Текст книги "Паутинка Шарлотты"

Автор книги: Элвин Брукс Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава 7. Плохие новости

Вильбур с каждым днем все больше привязывался к Шарлотте. И ее война с мухами ему уже не казалась такой бессмысленной и жестокой. О мухах же на ферме никто не мог сказать ни одного доброго слова. Они всем докучали. Коровы их терпеть не могли, лошади не выносили, а овцы ненавидели лютой ненавистью. Мистер и миссис Цукерман вечно отмахивались от назойливых мух и, спасаясь от них, затягивали окна марлей.

Вильбур восхищался тем, как легко Шарлотта справляется с насекомыми. Его особенно умиляло, что Шарлотта усыпляла свою жертву, перед тем как съесть.

– Какая ты умница, Шарлотта. Ты поступаешь правильно! – хвалил ее поросенок.

– Да, – отвечала она звонким мелодичным голоском. – Я всегда делаю мухам анестезию, так что они не чувствуют никакой боли., Я в состоянии оказать им эту маленькую услугу.

Одна неделя сменяла другую, и Вильбур все рос и рос. За день он съедал три огромных ведра похлебки. Много времени он проводил лежа на боку, в полудреме, и ему снились сладкие сны. Он был здоровяком, и прекрасно прибавлял в весе. Однажды вечером, когда Ферн сидела на своей табуреточке, в сарай вошла старая овца и остановилась перед загоном, чтобы поговорить с Вильбуром.

– Здравствуй, поросенок! – сказала она. – Мне кажется, что ты набираешь вес!

– Да, набираю! – гордо ответил Вильбур. – В моем возрасте это естественно!

– Все равно я тебе не завидую, – сказала старая овца. – А ты знаешь, для чего тебя откармливают?

– Нет, – ответил поросенок.

– Я бы не хотела тебя огорчать, но говорят, тебя откармливают специально для того, чтобы потом зарезать. Понял теперь, для чего?

– Для чего? – переспросил Вильбур.

Ферн оцепенела от ужаса.

– Чтобы зарезать и сделать из тебя ветчину и копченую грудинку. Фермеры режут поросят с наступлением холодов, под Рождество. Обычно это держат в секрете. Они все в заговоре: и Лерви, и мистер Цукерман, и даже Джон Эрабл.

– Мистер Эрабл тоже? – зарыдал Вильбур. – Отец Ферн?

– Конечно! Когда режут свинью, помогают все, кто может. Я старая овца, и из года в год вижу одно и то же. Приезжает мистер Эрабл, берет в руки большой…

– Хватит! – завизжал Вильбур. – Я не хочу умирать! Спасите меня! Эй, кто-нибудь! Спасите, помогите!

– Успокойся, Вильбур, – вмешалась Шарлотта, которая присутствовала при этом тяжелом разговоре.

– Как я могу успокоиться? – продолжал вопить Вильбур, бегая взад-вперед по загончику. – Я не хочу, чтобы меня убивали! Я не хочу умирать! Шарлотта, скажи, старая овца говорит правду? Они и в самом деле зарежут меня с наступлением холодов?

– Как тебе сказать… – ответила паучиха, в задумчивости перебирая лапками нити своей паутины. – Старая овца всю жизнь прожила в этом сарае. Она видела множество маленьких поросят. Они появлялись и исчезали. Если овца говорит, что хозяева задумали тебя зарезать, она не врет. Я уверена, что овца говорит правду. Какая жестокость! Никогда в жизни не встречала ничего подлей! Хотя люди, впрочем, так не считают.

Вильбур горько заплакал.

– Я не хочу умирать, – рыдал поросенок. – Я хочу жить! Хочу остаться здесь навсегда, на уютной навозной куче, рядом со всеми моими друзьями! Хочу дышать свежим воздухом и валяться на солнышке!

– Ну что ты так ужасно кричишь? – сделала ему замечание овца.

– Я не хочу умирать! – всхлипнул Вильбур и бросился на землю.

– Ты никогда не умрешь! – решительно возразила Шарлотта.

– Честное слово, не умру? Ты обещаешь? – дрожащим голосом спросил поросенок. – А кто меня спасет?

– Я спасу, – ответила Шарлотта.

– Но как?

– Это уж мое дело. Обещаю, что спасу, если ты немедленно придешь в себя и успокоишься. Стыдно! Ведешь себя как маленький. Прекрати реветь сейчас же. Не выношу плакс!

Глава 8. Разговор на кухне

В воскресенье утром мистер Эрабл, миссис Эрабл и Ферн завтракали на кухне. Эвери уже поел и ушел наверх искать рогатку.

– А вы знаете, что у дядюшки Гомера на ферме вылупились гусята? – спросила Ферн.

– Сколько штук? – поинтересовался мистер Эрабл.

– Семеро, – ответила Ферн. – Яиц было восемь, но одно протухло, и гусыня сказала Темпльтону, что оно ей не нужно, и Темпльтон забрал его себе.

– Что сделала гусыня? – переспросила миссис Эрабл, с тревогой и недоумением посмотрев на дочь.

– Она сказала Темпльтону, что яйцо ей больше не нужно, – повторила Ферн.

– А кто такой Темпльтон? – спросила миссис Эрабл.

– Это крысенок, – пояснила Ферн. – Мы все его недолюбливаем.

– Кто это «все»? – осведомилась миссис Эрабл.

– «Все» – это все, кто есть на скотном дворе. Вильбур, овцы с ягнятами, гусь с гусыней и гусятами, Шарлотта ия.

– Шарлотта? – удивилась миссис Эрабл. – А кто такая Шарлотта?

– Это подруга Вильбура. Она ужасно умная.

– А кто она такая?

– Ну как тебе объяснить… – задумалась Ферн. – У нее восемь ног. Наверно, у всех пауков столько.

– Шарлотта – это паук? – поразилась миссис Эрабл.

Ферн кивнула.

– Вернее, паучиха. Она большая и серая. Она соткала паутину в сарае, где дверной проем. И еще она ловит мух и высасывает из них кровь. Вильбур обожает Шарлотту.

– В самом деле? – недоверчиво отозвалась миссис Эрабл.

– Клянусь тебе! – подтвердила Ферн. – А ты знаешь, что сказала Шарлотта, когда вылупились гусята?

– Не имею ни малейшего представления. Расскажи мне, пожалуйста.

– Слушай. Когда первый гусенок высунул голову из-под крыла гусыни, я сидела на табуреточке, в углу, а Шарлотта висела на своей паутине. И она сказала вот что: «Каждый из присутствующих здесь будет рад узнать, что гусыня, которая без устали трудилась в течение месяца, проявляя безграничное терпение, наконец добилась успеха: у нее родились гусята! Дорогая гусыня! Поздравляем вас от всего сердца и желаем всяческого благополучия». Правда, замечательно? Очень красиво сказано!

– Да, очень, – согласилась миссис Эрабл. – А теперь, Ферн, собирайся, а то опоздаешь в воскресную школу. Вечером расскажешь поподробнее, что там происходит на скотном дворе у дядюшки Гомера. По-моему, ты там проводишь слишком много времени. Ты что, туда каждый день ходишь?

– Да, мне там очень нравится, – призналась Ферн.

Она вытерла рот салфеткой и помчалась наверх, к себе в комнату.

Когда она выбежала из кухни, миссис Эрабл шепнула на ухо своему мужу:

– Ферн меня беспокоит. Ты слышал, что она тут наплела про животных на ферме? Она вообразила, будто они разговаривают, как люди.

Мистер Эрабл усмехнулся.

– Может, и разговаривают, – сказал он. – Мне тоже так казалось, когда я был маленьким. Во всяком случае волноваться незачем. У Ферн богатая фантазия. Дети всегда сочиняют небылицы.

– И все-таки она меня тревожит, – озабоченно сказала миссис Эрабл. – Я непременно поговорю о ней с доктором Дорианом, когда пойду к нему в следующий раз. Он очень любит Ферн, и я хочу рассказать ему о странностях в ее поведении. Выдумывает всякую чушь о говорящих поросятах и пауках. Это ненормально! Всем известно, что звери не умеют говорить.

Мистер Эрабл улыбнулся.

– Может, у нее слух тоньше нашего, – пошутил он.

Глава 9. Вильбур хвастается

Паутина в действительности гораздо прочнее, чем кажется на первый взгляд. Хотя она и сплетена из тоненьких, едва заметных ниточек, ее не так-то легко порвать. Но когда в паутине запутывается насекомое, сетка может лопнуть, и тогда пауку приходится штопать дырки. Шарлотта обычно занималась починкой по вечерам, а Ферн сидела и наблюдала за ней. Однажды девочка оказалась свидетелем весьма любопытного происшествия. Сначала она услышала следующий разговор.

– Шарлотта, а почему у тебя такие волосатые ноги? – спросил Вильбур.

– Чтобы легче было плести паутину, – ответила Шарлотта. – Я тебе открою один секрет: я – членистоногое. У меня каждая ножка делится на семь члеников: тазик, вертлуг, бедро, колено, голень, пятка, лапка и заканчивается коготком.

Вильбур остолбенел от удивления.

– Ты шутишь, – пробормотал он.

– Нисколько не шучу.

– А ну-ка повтори все сначала, а то я не запомнил с первого раза.

– Тазик, вертлуг, бедро, колено, голень, пятка и лапка.

– Вот это да! – воскликнул Вильбур, разглядывая собственные ножки. – А я не знал, что мои ноги тоже делятся на семь члеников.

– Послушай, дружочек, – сказала Шарлотта. – Поросенок – это одно, а паук – совсем другое. Ты не умеешь плести паутину, и такие ноги, как у меня, тебе ни к чему.

– А может, и умею, – похвастался Вильбур. – Просто я никогда раньше не пробовал. Это для меня пара пустяков.

– Посмотрим, как ты будешь действовать, – улыбнулась Шарлотта.

Ферн добродушно рассмеялась и, широко раскрыв глаза, посмотрела на поросенка.

– Ну хорошо, – согласился Вильбур. – Ты меня сейчас быстренько научишь, и я сплету паутину. Наверно, переплетать ниточки очень интересно. А с чего начать?

– Сделай глубокий вдох, – скомандовала Шарлотта улыбаясь.

Вильбур глубоко вздохнул.

– А теперь залезай повыше – как я. – Шарлотта побежала вверх, до дверной притолоки.

Вильбур забрался на самый верх навозной кучи.

– Молодец! – похвалила его Шарлотта. – А теперь приготовься, выпусти немножко паутины, чтобы зацепиться, и прыгай вниз. Не забывай тянуть из себя ниточку, пока летишь!

Вильбур, слегка поколебавшись, прыгнул вниз. Он резко обернулся, чтобы посмотреть, не тянется ли за ним ниточка или веревочка, которая не даст ему свалиться, но ничего не заметил. Он понял, что падает.

– Хрясь! – хрюкнул поросенок, плюхнувшись на землю.

Шарлотта так хохотала, что ее паутина раскачивалась из стороны в сторону.

– А что я сделал не так? – спросил Вильбур, с трудом очухавшись после падения.

– Все так, – ответила Шарлотта. – Ты молодчина!

– Попробую еще разок! – с энтузиазмом заявил Вильбур. – Наверно, нужно привязаться веревкой, чтобы не упасть.

Поросенок вышел во двор.

– Эй, Темпльтон! Ты где? – позвал он.

Крысенок высунул голову из-под корытца.

– Ты не мог бы одолжить мне кусочек веревочки? – попросил поросенок. – Я хочу сплести паутину.

– Мог бы, – ответил Темпльтон, у которого в запасе было несколько обрывков старой бечевки. – Нет ничего проще. Всегда к вашим услугам.

Отодвинув гусиное яйцо, он влез к себе в норку и вытащил оттуда кусок грязной веревки. Вильбур внимательно изучил обрывок.

– Как раз то, что нужно, – обрадовался поросенок. – Пожалуйста, привяжи один конец к моему хвостику, Темпльтон.

Вильбур присел и повернулся к крысенку задом. Темпльтон взял веревочку, обернул ее дважды вокруг тоненького розового хвостика, закрученного колечком, и завязал ее двойным узлом. Шарлотта с удовлетворением следила за этими приготовлениями. Как и Ферн, она очень хорошо относилась к поросенку. Паучиха была довольна таким соседством еще и потому, что запах хлева и валявшихся объедков привлекал мух, которыми она питалась. Шарлотта с радостью отметила, что поросенок не был обескуражен первой неудачной попыткой и был готов попробовать сплести паутину еще раз. Крысенок, паучиха и девочка внимательно наблюдали за тем, как Вильбур, полный энергии, снова взбирается на самый верх навозной кучи.

– А теперь все смотрите! – крикнул он и, собравшись с силами, очертя голову бросился вниз.

Веревочка вилась по воздуху вслед за ним. Но так как поросенок не сообразил привязать другой конец веревочки к чему-нибудь прочному, она его не спасла.

– Плюх!

Вильбур снова шмякнулся на землю и сильно расшибся. Слезы потекли у него по щекам. Темпльтон усмехнулся. Шарлотта спокойно смотрела на поросенка. Помедлив, она сказала ему:

– Ты никогда не сможешь сплести паутину, Вильбур. Я хочу дать тебе добрый совет: выкинь ты эту идею из головы! Чтобы плести паутину, нужны две вещи.

– Какие же? – печально спросил Вильбур.

– Во-первых, нужны особые прядильные железы, а во-вторых, нужно умение. Но ты не огорчайся. Тебе не нужна паутина. Цукерманы и так тебя неплохо кормят три раза в день. Тебе не нужно заманивать добычу в тенета, чтобы поесть.

Вильбур вздохнул:

– Шарлотта, ты еще умнее и благороднее, чем я думал. Я хотел доказать всем, какой я ловкий. Похвастался – и получил по заслугам. Так мне и надо.

Темпльтон тем временем отвязал веревочку от поросячьего хвостика и утащил ее обратно в норку. Шарлотта снова принялась прясть.

– Не стоит так огорчаться, Вильбур, – успокоила она поросенка. – Не всем дано умение плести паутину. Даже люди не умеют, а они за многое берутся, и у них неплохо получается. Ты когда-нибудь слышал о мосте Куинсборо?

Вильбур покачал головой:

– Это что, паутина такая?

– Вроде того, – пояснила Шарлотта. – А знаешь, сколько его строили? Целых восемь лет. Подумать страшно! Я бы умерла с голоду, если бы мне пришлось столько ждать! Лично я могу сплести паутину за один вечер.

– А что люди делают на мосту Куинсборо? Ловят мух? – спросил Вильбур.

– Нет, – ответила Шарлотта. – Ничего они там не ловят. Просто ходят по нему туда-сюда, с одного берега на другой, и каждый думает, что на другом берегу лучше. Вот если бы они дошли до середины, свесились с моста и тихонько подождали бы, может, им что-нибудь хорошее и попалось бы. Но нет, им не до того. Каждую минуту снуют взад-вперед, взад-вперед, взад-вперед! Какое счастье, что я веду оседлый образ жизни!

– А что значит «оседлый»? – спросил Вильбур.

– Это значит, что я всю жизнь сижу спокойно на одном месте и не брожу по белу свету. Я знаю, что хорошо, а что плохо, по личному опыту. Моя паутина, например, – это хорошо. Я затаюсь и жду: а вдруг кто-нибудь в нее попадется? А пока я караулю добычу, я размышляю о том о сем.

– Наверно, и я веду оседлый образ жизни, – заключил поросенок. – Я вынужден торчать здесь, хочу я того или нет. А знаешь, где бы я хотел провести сегодняшний вечер?

– Где же?

– В лесу. Я бы там поискал буковые орешки, трюфели и сладкие корешки. Я бы зарылся в листву, мял бы, швырял, ковырял землю своим крепким пятачком, нюхал бы траву, которая так восхитительно пахнет…

– Это ты, что ли, восхитительно пахнешь? – вмешался в разговор ягненок, только что вошедший в сарай. – Ты так благоухаешь, что я даже отсюда чувствую. Ну и запашок от тебя – хуже всех на скотном дворе!

Вильбур понуро склонил голову, глаза его наполнились слезами. Шарлотта заметила, что поросенок смутился, и резко одернула ягненка.

– Оставь Вильбура в покое! – сказала она. – От него пахнет так, как и должно пахнуть, учитывая, что он спит на навозной куче. Ты тоже не букет роз. Кроме того, ты прервал очень приятную беседу. О чем мы с тобой Говорили, Вильбур, когда этот невежа так грубо перебил нас?

– Да я уж и не помню, – смешался Вильбур. – Какая разница! Давай немножко помолчим, Шарлотта. Что-то у меня глаза слипаются. Не обращай на меня внимания, продолжай чинить свою паутину. А я пока прилягу и буду смотреть, как ты работаешь.

Вильбур лег на бок, вытянулся и глубоко вздохнул.

Наступили сумерки. На скотном дворе стало темно и тихо. Ферн понимала, что ей пора домой, ужинать, но уходить страшно не хотелось. Над сараем бесшумно пролетели ласточки, неся корм птенцам. Вдали, за дорогой, заливалась какая-то птица:

– Фьюти-фьюти-фьють! Фьюти-фьюти-фьють!

Лерви сел под яблоней и закурил трубку: животные почуяли знакомый запах крепкого табака. Вильбур слышал, как выводила трели садовая жаба да изредка хлопала кухонная дверь. От этих привычных звуков поросенку становилось легко на сердце. Он чувствовал себя спокойно, потому что любил жизнь, и ему нравилось ощущать себя частью Большого Мира в погожий летний вечер.

Но как только Вильбур лег спать, он сразу же вспомнил, что сказала ему старая овца. Мысли о смерти мучили его, и он начал дрожать от страха.

– Шарлотта, – позвал он шепотом.

– Что, Вильбур?

– Я не хочу умирать!

– Никто не хочет, – ласково произнесла Шарлотта.

– Я хочу жить здесь, в сарае, – продолжал Вильбур. – Мне тут очень нравится.

– Я понимаю тебя, – подхватила Шарлотта. – Нам всем тут очень нравится.

В сарае появилась гусыня, за которой семенили все семеро ее птенцов. Они, вытянув шейки, издавали такие звуки, будто играл крохотный духовой оркестр. Вильбур с умилением прислушивался к мелодичному попискиванию.

– Шарлотта! – позвал он опять.

– Да? – откликнулась паучиха.

– Ты серьезно обещала, что спасешь меня от смерти?

– Совершенно серьезно. Я не допущу, чтобы ты погиб, Вильбур.

– А как ты собираешься меня спасти? – спросил Вильбур, которого распирало от любопытства, поскольку дело касалось его самого.

– Ну, я пока еще не знаю, – неопределенно ответила Шарлотта. – Но я разрабатываю план действий.

– Отлично! – обрадовался Вильбур. – Ну и как у тебя идут дела? Ты уже много сделала, Шарлотта? И сколько еще осталось? – Вильбур дрожал от нетерпения, но Шарлотта вела себя спокойно и сдержанно.

– Пока все идет нормально, – с удовлетворением ответила паучиха. – Я обдумываю одну идею, хотя детали еще не разработаны.

– Скажи, пожалуйста, а когда ты думаешь? – спросил Вильбур.

– Когда вишу на паутине вниз головой. Так мне легче думать, потому что кровь приливает к голове.

– Если бы я мог тебе чем-нибудь помочь!

– Спасибо, не надо. Я сама справлюсь. Мне легче придумывать, если я работаю одна, – отказалась Шарлотта.

– Ну ладно, – вздохнул Вильбур, – но если тебе понадобится моя помощь, тй обязательно скажи. Может, я хоть капельку смогу помочь.

– Хорошо, – согласилась Шарлотта. – А пока ты должен собраться с силами, подтянуться и как следует спать ночью. И перестань хныкать! Хватит распускать нюни! Тебе нужно съедать все до дна, ничего не оставляя в корытце – только крошки для Темпльтона. И пищу надо жевать, а не глотать целиком!

 
Спи побольше, ешь и пей,
И толстей, толстей, толстей!
Нервы попусту не трать, —
Встал, поел – и лег опять!
 

Только этим ты сейчас мне сможешь помочь. Ты меня хорошо понял, поросенок?

– Да, понял, – ответил Вильбур.

– Тогда иди скорее спать! – приказала Шарлотта. – Крепкий сон – залог здоровья!

Вильбур прошлепал в самый темный угол своего загончика, лег и закрыл глаза. Но через минуту заговорил снова.

– Шарлотта! – позвал он.

– Ну что, Вильбур?

– Можно я пойду посмотрю, не осталось ли в корытце чего-нибудь от ужина? Кажется, я немножко не доел картофельное пюре.

– Хорошо, иди, – разрешила Шарлотта. – Но сразу же возвращайся и ложись спать.

Вильбур опрометью выбежал во двор.

– Не спеши, не спеши, – крикнула ему вслед Шарлотта. – Поспешишь – людей насмешишь.

Вильбур остановился и медленно прошествовал к корытцу. Он нашел кусочек картошки, тщательно его прожевал, проглотил и вернулся в свой угол. Поросенок закрыл глаза и замолчал на несколько секунд.

– Шарлотта, – прошептал он.

– Да?

– А можно я схожу попью молока? Там еще немножко осталось на дне корытца.

– Нет, в корытце пусто. Я хочу, чтобы ты скорее заснул. Хватит болтать! Закрой глаза и спи.

Вильбур закрыл глаза. Ферн встала со стульчика и отправилась домой, полная впечатлений от всего, что она увидела и услышала на скотном дворе.

– Спокойной ночи, Шарлотта!

– Спокойной ночи, Вильбур!

– Спокойной ночи!

– Спокойной ночи!

Глава 10. Взрыв

День за днем паучиха висела на паутине вниз головой, в надежде, что у нее появится идея. Она часами не сходила с места, погруженная в мысли. Пообещав Вильбуру, что спасет его от смерти, паучиха была намерена выполнить свое обещание.

Шарлотта была очень терпелива. Она по опыту знала: если долго ждать, муха обязательно попадется в сети. Паучиха была убеждена: если долго думать о том, как спасти поросенка, в голову непременно придет хорошая мысль.

И вот однажды утром, в середине июля, ее осенила чудесная идея.

– Как это просто, – сказала она самой себе. – Чтобы спасти Вильбура, нужн

Вильбур в этот момент пришел со двора.

– О чем ты думаешь, Шарлотта? – спросил он.

– Я думаю о том, что людей легко провести.

– А куда провести?

– Провести – значит обмануть.

– Просто счастье, что люди такие доверчивые, – ответил Вильбур и прилег в тени у забора.

Он быстро заснул, а паучиха не спала. Она с нежностью смотрела на поросенка, обдумывая планы на будущее.

Лето уже наполовину прошло. Шарлотта знала, что времени у нее оставалось немного.

Этим утром, когда Вильбур крепко спал в тени у забора, во двор к Цукерманам забрел Эвери Эрабл. Ферн шла следом за ним. На ней был венок из маргариток. Эвери держал в кулаке живого лягушонка. Дети заглянули на кухню.

– Как раз вовремя! – воскликнула миссис Цукерман. – Сейчас я вас угощу пирогом с черникой.

– Смотрите, какая у меня лягушечка! – похвастался Эвери и, посадив свою пленницу в кухонную раковину, протянул руку за куском пирога.

– Сейчас же убери отсюда эту гадость! – рассердилась миссис Цукерман.

– Лягушка перегрелась, – сказала Ферн. – Она уже полудохлая.

– Ничего подобного! – возмутился Эвери. – Видишь, ей нравится, когда я ее глажу по головке.

В этот момент лягушка прыгнула и угодила прямо в миску с мыльной водой, приготовленную для мытья посуды.

– Эвери, у тебя с пирога варенье капает! Ты уже весь измазался. – Ферн сделала замечание брату. Потом она спросила: – Тетя Эдит, а можно я пойду поищу яйца в курятнике? – Выйдите-ка вы оба вон отсюда! И не смейте лезть в курятник! – запретила тетушка Эдит.

– Ну, Эвери, ты и грязнуля! – воскликнула Ферн. – Ты уже с ног до головы в чернике.

– Пойдем, лягушечка! – закричал Эвери, схватив свою жертву.

Лягушка брыкалась, разбрызгивая мыльную воду на черничный пирог.

– Ну что ты делаешь! – простонала Ферн.

– Ладно, пойдем качаться на качелях! – позвал сестру Эвери.

Дети побежали к сараю. У мистера Цукермана были лучшие качели во всей округе. Они были сделаны из куска толстого каната, привязанного к брусу в дверном проеме сарая, с северной стороны. Канат кончался большим узлом, на котором можно было сидеть верхом.

Качели были так устроены, что раскачивались сами по себе. Чтобы влезть на качели, нужно было сначала забраться по приставной лестнице на сеновал, встать на самый край загородки и подтянуть к себе канат. Вниз лучше было не смотреть: захватывало дух и кружилась голова. Затем нужно было крепко ухватиться за канат руками, а после – собраться с силами, сделав глубокий вдох, и – оттолкнуться ногами от края загородки. Сначала кажется, будто падаешь в пропасть и непременно разобьешься. Но нет, ты уже соскользнул вниз и сидишь на узле, канат раскачивается, ты вылетаешь из дверного проема со страшной скоростью, ветер бьет тебе в лицо, свистит в ушах и треплет волосы! Ты взлетаешь высоко в небо, канат натягивается и дрожит, и ты тоже дрожишь, и тут же стремительно падаешь вниз, и снова взлетаешь почти до самого сеновала под крышей сарая, потом опять вверх-вниз (но уже не на такую высоту), вверх-вниз (еще пониже), вверх-вниз, и еще раз, и еще, пока качели не остановятся, и тебе пора слезать, чтобы уступить место другому. Ты соскакиваешь с качелей и, бывает, падаешь на землю.

Матери всех детей в округе волновались, когда их сыновья и дочери ходили кататься на качелях мистера Цукермана. Они считали, что их дети обязательно свалятся и расшибутся. Но пока никто еще не упал. Дети всегда очень крепко держатся за канат, и только их родители считают, что они ничего не умеют.

Эвери сунул лягушку в карман и полез по лестнице на сеновал.

– Когда я последний раз качался, я чуть не врезался в ласточку! – крикнул он.

– Вынь лягушку! – приказала Ферн.

Эвери ухватился за канат обеими руками и прыгнул. Он как на крыльях выпорхнул из сарая и взлетел высоко в небо. Лягушка раскачивалась вместе с ним: вверх-вниз, вверх-вниз, вперед-назад, вперед-назад!

– А у тебя язык синий! – крикнула брату Ферн.

– У тебя тоже! – ответил Эвери, пролетая мимо нее.

Лягушка тоже пролетела мимо.

– А мне соломинка за шиворот попала! Щекотно! – сообщила Ферн.

– А ты почешись! – посоветовал Эвери, качнувшись в обратную сторону.

– Слезай! Теперь моя очередь! – потребовала девочка.

– Щекотно! Щекотно! Хи-хи-хи! Щекотно! – распевал Эвери.

Эвери слез с качелей и бросил канат сестре. Она крепко зажмурилась и прыгнула. У нее сердце екнуло, когда она соскользнула вниз, но узел на конце каната не дал ей упасть. Когда девочка открыла глаза, она уже парила высоко в голубом небе. Мгновение спустя она уже влетела в сарай через дверной проем. Дети качались по очереди около часа. Потом им надоело качаться, и они пошли на пастбище. По дороге они забрались в малинник и наелись ягод. Языки у них из синих сделались красными. Ферн нечаянно взяла в рот червивую ягодку, и ей стало противно. Эвери нашел пустую конфетную коробку и посадил в нее лягушку. Казалось, лягушка слегка притомилась, проведя все утро на качелях. Дети медленно пошли обратно к сараю. Они тоже устали и брели еле-еле: силы их иссякли.

– Давай построим шалаш! – предложил Эвери. – Я хочу жить в шалаше вместе с моей лягушечкой.

– Я собираюсь навестить Вильбура, – объявила Ферн.

Они перелезли через забор и не спеша пошли по дорожке к свиному хлеву. Вильбур услышал шаги и встал. Вдруг Эвери увидел паутину, а подойдя поближе, и саму Шарлотту.

– Эй, посмотри, какой огромный паучище!

– Оставь его в покое, – скомандовала Ферн. – У тебя уже есть лягушка. Тебе что, мало?

– Ай да паук! Сейчас я его поймаю! – пообещал Эвери.

Он снял крышку с конфетной коробки, затем подобрал палку.

– Я его стряхну прямо в коробку, – сообщил Эвери.

У Вильбура сердце замерло, когда он увидел, что происходит. Если мальчишка поймает Шарлотту – ей конец!

– Эвери, прекрати немедленно! – закричала Ферн.

Эвери одной ногой встал на загородку свиного загончика. Он уже почти дотянулся палкой до Шарлотты и хотел подцепить ее, но внезапно потерял равновесие. Он поскользнулся, закачался и шлепнулся прямо на борт Вильбурова корытца. Корытце подскочило, перевернулось и упало: блям! А прямо под корытцем лежало тухлое гусиное яйцо. Раздался взрыв! Яйцо треснуло, и сарай наполнился отвратительным запахом.

Ферн взвизгнула. Эвери вскочил на ноги. В воздухе мерзко запахло тухлятиной. Удушливый газ вырывался из скорлупы. Темпльтон, который отдыхал в своей норке под корытцем, вскочил и со всех ног бросился к сараю.

– Господи Боже мой! – закричал Эвери. – Какая вонь! Пошли отсюда скорей!

Ферн заплакала. Затыкая нос, она побежала к дому. Эвери тоже, зажав ноздри рукой, бросился за ней.

Шарлотта с большим облегчением смотрела им вслед: ведь еще минуту назад ее жизнь висела на волоске!

Чуть позже, тем же утром, все животные вернулись с пастбища домой: овцы, ягнята, гусь с гусыней и семеро гусят.

Все жаловались на ужасный запах, и Вильбуру не один раз пришлось с самого начала рассказывать историю о том, как негодный мальчишка Эвери Эрабл пытался поймать Шарлотту и как вонь от тухлого яйца заставила его убраться прочь.

– Вот так: тухлое яйцо спасло жизнь Шарлотте, – подвел итог поросенок.

Гусыня была весьма польщена тем, что имела хоть какое-то отношение к этой истории.

– Я го-го-го-горжусь своим яйцом! Всегда го-го-го-готова помо-га-га-гать вам! – заявила она.

Темпльтон, конечно, очень расстроился из-за того, что его сокровище разбилось, но тем не менее не смог удержаться от хвастовства.

– Как хорошо, что я никогда ничего не выбрасываю! – похвалялся крысенок своим скрипучим голосом. – И от старых, никому не нужных вещей бывает польза! Крысы всегда бережливые: неизвестно, что в жизни может пригодиться, а что – нет.

– Послушайте, – вмешался какой-то ягненок. – Шарлотте сегодня повезло, но что должны делать все остальные? Запах тут омерзительный. Кому приятно жить в сарае, где воздух отравлен тухлятиной?

– Не волнуйся, ты скоро привыкнешь, – успокоил ягненка Темпльтон.

Он посидел, в задумчивости крутя свои длинные усы, а затем отправился на мусорную кучу поискать что-нибудь полезное.

Когда подошло время завтракать, появился Лерви с ведром похлебки для Вильбура, но, не дойдя нескольких шагов до свиных закутов, остановился, принюхался и скорчил гримасу.

– Чем это тут воняет, черт побери! – воскликнул он. Поставив ведро на землю, работник взял палку, оброненную Эвери, и перевернул опрокинутое корытце.

– Крысы! Фу, какая пакость! Я и понятия не имел, что они устроили себе нору под свиным корытом. Как я ненавижу крыс!

И Лерви, оттащив корытце Вильбура в другой конец двора, забросал землей крысиный ход, закопав и тухлое яйцо, и все остальные сокровища Темпльтона. Затем он поднял ведро. Вильбур уже залез с ногами в корытце и ждал, умирая от голода. Лерви вылил похлебку прямо на него. Жидкое месиво текло у поросенка по голове, заливая глаза и уши. Вильбур похрюкивал от удовольствия.

Он хватал и глотал, глотал и хватал, урчал, чавкал, хлюпал и чмокал, пытаясь управиться с едой в один присест. А какой вкусный завтрак принесли Вильбуру! Снятое молоко, пшеничные отруби, недоеденные блинчики, половинка пончика, яблочная кожура, две черствых хлебных корочки, огрызок имбирного пряника, рыбий хвост, апельсиновая кожура, остатки вермишели из супа, полчашки недопитого какао, засохшая булочка с повидлом, ложка малинового варенья и обрывок бумаги, которой было выстелено ведро для кухонных отбросов. Вильбур с жадностью уплел все до крошки. Сначала поросенок хотел оставить полвермишелины и капельку молока для Темпльтона. Но вспомнив, что крысенок сыграл роль в спасении жизни Шарлотты, которая, в свою очередь, хотела спасти его самого, Вильбур расщедрился и вместо половинки оставил Темпльтону целую вермишелину.

После того как разбитое яйцо было зарыто, воздух посвежел. Запах исчез, сарай проветрился.

Прошел день, наступил вечер. Тени стали длинными. Прохладный мягкий ветерок дул в двери и окна. Широко расставив ноги, Шарлотта сидела на своей паутине, в задумчивости доедая слепня. Она размышляла о будущем. Некоторое время спустя паучиха энергично взялась за дело.

Она спустилась к центру паутины и начала перерезать там какие-то нити. Она работала медленно, но целеустремленно, пока другие обитатели фермы мирно спали. И никто, даже вездесущая гусыня, не заметил, что Шарлотта трудится. Зарывшись как можно глубже в навозную кучу, сладко похрапывал Вильбур. Спрятавшись в любимом укромном уголке, гусята тихо посвистывали во сне.

Шарлотта вырвала из паутины довольно большой кусок, оставив пустой самую серединку. Затем она начала прясть то, что должно было занять свободное пространство, оставшееся от перекушенных ниточек. Когда Темпльтон вернулся после похода на мусорную кучу, паучиха еще работала.