Текст книги "Я больше не коп"
Автор книги: Эллери Куин (Квин)
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Секко покачал головой. Мелоун стиснул кулаки.
– Я впервые обращаюсь с просьбой к тебе и вообще кому бы то ни было, и ты мне отказываешь!
– Я не могу этого сделать, – сказал Секко. – Я офицер полиции, ответственный за соблюдение закона в Нью—Брэдфорде, Уэс. Я приносил присягу и не могу брать чужие деньги и вступать в сделку с бандой, разыскиваемой за убийство и ограбление, – меня самого обвинят в заговоре и краже в особо крупных размерах. И даже если бы я согласился, ты думаешь, что эта шайка поверит, будто шеф полиции станет придерживаться условий подобной сделки? Уходя, они прихватят с собой Эллен и Барбару в качестве живого щита. Нет, должен быть какой—то другой выход…
Зазвонил телефон.
– Да? – Лицо Секко окаменело. – Да, Эллен, он здесь.
Мелоун выпучил глаза. Секко протянул ему трубку.
– Что случилось, Эллен? – прошептал Мелоун.
– Я ищу тебя по всему городу. – Он не узнавал ее голос, звучащий как автомат. – Они ушли.
– Ушли?
– Фуриа занервничал. Женщина убедила его, что тебе нельзя доверять. Поэтому они ушли и забрали с собой Бибби…
– Забрали Бибби? – Мелоун провел рукой по лбу.
Эллен заплакала.
– Они объяснили, как с ними связаться? Они вернулись в хижину на озере?
– Я не знаю, Лоуни…
– Перестань плакать, Эллен! Я должен знать точно, что они говорили.
– Фуриа сказал, что ты должен доставить деньги домой к завтрашнему полудню и ждать, пока они с нами свяжутся, не сообщая ничего полиции, иначе мы больше никогда не увидим Бибби. Это наш последний шанс…
– Я вернусь, как только смогу.
Мелоун положил трубку.
– Я все слышал, – пробормотал шеф Секко. – Я дам тебе столько времени, сколько ты захочешь, Уэс, – не буду ничего предпринимать и не скажу никому ни слова без твоего разрешения. Если я могу чем—то помочь, кроме…
– Иди к черту, – прервал Мелоун и вышел.
* * *
Он подползал к хижине, понимая, что осторожность не требуется, и надеясь, что это не так, но обнаружил там только мусорный ящик, полный пустых бутылок и консервных банок, и грязные тарелки в раковине.
Мелоун обыскал хижину в поисках какого—нибудь указателя на местопребывание шайки, но не нашел ничего. Почти теряя способность мыслить здраво, он выбежал из хижины и начал бегать по грязным дорогам вдоль озера, ища автомобиль в кустах или какие—нибудь признаки жизни.
Наконец, уже в сумерках, Мелоун сел в «сааб» и медленно поехал назад в город.
«Сначала мне дали деньги, но я потерял Бибби. Потом я вернул Бибби, но потерял деньги. Теперь я потерял все».
Суббота, воскресенье, понедельник, вторник
СЛАБОСТЬ
В доме было холодно. Мелоун включил термостат, но ничего не произошло. Он спустился в подвал, нажал аварийную кнопку, и печь загудела. Впоследствии он не помнил ничего об отоплении, подвале и печи.
Эллен провела день, убирая мусор и наводя порядок в шкафах, а после возвращения мужа приготовила обед из того, что непрошеные гости оставили в холодильнике, но Мелоун не припоминал, чтобы съел хотя бы кусочек. Он не хотел ложиться спать, говоря: «Предположим…», но Эллен приложила палец к губам, сняла с него рубашку, брюки и нижнее белье, надела на него пижаму, как на Бибби, уложила в постель и легла рядом. Мелоун заплакал – впервые за много—много лет. Он вздрагивал, как под ударами хлыста, а Эллен обнимала его и шептала что—то, как мать ребенку.
Когда Мелоун заснул, Эллен встала с кровати и направилась в комнату Барбары. Она провела остаток ночи, сидя в маленьком креслице дочери с ее куклой на коленях и напевая мелодию, которую придумала сама, прежде чем Бибби научилась ползать. Это была отнюдь не «Колыбельная» Брамса – собственно говоря, ее и мелодией было трудно назвать. Когда—то Эллен со смехом признавалась, что абсолютно лишена музыкального слуха. Как, впрочем, и поэтического дара. Но слова она тоже придумала, и они шли от души.
Проснувшись на рассвете, Эллен заплакала, потом положила куклу в колыбельку, которую Лоуни смастерил из сломанной качалки его матери, вернулась в большую спальню и легла на край кровати, стараясь не будить мужа. Увидев, что он просыпается, она закрыла глаза.
* * *
Сначала Голди была за то, чтобы убраться из города даже до того, как они вернулись за девочкой.
– Это становится все более рискованным. Фур. Мне не нравится торчать в Нью—Брэдфорде.
– А как же деньги?
– Знаю, но что толку гоняться за ними, когда нас разыскивают за убийство? Жалованье платят везде, так что мы сможем поживиться в другом месте. Давай сматываться из штата. Можем поехать в Канзас или Индиану. Тамошние фермеры – легкая добыча.
– Без бабок я отсюда не уеду, – заявил Фуриа.
По его тону Голди поняла, что с ним лучше не спорить – ее кожа снова начинала зудеть.
Она нашла другое убежище после того, как они забрали ребенка. Они сразу решили, что оставаться в хижине, которую арендовали на озере Бол сам, нельзя, но Фуриа хотел взломать другую хижину на противоположной стороне озера. Он был в скверном настроении, из которого Голди пришлось выводить его в постели в хижине с помощью специальных методов, которые Хинч наблюдал сквозь щель в двери. Фуриа велел ему охранять девочку, но Хинч обожал подсматривать за их любовными играми. К тому же Бибби была слишком напугана, чтобы пытаться убежать, – она сидела на кухонном стуле, дрожа всем телом, и Хинч, не оборачиваясь, слышал, как стучат ее зубы.
– Поверь мне, Фур, легавый прежде всего будет искать на озере, как только узнает, что ребенок у нас, – сказала Голди. – Он обшарит весь лес. Нам лучше поскорее убраться отсюда и устроиться там, где ему нас за год не найти. Мы вообще не должны были возвращаться в хижину. Какой смысл убивать его, прежде чем ты не вернул деньги?
– Ладно, – сонным голосом отозвался Фуриа.
Когда они вышли из спальни. Хинч развлекался тем, что строил девочке рожи.
Сидя в автомобиле, они увидели мчащийся к озеру «сааб» с Мелоуном за рулем – он проехал мимо «крайслера», даже не обернувшись.
– Что я тебе говорила? – усмехнулась Голди и постучала по спине Хинча. – Поехали, вонючка.
Дом, который она выбрала, находился по другую сторону от города, в сотне ярдов от проселочной дороги, скрытый высокими деревьями. Голди утверждала, что можно сотню раз проехать мимо, не заметив его, и Фуриа с ней согласился.
Снаружи имелись даже выложенная каменными плитками терраса и бассейн с подогревом, который осушили на зиму.
– Жаль, – промолвил Фуриа. – Мы могли бы плескаться в нем, как богачи.
Дом принадлежал нью—йоркской семье, которая пользовалась им летом и на каникулах в конце года. Голди знала это, потому что ее сестра Нанетт упоминала Тэтчеров в своих письмах – летом она сидела с их детьми, так как они часто отлучались. У них было три капризных ребенка, но они платили по двойному тарифу. Тэтчеры не могли внезапно объявиться – уехали в Европу.
Фуриа одобрил идею. Если не считать потери денег, он чувствовал себя отлично после «специальной обработки» Голди, поэтому, когда Хинч взломал заднюю дверь, и Голди заперла Барбару в комнате для прислуги внизу, он даже не разозлился на печь, которая не включалась из—за отсутствия топлива в баках. Вероятно, хозяева не оплатили счета, ухмыльнулся он.
Обстановка приводила его в восторг. Сельская мебель была сработана вручную и без единого гвоздя. Камин в гостиной мог бы вместить Хинча, а на стенах висели подлинные картины старых мастеров. Впрочем, Фуриа имел весьма смутное представление о живописи. Похоже, их рисовали какие—то калеки лет пятьсот тому назад, заявил он, а сейчас они все почернели и потрескались. На белой этажерке стоял цветной телевизор с большим экраном, который Голди тут же включила, но Фуриа сказал:
– К черту его – нужно послушать, что здесь творится.
Он выключил телевизор, включил радиоприемник на каминной полке и настроился на станцию в Тонекенеке—Фоллс, но там играла рок—музыка, и Фуриа продолжил осмотр.
При виде кухни из дерева и кафеля, с аккуратными рядами медных кастрюль и сковородок, висевших на крючках, он едва не пустился в пляс.
– У моей старухи глаза бы на лоб полезли! Она всю жизнь стряпала в собачьей конуре, если вообще когда—нибудь готовила!
Холодильник был пуст, зато морозильник объемом двадцать кубических футов был полон стейков и ростбифов, а плита имела духовку, в которой можно было поджарить целого ягненка.
Фуриа пришел в такое благодушное настроение, что, когда Хинч нашел комнату с книгами от пола до потолка и деревянным баром, полным первоклассной выпивки, позволил ему налить себе полный стакан виски.
– Наслаждайся жизнью, Хинч. – Но так как Фуриа должен был продемонстрировать, кто здесь босс, он добавил: – Чего эта девчонка расхныкалась? Надо ей всыпать.
Отперев дверь комнаты горничной, Фуриа несколько раз шлепнул Бибби – не сильно, так как он не имел ничего против детей, но это заставило ее заплакать еще громче.
– Какого черта она скулит? – с отвращением осведомился Фуриа. – Дочке легавого следовало бы привыкнуть к шлепкам. Дай ей какого—нибудь пойла, Голди, и пусть заткнется.
Голди заставила Барбару сделать пару глотков «Джека Дэниелса», и вскоре девочка заснула с открытым ртом, похрапывая, как маленький пьяница. Фуриа запер комнату, снова придя в бодрое расположение духа.
Сбросив ботинки, он растянулся на роскошном диване в гостиной.
– Пожалуй, я бы съел парочку филе—миньонов на ужин, Голди. Можешь их приготовить?
– У меня нет угля.
– Какая разница? Поджарь их в камине.
– Ладно. – Голди в эти дни была на редкость сговорчивой. – Если вонючка принесет мне дров для растопки. Я видела дровяной сарай позади дома.
Но Хинч к этому времени допил пятый стакан и запустил им в зеркало за баром.
– Незачем свинячить в такой классной берлоге, – упрекнул его Фуриа. – Как насчет дров?
– Слышал, как она меня обзывает? – Нос Хинча багровел на бледной физиономии, а глаза выпучились. – Не буду я таскать для нее дрова. Я для нее не ниггер.
– Это доказывает твое невежество, – сказала Голди. – Нужно говорить «негр» или «черный».
– Ниггер, ниггер, ниггер, – упрямо повторил Хинч. – Я не стану таскать дрова ни для кого, а особенно для нее.
– Как насчет меня? – осведомился Фуриа.
– Я паршиво себя чувствую. – Хинч внезапно сел на пол.
– Потому что не привык к хорошей выпивке, – снисходительно сказал Фуриа. – Надо было отобрать у тебя бутылку. Ладно, Голди, я принесу дрова.
К ее удивлению, он вскочил с дивана и вышел в одних носках. Голди едва не крикнула ему вслед, что там грязно, но воздержалась – никогда не знаешь, как Фуриа прореагирует. Она слышала, как открылась задняя дверь.
Войдя в ванную с черно белыми кафельными плитками и воспользовавшись черным фарфоровым унитазом, Голди почувствовала себя королевой.
«Вот это жизнь! – подумала она. – У меня тоже все это будет, когда я избавлюсь от Фура и этого вонючего Хинча».
Голди прихорашивалась в ванной перед зеркалом с хрустальными шариками на раме, как у голливудских кинозвезд, когда услышала вопль, который до сих пор ей доводилось слышать разве только в кино. Он показался ей похожим на полицейскую сирену или визг свиньи, которую резали на ферме Херли, когда она еще девочкой тайком проскользнула туда, несмотря на запрет отца.
Голди прибежала в сарай раньше Хинча, который еле поднялся с пола.
Фуриа прижался к углу сарая, швыряя дрова в покрытых коротким серым мехом существ, сновавших в разные стороны. Его глаза вылезали из орбит, а ноздри посинели.
– Крысы… – с трудом вымолвил он.
Голди не верила своим ушам. Она подошла к Фуриа и встряхнула его за плечо:
– Что ты, Фур, это полевые мыши.
– Крысы, – пропыхтел он. Его маленькое тело обмякло и колыхалось под ее рукой, как желе.
– Господи, Фур, я умею отличить мышь от крысы. Они постоянно бегали у нас на кухне в Лошине.
– Они гоняются за мной…
– Не бойся – они безобидные.
– Они кусаются.
– Они едят зерно, а не людей. Смотри, они уже ушли. – В сарае стоял мешок, в котором мыши прогрызли дырки. – Должно быть, Тэтчеры летом держат здесь лошадь. Мышей интересует лошадиный корм, а не ты.
Но Фуриа не верил ей. Он продолжал дрожать.
В дверях стоял Хинч, переводя озадаченный взгляд с Фуриа на грязный пол. Поленья поразили двух мышей. Одна лежала с расплющенной головой в омлете из мозгов и крови; другая была еще жива и царапала пол передними лапками.
– Ты испугался этих крохотулек? – удивленно спросил Хинч.
Фуриа судорожно глотнул.
Хинч с ухмылкой подошел к раненой мыши и пнул ее ногой. Она ударилась о заднюю стену сарая и упала на пол. Подобрав обеих мертвых мышей за хвосты, Хинч подошел к Фуриа и помахал ими у него перед носом. Фуриа завизжал и попытался полезть на стену. Потом его вырвало. Голди едва успела отскочить.
– Будь я проклят, если он не наложил в штаны. – Хинч вышел и бросил мышей на дно бассейна.
Хотя Голди приготовила стейки так, как нравилось Фуриа, он съел не больше двух кусочков. Она едва не рассмеялась ему в лицо.
Потом Фуриа выпил три чашки кофе, не выпуская из рук каминную кочергу с тремя зубцами. Его глаза метались как те самые мыши, обшаривая пол, особенно в углах.
Проснулась и заплакала Барбара.
– Заткни девчонке глотку, – рявкнул Фуриа, – не то я сам воткну туда кочергу!
– Хорошо, Фур. – Голди нашла в шкафу порошковое молоко, развела его в стакане и принесла девочке вместе с кусочком холодного стейка. Барбара выпила немного молока, но отвернулась от мяса, закатив глаза. «Очевидно, я дала ей слишком много виски, – подумала Голди. – Ну, лучше пьяная, чем мертвая».
– Больше девочка тебя не побеспокоит, – сказала она, возвращаясь в гостиную.
– Остынь, храбрец, – усмехнулся Хинч. – Подумаешь, пара мышек.
Фуриа швырнул в шутника кочергу и поранил ему щеку. Если бы Хинч не отшатнулся, зубцы вонзились бы ему в горло. Он выглядел ошарашенным. Голди пришлось промывать рану антисептиком, который она нашла в аптечке, и залепить ее пластырем.
Хинч продолжал смотреть на Фуриа, недоуменно изогнув брови.
* * *
Воскресное утро прошло урывками, как неисправная кинопленка. Мелоун бродил по дому, подбирая разные вещи и ставя их на место. Бутылка молока напомнила ему о Бибби, и он захлопнул дверцу холодильника, как крышку гроба. Когда Эллен подала ему завтрак, он просто сидел, глядя на него, и даже не выпил кофе. В конце концов, она убрала посуду. Под ее глазами виднелись темные круги.
– Скоро полдень, – сказала Эллен. – Что будет после полудня, Лоуни?
Мелоун отвернулся.
«Он сердится, что я напоминаю ему, как будто он в этом нуждается. Почему я была так добра к нему ночью и так веду себя днем? Но речь идет о моей бедной испуганной девочке…»
Они сидели в гостиной – Мелоун на диване, а Эллен в качалке, – глядя на маленький будильник на каминной полке. Когда будильник зазвонил, оба выпрямились, и Эллен снова заплакала.
Мелоун вскочил с дивана и выбежал на Олд—Брэдфорд—роуд, оставив входную дверь открытой. Он стоял на пустой улице, глядя на Холм Любовников. Дворняжка Каннингемов подбежала к нему и лизнула руку. Мелоун вытер руку о штаны и вернулся в дом, на сей раз закрыв дверь. Эллен была наверху – он слышал ее шаги в одной из спален. Наверняка это спальня Бибби…
Снова опустившись на диван, Мелоун положил руки на колени и посмотрел на часы. Он все еще сидел там, когда без двадцати два приехал Джон Секко.
Шеф полиции прибыл в собственной машине – трехлетнем пикапе «форд» – и в штатском.
– Незачем возбуждать любопытство ваших соседей, – пояснил Секко. Он выглядел мрачным и, похоже, сегодня не брился. – Я знаю, Эллен, как туго вам приходится. – Эллен ничего не сказала. – Были звонки, письма, сообщения?
– Нет, – ответил Мелоун.
– Ну, еще рано. Может, у них какие—то осложнения. Или они решили дать вам время.
– Для чего? – спросила Эллен. Секко промолчал. – Я знала, что ты это сделал, Лоуни.
– Что сделал?
– Рассказал обо всем Джону. Ты ведь обещал этого не делать.
– Уэс поступил правильно, – сказал Секко. – По—вашему, Эллен, я подвергну вашу малышку опасности?
– Не знаю.
– Я думал, вы считаете меня вашим другом.
– Вы полицейский.
– Но я также муж и отец. Вам следовало бы знать меня лучше.
– Я больше ничего не знаю.
– Хотите, чтобы я ушел? – осведомился шеф.
Последовала долгая пауза, которую нарушила Эллен:
– Джон, мы не знаем, что делать, куда обращаться.
– Поэтому я здесь, Эллен. Я хочу помочь.
– Тогда добудь для меня эти деньги, – сказал Мелоун.
– Ты просишь меня о невозможном, Уэс. Но думаю, мы в состоянии кое—что сделать.
– Без двадцати четырех тысяч? – Мелоун усмехнулся. – Фуриа считает, что я украл их. Ты придумал способ убедить его в обратном?
– Я думал о том, что ты мне рассказал. – Казалось, Секко с трудом подбирает слова. – Может быть, прошлым летом они арендовали сразу две хижины на озере – на всякий случай? Я решил это проверить.
Мелоун слегка оживился:
– Мне это не приходило в голову.
– Но они этого не сделали. Сегодня я навел справки в агентствах по недвижимости. – Он быстро добавил: – Не беспокойтесь – я не вызвал подозрений.
Мелоун снова обмяк. Эллен сидела молча.
– Конечно, они могли снять дом на год у кого—то из знакомых. В таком случае на этот раз они могли обосноваться даже за пределами округа. На поиски потребовалась бы сотня людей…
– Не делайте этого! – вскрикнула Эллен.
– Я же говорил вам, Эллен, что не стану рисковать безопасностью Барбары.
– Я только хочу получить назад моего ребенка.
– Мы все этого хотим. Уэс, ты меня слушаешь?
– Да.
– Возможно, женщина, которая украла деньги, – эта Голди – действует заодно с Фуриа, чтобы прибрать к рукам долю Хинча, и они вдвоем разыгрывают перед ним спектакль.
– Черт возьми! – сказал Мелоун. – Об этом я тоже не подумал.
– Но я в этом сомневаюсь. Судя по тому, что ты рассказывал мне о поведении Фуриа в вашем доме, она, скорее всего, обманывает обоих.
– Мы ходим по кругу.
– Не совсем. – Шеф Секко склонился вперед, стараясь удержать их внимание. – По твоему описанию, Уэс, Хинч выглядит самым слабым звеном в этой компании.
– У него просто нет ни капли мозгов.
– Тупица в банде – наиболее легкая цель. С Хинчем подготовительная работа уже проделана.
– В каком смысле?
– Ты говорил, что во время их первого визита сюда – когда они в первый раз забрали Барбару – Фуриа велел Хинчу встретиться с ними в хижине и Хинчу это не понравилось, а у тебя сложилось впечатление, что он тревожится, как бы они его не бросили.
– Ну?
– Ты также сказал, что во время второго их приезда – после того, как ты привез назад Барбару, – когда ты сообщил им, что деньги украли из дома, а Эллен обвинила в этом Фуриа, Хинч казался наполовину убежденным, что это правда. Вот что я имею в виду под подготовительной работой. Хинч не доверяет Фуриа – у него уже возникли сомнения. Предположим, нам удастся его убедить.
– Что Фуриа взял деньги? Но он этого не делал, Джон. Их взяла Голди Воршек.
– Об этом знаем мы и Голди, но не знают Хинч и Фуриа. – Ничто в голосе и поведении шефа не свидетельствовало, что он старается внушить им ложную надежду. – Если нам удастся заставить Хинча поверить, что Фуриа его дурачит, то даже такой безмозглый медведь, как он, начнет заботиться о собственной шкуре. Наверняка Хинч участвует в этом исключительно ради своей доли добычи. Если доли нет, он захочет выйти из игры, но поступить так сможет, только заключив с нами сделку в своих собственных интересах и ради мести околпачившему его партнеру. Он войдет с нами в контакт, сообщит, где они прячутся, и может даже помочь нам при аресте.
– А в результате мою Бибби убьют, – сказала Эллен.
– Если они перегрызутся, Барбара будет не в большей опасности, чем теперь. Возможно, даже в меньшей, так как, если план сработает, у Хинча появится личный интерес следить за безопасностью девочки. Хинч отлично поймет, что с ним случится, если он позволит Фуриа причинить ей вред. – Секко достал трубку, но тут же положил ее в карман. – Я ничего не гарантирую. Возникает много «если», когда имеешь дело с такой опасной публикой. Но Фуриа не вернет Барбару без денег, а мы не можем вернуть их ему. Как видите, Эллен, я с вами откровенен. Вам придется смотреть фактам в лицо.
Эллен упрямо покачала головой.
– Конечно, вы должны сами принять решение. Я не имею права вас принуждать, а если бы имел, то никогда бы им не воспользовался.
– Наш ответ – нет, – сказала Эллен.
– Может быть, Эллен, в плане Джона что—то есть, – заговорил Мелоун. – Во всяком случае, иного выхода я не вижу. Если трюк удастся…
– Нет.
– Погоди. Джон, как бы ты связался с Хинчем?
– Где бы они ни прятались, у них наверняка имеется радио. Это наш канал связи. Какая—нибудь вымышленная история или состряпанное объявление в эфире – я еще толком не придумал. А если нам удастся передать ему сообщение…
– Но ведь Фуриа и Голди тоже его услышат.
– Пускай. Голди это заставит понервничать – меньше всего ей нужно, чтобы двое ее сообщников насторожились. А что касается Фуриа, то это настроит его против Хинча, и они могут вцепиться друг другу в глотку. Такая тактика разрушила не одну банду. Но как я говорил, я не могу решать за вас. Барбара – ваша плоть и кровь.
– Что скажешь, Эллен? – спросил Мелоун.
– О боже!
Секко встал, отошел к окну и стал посасывать пустую трубку.
– Помоги мне, Лоуни! – простонала Эллен.
– Ты хочешь, чтобы я принял решение?
– Не знаю.
– Ты должна знать. У нас нет времени, Эллен. Либо мне, либо тебе придется решать за нас обоих.
– Они убьют ее, Лоуни!
– Они могут убить ее в любом случае.
Она вздрогнула, словно он ее ударил.
«Эллен, Эллен, как иначе мне тебя подготовить?»
– Ну?
– Как скажешь.
Мелоун едва услышал ответ.
– Джон, – позвал он.
Секко повернулся.
– Мы согласны.
* * *
Оказалось, что шеф оставил Харви Радда ждать в фургоне.
– Я привез Харви на случай, если вы согласитесь, – сказал Секко. – Пока я ничего ему не говорил, но его придется уведомить.
Харви Радд был голосом долины Тогас. Бывший морской пехотинец, а потом диктор новостей, он отказался от престижной работы на нью—йоркском радио, чтобы основать независимую радиостанцию в Тонекенеке—Фоллс. Радд был ее владельцем, составлял программы, редактировал выпуски новостей, иногда сам выступал в эфире. Ему шел пятый десяток, он был типичным янки с длинным носом, но с отнюдь не длинным языком.
– Этому человеку можно доверять? – спросила Эллен в присутствии Радда.
Когда шеф ответил утвердительно, она кивнула и поднялась наверх.
Радд не сказал ничего – в том числе глазами, голубыми, как северный океан, и наблюдательными, как у впередсмотрящего на фок—мачте. Они не выразили ничего, даже при виде пластыря в волосах Мелоуна и рубца на его подбородке. Он ждал, положив рядом с собой на диван белую широкополую шляпу в техасском стиле.
Мелоун поведал всю историю, не утаив ничего. Радд слушал молча. Когда Мелоун закончил, шеф Секко сообщил ему свой план с использованием местного радио для связи с Хинчем.
– Ты сделаешь это, Харви?
– У меня двое детей. – Мелоун впервые услышал голос Радда. Он ожидал, что этот голос будет походить на дешевую гитару, как у его коллеги, полицейского Шерма Хэмлина. Шерм родился в Бутбей—Харбор и служил надзирателем в томастонской тюрьме, прежде чем последовал за замужней дочерью в Нью—Брэдфорд, не теряя свой акцент. Но голос Радда больше напоминал баритон саксофона Лоренса Уэлка.[11]11
Уэлк, Лоренс (1903–1992) – американский эстрадный музыкант и телеимпресарио.
[Закрыть] – Что конкретно ты имеешь в виду, Джон?
– Ну, у меня возникла идея, пока Уэс вводил тебя в курс дела. Ты мог бы выпустить в эфир серию… как ты их называешь… рекламных фрагментов радиопьесы, которую ты якобы собираешься передавать на будущей неделе, чтобы вызвать к ней интерес слушателей. Мы должны использовать в сюжете подлинные факты этого дела, а кроме того, дать понять, что главарь шайки обманывает двух своих сообщников. Это должно встревожить Хинча…
Харви Радд покачал головой:
– Во—первых, Джон, наша станция не передает радиопьесы – их вообще уже давно не передают, так что это сразу покажется сомнительным любому, кто слушает радио. Во—вторых, если этот Хинч так туп, как ты говоришь, то этот способ для него слишком изощренный. В—третьих, судя по тому, что рассказал мистер Мелоун, на подготовку просто нет времени. Нужно принимать меры не откладывая – если возможно, сегодня.
– Тогда что ты предлагаешь?
– Я бы сделал это на основе выпуска новостей. Такое поймет даже полоумный, и это будет звучать более убедительно.
– Мы не можем так поступить, мистер Радд, – сказал Мелоун.
– Почему?
– Потому что Фуриа тоже это услышит. А он знает, что такая информация могла поступить только от меня или моей жены. Это погубит мою девочку. Фуриа предупреждал, чтобы мы держали язык за зубами. Он опасный тип, мистер Рада, – может быть, даже психопат. Я не пойду на такой риск.
– Мы можем сделать это так, что вы и миссис Мелоун останетесь вне подозрений.
– Каким образом?
– Предоставьте это мне.
Рубец на подбородке Мелоуна начал пульсировать.
– Не знаю. Я должен подумать.
– Обещаю, мистер Мелоун, что без вашего согласия в эфир не выйдет ни слова. У вас есть пишущая машинка?
– Нет.
– Тогда дайте мне бумагу – все равно я не умею печатать.
Мелоун стал разыскивать бумагу, прислушиваясь к скрипам наверху, в комнате Барбары.
* * *
Девочка снова заплакала, и Фуриа предложил снова дать ей виски, но Голди сказала, что так ее можно отравить. Наверху в одной из ванной она нашла пузырек со снотворным, и проблема была решена.
Фуриа заказал на субботний ужин филе, и Голди весь день его оттаивала. Тэтчеры установили в старую кухонную плиту электрическую горелку, и Голди поджаривала мясо на медленном огне. Фуриа наблюдал за готовкой добрых двадцать минут.
– Я выбрал отличную бабу, – говорил он, любовно пощипывая Голди пониже спины. – На десерт я буду банановое мороженое из морозильника.
Потом Фуриа вернулся в гостиную, где Хинч с мрачным видом потягивал виски. После разбитого зеркала Фуриа посадил его на строгий рацион, и Хинчу это пришлось не по вкусу. Фуриа включил радио, настроенное на местную станцию, и растянулся на диване.
Сначала были общенациональные новости, затем новости из столицы штата. Наконец диктор с голосом, напоминающим звучание саксофона, объявил:
«А теперь новости долины Тогас. Секретарь городского управления Расе Ферхаус сегодня убеждал жителей Нью—Брэдфорда поддержать кампанию по наведению чистоты «Операция «Гражданская гордость», которую проводят молодежные организации. «Пожалуйста, присоединяйтесь к вашим соседям, – уговаривал мистер Ферхаус, – подбирая обертки от жвачки и прочий мусор и освобождая наш город от непривлекательного хлама в виде старых автомобилей, стиральных машин и прочего имущества, выброшенного владельцами. Администрация вносит свою долю, ремонтируя дорожные знаки, поврежденные подростками прошлым летом. Пожалуйста, вносите вашу долю, объясняя детям, что расплачиваться за подобный вандализм приходится вам – налогоплательщикам».
В результате сегодняшнего дорожно—транспортного происшествия на шоссе в миле к северу от Тонекенеке—Фоллс погибла девятнадцатилетняя Элисон Спрингер из Саутвилла и тяжело пострадали еще три подростка, отправленные в больницу Нью—Брэдфорда. Полиция штата утверждает, что автомобили участвовали в импровизированных гонках.
Нет никакого прогресса в проводящейся по всему штату охоте за двумя грабителями, которые застрелили Томаса Ф. Хауленда и похитили жалованье, предназначенное для сотрудников компании «Ацтек». «Я уверен, – заявил полковник Даг Пирс из полиции штата, – что преступники перебрались в один из соседних штатов, власти которых уже предупреждены».
– Ха—ха! – усмехнулся Фуриа. – Слышал это, Хинч?
– Ну и что? – буркнул Хинч. – Бабок у нас все равно нет.
«А теперь новости повеселее, – продолжал саксофонный тембр. – Еще одно таинственное происшествие в Нью—Брэдфорде едва не заставило шефа полиции Джона Секко и его департамент подумать, что город захлестнула волна преступности.
Двенадцатилетний мальчик по имени Уилли, который развозит нью—брэдфордскую «Таймс—пресс» в районе Холма Любовников, сегодня утром явился в полицейское управление сообщить о преступлении. Уилли заявил, что в четверг во второй половине дня, когда он развозил газеты на велосипеде в верхнем конце Олд—Брэдфорд—роуд, он видел, как – я цитирую – «низенький костлявый тип с чем—то вроде чулка на голове пробрался в один из домов». Уилли быстро спрятался за кустом рододендрона и стал наблюдать. По его словам, человек вскоре вышел из дома с маленькой черной сумкой, которой у него не было, когда он туда входил…»
– Что за черт! – Хинч выпрямился.
– Заткнись! – прошипел Фуриа. – Давай послушаем.
«…снял чулок и зашагал вниз по дороге. Уилли последовал за ним и видел, как он свернул к Холму Любовников и направился к центру города».
Хинч смотрел на Фуриа, разинув рот. Фуриа вскочил с дивана и уставился на радио.
«Из—за близорукости Уилли не смог дать точное описание таинственного незнакомца. Шеф Секко усомнился в достоверности истории, так как в четверг не поступало никаких заявлений о краже со взломом, а Уилли пользуется репутацией подростка с чрезмерно развитым воображением. Тем не менее шеф послал полицейского Харри Ролсона на Олд—Брэдфорд—роуд вместе с мальчиком, который показал дом, куда проник незнакомец. Это оказался дом полицейского Уэсли Мелоуна из департамента полиции Нью—Брэдфорда. Полицейский Мелоун, который несколько дней был в отгуле, заявил, что ни он, ни миссис Мелоун не принимали в четверг никаких посетителей и что в доме ничего не пропало. Миссис Мелоун это подтвердила, добавив, что у них никогда не было маленькой черной сумки. «Уилли перепутал дом, – сказал Мелоун своему коллеге, – или просто начитался детективных историй». Проверка других домов на Олд—Брэдфорд—роуд также не обнаружила подтверждений рассказа Уилли, которого отправили домой после нотации, прочитанной шефом Секко.
Завтра в два часа дня в церкви Христа в Стоунитауне состоится заупокойная служба по…»
Фуриа выключил радио. Повернувшись, он увидел Голди, стоящую в дверях кухни.
– Что все это значит? – спросила она.
– Ничего! – рявкнул Фуриа.
– В четверг во второй половине дня… – медленно произнес Хинч. – Низенький костлявый тип… Будь я проклят! Выходит, этот легавый и его старуха говорили правду!
– Не пяльтесь на меня! – взвизгнул Фуриа. – Это был не я! Я торчал в хижине. У меня даже машины не было – как я мог попасть в город?
– Костлявый тип тоже был без машины, – заметил Хинч. – Уилли сказал, что он шел пешком.
– Значит, это кто—то из местных, – заявила Голди, – как и говорил Мелоун. В мире полным—полно низеньких костлявых типов. По—моему, Фур, это конец. Почему бы нам не признать, что дело не выгорело?
– Нет, – сказал Фуриа.
– Как, по—твоему, Мелоун вернет деньги, если он даже не знает, кто их взял?