Текст книги "Томми + Мерри и двенадцать дней Рождества (ЛП)"

Автор книги: Элли Холл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Сохранилось несколько остатков декора другого десятилетия – несколько кружевных салфеток, цветочные акценты и вязаный чехол на чайник оранжевого цвета. Я думаю о том, как сильно она любила свою бабушку. Тем не менее, многое в этом месте от Мерри – от разноцветных мисок на подставке для посуды до солонок и перечниц.

В этом стиле нет ничего особенно сочетающегося, как в демонстрационном зале дизайнера интерьера. Скорее, все ярко, жизнерадостно и опрятно. Как и ее личность, ее дом – это то место, где хочется находиться. Это удобное, обжитое и гостеприимное место.

Подхожу к холодильнику, покрытому множеством свадебных приглашений. Я насчитал по меньшей мере восемь за этот год. Задерживаю взгляд на очаровательной фотографии мини Мерри с косичками и сияющей улыбкой. Она стоит между своими бабушкой и дедушкой, держа каждого из них за руки. Другая, позже с ними, сидя за столиком в ресторане рядом со своей сестрой. На голове Мерри колпак, и она задувает свечу. Надин надула губы, как будто завидует, что внимание обращено не на нее. Еще несколько фотографий за прошедшие годы. Затем я замечаю одну, наполовину спрятанную за списком продуктов. На ней мы с Мерри сидим на трибунах на баскетбольном матче колледжа. Ее взгляд устремлен в камеру, а мой – на нее.

Я начинаю остро ощущать биение своего сердца, потому что этот взгляд полон обожания, привязанности. Любви?

Люблю ли я Мерри по-прежнему так же сильно, как в колледже?

Ответ приходит быстро. Просто. По-итальянски мы говорим «Sì».

Находясь на рынке, я понял, что мы с Мерри вернулись к нашему статусу флирта в колледже, практически продолжив с того места, на котором остановились, прежде чем Кэсси набросилась на меня, а затем Мерри бросила учебу. То есть мы возобновили флирт, до того, что она занервничала. По крайней мере, я так думаю. Но не могу понять, почему та сопротивляется этому, кроме случая с Кэсси, но между нами ведь ничего не было. Меня это не интересовало. Я ясно дал ей это понять. Конец истории.

Мгновение спустя Мерри возвращается, ее светлые волосы гладко причесаны, и она все еще в халате, словно пытается убедить себя, что ей на самом деле все равно, во что она одета передо мной.

Я не против. Ни капельки.

– Как твои родители держатся? – спрашивает она.

– После того, как отвез твою машину в ремонтную мастерскую – кстати, они сказали, что завтра утром установят новое лобовое стекло, – я пошел домой, чтобы приготовить маме и папе ужин.

– Я думала, ты сказал, что представляешь угрозу на кухне.

– Это сказал Нико. – Я кашляю в ладонь. – Признаюсь, что поджог несколько вещей. Совет профессионала: всегда держи под рукой огнетушитель.

– Это не сулит ничего хорошего.

– Да будет тебе известно, что я научился не только тушить пожары и спасать людей, когда служил в пожарной службе. – Моя грудь сжимается, когда я говорю о своем призвании, своей карьере, но в прошедшем времени.

– Ты также был шеф-поваром на полставки, но почему-то не научился готовить основу для пиццы?

– Хотел бы я сказать, что это еще одна уловка, чтобы попасть на кухню с тобой, но да, учитывая нашу систему ротации смен, один из нас всегда готовил для других парней. К сожалению, если я и готовил пиццу, то с магазинной основой. Для новой пиццерии нужно либо полностью домашнее блюдо, либо ничего.

– Значит мы достигли соглашения об уровне качества и нашей приверженности клиентам.

Надеюсь, что мы достигнем соглашения во многих вещах.

– В общем, я приготовил вкусную еду, накрыл на стол, позвал маму и папу в столовую и обнаружил, что они оба спят с включенным телевизором. Ирония судьбы в том, что это было кулинарное шоу.

– Что ж, засучи рукава, приготовься удивляться и изумляться, а потом придется ждать, пока тесто поднимется. Вот почему я предпочитаю тесто для пирогов. Мгновенное удовлетворение, за исключением того, что его нужно охладить.

– Значит ли это, что я должен быть терпеливым? Отсрочить удовлетворение?

– Ага.

– Звучит знакомо. – Звучит ужасно похоже на нас.

Щеки Мерри приобретают нежный розовый оттенок. Она поворачивается и на цыпочках тянется к полке над кухонными шкафчиками, пытаясь достать большую миску.

Я проскальзываю за ее спину, вдыхая ее свежий яблочный аромат.

– Позволь мне помочь.

Когда мои пальцы смыкаются вокруг миски, Мерри теряет равновесие и, покачиваясь, падает на меня. Одним быстрым движением я ставлю миску и поддерживаю ее. Зажатая в моих руках, она поворачивается, и мы оказываемся лицом к лицу. Я зацепляюсь большими пальцами за пояс ее халата, прижимая девушку к себе.

– Я не такая высокая без обуви, – говорит она с придыханием.

Мерри довольно высокая. Я думаю о ее длинных ногах и фигуре в форме песочных часов, скрытой под халатом, затем резко вдыхаю. Я в равной степени очарован ее гладкими чертами лица, полными губами и этими небесно-голубыми глазами. Если бы я наклонился вперед на несколько сантиметров, мои губы были бы на ее губах – продолжая прямо с того места, где мы остановились с почти поцелуем в библиотеке много лет назад.

– Нам, наверное, стоит начать, – с трудом произносит Мерри, отрывая свой пристальный взгляд от моего.

Вместо того, чтобы отойти в сторону, я задерживаю ее в объятиях еще на минуту, чтобы посмотреть, отбросит ли она свою нервозность и позволит тому, что началось еще в колледже, развиваться дальше.

Румянец на щеках Мерри становится ярче, и она выскальзывает из-под моей руки. Я прислоняюсь к стойке и скрещиваю ноги в лодыжках, задаваясь вопросом, сколько времени пройдет, прежде чем та уступит химии между нами. Но лучший вопрос заключается в том, почему она сопротивляется тому, что мы оба так ясно чувствуем?

Неуверенность, появившаяся после пожара, который изменил мою жизнь, положив конец моей карьере, вспыхивает с новой силой. Я отмахиваюсь от нее, как от надоедливой мухи, затем закатываю рукава и пожимаю плечами, чтобы поправить посадку рубашки на пуговицах.

Поднимаю взгляд, когда Мерри медленно моргает, как будто в трансе или устала. Я не совсем уверен.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

– Да, все хорошо. – У нее мечтательное выражение лица, словно она съела слишком много пирога на День благодарения, затем девушка откашливается, словно стряхивая это с себя, и говорит: – О чем я? Я имею в виду, на чем я остановилась?

– Тесто для пиццы.

– О.

В течение следующих десяти минут Мерри дает мне научный урок о брожении, дрожжах и о том, что это живой организм. Мы делаем тщательные замеры и смешиваем.

Затем в течение целой минуты она замешивает тесто, вымешивая его ритмично, целенаправленно.

– Твоя очередь. Попробуй.

Я сжимаю тесто, которое выглядит намного меньше, между моими ладонями и пытаюсь имитировать ее движения.

– Чересчур жестко. Попробуй использовать более мягкий захват, чтобы не переборщить с клейковиной. – Она разглаживает муку на столешнице.

Я пытаюсь еще раз.

Мерри прерывает попытку номер два.

– Не пытайся выжать своей тяжелой рукой жизнь из этой штуки. Думай об этом как о ласке, когда отталкиваешь, а затем обратно в объятия, притягиваешь ближе.

Мои руки застывают на тесте.

– Ласка и объятия, да? – Понимает ли она, что делает со мной?

Пытаюсь снова, но она останавливает меня в третий раз. Я привык ловко обращаться со стофунтовым пожарным шлангом, при этом надев около пятидесяти фунтов снаряжения. Э-э, раньше. Я не создан для нежных прикосновений, за исключением, возможно, тех случаев, когда дело касается Мерри.

– Тебе придется провести мне практическую демонстрацию. – Я не скрываю своей ухмылки.

С легким пожатием плеч она обхватывает мои руки, в которых все еще находится тесто.

– Вот, ты должен быть твердым, но не пытайся уничтожить дрожжи. – Ее голос слегка понижается.

Ее руки на моих настолько мягкие, что я уступаю более нежному подходу.

– Вот так. Теперь начинаешь понимать. – Она отстраняется и говорит: – И это, сэр, плата за мою предыдущую оплошность насчет сам-знаешь-чего.

Я откидываю голову назад от смеха. Мерри не забывает о том, что происходит между нами, но и не позволяет себе полностью поддаться. Тем не менее, она как бы подтверждает, что хотела бы пересечь границу, и меня это устраивает.

– Мы не можем замешивать его слишком долго, иначе пропустим настоящее удовольствие от его подбрасывания, но сначала мы должны подождать, пока оно поднимется. – Она устанавливает таймер.

– И что мы будем делать, пока ждем? – Я не флиртовал почти десять лет. Мои братья называют меня «антифлиртом» и никогда не хотели, чтобы я был их ведомым. Я неизбежно ляпнул бы или сделал что-нибудь, чтобы отшить потенциальную пару, на которую они положили глаз.

– Мы испечем пирог. – Мерри достает другую миску и добавляет смесь муки и других сухих ингредиентов, затем нарезает сливочное масло.

Мы болтаем, пока она раскатывает тесто в тонкий лист, а затем укладывает его на блюдо с зубчатым краем.

Я мог бы сидеть здесь и наблюдать за этой женщиной весь день. Дело не в том, что мне хочется, чтобы она работала только для того, чтобы наслаждаться плодами ее труда. Скорее, это то, как она двигается, с грацией, уверенностью и спокойствием.

– Технически, это не пирог. Вдохновленная снегом, который обязательно выпадет к утру, это будет ежевичный торт, посыпанный сахарной пудрой, чтобы ягоды выглядели так, будто они засыпаны снегом.

– Звучит как идеально для продажи в новом магазине.

– Без сомнения, но мне интересно, как мы будем привлекать покупателей?

– Можешь рассчитывать на то, что мои братья и я приведем это место в порядок, отполируем и подготовим для публики. Будет выглядеть великолепно. Я уже отправил Нико сообщение о цветах краски.

– Но я подумала, что в городе есть множество ресторанов и местечек, где продают выпечку и вкусную еду. Что привлечет людей именно к нам, чтобы мы открылись к Рождеству?

– Мерри, ты никогда не испытывала на себе, чего могут достичь шестеро Коста, когда они к чему-то стремятся. Мы все в деле. Кроме Пауло. Он в последнее время был довольно тихим. Надеюсь, все в порядке. – Мой младший брат обычно довольно сильно занят в боксерском зале, где работает в Нью-Йорке, но для него необычно отказываться от нас.

– Значит пять братьев. – Мерри протягивает руку с растопыренными пальцами.

Я делаю движение, как будто собираюсь дать ей «пять», затем переплетаю свои пальцы с ее, смыкая наши ладони вместе. Мерри переводит взгляд с наших рук на мои глаза. Во взгляде витает вопрос.

– Не забывай о Фрэнки, – гапоминнаю я, как будто это совершенно нормальный, ничего не значащий момент. Ничего, кроме потрескивания и искр между нами.

– У нее скоро будет ребенок, – голос Мерри чуть громче шепота.

– Рассчитывай на нее. Она перекрашивала стены в детской в третий раз, когда у нее начались роды с Рафаэлем. По крайней мере, это была натуральная краска без летучих органических соединений. Как бы мы ни старались, ничто не остановит эту женщину.

Мерри вырывается, затем садится за стол и опирается на локти.

– Наверное, я просто беспокоюсь, что у нас ничего не получится.

Я убираю ее руки из-под подбородка и снова сжимаю их в своих, еще раз пытаясь отвлечь ее от мысли, что это не сработает.

– Разве доверие не было частью договора?

– Какого из договоров?

– Ты знаешь, какого, – намекаю я.

Она решительно расправляет плечи.

– Томми, мы не можем продолжать с этой свадьбой.

– Почему нет? – Я откидываюсь на спинку стула и скрещиваю руки на груди, готовясь к долгому разговору, во время которого попытаюсь убедить ее, что мы должны попробовать пожениться.

– Потому что... – Она прикусывает губу, размышляя.

– Что нам терять? Обещаю, что не стану красть кусок пирога, пока ты не разрешишь мне его съесть. Также не буду жевать всю твою жвачку или оставлять свой рюкзак в дверях.

Мерри смеется, потому что еще в колледже я был виновен по обоим пунктам.

– Но у нас есть бизнес плюс пиццы и пироги, который нужно запустить. И давай не будем забывать, что приближается Рождество. У нас нет времени ни на обручение, ни на женитьбу, если уж на то пошло.

– Все верно. Но тридцать лет уже давно в зеркале заднего вида, а мы дали обещание друг другу.

– Мы не можем пожениться только потому, что заключили договор и какие-то глупые правила, когда нам было по двадцать.

– Кто сказал, что не можем? Это было одним из правил?

В уголках ее глаз появляются морщинки, а губы дрожат, словно она борется с улыбкой.

– Нет, но...

– Есть кто-то еще? Я думал, ты сказала, что нет никакого мистера Мерри.

– Нет, у меня никого нет. – Она наклоняется к духовке, чтобы проверить пирог.

Несмотря на химию между нами, и на то, как хорошо снова разговаривать и быть с ней, мои мысли погружаются в сомнения. Может быть, я ей не нравлюсь. Наверное, мне следует чаще бриться. Подстричься? Если отброшу свое эго в сторону, Джио может дать мне советы о том, как не выглядеть как пожарный, который уделяет больше внимания тренировкам, чтобы оставаться в форме, и меньше о том, подходит ли простой наряд из джинсов и хлопчатобумажной рубашки для свиданий.

На этот раз я кладу локти на стол, размышляя, как рассказать Мерри о своих чувствах, не отпугнув ее и не заставив сильнее подавлять себя тем, что она такая ответственная взрослая, а не веселая и беззаботная женщина, которой всегда была.

Бросаю взгляд на стол, и мои глаза ловят слова «Дорогой Санта», написанные поверх листа бумаги, очень похожего на то, над чем Фрэнки работала с двумя старшими детьми на днях. Думая, что это невинно – возможно, проект из того места, где она работает волонтером, потому что Мерри всегда была вовлечена в благотворительность еще в колледже, – я придвигаю бумагу ближе и читаю письмо.

Волна возбуждения и надежды пронзает меня насквозь.

– Звучит так, будто кто-то был хорошей девочкой и на самом деле ищет мистера.

Быстрым и внезапным движением сто с чем-то фунтов мягкого, пушистого материала халата обрушиваются на меня. Как будто на меня приземляется гигантская мягкая игрушка, и все, что я хочу сделать, это прижаться к ней, но кресло начинает откидываться назад по инерции. Я пытаюсь стабилизировать нас и вытягиваю носок ботинка, чтобы зацепиться за край стола для более медленного спуска, когда мы падаем на пол.

Мерри прыгает на меня сверху, как белка-летяга, с выражением ужаса на лице, пытаясь схватить бумагу, но я вырываю ее из ее рук.

– Отдам, если скажешь мне, почему сопротивляешься тому, что происходит между нами.

Она пытается схватить листок, но я держу его длинными руками подальше от нее. Другой рукой я начинаю щекотать ее, чтобы она знала, что я не хочу ничего плохого.

Наконец, Мерри сдается, улыбаясь и смеясь, прежде чем упасть мне на грудь.

– Ладно, ладно. Отлично. Я тебе скажу.

ГЛАВА 9

МЕРИЛИ

Томми протягивает руку, чтобы помочь мне подняться с пола. Независимо от того, сколько раз наши пальцы соприкасаются или крепко держатся, ощущение покалывания, представляющее собой сочетание возбуждения и нервозности, проносится сквозь меня, как пузырьки, пытающиеся вырваться из банки с содовой.

Он поднимает стул, а затем садится обратно. Я приглаживаю волосы, жалея, что на мне этот дурацкий халат. Такая девушка, как Кэсси, вероятно, надела бы что-нибудь милое, чтобы скакать по кухне, демонстрируя, как месить тесто, и позволяя моментам, разделяемым с ее пассией, стать чем-то большим, потому что она не застенчивая, саморазрушительная, как я.

Я не стала утруждать себя переодеванием, потому что сказала себе, что не могу позволить Томми увидеть, что я на самом деле чувствую. Что мне небезразлично, что тот думает обо мне, рискуя снова быть отверженной.

Это приводит меня к необходимости ответить на его вопрос о том, что происходит между нами, хотя бы для того, чтобы вернуть мое письмо Санте. Я собиралась вложить его в конверт, но хотела найти красивый, а не обычный для деловой переписки.

Это будет трудно сказать, но я иду на это, отбрасывая в сторону неуверенность и возможность того, что после этого я больше никогда не смогу показаться в Хоук-Ридж-Холлоу.

– Проблема в том, что я не такая, как Кэсси, – выпаливаю я.

Томми хмурится.

Мое сердце замирает от подтверждения того, что я ему не нравлюсь. Я имею в виду, как такое возможно, если он видит меня в таком наряде? Зачем ему это после того, как он явно предпочел мою соседку по комнате со стильной одеждой, общительным характером и уверенностью львицы?

Помните, я – домашняя мышь.

Хмурое выражение лица усугубляется. Между его бровями образуется складка из-за замешательства или тревоги, я не уверена.

– И слава богу, за это. Конечно, я нечасто виделся с Кэсси со времен колледжа, но на свадебном приеме она была на высоте. Бедный Леон.

Я слегка выпрямляюсь, удивленная таким ответом.

– Что ты имеешь в виду?

Томми прищуривает глаза, и я предполагаю, что это недоверие, потому что, хоть мы никогда не сплетничали о моей соседке по комнате, мы часто тайно закатывали глаза в ее присутствии. Она была более чем слегка – как бы это получше выразиться? —экстравагантной, напряженной, клубком неистовой энергии и всегда жеманничала, чтобы добиться внимания.

– Но как насчет того дня, когда я вернулась в свое общежитие, и ты был там, на моей кровати?.. – Слова вырываются из глубин того, что, как я теперь понимаю, является моим разбитым сердцем.

Томми потирает ладонью лицо.

– Я боялся, что в этом и есть настоящая проблема. Да, я сидел на твоей кровати, потому что Кэсси завалила пакетами с покупками все стулья. Если помнишь, я ждал тебя, потому что мы планировали посмотреть спектакль, в котором выступал мой сосед по комнате.

Воспоминания возвращаются, а вместе с ними и то, как я была раздавлена, увидев, как Томми и Кэсси целуются.

– Я услышал, как кто-то идет по коридору, посмотрел на часы и сказал: «О, это, должно быть, Мерри». Кэсси стала дразнить тебя по поводу твоего имени, что-то глупое, типа что в отличии от имени у тебя занудная жизнь…

Даже из прошлого комментарий Кэсси пронзает меня.

– Я знала, что скучная.

– Если бы это было правдой, я бы не проводил с тобой каждую свободную минуту. В общем, я стал спорить, и она поколотила меня, совсем как ты, когда я прочитал записку, написанную одному веселому старичку. – Томми многозначительно выгибает бровь.

О, Санта, почему ты не взял письмо? Я оставила его с пирогом, ради всего святого!

Мне требуется мгновение, чтобы преодолеть вновь подкравшееся смущение из-за письма и переварить то, что еще он сказал.

– Значит, ты не клеился к ней? Она сказала мне, что ты флиртовал и пригласил ее на свидание, но так как та встречалась с твоим соседом по комнате, то не хотела нарушать кодекс братанов.

Томми хихикает.

– Кодекс братанов? Смешно слышать такое от нее. Кодекс братанов – это сделка, которую мы заключили с Дрю Ричи. Мы договорились никогда не встречаться с кем-то, с кем другой уже был. Он ходил на свидание с Кэсси на первом курсе и упомянул, что это было примерно так же весело, как комар в ухе.

Я вспоминаю южные изречения Дрю и спрашиваю, как у него дела сейчас.

– Вернулся на семейное ранчо в Техасе и обзавелся собственной семьей. У него все хорошо. В любом случае, как ты знаешь, я человек слова и не нарушаю соглашения.

Он ловит мой взгляд своим интенсивным с оттенком тления. Не знаю, как успокоить гул под моей кожей. Верю ли я Томми, который никогда не делал ничего (кроме того предполагаемого инцидента), что дало бы мне повод не доверять ему? Или Кэсси, у которой каждый месяц был другой парень, и она приносила в наше общежитие больше драмы, чем все остальные, вместе взятые? Не говоря уже о том, что она прилагала все усилия, чтобы заставить меня почувствовать себя размером с домашнюю мышь.

– Так тебе действительно не нравилась Кэсси?

– Я пошел на ее свадьбу только потому, что втайне надеялся, что ты тоже там будешь, и подумал, что, возможно, увижу других старых друзей из колледжа. Но нет, она мне никогда не нравилась. Давай посмотрим. С чего начать? Огромное количество духов, которыми она пользовалась, вызывал у меня приступ головной боли. Ее зацикленность на нарядах всегда была утомительной. Сколько раз мы опаздывали, потому что ей нужно было спросить нас, что мы думаем о ее наряде, а затем несколько раз меняла его, прежде чем мы покидали общежитие? О, и непрекращающаяся трескотня с кем бы она ни была, и хлопанье ресницами в мою сторону всякий раз, когда я приходил с другом-парнем или, когда встречался с тобой. Это всегда заставляло меня чувствовать себя неловко.

– Я думала, вам, э-эм, парням, нравятся такие женственные девушки.

Томми дергает меня за подол халата.

– Женственные девушки? Как те, кто носит пушистые халаты нежнейшего розового оттенка?

Брачный договор или нет, мы заключили соглашение, пакт, чтобы быть честными друг с другом. Как бы это ни было тяжело, если я не могу поговорить с ним о своих чувствах, то нет никакой надежды, что Санта принесет мне парня на Рождество... или вообще когда-либо.

– Я имею в виду девушек, которые знают, как делать такие вещи, как, эм, флиртовать с парнями. – Я крепко зажмуриваюсь, в ужасе от его реакции.

Томми встает со стула. Нервное возбуждение пронзает меня при мысли о том, что он снова схватит завязки халата вокруг моей талии и притянет меня ближе, но он приподнимает ткань над тестом для пиццы и заглядывает внутрь.

– Какая-то бесформенная масса, как наша мерзость. – Смех срывается с его губ, когда он смотрит на меня.

Я борюсь с усмешкой, потому что этот мужчина слишком соблазнителен для его же блага.

– Я думала, это слово запрещено?

– Я уравнял счет. – Затем включает свет в духовке и осмотрит на пирог. – Выглядит изумительно.

Сладкий и маслянистый ягодный аромат наполняет комнату и придает мне уверенности, потому что, может, я и не кокетка, но знаю, как печь. И, возможно, смогу использовать некоторые из своих ноу-хау, чтобы стать более соблазнительной.

– Как и ты. – Я перевожу взгляд туда-сюда, неуверенная, кто это сказал. О, подождите. Это была я, потому что Томми Коста слишком привлекателен для моего же блага.

Уголок его рта приподнимается в самой соблазнительной из ухмылок.

– Считаешь меня неотразимым, Мерри? Хорошо. Потому что, чтобы нам нужно закончить то, о чем мы говорили раньше. Мне не нравятся девушки вроде Кэсси, которые используют слишком много помады. Из-за этого их труднее целовать.

Моя челюсть дрожит, когда я говорю:

– Но ты же поцеловал ее.

Томми качает головой.

– Оглядываясь назад, я понимаю, почему ты подумала, что это выглядело так, будто мы целовались. Жаль, что я не понял этого тогда. Просто полагал, что ты знаешь меня лучше. Если ты мне не веришь, хочешь, я продемонстрирую, что произошло между нами?

Я смеюсь, внезапно почувствовав облегчение.

– Ты действительно не целовал ее?

– Я бы лучше поцеловал ту мерзость.

Я съеживаюсь.

– Вши.

– Хорошее замечание.

– И минус очко, потому что это слово запрещено.

Томми сверкает своей полуулыбкой.

– Достаточно справедливо. Но правда в том, что ты очаровательна. Проблема в том, что ты даже не осознаешь этого.

Я хмыкаю, потому что что-то во мне сопротивляется тому, чтобы сдаться и принять его сладкие слова.

– И мне нравятся такие девушки, как ты. Девушки, которые флиртуют. – Томми подмигивает.

– Но я не умею флиртовать.

Он кладет руки мне на плечи:

– А чем мы занимались весь день? Чем мы занимались в колледже?

Я открываю и закрываю рот, заикаясь.

– Надин говорит, что я как чесночный хлеб для парней.

– Хорошо, что я люблю чесночный хлеб. Если бы не знал тебя лучше, сказал бы, что ты не преуспела в тонком искусстве флирта. Но ты получила высшие оценки за мой счет.

– Томми...

– Что нужно сделать, чтобы доказать тебе, что между мной и Кэсси ничего не было? Что я заключил договор жениться на тебе к тому времени, когда нам исполнится тридцать, потому что думал, что у нас впереди еще два года совместной учебы в колледже, в течение которых я намеревался сделать предложение. В договоре говорилось, что мы поженимся к тридцати, а не в тридцать. Я думал, что все это было просто частью нашего медленно разгорающегося романа. – Он опускает голову. – Потом ты перестала отвечать на мои сообщения, и мы перестали тусоваться, заставив меня поверить, что ты сожалеешь об этом. Когда ты ушла, я подумал, что это моя вина, но потом понял, что ты, вероятно, была занята своей больной бабушкой.

Я киваю на все, что он говорит, потому что Томми прав.

– Прости, что я не смогла общаться лучше. Я решила, что ты предпочел Кэсси мне.

– Никогда. Это даже не рассматривалось. Ты очаровательна, неотразима и прекрасна. Мерри, я выбрал тебя... и все еще выбираю.

Критический голос Кэсси внутри меня опровергает все, что только что сказал Томми, почти так же, как Надин бросала в мою сторону то, что бабушка называла коварными оскорблениями.

– Я не знаю, почему ты все еще хочешь жениться на мне. – Более того, почему я слушаю Кэсси или Надин, а не свою бабушку или Томми?

Он легонько постукивает меня по виску.

– Ты все еще слушаешь ту чушь, которую тебе наговорила Кэсси, или собираешься выслушать меня? Веришь мне?

– Ты как будто читаешь мои мысли.

Он подмигивает и дергает меня за халат, прежде чем слегка встряхнуть его.

– Твои эмоции очевидны, Мерри.

Я парю в облаках, неуверенная, собираюсь ли взлететь или жестко приземлиться на задницу.

– Но когда я вошла в комнату в общежитии, мне показалось, что вы, ребята... – Я качаю головой. – Это выжжено в памяти, как страница в анти-альбоме для вырезок. Что-то, что я не хочу вспоминать, но не могу забыть. Правда в том, что это раздавило меня…

Взгляд Томми смягчается, и он придвигается ближе ко мне.

– Вот как все вышло.

Когда он так близко, мое сердце замирает, и легкая дрожь прокатывается от головы до кончиков пальцев ног.

Однако вместо того, чтобы прижаться губами к моим, Томми трется лицом о мою шею, принюхиваясь, как собака, ищущая спрятанную кость. Я хихикаю, словно он снова меня щекочет.

Когда выпрямляется, то говорит:

– На этом мое взаимодействие с Кэсси закончилось. Если ты не поняла, это было совершенно неприятно.

– Это было не так уж ужасно, но ты прав. Это был не поцелуй.

– Ни в коем случае.

– Я видела, как Кэсси целовалась с парнями достаточно раз, чтобы знать, что у нее был богатый опыт в этом деле, так почему она, по крайней мере, не потянулась к твоему рту?

– Разница в том, что я не хотел целовать ее в ответ. И активно пытался оттолкнуть ее от себя.

– Но почему она это сделала? Особенно, если знала, что я вроде как, возможно, эм… что ты мне нравишься.

Томми выгибает бровь, потому что я только что почти призналась, что была влюблена в него.

– Потому что она Кэсси. Из тех девушек, которые унижают других, чтобы возвыситься. Как самый старший, из шести братьев и сестры, которых я хотел защитить, я узнал кое-что о разных типах людей.

Я опускаю голову, когда возвращаются двусмысленные комментарии и оскорбления Кэсси, задаваясь вопросом, почему она выбрала мишенью меня.

Томми сжимает мои руки, привязывая меня к этому моменту, а не к прошлому.

– Да, ты видела нас на своей кровати. Да, она прижималась ко мне. Да, она лизнула меня.

– Фу. – Я кривлюсь.

– Я опустил эту часть во время своей демонстрации, потому что не хотел вызывать у тебя отвращение.

– Спасибо, что пощадил меня. Зачем все это Кэсси?

– Возможно, она была не так уверена в себе, как пыталась казаться. Возможно, увидела в тебе слишком много уверенности и почувствовала себя неполноценной, поэтому попыталась компенсировать это, заставив тебя почувствовать себя ничтожной. Наверное, потому, что я пытался снять ее с себя тяжелой рукой, – говорит Томми, имея в виду мой комментарий о том, как он месил тесто.

У меня отвисает челюсть.

– Как думаешь, она видела договор? Ты оставил тетрадь на моем столе после того, как мы занимались однажды вечером. Кэсси, вероятно, просмотрела его и увидела, что мы написали. – То, что она сделала, все еще причиняет боль, но мне жаль ее, если она думала, что должна причинить мне боль, чтобы чувствовать себя лучше.

– Вероятная теория. Важно то, что мне никогда не нравилась Кэсси, и я ее не целовал.

Наконец-то поняв, я глубоко вздыхаю, испытывая облегчение от того, что ошибалась.

– Так ты мне веришь? – спрашивает Томми.

Я киваю, и ухмылка появляется на моем лице.

– И к тому же, это не то, как люди целуются. Я не самая опытная в этом деле, но такое лизание обычно не требуется.

С шутливой улыбкой Томми говорит:

– Серьезно? В таком случае, не могла бы ты продемонстрировать, как нужно целоваться? В конце концов, ты реально хорошо помогла мне научиться замешивать тесто для пиццы.

Я игриво шлепаю его кухонным полотенцем.

Его карие глаза цвета эспрессо, устремленные на меня, заставляют меня осознать тот факт, что он не шутит. Сокращая расстояние между нами, Томми кладет руки мне на талию.

Трепет пробивается наружу из моего живота, пока наши взгляды задерживаются, и момент словно замирает.

– Ты ведь не шутишь, да? – Мой голос звучит почти как шепот.

– Нет, поцелуй, которого я ждал больше десяти лет, который мы так и не смогли разделить, очистит твой послужной список за нарушение закона о сама-знаешь-о чем.

– Но мы вроде как в расчете.

– Два к одному, правильно? – спрашивает он.

Я прикусываю губу, чтобы унять дрожь в челюсти, когда тот ближе походит ко мне. Я так боюсь скрепить отношения между Томми и мной, ведь что, если он отвергнет меня? Это было бы все равно, что разбить все мои надежды и мечты.

С другой стороны, вместе с ним я воплощаю в жизнь мечту об открытии собственной пекарни. Могу ли я сдаться и позволить тому, что мы построили между собой, а затем откладывали все это время, наконец случиться?

Я приподнимаюсь на цыпочки и нежно прижимаюсь губами к губам Томми. Это легкий поцелуй. Поддразнивание. Что-то, что заставит его захотеть большего, потому что, возможно, я все-таки умею флиртовать – по крайней мере, так это работает, когда я раздаю образцы своего пирога.

Глаза Томми оставались закрытыми, что говорит мне о том, что он действительно хочет большего. Пульсация в моей груди и улыбка на моем лице говорят мне, что я тоже этого хочу.

ГЛАВА 10

ТОММИ

Губы Мерри так мягко прикасаются к моим, что это похоже на шепот, на предложение, на возможность чего-то чудесного.

В моем воображении я вижу голубое небо, пушистые облака и женщину, такую невинно милую, что она должна быть вне закона.

Этот один дразнящий поцелуй заставляет меня захотеть большего, заставляет задуматься о том, что находится за горизонтом, за пределами простоты двух губ, просто соприкасающимися друг с другом. Наклоняюсь ближе.

Мои глаза остаются закрытыми, потому что не хочу, чтобы приключение заканчивалось. Хочу продолжать. Я хочу Мерри.