Текст книги "Лука + Айвии четыре певчие птички (ЛП)"

Автор книги: Элли Холл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Отлично. Неважно. Я не собираюсь спорить из-за этого места.

Эта борьба за место на парковке требует терпения. Делаю глубокие вдохи. Такие же, какие делаю, когда у меня особенно придирчивая клиентка, которая не знает, какой стиль ей нужен, и продолжает передумывать на протяжении всего сеанса.

Я снова огибаю парковку. Массивное здание курорта высотой в несколько этажей, построенное в стиле ремесленников, возвышается справа от меня в сиянии мягких белых рождественских огней. Выплатив все долги по кредитной карте, я пообещала себе не пользоваться ею, кроме экстренных случаев. Это похоже на чрезвычайную ситуацию. Может быть, мне удастся снять номер на одну ночь.

В худшем случае, я свернусь калачиком под одной из тех тележек для доставки еды в номер, которые обычно накрывают скатертью. Райф туда не заглянет.

И снова мы с черным внедорожником сталкиваемся. Он снова мигает фарами. Однако на этот раз у нас нет повода для борьбы за свободную парковку. Когда он не трогается с места, я объезжаю его, злясь на то, какими грубыми бывают люди.

Когда проезжаю мимо, мурашки пробегают по моей коже.

– Обогреватель, не подведи меня сейчас, – говорю я, переключая диск регулятора.

Необъяснимое чувство, что кто-то смотрит на меня через окно машины, заставляет меня поднять взгляд вверх, и я смотрю на внедорожник. Пассажир смотрит на меня парой темных глаз.

Райф.

Срываюсь с места в противоположном направлении, лавирую между машинами, пытаясь выбраться с парковки. К счастью, скопление машин блокирует внедорожник Райфа с его головорезом за рулем.

Думаю, они последуют за мной, но, по крайней мере, у меня есть преимущество.

Вернувшись на главную дорогу, я проезжаю, кажется, несколько миль. Канада должна быть где-то рядом. Я вожусь со своим телефоном, пытаясь заставить GPS работать, но сигнала нет. В любом случае, так Райф мог выследить меня. По словам Айрис, этот парень технический гений, но использует свои навыки во зло. Хотя мог бы помогать людям, используя свои суперспособности. Я никогда не понимала, когда люди, которые могли бы стать героями, предпочитают разрушать жизни.

Задний привод «Мазды» с трудом справляется с подъемом на холм, когда на дороге начинает скапливаться снег. Доезжаю до развилки с указателем, указывающим на елочную ферму, и еду в том направлении, потому что там свежие следы шин.

Дорога сужается, и деревья, заваленные снегом, смыкаются вокруг меня. Свет фар подпрыгивает вверх-вниз, когда белая масса падает, словно кто-то сверху вылил ванильный молочный коктейль. Как будто я въезжаю в свежевыкрашенную стену.

– Ники, еще немножко. Ты сможешь, – шепчу я.

Я никогда не встречала фермеров, выращивающих елки, но представляю их добрыми, веселыми людьми. Возможно, они приютят меня на ночь. Я даже переночую в сарае, если понадобится.

Продолжаю подбадривать машину и себя, но она идет юзом. Мой желудок подпрыгивает к горлу, когда теряю контроль. Схватившись за руль, отпускаю тормоза, но уже слишком поздно. Мы с Ники крутимся, а затем скользим боком к просеке. Затем балансируем на двух колесах над тем, что кажется краем оврага. К счастью, это не утес. Просто чистый слой снега.

Я делаю вдох, замираю, но машина все равно накреняется. Протягиваю руку, и ремешок моей сумочки запутывается вокруг моей руки. Дергаю за нее, и она летит мне на колени. Машина глохнет и затихает, медленно наклоняясь.

– Это нехорошо.

Снежная земля быстро надвигается на меня. Я распахиваю дверь и вываливаюсь наружу, в последний момент оттолкнувшись от рамы.

– Ники, нет! – кричу я, отскакивая в сторону и выбираясь на дорогу. Моя машина с треском падает на бок.

Раздается скрип, раскалывающий тихую снежную ночь. Он становится громче, пронзая тишину, как стекло, раскалывающееся пополам. Затем раздается бульканье. Я понимаю, что машина упала не на поляну. Скорее, это пруд. Это не мой желудок булькал. Он перекрутился, как садовый шланг. Шум издавал воздушный пузырь.

Поднимаюсь на ноги и отступаю назад, пока Ники медленно погружается в воду, как тонущий корабль, оставляя меня одну в лесу.

В горле образуется комок, а в глазах застывают слезы.

– Что же мне делать?

Единственное, что подтверждает тот факт, что я действительно на дороге, это полог деревьев над головой. Но снег валит так быстро и так густо, что я не могу определить, какое направление ведет обратно к главной дороге.

Кружась по кругу, я шепчу:

– Пожалуйста, не дай мне умереть здесь.

Проверяю телефон в сумочке, но он был прикреплен к консоли машины, когда я пыталась воспользоваться GPS. Я могла бы попытаться достать его, прежде чем Ники полностью погрузится под лед, но не могу определить, где начинается край пруда, и не хочу рисковать уйти под воду вместе с ней.

– Выбери направление, Айви, – шепчу я.

Я начинаю идти, пробираясь по снегу, молясь, чтобы мимо проехала машина. Сейчас я бы обрадовалась даже Райфу. Какую бы судьбу он ни приготовил для моей сестры, это не может быть хуже, чем замерзнуть до смерти в одиночестве здесь.

Может, это и не так, но я рискну.

По мере того, как продолжаю идти, я теряю чувствительность в пальцах ног. Лицо горит от холода. Зрение затуманивается от ветра, поэтому не могу быть уверена, что вижу свет вдалеке, но если это так, то я иду в том направлении, как на маяк, ведущий меня вперед.

Снег настолько плотный, что я задыхаюсь, вдыхая несколько хлопьев, когда внезапно открывается вид на шале, расположенное между массивными соснами и сугробами снега. Внутри светятся огни.

– Спасибо, – шепчу я.

Каменный нижний уровень поддерживает массивную террасу, обвивающую дом с двумя деревянными этажами, построенными в стиле «столб и балка». Выглядит благоприятно и безопасно, по крайней мере, по сравнению с тем, чтобы оставаться здесь и рисковать смертью от обморожения.

Поднимаюсь по ступенькам на террасу и стучу в деревянную дверь с окном из гравированного стекла. Заглядываю внутрь: в массивном каменном камине пылает огонь. Вдалеке сквозь завывание ветра четыре раза лает собака. Я стучу снова и снова, молясь, чтобы кто-нибудь ответил.

Свет горит. Огонь горит. Конечно, это не заброшенный коттедж в лесу с привидениями.

Стучу еще раз. Когда никто не отвечает, а собака перестает лаять, я пробую ручку. К счастью, дверь открывается.

– Слава Богу, – шепчу я.

Скинув сапоги и смахнув снег с плеч, я бегу к огню. Мои пальцы на руках и ногах горят. Конечно, есть правильный способ оттаять, но если бы это не означало верную смерть, я бы залезла в огонь, до такой степени мне холодно.

Мой голос дрожит, когда я говорю:

– Эй. Есть кто-нибудь дома?

Медленно поворачиваюсь по кругу, осматривая большую комнату со сводчатым потолком, открытой планировкой с современной кухней, длинным обеденным столом и кожаным диваном. Опустив взгляд, понимаю, что стою на том, что вполне может быть ковром из медвежьей шкуры. Телевизора нет. Но, опять же, я видела передачи с подобными шикарными домами, где телевизор появлялся из-за скрытой панели в стене или всплывал из обычного на вид предмета мебели.

Кроме потрескивания огня, в доме тихо. Если бы я уже не замерзла, мурашки покрыли бы мою кожу.

– Эй! – повторяю я, беспокоясь, что попала в эстетически приятную ловушку.

Бабушка Гензеля и Гретель жила в захудалом домике, а не в таком месте, как это. По крайней мере, я надеюсь, что в сказке было точное ее описание. Кто знает, может, она была злой и богатой, как Райф.

Продолжая дрожать, стаскиваю с дивана плед и опускаюсь в мягкое кресло. Я отплачу хозяину дома, чем смогу. Я просто не хочу умирать.

Когда начинаю согреваться, мои веки тяжелеют. Мое тело кажется вялым, кровь густой. Я дремлю, пытаясь не дать себе заснуть, но не уверена, конец ли это или мне просто нужно отдохнуть после испытаний на свежем воздухе.

Должно быть, я все же заснула, потому что в следующий момент что-то теплое и влажное скользит по моей щеке. Это повторяется снова и снова. Тем временем вдалеке кто-то насвистывает веселую мелодию.

Мне снится сон? Если да, то это странный и насыщенный сон, особенно учитывая слабый запах гнилой пищи. Мусоропровод? Собачье дыхание?

Затем раздается резкий лай, и мои глаза распахиваются.

– Птичка, что ты?.. – спрашивает глубокий и смутно знакомый мужской голос.

Я рывком сажусь, когда надо мной нависает массивный мужчина с бородой во фланелевой рубашке. Его карие глаза обрамлены темными ресницами. Глаза, которые я уже видела раньше.

Его выражение озабоченности и настороженности должно быть совпадает с моим, но я благодарна, что это не Райф или его головорез.

Вместо того чтобы прятать волосы под шапкой, они длинные и обрамляют лицо. Его мускулистые руки напрягаются под длинными рукавами рубашки.

Это мистер Зефир.

ГЛАВА 3

ЛУКА

Свернувшись калачиком в кресле перед камином, спала женщина из закусочной закуталась в плед. Теперь страх пронизывает ее глаза, когда она смотрит на меня.

Моя охотничья собака, помесь сеттера и бернского зенненхунда, пытается забраться в кресло, как комнатная собачонка, которой она не является. И несколько раз лижет лицо женщины.

– Птичка, – командую я негромко.

– Айви, – говорит незнакомка с легким милым южным акцентом, который я узнаю.

– Нет, Птичка, прекрати.

Сведя брови, женщина говорит:

– Пожалуйста, не убивай меня.

– Я не собираюсь. С чего ты это взяла?

Ее взгляд устремлен на дверь, словно она прикидывает, стоит ли убегать.

– Я пришла с миром, – пищит она.

– Откуда ты? Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я с замешательством, встречающимся с беспокойством.

– Давай посмотрим, я родилась в Техасе, но переехала, когда мне было три года. Потом мы вернулись туда, так что я хорошо знаю местность, ну, во всяком случае, центральную часть. Потом я жила с...

Снег тает, когда я качаю головой.

– Нет, я имею в виду, как ты сюда попала?

Женщина съеживается в плюшевом кресле, которое выбрала Фрэнки, говоря, что оно идеально, чтобы откинуться перед камином после долгого дня. Но не в том случае, если у меня есть незваный гость, что довольно странно, учитывая, что единственный другой дом на много миль вокруг принадлежит моей сестре, которая и настояла на том, чтобы я взял это кресло.

Однако, даже завернутая в плед, эта женщина с бледно-голубыми глазами с серебристыми прожилками, темными ресницами, светлой кожей и прямыми волосами совсем не похожа на Фрэнки. Скачок моего пульса тоже не похож на родственный. Он такой же, как у меня был раньше, когда мы встретились в закусочной.

Я изо всех сил старался не обращать внимания.

Я приехал в горы, чтобы убежать от себя, ответственности и, прежде всего, от женщин. Короткий флирт был именно таким. Коротким. Он должен был быть оставлен в городе. Неужели она последовала за мной сюда?

Ее взгляд перебегает с меня на мою руку и обратно, затем она подталкивает собаку и позволяет ей забраться в кресло.

– Птичка, вниз, – приказываю я.

Когда животное забрело на ферму, кожа да кости, вероятно, брошенное организованной охотничьей группой, которая привозит руководителей компаний и людей с большими деньгами на удаленные экскурсии в горы, чтобы «уйти от всего», у меня были самые лучшие намерения держать ее подальше от мебели.

Иронично, что теперь она хозяйничает здесь.

Я также теперь знаю, почему когда мы были в поле она пролаяла четыре раза, как я ее приучил, когда кто-то ступает на территорию. Сегодня я никого не ждал. Особенно в такую погоду. Даже у моей сестры хватает здравого смысла оставаться дома.

Несмотря на мое нежелательное влечение к Айви, если это ее настоящее имя, я насторожен.

Одно я знаю точно: охотничья компания не бросала эту женщину. Из того, что я могу сказать, она стройная, но не отчаянно нуждающаяся в еде со спутанной шерстью и проблемами с желудком из-за блужданий по лесу, питавшаяся неизвестно чем в течение нескольких недель.

Такова была судьба Птички до того, как я взял ее к себе.

На самом деле, я знаю, что раньше женщина пила горячий шоколад – лучший в Хоук-Ридж-Холлоу.

Айви прячется за спиной Птички, которая смотрит на меня, высунув язык и тяжело дыша после нашего похода домой. Она хочет получить свое печенье за то, что вела нас во время шквала, но придется подождать.

– Мисс, если это какая-то афера, то я из Нью-Йорка и знаю все уловки. – На ум приходит лигерийский принц, который утверждал, что его похитили пираты, и обманом заставил моих родителей перечислять ему деньги.

– С моей точки зрения, единственный человек в этом доме, которому угрожает опасность, это я. – Ее голос дрожит.

– И как это понимать, учитывая, что это ты вторглась на чужую территорию? – Я использую свой твердый, тренировочно-командный голос.

– Это у тебя в руках топор... – Ее взгляд падает на мою руку, и она, кажется, сжимается в клубок.

– О. Точно. – Я подбрасываю и перекидываю эту штуку из руки в руку. – Вообще-то, это колун.

– Ты словно Охотник, мистер Зефир.

Я наклоняю голову в сторону.

– Мистер кто? Неважно. Да, я охочусь.

– Я имею в виду, как в «Белоснежке и Охотнике»⁷.

Белоснежка? Это точно. Ее почти серебряные глаза завораживают, а светлая кожа контрастирует с темными волосами. Стряхиваю с себя эту мысль и электрический разряд, который эта женщина посылает через мою систему.

Кладу топор на ящик для хвороста рядом с камином.

– Как ты сюда попала?

– Я ехала вверх по холму, повернула на развилке дороги, а потом потеряла управление. Машина заскользила и опрокинулась. Почти слишком поздно я поняла, что выехала на пруд.

Обычно я наслаждаюсь зимней прохладой, но в моих жилах застыл лед. Она могла погибнуть.

– Ты ранена?

– Нет, просто замерзла. – Она немного дрожит несмотря на то, что плотно закутана.

Я подбрасываю еще пару поленьев в огонь. Птичка опускается в кресле, лапы свисают с края подушки. Она поможет согреть женщину вместе с огнем.

– Зачем ты вообще сюда забралась? Это далеко от дороги, – повторяю я, на этот раз мягче.

– О, эм, я… ну, я была… потом я... – Она возится со свободной веревкой на пледе.

Я поднимаю бровь.

– Ты потерялась?

Не могу понять, травмирована ли она, замерзла или пытается придумать правдоподобную историю, чтобы замести следы. Подозрение обостряет мои чувства. Обычно аферисты, нападающие на удаленные роскошные дома, работают парами или группами. Если это так, то, скорее всего, она выбрала меня в качестве своей метки еще в закусочной.

С другой стороны, я вожу побитый пикап, у меня волосы почти до плеч, и я ношу те же ботинки, что и во время службы в армии. Я не подхожу под описание владельца дома стоимостью в несколько миллионов долларов. Это пришло благодаря упорному труду и целеустремленности. Возможно, одержимости.

Мне нужно было как-то справляться с прошлым.

Упираясь кулаками в подлокотники кресла, я опускаю голову, чтобы мы с Айви оказались на одном уровне. Моргаю, отгоняя очарование ее взгляда, и сосредотачиваюсь на своем намерении.

– Слушай, если ты с каким-то паршивым бойфрендом пришла сюда, чтобы обнести дом, дай ему знать, что я буду защищать свою собственность. – Мой голос звучит как рык.

Женщина еще глубже погружается в кресло, и в ее светлых глазах появляется страх. Мы так близко, что серебристые прожилки в ее радужной оболочке грозят заворожить меня.

– Клянусь, что я здесь одна. Совсем, совсем одна.

По какой-то причине это переворачивает что-то внутри меня.

Моя предательская собака снова лижет ей руку.

Отлично, теперь мой верный лучший друг засыпает ее поцелуями. Птичка должна быть сторожевым животным, охотничьей собакой. Я пошлю сообщение Расти по соседству и предупрежу его, если кто-то будет рыскать вокруг. У него много собак и можно рассчитывать на то, что они отпугнут или поймают любого незваного гостя. Но опять же, эта буря такая сильная, что если кто-то там есть, то он застрянет, пока я не смогу расчистить дорогу.

Подвал можно использовать как темницу, пока буду ждать властей.

Я ворчу. В кои-то веки эта жалкая погода работает в мою пользу. И тут меня осеняет тревожная мысль. Если ее партнер по преступлению застрял, значит, и она тоже. Застряла здесь. Со мной.

– Слушай, я серьезно. Если ты лжешь, я... – Мой взгляд летит к топору.

– Мистер, я обещаю. Я была в Хоук-Ридж-Холлоу и поехала сюда...

– Почему?

– Пейзаж? – Она произносит это скорее как вопрос, чем как констатацию факта.

Я фыркаю. Вполне вероятная история, и, скорее всего, она действительно заблудилась. Это нетрудно сделать, особенно с таким снегопадом.

– Ну, у тебя есть час, чтобы согреться, затем собирайся и отправляйся в путь. Можешь сказать то же самое тому, с кем работаешь. – Я говорю последнюю часть на всякий случай. Предупрежден – значит вооружен. Я не могу позволить себе быть ленивым, небрежным или обманутым ее привлекательной внешностью.

…или ее глазами, ее слегка вздернутым носом, трепетным изгибом губ. Я отворачиваюсь.

– Я не могу уйти. Куда я пойду? Как? – спрашивает Айви.

– Тем же путем, каким попала сюда.

– Ты слышал, что я сказала? Моя машина в пруду. Возможно, уже давно подо льдом.

– Докажи это.

Птичка кладет подбородок на колени женщины и по-собачьи вздыхает.

Предательница.

Мы все еще работаем над дрессировкой. Но опять же, обычно она рычит, когда на дороге водитель или почтальон. У нас есть система, по которой она лает четыре раза, если кто-то ступает на нашу территорию.

Айви открывает и закрывает рот, глаза наполняются слезами.

– Знаешь, как добраться до пруда?

– Конечно, знаю.

– Можешь одолжить мне шапку? Я потеряла свою. – Дрожа, она поднимается на ноги.

Помимо ее завораживающих глаз, ее волосы развеваются вокруг лица в стрижке длиной до подбородка. Они немного растрепаны. Я помню, что девушка была в шапке в закусочной, но думал, что ее волосы длиннее. Айви стройная, с изгибами в нужных местах. Я замечаю это только потому, что ее куртка тонкая, а джинсы облегающие.

Других причин нет. Честное скаутское. В основном.

– Конечно. Можешь одолжить и пальто получше, – говорю я с неохотой.

Птичка идет следом, не отходя от женщины. Как будто охраняет. Я оцениваю ситуацию, прокручивая в голове сценарии и вероятности. Выстраиваю несколько вариантов развития событий. Она была с охотничьей группой, которая бросила Птичку? Она проворачивает аферу? Она действительно потерялась?

Собака пытается присоединиться к нам, но после нашего предыдущего похода, чтобы поддержать некоторые слабые деревья в поле перед очередной метелью, я не хочу снова подвергать ее суровой погоде. Если уж на то пошло, я сам не хотел бы возвращаться туда, но выдыхаю и открываю дверь, потому что эта женщина не может здесь оставаться.

Айви медленно идет за мной, прижимая к груди свою сумочку.

В одной руке фонарик, свет отражается от снега. В другой держу наготове баллончик со спреем от медведя. Не могу себе представить, чтобы он был сегодня на улице, но слышал истории о том, как люди сталкивались с дикими животными в такую погоду. Спрей также остановит ее соучастника по преступлению, если у нас произойдет близкая встреча.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она сквозь ветер.

– Я здесь живу.

Я почти представляю, как она закатывает глаза на мой ответ.

– Почему ты был не дома, когда я пришла?

– Шторм налетел неожиданно. Может быть, у меня и есть опыт в обороне, но я не прирожденный любитель активного отдыха. Я родился и вырос в городе. Пока рос, старался как можно чаще уезжать подальше. Я был тем, кто играл в грязи в парке, пока остальные дети были на скалодромах. Я все еще учусь читать местность и погоду. Пришлось ухаживать за деревьями. – Сказав слишком много, я замолкаю. Но в эти дни у меня нет возможности разговаривать со многими людьми.

– Ты управляешь елочной фермой?

Я киваю, но не уверен, что она меня видит.

Когда мы с трудом проходим несколько футов, она спрашивает:

– Ты знаешь, куда идешь?

– Да, знаю.

Несмотря на глубокий снег, мне знакома длинная подъездная дорога, ведущая к дому. Я пометил край дороги колышками обмотанными светоотражающей лентой, чтобы не оказаться в пруду при расчистке снега.

– Уверен? – спрашивает она.

Я останавливаюсь и хмыкаю.

– Мой предыдущий ответ заставил тебя усомниться в моих способностях?

– Скорее, в твоей разумности. Моя машина в пруду. Даже если мы ее найдем, как ты собираешься ее вытаскивать?

Она права.

Сезон только начался, а снежные завалы уже окаймляют подъездную дорогу.

Я резко поворачиваю направо к сараю.

– Мы возьмем сани.

– Что? – Она еще не начала следовать за мной.

– Не отставай. Ты можешь здесь заблудиться.

– Уже, – бормочет она.

Хруст ее ботинок по снегу настигает меня, когда я открываю дверь сарая и свечу фонариком на мотосани.

– Это мотосани, не путать с этим. – Я свечу фонариком на старые сани, прислоненные к стене.

Снегоход заводится с ревом. Я подаю сигнал, чтобы она села позади меня.

Айви не двигается с места.

– Это безопасно?

– А пешком сейчас безопасно? – Я планирую ехать медленно, чтобы следовать дорожным указателям, но это будет намного быстрее, чем если мы попытаемся добраться до пруда пешком.

Она колеблется, затем опускается на сиденье, располагая ноги по обе стороны от меня.

– Держись крепче, – кричу я.

– Держаться за что? – спрашивает она.

– За меня. – Я трогаюсь с места.

Я чувствую, как Айви отшатывается назад, прежде чем схватиться за меня, обхватив руками мою грудь.

От ее прикосновения во мне пробегает волна трепета, но я сосредоточен на дороге и безопасности, пока мы летим сквозь бурю. Считаю количество светоотражающих маркеров, пока приближаемся к пруду.

Вскоре я замечаю свет, пробивающийся сквозь лес, но это не мой фонарик. Это одинокая фара, направленная вверх сквозь ледяной покров.

Либо это тщательно продуманная уловка, либо Айви не лгала о том, что пруд поглотил ее машину.

Девушка крепче вцепляется в меня, словно заново переживая смертельную опасность.

– Это Ники, – говорит она.

Встревоженный, я поворачиваюсь на сиденье.

– Значит, кто-то был с тобой?

– Нет. Так я называю свою «Мазду».

– Ты дала имя своей машине? – Я не жду ее ответа. – Её не вытащить до весны.

– Значит я застряла здесь? – Она хнычет.

– По крайней мере, пока не прекратится буря, и я не смогу отвезти тебя в город. – И это должно произойти как можно скорее, потому что, когда я завожу снегоход и возвращаюсь тем же путем, которым мы приехали, ее хватка усиливается.

Прежде всего, я не могу допустить, чтобы женщина держалась за меня. Давным-давно я распрощался с ними, отпустил и намерен оставить все как есть. Есть причина почему я одинок, и никто, даже такая милая женщина, как Айви, этого не изменит.

– Ты живешь поблизости? – спрашиваю я через плечо, прикидывая, как быстро смогу увезти ее отсюда.

Когда мы проделываем обратный путь, она крепко обхватывает мою грудь руками и мне приходится заставлять себя не наслаждаться её прикосновениями – такими теплыми, даже сквозь слои моего зимнего пальто.

– Нет. Вайоминг, – отвечает она.

И снова мои шестеренки начинают вращаться, пытаясь понять ее предысторию, ее ситуацию.

После того как ставлю мотосани на место, мы возвращаемся в дом. Птичка лает четыре раза, как я ее учил, чтобы предупредить, что кто-то пришел. Отлично. Теперь она выполняет команды.

– Это я, девочка, – говорю я, когда мы входим в дом.

Собака подбегает к женщине, обнюхивает ее и прижимается к ней.

Я снимаю верхнюю одежду и дышу на руки, чтобы согреть их.

Айви остается у двери, дрожа. Она нервничает, ей холодно или и то, и другое?

Ее взгляд обращается к моему с мольбой. Возможно, она ждет, что я приглашу ее войти.

– Входи. Согрейся.

Она снимает с себя мое комично большое пальто и бросается к огню.

Взглянув еще раз, я вижу, что ее волосы определенно выглядят не так, как тогда, в закусочной. Возможно, я теряю свою способность к острой наблюдательности. С другой стороны, я больше не считаю своей задачей идентифицировать всех, кто находится поблизости, как друзей или врагов.

Но одно я знаю точно: Айви посылает через меня всплеск не знаю чего. Но это сильно. Интенсивно. Мне хочется познакомиться с ней поближе, но если я думаю, что это хорошая идея, то должен выйти на улицу и присоединиться к Ники в пруду, хотя бы для того, чтобы выкинуть эту мысль из головы.

ГЛАВА 4

ЛУКА

– Осторожно, – говорю я, потому что Айви стоит слишком близко к пламени, лижущему очаг.

Стуча зубами, она говорит:

– Холодно.

Я приношу ей плед с кресла.

– Все твои вещи, наверное, тоже были в машине, да?

– Нет. Я не взяла...

Быстро заметив несоответствие, я говорю:

– Ты сказала, что живешь в Вайоминге, значит, ты путешествовала. И все же у тебя ничего с собой не было?

– Нет.., – говорит она медленно, словно пытаясь придумать лучший, более правдоподобный ответ.

– Так ты действительно одна? Наверняка тебя кто-то ищет.

Я замечаю плавную линию ее шеи, когда она тяжело сглатывает.

– Нет.

Мне трудно в это поверить.

– Ты здесь один? – спрашивает она через некоторое время.

– Да. – И я хотел бы остаться один на Рождество. Таков был план. Я небольшой поклонник этого конкретного праздника. Мне больше нравится четвертое июля. Звезды, полосы и все такое. Но теперь моей семье пришлось переехать сюда, так что ожидаю, что они вторгнутся в мое личное пространство с вечнозелеными гирляндами и елочными украшениями.

Чей-то желудок громко урчит.

Зуд ползет у меня под кожей, и это не тот вид, который можно почесать. Я нужен этой женщине. Хоть и напоминаю себе, что она мне не нужна. Я иду на кухню и свистом подзываю Птичку, наполняя ее миску едой.

Благодаря открытой планировке я могу присматривать за Айви, пока нарезаю картофель.

– Могу я чем-нибудь помочь? – спрашивает она через несколько минут, уже не дрожа и, похоже, достаточно согревшись у огня.

Не обращая внимания на свою еду, Птичка держится рядом с Айви.

– Нет. Просто готовлю ужин.

Женщина прикусывает губу.

– У тебя очень красивый дом.

Я резко дергаю головой в ответ на ее комментарий, и картофелина скатывается со столешницы от моего резкого движения.

Девушка наклоняется и поднимает ее.

Наши руки соприкасаются, когда Айви передает ее мне. Ее прикосновение электризует.

Она поднимает ладони.

– Обещаю, я здесь не для того, чтобы что-то украсть, если ты об этом подумал. Я заблудилась. Сбилась с дороги. Поверь, я бы хотела сказать обратное.

Птичка подталкивает девушку мордочкой, прося, чтобы ее погладили.

Айви гладит шерсть собаки, как будто это приносит ей столько же утешения, сколько Птичке радости.

– Поверь мне, когда я говорю, что быть одной в лесу с человеком, который вполне может оказаться убийцей с топором, это не то, что я называю идеальной ситуацией.

Указывая ножом в руке на ящик для хвороста, я говорю:

– Как я уже сказал, это был колун. Но у меня есть топор, молот и куча пил.

Она натянуто улыбается и делает неопределенный жест в мою сторону.

– Это не помогает.

– Я – фермер, выращивающий рождественские елки, а не убийца с топором. Но, конечно, у меня есть острые инструменты.

– Если кто и подвергается риску, так это я. У меня даже телефона нет. – Она морщится, как будто сожалеет, что рассказала об этом.

– И я должен тебе поверить?

Поворачиваясь по кругу, она снова поднимает руки вверх, как будто ее обыскивает полиция.

– Я докажу. – Затем она бросает свою сумочку на столешницу. – Мой бумажник. – Она достает водительские права.

– Айви Херли, – говорю я, читая ее имя.

Голубые глаза. Каштановые волосы. Пять футов пять дюймов. Сто тридцать фунтов. Я сканирую ее взглядом. Мой пульс учащается. Да, она подходит, если только удостоверение личности не поддельное. Хотя оно довольно убедительно с металлической полосой и голографическим изображением в углу.

– Мне казалось, ты говорила, что ты из Вайоминга. Это удостоверение штата Теннесси.

– Я его еще не обновила. – Она убирает удостоверение обратно в бумажник.

– Ты из Техаса, жила в Теннесси, потом в Вайоминге?

– Да, и в Оклахоме тоже. Я много переезжала, когда была ребенком.

– Как ты сюда попала? – повторяю я, используя тактику допроса, чтобы увидеть, правдива ли она в своей истории или добавляет и путает детали с каждым вопросом, зарывая себя в яму лжи.

– Насколько я понимаю, в двигателе внутреннего сгорания искра запускает серию событий, которые...

Я наклоняю голову.

– Я знаю, как работает автомобиль. Ты уклоняешься от моего вопроса. Почему ты здесь, в Хоук-Ридж-Холлоу?

Девушка улыбается, но могу сказать, что улыбка фальшивая. Та, которую она продемонстрировала в закусочной, заставила меня забыть, почему мне лучше быть одному.

– Я искала необычный городок, чтобы отпраздновать Рождество. Свернула не туда. Очевидно.

Мельком замечаю фотографию в ее бумажнике: ее и другой женщины. Я вижу только половину лица, но они похожи. Может быть, сестра или кузина?

– У тебя там волосы. – Кончиком ножа я указываю на то, что выглядит как оторванный конский хвост, который вывалился из ее сумочки.

Она быстро убирает их, и ее рука подсознательно тянется к тому, что, как я предполагаю, были ее длинными локонами. Кончиками пальцев едва касается зазубренных концов, подтверждая, что она, должно быть, подстригла их недавно.

– Да. Нужны были перемены. Я парикмахер и почувствовала вдохновение постричься самой. Воспользовалась моментом. Я собираюсь пожертвовать волосы на благотворительность. Сейчас как раз сезон. – Она издает игривый смешок.

– Выпила слишком много шоколада? – спрашиваю я.

– Нет. Не могу винить в чем-то шоколад, но могу подстричь тебе бороду.

– Учитывая, что ты все еще слегка дрожишь, не думаю, что доверю тебе острые предметы.

– Это говорит парень, который набросился на меня с колотушкой или как ты там сказал, это называется.

– Это был колун, и я на тебя не нападал. – Кладу нож, которым резал картошку, на столешницу, чтобы успокоить ее.

– Только не раскалывай меня, – говорит Айви.

– Не буду. Обещаю. – И я знаю, что лучше не нарушать это обещание.

Она вздрагивает, а затем, кажется, замыкается в себе, как будто думает о чем-то, что предпочла бы оставить на дне озера.

– Хочешь сыграем в «Правда или ложь»? Мы можем превратить это в игру. – Мой голос звучит ровно, потому что у меня такое чувство, что она опускает важные части своей истории.

Проверяю, закипела ли вода для картофеля, давая ей время решить, стоит ли признаваться.

Она отвечает:

– Не особенно. Но если хочешь услышать что-то правдивое, то вот. Ты, как если бы у Чудовища и Охотника родился ребенок.

– Как это может получиться?

– Ты грубый, как Чудовище, и прекра… грубый, как Охотник.

Что она чуть не сказала? Прекра... что?

– Я грубый и грубый? – Я почти хихикаю.

Розовый цвет ее щек от холода становится еще гуще.

– Я не уделяю особого внимания сказкам, но у меня есть младшая сестра, которая заставила меня посмотреть ту, в которой девочка любила книги.