Текст книги "Я больше не коп"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Шеф Секко все еще разговаривал с вдовой.

Мелоун окинул взглядом комнату. Несессер с реаниматором, ингалятором, респиратором и прочими приборами для оказания экстренной помощи. Двухваттная двухканальная рация. Ящик с фотокамерой и лампами—вспышками. Ничего не меняется, если не считать жизни Шерри—Энн Хауленд. Надо надеяться, муж оставил какую—то страховку. Пикни явно платил ему недостаточно, чтобы делать сбережения. Весь город знал, как Пикни и «Ацтек» обходятся со служащими. Ходили разговоры о Хауленде и Мэри Григгс, которая работает в закусочной Элвуда… Как можно хладнокровно убить человека? Любой имеет право на жизнь, даже такую жалкую, как у Тома Хауленда. И любая женщина имеет право на мужа, даже такая, как Шерри—Энн.

Секко поднялся. Миссис Хауленд тоже встала – медленно, словно у нее болела спина.

– Вы уверены, что не хотите, чтобы кто—нибудь из ребят проводил вас домой, миссис Хауленд?

– Я оставила мою машину на стоянке у мэрии. – В голосе вдовы не слышалось никаких эмоций.

– Я мог бы доставить ее вам утром.

– Нет. – Она вышла, пройдя мимо Сэма Бьюкарда и Мелоуна, через вестибюль и наклоняясь как смертельно раненный солдат, придерживающий вываливающиеся кишки.

– Черт побери, – пробормотал Сэм Бьюкард.

– А, Уэс! – Шеф Секко повернулся к Мелоуну. – Когда ты сегодня встретил Хауленда в банке и повез его на завод с жалованьем, каким он тебе показался?

Мелоун был озадачен.

– Я не заметил ничего особенного.

– Он нервничал?

– Не знаю. Он все время говорил.

– О чем?

– Ни о чем. Возможно, он действительно нервничал. А что?

– Ничего, Уэс. Ты свободен.

– Шеф… – начал Мелоун.

– Ты слышал меня?

– Джон, тебе понадобится любая помощь…

– Что я тебе сказал, Уэс, когда ты уходил с дежурства?

– Чтобы я два дня не появлялся на работе.

– Правильно. У нас все под контролем. Не хочу, чтобы ты свалился от нервного истощения. Я неоднократно говорил тебе, что работаешь не ты один. Можешь не верить, но у меня есть еще десять ребят ничем не хуже тебя.

– Четверо из них стажеры.

– Это моя проблема. Ты уйдешь сам, Уэс, или мне тебя выпроводить силой? – Секко выглядел так, словно собирался это сделать. Несмотря на возраст под шестьдесят, крепости и решительности ему было не занимать. Как и большинство местных полицейских, Секко родился в Нью—Брэдфорде. У его отца была молочная ферма, и он рос, доя коров и разбрасывая вилами сено. У него до сих пор случались судороги в коленях.

– Ладно, Джон. Скажи только, что ты сам об этом думаешь.

– По—моему, работа посторонних. Я не говорил миссис Хауленд, но думаю, ее муж был в этом замешан и от него отделались. Вот почему я спросил, не показался ли он тебе нервным.

– Что указывает на это?

– Эд Тейлор говорит, что Хауленд внезапно послал его в город за кофе. Тогда он ничего не заподозрил, но теперь, после того, как его оглушили, это кажется ему странным. Хауленд раньше никогда так не поступал. Похоже, он избавился от Эда, чтобы впустить на завод грабителей. Вероятно, он рассчитывал на долю добычи, но они предпочли застрелить его. Ну, иди домой.

– Есть какие—нибудь улики?

– Пока нет.

– А что думает миссис Хауленд?

– Она в состоянии думать только о собственных бедах.

– Кто сейчас на заводе?

– Патрульный Миллер. Он ждет экспертов и коронера. Ступай домой, Уэс!

Мелоун вышел, волоча ноги, и не только от усталости.

Пройдя на восток до угла, он свернул направо, прошагал один квартал от агентства Форда до «Трех углов» и начал подниматься на Холм Любовников.

Как мог человек дойти до такого состояния, чтобы послать к черту всю свою жизнь? Даже такую паршивую жизнь, как у Хауленда? Впрочем, ответ налицо. Жена Хауленда была сварливой занудой, работа не давала ему ничего. Большая часть жизни была прожита, а он только возился с чужими деньгами. Мелоун никогда не видел счастливого выражения на лице Хауленда, даже заходя к Элвуду выпить кофе холодным вечером и видя, как бухгалтер заигрывает с Мэри Григгс.

Но увлеклась ли и Мэри Хаулендом? Вряд ли – для этого она была слишком умна. Кроме того, у нее вроде бы завязались серьезные отношения с Джимми Уикоффом. Джимми был красивым парнем, получавшим хорошее жалованье за работу в скобяной лавке Компо. По всей вероятности, роман Мэри с Хаулендом существовал только в голове последнего.

Мелоун ощутил внезапно нахлынувшую волну любви к жене и дочери.

«Что, если бы Эллен оказалась такой же ведьмой и расточительницей, как Шерри—Энн? – думал он. – И такой же убогой в постели, какой наверняка была жена Хауленда? Что, если бы она не смогла доносить Бибби и потеряла бы ее, как двух детей до нее и одного после, пока доктор Левитт не посоветовал ей больше не беременеть? Если бы у нас не было малышки с золотистыми локонами, очаровательным личиком и большими глазами цвета меда?» Мелоун вспомнил, как шестилетняя Бибби взобралась к нему на колени, обняла за шею, заглянула ему в глаза и спросила: «Папа, ты любишь маму больше, чем меня?» Он до сих пор видел перед глазами выражение лица Эллен…

Мелоун свернул на Олд—Брэдфорд—роуд.

Без жены и дочери его жизнь была бы такой же никчемной, как у Хауленда. Пока он не встретил Эллен с ее острыми ирландскими глазами и таким же острым языком, у него не было серьезных отношений ни с одной девушкой. Да и девушек у него, собственно говоря, не было, кроме тех, которые появлялись и исчезали в заведении Роузи на Лоуэр—Фрейт, а они не в счет. У Мелоуна вообще не было ни одного близкого друга мужского или женского пола. Только Эллен, умеющая быстро разбираться в людях, сразу оценила его по достоинству и стала называть «Мелоун рейнджер»,[7]7
  Игра слов «The Lone Ranger» («Одинокий рейнджер» – популярный радио– и телесериал) и «The Malone Ranger» («Мелоун рейнджер»)


[Закрыть] из которого он вскоре превратился просто в Лоуни – только для нее одной.

Мелоун почувствовал, что улыбается, поднимаясь по извилистой дороге. Иногда в постели он называл Эллен «Тонто»,[8]8
  Тонто – персонаж сериала «Одинокий рейнджер».


[Закрыть] чтобы подразнить ее. («Если ты до сих пор не видишь разницы между Тонто и мной. Уэсли Мелоун, то ты нуждаешься в курсе сексуального просвещения!»)

Ему всегда приходилось вести борьбу за существование. Его отец, молчаливый и неприветливый, был дорожным рабочим и остался в памяти Мелоуна человеком с лицом и руками, покрытыми мазутом, который было невозможно смыть. Он умер, когда Мелоуну исполнилось тринадцать, оставив вдову, которая редко поднималась с кровати, постоянно курила и никогда не причесывалась, и пятерых детей. Остальные четверо были младшими сестрами Мелоуна, и он оказался единственным мужчиной в доме, прежде чем начал бриться. У него до сих пор темнело в глазах при воспоминании о ежемесячном чеке от городского благотворительного фонда. Этих денег едва хватало на то, чтобы не умереть с голоду, но они служили неиссякаемым источником насмешек для местных мальчишек. После занятий в школе Мелоун старался подработать где только мог, клянясь про себя, что как только начнет зарабатывать достаточно для отказа от городской милостыни, то вобьет зубы в глотку кому—нибудь из насмешников. Домашние задания Мелоун выполнял по ночам – мать настаивала с унаследованным им упорством, чтобы он закончил школу. На летних каникулах Мелоун косил лужайки, грузил ящики с товарами для супермаркета, трудился на фермах во время жатвы, выводил краской разделительные линии на дорогах, отдавая весь заработок матери, лишь бы она прекратила жаловаться.

К тому времени, как мать умерла от рака легких в нью—брэдфордской больнице, его сестра Кэтлин подросла достаточно, чтобы вести хозяйство и заботиться о младших девочках, и Мелоун стал отдавать деньги ей. Он поддерживал сестер, пока они не вышли замуж, целовал их на прощание, когда они покидали город с мужьями и детьми, и больше никогда не видел их, хотя иногда получал от них письма, за исключением Кэтлин, которая жила на военной базе в Сан—Диего (ее муж был морским офицером) и не подавала о себе никаких известий.

В школе Мелоун никогда не участвовал в спортивных соревнованиях, не шатался по городу с ребятами на Хеллоуин. Вместо этого он при каждой удобной возможности ускользал в лес со старым отцовским ружьем 22–го калибра, которое регулярно чистил и смазывал, и изображал морского пехотинца – ползал на животе через кустарник и целился в черепах, обитавших в озере Болсам, никогда не стреляя ни во что, кроме пустых бутылок из—под джина и виски, всегда в полном одиночестве. Когда Мелоун повзрослел, парни, с которыми он рос, стали избегать его, а девушки смеялись над ним. Тогда он и начал проводить время в заведении Роузи.

Мелоун часто сожалел, что был слишком молод для войны в Корее и слишком стар для Вьетнама. Не дожидаясь призыва, он завербовался в морскую пехоту и провел два года из четырех лет службы в Средиземном море за муштрой и показухой, посещая бордели Барселоны, Марселя. Каваллы и Стамбула, а оставшееся время проторчал на острове Пэррис,[9]9
  База морской пехоты в штате Южная Каролина.


[Закрыть] отправляя в нестроевые наряды перепутанных рекрутов. По словам командиров, Мелоун не стал хорошим морским пехотинцем – в нем было слишком много индивидуализма и слишком мало корпоративного духа. Дважды он был младшим капралом и один раз капралом, но закончил службу всего лишь рядовым первого класса. Его единственной наградой стала медаль за стрельбу в цель. Близких друзей в корпусе он также не завел.

Поступить в полицию Нью—Брэдфорда Мелоуна уговорил Джон Секко. Шеф Секко всегда нравился ему и всем городским ребятам, которым он симпатизировал. Благодаря его деятельности преступность несовершеннолетних в Нью—Брэдфорде была одной из самых низких в штате.

– Не хочу обманывать тебя, Уэс, – сказал Секко. – Ты никогда не разбогатеешь, служа городским копом. Тебе придется иметь дело с недовольными налогоплательщиками, сварливыми лавочниками, драчливыми супругами, буйными пьяницами, юными хулиганами и тому подобной публикой. Хороший полицейский в маленьком городке должен быть политиком, крутым парнем, отцом—исповедником и просто честным человеком в одном лице. Это почти так же трудно, как быть хорошим барменом. И за все это ты вначале будешь получать около восьмидесяти баксов. Я давно приглядываюсь к тебе, Уэс. Ты как раз такой человек, который нужен в моем департаменте. Меня беспокоит только одно.

– Что?

– Можешь ли ты выполнять приказы и ладить с людьми? Судя по твоему послужному списку, нет.

– Не знаю, шеф, – ответил Мелоун. – С тех пор я повзрослел и думаю, что смогу.

– Ладно, давай попробуем. Пройдешь обучение в полицейской академии штата, и посмотрим, как ты будешь справляться во время шестимесячного испытательного срока.

Мелоун стал одним из лучших новобранцев в полиции Нью—Брэдфорда. Но ему казалось, что Джон Секко все еще сомневается в нем. Впрочем, Джон и Эллен умели держать его в узде – и это было не так плохо.

На крыльце горел свет – это означало, что Эллен ждет его. «Сааб» стоял на подъездной аллее. Вероятно, Эллен не стала загонять его в гараж на случай, если понадобится ехать за мужем в город и тащить его домой за уши.

Свернув в калитку, Мелоун остановился. На другой стороне улицы стояла незнакомая машина – пыльный черный седан «крайслер—ньюйоркер» последней модели. Такой автомобиль никто на Олд—Брэдфорд—роуд не мог себе позволить. Он был припаркован у дома Тайрелла, но в самом доме было темно, так что едва ли там находились гости. У Тайреллов редко бывали посетители, тем более ночью – пожилая пара рано ложилась спать. Конечно, люди в «крайслере» могли приехать в соседний дом к Каннингемам, но там тоже не было света. Может, лучше проверить? Но Мелоун вспомнил взгляд Эллен около участка и решил ни во что не вмешиваться.

Пройдя по дорожке и поднявшись на крыльцо, Мелоун начал искать ключи. Внезапно ему захотелось свернуться калачиком на циновке и заснуть. Он не помнил, когда так уставал – даже на маневрах, – и подумал о том, как ему влетит, если Эллен откроет дверь и споткнется о него.

Мелоун все еще усмехался, когда отпер дверь, шагнул в темную прихожую, почувствовал, как что—то холодное надавило на него за ухом, и услышал позади резкий голос:

– Не рыпаться, коп!

* * *

«Должно быть, я свалился и заснул. Такого не может быть наяву. Только не в моем доме, с Эллен и Бибби…»

– Спокойно! – предупредил тот же голос. – Не то я отстрелю тебе макушку. – Говорящий обратился к кому—то еще: – Посмотри, не идет ли кто—нибудь следом.

– Где моя жена и дочь? – услышал Мелоун собственный голос.

– Стой на месте, легавый. – Дуло надавило сильнее.

Чьи—то грубые руки пробежали по его телу. Еще один мужчина, и притом не из слабых… Руки нащупали рукоятку полицейского револьвера и выдернули его из кобуры.

– Вот его пушка, – произнес второй голос, такой же грубый, как руки, но приглушенный, словно рычание пумы.

– Включи свет, Хинч, – приказал первый голос. – И дай мне пушку.

– Сейчас, Фур.

Свет зажегся. Первое, что увидел Мелоун сквозь арочный проем, была Эллен, сидящая в гостиной на краю качалки, еще не сняв пальто. Ее лицо имело цвет обезжиренного молока.

– Могу я обернуться? – спросил Мелоун.

– Можешь, если будешь вести себя как хороший маленький коп, – отозвался первый голос.

Мелоун повернул голову. Двое мужчин были в нелепых масках бурых медведей, полностью закрывавших лицо. Если бы они пришли убивать, то не заботились бы о том, чтобы он и Эллен не увидели их лиц.

Медвежья морда была велика франтоватому мужчине маленького роста и постоянно морщилась. Зато его крутому напарнику приходилась как раз впору.

Они приняли меры предосторожности, надев маски, но при этом называли друг друга по именам. «Никогда не рискуй, имея дело с дураками, – предупреждал Джон Секко. – Они легко впадают в панику, как животные, и могут натворить бед».

Впрочем, мужчине по имени Фур ситуация явно нравилась. Его глаза радостно поблескивали под маской. Он в обеих руках держал оружие – Мелоуна и свое. Последнее Мелоун вначале принял за маузер, но потом разглядел, что это «вальтер», популярный среди полицейских Европы. Должно быть, краденый – в голосах визитеров не слышалось ничего европейского.

Вероятно, из этого пистолета маленький бандит застрелил Тома Хауленда.

Сунув «вальтер» под левую подмышку. Фур вертел в руках, защищенных перчатками, револьвер Мелоуна.

– Шестизарядный полицейский кольт «Магнум–357». Надежная штуковина. – Он передал «вальтер» своему верзиле—компаньону. – Где пояс с амуницией для этой пушки?

– Я не держу его в доме…

Фур засмеялся, сунул руку в стенной шкаф и достал оттуда пояс. Кобура была пуста, зато боеприпасы наличествовали полностью.

– Ай—ай—ай, легавый! Нехорошо врать. Ладно, иди в комнату к своей женушке.

Мелоун шагнул в гостиную, чувствуя, как дуло собственного оружия упирается ему в голову.

– Не рядом с ней. Вон на тот диван.

Глаза Эллен неотступно следовали за ним, умоляя то ли что—нибудь сделать, то ли не делать ничего.

Маленький бандит был не так уж туп. Ему хватило ума понять, что вдвоем они сильны, а порознь – беспомощны. Чувствуя, как его охватывает ярость, Мелоун опустился на диван.

– Где Бибби, Эллен?

– Наверху с женщиной.

– С ней все в порядке?

– Не знаю. Думаю, да. Я застала их здесь, когда вернулась. Они не позволили мне даже взглянуть на нее.

Женщина… Значит, их трое. Очевидно. Эд Тейлор не видел женщину. Это осложняет положение для Джона и ребят из полиции штата. Они ведь ищут только двоих мужчин…

– С твоей малышкой пока все о'кей, Мелоун, – сказал Фур, поглаживая кольт, как живое существо. – Если хочешь, чтобы так оно и было, делай то, что тебе говорят. Сумку, Хинч!

Верзила сунул руку за диван, достал черную сумку и передал ее маленькому щеголю.

– Это тебе. – Сумка упала на колени Мелоуна. Фур грубо придвинул антикварный стул с шаткими ножками, над которым тряслась Эллен, и плюхнулся на него, продолжая поглаживать кольт. Им пришлось повернуть головы, чтобы видеть его лицо.

– Что я должен делать с этой сумкой, Фур? – спросил Мелоун.

– Для копов мистер Фуриа.

– Мистер Фуриа.

– Загляни внутрь.

Мелоун расстегнул «молнию» и увидел пачки денег.

– Я думаю… – проурчал позади голос верзилы.

– Поменьше думай, Хинч, – оборвал его Фуриа. – Знаешь, коп, откуда эти бабки?

– Догадываюсь, – ответил Мелоун. – Ты еще не слышала об этом, Эллен. Сегодня вечером Тома Хауленда застрелили на заводе «Ацтек», а жалованье украли. Вот из—за чего вся суматоха. Это и есть жалованье, верно, Фуриа?

– Мистер Фуриа.

– Мистер Фуриа.

– Верно.

Мелоуну казалось, что Эллен сейчас упадет в обморок.

– Можно я подойду к жене? Ей плохо.

– Нет.

Умоляющий взгляд Эллен на миг устремился наверх, где была маленькая Барбара.

– Со мной все в порядке, Лоуни.

– Почему вы отдали мне эту сумку? – спросил Мелоун.

– Ты ведь никогда в жизни не держал в руках столько бабок. Вот и наслаждайся ими.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду временно.

– Не понимаю.

– Да неужели? Ты морочишь мне голову.

– Я не понимаю ровным счетом ничего.

– Хочешь, чтобы я тебе все растолковал? Ты должен хранить деньги для нас, коп. Как будто ты банк.

Мелоун старался выглядеть озадаченным.

– Все еще не врубился? Похоже, Хинч, мы нарвались на тупоголового копа.

Хинч ухмыльнулся.

– О'кей, придурок, слушай внимательно, – продолжал Фуриа. – С этими деньгами мы не можем проехать через пропускные пункты, а без них можем. У легавых не будет причин нас задерживать, тем более если в машине нас окажется четверо.

– Четверо? – Во рту у Мелоуна пересохло. – Я думал, вас трое.

– Четверо, – поправил Фуриа. – Я, Хинч, Голди и твоя малышка. Только Голди будет ее мамой.

– Нет! – вскрикнула Эллен.

– Да, – сказал Фуриа. – Ваш ребенок будет нашей гарантийной квитанцией на добычу. Теперь все ясно?

– Это рискованно, – осторожно произнес Мелоун. – Предположим, кто—то из полицейских узнает мою дочь, когда вашу машину остановят. Это маленький городок – здесь все знают друг друга.

– Лучше молись, чтобы такого не случилось. Ты умеешь молиться?

– Да. – Мелоун сомневался, что это правда. Он не был в церкви после конфирмации. Эллен водила Барбару каждое воскресенье ко второй мессе. «Девочка не должна вырасти язычницей вроде тебя, Лоуни. Отец Уэйл говорит, что ты крест, который ему приходится нести».

– Говорят, это помогает. – Один глаз под маской медведя весело подмигнул. – Ну, все понятно?

– Все, – кивнул Мелоун.

– Так—то лучше. Если ты и твоя миссис попытаетесь пикнуть, малышка получит пулю в голову. Будь хорошим копом и держи на замке пасть твоей старушки – тогда получите девчонку целой и невредимой. Все просто, не так ли?

– Нет! – Глаза Эллен метались из стороны в сторону. – Они не могут!..

– Могут, и ты сможешь. У нас нет выбора, дорогая.

– Слушай папочку, детка, – посоветовал Фуриа. – Похоже, он не так уж туп.

– Откуда мы знаем, что они сдержат слово? – вскрикнула Эллен. – Помнишь, что ты всегда говорил о похитителях детей, Лоуни?

– Это не похищение ради выкупа. Они хотят удерживать Бибби в качестве гарантии, пока не смогут получить деньги.

– Мы больше никогда ее не увидим!

– Это они никогда не увидят свою добычу, если не выполнят обещание, – сказал Мелоун. – Я об этом позабочусь. – Он обратился к Фуриа: – Ладно, договорились. А теперь слушайте меня как следует.

– Ну?

– Если вы причините вред моей дочери, я найду вас и разрежу на мелкие кусочки, даже если мне придется истратить на это всю оставшуюся жизнь. И тебя, и этого громилу, и женщину наверху.

Сзади раздалось рычание.

– Фур, позволь мне…

– Заткни свою чертову пасть, Хинч! – рявкнул Фуриа. Он вскочил со стула, сверкая глазами под сморщенной маской. – Мне следовало бы прикончить тебя на месте, коп!

– Я тебе нужен, – отозвался Мелоун.

– Больше ты мне не понадобишься! Никто не смеет так со мной разговаривать!

– Лучше помни, что я сказал.

Их глаза встретились. «Я мог бы броситься на него теперь, – думал Мелоун, – получить от громилы пулю в спину и оставить Эллен и Бибби в их лапах». Он отвел взгляд.

– Голди! – окликнул Фуриа.

– Да, Фур? – отозвался сверху женский голос.

– Разбуди девчонку и одень ее!

– Пожалуйста, разрешите мне! – взмолилась Эллен. – Она испугается!

– Позвольте ей, – сказал Мелоун. – Она не станет поднимать шум.

– Лучше пусть не пытается. – Фуриа взмахнул кольтом.

Эллен вскочила на ноги и помчалась вверх по лестнице. Фуриа опустился на качалку, направив кольт в живот Мелоуну. Он бы с удовольствием нажал на спуск. Мелоун посмотрел на свои руки, впившиеся в край дивана так крепко, что костяшки пальцев побелели, и положил их на черную сумку.

На верху лестницы появилась Эллен, державшая за руку Барбару. За ними следовала женщина в маске. В прорези для рта торчала сигарета с золотым кончиком.

– Спускайся, малышка, – улыбнулся Мелоун.

Барбара выглядела сонной. Эллен облачила ее в лучшую одежду – красное вельветовое платье, лакированные кожаные туфельки, голубые пальто и шляпку.

– Ты что—нибудь рассказала ей, Эллен?

– Что я могла ей рассказать?

– Мы куда—то едем, папа? – спросила Бибби. Мелоун положил черную сумку на диван и посадил девочку на колени.

– Ты уже совсем проснулась, Бибби?

– Да, папа.

– Тогда слушай меня внимательно.

– Хорошо, папа.

– Эти люди собираются увезти тебя в машине. Ты должна поехать с ними, как хорошая девочка.

– А ты и мама с нами не поедете?

– Нет, малышка.

– Тогда почему я должна ехать?

– Сейчас я не могу объяснить. Я просто прошу тебя сделать это.

Ее губы задрожали.

– Мне они не нравятся. Почему на них эти маски? Они страшные.

– Они просто кого—то изображают.

– У них пистолеты. Они сделают мне больно.

– У меня тоже есть револьвер, но я никогда не делал тебе больно, не так ли?

– Да, папа…

– Пошли, – сказал Фуриа. – Время истекло, как говорят «винты».

– Подожди минутку, Фур, – заговорила женщина. – Пусть он все объяснит дочери.

– Они не причинят тебе вреда, Бибби, обещаю. Разве я когда—нибудь нарушал слово?

– Нет…

– Помни, делай все, что они скажут. Можешь даже притворяться, как в школьной пьесе.

– Кем притворяться? – с интересом спросила Барбара.

– Ну, какие—нибудь полицейские могут остановить машину. Тогда притворись спящей на коленях у этой леди. Если они тебя разбудят и станут задавать вопросы, скажи, что леди – твоя мама.

– Моя мама? – Она посмотрела на Эллен.

– Просто притворись, малышка. Поняла?

– Поняла. Но почему?

– Позже я тебе все объясню. Но сейчас ты должна обещать мне делать все, что они тебе скажут. Обещаешь?

– Хорошо. А когда они привезут меня назад?

– Не знаю. Может быть, через день или через два.

– Ладно, хотя мне это не нравится. До свидания, папочка. – Барбара подставила щечку, и Мелоун поцеловал ее. Тогда она спрыгнула с его колен и подбежала к матери.

Эллен обняла девочку.

– О'кей, о'кей, – сказал Фуриа.

Мелоун мог бы поклясться, что он усмехается под маской.

– Пора ехать.

Женщина подошла к Эллен и забрала у нее Барбару. «Сексуальная фигура, броская одежда, резкий голос. Лет, вероятно, под тридцать, хотя трудно судить, не видя лица… – думал Мелоун. – А главное, у нее есть мозги. Я уже слышал этот голос – правда, давно…»

– Идем, малышка. Мы просто позабавимся. – Она взяла Барбару за руку. – Слушай, Фур, нам не грех подстраховаться. Мы с тобой и Барбарой будем выглядеть как счастливая семья, поэтому Хинчу лучше с нами не ехать. Его рожа не соответствует спектаклю.

– Что—что? – зарычал Хинч.

– Голди права, – сказал Фуриа. – Иди пешком, Хинч. Сойди с дороги в лес – тогда тебя не остановят. А даже если остановят, что из того? Маску оставь в машине. И оружие – я выброшу мою пушку в реку перед пропускным пунктом. Встретимся в хижине.

Хинч посмотрел на «вальтер», который держал в руке. Мелоуну казалось, что он не привык к огнестрельному оружию.

– Если ты так хочешь, Фур. Не из—за нее.

– Я так хочу.

– Но ты, Голди и девчонка дождетесь меня?

– Тебя что—то беспокоит?

– Меня? Нет, Фур.

– Тогда делай, как я говорю. Пошли, Голди.

– Скоро увидимся, мамочка, – сказала женщина. – Верно, Бибс?

Они вместе с Хинчем прошли через арку в прихожую и вышли из дома.

Фуриа последовал за ними.

– Помни, коп, что у нас твоя девчонка, – сказал он у двери. – Не разыгрывай героя.

Он вышел тоже.

Мелоун и Эллен остались вдвоем с черной сумкой.

Стоя у окна, они наблюдали, как «крайслер» разворачивается и едет по Олд—Брэдфорд—роуд в сторону Холма Любовников, пока не стих звук мотора.

Эллен резко повернулась. В ее голосе слышалась ненависть.

– Ты позволил им забрать мою Бибби, трусливый сукин сын! – Она, рыдая, колотила мужа кулаками по груди.

Он обнял ее.

– Они не причинят ей вреда, Эллен. Им нужны только деньги. Не плачь – я верну Бибби.