Текст книги "Боевой гимн матери-тигрицы"

Автор книги: Эми Чуа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава 34 Окончание

 Недавно в нашем доме прошёл официальный обед для судей со всего мира. Один из плюсов работы профессором Йеля заключается в том, что ты можешь встретить некоторых потрясающих людей – величайших юристов наших дней. За десять лет конституционный семинар в Йеле подарил Верховному суду судей из десятков стран, в том числе и из США.

Чтобы развлечь гостей, мы пригласили преподавателя Софии Вей-Йи Янга исполнить часть программы, которую он подготовил для знаменитой серии фортепианных концертов Горовица в Йеле. Вей-Йи великодушно предложил, чтобы его юная ученица София тоже выступила. Ради смеха учитель и ученица также могли бы сыграть дуэтом пьесу “В лодке” из “Маленькой сюиты” Дебюсси.

Я была невероятно взволнована, нервничала из-за этой идеи и с нажимом сказала Софии: “Только не провали. Все зависит от твоего выступления. Судьи приедут в Нью-Хейвен послушать талантливую школьницу. Если ты не будешь сногсшибательно совершенной, то мы их оскорбим. Так что бегом к роялю и не отходи от него”. Думаю, во мне все ещё осталось немного от китайской матери.

Следующие несколько недель мы будто воспроизводили подготовку к выступлению в Карнеги-холле – за исключением того, что на сей раз София большую часть времени занималась самостоятельно. Как и тогда, я погрузилась в её пьесы – Аллегро аппассионато Сен-Санса и полонез и “Экспромт-фантазию” Шопена, – но правда заключалась в том, что София во мне больше почти не нуждалась. Она в точности знала, что должна делать, и я лишь изредка критиковала её из кухни или со второго этажа. Тем временем мы с Джедом вынесли всю мебель из гостиной, кроме рояля. Я отскребла пол, и мы арендовали кресла на пятьдесят человек.

В вечер выступления на Софии было красное платье, и, когда она вышла на свой первый поклон, меня охватила паника. Во время полонеза я практически окаменела. Также я не могла насладиться и Сен-Сансом, хотя София сыграла его блестяще. Эта пьеса была частью изысканного развлечения, а я слишком волновалась, чтобы развлекаться. Сможет ли София сыграть все легко и чисто? Может быть, она репетировала слишком много, и теперь её руки устали? Я должна была заставить себя прекратить трястись, раскачиваться туда-сюда и механически напевать, что я обычно делаю, когда девочки выступают со сложной программой.

Но когда София играла свою последнюю пьесу – “Экспромт-фантазию” Шопена, – ситуация изменилась.

По какой-то причине напряжение во мне рассеялось, столбняк прошёл, и я могла думать только о том, что она овладела пьесой. Когда София встала, чтобы поклониться, сияя улыбкой, я подумала – вот моя девочка, она счастлива, и счастливой её делает музыка. В тот момент я знала – мои усилия были не напрасны.

София заслужила овации, а потом юристы, среди которых были те, кому я поклонялась годами, рассыпались в похвалах. Один сказал, что игра Софии была возвышенной и что он мог бы слушать её весь вечер. Другой настаивал на том, что девочке надо заниматься профессионально, поскольку будет преступлением упустить такой талант. И на удивление много гостей, которые сами были родителями, задали мне личные вопросы вроде: “В чем ваш секрет? Думаете, дело в культуре азиатских семей, где рождается так много исключительных музыкантов?” или “Скажите, София занимается потому, что любит музыку, или потому, что вы её заставляете? Просто я не могу заставить собственных детей позаниматься хотя бы пятнадцать минут”. И наконец: “А что с вашей младшей дочерью? Говорят, она выдающаяся скрипачка. Мы услышим её в следующий раз?”

Я сказала им, что изо всех сил пишу книгу, в которой отвечаю на все эти вопросы, и что пришлю им по экземпляру, когда работа будет закончена.

Примерно в то же время, когда София выступала перед судьями, я забрала Лулу с одного богом забытого теннисного корта в Коннектикуте, в часе езды от нас.

– А знаешь, мама, я выиграла.

– Выиграла что? – спросила я.

– Турнир.

– И что это значит?

– Я выиграла три матча и в финале выбила сеяного игрока (спортсмен, входящий в число сильнейших игроков основного турнира, которые не должны встречаться между собой в таблице соревнования в первых турах.). Она шла под номером шестьдесят в Новой Англии. Не могу поверить в то, что выиграла у неё!

Это застало меня врасплох. Будучи подростком, я играла в теннис, но всегда только для развлечения, с семьёй или школьными приятелями. Став взрослой, я пыталась сыграть пару турниров, но быстро поняла, что не выдерживаю напряжения спортивных состязаний. Мы с Джедом заставляли Софию и Лулу брать уроки тенниса в основном ради семейного досуга, но никогда не питали особых спортивных надежд на их счёт.

– Ты все ещё играешь среди новичков? – спросила я Лулу. – На низшем уровне?

 – Да, – ответила она дружелюбно. С тех пор как я предоставила ей свободу выбора, мы стали общаться друг с другом значительно легче. Казалось, моя боль пошла ей на пользу и она стала более терпимой и добродушной. – Но я собираюсь попробовать перейти на новый уровень в ближайшее время. Я уверена, что проиграю, но почему бы не попробовать ради смеха.

После этого, совершенно неожиданно, Лулу сказала: “Я так скучаю по оркестру”.

За следующие шесть недель она выиграла три турнира. На последних двух я наблюдала за её игрой, поражаясь тому, каким метеором она была на корте, как неистово она отбивала, какой сосредоточенной казалась и как не позволяла себе сдаться.

Поскольку Лулу побеждала, соревнования становились все более жёсткими. На одном из турниров она проиграла девочке, которая была в два раза крупнее. Когда Лулу вышла с корта, она по-доброму улыбалась, но, сев в машину, сказала: “В следующий раз я её сделаю. Сейчас я ещё не в форме, но скоро стану лучше”. Затем она спросила меня, не смогу ли я записать её на дополнительные уроки по теннису.

На следующем занятии я наблюдала, как Лулу отрабатывает свой удар слева – с вниманием и упорством, которых я никогда в ней не замечала. После она спросила меня, не куплю ли я ей побольше мячиков, чтобы она продолжила тренировку, и мы остались ещё на час. По дороге домой, когда я сказала ей, насколько лучше стал её удар, она ответила: “Нет, я все ещё бью неправильно. Мы сможем поехать на корт завтра?”

У неё такой драйв, подумала я про себя. Она такая... напористая.

Я поговорила с инструктором Лулу по теннису: “Ведь невозможно, чтобы она стала по-настоящему преуспевающей теннисисткой, так? Я имею в виду, что ей тринадцать, а после десяти лет уже слишком поздно начинать тренироваться, – я слышала о популярности теннисных академий и четырёхлетках с личными тренерами. – К тому же она слишком маленького роста, как и я”.

– Важнее всего то, что Лулу любит теннис, – очень по-американски сказал инструктор. – И у неё невероятная работоспособность. Я никогда не видел никого, кто развивался бы так быстро. Она потрясающий ребёнок. Вы с мужем отлично потрудились над ней. Она никогда не выкладывается меньше чем на сто десять процентов и всегда так жизнерадостна и вежлива.

– Вы, должно быть, шутите, – ответила я. Но дух мой воспарил. Может быть, в действие вступил китайский круг добродетели? Может быть, я просто выбрала для Лулу не тот вид деятельности? Теннис, очень респектабельный вид спорта, не то что боулинг. В конце концов, Майкл Чанг (Американский теннисист китайского происхождения. Самый молодой в истории победитель Открытого чемпионата Франции.) играет в теннис.

Я начала приспосабливаться. Я ознакомилась с правилами и процедурами USTA и национальной системой рейтингов. Я также присматривалась к тренерам и начала обзванивать округу на предмет поиска хорошей теннисной школы в регионе.

Однажды Лулу подслушала. “Что ты делаешь?” – требовательно спросила она.

Когда я объяснила, что всего лишь провела небольшое исследование, она неожиданно взбесилась. “Нет, мама, нет! – сказала она свирепо. – Не надо портить мне теннис, как ты испортила мне скрипку”.

Это ранило меня. Я отступила.

На следующий день я попробовала снова: “Лулу, в Массачусетсе есть одно место... ”

– Нет, мама, пожалуйста, остановись, – сказала она. – Я могу справиться самостоятельно. Мне не нужно твоё участие.

– Но, Лулу, нам надо всего лишь направить твои силы...

– Мне это знакомо. Я знаю тебя и слышала твои лекции миллион раз. Но я не хочу, чтобы ты контролировала мою жизнь.

Я посмотрела на Лулу оценивающе. Все свидетельствовало о том, что она похожа на меня. Иногда мне нравилось это слышать, а она категорически отрицала. Образ того, как она, трёхлетняя, стоит снаружи, непокорная и замерзшая, появился у меня перед глазами. Она неукротима, подумала я, и всегда была такой. В чем бы она ни нашла себя, она будет великолепна.

– Хорошо, Лулу, я согласна, – сказала я. – Видишь, какая я податливая и уступчивая? Чтобы преуспеть в этом мире, всегда нужно уметь приспосабливаться. Это то, в чем я особенно хороша, и то, чему тебе следовало бы у меня поучиться.

Но на самом деле я не сдалась. Я все ещё воюю, хотя мне и пришлось существенно изменить стратегию. Я стала лояльной и открытой. На следующий день Лулу сказала мне, что будет ещё меньше времени уделять скрипке, поскольку у неё есть другие интересы вроде писательства и импровизаций. Вместо того чтобы впасть в истерику, я была благосклонной и предупредительной. Я видела перспективу. Лулу может заниматься пародиями, и, хотя импровизация вовсе не китайская вещь и идёт вразрез с классической музыкой, это определённо навык. Я также надеюсь, что Лулу не сможет противостоять своей любви к музыке и однажды – может быть, скоро – вернётся к скрипке по собственной воле.

Пока же каждые выходные я отвожу Лулу на новый турнир и смотрю, как она играет. Недавно она вступила в университетскую команду по теннису – единственный ребёнок из средней школы, который удостоился такой чести. Поскольку Лулу настаивает, что ей не нужны от меня ни советы, ни критика, я прибегаю к шпионажу и партизанской войне. Я втайне вкладываю идеи в голову её тренера, пишу ей вопросы и стратегию тренировок, затем удаляю эсэмэс, так что Лулу никогда их не увидит. Иногда, когда Лулу меньше всего этого ожидает – за завтраком или когда я говорю ей “спокойной ночи”, – я неожиданно кричу: “Больше ударов с лета” или “Не двигай правой ногой во время подачи”. Лулу затыкает уши, мы ссоримся, но моё сообщение достигает цели, и я знаю, что она знает, что я права.

Эпилог

 Тиграм свойственны страсть и безрассудство, ослепляющие их и подвергающие опасности. Но они во всем опираются на опыт, получая новую энергию и большую силу.

Я начала писать эту книгу 29 июня 2009 года, на следующий день после того, как мы вернулись из России. Я не знала, зачем это делаю и чем книга закончится, но, несмотря на то, что у меня бывает писательский ступор, на сей раз слова буквально лились из меня. Первые две трети я написала за два месяца. (Последняя треть была мучительной.) Каждую страницу я показывала Джеду и девочкам. “Мы пишем это все вместе”, – сказала я Софии и Лулу. “Вот уж нет, – ответили они. – Это твоя книга, мама, не наша”.

– Я уверена, что она целиком о тебе, – добавила Лулу.

Но время шло, и чем больше девочки читали, тем больше помогали мне. Правда в том, что это было терапией – западная концепция, что не преминули отметить девочки.

За годы я забыла множество вещей, хороших и плохих, о которых Лулу, София и Джед мне напомнили. В попытке сложить все вместе я раскопала старые письма, компьютерные файлы, музыкальные программки и фотоальбомы. Мы с Джедом частенько предавались ностальгии. Вроде бы ещё вчера София была ребёнком, а сейчас ей остался всего год до колледжа. Сложно превзойти Софию и Лулу в том, какими милыми они были.

Не поймите меня неправильно: создавать эту книгу было нелегко. Как и все остальное в нашей семье. Я должна была написать множество черновиков, постоянно пересматривая их в свете возражений девочек. В итоге мне пришлось выкинуть несколько больших кусков о Джеде, поскольку они сами по себе тянули на отдельную книгу, и эти истории должен рассказывать он. Некоторые части мне пришлось переписывать по двадцать раз, чтобы удовлетворить Софию и Лулу. Несколько раз одна из них читала черновик и внезапно ударялась в слезы и истерику.

Или же я получала краткое: “Отлично, ма, очень смешно! Я просто не знаю, о ком ты пишешь, вот и все. Это точно не про нашу семью”.

– О нет! – закричала Лулу как-то раз. – Предполагается, что я – Пушкин и тупица? А София, значит, Коко, умница и всему быстро учится?

Я отметила, что Коко не была умницей и вообще ничему не научилась. Я заверила девочек, что не стремилась превратить собак в метафоры.

– Так каким тогда целям они служат? – очень даже резонно спросила София. – Зачем они нужны в книге?

– Пока не знаю, – призналась я. – Но я знаю, что  они важны. Есть что-то по сути своей странное в китайской матери, воспитывающей собак.

В другой раз Лулу пожаловалась: “Думаю, ты преувеличиваешь разницу между мной и Софией, чтобы сделать книгу интереснее. Ты показываешь меня типичным бунтующим американским подростком, тогда как я даже рядом с ним не стояла”. София тем временем сказала только: “Ты чересчур смягчила Лулу. Она теперь похожа на ангела”.

Естественно, девочки сочли, что книга не показывает их равными. “Тебе следует посвятить её Лулу, – однажды сказала София великодушно. – Совершенно точно главная героиня – она. Я скучная и не понравлюсь читателям, зато она очень живая и выпендрёжная”. А вот что заявила Лулу: “Может, тебе стоит назвать книгу “Идеальный ребёнок и плотоядный дьявол”? Или “Почему старшие дети всегда лучше младших”? Она же об этом, не так ли?”

Лето шло, а девочки не прекращали ныть: “И чем же закончится книга, мама? Там будет хеппи-энд?”

Я всегда отвечала что-то вроде: “Все зависит от вас. Но, думаю, это будет трагедия”. Пролетали месяцы, но я просто не могла понять, каким будет финал. Однажды я вбежала к девочкам: “Нашла! Я знаю, как закончить!”

Девочки были в восторге. “И как же? – спросила София. – На чем ты закончишь?”

– Я решила одобрить гибридный подход, – сказала я. – Взять лучшее из двух миров. Пока ребёнку не исполнилось восемнадцать, китайский способ работает, развивая уверенность и значимость опыта, а после начинается западный. Каждый человек должен найти собственный путь, – добавила я тактично.

– Стой, до восемнадцати? – спросила София. – Это не гибридный подход. Это китайское воспитание на протяжение всего детства.

– Думаю, ты слишком дотошна, София.

И все же я вернулась к работе. Я извела тонны бумаги, произведя на свет немыслимое количество черновиков. Наконец однажды – на самом деле вчера – я спросила девочек, чем, как они думают, должна закончиться книга.

– Ну, – сказала София, – ты в этой книге пытаешься рассказать правду или просто интересную историю?

– Правду, – ответила я.

– Это будет нелегко, поскольку правда то и дело меняется.

– Это не так. У меня прекрасная память.

– Тогда почему ты все время пересматриваешь финал? – спросила София.

– Потому что она не знает, что хочет сказать, – предположила Лулу.

– Ты не сможешь писать только правду, – сказала София. – Ты выбросила так много фактов. И это значит, что никто не сможет понять, что было на самом деле. Например, каждый будет думать, что я подчинялась китайскому воспитанию, хотя это не так. Оно сопровождало меня, но по моему собственному выбору.

– Только не тогда, когда ты была маленькой, – заметила Лулу. – Мама вообще не давала нам выбора, когда мы были детьми. Вместо этого было: “Вы хотите заниматься музыкой шесть часов или пять?”

– Выбор... Любопытно, что всё сводится именно к этому, – сказала я. – Западники верят в выбор, китайцы – нет. Я высмеивала Попо за то, что она предоставила вашему папе выбор насчёт уроков скрипки. Конечно же, он выбрал не заниматься. Но сейчас, Лулу, мне интересно, что произошло бы, не заставь я тебя пройти прослушивание в Джуллиарде или репетировать так много часов в день. Кто знает? Может быть, ты до сих пор любила бы скрипку. А если я бы предоставила тебе самой выбрать инструмент? Или вообще не выбирать музыку? В конце концов, у твоего папы все сложилось не так уж и плохо.

– Не смеши меня, – сказала Лулу. – Конечно, я рада, что ты заставила меня играть на скрипке.

– Ну, разумеется. Привет, доктор Джекилл. А где же мистер Хайд?

– Нет, я серьёзно, – сказала Лулу. – Я всегда буду любить скрипку. Я даже рада, что ты заставляла меня зубрить дроби. И учить китайский по два часа в день.

– Правда? – спросила я.

– Ага, – кивнула Лулу.

– Здорово! – сказала я. – Поскольку, полагаю, мы сделали отличный выбор, несмотря на то что все кругом думали, будто для вашей с Софией психики это было крайне вредно. И знаете, чем больше я думаю об этом, тем больше бешусь. Западные родители со своей политической линией насчёт того, что для детей хорошо, а что плохо... не уверена, что они вообще делают выбор. Они просто занимаются тем же, чем и все остальные. Они не сомневаются ни в чем из того, что “западники” считают полезным. Они просто повторяют что-то вроде: “Вы должны предоставить детям свободу следовать за своей страстью”, когда очевидно, что страсть – это сидеть в “Фейсбуке” по десять часов в день (что является жуткой тратой времени) и поглощать фастфуд. Говорю вам, эта страна катится под откос! Неудивительно, что западные родители отправляются прямиком в дома престарелых, когда становятся старыми! Вам лучше не отсылать меня туда. И я также не хочу, чтобы меня отключали от систем жизнеобеспечения.

– Упокойся, мамуля, – улыбнулась Лулу.

– Когда их дети в чем-то терпят неудачу, вместо того чтобы требовать от них более тяжёлого труда, западные родители подают в суд!

– О ком ты говоришь? – спросила София. —

Я не знаю ни одного западного родителя, который бы по такому поводу обратился в суд.

– Я отказываюсь прогибаться под политкорректные западные общественные нормы, они же совершенно идиотские. И никак не связаны с историей. Откуда берутся корни детских праздников? Думаете, отцы-основатели ходили на вечеринки с ночёвкой? Я вообще думаю, что у американских отцов-основателей были китайские ценности.

– Ненавижу перебивать тебя, мама, но...

– Бен Франклин говорил: “Любишь жизнь? Тогда не теряй времени”. Томас Джефферсон говорил:

“Я твердо верю в удачу. И я заметил: чем больше я работаю, тем я удачливее”. Александр Гамильтон говорил: “Не будьте нытиками”. Это совершенно китайское мышление.

– Мамочка, если так думали отцы-основатели, то в таком случае это американский способ мышления, – сказала София. – Кроме того, мне кажется, что ты не совсем правильно процитировала.

– Процитируй лучше, – подначила я её.

Моя сестра Кэтрин поправляется. Жить ей определённо нелегко, и опасности пока ещё подстерегают её, но она герой и достойно несёт свой крест, круглосуточно занимаясь исследованиями, публикуя статью за статьёй и стараясь как можно больше общаться с детьми.

Я часто думаю, какой урок преподала её болезнь. Учитывая, что жизнь так коротка и хрупка, любой из нас должен стараться выжать как можно больше из каждого вдоха, из каждого мгновения. Но что это значит – жить полной жизнью?

Мы все умрём. Но как это произойдёт? В любом случае я только что сказала Джеду, что хочу ещё одну собаку.

Благодарности

Мне нужно поблагодарить так много людей.

Моих маму с папой – никто не верил в меня сильнее, чем они, и я глубоко признательна и благодарна им.

Софию и Лулу – мой величайший источник счастья, гордость и радость всей моей жизни.

Моих потрясающих сестёр – Мишель, Кэтрин и Синди.

И больше всего – моего мужа Джеда Рубенфельда,  который двадцать пять лет подряд читал каждое написанное мною слово. Я невероятно удачлива в том, что стала адресатом его доброты и таланта.

Моего зятя Ора Гозани, племянников и племянниц Амалию, Димитрия, Диану, Джейка и Эллу.

Моих дорогих друзей за вдохновляющие комментарии, страстные споры и неоценимую поддержку: Алексис Контант и Джордана Смоллера, Сильвию и Уолтера Астереров, Сюзан и Пола Фидлеров, Марину Сантилли, Энн Дейли, Дженнифер Браун (за "смирение"!), Нэнси Гринберг, Энн Тоффлмайер, Сару Билстон и Дэниела Марковитца и Кэтрин Браун-Дорато и Алекса Дорато.

Также спасибо Элизабет Александер, Барбаре Розен, Роджеру Споттисвуду, Эмили Бейзлон, Линде Берт и Энни Витт за их щедрую поддержку.

Спасибо всем тем, кто помог привить Софии и Лулу любовь к музыке, включая Мишель Зингале, Карла Шугарта, Фиону Мюррей, Джоди Ровитч и Алексис Зингале из Neighborhood Music School; потрясающему Ричарду Бруку из молодёжного симфонического оркестра Норфолка; Аннетт Чанг Баргер, Йинг Йинг Хо, Ютинг Хуанг, Нэнси Джин, Кивон Нам и Александре Ньюман; исключительным Наоко Танака и Альмите Вамос и особенно моему хорошему другу Вей-Йи Янгу.

Потрясающим, умным, заботливым учителям из Foote School, где учились София и Лулу, особенно Джоди Катбертсон и Клиффу Сали ну.

На теннисном фронте: Алексу Дорато, Кристиану Эпплману и Стасе Фонсеке.

Моим студентам Жаклин Эсэй, Роману Фэрроу, Сью Гаунь, Стефани Ли, Джиму Лайтенбергу, Джастину Ло, Питеру Мак-Эллиготу, Люку Норрису, Амелии Роулс, Набине Сайед и Элине Тетелбаум.

Наконец, мои сердечные благодарности удивительной Тине Беннетт, лучшему из возможных агентов, и моему редактору и издателю, блестящей, непревзойдённой Энн Годофф.