Текст книги "Смятение сердца"
Автор книги: Эми Фетцер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)
Глава 20
Проклятый сукин сын!
Хантер шел, сжимая кулаки, которые с удовольствием обрушил бы на физиономию коменданта Мейтланда. Этот человек по какой-то причине жаждал обвинить сиу во всех смертных грехах, и бесполезно было что-то ему доказывать. Тем не менее его совершенно не касалось, кто такая Сэйбл и откуда она явилась. Его любопытство было тем более опасным, что она явно скрывалась от кого-то. Возможно, ее преследовали, но Хантер понятия не имел, что делать и от кого ее защищать.
Придется получить от нее ответы на кое-какие вопросы, даже если их нужно будет буквально вытрясти.
Раздраженный сверх всякой меры, Хантер шагал по дощатому тротуару, разбрызгивая мелкие лужицы и грязь. Частично его защищали от дождя брезентовые тенты над дверьми, но они попадались редко, а дождь лил уже как из ведра. За ворот текло, и это не улучшало настроения.
Проклятие! Надо было сразу подтвердить, что скво – его жена. Он не сделал этого потому, что думал о ее треклятой щепетильности. Может, ее больше устроит считаться шлюхой!
Где-то неподалеку раздался сдавленный испуганный возглас. Хантер вздрогнул, ускорил шаг и встревоженно оглядел едва освещенную улочку. Кто еще мог верещать ночью, под дождем, кроме Сэйбл? Вскоре он оказался напротив здания почтового отделения, где под тентом сгрудились несколько солдат. Судя по захлебывающемуся смеху и невнятным голосам, они были в хорошем подпитии. Они развлекались тем, что передавали по кругу индианку, словно это была бутылка спиртного, грубо лапали ее, смачно целовали взасос, облизывали ей лицо. Единственной индианкой внутри стен форта была Сэйбл.
Разумеется, она отбивалась и даже пару раз заставила своих мучителей крякнуть от боли, но перевес был слишком значительным, к тому же она была измотана долгой дорогой.
Приблизившись, Хантер без долгих разговоров пустил в ход кулаки, радуясь возможности излить накопившийся гнев. Любители поразвлечься разлетелись в стороны, как тряпичные куклы. Воспользовавшись этим, Сэйбл подхватила с земли одеяло и накрылась с головой, прижавшись к бревенчатой стене.
– Это я, пойдем отсюда, – громко сказал он на шайен. Сэйбл сразу узнала его голос и бросилась к Хантеру, словно ее подстегнули.
– Чтобы духу вашего здесь не было, иначе я подам на вас рапорт, – прорычал он, обращаясь к приунывшим весельчакам.
Те не заставили просить себя дважды и вскоре исчезли за углом, волоча одного из товарищей, которому особенно не поздоровилось. Хантер потянул Сэйбл к гостинице. Он все еще не остыл и спросил зло:
– Какого черта ты не убежала? Не видела, что они пьяны и на все способны?
– Что? – возмутилась Сэйбл, сдвигая с лица мокрый и грязный край одеяла. – Я же еще и виновата?
– Надо быть совсем без мозгов, чтобы шататься ночью по улицам, привлекая внимание всех окрестных выпивох!
– Да, конечно! Как это справедливо! Я и вправду совсем без мозгов и как раз поэтому оказалась внутри форта, где полно солдатни и где индианку не считают за человека! Вы, наверное, думали, что ваше имя научит всех и каждого хорошим манерам?
Хантер сразу остыл. Действительно, в случившемся было гораздо больше его вины, чем ее. Тем не менее он решил оставить последнее слово за собой.
– А ты и не знала, что индейцев нигде не принимают с распростертыми объятиями? Где же ты провела последние десять лет, женщина?
– Не ваше дело!
Но и Сэйбл чувствовала правоту проводника. Откуда ему было знать, что ей просто не пришло в голову: на нее могут наброситься солдаты, те самые люди, которые годы и годы защищали ее! Для них она всегда была дочерью Ричарда Кавано. Именно поэтому она так гордо шла по улице и вовсе не собиралась обходить стороной пьяную компанию.
Она как раз обдумывала, какую еще резкость сказать Хантеру, когда кто-то окликнул его по имени. Он остановился, заставив ее остановиться тоже, потом отстранил с неожиданной резкостью. Что-то не так, встревожилась Сэйбл. Она почувствовала, как напрягся Хантер.
– В твоих интересах не произносить ни слова, – прошептал тот, не отрывая взгляда от приближающегося коменданта. – Иди прямо в номер и не поддавайся, если тебя попытаются остановить.
Ну и денек, подумал Хантер. Мейтланд никак не желал оставить его в покое. Он посмотрел на Сэйбл и заметил тревогу на ее лице.
– Не волнуйся, я тебя не выдам.
– Мак-Кракен! – взревел полковник. – Я являюсь комендантом этого форта, и все здесь подчиняются моим приказам! Пока я не разрешу, вы шага не ступите!
Склонив голову с видом полного послушания, Сэйбл заспешила к гостинице. Когда она пробегала мимо полковника, тот схватил ее за руку и повернул к себе. Она окаменела в ледяном испуге.
– Держите руки от нее подальше! – зарычал Хантер, приближаясь.
– Как ваше имя, мисс? – спросил Мейтланд, не обращая на него внимания.
Его тон был неожиданно мягок, полон уважения, и это перепугало Сэйбл сильнее, чем любая грубость. Хантер тоже усмотрел в этом причину для тревоги.
– Отвечайте, – настаивал полковник. Хантер вклинился между ними, отбросив руку Мейтланда и оттолкнув Сэйбл за пределы его досягаемости.
– Она не понимает по-английски.
Сэйбл ухватилась за возможность броситься прочь. Ее охватила ужасная паника: кому, как не ей, было знать, насколько велика власть коменданта форта и как дорого обходится выступить против него.
Дождь продолжал хлестать по глинистой земле, все больше превращая ее в болото. Было очень скользко, Сэйбл несколько раз поскользнулась, потеряла равновесие и едва не упала. Даже ступени гостиницы были сплошь покрыты водой. Остановившись на пороге, чтобы отряхнуть с ботинок комки глины, она добилась лишь того, что в грязи оказался весь подол юбки. Ничего не оставалось, как войти внутрь в том виде, в каком она была.
В «вестибюле», кроме клерка, били баклуши трое мужчин. При виде Сэйбл они прекратили ленивую беседу и уставились на нее во все глаза. Ссутулившись, она направилась прямо к лестнице, но ей заступил дорогу крепыш с пышными бакенбардами.
– Краснозадым хода нет, – осклабился он, а когда Сэйбл молча показала ключ, немедленно выхватил его. – Где ты это взяла?
– Пф-ф! Дураку ясно, – поддержал его приятель. – Пит вздремнул, а сучонка прокралась и стащила ключ.
После того как Мак-Кракен объявил полковнику, что она не говорит по-английски, Сэйбл оставалось изъясняться на шайен. Она не решилась на это из страха, что кто-то из присутствующих знает этот язык. Крепыш передал ключ подоспевшему клерку, а когда Сэйбл протянула руку, тот быстро его отдернул, гнусно похохатывая. Было нетрудно догадаться, что ее ждет. Сэйбл еще раз попробовала нырнуть на лестницу, хотя без ключа в этом не было смысла. Клерк позволил ей миновать его, но набросился сзади, ловко сунув руку под одеяло и ухватив за волосы.
– Ты слышала или нет: краснозадые не допускаются! – прошипел он и дернул изо всех сил.
Боль была такой, что из глаз Сэйбл брызнули слезы. Она попробовала освободиться, но не сумела. Не скрывая злобной радости, клерк поволок ее к двери. Одеяло сбилось на сторону, угрожая соскользнуть совсем и открыть на всеобщее обозрение волосы, весьма далекие цветом от волос индианок. Собравшись с силами, Сэйбл запустила ногти в руки клерку. Раздался крик боли, и она оказалась свободна. Пользуясь тем, что он разглядывает царапины, она как следует пнула клерка ногой в колено. Скучающая троица дружно захохотала.
– Ах ты грязная шлюха! – завопил клерк не столько от боли, сколько от злости на то, что глупо выглядел в глазах зрителей.
Он изо всех сил толкнул Сэйбл в открытую дверь. Она запуталась в юбке, не устояла на ступенях и плашмя свалилась в грязь. Одобрительное ржание выплеснулось на улицу, прежде чем дверь захлопнулась с громким стуком. Несколько минут Сэйбл лежала не двигаясь. Возможно, это и к лучшему, никто не полезет в грязь только затем, чтобы еще раз ее обидеть. Но ледяная вода, просачивающаяся сквозь одежду, заставила ее сесть в луже, а потом и кое-как встать. Мокрая юбка затрудняла движения, подол был покрыт сплошным слоем вязкой глины. Ладонью счистив грязь с лица, Сэйбл попробовала вытереть руку об одежду, но только сильнее выпачкала ее. Доковыляв до ближайшего закоулка, она прислонилась к стене в полной темноте, кусая губы, чтобы не заплакать в голос, как ребенок. Ноги тряслись и подкашивались. Кончилось тем, что она сползла по стене, усевшись прямо на землю, обхватила колени руками и уткнулась в них лицом. Она была мокрой насквозь и даже не чувствовала своих слез. С крыши текло, попадая прямо за шиворот. Она сидела, скорчившись, и дрожала всем телом.
Ей хотелось кричать во весь голос. Хотелось одну за другой бить об пол тарелки. Но больше всего ей хотелось вымыться горячей водой, заползти в постель под толстое одеяло и просто ждать, когда весь этот кошмар кончится.
Когда Маленький Ястреб будет в безопасности, а Лэйн воссоединиться с мужем, думала Сэйбл, сама она уйдет в монастырь, самый далекий, где-нибудь в пропеченном солнцем мексиканском захолустье. Сейчас такая идея выглядела донельзя заманчивой.
Быстрая Стрела обходил населенные районы как можно дальше, понимая, что его особа привлечет повышенное внимание. Индеец с ребенком на руках был сам по себе необычным явлением, а если добавить к этому двух лошадей, мула и козу!.. Распроклятое животное тащилось позади, временами жалобно блея. Ну как тут было не поднять на ноги всех и каждого? В довершение всего по одежде в нем сразу узнали бы шайена, тогда как вокруг простиралась территория сиу. Это были владения Черного Волка, и белые уважали его права, хотя никто из них не видел его воочию. За исключением Хантера, конечно.
Быстрая Стрела осматривал окрестности из гущи кустарника, покрывающего холмы. Маленький Ястреб удобно расположился в гнезде из одеял, было видно, как он шевелит ножками внутри своего уютного кокона. Индеец лежал на животе, держа перед глазами видавший виды бинокль. Впереди просматривалась бревенчатая хижина. Быстрая Стрела считал, что это ненадежное строение символизирует попытку Хантера вернуться к нормальной жизни. Это было нечто реальное в мире грез, где он пребывал вот уже пять лет. Однако четыре стены были для него тем же, чем клетка – для вольной птицы. Он предпочитал бродить по свету, лелея свою боль и чувство вины, словно стоило ему остановиться, и он немедленно утратил бы остатки человеческого. Столкнувшись однажды с Хантером, Черный Волк встретил в нем равного противника. Стычка почти закончилась гибелью обоих, и только находясь на грани смерти, Хантер позволил проснуться своему инстинкту самосохранения. Он вспомнил также и о жалости и вернул вождя сиу к жизни. Черный Волк не остался в долгу. Он дал Хантеру имя Бегущий Кугуар, которое сиу уважали теперь не меньше, чем имя вождя. Их тайная дружба длилась до сих пор.
Как и предполагал Быстрая Стрела, безмятежный покой обширной поляны вскоре был нарушен небольшой группой пропыленных кавалеристов, которые осторожно приблизились к хижине и спешились у двери. Двигались они четко, как на параде.
– Как по-твоему, что им здесь нужно, маленький воин? – прошептал индеец, обращаясь к ребенку, который вот уже несколько дней был его единственным собеседником.
Ответом, как обычно, было бульканье и гугуканье.
– Вот и я так подумал.
Им нужен был Хантер, это не оставляло сомнений. Офицер обратился к заросшему до самых глаз трапперу – очевидно, проводнику. Тот махнул рукой на хижину, потом на пустошь, простирающуюся до самых холмов.
– Их за милю видно, олухов, – пренебрежительно заметил Быстрая Стрела, – да и слышно тоже. Надо бы научить их сливаться с местностью. Не хочешь заняться этим?
Бульканье, гугуканье в ответ.
– Я тоже не хочу.
«Где тебя носит, Хантер Мак-Кракен? – подумал Быстрая Стрела. – Бери ноги в руки и скорее сюда!»
Повернувшись к Маленькому Ястребу, он отстранил сухую травинку, щекочущую крохотный нос, протер быстро моргающие, всегда удивленные глазенки. Интересно, что он видит, этот кроха, если в столь юном возрасте вообще видят?
Индеец не имел ничего против того, чтобы заботиться о ребенке, но его тревожил необычный наплыв кавалеристов в эти места. Если они выслеживали Черного Волка и его людей, в этом не было ничего удивительного, кроме, разве что, их усилившейся активности. Гораздо хуже, если их интересовала женщина с ребенком. Впрочем, армия могла гоняться сразу и за теми, и за другими. У нее весьма широкий круг интересов, у армии. Эта мысль заставила Быструю Стрелу криво усмехнуться.
Из осторожности он решил укрыться в скалах и затаился там, покачивая Маленького Ястреба и рассеянно поглаживая его темные волосики. Он думал о белой женщине в обличье индианки, которую Хантер называл Фиалковые Глаза.
Жива ли она? Это возможно, но не обязательно. В любом случае, кто она такая и как оказалась на индейской территории? Во всем этом есть какая-то тайна – мрачная тайна, судя по постоянному страху в глазах цвета лаванды. А вдруг женщина мертва? Что тогда делать с ребенком? Неизвестно даже, кто его отец… хотя… на ум приходит одно довольно интересное предположение…
За несколько дней, проведенных в обществе Маленького Ястреба, индеец сделал два неожиданных открытия. Во-первых: оказывается, он любит детей, хотя с готовностью уступит первому, кто выразит желание, сомнительное удовольствие менять испачканный мох. Во-вторых: материнство – это тяжелый, постоянный и неблагодарный труд. Быстрая Стрела теперь иначе смотрел на женскую долю, воспылав иным, новым уважением к женщинам, особенно к своей матери.
Быстро темнело. Индеец огляделся, сдвинув брови.
Это был канун новолуния, пятый день с момента похищения белой женщины. Если в ближайшее время ни Хантер, ни таинственная «индианка» не явятся к хижине, придется вплотную задуматься о дальнейшей судьбе Маленького Ястреба.
Дождь, как видно, не собирался уняться. Когда Хантер вел свою лошадь под уздцы к кузнице, сапоги приходилось с чавканьем выдирать из глины, а с полей шляпы струился настоящий поток. Мысли его были не слишком радостными. Правда, сразу после стычки с полковником Хантер чувствовал некоторое удовлетворение: он сумел защитить Сэйбл и то, что она скрывала. Но чем дальше, тем настойчивее маячила на горизонте необходимость выяснить правду. Он надеялся, что его подопечная в этот момент принимает горячую ванну, насчет которой он распорядился заблаговременно.
При мысли о поднимающемся над водой парке Хантера пробрала дрожь, и он втянул голову в плечи, рукой придерживая ворот куртки у горла.
Хорошо бы оказаться сейчас в лохани вместе с Сэйбл!.. Но вряд ли это было возможно. Она бы устроила такой тарарам при одном только намеке на подобное!
Хантер хмыкнул и направил все свое внимание на кузницу, к которой приближался.
Внутри глинобитного строения было совсем темно, лишь в самой глубине теплилась масляная плошка да ровно тлели угли в примитивном горне, представлявшем из себя круглый очаг, выложенный по бокам булыжником. Рядом маячила массивная человеческая фигура. Очевидно, кузнец взялся за мехи, петому что угли вдруг ярко вспыхнули. В темноте обрисовались громадные лоснящиеся мышцы плеча и руки.
– Эй, кузнец, есть работа, – окликнул Хантер, осторожно обходя горн.
– Работе завсегда рады, – послышался довольно приветливый ответ.
Кузнец ненадолго исчез в полной темноте, появившись снова с длинными щипцами, в которых была зажата подкова. Сунув ее поглубже в угли, он поворошил их, заставив снова ярко вспыхнуть.
– Стыдоба какая, скотину так-то мучить, – укорил он, оглядев усталую и наскозь мокрую лошадь, подрагивающую всем телом.
– Так уж получилось, – буркнул Хантер, снимая седло и бросая в узкий проход между стеной и лошадиным стойлом.
– Моя наука, значится, не пошла впрок.
И в лицо Хантеру впечатался здоровенный кулак. Боль в едва зажившей челюсти была ужасающей, а удар – таким сокрушительным, что Хантера пронесло по воздуху пару шагов «швырнуло на кучу слежавшегося сена. Там он и остался валяться, ошеломленно моргая и с трудом приходя в себя. Кузнец безмолвной глыбой навис над наковальней, не делая попыток продолжить избиение. Лошадь тихо заржала, словно зритель, который от души веселится, и подтолкнула хозяина мордой. Наконец Хантер нашел в себе достаточно сил, чтобы усесться. Осторожно двигая челюстью и бессознательно проверяя языком, не выбит ли зуб-другой, он помотал головой – в ушах как следует звенело.
– За что, черт возьми?
– Этот тычок тебя давно дожидается. Вспомни-ка свою матушку, святую женщину – за пять лет ни единой весточки, охальник ты эдакий!
– Откуда ты знаешь мою мать? – удивился Хантер, всматриваясь в широкогрудую фигуру, едва подсвеченную тлеющими углями. – Неужели… неужели старший сержант?
Он поднялся на подкашивающихся ногах.» Тычок «, нанесенный кузнецом, лишил его тех немногих сил, которые еще оставались. Хорошо, что он не попытался дать сдачи!
– Хе-хе! Кому ж еще быть, как не мне?
– Дугал Фрейзер! Старший сержант Дугал Фрейзер, подумать только! – Хантер отвернулся, сплюнул скопившуюся во рту кровь и заковылял к кузнецу.
Он снова сплюнул кровью. Дугал чертыхнулся.
– Эх-ма, сдуру не рассчитал силу-то. – Качая головой, он подхватил чистую тряпку и обмакнул в ведро с водой. – Ничего, один тычок еще никого не угробил. А врезать тебе надо было, чтоб дурь из головы повытряхнуть. Да-а, пустил тебе кровя, как свинье по осени.
Выжав тряпку в здоровенном кулачище, на который Хантер продолжал коситься с опаской, кузнец протянул ее с самым благодушным видом.
Хантер поскорее прижал тряпку к подбородку. Несмотря на то, что там продолжало сильно саднить, он улыбнулся, меряя взглядом внушительную фигуру своего бывшего подчиненного и ближайшего соседа родителей. Несмотря на холод, свободно проникающий в широко распахнутые двери конюшни, выше пояса Дугал был прикрыт только брезентовым фартуком и весь лоснился от пота. Волосы, которые при свете дня пламенели морковно-рыжим и потому когда-то служили противнику наилучшей мишенью, отросли ниже плеч. Хантер нашел, что, кроме длины волос и густых усов, в сержанте за пять лет мало что изменилось.
– Как поживает отец?
– Ты бы и сам распрекрасно знал, если б взял за труд писать хоть раз в год!
– Прекрати, Дугал. – Хантер отмахнулся от нравоучений и занялся лошадью, обтерев ее тряпкой, которую только что использовал в виде компресса. Не оборачиваясь, он буркнул:
– Я не могу писать им.
– По-другому сказать, не хочешь. Хоть бы словечко, разрази тебя гром! Мать с ума, сходит, ночи не спит.
Рука Хантера замерла на лошадином крупе. Острое чувство вины было едва ли слабее» тычка «, нанесенного Дугалом.
– В последнее время я для них – неподходящая компания.
– Зато самая раз подходящая для индейской девчонки.
– Откуда ты знаешь про индейскую девчонку? – насторожился Хантер.
– Да почитай весь форт знает. – Дугал повернулся к горну, извлек клещами подкову, светящуюся красным, и повертел перед глазами, проверяя на готовность для ковки. – У нас тут место новостями небогатое, особливо такими. Будет теперь бабьей болтовни до самого Рождества!
Он сунул подкову назад в угли. Пока Хантер развешивал куртку поближе к огню, он порылся в коробке на дощатом столе, достал оттуда серебряную фляжку и помахал ею с заговорщицким видом.
–» Даосская Молния «, так-то вот.
С этими словами он примостился на широком каменном барьере, опоясывающем горн, и сделал приглашающий жест Хантеру.
– Жидкий яд? – усмехнулся тот, охотно пристраиваясь рядом с кузнецом у огня.
– А теперь скажи, как-таки твои дела.
– Дерьмово.
Дугал осклабился и дал ему дружеского тычка, от которого Хантер едва не свалился на угли. Чудом удержав равновесие, он принял фляжку и сделал хороший глоток. Ему показалось, что в горло полился расплавленный свинец. Он успел забыть, как действует этот вид спиртного на пустой желудок.
– Так, значится, ты связался с индианкой… Не думал я дожить до такого дня.
– Все даже хуже: она просто мне платит за работу.
– Неважнецкие у тебя дела, паря, – заметил Дугал, приглаживая густые усы – очевидно, предмет его гордости.
– И просвета пока не видно, – согласился Хантер со вздохом.
Он долго смотрел на монограмму, выгравированную на боку фляжки, потом снова отпил из нее, по привычке отерев рот тыльной стороной ладони. В это время Дугал внимательно его рассматривал. В последний раз он видел его выходящим на подкашивающихся ногах из ворот тюрьмы. Похоже, прямиком оттуда он направился на индейскую территорию, где и затерялся на пять лет.
« Зря ты так изводишь себя, паря, – хотел сказать бывший сержант. – Я видывал и похлеще, чем то, что выпало на твою долю. И я знаю, что те, кто прошел через ад, рано или поздно должны воротиться к нормальной жизни. На воине как на войне, паря, и виноватых тут нет (точно так же, как виноват каждый из нас). Ты прав, командир отвечает за боевой дух солдат, за их храбрость на поле боя. Только он не в ответе за того, кто чересчур слаб, чтобы встать из грязи, куда его макнули, и жить дальше «.
Но он промолчал.
Наконец Хантер заметил, что является предметом пристального внимания, и это ему не понравилось. Взгляд Дугала буравил его, как невидимый вертел. Он решил отвлечь кузнеца и широким, жестом обвел помещение:
– Что же ты не расскажешь, Дугал, как оказался здесь? Наверное, за пять лет многое успело случиться?
– Да вот, живу, хлеб жую. Сам же на него и зарабатываю – ежели, скажем, ты не заметил.
Дугал отстранил протянутую фляжку, да и Хантера заодно, и взялся за щипцы. Вскоре от подковы, уложенной на наковальню, полетели фонтанчики искр, похожих на крохотные звезды. Он задал хороший темп, в то время как Хантер зачарованно наблюдал за процессом с безопасного расстояния.
Наконец Дугал опустил подкову в ведро с водой. Раздалось шипение, от воды поднялось облако пара.
– Дело было так, – вдруг сказал он. – Как объявился тут парнишка один – Черный Волк, слыхал? – народ военный все патрулирует, а ковать, значится, некому. Под боком железная дорога строится, опять же оси вагонные… Ну я и вызвался в кузню-то… – Дугал глянул исподлобья и добавил:
– В штатском, значится, качестве.
– А как тебе комендант Мейтланд?
– Больно крутенек, – невесело усмехнулся кузнец, достал из ведра выкованную подкову, посмотрел на нее с неожиданным отвращением, потом отбросил ее в сторону вместе со щипцами, тем самым закругляясь с работой на этот день. – Он, Мейтланд-то, жену потерял, когда краснокожие ребятишки налетели на поезд, что в Лереми шел. Теперь, значится, кровной мести желает. Ты свою девчонку далеко от себя не отпускай.
– Жена Мейтланда была убита? – уточнил Хантер, пытаясь связать с этим событием странный интерес полковника к Сэйбл. – Он же не думает, что вернет ее, если сотрет племя сиу с лица земли?
– Чужая душа – потемки, паря. Кое-кто разок в жизни поскользнется, так до смерти и не оклемается. – Дугал многозначительно посмотрел на собеседника, надеясь, что тот правильно поймет намек.
Хантер и вправду понял, пронзив кузнеца мрачным взглядом. Хмыкнув, тот поднял фляжку, запрокинул ее повыше и почти ополовинил в несколько глотков. Потом начал озираться, словно не был уверен, что они одни в кузнице. Хантер приготовился услышать интересные новости.
– Слыхал я, он охотится за дитем одного индейца… слышь, из тех, кто промышляет с Черным Волком.
– Что?! – вырвалось у Хантера, и он вскочил с каменной стенки. – Проклятие! Черт бы его побрал! Какого дьявола ему нужно от ребенка?
– Э, э, паря, шотландцу так чертыхаться не к лицу! – возмутился Дугал. – Что это на тебя наехало? Ты мне вот что скажи, Хантер Далмахоу Мак-Кракен… – Тот передернулся, услышав свое второе имя. – Скажи, откуда мне знать, на кой ляд все это Мейтланду? Это ж не он мне нашептал на ушко про дитенка-то. Солдаты болтают спьяну, а я, значится, мотаю на ус.
Хантер начал шагать взад-вперед по свободному пятачку посреди кузницы. Лошади ответили на его метания беспокойным ржанием, затопали копытами.
– Да угомонись ты, паря! – не выдержал Дугал, когда ему начало казаться, что в земляном полу вырисовывается борозда.
– Вот что. – Круто развернувшись, Хантер ткнул пальцем в свежий шрам на щеке. – Это мне нарисовали пауни, а Мейтланд хочет все свалить на сиу. Он предложил, мягко выражаясь, чтобы я изменил свой рапорт.
– А как же! Кровную месть всегда прикрывает здоровенная куча бумажек – рапортов всяких и прочего. Уж больно вы, начальство, их любите, – ехидно заметил бывший сержант.
Невесело рассмеявшись, Хантер присел рядом с Дугалом. Ему отчаянно хотелось подробно обсудить с ним ситуацию, но даже и без того разговор был облегчением. В прежние времена сержант знал о Хантере все. Этому человеку смело можно было довериться.
– А что ты обо всем этом думаешь, Дугал?
– Хм… кое-кто болтает, что в том году краснокожие прихватили во время рейда белую девчонку.
Хантер рассеянно кивнул, потирая заросший подбородок.
– Армия ее отбила через пару-тройку месяцев. – Кузнец вдруг захихикал. – Уж так она тогда брыкалась, будто ее черти в пекло волокли.
– А что за племя ее захватило? Уж не Черный ли Волк?
Кузнец кивнул. Ухмылка на его лице исчезла, брови сошлись на переносице.
– Как там да что, сказать тебе, паря, не могу – больно тут не любят разговоров про это дело, особливо Мейтланд, – а только ходит слух, что девчонка эта вскорости разрешилась дитем… от одного, значится, индейца. Так вот, армия много чего готова сделать, чтобы дитенка этого заполучить.
– Чтобы ловить на него Черного Волка, как на наживку, – процедил Хантер, сжимая кулаки с такой силой, что побелели костяшки.
– Смотри-ка, – заметил кузнец, снимая фартук и вешая его на гвоздь, – хоть и жил ты в дикости, а мозги у тебя не проржавели. Армия вот что думает: из-за бабы, будь она белее белого, индейцу кровь в башку не кинется и драку он не затеет.
На этом он умолк и долго плескался над ведром, не обращая внимания на Хантера, который варился от нетерпения на медленном огне. Наконец дошла очередь до рубашки. Застегивая ее, Дугал подошел к гостю вплотную.
– А вот за свою плоть и кровь – очень даже кинется, – сказал он, словно и не прерывался, – особливо ежели это мальчонка.
Кровь бросилась Хантеру в голову.
« Из-за бабы индеец в драку не кинется… будь она белее белого «.
Белая женщина.
Ребенок-полукровка.
Господи Боже!
Насколько он знал Черного Волка, тот мог перевернуть небо и землю ради сына одного из своих воинов.
Армия тоже могла перевернуть небо и землю ради этого ребенка.
Ребенка Сэйбл.
