне было слышно через звуковой монитор, как один из звонивших поносит Френ за инцидент с быстрорастворимым завтраком.

– Вы – мерзкая и развратная баба, – говорил он.

– Спасибо, – откликнулась артистка.

Я посмотрела на Френ через стекло и попыталась представить ее себе голой перед многотысячной аудиторией, но так и не смогла. Она больше походила на молодую спортсменку, чем на артистку эстрады.

Настала рекламная пауза, и Норман сделал мне знак войти. Поздоровавшись со мной за руку, он сказал, что большой мой поклонник.

– Чем ты занимаешься? – спросила Френ.

– Я – обозревательница «Сити Уик».

– Никогда не слыхала про такую газету, – сказала она.

– Ее можно взять в зеленых ящиках – тех, что стоят на каждом углу в центре Манхэттена, – объяснила я.

– Я не живу в Нью-Йорке. Мы с мужем переехали в Скарсдейл после рождения второго ребенка.

Норман передал мне комплект наушников, и я их надела. Когда снова включился эфир, он сказал:

– Только что к нам в студию пришла Ариэль Стейнер. Ариэль – автор колонки в «Сити Уик». Колонка называется «Беги, хватай, целуй». Наша гостья разыскивает самых отвратительных, неподходящих партнеров, каких только можно себе представить, а потом пишет о них. Можно сказать, что у Ариэль с Френ есть что-то общее: Френ – эстрадная исполнительница, а у Ариэль вся жизнь – это спектакль.

Я не до конца разделяла это утверждение, но шла радиопередача и не стоило начинать с возражений во время представления гостей. Под потолком висел экран, на котором высвечивались имена всех слушателей, ожидающих своей очереди в эфире. Как только Норман меня представил, монитор бешено замигал. Я и понятия не имела, что так популярна. Но, оказывается, все слушатели хотели говорить с Френ. Я с полчаса сидела молча, пока она отвечала на мерзкие звонки консервативных идиотов. День Благодарения в кругу семьи начинал казаться мне довольно привлекательным.

Наконец Френ ушла, потому что ей пора было домой, к детям.

– Френ поехала домой, – произнес Норман в микрофон. Монитор погас. – Но с нами по-прежнему остается Ариэль Стейнер, автор колонки «Беги, хватай, целуй» в «Сити Уик».

Я взглянула на монитор. По-прежнему пусто. Я посмотрела на Нормана. Его лоб блестел от пота.

Я предполагала, что у меня были тысячи читателей, но, судя по откликам слушателей, ошибалась. Возможно, единственными моими читателями были те, что писали в газету. В конце концов, я поняла, как обманывалась насчет собственного величия. На студию не позвонит ни единый человек, Норману придется на ходу придумывать вопросы для заполнения простаивающих телефонных линий, и каждый участник эфира поймет, что я – гость, которого позвали в последний момент, никто, жалкое подобие знаменитой Френ Маклейн.

– В своей колонке, Ариэль, – сказал Норман, – ты рассказываешь о свиданиях с наркоманами, вызывающе одетыми типами и социалистами, а на этой неделе написала о том, как на вечеринке занималась с парнем мануальным стимулированием. Хотелось бы узнать: правда ли все то, о чем ты пишешь?

Нельзя было и помыслить о том, чтобы рассказать ему, что я придумала отрывок про оргазм. Или что Эван сам меня бросил, а не наоборот. Приходилось оставаться королевой похоти – ведь такой хотели меня видеть люди.

– Да, – выразительно произнесла я. – Каждая деталь в моих рассказах – правда. Особенно… – я на мгновение задумалась, – особенно те места, которые вас сексуально возбуждают.

– Ух, ты! – сказал Норман, краснея. – У меня такое чувство, словно мы здесь в «Шоу Ховарда».

– Посмотрите на себя, Норман, – сказала я. – У вас такое красное лицо, это очаровательно. Вы довольно сексуальны. – Я совсем так не думала, но надо было привлечь слушателей. – Вы когда-нибудь придете ко мне на свидание?

– Не уверен. В сущности, эта мысль меня несколько путает. А вдруг ты обо мне потом напишешь?

– Не следует страшиться такой перспективы. Следует получать от этого удовольствие. Разве я не потешу ваше самолюбие, выставив наше свидание на обозрение публики? Разве какая-то часть вашего существа не будет наслаждаться, если вы станете прообразом для моей статьи? – Я сама не понимала, что несу, но звучало это неплохо, и я продолжила разговор: – Основа нашей культуры – вуайеризм.[86]86
  Вуайеризм – 1) половое извращение, состоящее в стремлении к созерцанию эротических сцен; 2) болезненное любопытство к чужим делам, страсть к подглядыванию и подслушиванию.


[Закрыть]
Мы не можем прожить без сказок, и я прошу вас стать участником моей истории.

– В твоих устах это звучит довольно заманчиво. Но вот ведь какая штука. Я огорчусь, если ты обо мне напишешь не очень лестно, и в то же время огорчусь, если не напишешь вообще.

– Ага! Итак, вы хотите встретиться со мной! О, Норман, не могу этого дождаться! Знаете, моими кумирами всегда были мужчины старше меня. – Он снова зарделся. – Я бы хотела выявить вашу дурную сторону. Держу пари, в вас прячется озорной мальчишка, с радостью готовый расстаться со старомодной оболочкой.

– Старомодной? Я что, должен быть этим польщен?

– Просто я говорю то, что думаю. Не могу дождаться того момента, когда останусь наедине с горячим мужчиной вроде вас.

– Ой-ой, пора, кажется, открыть окно. Следует ли мне встречаться с Ариэль? Звоните и голосуйте за свое мнение. Линии свободны. Мы вернемся в эфир сразу после приема сообщений.

Я подняла глаза к монитору. Он начал заполняться.

– У тебя полна коробочка, – сказал ведущий, снимая наушники.

– Я просто хотела помочь раскрутить передачу. Надеюсь, вы не против моего дурачества?

– Вовсе нет. Потрясающий треп. Обычно мы обсуждаем только политику.

И Норман снова надел наушники. Мы слушали рекламу, уставившись на стены.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю