Текст книги "Смятение сердца"
Автор книги: Эми Фетцер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)
Глава 17
«Не забывай о том, что ты – леди, образованная и хорошо воспитанная».
С каждым разом это испытанное средство работало все слабее. Сэйбл хотелось кричать во весь голос, топать ногами, биться в истерике – делать все то, о чем и помыслить не может благовоспитанная молодая особа.
Уму непостижимо, как быстро она превращается в женщину с низкими побуждениями и чувствами! Это все его вина, его одного!
Она обернулась, бросила на Хантера ненавидящий взгляд и до боли сжала кулаки. Ничего, в следующий раз, когда он протянет свои жадные руки, она его пристрелит, как бешеную собаку! Чтоб ему гореть в аду! Чтоб ему мучиться до скончания времен!
Кое-как промыв в ручье распухшие запястья, Сэйбл побрела назад к лагерю. Не заботясь о том, что ее могут услышать – в сущности, даже не замечая этого, она рыдала взахлеб. Она не знала, как болезненно отдавались в ушах Хантера звуки ее рыданий, каким раскаянием было переполнено его сердце.
Мало интересуясь тем, что делает, Сэйбл прислонилась к дереву, вытащила из волос веточки и колючки, которые смогла нащупать, и пальцами попыталась расчесать перепутавшиеся пряди. Это ей не слишком удалось, а боль, которую причинила грубая процедура, только добавила свежей закваски в обиду на весь мир. Осев на землю, Сэйбл плакала и плакала, сколько хватило слез.
Однако постепенно ситуация представилась ей в совершенно ином свете. Каждое слово Хантера было правдой. Он чувствовал к замужней женщине влечение, с которым не мог справиться. И без того он был сам себе противен, да еще она поощряла его недостойное поведение. Его злая насмешка была не столько над ней, сколько над самим собой. Но как же больно он уязвил ее! Почему? Почему было так обидно слышать от него оскорбления? Разве не достаточно она наслушалась их со дня бегства из дому? Но обида, нанесенная Хантером, была в сотни, в тысячи раз больнее.
Может быть, как-нибудь испортить свой внешний вид, чтобы стать ему противной? Сэйбл обвела взглядом рваную одежду, всю в пятнах грязи и крови, пыльные пряди волос, распухшие руки в синяках. Что же может быть хуже этого? Ей пришло в голову, что Хантер как раз и имел дело с грязными, вонючими особами, отдающимися всем мужчинам без разбора. Возможно, именно теперь она была наиболее привлекательным для него образчиком женщины.
Конечно, она могла вымыться и переодеться, могла принять неприступный вид. Но язва в душе уже существовала, разложение шло полным ходом. Этому человеку достаточно было коснуться ее – и она не могла думать ни о чем другом, кроме его поцелуев, не желала ничего, кроме его объятий. В его руках с ней происходило нечто странное, идущее вразрез с заложенными с детства правилами и понятиями. Его едва прикрытая дикость и даже жестокость, его горячая неукрощенная натура волновали ее безмерно, превращали в женщину из плоти и крови. Этот новый образ с одинаковой легкостью перечеркивал образы любящей сестры, индейской скво и избалованной дочери полковника.
Ей хотелось броситься к Хантеру и крикнуть: «Я не мать Маленькому Ястребу! Я вообще не замужем! Я свободна, понимаешь!» – но это было бы не только глупо, но и опасно. «Не доверяй никому», – сказал Сальваторе Ваккарелло, и она поклялась ему в этом. Феба была не в счет, Феба сама прошла через ад. Хантер был темной лошадкой, и о доверии не могло быть и речи.
Подобный ход мысли неминуемо должен был привести Сэйбл к воспоминаниям о ребенке. Никогда еще чувство одиночества не было таким мощным, и скоро слезы опять покатились по щекам, оставляя новые грязные дорожки рядом с уже подсохшими. Как давно она не держала малыша на руках, не прижимала его к груди в порыве нежности! Его присутствие приносило ощущение нужности, полезности и пригодности, даже если все это отдавалось сердечной болью.
– Будь ты проклят, отец! – вырвалось у Сэйбл сквозь стиснутые зубы. – Если бы не твое бездушие, мне бы не пришлось пройти через все это!
Но какой смысл в том, чтобы оглядываться назад?
Там, в Вашингтоне, навсегда осталась жизнь, которую прежняя Сэйбл считала прекрасной, но которая была бессмысленной и бесполезной. Даже думать о прошлом здесь, в диких лесах Небраски, было смешно и противно. Прежняя Сэйбл отдалялась все больше и больше и вскоре должна была стать неясным, размытым образом. Этот образ был ненужным, обременительным скарбом, брошенным на краю тропы, ведущей к новой жизни, к волнующим приключениям, к неизвестному, но полному событий будущему.
Отерев щеки, Сэйбл повернулась в сторону костра. Лейтенант все еще спал. Она пылко пожелала, чтобы он поскорее собрался с силами и отправился в свой полк. Но еще больше – чтобы он уехал один.
Потому что форт Макферсон был последним местом на земле, где она хотела бы оказаться.
– Я вполне способен ехать верхом.
– Вы сейчас слабее новорожденного щенка.
Ной выпрямился (насколько это удалось ему, чтобы не потревожить едва зажившие раны), водрузил головной убор и натянул перчатки.
– Я только выгляжу слабым, сэр, но, поверьте, я достаточно вынослив.
– Возможно, возможно, – рассеянно кивнул Хантер, думая: парень во что бы то ни стало хочет показать себя молодцом. – И все же я поеду с вами. Мы все поедем.
Не то, что эта идея улыбалась Хантеру. Во-первых, он и сам не жаждал снова оказаться в лоне цивилизации. Во-вторых, он не знал, как отреагирует Сэйбл на предложение повернуть в форт. Вчерашняя ссора была еще слишком свежа в памяти обоих.
– Сэр, я ценю вашу заботу, но прошу вас не утруждать себя.
– Не забывайте, лейтенант, что вы один остались в живых. В таких случаях всегда лучше, если ваш рассказ подтвердят.
Хантер не смотрел на Кирквуда, но знал, что на лицо Ноя набежала тень. Кто мог знать, как будет принят его рассказ об атаке краснокожих, как будут оценены его дальнейшие действия? Что, если кто-нибудь усомнится в его храбрости? В этом случае свидетельство знаменитого капитана Мак-Кракена навсегда избавит его от ярлыка труса.
Ной признал, что это разумный подход.
– Благодарю вас, сэр.
– Не за что, – усмехнулся Хантер и пошел к лошади.
Когда он поднимал с земли седло, боль полоснула правый бок с новой силой, заставив крякнуть и тут же прикусить губу. Он чувствовал, что Сэйбл приблизилась – чувствовал всей кожей.
– Мы едем в форт Макферсон, – бросил он через плечо.
– Нет! – послышалось сдавленное восклицание. Он повернулся и встретил полный ужаса взгляд. – Это невозможно!
У нее такой вид, словно она вот-вот хлопнется в обморок, думал Хантер, мрачно изучая искаженные черты своей подопечной. Перед ее теперешним испугом и в счет не шел страх выдать лейтенанту свое имя.
– Я могу понадобиться Кирквуду, поэтому мы едем, хочешь ты этого или нет, – отрезал он, рванув подпругу.
– А то, что вы можете понадобиться мне? Это не важно?
Хантер медленно повернулся. Сэйбл тотчас отвела взгляд. Он молча ждал продолжения, и ей ничего не оставалось, как собраться с духом.
– Я заплатила вам за то, чтобы вы вели меня на север, мистер Мак-Кракен. Я не могу себе позволить отклоняться от маршрута.
– Я хочу знать, что, черт возьми, такого в форте Макферсон пугает тебя чуть ли не до потери сознания, – сказал Хантер с обдуманной резкостью. – Или это очередная бессмыслица из тех, которые ты время от времени отмачиваешь?
– Нам придется сделать крюк во много миль, – не поддаваясь на провокацию, ответила Сэйбл достаточно ровно. – Наш путь лежит на север, я плачу вам за путь к северу, а все остальное как раз и есть полная бессмыслица. Кроме того, я должна поскорее забрать ребенка.
– Ага, теперь ты о нем вспомнила! – с едкой иронией заметил Хантер.
Ему показалось, что она вдруг стала выше на несколько дюймов, почти достигнув его роста и напрягшись струной.
– Вы не можете знать, что я думаю или чувствую, мистер Мак-Кракен. С самой первой минуты плена я сходила с ума от тревоги за Маленького Ястреба. Я не настолько глупа, чтобы не понять, что он находится под присмотром Быстрой Стрелы. Однако это вовсе не значит, что мой крохотный сын в безопасности, что он сыт, что ему тепло! – Она смахнула набежавшую слезу и больно ткнула пальцем в грудь Хантеру. – Вы можете думать обо мне все, что угодно, но, если в вас есть хоть немного простого человеческого сострадания, ваша первейшая обязанность – вернуть ребенка матери. Мы сейчас же едем на поиски Быстрой Стрелы!
– Поезжай, никто тебя не держит, – отрезал он злобно. – А я еду в форт.
– Вы хотите сказать… вы хотите сказать, что бросите меня на произвол судьбы?
От нее исходили почти видимые волны страха. Хантер чувствовал их, но что-то темное, жестокое заставляло его продолжать эту пытку. Он отвернулся, с деланным равнодушием поправляя седельные мешки.
– Именно так я и поступлю.
– Я знала, что вам нельзя доверять! – воскликнула Сэйбл, и взгляды их встретились – сверкающие, полные нарастающей ярости. – Даже высокая цена, которую вы назначили за свое пресловутое слово, не помешала вам нарушить его!
Рука Хантера метнулась вперед, с силой вцепившись в руку Сэйбл повыше локтя. Ной покосился через плечо и благоразумно отошел подальше.
– Мое слово не оценивается в золоте! – Бешенство заставило зрачки Хантера расшириться, сделав глаза совсем черными, грозовыми.
– Да ну? – прошипела Сэйбл, вырывая руку. – Тогда верните мне немедленно тысячу долларов в золотых слитках, мистер Мак-Кракен!
Она ткнула ладонью чуть ли ему не в глаза. Исцарапанные пальцы подергивались, словно она мысленно нащупывала его горло. Хантеру было плевать на золото, но он понимал, что, вернув его сейчас, он никогда больше не увидит эту женщину, независимо от того, найдет она проводника или уйдет на север в одиночку. Он изнемогал от желания швырнуть проклятые слитки ей в лицо, знал, что она еще сильнее запрезирает его, если он этого не сделает. Но он даже не дотронулся до кармана, где лежал мешочек с золотом.
– И кому же, черт возьми, ты отдашь это золото? Другой банде пауни? Думаешь, они доставят тебя к сиу в целости и сохранности?
– Если надо, я пойду одна!
– Ты не пройдешь и мили, – хмыкнул он, постаравшись придать этому звуку издевательский оттенок.
– Очень может быть, – огрызнулась Сэйбл (она все еще не оправилась от удара, нанесенного неожиданным бездушием Хантера, и хотела ранить его в ответ), – но вас, мистер Мак-Кракен, это уже никак не будет касаться. Ваша совесть позволит вам спать спокойно.
– – Совесть? – расхохотался он каркающим смехом. – Я думал, ты уже поняла, что у меня нет совести.
Она побледнела под его взглядом, откровенно грубым и плотоядным. Хантер открыл было рот для какой-нибудь непристойности, но вдруг захлопнул его. Он вел себя ничем не лучше Барлоу! Зачем, ради чего он так мучает ее? Неужели ошибки прошлого так его изменили, позволили пасть так низко? Сэйбл ничего не ответила на его последние слова, просто смотрела с упреком, и это лучше всяких слов давало понять, во что он превратился за несколько минут.
Еще месяц назад он даже не задумался бы над своим поступком. Мало-помалу чувство собственного достоинства возвращалось. Но оно же диктовало ему и поездку в форт Макферсон: он был в долгу перед Кирквудом и другими, чьих имен он не знал, но знал о том, что они мертвы, – и этого было достаточно. Нужно было как-то выпутываться из ситуации.
– Я отведу тебя к ребенку и твоему растреклятому муженьку, – сказал Хантер, понизив голос. – Как раз поэтому я и предлагаю тебе поехать в форт. Быстрая Стрела собирался пополнить там запасы продовольствия.
– Продовольствия у меня хватало, и все оно досталось ему. А чтобы избавить его от забот о молоке, есть коза. По-вашему, я так неопытна, мистер Мак-Кракен, что проглочу вашу ложь и не поморщусь? Такой человек, как Быстрая Стрела, прекрасно обойдется без контактов с цивилизацией. А теперь верните мне золото, – повторила она, понятия не имея, что будет делать, если Хантер выполнит ее требование.
– Это в одиночку он выживет где угодно, – возразил тот.
Подумать только, она безоговорочно верила в Криса и даже на маковое зернышко не верила в него, Хантера! Окинув место лагеря внимательным взглядом на случай, если что-то упущено, он вскочил в седло, заставив Сэйбл отступить. Он лихорадочно подыскивал какой-нибудь способ переломить ее упрямство.
– Ладно, допустим, я солгал, но пройдет не меньше недели, прежде чем мы догоним Криса. Мне не привыкать к полуголодному существованию, а вот тебе придется туго. Так что запасы пополнить придется.
– Ах вот как вы повернули! – усмехнулась Сэйбл, не обращая внимания на его руку, протянутую, чтобы помочь ей вскочить на лошадь.
И Хантер понял, что ошибается. Она могла обойтись без припасов. Ради того не известного ему, безликого и безымянного индейского воина она могла голодать, мерзнуть, идти босиком по камням и колючкам. И это было не важно, муж он ей или любовник. Главное, она готова была на все, чтобы оказаться рядом с ним. Именно поэтому она так досадовала на задержку: задержка удлиняла разлуку. Чувствуя себя одиноким и никому не нужным, Хантер пустил в ход единственное оружие, которым обладал:
– У тебя нет выбора, женщина. Ребенок с Быстрой Стрелой, и только я знаю, где именно.
Сэйбл судорожно вцепилась пальцами в мягкую кожу юбки. С каким удовольствием она выцарапала бы эти серебряные глаза! Она была полностью во власти этого человека. Ее крошка-племянник фактически был заложником в его руках. Закусив губу, она оттолкнула руку Хантера, ткнула ногу в стремя и вскочила на лошадь, намеренно позади него.
– Вы настоящий варвар, мистер Мак-Кракен, беспринципный, злобный, бесчувственный. Я ненавижу вас!
– Я так и понял.
Он щелкнул языком и направил лошадь прочь с поляны. Ной молча вскочил в седло и последовал за ним. Вид у него был смущенный.
– Ноги моей не будет внутри форта, – прошипела Сэйбл на ухо Хантеру, намереваясь любой ценой сохранить инкогнито.
Он повернулся и оглядел ее через плечо взглядом, лишенным даже искры тепла. Она встретила его мужественно, высоко вскинув подбородок – старая привычка, только укрепившаяся с течением времени. Хантер отвернулся, пожав плечами с деланным безразличием.
– Поступай, как сочтешь нужным.
– Так я обычно и делаю, мистер Мак-Кракен.
Глава 18
Грохот выстрела был оглушителен, он почти разметал сновидение.
Из ствола вырвалось пламя, длинное и острое, как ярко-красный кинжал. И время замедлилось. Сверкающее лезвие проникло индейцу в грудь с бесконечной медлительностью, рассекая ее до кости. Кровь струилась потоком, вначале темная, потом красная, как лезвие, что открыло ей путь. Грохот повторился еще и еще раз, отдаваясь эхом, множась, а впереди падала, запрокидываясь, человеческая фигура – словно тряпичная кукла, испачканная в красной краске.
И кто-то тряс Сэйбл за плечи изо всех сил, до боли. Знакомый голос рокотал в ушах, сливаясь с грохотом выстрелов, эхом и криком умирающего.
Она напряглась – и проснулась.
– Я с тобой, Сэйбл, дорогая, я с тобой… – продолжался шепот. – Это всего лишь страшный сон, это пройдет…
Она бессознательно прижалась всем телом к Хантеру, уткнувшись лицом в изгиб его шеи.
– Все позади, это только сон.
– Я убила его! Я убила двух индейцев!
Хантеру приходилось быть свидетелем случаев, когда человек осознавал свой поступок много позже того, как совершил его, и слова Сэйбл его не удивили. Он сам испытывал такое слишком часто и знал, что это небезопасно для рассудка!
– Бог накажет меня, – шептала Сэйбл со слезами в голосе. – Я – убийца!
– Нет! – прикрикнул он, отстраняя ее резким толчком. – Ты всего лишь защищала свою жизнь. И не только свою, но мою и Ноя тоже. Если бы ты не сделала этого, мы все были бы мертвы. Что стало бы тогда с Маленьким Ястребом? – Она не ответила, и он грубо встряхнул ее за плечо. – Отвечай, что бы с ним стало?
Ответа он не ждал, просто пытался проникнуть сквозь завесу раскаяния, которая заглушила голос здравого смысла. Сэйбл притихла, время от времени жалобно шмыгая носом. Снова прижав ее к груди, Хантер сделал вид, что не замечает влаги на вороте рубашки.
– Вопрос стоял вот как: мы или они, – убеждал он негромко, поглаживая ее по спине и укачивая, как ребенка. – Такое порой случается в жизни.
Теперь она проснулась окончательно. Образ окровавленного индейца, медленно опрокидывающегося на спину, отступил и почти совсем растаял, но закрыть глаза все-таки было страшно: вдруг все начнется снова. Инстинктивно ища защиты от кошмара, она продолжала прижиматься к груди Хантера, чувствуя всем телом рельеф мускулов под рубашкой. Он молчал, касаясь щекой ее макушки. В кольце рук было уютно, как в гнезде. Ночь постепенно близилась к рассвету, где-то рядом слышалось размеренное дыхание спящего лейтенанта. Было еще очень темно, и, когда Сэйбл откинула голову, она не сумела различить лица Хантера. Но это было и не нужно, она знала его наизусть: резкие скулы, красивую линию губ, почти всегда искривленную насмешкой или горечью, странный серебряно-серый оттенок глаз.
Она почувствовала, что невидимое в темноте лицо склонилось к ней, приблизилось. Острая радость предвкушения буквально пронзила все тело. Она жаждала поцелуя, как глотка дурманящего напитка, способного мгновенно рассеять все страхи, снять с нее вину за две смерти сразу, доставить наслаждение и радость. Но ссора была слишком свежа в памяти, жестокие слова помнились слишком болезненно, поэтому, когда губы коснулись ее рта и слегка ущипнули припухшую от слез нижнюю губу, Сэйбл резко отодвинулась. Отстранив обнимающие руки, она потянула край одеяла вверх, укрывшись до подбородка.
– Спасибо, что разбудили. Спокойной ночи! – прошептала она, повозилась на еще не остывшем ложе из веток и повернулась к Хантеру спиной.
Поначалу ошарашенный этим неожиданным отпором, Хантер скоро сообразил, в чем дело. Все еще дуется, подумал он не без горького ехидства, разглядывая укрытую одеялом напряженную спину. Подумаешь! Разве он сказал хоть одно слово, которое не было полностью справедливым? Эта женщина – ходячая ложь! Вот и пусть смотрит свои кошмары или не спит всю ночь, чтобы не видеть снов.
Тем не менее он остался поблизости от Сэйбл, прислушиваясь к ее дыханию и втайне надеясь, что его помощь понадобится снова. Это были первые минуты близости с момента, когда они повернули к форту Макферсон. Хантер вспоминал о минувших четырех днях, как о самых долгих в своей жизни. Неужели бывает так, думал он, потирая колючий от щетины подбородок, чтобы человек был все время рядом, но ты все равно скучал по нему, словно он за тысячу миль?
Что же делать? Затеять новую ссору, просто чтобы услышать ее голос при свете дня? Но что хорошего это даст?
Если бы только можно было изменить прошлое, перечеркнуть жизнь, которую он вел до сих пор! Тогда их отношения могли бы стать совсем иными, совсем.
«Ложись спать, Хантер Мак-Кракен. Помни о том, что эта женщина – всего лишь эпизод в твоей жизни, а эпизоды рано или поздно кончаются».
Он забрался под одеяло и расслабился с тяжелым вздохом. О сне не могло быть и речи. Он потому и услышал крик Сэйбл, что давно лежал без сна. Кошмары случались не только у нее.
Ной Кирквуд сделал вид, что поправляет головной убор, при этом разглядывая пару, сидящую на лошади капитана Мак-Кракена. Женщина ехала на крупе, позади проводника, как и все предыдущие дни. Лейтенант был уверен, что у нее болит каждая мышца, но держалась она стоически. Несмотря на упорное молчание, было заметно, что она очень сердита. Делая им на привалах перевязку, она не поднимала глаз выше подбородков – не только капитана, но и его, из чего Ной сделал вывод, что на него тоже дуются. На свои синяки и ссадины она не обращала внимания, и это было искренно. Пару раз лейтенант открывал было рот, чтобы обратить на это ее внимание, но благоразумно придерживал язык. Он чувствовал, что подобная забота не будет принята благосклонно, и продолжал молча созерцать синяки на лице и шее женщины, с течением времени превратившиеся из черных в желто-зеленые.
Впрочем, он и капитан тоже являли собой непрезентабельное зрелище. В форте, наверное, будет переполох, когда они появятся у ворот, думал Ной мрачно. Хорошо хоть, у них оставалась кое-какая пища, и запас воды удавалось время от времени пополнить. В связи с этим лейтенант не раз задавался вопросом, когда их добровольная сестра милосердия ест и пьет. Ему ни разу не удавалось застать ее за этим занятием.
Местность становилась все более знакомой. По тропе тянулся длинный караван крытых фургонов, и лейтенант с трудом сдерживал желание пустить лошадь в галоп и обогнать их, остановившись прямо под стенами форта.
Макферсон был невелик, но стратегически важен. Он располагался в точке слияния рек Южный и Северный Платт. Когда-то их бороздили только пироги индейцев, выслеживающих дичь, но с тех пор, как в водах реки отразились стены форта, этому был положен конец.
Приостановившись, когда Макферсон показался на горизонте, Ной не удержался и удивленно присвистнул7. За те несколько недель, которые он провел в лесах, вокруг стало заметно оживленнее! Старый Джек Морроу, как видно, прикупил еще земель к своему ранчо, потому что его ограда теперь подходила почти к самым воротам форта. Когда-нибудь хитрая бестия выручит за эту землю впятеро, а то и вшестеро, усмехнулся Ной. Однако, несмотря на суету и мельтешение гражданских лиц, присутствие военных сказывалось тоже. И неудивительно: в форте Макферсон располагались не только кавалеристы, но и две роты волонтеров.
Для лейтенанта возвращение в полк означало лечение, приличную еду и баню. За толстыми стенами форта его ожидала также безопасность, столь же вожделенная, как и все прочее. Спать по ночам спокойно, без кошмаров, под близкое дыхание товарищей по оружию, а не под вой ветра!
Кошмары, насколько он понял, видели все трое, не он один. Даже их спутница, которую капитан Мак-Кракен называл «Фиалковые Глаза». Прошлой ночью она снова кричала во сне, разбудив его (нельзя сказать, что он был очень расстроен, вырвавшись из сна, в котором его снова и снова тыкали горящей головней). Проснувшись, он завозился намеренно громко, чтобы создать у нее чувство защищенности и тем самым рассеять ее страхи. Так и случилось: женщина вскоре успокоилась и задремала снова. Ной тогда позавидовал ей, потому что сам лежал без сна до самого рассвета… Мак-Кракен тоже, насколько он мог судить.
Что-то в ее лице тревожило лейтенанта, оно казалось ему странно знакомым. Мимика? Взгляд? Манера вскидывать голову? Или походка? В своих мешковатых обносках она двигалась так, словно была разряжена в шелк и бархат и увешана драгоценностями. Это никак не вписывалось в образ скво, даже полукровки. Впрочем, почему бы и нет? Она могла быть воспитана миссионерами или семьей белых филантропов. Во всяком случае, большую часть жизни она провела не в городе, потому что вид толпы у ворот форта полностью выбил ее из колеи.
– Здесь всегда так многолюдно, кроме сезона ливней, – пояснил он сочувственно и покачал головой, когда женщина отвернулась, втянув голову в плечи.
Сэйбл была в ужасе. Сколько же здесь народу! Это превосходило все ее опасения. Фургон за фургоном, переваливаясь, как утки, тащились по колеям глубиной в половину высоты колес. Они стягивались к воротам, где царил полнейший бедлам: утомленные быки фыркали, лошади всхрапывали и ржали, женщины перекрикивались пронзительными голосами, грудные дети плакали, не переставая. Более взрослые ребятишки, на ходу выскочив из-под тента, хватали сухое дерево или зачерпывали воду из поилок для животных и снова заскакивали в свои дома на колесах. Свист бичей, крики, понукающие животных, перебранка и визг попавшихся под ноги собак сливались в невообразимый гул, сквозь который лошадь Хантера двигалась, как корабль сквозь волны бурного моря.
Но главное – вокруг были военные. Идущие по обочине дороги, пробирающиеся между повозками, едущие верхом. Кто-то из них подталкивал плечом застрявший фургон, кто-то перешучивался с девчонкой побойчее. Имя им – легион, думала она, нервно стискивая бока Хантера. Она надеялась, что выглядит не настолько встревоженной, чтобы привлечь чье-нибудь внимание.
– Ты уверена, что не хочешь пересесть вперед? – спросил проводник, не отрывая взгляда от дороги, но слегка откидываясь назад, чтобы перекричать шум.
– Уверена.
– Предупреждаю: если не проедешь хоть полмили, свесив обе ноги на сторону, в форте ты попросту не сможешь стоять, не то что ходить.
– Какая трогательная забота! Вы забываете, что ноги моей не будет в…
– Переправа здесь, – перебил Ной, указывая на брод, к которому фургоны подтягивались один за другим.
Чтобы обогнать их бесконечную вереницу, мужчины подстегнули лошадей. Круп под Сэйбл начал так сильно подпрыгивать, что она мгновенно вылетела бы с лошади, если бы не вцепилась в куртку Хантера изо всех сил. Раз за разом взлетая в воздух и снова плюхаясь онемевшим задом, она черпала силы только в проклятиях. Она была уверена, что Хантер делает это нарочно. Обе лошади дружно ступили в ледяные воды Платта.
– Зря ты все-таки не пересела вперед, – благодушно заметил Хантер.
– Я пересяду! – простонала Сэйбл, когда холодная вода сомкнулась вокруг отшибленных бедер.
– Уже поздно.
– Ублюдок! – буркнула она.
– Что я слышу! Неужели ты ругаешься, Фиалковые Глаза?
Судя по тону, он посмеивался. Не в силах сдержаться, Сэйбл ткнула его кулаком в спину. Хантер расхохотался в ответ. Ной покосился в его сторону, но он и не подумал стереть с лица широкую улыбку. Она снова разговаривала с ним, и это было безусловно радостным событием.
Лошади вынесли седоков на отлогий берег и прибавили ходу.
– Мистер Мак-Кракен! – взмолилась Сэйбл, но тому оставалось только поспевать за лейтенантом, который то и дело пришпоривал лошадь.
Они пересекли вытоптанный участок земли и приблизились к воротам форта. Сэйбл, которая могла думать только о том, что разваливается на две половинки, сразу забыла об этих пустяках, когда на ней остановился взгляд часового. Она натянула одеяло до самых глаз, делая вид, что трясется от холода. Что, если ему знакомо ее лицо?
Форт был квадратным сооружением с бревенчатыми стенами, каждая длиной в двести пятьдесят ярдов. Сэйбл прекрасно помнила, как он выглядит изнутри: когда-то она исходила его вдоль и поперек. Для нее это был всего лишь скучный, грязный, лишенный зелени и до крайности тесный городишко. Солдатские бараки, офицерские квартиры, интендантские склады, конюшни и неизбежная кузница, небольшой рынок и – чуть на отшибе – дом коменданта форта и его семьи.
В прошлом году комендантом был Ричард Кавано.
Украдкой окидывая взглядом утоптанную площадку под стенами форта, Сэйбл вспомнила, как по звуку трубы солдаты сбегают по грубым бревенчатым ступеням и выстраиваются в безукоризненные шеренги. Кто из присутствовавших при похищении Лэйн был сейчас в форте? Чтобы замять скандал, отец оформил перевод практически на всех. Но что, если гарнизон был переформирован? Вдруг кто-то из солдат вернулся? Она не имела права допустить промах.
Часовой сделал знак: проезжай – и лошадь двинулась с места.
– Мистер Мак-Кракен, остановитесь, прошу вас!
Тот не подал виду, что слышит ее мольбу. Налетел ветер, закрутив пыль, бумажки и мелкие частицы гравия.
– Прошу тебя, Хантер!
То, что Сэйбл назвала его по имени, означало, что она в полном отчаянии, но это ничего не меняло. Женщина, одна, без спутника, подвергалась тысяче опасностей. Хантер не мог позволить ей остаться за стенами форта.
– Ты не понимаешь, о чем просишь, – прошептал он, откидывая голову назад. – Будь же разумной, женщина. Оглянись вокруг!
Вокруг теснились стоящие на приколе ветхие фургоны, наспех построенные шалаши и драные брезентовые палатки. Кого тут только не было! Бородатые торговцы, разложившие свой незатейливый товар, измотанные дорогой люди, жаждущие пополнить запас продовольствия, даже рабочие-китайцы со строящейся через ущелье Платт железнодорожной ветки. Воздух наполняла густая вонь немытых тел, дешевой стряпни и отхожих мест.
Женщины были повсюду. Красивые, подчеркнуто чувственные, они бродили по этому новому Вавилону в корсетах и нижних юбках, зазывая прохожих в свое непрезентабельное жилье. Очевидно, такие понятия, как гордость и стыд, были тут не в чести. Сэйбл покосилась на Хантера и с облегчением поймала его равнодушный взгляд: бесстыжие создания не произвели на него особенного впечатления.
Чуть дальше жалкого городка белых расположились сотни индейцев. Было бы смешно и глупо надеяться, что Черный Волк находится среди них, но кто-нибудь из сиу мог отнести ему послание. Но что написать ему?
«У меня был твой сын, но теперь он Бог знает где, с шайеном-полукровкой. Путь к нему знает только мой сварливый проводник, но скажет ли он, я понятия не имею».
И Черный Волк появится, конечно, – чтобы пристукнуть ее, хоть она ему и свояченица.
Пока Сэйбл размышляла, ворота форта приблизились, зияя жадной пастью. Нужно было решаться. Там, внутри, она скорее всего будет узнана и схвачена. Значит, нужно найти в себе мужество провести ночь среди сброда, расположившегося под стенами форта. Словно нарочно для того, чтобы затруднить ей выбор, начало накрапывать. Сэйбл по опыту знала, что изморось скоро превратится в настоящий дождь. Что ж, пусть ей будет хуже! Она подхватила края одеяла и приготовилась спрыгнуть с лошади, независимо от желания Мак-Кракена.
В этот момент несколько военных сразу узнали лейтенанта Кирквуда и бросились к нему. Сэйбл как раз отпустила куртку Хантера, когда его лошадь отпрянула назад. В результате ее выбросило с крупа в ближайшую мелкую и вязкую лужу. Обернувшись, Хантер увидел ее сидящей посреди дороги с ошеломленным выражением на забрызганном грязью лице.
– Доигралась, – прокомментировал он.
Слишком расстроенная, чтобы огрызаться, Сэйбл попробовала встать. Ноги ее тотчас подогнулись, и она снова плюхнулась в лужу с омерзительным чавкающим звуком. Все то, что она при этом чувствовала, выразилось в ее уничтожающем взгляде. Вместо того чтобы броситься на помощь или хотя бы подать ей руку, свесившись с лошади, этот человек, ее проводник, обратился к одному из часовых! Потом, не оглядываясь, он направил лошадь во двор, где и спешился как ни в чем не бывало.
Сэйбл собралась с силами и снова попыталась подняться. Ноги казались ей похожими на двух бескостных змей, извивающихся во все стороны. Сознавая, что с широко расставленными ногами выглядит непристойно, она тем не менее ничего не могла с этим поделать. Ноги просто-напросто не желали ее держать.
Покачиваясь и подергиваясь, Сэйбл сквозь ресницы посмотрела на Хантера. Он ухмылялся, этот мерзавец! Улучив момент, когда он исчез в дверях ближайшего строения, она собралась с силами и заковыляла обратно к воротам.
