Текст книги "Лука + Айвии четыре певчие птички (ЛП)"
Автор книги: Элли Холл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
– Если я это сделаю, то рискую вывести из строя гидравлику. – Я тяжело вздыхаю.
– Есть места и похуже, где можно застрять. Просто говорю. – Айви приятно улыбается, словно пытается извлечь из ситуации максимум позитива.
Я бросаю на нее раздраженный взгляд, раздувая ноздри, прежде чем понимаю, что она, скорее всего, подумает, что я злюсь на нее. Может, я и есть чудовище.
Птичка лакает воду, а потом плюхается на пол перед огнем.
В этот раз внутренне Айзек вместе с мамой ругают меня. Несмотря на мою независимость, они с папой играют важную роль в моей жизни – еще одна причина, по которой мне понадобилось собственное жилье.
– Спасибо, что добавила поленьев в огонь, – бормочу я, помня о вежливости.
Надо бы проверить и дровяную печь в подвале. У меня несколько источников отопления, потому что, несмотря на то, что переехал сюда, я плохо переношу холод. Наверное, это моя итальянская кровь.
– Я заметила, что у тебя нет рождественских украшений. – Айви крепко сжимает свою кружку, словно готовясь к защите от моего ответа на ее замечание.
– Моя сестра с лихвой компенсирует это.
Она хмурится, как будто не понимает.
– Фрэнки и ее семья живут по соседству.
– А, так ты не старый, ворчливый отшельник в горах.
– Я не старый. Мне тридцать. Ты описала мистера Орсона, который живет примерно в миле дальше по горе, хотя он не так уж плох, когда узнаешь его получше. Он разрешает мне пользоваться его холмом, чтобы покататься на санках. – Я неопределенно указываю пальцем через плечо.
Она поднимает брови, как бы удивляясь замечанию о катании на санках.
– Мне показалось, что я видела дым из трубы раньше.
Я делаю глоток кофе, и кофеин, должно быть, развязывает мне язык.
– Фрэнки и Расти живут дальше через лес в ту сторону. – Я жестом показываю в окно. – Изначально этот коттедж принадлежал моему деду. Родители дедушки Франческо, мои прабабушка и прадедушка, хотели, чтобы он женился на женщине из Италии. История гласит, что она была из хорошей семьи и прекрасной девушкой. Она ему понравилась, но он решил, что они слишком молоды, чтобы остепениться. Франческо сказал родителям, что собирается путешествовать в течение месяца, прежде чем принять решение. Каким-то образом он оказался в Хоук-Ридж-Холлоу. Самое холодное место на земле, по его словам.
– Согласна. – Айви потирает руки.
Я веду нас к дивану у камина.
– Я тоже. В общем, однажды вечером он и парень по имени Чарльз Хокинс играли в карты. В игре он выиграл эту собственность. Хокинс жил по соседству в доме, который сейчас принадлежит моей сестре и Расти. – Делаю паузу, не уверенный, стоит ли рассказывать остальную часть истории.
Айви наклоняется ко мне, уделяя мне все свое внимание. Концы ее волос обрамляют ровную линию челюсти. Ее полные губы едва соприкасаются, как будто она следит за каждым моим словом. Ее большие, яркие глаза сосредоточены на мне. Это почти болезненно, потому что есть так много деталей, которые я не хочу, чтобы она видела. И все же я хочу смотреть на нее.
Вырывается неровный вздох.
– Есть еще что-то? – спрашивает она.
Мой рефлекторный кивок обязывает меня рассказать ей все остальное.
– Франческо и Чарльз стали хорошими друзьями. Потом появилась Елена – его сестра, моя двоюродная бабушка. Их родители послали ее, чтобы она привезла их сына домой. Месяц превратился в год. Но в итоге она осталась... и завоевала сердце Чарли, живущего по соседству. Франческо был против этого романа. Никто не был достаточно хорош для его сестры. До появления Расти я мог легко понять его чувства. Все мы, братья Коста, очень оберегали Фрэнки.
Айви свела брови.
– Я полагаю, что у этой истории счастливый конец.
Может быть, для них. Для меня – никогда.
– Дружба между Франческо и Чарли распалась. Переросла во вражду. Елене очень нравился Чарли, но она согласилась отпустить его, если Франческо вернется с ней в Италию. Он так и сделал, и в последствии женился на моей бабушке.
– А как же Елена?
– Она оставила позади свою настоящую любовь. Так и не вышла замуж.
– А как ты оказался здесь?
– Мои родители родились в Италии. Переехали в Нью-Йорк. Я родился и вырос там. Несколько лет назад сюда приехала моя сестра. Разожгла вражду с соседом – Расти Хокинсом. Внуком Чарли. Все могло быть ужасно. Вместо этого они полюбили друг друга.
– Значит, она переехала в соседний дом, а ты приехал сюда, – говорит Айви, собирая все воедино и оглядываясь по сторонам. – Елочная ферма, должно быть, довольно прибыльная.
– Этот дом не первоначальный коттедж. Нет, когда моя сестра сюда приехала, он был размером с кухню и завален коробками от пола до потолка. Наши родители использовали его как хранилище. – Я пожимаю плечами, потому что они иногда сбивают нас с толку.
Айви вскидывает бровь, и ее губы расходятся еще больше, как будто она потрясена.
– Я так понимаю, ты все это сделал.
– Мне помогли расширить и обновить этот коттедж, ставший шале. – Я хлопаю ладонями по брюкам, почти закончив рассказывать о себе. – В любом случае, Расти должен скоро приехать и посмотреть, что можно сделать с плугом. Возможно, понадобится лебедка.
Айви бледнеет.
– Ведьма11?
Я чуть не расплескиваю кофе повсюду и не могу сдержать улыбку
Она хмурится.
– Что смешного? От ведьм у меня мурашки по коже. Я больше люблю Рождество.
– Я сказал: «лебедка». Это устройство, которое поможет нам сдвинуть плуг, если я не смогу прикрепить его к грузовику. Сейчас мы в затруднительном положении. Также я мог бы использовать ее, чтобы вытащить твою машину из пруда.
– Могло быть и хуже. – Ее плечи поднимаются и опускаются, как будто она отчаянно пытается напомнить себе об этом факте.
Да, всегда может быть хуже. Прежде чем я слишком глубоко погружусь в эту яму, я спрашиваю:
– Так и что с тобой случилось?
– Что случилось? Я же сказала тебе. Я искала особенное место, чтобы провести Рождество и...
– Нет, реальная история. У тебя флюиды милой девушки, но ты определенно что-то недоговариваешь.
– И мы уже выяснили, что ты большой плохой волк в лесу.
– Я думала, ты сказала, что я Охотник.
– Или Чудовище. Снеговик Фрости. Одинокий Волк. Дровосек. Все вышеперечисленное.
Если не считать угасающего огня, тишина заполняет комнату. Мое тело словно вибрирует, притягивается к ней, как магнит, как камертон, что-то твердое и металлическое к ее мягкому и уютному спокойствию.
Мы оба избегаем зрительного контакта, словно, если совершим эту ошибку, то пути назад уже не будет.
Я поднимаюсь на ноги и подбрасываю еще одно полено в очаг. Взгляд Айви следит за мной.
Она прочищает горло и спрашивает:
– А есть ли миссис Волк?
Я фыркаю.
– Моя фамилия Коста, и нет. Определенно нет.
– Ты не женат. Не празднуешь Рождество. Есть ли еще что-нибудь, что должно заставить меня волноваться о тебе?
Я хмыкаю.
– Почему это должно заставлять тебя волноваться?
– Похоже, ты не хочешь быть счастливым.
– Я не из тех, кто любит отношения.
– Ты, конечно, немного грубоватый, но это не значит, что ты не сможешь быть счастливым с кем-то особенным.
Смех, который я издаю, поднимает Птичку на ноги.
– Все в порядке, девочка. Айви только что сказала самую уморительную вещь на свете. – Вопреки своему здравому смыслу, я поворачиваюсь к девушке и вижу вспышку в ее глазах. – Ты не поймешь.
Айви складывает руки перед грудью.
– А ты попробуй.
– Я разговаривал с собакой.
Айви натянуто, если не сказать неодобрительно, улыбается.
– Тем более, тебе нужна миссис Волк.
– Как я уже говорил, моя фамилия Коста. – Я наклоняю голову в сторону. – И я припоминаю, что вчера вечером ты называла меня «мистер Зефир». Куда он делся?
Она фыркает.
– Ты мне скажи.
Ах, я вижу, что она сделала. Умно.
– Дело в том, что я не хочу быть связанным.
– Не очень хороший способ посмотреть на это. Опять же, когда ты вчера появился с топором...
– С колуном, – поправляю я.
– Я подумала, что ты точно собираешься меня связать. Теперь я вижу, что ты служил в армии, что объясняет жесткость. Но это не повод мешать любви войти в твою жизнь.
Полено хлопает и трещит.
Мое горло сжимается, и не из-за дыма. Айви очень мягко говорит то, что я не могу сказать. Она понимает, что я пережил потерю. Она открывает во мне дверь, которую я давно захлопнул. Возможно, еще до моей дружбы с Айзеком. Это вызывает во мне одновременно облегчение и ужас. Если я пойду на это, то больше не буду одинок. Но снова буду подвержен риску потерять тех, кого люблю.
– А как насчет всех положительных моментов, которые могут принести отношения? Можешь думать о том, что они связывают тебя, но они могут и воодушевлять. – На последней фразе о том, что отношения могут воодушевлять, ее взгляд останавливается на моих руках.
Между колкой дров, работой по дому и домашним спортзалом внизу, мне, возможно, скоро придется заказывать пошив рубашек, потому что мои бицепсы натягивают фланель. Остекленевший взгляд Айви говорит о том, что она не возражает... и ей скорее нравится то, что она видит.
Я качаю головой, чтобы отбросить эту мысль.
– Люди в отношениях ставят слишком высокие требования. Не существует такой вещи, как вторая половинка. Идеального партнера. Я не верю, что есть кто-то, кто дополняет тебя или делает тебя лучшим человеком.
Айви не возражает. Вместо этого она говорит.
– Что заставляет тебя так говорить?
– Это слишком большое давление.
– Знаешь, что говорят о давлении.
Я фыркаю.
– Да, оно создает бриллианты.
– Есть некоторые женщины, которым не нужны бриллианты или мужчина, который их дополнит. Скорее, они ищут настоящую любовь, защиту и дружеское общение. Выход в свет время от времени и ужин вместе в большинстве вечеров. Обязанности, домашние дела, жизнь бок о бок. Честность, общение, доверие. – Ее голос чист, звенит колокольчиками правды.
Я хмурюсь не потому, что не согласен, а потому, что никогда не ожидал услышать от женщины нечто подобное. Если уж на то пошло, мне никто этого не говорил.
Долгий вдох наполняет мои легкие. Странно, что я могу говорить с ней так свободно. А может, она ведьма и подмешала в кофе какую-то сыворотку правды. В любом случае, я чувствую себя легче. Как будто могу починить плуг. Но хочу ли я этого? Неужели провести еще один день вместе это так плохо?
Смех врывается в мои мысли. Это звон серебряных колокольчиков в холодную ночь у камина.
– Если боишься, что я пытаюсь тебя в чем-то переубедить, —говорит Айви, – то можешь не волноваться. Я не на рынке.
– В твоей жизни есть мистер Зефир? – спрашиваю я.
На этот раз ее смех звучит пронзительно, снова пугая Птичку. Айви садится на пол рядом с собакой и потирает ей живот. Она становится напряженно тихой.
– Если есть, и он не ищет тебя... – Моя угроза смолкает.
Айви смотрит на меня с самым печальным выражением в глазах. Сердце сжимается у меня в груди.
– Нет, нет никакого мистера Зефира. Никого нет.
– Но то, что ты только что говорила об одиночестве?.. – Я замолкаю, давая ей возможность заполнить пробелы, если захочет, но Айви отворачивается к огню, словно хочет бросить правду в пламя и посмотреть, как она исчезнет.
Ее смех эхом отдается в моей голове. Как и смех Айзека. К сожалению, я не могу снова услышать его вживую. Но могу попытаться заставить Айви рассмеяться или хотя бы улыбнуться. Это удивительно, потому что это не мой типичный образ действий. Но она словно разбудила что-то внутри меня, распахнула дверь и ждет меня по ту сторону.
Я не могу переступить порог. Но она открыта. Это уже начало.
Переминаясь с ноги на ногу, обдумывая свои дальнейшие действия, я прочищаю горло.
– Пока ждем Расти, не хочешь ли вместе со мной проверить деревья?
Айви сияет и поднимается на ноги, как будто рада, что ее включили в это дело.
– Не знаю, что это значит, но я с удовольствием.
Я укутываю ее своим дополнительным зимним снаряжением, и Птичка следует за нами на улицу. Сегодня утром я первым делом расчистил лопатой и снегоуборщиком основные тропы. Когда пробираемся по ним, на моем лице появляется непрошеная улыбка.
– Что? – спрашивает Айви, словно почувствовав перемену в моем выражении лица.
– Ты похожа на миссис Зефир.
Одетая в мою безразмерную одежду, ее приглушенный смех доносится из-за шарфа, закрывающего нижнюю половину лица. Звук проникает глубоко, успокаивает меня и пробуждает то, чего я давно не чувствовал.
Радость.
Когда добираемся до засаженного участка, я с помощью специального шеста со щеткой сбиваю снег с деревьев. Показываю Айви, как это делать, но она неправильно выбирает угол, и снег покрывает ее свежей зимней белизной.
– Теперь ты действительно похожа на зефир, – говорю я со смехом.
Она отмахивается, и тут что-то бьет меня в грудь. Инстинкты подсказывают мне бежать в укрытие, но повреждение на передней части моей куртки белое. Никакой крови. Никакой опасности. Сделав глубокий вдох, я смотрю на Айви.
Айви подмигивает.
– Попался.
– Ну, понеслась.
Мы собираем снег и кидаем его друг в друга. Конечно, у меня преимущество, потому что мое снаряжение мне подходит. Но она хитрит и несколько снежков попадают в цель. В меня. Птичка прыгает и скачет за ними, пытаясь поймать снежки в воздухе зубами, прежде чем они попадут в цель.
Вскоре мы уже подшучиваем друг над другом.
Я попадаю снежком ей в бедро. Она на мгновение замирает с расширенными глазами, а потом падает в снег. Я бросаюсь к ней, беспокоясь, что бросил слишком сильно, хотя и старался рассчитывать свою силу.
На четвереньках я опускаюсь на снег рядом с Айви. Ее грудь вздымается и опускается. Она смотрит на небо, и на ее лице появляется улыбка. В один момент Айви взбирается на меня и с близкого расстояния бьет снежком в грудь. Мне не больно. Я даже не чувствую холода. Скорее, ее теплая и желанная тяжесть прижимается ко мне, напоминая, каково это ощущать контакт, связь.
Ее смех эхом отражается от склона горы.
Из меня вырывается звук, которого я давно не слышал.
Айви улыбается, и я понимаю, что тоже смеюсь.
Обхватив девушку за талию, я мягко переворачиваю ее, притягивая к себе.
Мы играючи боремся в снегу, пока оба не начинаем запыхаться и снова не падаем на спину, уставившись в чистое голубое небо.
Айви должно быть поворачивается ко мне лицом, потому что снег скрипит от ее движения. Я чувствую ее взгляд на себе. Я перевожу свой, чтобы встретиться с ее светло-голубыми глазами с серебристыми прожилками. Меня пронзает волна.
Что-то теплое и уютное плывет между нами.
Если протяну руку, то смогу дотронуться до неё. Держать ее в руках. И что тогда? Что бы я с ней сделал?
Я бы сказал ей, что не хочу, чтобы она покидала гору. Что хочу сделать ее своей.
И это пугает меня.
ГЛАВА 7
Взгляд карих глаз Луки смягчается и фокусируется на мне с какой-то нежной интенсивностью, которую я не ожидала от Чудовища.
По мне пробегают мурашки.
Уголок его губ приподнимается в кривой ухмылке. Затем, к моему изумлению, к нему присоединяется другая сторона. Полная улыбка. Я получаю полную улыбку мистера Зефира – Луки Косты.
Моя улыбка совпадает с его.
Это тот самый момент?
Что бы это ни было, сердце бьется о ребра.
Я протягиваю руку. Лука вздрагивает, но потом успокаивается, когда я кладу свою руку в огромной перчатке на его лицо. Возможно, это не Птичка была напугана и отстранена, когда появилась на участке. Возможно, Лука сам был раненым животным. Или они оба. Мы все трое по-своему.
Его взгляд не отрывается от моего, словно отслеживая каждое мое движение, чтобы быть готовым защитить себя в случае необходимости. Я хочу сказать ему, что не причиню ему вреда. Даже снежком. Хотелось бы мне дать такое обещание. Не то , чтобы я намеренно причинила ему вред. Но я в бегах, и, наверное, не стоит впутывать в это Луку.
– Вы не так уж плохи, мистер Зефир. – Я стараюсь не улыбаться слишком широко и не скалить зубы. Кажется, это может отпугнуть зверя.
– Не уверен в этом. – В безмятежное выражение лица проникает тень, когда он не соглашается со мной.
Похоже, мы оба являемся свидетелями битвы между тем, чего мы желаем, и секретами и шрамами, которые скрываем.
– Нужно пойти внутрь и согреть тебя. – Голос Луки звучит низко.
– Кто сказал, что мне холодно?
Он берет мои руки в свои и поднимает меня на ноги.
– Ты дрожишь, Зефир.
– Эй, ты же мистер Зефир.
– Уже нет.
Я снова смеюсь, и, к моему удивлению, Лука улыбается всю дорогу, когда мы направляемся внутрь.
После «распаковки» мы раскладываем нашу зимнюю одежду на деревянном стеллаже для сушки в прихожей.
– Сейчас бы горячего какао из закусочной со всеми добавками, – говорю я.
– Я мог бы совершить полярное погружение, – бормочет Лука, разжигая огонь.
– Ты имеешь в виду прыжок в замерзший пруд в зимний день? – Я видела в новостях, как люди делают это.
– Это полезно для иммунной системы. Тренирует тело, чтобы выдержать испытание.
– Скорее, поймать свою смерть. Я едва избежала этого прошлой ночью.
Лука поднимает и опускает плечо, словно жизнь на горе сопряжена с такими опасностями. Как будто он предпочитает жить на краю. Наверное, это осталось от его высокоадреналиновой армейской жизни.
Что касается меня, то я не большой поклонник этого. Надеюсь только на то, что Райф уехал в другой город и не ищет меня до сих пор.
Но я не хочу думать об этом прямо сейчас, пока нахожусь в этом зефирном, снежном мире фантазий. Да, снова идет снег. Всего лишь маленькие, редкие хлопья, но они все равно стелются по небу, как начало гобелена. И если это Чудовище не понимает, насколько особенным является Рождество, то я сделаю все, чтобы убедить его в обратном.
Пришло время взять в свои руки праздник!
Когда я росла, мы с сестрой часто переезжали, переходили из-под опеки матери в приемные семьи. Иногда мы оставались вместе, иногда нет. Помню, как сильно я надеялась, что Рождество станет особенным, волшебным, и что мы воссоединимся и станем настоящей семьей.
Я все еще жду этого чуда.
Свернувшись калачиком на диване перед камином, передо мной появляется кружка чего-то теплого и парящего. Я поднимаю взгляд и вижу улыбающееся лицо Луки. Его глаза сверкают улыбкой, спрятанной под бородой. Это восхитительное зрелище. Такое же хорошее, как подарок, завернутый в красочную бумагу и перевязанный ленточкой.
– Это шоколад из пакета. Остался с тех пор, как я присматривал за детьми Фрэнки, когда она рожала Рафаэля. Не могу обещать, что будет таким же вкусным, как в закусочной.
Я улыбаюсь.
– Спасибо. У меня были сомнения, но мое пребывание на курорте «Зимняя страна чудес мистера Зефира» тянет на пять звезд.
– Жаль только, что у меня нет зефира.
– Я не снижу ни одного балла в своем отзыве. Обещаю.
Мои руки смыкаются вокруг его, когда я беру кружку. Как будто мужчина боится, что если отпустит, я уроню ее. Я крепко сжимаю. Губы Луки подрагивают, как будто он знает о напряжении, возникшем между нами. Как будто прекрасно понимает, что мы действительно разделили особый момент там, среди сосен.
Он убирает свои руки от моих и опускается на диван рядом со мной. Птичка подбегает и царапается, чтобы присоединиться к нам.
– Думает, что она комнатная собачка. Сюда, девочка. – Он показывает на свои колени.
Она устраивается с долгим собачьим вздохом.
Я издаю почти такой же звук.
– Я тоже, Птичка. Я тоже.
– Хочешь посидеть у меня на коленях? – спрашивает Лука.
Нацепив кокетливую улыбку, я прижимаюсь плечом к уху.
– Хо! Хо! Хо! Ты была хорошей девочкой в этом году, Айви? – Лука имитирует голос Санты.
Я поворачиваюсь к нему лицом.
– Я уже написала тебе свое письмо, Большой Парень. Уверена, что ты знаешь ответ на этот вопрос. Однако я знаю кое-кого, кому не помешает немного рождественского настроения. Видишь ли, я встретила одного парня. Он высокий, темноволосый и красивый. Немного загадочный. Очень, очень грубый. Возможно, ты его знаешь, потому что у него ферма по выращиванию рождественских елок.
Выходя из образа, Лука оглядывает комнату, как будто я могу говорить о ком-то еще, кроме него, а затем показывает на свою грудь.
– Лука, сейчас почти Рождество. Это елочная ферма, а у тебя еще даже елки нет.
Веселье покидает его выражение лица, и он наклоняется вперед, опираясь локтями на колени.
– Это просто работа.
– Когда ты в последний раз украшал елку? – спрашиваю я.
– Когда был ребенком.
– А как насчет обмена подарками?
– В прошлом году. Мы с братьями и сестрой играем в «Тайного Санту».
– У тебя есть сестра и шесть братьев, так?
– Пять братьев.
– А как насчет Айзека Родригеса? Он был на семейной фотографии в твоем кабинете.
Плечи Луки на долю секунды поникают, затем его обвиняющий взгляд останавливается на мне.
Слишком поздно я понимаю, что сказала или сделала что-то не то.
– Ты заходил в мой кабинет?
– Прости. Я не знала, где ты был сегодня утром. Устроила себе экскурсию. Не волнуйся. Я не рылась в твоих вещах. Даже пальцем ничего не тронула. Если не веришь, то можешь проверить отпечатки.
– Кроме того, что ты видел ту фотографию.
Имея дело с людьми, которые прячут свои эмоции, скрывая их от посторонних глаз, я действую с осторожностью. Долгое время я делала то же самое, храбро оберегала и защищала свои секреты, свое сердце.
– У меня тоже есть сестра. – Мой голос дрожит, когда мои собственные чувства поднимаются на поверхность. – Она хороший близнец.
Лука смотрит на меня из-за своей завесы волос.
– А ты нет?
– Я умный и сообразительный близнец. Под хорошим я подразумеваю, что она очень милая. Самый милый человек, которого ты когда-либо встречал. Немного наивная. Нежная душа. У нее хорошие намерения.
– А ты более жесткая сестра, – говорит Лука, это утверждение, а не вопрос.
Я выпрямляюсь.
– Да. Я всегда старалась заботиться о ней. У нее есть привычка связываться с плохими парнями. Давай посмотрим. Был парень, который утверждал, что не женат, но у него оказалась тайная семья. Другой был не более чем ребенком-мужчиной. Он даже начал называть ее мамочкой. – Я понижаю голос до шепота. – У нас есть основания полагать, что он носил подгузники, и не из-за проблемы недержания.
Лука подавляет смешок.
– Он был действительно жутким чуваком. Потом она была с этим парнем, который написал список правил на доске и снабдил ее ежемесячным табелем успеваемости. Парень, с которым она познакомилась в интернете, ежедневно присылал ей фотографии своей подмышки. Потом был Рич Ричардс, без шуток, это его имя, которого посадили в тюрьму на пять лет за уклонение от уплаты налогов.
– Похоже, она действительно знает, как их выбирать.
– И последний... – Я качаю головой, не желая даже произносить имя Райфа в комнате. – Она всегда загоняет себя то в одну, то в другую переделку.
– Звучит как очень много укропа. На самом деле, должна быть довольно большая банка. Не хотел бы оказаться на ее месте, – говорит Лука с серьезным лицом.
Я медленно моргаю, не уверенная, что правильно расслышала, а затем разражаюсь смехом.
– Ты только что сделал серию каламбуров про соленые огурцы12?
Его губы кривятся, как будто он пытается не рассмеяться.
– Прости. Не мог удержаться. Ты сказала о том, что она загоняет себя в рассол, и это было так... – Он колеблется. – Это было мило.
Я слегка наклоняю голову.
– Ты думаешь, я милая?
– Я думаю, что и зефир это мило.
И снова что-то невысказанное проходит между нами в этот момент. Тоска? Желание? Чувства?
Лука вглядывается в мои глаза, как будто он задается тем же вопросом и надеется найти в них ответ. Мое сердце бьется о ребра, как снежок, которому некуда деваться. Этот парень растапливает меня. Если бы только все было иначе, и я не была сестрой, пытающейся убежать от сумасшедшего.
– Где сейчас твоя сестра? – спрашивает Лука.
– В монастыре.
– Ты шутишь?
– Нет. Она услышала зов. Решила, что череда плохих бойфрендов была знаком. Сейчас она в процессе размышлений.
– Ого. Значит, Рождество для тебя много значит, да?
– Оно значит все, потому что знаменует приход нашей спасительной благодати, поэтому я отчаянно хочу знать, почему у тебя нет елки.
– Я не особенно люблю Рождество.
Моя улыбка спадает.
– Как же такой Снеговик Фрости, как ты, управляет елочной фермой?
– Я же говорил тебе вчера. Она принадлежала моему деду. Я оживил ее.
– Как парень, который не любит Рождество, оказался здесь?
– Хочешь, соберемся у камина, и я снова расскажу тебе о Франческо и Елене? Хотя думаю, что мы еще слишком молоды, чтобы начинать повторять истории. Это то, что недавно начал делать мой отец, – говорит Лука с добродушным смехом в голосе, как будто он не против услышать их снова и снова.
– Я действительно хочу собраться у камина, но, что более важно, я хочу знать, почему ты здесь, – уточняю я.
Все, что осталось от кривой улыбки Луки, исчезает. Я внезапно ощущаю его властное присутствие. Он смотрит на меня с гранитным лицом, затем проводит рукой по своим длинным волосам, прежде чем агрессивно завязать их в пучок.
Мне хочется съежиться в складках дивана. Я не хотела его расстраивать.
Он делает глубокий вдох, и я готовлюсь к тому, что он отчитает меня за любопытство.
Вместо этого он говорит:
– Уйдя из армии, я приехал сюда. Мне показалось, что это правильный шаг.
– Звучит так, будто ты был военным героем. – Я пытаюсь придать своему голосу бодрости.
– Айви, я не герой. – Эти слова словно сделаны из цемента и несут в себе окончательность, которая не подлежит обсуждению.
Но я не сладко-милая сестра, хотя люблю шоколад, зефир и Рождество. Я умная и сообразительная сестра. Я та, кто готов идти на риск, когда это правильно.
Тянусь и чешу Птичку за ушами.
– Ты не герой? Меня не одурачишь. Ты спас ее. Спас меня прошлой ночью.
Лука переводит острый взгляд на меня. Глаза широко распахнуты. Шок смешивается с изумлением.
Или нет.
Неподалеку доносится низкий рокот. На секунду я боюсь, что он действительно чудовище, зверь или большой плохой волк и рычит на меня. Затем понимаю, что звук исходит от грузовика снаружи.
Птичка лает четыре раза. Лука объясняет, что научил ее так делать, чтобы показать, что кто-то пришел на землю. Она хорошая собака. Самая лучшая.
– Это, наверное, Расти. – Лука поднимается на ноги, удивительно быстро надевает зимнюю одежду и захлопывает за собой дверь.
Я следую за ним, но уже медленнее.
Дальше по подъездной дорожке легкая снежная пыль покрывает кузов грузовика Луки. Другой стоит на холостом ходу на подъездной дорожке напротив, так что они нос к носу или, точнее, плуг к плугу. Оба мужчины негромко переговариваются. В кабине другого грузовика маленькая девочка прижимается носом к стеклу и машет мне рукой.
Я машу в ответ и подхожу ближе. Когда прохожу мимо мужчин, тот, который не Лука, но с бородой, говорит:
– Буря возвращается. Вероятно, мы не сможем вовремя доставить сюда буксир
– Для этой штуки или для машины? Это «Мазда». Она назвала ее Ники, – говорит Лука.
Они решают, как вытащить машину из пруда.
Я протягиваю руку и вмешиваюсь.
– Привет, я Айви. Нежеланная гостья Луки. То есть, неожиданная гостья.
Незаметно для меня миниатюрная женщина встает по другую сторону от мужчины, который сейчас пожимает мне руку. Она смеется, а затем бросает на Луку свирепый взгляд.
– Звучит в точности так, как сказал бы мой брат. Мама бы отлупила тебя за грубость.
Другой бородатый мужчина представляется:
– Расти Хокинс. Это моя жена, Фрэнки.
Я пожимаю ей руку. У них с Лукой похожие черты лица. Но если она маленькая, то он высокий. В любом случае, они определенно брат и сестра.
– Мы ожидаем четвертого ребенка со дня на день, так что если бы ты могла сказать погодной машине, чтобы она сделала перерыв, я была бы очень благодарна, – говорит она.
Я хихикаю.
– Поздравляю. Когда дело касается погодной машины, то я за то, чтобы отключить ее от сети. Из-за этой штуки моя машина оказалась в пруду.
– Уф. Это ужасно. Рада, что ты в порядке. – Она наклоняет голову. – Что ты вообще здесь делала? Вы, ребята, знали друг друга раньше? – Она адресует этот вопрос своему брату.
– Нет, – отвечает он категорично.
– Технически, мы познакомились в закусочной. Лука съел одну из моих зефирок.
Фрэнки приподнимает брови.
– Я так понимаю, она растопила твое ледяное сердце.
Мое бьется о ребра.
– Вряд ли, – бормочет Лука.
Фрэнки закатывает глаза, как будто знает истинную природу своего брата. Чудовище снаружи, мягкий и податливый внутри, но не в середине. Нет, этот мужчина состоит из одних мускулов.
– Выходить из теплого, уютного дома не было приоритетом, но у меня есть пожертвования для семей военных, которых ты поддерживаешь. К тому же дети хотели увидеть Зио Баббо Натале, – говорит она Луке.
Двое из них машут через лобовое стекло. Мы с Фрэнки подходим ближе, оставляя мужчин работать над грузовиком.
– Баббо кого? – спрашиваю я, узнав из рассказа Луки о его семье, что Зия означает тетя, поэтому Зио должно означать дядя. – Я уже прозвала Луку мистером Зефиром, Снеговиком Фрости, Охотником, Дровосеком-одиночкой и Чудовищем, поэтому мне очень хочется узнать, какие еще прозвища могут быть у такого серьезного, прямолинейного парня, как он.
– «Зио Баббо Натале» по-итальянски означает «Дядя Санта Клаус». Я стараюсь, чтобы дети говорили на двух языках. Когда приходит Лука, и они собираются у камина, он рассказывает им дикие истории о приключениях Санты. – Она хихикает.
Я качаюсь на своих ботинках.
– Не могу представить, чтобы Тот-Кто-Ненавидит-Рождество сделал это.
– Лука грубоват снаружи и... я собиралась сказать, что в душе он плюшевый мишка, но... – Она вздыхает. – Зефир тоже подходит. Хотя, в последнее время я беспокоюсь о нем. Здесь, в доме, совсем один.
– У него есть Птичка.
– А ты? – спрашивает Фрэнки.
Я резко вдыхаю.
– Ты спрашиваешь, есть ли у него я?
Ее глаза сверкают.
– Нет, я имела в виду, одинока ли ты?
– О, да. Я очень, очень одинока. Самая одинокая. Необычайно одинока.
Фрэнки улыбается, открывая дверь грузовика.
– Это Чарли, Стелла, а Рафаэль сидит сзади в своем автокресле. Как только заводится двигатель грузовика, ребенок засыпает. В остальное время он бодрствует. Все время. Малыш не дремлет, пока мы не в машине.
Фрэнки говорила о том, что ледяное сердце Луки тает. Мое тоже тает при виде этих очаровательных детей. Я представляю, что когда-нибудь у меня будет семья, но для этого сначала нужен парень. Затем обязательства, которые перерастут в брак. Я не могу представить, что это случится в ближайшее время.
– Ты один из эльфов Санты? – спрашивает Чарли писклявым, детским голосом.
Фрэнки шепчет:
– Он выискивает эльфов. Вон тот дядя Санта сказал, что они шныряют вокруг, оставляя угощения во время метели.
– Она не один из эльфов Санты, – раздается сзади меня глубокий звенящий голос.
Несмотря на холод в воздухе и в словах Луки, меня охватывает тепло, когда он наклоняется ко мне через плечо, взъерошивая волосы детей. Его жар похож на летнее солнце. Полуночное солнце за полярным кругом. То, которое освещает Северный полюс несколько месяцев подряд, чтобы у эльфов было много света, пока они делают игрушки.
