Текст книги "Лука + Айвии четыре певчие птички (ЛП)"
Автор книги: Элли Холл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Я оборачиваюсь. Мы с Лукой стоим лицом к лицу. Я пытаюсь скрестить руки перед грудью, но места нет, так как он наклонился, чтобы поприветствовать племянницу и племянника.
– Откуда ты знаешь, что я не один из эльфов Санты? – спрашиваю я.
– Я знаю большинство его эльфов, Айви. – Тон Луки настолько убедителен, что я почти верю ему.
– Да? Ну, я новенькая. – Я расширяю глаза, глядя на него, чтобы подыграть.
Дети улыбаются и смеются, болтая от восторга, пока мы немного расширяем историю, но никто из нас не верит другому, пока мы не решаем связаться с Большим Парнем.
– После того как пройдет следующая буря, вы двое должны прийти к нам и покататься на коньках. У нас тоже есть пруд, и мы его расчистим. Расти раньше играл в хоккей и хочет, чтобы дети пораньше начали, – объясняет Фрэнки.
Они хлопают в ладоши, болтая о совместном катании на коньках.
– Да, и я бы с удовольствием послушала несколько историй Зио Баббо Натале, – говорю я, обращаясь к Луке.
Он подавляет улыбку.
– Ты уже была на курорте? Там потрясающий каток. Как долго ты здесь пробудешь? Надо будет обязательно познакомить тебя с мамой и папой. Ты будешь здесь на Рождество? —спрашивает Фрэнки на одном дыхании.
– Хорошо, Фрэнки. Инквизиция окончена. Хватит вопросов. Никаких встреч с мамой и папой не будет. – Лука провожает ее назад, к ее мужу, который все еще возится с грузовиком.
Фрэнки загадочно улыбается, как будто она тоже тайный эльф, только вместо того, чтобы работать на Старого Святого Ника, она работает на Святого Валентина.
Я не возражала против ее вопросов. Просто хотела бы иметь на них ответы.
ГЛАВА 8
Снегопад переходит от единичных хлопьев к устойчивой стене зимней белизны. Тем временем мы с Расти пытаемся решить, что делать с грузовиком и плугом. Он предлагает в следующий раз, когда будет в городе, поискать деталь, которая могла бы исправить ситуацию, хотя бы временно.
Очевидно, он ежедневно спускается с горы, чтобы принести моей сестре хлеб баннок из паба «Ястреб и свисток». Закидоны беременной или что-то в этом роде.
Попрощавшись, мы с Айви возвращаемся в дом. Ее щеки розовые, а глаза сияют, когда Птичка бросается к нам, словно мы отсутствовали несколько дней, а не минут.
– Кто у нас хорошая девочка? Кто рад, что мы дома? – спрашивает Айви, осыпая собаку любовью.
То, как она говорит «дома», замыкает поток энергии, который проносится через меня с тех пор, как я проснулся на рассвете и вспомнил, что Айви спит в комнате неподалеку. Этот импульс удваивается, когда мы соприкасаемся. Он превращается в тройную угрозу, когда я думаю о том, что она останется здесь еще надолго.
Дом? Как будто Айви теперь тоже считает это место своим. Но в том-то и дело. Это мое. Моя крепость одиночества. Единственные гости, которых я приветствую, это те, с которыми я связан кровными узами, и они скорее вышвырнут меня за порог моего собственного дома, чем позволят мне прогнать их.
Я хмыкаю, направляясь на кухню, чтобы приготовить обед.
– Разве я неправ, желая, чтобы ты не так сильно нравилась моей сестре?
Айви покачивает бедром.
– Просто высказываешь свои мысли, да?
– Это происходит на второй день. На третий день, ну... – Я пожимаю плечами, потому что неизвестно, что может произойти.
Считая по пальцам, она говорит:
– Я собираюсь изменить свой отзыв о «Коста Шале», добавив, что владелец имеет сомнительные привычки в уходе, учитывая состояние его бороды, делает грубые замечания, и давайте не будем забывать, что он владеет топором.
– Это был колун. – Откладываю нож, которым нарезал помидоры для сэндвичей с индейкой.
– Да, да. Нам действительно есть над чем поработать, Чудовище. – Она поджаривает четыре куска домашнего хлеба из закваски, который дала мне одна из городских дам.
Я достаю сыр и салат.
– Я думал, что я мистер Зефир.
– Я начинаю сомневаться в своих суждениях, – бормочет она.
Уф. Это бьет в самое больное место. Прислонившись к стойке, я сжимаю ее руками.
– Айви, я признаю, что было весело пофлиртовать в закусочной. Но на этом все и закончилось. Я ушел и вернулся в свое горное убежище. Конец. А теперь ты здесь, попираешь все мои попытки вести уединенный образ жизни. – Я фыркаю, а затем небрежно намазываю майонез и горчицу на хлеб.
Она поднимает еще один палец, чтобы указать на номер четыре в списке жалоб клиентов.
– Возможно, ему нужна терапия или хотя бы кто-то, с кем можно поговорить об эмоциях, которые побуждают его изолироваться от человечества. Но, пожалуй, я добавлю очко в твою пользу, потому что у тебя, похоже, отличная семья.
Сложив бутерброды вместе, ставлю их на оба конца стола.
– Ты знакома только с сестрой.
– Не забудь о том, кто запасается косметикой для ванны и косметическими средствами. Он мне уже нравится. – Айви берет свою тарелку и передвигается на несколько мест ближе к моему месту во главе стола.
– Джованни нравится всем. Что касается Фрэнки, когда мы были моложе, она пыталась саботировать меня всякий раз, когда я приводил домой девушку или гулял с ней. Она была...
– Молодая, – говорит Айви. – Она выросла. – Ее серебристо-голубые глаза смотрят в мои, словно предлагая мне сделать то же самое. Но она понятия не имеет, через что мне пришлось пройти.
Я вгрызаюсь в свой сэндвич.
Мы оба молчим, пока едим. Часть меня сожалеет о том, что я был резок. Другая часть хотела бы, чтобы она сидела на дальнем конце стола, как вчера вечером, чтобы я не видел, как она слегка сдвигает брови, как сверкает серебро в ее глазах, как мило вздергивает подбородок.
– Такое чудовище, – говорит Айви, словно завершая мою мысль. Она смотрит в окно на снег, заслоняющий вид на долину. – Это типичная погода для этих мест?
– Ты имела в виду, что погода чудовище. На мгновение я подумал, что ты говоришь обо мне.
– А разве нет? – Она прячет улыбку за своим бутербродом. – Я думаю, что поглощение пищи, как пещерный человек, приходит оттого, что ты так часто ужинаешь в одиночестве, да?
– Я не ел как пещерный человек.
Она грозит пальцем.
– Я все расскажу твоей маме.
– Ты знакома с моей мамой?
Айви смеется своим заливистым смехом.
– Нет. Я просто завожу тебя. Вот и все.
Она определенно заводит меня. Мое сердце барабанит в груди. Такими темпами я могу вступить в группу барабанщиком, если ничего не получится с одиноким горцем.
– Еще одна метель. Еще один день с грубым, брюзгливым, ворчливым Охотником, который ненавидит Рождество. Кто ненавидит самое чудесное время года? Чудовище, вот кто. Но ты был бы секси-чудовищем, если бы укротил свою бороду. Я чувствую, что под всеми этими волосами скрывается красивое лицо.
Я чуть не давлюсь бутербродом.
– И кто теперь говорит то, что думает?
Она очаровательно морщит нос, как будто не имеет ни малейшего понятия, кого я имею в виду.
Провожу рукой по своей бороде.
– Мне, наверное, стоит ее подстричь.
– Я знаю кое-кого, кто может помочь. Опытный парикмахер. Но после того, как ты вычешешь все крошки. А пока я чувствую, что где-то внутри Зио Баббо Натале спрятан Тайный Санта.
– Спасибо Фрэнки, что смутила меня, – ворчу я.
Айви бросает взгляд, который говорит о том, что я и сам прекрасно справляюсь с этой задачей.
– Расскажи мне о поддержке семей военных. Я бы хотела помочь.
Я выпрямляюсь в своем кресле. В этом нет ничего постыдного. Это большая честь, на самом деле.
– Я начал несколько лет назад с одной семьи, потом каждый декабрь добавляю еще одну. Они присылают мне список желаний, и мы дарим им соответствующие подарки. В этом году у меня уже четыре семьи. У одной из них есть собака, поэтому, естественно, Птичка немного увлеклась.
Она хихикает.
– Птичка помогала делать покупки?
Я легкомысленно киваю.
– Конечно. Теперь, когда Фрэнки отдала свои пожертвования, мне осталось только все завернуть.
– Я сделаю это. – Айви стряхивает крошки со своих рук.
– Это много подарков. – Я ставлю свою тарелку в раковину.
– Твои очаровательные племянница и племянник думают, что я эльф. Ты ведь знаешь, что эльфы упаковывают подарки?
– Нет, серьезно, их очень много – Я веду Айви по коридору в другую свободную комнату с несколькими складными столами.
Ее глаза расширяются при виде кучи пакетов и коробок с нераспакованными вещами, сложенными на свободной кровати.
– О. Да. Их много. Мы можем объединиться.
Без дальнейших указаний она устраивает три станции на трех складных столах, оставшихся от свадебного приема Фрэнки и Расти.
– Первая – для упаковки. Вторая – для наклеивания бантов или лент. Третья – для этикеток.
Я шутливо салютую ей, потому что, по правде говоря, я надеялся, что они завернутся сами. Я довольно неуклюж в этом.
Пока маленькая стрелка на часах проделывает свой путь к полудню, мы создаем конвейер по упаковке подарков. Айви аккуратная и опрятная, она быстро создает профессионально завернутый подарок, а я вожусь со своими большими пальцами, пытаясь завязать простой бант. Она лишь слегка поддразнивает меня.
– Эй, я стараюсь изо всех сил.
– Как ты начал этим заниматься? – спрашивает она.
– После того, как ушел из армии, я был немного потерян. Моя основа пошатнулась. Поэтому я присоединился к организации под названием «Крыши для войск».
– Кажется, это опасно.
– Не так опасно, как... – Я замолкаю, не желая, чтобы в голову лезли мрачные мысли. Не сейчас. – В общем, мы ставили новые крыши на домах действующих военных и ветеранов. Иногда занимались ремонтом. И все в таком духе. Однажды на Рождество бригадир, у которого было особенно тяжелое посттравматическое стрессовое расстройство, приехал с грузовиком, полным подарков вместо черепицы. Мы подумали, что это для нас.
– Как великодушно.
– Его жена сказала, что самый верный способ получить, это отдать.
– Что он хотел получить?
– Исцеление, наверное. – Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что я искал то же самое. И до сих пор ищу.
Айви медленно кивает, словно она понимает, а не жалеет или осуждает меня.
– После этого я продолжил традицию.
– А что насчет тебя? Что ты надеешься получить?
Я выдыхаю через нос.
– То же самое. – Мои эмоции сжимаются и напрягаются, угрожая вырваться на поверхность.
Она не произносит больше ни слова, как будто удерживает пространство, чтобы я мог сказать больше. Или нет. Как будто она знает, что мы находимся на пересеченной местности, и оставляет за мной право решать, как далеко мы зайдем на враждебную территорию. Мое дыхание замирает в груди. Никогда не знаешь, когда наступишь на мину.
– Первая рана была получена в старшей школе. Потом, когда я потерял Айзека. – Я рассказываю ей о своем лучшем друге, брате по оружию, парне, который спас мне жизнь, а потом потерял свою, когда я не смог сделать то же самое.
Мое горло саднит, глаза горят, но они сухие. Совершенно сухие, как всегда.
Айви переплетает свои маленькие пальчики с моими мозолистыми. Она смотрит на наши сцепленные руки, давая мне время собраться с мыслями. Когда поднимает взгляд, ее глаза слезятся. Они почему-то становятся более серебристыми, как бездонный бассейн. Как будто девушка понимает мою боль. Как будто хочет выпустить ее часть так, как я не могу. Я не хочу этого. Ни в коем случае. Это слишком большое бремя, но, возможно, это ее способ отдавать. Разделить слезы, которые я не могу пролить. Удерживать пространство, где я могу быть просто честным.
Никто, кроме консультантов, с которыми я разговаривал, не приглашал меня открыться. И опять же, стены, которые я построил, очень прочные. Я специально сделал так, чтобы эту крепость нельзя было пробить. Но время проведенное с Айви напомнило мне, что есть ворота. Я могу открыть их. Впустить ее. Если захочу. Я хочу.
Хотя, похоже, она прекрасно нашла дорогу сама.
Я смотрю в окно на бурю. Находиться рядом с Айви это как метель в моей голове. Теплая метель из сердечек-конфетти, а не снега.
Если бы Айзек мог слышать мои мысли, он бы... стукнул меня. Нет, он бы похлопал меня по спине и сказал: «Наконец-то, брат».
Я: Наконец-то что?
Айзек: Наконец-то ты нашел то, о чем не знал, что тебе нужно.
Я: И что это?
Айзек: Позволю твоей матери ответить на этот вопрос. Вот подсказка: это слово из шести букв, которое начинается на «Л» и заканчивается на «Ь».
Я: Лебедь, лошадь, лагерь?
Айзек: Я бы разгромил тебя в игре «Эрудит».
Точно.
Отвлекая меня от моих мыслей, Айви говорит:
– Ладно. Подарки завернуты. Не хватает только елки. – Она отступает назад, осматривая красочные кучи подарков, которые заменили беспорядочную кучу на кровати.
– Нет. – Я качаю головой.
– Да.
– Нет.
Затем она начинает петь, выражая эмоции руками.
– Мчимся через «НЕТ», в открытых санях с одной лошадью. Над полями мы едем13...
– Пожалуйста, нет.
Она продолжает петь, придумывая каламбуры из рождественских гимнов, затем, с глубоким южным акцентом, говорит:
– Зови меня просто «Эльфист». Как Элвис, понятно?
– Ты украдкой пила кофе? Съела конфеты, когда я не смотрел?
– Нет и нет. Слушай, я та, кто пробирается через «нет».
Я прерываю ее, прежде чем она снова начнет петь. Дело не в том, что у нее плохой голос. Просто она указывает на все, чего я хочу избежать в это время года.
– Ладно, хорошо. Будет тебе елка.
Она подпрыгивает в воздух и попадает в мои объятия, словно медвежонок коала обнимает меня своими лапами и крепко сжимает. Это та же позиция, что и когда мы ехали на снегоходе, но в обратном направлении. Я не могу ничего поделать, но боюсь, что возвращаюсь вспять. Назад к своему слову, данному самому себе. Но и отпустить ее я тоже не могу.
Ее рука в моей была успокаивающей. Но ее тело, обернутое вокруг моего вот так, когда она поднимает кулак в воздух, радостно крича: «Хо, хо, хо!», как главарь веселой банды мятежных пиратов-эльфов, заставляет меня чувствовать себя...
Как капитан тонущего корабля. Но вид потрясающий, вода теплая, и если я смогу сойти на берег вместе с Айви, то буду в полном порядке.
Оказаться на необитаемом острове? Все, что мне нужно это она.
Я немного пошатываюсь, и не потому, что она тяжелая. Нет, она прекрасно помещается в моих объятиях. Когда Айви еще раз сжимает меня в знак благодарности, я не могу не обнять ее в ответ.
Мы снова закутываемся потеплее. Все это время Айви болтает обо всем, что ей нравится на Рождество. Птичка резвится вокруг, словно знает, что сейчас произойдет что-то интересное.
Пробираемся по снегу, и Айви все время переживает о том, как найти идеальную елку.
Она говорит:
– Если бы это было так же просто, как найти идеальное кресло для сидения у камина.
– Ты нашла его достаточно легко.
Она пытается сказать что-то еще, но это звучит как: «Пф, пф, пф, пф».
– Ну же. Я знаю, где есть хороший вариант. – Насвистывая, я веду ее за собой, и мы идем дальше. Я ухаживаю за фермой деревьев, поэтому, конечно же, знаю, где находятся самые лучшие вечнозеленые деревья. В данном случае это пихта Фрейзера.
Я нехотя срубаю ее, и мне практически приходится нести ее и Айви обратно в дом, так ей холодно.
То, что я держу ферму по выращиванию рождественских елок, не означает, что я должен ставить их, украшать или ожидать, что Санта выскочит из дымохода и доставит подарки. Это для тех, кто веселится и радуется. У кого еще есть надежда. Таких, как эта женщина, которая таинственным образом появилась в моей жизни.
Оставив елку под навесом перед выходом из подвала дома, я рявкаю:
– Вы с Птичкой заходите внутрь. Согрейтесь. Я буду через минуту. – Я не спеша убираю несколько нижних веток, а затем скрепляю гвоздями несколько кусков дерева для импровизированной подставки. Кроме того, мне нужно время, чтобы осмыслить происходящее.
Внутри подвала я топлю дровяную печь. Когда снег тает на ветвях дерева, я понимаю, что внутри меня тоже что-то тает и смягчается.
Я не знаю, что это значит и что произойдет. Смогу ли я выстоять или, как дерево в конце сезона, буду годиться только на дрова?
Наверху я нахожу Айви и Птичку, свернувшихся калачиком в кресле перед пылающим огнем. Устанавливаю елку перед большими окнами.
– Ну что, теперь довольна? – спрашиваю я, стараясь, чтобы моя маска ворчуна не сползла, потому что должен признать, что это замечательно выглядящая елка: высокая, полная, идеально ровной треугольной формы.
Айви поднимается со своего места, и я готовлюсь к очередным объятиям коалы. Вместо этого она обхватывает елку руками.
Мои глаза расширяются, а челюсть отвисает. Женщина обнимает елку.
– Я всегда хотела такую.
– Рождественскую елку? Я думал, что ты мисс Рождество во плоти.
– Но у меня никогда не было своей настоящей елки в натуральную величину.
Я хмурюсь, потому что у меня сложилось впечатление, что она не могла вынести отсутствия елки, потому что это ее традиция. И значит ли это, что она намерена остаться? Вообще-то, учитывая погоду, у нее может не быть выбора. До Рождества осталось всего четыре дня.
– Спасибо, Лука. Мне очень нравится. – Ее улыбка колеблется между восторженной и тоскливой. Такой как «Тоскливое Рождество» Элвиса, не путать с Эльфисом Пресли, которая была маленьким источником безудержной радости, когда мы упаковывали подарки.
Мне гораздо больше нравится видеть улыбку Айви и звук ее смеха, чем видеть ее грустной. Но так же быстро, как появилась, улыбка исчезает. Возможно, девушка тоже носит маску. Но мне невыносимо снова видеть ее расстроенной.
– Вопрос в том, чем мы будем её украшать? – Я чешу затылок. – У меня, наверное, есть несколько гирлянд на чердаке. Фрэнки дала мне их, потому что сказала, что смотреть через лес на мой дом в это время года слишком уныло.
– Дай угадаю, они все еще в коробке.
– И к твоему сведению, однажды я украшал ею дом, э-эм, этот дом до перестройки и пристройки, к Рождеству. Думаю, она могла оставить несколько простых блестящих безделушек.
Мы проводим следующие часы, украшая елку в основном бумажными снежинками ручной работы, лентами, оставшимися от упаковки, и гирляндами из бумажных цепочек.
После ужина сидим перед светящейся елкой. Огонь потрескивает, а Птичка устраивается у наших ног.
– Для парня, который не любит Рождество, ты сделал сегодняшний день незабываемым. – Огонь освещает глаза Айви, и они блестят.
– Терпимым, – говорю я.
Что-то внутри моей груди пульсирует, и внезапно воротник моей рубашки кажется слишком тесным. Мне становится интересно, что произойдет, если я ослаблю свою сдержанность. Разрушу несколько этих стен.
Взгляд Айви задерживается на мне.
– Спасибо тебе.
Я хочу отвести взгляд, но не отворачиваюсь, хотя мой пульс учащается.
Ее волосы в беспорядке. Щеки румяные.
Я втягиваю воздух.
Айви приподнимает подбородок. Ее глаза блестят, а затем взгляд переходит на мои губы. Она слегка кивает и придвигается ближе ко мне.
Я сдаюсь, наклоняясь ближе, прокладывая дорожку поцелуев вдоль ее подбородка, прежде чем спуститься к шее. Девушка льнет ко мне, и я опускаю свои губы к ее губам.
ГЛАВА 9
Мое тело отвечает на прикосновение Луки дрожью, но это не потому, что мне холодно. Его руки вокруг меня – теплая и желанная опора. Что-то, что удержит меня во время этой бури, когда я рискую, что ветер унесет меня прочь, как снег, кружащийся снаружи.
Сначала поцелуй осторожный, легкий. Это мягко и наводит на мысль о большем, что может исходить от этого крупного, сильного мужчины, если я позволю ему.
И я это делаю.
В течение всего дня я чувствовала, как его стены рушатся кирпичик за кирпичиком. Теперь моя очередь показать ему, что он может мне доверять. Все, что случилось в школе и с Айзеком, его лучшим другом, говорит о потере. Я никуда не уйду. И не только потому, что Ники находится подо льдом в пруду.
Я бы хотела остаться или, по крайней мере, быть частью жизни Луки до тех пор, пока он мне это позволит.
Учитывая мою профессию, даже с закрытыми глазами я легко ослабляю резинку, удерживающую его пучок. Его волосы рассыпаются, и я запускаю в них пальцы. Я никогда не целовалась с парнем, у которого волосы примерно такой же длины, как у меня. Странно, но теперь я понимаю, почему парням нравится эта мягкость.
– Это нормально? – спрашивает Лука, губы все еще прижаты к моим.
– Более чем, – отвечаю я.
Потом мы оба замолкаем, когда поцелуй становится еще глубже. У нас другой разговор – без слов.
Мне нравится, как это звучит. И то, что я чувствую. Мне кажется, я влюбилась в Луку.
Мой желудок сжимается, но не потому, что я голодна. Я боюсь того, что это может означать. Но сейчас я не хочу об этом думать.
Я в ловушке на этой горе из-за очередной бури вместе с Охотником. Где были семь гномов, когда они были мне нужны? Или эльфы Санты, они бы тоже не помешали. Хотя сейчас я не могу сказать, что возражаю.
Мне нравится здесь. Мне нравится быть с ним.
Лука одной большой рукой нежно обхватывает мой затылок, а другой крепко прижимается к моей спине, притягивая меня ближе. Впервые мне тепло. Впервые за долгое время мне кажется, что мое сердце может дышать.
Когда мы отстраняемся, кривая ухмылка Луки медленно перерастает в полноценную улыбку. Должно быть, моя улыбка совпадает с его, потому что его глаза сверкают в сиянии рождественской елки.
Рано утром следующего дня я просыпаюсь от скребущего звука. На какое-то мгновение я забываю, где нахожусь, ошибочно полагая, что все еще нахожусь в своей квартире в Вайоминге. Если бы это было так, мне не было бы так уютно и тепло. Я бы не чувствовала в воздухе слабый запах бекона, яиц и кофе, а медведеподобная собака по кличке Птичка не стояла бы у окна и не наблюдала за происходящим, застыв на месте. Я потягиваюсь и поднимаюсь на ноги.
– В чем дело, девочка? – спрашиваю я, почесывая ей голову.
Пикап Луки загоняет чистые полосы снега в насыпи, окаймляющие открытую подъездную дорожку, ближайшую к дому. Похоже, он починил плуг.
Это здорово, потому что это означает, что мы здесь не застряли. Но это также означает, что наше короткое время, проведенное вместе, подходит к концу. Мне нужно будет позаботиться о том, чтобы найти номер в отеле и арендовать машину. Я не уверена, что имеющийся баланс на моем банковском счете или на кредитной карте позволит мне далеко уехать, но надеюсь на рождественское чудо.
Я уже организовала одно, помогая Снеговику Фрости установить елку, так что все возможно.
Плотнее закутываюсь в его армейскую толстовку. Я не хочу потерять этот тонкий аромат. Когда уеду, будет ли странно или неправильно, если я оставлю его толстовку в качестве сувенира?
После завтрака и душа я нахожу свою одежду, выстиранной и сложенной у изножья моей кровати.
Когда Лука возвращается в дом, он не упоминает о поцелуе, не целует меня снова и даже не снимает свои ботинки и снаряжение.
Вместо этого мы загружаем все завернутые рождественские подарки в кузов грузовика для доставки. Лука закрывает их чехлом, чтобы они оставались сухими.
По дороге мимо пруда мы также проверяем Ники ‒ которая, к сожалению, почему-то не всплыла ‒ и едем по извилистой горной дороге. Сегодня ясный день с голубым небом. Пейзажи потрясающе красивы. Как и парень за рулем грузовика. В его присутствии я вспоминаю трепет от нашего поцелуя, и мой пульс учащается.
Однако мужчина остается относительно спокойным. Жалеет ли он о том, что поцеловал меня, или сосредоточен на дороге? Если бы я лучше справлялась с вождением несколько дней назад, то, возможно, не оказалась бы в таком затруднительном положении.
Я почти не помню, как ехала сюда, когда пыталась сбежать от Райфа, и уж точно не любовалась пейзажами. Не могу представить, что он все еще в Хоук-Ридж-Холлоу.
Когда въезжаем в город, я облегченно выдыхаю. Несмотря на два шторма, Мэйн-стрит больше похожа на зимнюю страну чудес, чем когда я здесь впервые побывала, и это говорит о многом, потому что в этом городе знают, как правильно праздновать Рождество.
Ленты, шары и огни покрывают массивную сосну в центре города. Мы, должно быть, пропустили церемонию зажжения. Конный экипаж катает посетителей по заснеженным улицам. Колядующие, одетые в старинные одежды, поют на сцене на рождественском рынке.
– Здесь идеально, – шепчу я, желая, чтобы это место стало моим домом.
Лука останавливается у гаража, глушит двигатель и говорит:
– Пойду узнаю, как отбуксировать твою машину.
Пока он внутри, я думаю, что мне делать с Ники, даже если мы вытащим ее из могилы. Я мало что знаю об автомобилях, но уверена, что они не работают после погружения в ледяную воду на несколько дней. Я не эксперт, но это просто догадка.
Более того, что я буду делать сегодня вечером? Завтра? После этого?
Груз беспокойства давит на меня, но тут из гаража появляется Лука ‒ волосы спрятаны под вязаной шапкой, плотная куртка подчеркивает его мужественную фигуру, кривая улыбка ‒ и мне хочется верить, что все сложится как нельзя лучше.
– К сожалению, Мак работает над тем, чтобы вытащить машину, которая упала в овраг на Брасс-Лиф-лейн у горного хребта. К тому же все эти незаконные парковки на курорте не дают ему покоя. Он не сможет подъехать ко мне в ближайшее время.
– Спасибо и на этом, – неуверенно благодарю я, потому что вопрос остается открытым. Что теперь?
– Без проблем. – Тон Луки исключительно деловой, и в нем нет ни капли нежности прошлой ночи.
Мне внезапно становится холодно, и я обхватываю себя руками.
На кончике моего языка вертится множество вопросов: Сколько будет стоить буксировка Ники? Что я буду делать с бесполезной машиной? Где мне остановиться? Скорее всего, у Луки есть ответы, но никто из нас не хочет их слышать, потому что это означает, что наш маленький пузырь снежного шара лопнет.
Наша следующая остановка ‒ почтовое отделение, где нас встречают как местных королевских особ. Почтовые работники, скорее всего, такие же эльфы, как и я ‒ надо будет спросить у Чарли и Стеллы, ‒ берут на себя ответственность помочь упаковать все завернутые подарки и отправить их в нужные дома по всему штату.
Одна из женщин хвастается своей елкой с фермы Коста и тем, какая она здоровая, даже после того, как простояла несколько недель.
– Обязательно поливайте ее, – говорит Лука.
Я понимаю, что он, может быть, и не королевских кровей и определенно предпочитает уединенный образ жизни, но нравится мне это или нет, он местный житель. Неотъемлемый элемент здесь, в Хоук-Ридж-Холлоу. Красавчик, с которым, похоже, любят поболтать женщины.
Другая работница отводит его в сторону и просит попробовать помадку по ее знаменитому рецепту. Затем дает ему полную коробку.
У меня слюнки текут.
Несколько человек болтают о том, что кто-то таинственным образом доставляет рождественские елки по городу.
– Одну привезли в «Центр помощи Хоук-Ридж-Холлоу».
Я так понимаю, это центр для пожилых людей и дом престарелых.
– И в приют для животных тоже.
– Это тайный Санта, – говорит первая леди.
Я бросаю взгляд на Луку, который остается бесстрастным, задаваясь вопросом, знает ли он что-нибудь о рождественских елках, таинственным образом появляющихся в этих местах. Конечно, если его беспокоит, что я мошенница, то он должен быть обеспокоен тем, что кто-то крадет его елки, пусть даже для благой цели.
Прежде чем мы успеваем уйти, одна пара приглашает его присоединиться к их семье на ужин, а женщина смотрит на него так, словно хочет пригласить на свидание, но когда видит ладонь Луки на моей пояснице, направляющую меня к двери, то отшатывается в противоположном направлении.
Бабочки в животе просыпаются, и я чувствую то, что редко случается в моей жизни, ‒ будто я желанна.
Когда мы с Лукой выходим, я говорю:
– Кто бы мог подумать, что на почте может быть так оживленно?
– Ты была в «Хоук Пост»? Несмотря на название, это не почта. Скорее, универсальный магазин. Туда нельзя войти и выйти меньше чем за полчаса. – Лука насвистывает себе под нос, и я замечаю, что он часто это делает.
– Думаю, что могла бы привыкнуть к этой жизни в маленьком городке.
– Ну, так себе.
– Так себе? Нет, Лука. Здесь восхитительно. Все тебя обожают, души в тебе не чают и хотят получить твой номер. – Я подмигиваю.
– Что ты имеешь в виду?
– Брюнетка в красном пиджаке? Она положила на тебя глаз.
– Фрэнки позаботилась о том, чтобы все в этом городе знали, что я не свободен.
Я немного дрогнула.
– Я думала, ты сказал, что нет никакой миссис Волк.
– И так оно и останется.
– О. – Мое дыхание прерывистое, когда я выдыхаю, задаваясь вопросом, что означал наш поцелуй, если вообще что-то значил.
Мы молчим, пока идем к грузовику. Моя обувь далека от идеала, и я поскальзываюсь на небольшом участке льда.
С рефлексами, как у кошки, Лука хватает меня за локоть, не давая упасть.
Наши взгляды встречаются и задерживаются. Я вглядываюсь в его глаза, задаваясь вопросом, почему он так отчаянно хочет остаться один, когда очевидно, что здесь у него есть семья и общество, которые так высоко его ценит.
Прикусив губу, я иду на риск.
– Я не знаю Айзека, но сомневаюсь, что он хотел бы, чтобы ты изолировал себя.
Выражение лица Луки превращается в гранит.
– Может, и нет, но Кимми хотела. – На этом он оставляет меня у задней двери грузовика и топает к водительской стороне.
Неприятие пронзает меня насквозь, как лед в пруду, который забрал Ники. Мои плечи опускаются, и я беспокоюсь, что сказала слишком много, и сомневаюсь, что Лука захочет принять меня обратно, но не думаю, что он просто оставит меня на улице. Я уже собираюсь подойти к его окну и извиниться, когда мимо проезжает знакомый черный внедорожник, а затем резко останавливается. Задние фары окрашивают близлежащий снег в красный цвет.
Райф.
Действуя инстинктивно, я бросаюсь бежать. Снова пробираюсь сквозь припаркованные машины, не высовываясь и отчаянно пытаясь скрыться.
Хлопают две двери.
Они преследуют меня.
Мой пульс учащается, и я судорожно ищу место, где можно укрыться. Вернуться на почту? Нет, скорее всего, Райф знает, что я иду оттуда, поскольку здесь находится парковка. Я могу проскочить через городскую площадь и затеряться среди толпы на рождественском рынке.
Холодный воздух обжигает мои легкие. Хруст соли, песка и льда под ногами становится все ближе.
– Айрис, я знаю, что ты здесь, – окликает знакомый ломкий голос.
Поднявшись с корточек, я заглядываю в окна седана и вижу Райфа, одетого в его обычное черное одеяние, стоящего через несколько машин. Я опускаюсь и прислоняюсь к двери.
Стараясь замедлить дыхание, чтобы он меня не услышал, я подползаю к задней части машины, чтобы рассмотреть варианты. В какую сторону идти?
– Послушай, я просто хочу поговорить, – говорит он.
Я могу броситься через парковку в сторону Мэйн-стрит. Библиотека находится всего в трех зданиях. Я знакома с ее интерьером и могу спрятаться там. Если, конечно, она открыта.
Другой вариант ‒ запрыгнуть в чью-нибудь машину и спрятаться на заднем сиденье, пока Райф и его головорез не уедут. Хотя эта возможность может привести к тому, что меня арестуют или водитель съедет с дороги, если я напугаю его, но мои возможности ограничены.
