Текст книги "Смятение сердца"
Автор книги: Эми Фетцер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 33 страниц)
Не хватало еще, чтобы слабая женщина, к тому же бледнолицая, бросала ему в лицо ужасные обвинения! Чтобы она во всеуслышание объявляла его человеком бесчестным!
– Я искал ее! – пролаял он, вне себя от возмущения, и то, что Сэйбл пронзила его недоверчивым взглядом, только добавило масла в огонь внезапно прорвавшейся ярости. – Да, я ее искал! Следы, которые я нашел, рассказали мне правду о том, что произошло. Я понял, что не нужен Лэйн.
– Ты дурак, Черный Волк! – крикнула Сэйбл, начиная плакать и сама того не замечая. – Она собирала голубику, когда солдаты выследили ее! В тот день большая часть мужчин племени выехала в рейд во главе с тобой. Солдаты знали это и пригрозили напасть на деревню, если она не пойдет с ними добровольно!
Индеец ничем не выдал впечатления от услышанного, однако он не мог не признать, что такая версия случившегося перекликается со словами Утренней Росы. Взгляд его невольно переместился на спящего ребенка.
– Когда выяснилось, что забрать ее приехала лишь горстка кавалеристов, Лэйн сопротивлялась изо всех сил, – продолжала Сэйбл, бессознательно отирая слезы со щек. – Три раза она пыталась бежать…
Ее голос прервался. Этот человек слушал ее так бесстрастно! Он ничем не выдал того, что чувствует, и никак не поощрил ее.
– А потом отец добился назначения в Вашингтон и увез нас обеих, – закончила она усталым шепотом. – Нас все время охраняли, как не охраняют и преступников.
Она подняла взгляд. Долгие минуты угольно-черные глаза смотрели в фиолетово-синие, и Сэйбл казалось, что она читает сменяющиеся одно за другим выражения сомнения, раздумья и, наконец, сожаления. Лицо, словно вытесанное из камня, не изменило своей полной неподвижности, и все же она знала теперь, что Черный Волк способен испытывать боль.
– И ты прошла весь путь до земель, принадлежащих племени, чтобы сказать мне это? – Индеец сделал жест, как бы вобравший в себя весь маршрут ее путешествия, и она кивнула утвердительно. – Сестра подвергла твою любовь слишком большому испытанию, Сэй-белл.
– А как насчет твоей любви, Черный Волк? Что мне передать Лэйн?
Индеец отвел взгляд все с тем же бесстрастным выражением лица. Мысленно же он видел печальный облик Лэйн, нарисованный храброй женщиной с фиалковыми глазами. Лэйн, оплакивающей его любовь, как утраченную. Лэйн, поверившей в то, что он забыл ее. Сердце его истекало кровью столько месяцев, что сама мысль о том, что он мучился понапрасну, была сильнейшим ударом.
– Почему же она сама не отправилась в путь? – вдруг спросил он.
– Это все случилось в день родов. Даже самая крепкая женщина не может отправиться в путь в таком состоянии, – оживилась Сэйбл, почувствовав, что ее зять несколько оттаял. – Сестра любит тебя, Черный Волк. Она только и живет мыслью о встрече с тобой. Но чего ради я трачу слова? – Она протянула ребенка на вытянутых руках. – Разве то, что ты видишь сейчас своего сына, не убеждает тебя?
От толчка Маленький Ястреб проснулся, и его круглые глазенки открылись. Они были цвета дождливого неба. «Мой сын», – подумал индеец, сухо сглатывая. До самого последнего момента он не осмеливался считать этого ребенка своей плотью и кровью. Значит, Лэйн выносила его дитя, в одиночестве, в краю, где люди должны были презирать ее за то, что она делила с ним доже! Сколько она должна была пережить за это время!
– Его небезопасно было оставлять с матерью, – начала Сэйбл, но, когда Черный Волк сдвинул брови, решила предоставить сестре самой рассказать о своих злоключениях. Все, что она позволила себе сказать, было:
– Армия надеялась использовать ребенка как приманку и тем самым выманить тебя и уничтожить.
– И они бы добились этого, – спокойно признал индеец, протягивая руки, чтобы принять сына.
Раздался приближающийся стук копыт, и на поляну вылетел на полном скаку Быстрая Стрела. Черный Волк тотчас растаял в лесу, а Хантер схватился за оружие.
– Кавалеристы! – выдохнул Быстрая Стрела, соскакивая с лошади, в то время как Сэйбл вертела головой в поисках Черного Волка. – Они идут по следам Барлоу! Скоро они будут здесь.
Черный Волк спрыгнул с дерева так близко от Сэйбл, что та отшатнулась с приглушенным криком. Втроем мужчины начали стремительно сворачивать лагерь, не обращая на нее никакого внимания.
– Черный Волк! Хантер! – окликнула она, не получила ответа и повысила голос:
– Хантер!
Тот поднял взгляд от вьюка, в который увязывал одежду.
– Я не могу вот так просто отдать ему ребенка, – тихо призналась Сэйбл, подходя к нему вплотную.
– Ты должна сделать это, Сэй, – сказал Хантер, поднимаясь и беря ее за плечи. – Разве не для этого ты здесь? Ты переодевалась в индианку, обманывала и даже убивала – и все это ради того, чтобы передать ребенка в руки его отца. Так хотела твоя сестра. Этот отец, вот он.
– Но я не думала, что все будет так, – вздохнула она, невольно прижимая Маленького Ястреба к груди. – Я думала, сначала вождь полюбит его…
– Это мой сын. Я буду любить его всем сердцем, – послышалось сзади, и на плечо Сэйбл легла рука.
Прикосновение было ободряющим, внушающим доверие.
Несколько секунд Сэйбл переводила взгляд с Черного Волка на Хантера и своего крохотного племянника. Маленький Ястреб загугукал, и этот привычный, невинный звук наполнил ее сердце печалью разлуки.
– Ты будешь помнить мои сказки? – спросила она шепотом и взяла ручонку, что-то нащупывающую в воздухе. Крохотные пальчики схватили ее за палец. – Что ж, малыш, пора тебе познакомиться с папой.
Изо всех сил стараясь не заплакать снова, Сэйбл протянула сверток с ребенком Черному Волку.
– Великую услугу ты оказала мне, сестра моя, – торжественно проговорил индеец.
Ей все-таки не удалось удержаться от слез, и они одна за другой скатывались к подбородку. Протянув руку, она старалась напоследок насытиться ласками, касаясь ручек, личика и волосиков малыша. Внезапно в ее взгляде сверкнул вызов.
– А кто будет о нем заботиться? Твоя новая скво?
Черный Волк ответил не сразу. Он прекрасно понимал состояние Сэйбл: не так-то просто отдать ребенка в чужие руки.
– Это сын вождя, – сказал он гордо, – и воспитывать его может только сам вождь. И, конечно, мать ребенка.
Заметив недоверие в глазах свояченицы, он приложил ладонь к сердцу и склонил голову:
– Я даю тебе слово, Сэй-белл. Где сейчас моя жена?
– Этого я не знаю. – Радостное оживление исчезло с ее лица. – Мне очень жаль, но я не видела Лэйн с самого дня отъезда.
Хмурясь, индеец вскочил на неоседланного жеребца – вернее было бы сказать, взлетел птицей, – и устроил сына впереди.
– Постой! – вырвалось у Сэйбл, и он придержал коня. – Скорее всего отец разыскивает меня, а значит, он где-то здесь. Вряд ли он оставил Лэйн в Вашингтоне. Есть шанс, что оба они сейчас находятся в форте Керни… или Макферсон.
Раскрашенное лицо индейца озарилось надеждой: Лэйн, может быть, совсем рядом.
Между тем стук подков приближался, напоминая грохот очень отдаленного обвала. Не придавая никакого значения надвигающейся опасности, Черный Волк нагнулся с седла и вновь приподнял лицо Сэйбл за подбородок. Она накрыла ладонью его руку и молча молилась о том, чтобы и он, и ребенок благополучно избежали всех опасностей. Никогда еще она не чувствовала себя такой близкой человеку, еще вчера совсем незнакомому и настолько пугающему.
– Когда родится новая луна, я приеду за своей женой. Клянусь тебе в этом, Храброе Сердце, – заверил Черный Волк, стирая с ее щеки непросохшую слезинку. – Ты первой узнаешь, когда это случится.
– Да, но…
– Пошевеливайся, Сэйбл! – послышался окрик Хантера.
– Я приеду за ней!
Сэйбл только и могла, что молча кивнуть. Хантер схватил ее за руку и повлек к лошади. В следующее мгновение вождь сиу повернул жеребца и вихрем унесся в открытую прерию. Звук боевой трубы раздался совсем близко. Из-под прикрытия деревьев вырвался Быстрая Стрела верхом на лошади и поскакал в направлении, противоположном тому, куда направился Черный Волк. Он старался отвлечь солдат.
– Что же теперь будет? – воскликнула Сэйбл. – Может быть, и мы попробуем помочь? Смотри, кавалеристы уже целятся! Черному Волку не спастись!
С этими словами она ударила лошадь пятками.
– Сэйбл! – крикнул Хантер и сердито чертыхнулся, едва успев натянуть удила и этим почти выбросив ее из седла. – Я думал, ты хоть чему-то научилась за время путешествия! Что это на тебя нашло, скажи на милость?
– Мы должны помочь! Они собираются стрелять.
– Не волнуйся, не выстрелят. Они наводятся глубоко внутри индейской территории, и выстрелы будут означать нарушение мирного договора.
– Как будто этот договор когда-нибудь соблюдался!
– В таком случае сейчас самое время для этого.
Сэйбл вытянула шею, привстав в стременах. Солдаты один за другим замедляли сумасшедший галоп и опускали оружие, и она живо представила, как их лица из воинственных делаются сконфуженными.
На гребне холма, по склону которого птицей летел Черный Волк, выстроилась цепочка индейцев сиу в боевой раскраске. Их было не меньше сотый.
Достигнув цепи воинов, вождь круто развернул жеребца и вызывающе вскинул руку. Леденящий кровь воинственный крик прокатился по холмам, отдавшись многократным эхом. Черный Волк готов был вырвать из рук бледнолицых все, что они отняли, – как вырвал из их рук своего первенца. Он бросал им вызов, предлагая помериться силами.
Вооруженные огнестрельным оружием, солдаты, однако, предпочли ретироваться, сознавая, как неравны силы.
– Подумать только, Сэй, ты все-таки сделала это!
– Мы сделали это, – уточнила она. – А теперь. Хантер, увези меня отсюда. И, пожалуйста, поскорее.
– Как скажете, мадам, – кивнул тот, стараясь улыбнуться.
Глава 37
Сэйбл прижалась голой спиной к могучей, бугрящейся мышцами и огненно-горячей груди Хантера. Оба они стояли на коленях, и она чувствовала, что он сопротивляется происходящему всем телом и всей душой.
– Перестань, Сэйбл! Не в этой позе!
Она посмотрела через плечо, встретив встревоженный, почти умоляющий взгляд.
– Нет, в этой! Ты должен понять, что это совсем не одно и то же. Только тогда для тебя все кончится по-настоящему.
Она нашла его руки своими и потянула их вперед, положив себе на грудь и слегка прижав. И так она замерла, давая Хантеру время привыкнуть.
– Это я, а не те, о ком ты сейчас думаешь. Ты сможешь поверить в это, если коснешься меня.
Она запрокинула голову ему на плечо и вскинула руки, чтобы ласково взять в ладони и склонить к своему лицу его голову. Язык ее был сладким, медовым, и Хантер начал оттаивать против своей воли. Он и сам не заметил, когда сжал ладонями шелковистую плоть грудей и когда начал отвечать на требовательный, зовущий поцелуй. Он только чувствовал, как ритмично погружается в его рот горячий язык, заставляя забыть обо всем, кроме того, что обещало это движение.
О, он нашел в этой женщине способную ученицу!
Отступившее было возбуждение вернулось. Краска стыда исчезла, потому что вся кровь отхлынула вниз, наполняя пах. Хантер продолжал ласкать грудь, ловя между пальцами твердые орешки сосков и пощипывая их. Он хотел брать их губами, втягивать в рот, сосать, и это еще усиливало нарастающее возбуждение. Огрубевшие ладони двигались вверх и вниз по бокам Сэйбл, стискивали их, скользили вниз по животу… Поцелуй стал безрассудным, мучительно-голодным, таким же диким, как простирающаяся к горизонту равнина, и Сэйбл расслабилась, чтобы позволить мужским пальцам оказаться в святая святых.
– Ты видишь теперь, что это совсем иначе? – шептала она. – Теперь ты понимаешь?
С этими словами она надавила на его пальцы, заставив их скользнуть в горячую, влажную глубину. Хантер застонал от радости, схожей с радостью обладания, осыпая короткими поцелуями ее затылок, плечи и шею. Ладонь Сэйбл протиснулась между их прижатыми друг к другу телами, лаская его так же жадно, как он ласкал ее. Это заставило Хантера окончательно потеряться в волнах желания, набегающих одна за другой.
– Это не они, Хантер, любовь моя, – повторяла Сэйбл.
Она не ожидала ответа, да и не могла бы получить его: он думал только об атласных глубинах, в которые погружался. Все ее тело, округлое и стройное, содрогалось, постепенно освобождая скрытое в глубинах ее души дикое существо, в такие минуты полностью бравшее верх. Ласки ее рук тоже становились все неистовее.
– О Боже! – вырвалось у Хантера.
Но он замер, дезориентированный, когда Сэйбл приподнялась и опустилась вновь, позволив его раскаленной плоти прижаться всей длиной к ее телу.
– Не надо! – взмолился он, разом ощутив почти забытый ужас надругательства над своим телом.
– Я не позволю тебе отступить сейчас, Хантер… – Это был шепот, ласковый, но требовательный. – Думай обо мне, слышишь, думай обо мне…
Она продолжала сжимать его, ласкать его, трогать, стараясь заставить забыть прошлое… Нет, не забыть, а отрешиться от него, освободиться от его власти. Она бесстыдно пользовалась своим телом, чтобы освободить его душу навсегда, и, что самое странное, это удавалось ей. Она готова была на все, чтобы преподать ему этот последний, едва ли не самый трудный урок. Он должен был понять, что самый кромешный ад человек создает для себя сам – как, впрочем, и самый светлый рай.
– А теперь возьми меня! Скорее!
Хантер лишь смутно сознавал происходящее. Его возбуждение, замешенное на ужасе, было болезненно-сильным, и только в последний момент он пришел в себя, чтобы услышать счастливый крик Сэйбл.
– Послушай, Хантер, я устала держать язык за зубами. Может быть, ты объяснишь, почему мы непременно должны были пополнять запасы у него?
Сэйбл оглянулась на тощего человечка, рыжеволосого, с сильной проседью, все еще махавшего им вслед с высокой веранды. Дом, который они только что покинули, был добротным, по-своему красивым, несмотря на бревенчатые стены, и окружен множеством хозяйственных построек: загоны для скота, конюшня, хлев. На заднем плане, словно бесчисленные стога на свежесжатом поле, высились индейские вигвамы. Замок барона и жилища смердов, подумала Сэйбл с отвращением.
– Он тебе не понравился, я правильно понимаю?
– Да он негодяй, мерзавец! – не выдержала она, бросая на Хантера испепеляющий взгляд.
– Тем не менее ты держалась с ним на редкость любезно.
Хантер предпочел бы выразиться иначе: держалась, как настоящая леди, – но решил воздержаться от сравнения настолько избитого. Он усмехнулся, вспоминая, с каким достоинством Сэйбл отклонила приглашение отобедать с хозяином дома, хотя после полумили брода через полноводный Платт остаток продуктов в их мешках пропитался водой насквозь (впрочем, как и они сами).
– Джек Морроу продает спиртное индейцам! – продолжала она, негодующим жестом указывая на пустые бутылки из-под дешевого виски, которыми была буквально усеяна обочина дороги. – Кроме того, он ворует скот у проезжающих переселенцев и потом имеет нахальство предлагать его им же, как найденный на его землях. Само собой, за вознаграждение.
– Само собой, – невозмутимо подтвердил Хантер.
– И тебе не стыдно иметь дело с таким отпетым мошенником?
– Ничуть. Джек Морроу мне кое-что должен.
Он бросил Сэйбл персик, та поймала его и без колебания вонзила зубы в сочную мякоть. Потом, порывшись в седельных мешках, Хантер выудил еще теплую ковригу великолепно пропеченного ржаного хлеба и отломил аппетитную горбушку.
– Вот что, Хантер Мак-Кракен, – заявила Сэйбл, вытирая с губ густой сладкий сок, – мне придется всерьез заняться кругом твоих знакомых.
– До или после того, как ты осквернишь себя поеданием хлеба, купленного у отпетого мошенника?
– После, конечно, после. – И она протянула руку за своей долей.
Точно так же, как прикосновение горячих солнечных лучей к плечам или порывы ветра, пахнущего наливающейся зеленью, они чувствовали приближение цивилизации. Вокруг по-прежнему на мили простирался дикий ландшафт, но множество примет говорило о том, что неподалеку находится крупное поселение. Они не просто двигались к обжитым местам – они должны были очень скоро оказаться там, где едва обретенное счастье могло разлететься вдребезги, как хрупкое стекло. Сэйбл вовсе не была уверена, что сможет с успехом и дальше противиться отцу.
Неожиданно для себя она резко натянула поводья. Они находились сейчас у подножия невысокой гряды, с которой открывался вид на форт. Хантер услышал, что Сэйбл остановилась, и повернул лошадь. Он выглядел хмурым. Она не могла винить его за это, потому что и сама не ожидала от ближайшего будущего ничего хорошего.
– Давай не будем заезжать в форт, – предложила она жалобно. – Что нам стоит взять и объехать его стороной? Железнодорожная ветка уже действует, сядем в поезд и уедем куда глаза глядят. Вот увидишь, нам даже оглянуться не захочется.
– Ничего лучше и придумать нельзя, Сэйбл. Чтобы на нас объявили розыск, как на сбежавших преступников?
В глубине души Хантер больше всего желал укрыться где-нибудь в глуши, затаиться там и наслаждаться своим краденым счастьем. Сэйбл почувствовала это и продолжала уговоры:
– Зачем им разыскивать нас? Мы ведь, в сущности, не нарушали никаких законов. Все, что мы сделали, касается только нас двоих… ну почти.
Она надеялась услышать в ответ романтическое предложение бежать и вместе прожить жизнь в каком-нибудь идиллическом уголке.
– Никто не может убежать от себя самого, – сказал Хантер вместо этого. – Нам придется закончить начатое, хотим мы этого или не хотим.
– Нам не позволят быть вместе.
– Ах вот о чем речь! Как же это я сразу не догадался, – засмеялся он, разве что самую малость натянуто. – Ты боишься лишиться ежедневной порции удовольствий?
Вопрос застал Сэйбл врасплох, и она залилась краской, что случалось в последнее время все реже и реже.
– Это ужасно, Хантер! Ты неисправим.
Не тратя слов, он подхватил ее под мышки и в мгновение ока перекинул с седла на седло. Сэйбл обвила руками его шею и приникла всем телом, ища губами его губы. Поцелуй был жадный, голодный, словно они и не думали заниматься любовью всего лишь час назад.
– Ты не ответила на мой вопрос, – напомнил Хантер чуть позже, со счастливым удивлением чувствуя знакомое стеснение в паху.
– Ни одна леди не уронит себя настолько, чтобы отвечать на непристойные вопросы, – надменно ответствовала Сэйбл, глаза которой при этом так и сияли.
– Опять леди? – воскликнул он, еще теснее прижимая ее к себе. – Я уже говорил, что предпочитаю дикую кошку.
С невыразимым чувством ненасытного собственника он прошелся ладонью по округлостям грудей, высоко приподнимающих простую ткань рубахи, по изгибу бедра под грубыми брюками, положил ладонь туда, где – он знал – не дотрагивался ни один мужчина, кроме него. Его язык странствовал по ее рту, наслаждаясь несравненным винным привкусом, исследуя эту гавань наслаждений, словно впервые. Он чувствовал движение там, где все увеличивалась выпуклость в его брюках, и ему хотелось рычать, как вечно голодному зверю.
– Я люблю тебя, Хантер, – услышал он, и на этот раз в словах был явственный оттенок страха, словно Сэйбл заранее прощалась с любовью.
– Я знаю, милая, и я благодарен тебе за это, – сказал он, сознавая, как печально это звучит. – В сущности, я не жил до того дня, как тебя занесло в мое жалкое подобие существования. Не знаю, поверишь ли ты, но я никого не любил, кроме тебя. И если есть такая штука, как вечность, где душа способна испытывать что-то, кроме вечного покоя, я буду любить тебя и там, Сэйбл Кавано.
– Ох, Хантер…
Она дотронулась губами до его губ – медленное, щекочущее, невероятно возбуждающее прикосновение, – потом впилась в его рот пылко, как умела. Исчез испуганный, жалкий котенок, трепетавший от ужаса, на его место явилась неукротимая дикая кошка, хищная в своей страсти, столь же ненасытная, как и тот, кто научил ее. Хантер верил и не верил, что разбудил в Сэйбл женщину, которая победила все его кошмары и страхи, которая, не дрогнув, встретилась лицом к лицу с легендарным вождем и сумела завоевать его уважение.
Теплый летний ветер что-то шептал, перекатывая валы высоких трав, зеленых у самых ног лошади, иссиня-серых у горизонта. Он касался разгоряченных лиц, приподнимал пряди волос, только чтобы, играя, забросить их на влажный лоб. Наконец лошадь затопталась на месте, утомленная неподвижностью и двойной ношей, и Хантер неохотно посадил Сэйбл боком на ее седло. Она состроила обиженную гримаску и подняла ногу, перекидывая ее через спину лошади. Узкие брюки натянулись. Ох уж эти брюки!
– Главное – принять приличный вид? – иронически спросил Хантер, когда Сэйбл начала приглаживать растрепавшиеся волосы.
– Конечно. Мне это сделать нетрудно, а вот куда ты спрячешь все это?
Хантер прекрасно знал, что она имеет в виду.
– Может, у тебя есть какие-нибудь предложения? – И он потихоньку направил лошадь в сторону Сэйбл.
– Были, но ты упустил свой шанс.
С этими словами она показала ему язык и подстегнула лошадь, рванувшись вперед со скоростью ветра. Не медля ни секунды, Хантер бросился в погоню.
«Сейчас увидим, упустил или нет», – подумал он.
Когда в полдень они оказались около форта, труба не играла, оповещая о начале преследования. Поселение выглядело на редкость мирно: часовые привычно стояли по сторонам ворот, перед которыми, как всегда, шла толкотня фургонов, оспаривающих право первыми въехать внутрь, мельтешили трапперы и проститутки, поодаль все так же возвышались индейские вигвамы. Все это выглядело совершенно обычным, разве что поражало странное отсутствие военных.
Сэйбл придержала лошадь и встревоженно покосилась на Хантера, который осматривался, прищурившись с недоверчивым видом. Если на их поиски послали целый взвод, могло ли случиться, что в форте их попросту не ждали?
– Мне все это не нравится, – призналась она. – Как-то не по себе. Куда надевались солдаты?
– Обернись – в все поймешь.
В этот момент они как раз въехали в жадно разверстую пасть входа. Одновременно развернув лошадей, оба еще успели увидеть, как смыкаются створка ворот. От резкого поворота лошадь Сэйбл попыталась встать на дыбы, но Хантер поймал удила и заставил животное успокоиться. В это время значительное количество солдат возникло перед воротами, словно из ниоткуда.
Встретив взгляд Сэйбл, Хантер прочел в нем панику, готовую слепо вырваться наружу.
– Не сопротивляйся! – приказал он вполголоса, когда раздались частые щелчки взводимых курков. – Их слишком много.
Она ответила судорожным кивком и соскользнула на землю. Хантер поспешил поднять руки, но его добровольная сдача не была принята в расчет.
Подбежавшие солдаты грубо сдернули его с седла и быстро разоружили. Пока они обыскивали его, он не отрывал взгляда от Сэйбл.
– Я никуда не пойду! – прорычал он в лицо сержанту, который пытался увлечь его за собой, и стряхнул с плеч подталкивающие руки солдат. – Не трогай ее, ты!
Он пригвоздил взглядом к месту того, кто в этот момент бесцеремонно заламывал за спину ее руки. Тот только нагло ухмыльнулся в ответ.
– Я сказал, оставь ее в покое. – На этот раз Хантер произнес это медленно я угрожающе, делая шаг в направлении обидчика Сэйбл. – Иначе я придавлю тебя, как клопа!
– Осторожно, сзади!
Предупреждение Сэйбл запоздало: один из солдат успел нанести Хантеру между лопаток удар прикладом карабина. Тот тяжело опустился на колени, но не упал, а остался стоять со склоненной головой. Она вырвалась и бросилась к нему, рухнув на колени с отчаянным криком: «Хантер!»
– Зачем, зачем ты делаешь это? – шептала она, поддерживая его. – Ты же знаешь, что отец не позволит причинить мне вреда. Все, чего ты добьешься, – это дополнительных неприятностей.
– На этот раз ты оказалась умнее, – криво умехнулся он, глубоко дыша, чтобы уменьшить пульсирующую между лопаток боль. – Надо бы и мне прислушаться к своему же совету.
– Ты всегда был такой, Хантер, – вздохнула она, отирая ладонью его влажный лоб. – Не волнуйся, мы выберемся я из этой передряги.
– Сэйбл! Немедленно встань!
– Отец! – вырвалось у нее, и она посмотрела вверх, через плечо.
Он высился над ней, заслоняя солнце, как грозная и несокрушимая башня. Взгляд, полный враждебности, почти отвращения, вбирал в себя ее незатейливый наряд: рубаху домотканого полотна, узкие мужские брюки, грубые ботинки. Сэйбл медленно выпрямилась во весь рост, вызывающе вскинув голову и не отводя глаз. Ей и в самом деле было безразлично, что думает отец по поводу ее поведения или одежды, существовали вещи куда более важные.
– Я знала, что за всей этой охотой на человека можешь стоять только ты! – произнесла она, словно выплюнув эти слова.
Потом ее презрительный взгляд переместился на Мейтланда, который пока стоял на отшибе.
– Иди-ка сюда, моя девочка! – скомандовал Кавано, не подавая вида, что едва узнает свою дочь в строптивом одетом по-мужски создании.
Сэйбл и не подумала подчиниться. Дождавшись, когда Хантер поднимется на ноги, она встала плечом к плечу с ним. Тогда Кавано подошел сам и схватил ее за руку повыше локтя. Хантер против воли сделал шаг вперед, но Мейтланд оказался тут как тут, заступив ему дорогу.
– Хантер Мак-Кракен, вы обвиняетесь в предательстве. Вас будет судить военный трибунал.
Тот оцепенел, совершенно ошеломленный абсурдностью обвинения.
– Нет! – вырвалось у Сэйбл.
– Ах ты самодовольный индюк! – зарычал Хантер, когда к нему вернулся дар речи. – У тебя нет повода для подобного обвинения!
Он поднял руки, сжатые в кулаки, намереваясь сейчас же, на этом самом месте, как следует пройтись по ребрам коменданта. Его удержали подскочившие с двух сторон солдаты.
– Насчет поводов мы еще посмотрим, – усмехнулся Мейтланд, с удовольствием наблюдая за тем, как сержант защелкивает ручные кандалы на запястьях Хантера.
– Это какая-то нелепость… – растерянно произнесла Сэйбл, переводя взгляд с Хантера на отца и с отца на коменданта. – Снимите с него эти отвратительные штуковины! – Голос ее поднялся до высокой командной ноты. – Прикажи им освободить его, отец! Я требую!
На несколько секунд Ричард Кавано замер, почти испуганный переменой, происшедшей с его младшей дочерью, потом притянул ее поближе к себе и отчеканил на ухо:
– Ты ничего не можешь требовать от меня, дитя мое. Хватит устраивать спектакль, ты и так нанесла достаточный урон своей репутации.
– Ах да, моя репутация! – с горечью воскликнула Сэйбл, смерив отца с головы до ног взглядом, в котором читалась жалость. – Если тебя волнует моя репутация, лучше отпусти Хантера, иначе я нанесу ей еще больший вред.
– Посмотрим, мисс Кавано, как это у вас получится, – оскалив зубы в жутком подобии улыбки, процедил полковник. – С этого момента вы находитесь под домашним арестом. А его уведите!
– Хантер! – резко окликнула Сэйбл.
Тот обернулся, звякнув цепью кандалов. Этот звук жутким эхом отдался в душе Сэйбл, и она впилась взглядом в угрюмые серо-стальные глаза своего любовника.
«Не унижайся ради меня, – прочла она в его ответном взгляде. – Мы выкрутимся, увидишь».
«Я не позволю им так поступить с тобой».
«Мне приходилось бывать в переделках и похуже».
«Я не откажусь от тебя».
«А я от тебя».
Однако сердце Сэйбл стиснул настоящий страх, когда она поняла, что Хантера уводят в направлении гарнизонной тюрьмы. Камера снова! Там его кошмары опять примутся за него, и она потеряет его уже навсегда.
При мысли об этом вся ее новообретенная дерзость разом улетучилась. Круто повернувшись к отцу, она ухватила его за лацканы мундира и взмолилась дрожащим, отчаянным шепотом:
– Хантер не переживет тюрьмы, папа! Ты должен отдать приказ, чтобы его освободили! Запри его в бараках, расставь часовых хоть через каждую пару шагов, но не позволяй уводить его в тюрьму!
Ответом ей был холодный взгляд, начисто лишенный милосердия. В порыве отчаяния Сэйбл рванула за лацканы изо всех сил.
– Прошу тебя, умоляю тебя, папа!
– Следите за своим поведением, юная леди! – прикрикнул Ричард Кавано, по одному отцепляя от мундира ее судорожно сжатые пальцы. – Кругом люди.
Сэйбл отскочила, как будто он нанес ей пощечину.
– Люди? Ты, значит, думаешь, что мне есть дело до того, что скажут люди? Это ты ни о чем другом и думать не мог всю свою жизнь! Тебе было наплевать и на меня, и на Лэйн, и даже на маму! Имело значение только, что подумают люди!
Кавано начал дышать все более часто и шумно. Что-то в нем дрогнуло в ответ на страстные обвинения дочери. Она не понимает, думал он, и не может понять. Все, что он делал, было призвано защитить ее и ее сестру, потому что ему не удалось защитить их мать. И даже если она возненавидит его, он не позволит, чтобы история с Каролиной повторилась.
То, что он чувствовал в этот момент, отразилось в обострившихся от долгого беспокойства чертах его лица, но Сэйбл была слишком возмущена, чтобы это заметить. Кавано понял, что они говорят на разных языках, и сделал знак двум конвойным.
– Отведите мисс Кавано в мою квартиру и проследите, чтобы она никуда не отлучалась.
Он еще раз окинул наряд Сэйбл взглядом, полным нескрываемого отвращения. В острой потребности как-то задеть его она сунула большие пальцы за ремень и выпятила бедра, имитируя вызывающую стойку Хантера.
– Ты оденешься так, как это пристало молодой леди, и будешь находиться только в таком виде и не иначе, понятно? Через час явишься в приемную коменданта.
Она сузила глаза в щелочки и пренебрежительно отмахнулась от конвойного, жестами предлагавшего следовать за ним. В один широкий шаг она преодолела расстояние, отделявшее ее от отца, и подняла на него тяжелый, неженский взгляд.
– Вы лучше оставьте затею впредь управлять моей жизнью, полковник. – Она подчеркнула последнее слово, подавив резкую боль потери, полоснувшую сердце. – Я не намерена и дальше жить во лжи. И знаете что? Мне стыдно называть вас своим отцом.
Она отвернулась и пошла прочь, не обращая внимания на невольное восклицание за спиной. Она шла энергичным шагом уверенного в себе человека, едва ли замечая конвойных, торопящихся следом. Она видела только спину Хантера, которого как раз вводили в дверь гарнизонной тюрьмы. Словно почувствовав ее взгляд, тот коротко обернулся. «Люблю тебя», – сказала она одними губами. Лицо его осветилось, но тут выглянувший тюремщик рванул его за руку, и Хантер исчез из вида.
Г лава 38
Лэйн склонилась к окну, следя за тем, как сестра энергично шагает к веранде.
– Мелани! Бросай все и иди сюда! Ты только полюбуйся. Я ожидала всего, чего угодно, только не брюк!
– Мисс Лэйн, ванну я приготовила и поставила греться еще пару ведер воды – мало ли чего… – Экономка прошла, шаркая ногами, через холл и выглянула в окно поверх плеча Лэйн. – Боженька ж ты мой! Сроду я не видела нашу Сэйбл такой злой!
– Признаюсь, я тоже.
Лэйн приложила руку к сердцу, словно надеясь этим утихомирить его сумасшедший стук. Она уже готова была броситься навстречу сестре, но предпочла не спешить. У Сэйбл был такой вид, словно она могла дохнуть огнем на каждого, кто был бы настолько неосторожен, чтобы попасться ей на пути. Два мрачных конвоира за ее спиной только усиливали это впечатление. Она шагала широко и уверенно, по-мужски размахивая руками. Волосы, ничем не скрепленные, колыхались из стороны в сторону роскошной рыже-каштановой шалью.
