Текст книги "Транедия Зет"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 9
УРОК ЛОГИКИ

Мы застали «Гамлет» утопающим в зеленых коврах, увенчанным куполом ярко-голубых небес, окруженным тысячеголосым птичьим пением. Будучи гиперцивилизованной, я не похожа на степенную молодую леди, которая сентиментально вздыхает при виде естественных красот матушки-земли, но должна признаться, зрелище этого рая ударило мне в голову, и я почувствовала, что дышу более часто, чем свойственно «крутым» девицам эпохи кондиционеров.

Мистера Друри Лейна мы обнаружили сидящим в позе Ганди[35]35
  Ганди, Мохандас Карамчанд (1869–1948) – лидер и идеолог индийского национально-освободительного движения, прозванный Махатмой («Великой душой»).


[Закрыть] на освещенном солнцем травянистом пригорке. Его лицо было недовольным, и мы увидели, что он принимает ложку какого-то лекарства из рук этого невероятного кобольда[36]36
  Кобольд – в германском и скандинавском фольклоре фантастическое существо, аналогичное гному или домовому.


[Закрыть] Куоси. Древний старичок беспокойно гримасничал. Мистер Лейн проглотил липкое снадобье, поморщился и закутал обнаженный торс в хлопчатобумажный халат. Кожа у него была необычайно гладкой для человека семидесяти лет, но он выглядел болезненно худым и пребывал явно не в лучшем состоянии.

Потом мистер Лейн повернулся и увидел нас.

– Тамм! – воскликнул он, и его лицо сразу прояснилось. – И Пейшнс, дорогая моя! Это лекарство получше твоего. Калибан!

Актер вскочил и горячо пожал нам руки. Он был возбужден, как школьник, его глаза сияли. Послав Куоси за прохладительными напитками, он усадил меня рядом с собой.

– Пейшнс, вы как свежее дыхание небес! Что побудило вас и инспектора приехать сюда? С вашей стороны это подлинный акт милосердия.

– Вы нездоровы? – с тревогой спросил отец.

– На меня внезапно обрушилась старость. Кажется, я поражен всеми недугами, подстерегающими в преклонном возрасте, какие только упомянуты в медицинском справочнике. Но расскажите о себе. Что произошло? Как продвигается расследование? Вы уже засадили за решетку этого негодяя, доктора Фосетта?

Мы с отцом испуганно посмотрели друг на друга.

– Разве вы не читаете газеты, мистер Лейн? – спросила я.

Его улыбка исчезла.

– Нет. Врачи вплоть до сегодняшнего дня запрещали мне любое возбуждение… Вижу по вашим лицам, что случилось нечто неожиданное.

Отец рассказал ему о смерти сенатора Джоэла Фосетта. При слове «убийство» глаза старого джентльмена блеснули, а на щеках заиграл румянец. Машинально он сбросил халат, глубоко вздохнул и засыпал нас вопросами.

– Интересно, – промолвил он наконец. – Весьма интересно. Но почему вы покинули сцену? Это не похоже на вас, Пейшнс. Неужели вы отказались от охоты? Я думал, вы, подобно гончей, будете преследовать добычу до конца.

– Она так и делает, – проворчал отец. – Но факт в том, мистер Лейн, что мы в безвыходном положении. У Пэтти есть идеи – совсем как у вас! Нам нужен ваш совет.

– Вы его получите, – печально улыбнулся мистер Лейн, – хотя боюсь, сейчас он немногого стоит.

В этот момент вернулся Куоси, прикатив столик с сандвичами и напитками, которые мы атаковали. Мистер Лейн наблюдал за нами с явным нетерпением.

– Предположим, – заговорил он, когда мы наелись, – вы расскажете мне все с самого начала, не пропуская ни одной детали.

– Рассказывай ты, Пэтти, – вздохнул отец. – Похоже, история повторяется. Помните, как мы с Бруно приехали сюда впервые рассказать вам об убийстве Харли Лонгстрита?[37]37
  См. роман «Трагедия Икс».


[Закрыть] Это было одиннадцать лет назад, мистер Лейн.

– Вы все время напоминаете мне о блистательном прошлом, черт бы вас побрал, – пробормотал старый джентльмен. – Говорите, Пейшнс. Я буду следить за вашими губами. Только ничего не пропускайте.

Я рассказала ему об убийстве сенатора Фосетта, описывая с хирургической тщательностью все инциденты, факты, впечатления о людях. Мистер Лейн сидел неподвижно, как Будда из слоновой кости, слушая меня глазами. Несколько раз он кивал, словно усмотрел в моих словах нечто крайне многозначительное.

Я закончила повествование отчетом о встрече с Кармайклом в придорожном ресторане. Актер улыбнулся и откинулся на теплую траву.

Отец и я сидели молча, пока он смотрел в небо – его чеканные черты были абсолютно бесстрастными. Я закрыла глаза и вздохнула, думая, каким будет его вердикт. Упустила ли я что-то в своем анализе? Попросит ли он изложить теорию, которая отпечаталась у меня в голове после долгих размышлений?

Когда я открыла глаза, мистер Лейн снова сидел.

– Аарон Доу невиновен, – произнес он своим мелодичным голосом.

– Ура! – вскричала я. – Ну, папа, что ты теперь думаешь о своей дочери?

– А я никогда и не говорил, что он виновен, – отозвался отец. – Меня беспокоит способ, которым ты пришла к этому выводу. – Он дважды моргнул на ярком солнце и устремил взгляд на мистера Лейна. – Как вы об этом догадались?

– Значит, вы пришли к такому же выводу, – пробормотал актер. – Вы напоминаете мне определение поэзии, данное Сэмюэлом Джонсоном.[38]38
  Джонсон, Сэмюэл (1709–1784) – английский литератор и лексикограф.


[Закрыть] Он говорил, что сущность поэзии – изобретательность, способная преподносить сюрпризы. Вы являете собой самую удивительную поэму, Пейшнс.

– Это речь профессионального ухажера, сэр, – строго заметила я.

– Будь я моложе, дорогая моя… А теперь расскажите, каким образом вы решили, что Аарон Доу невиновен.

Я устроилась на траве поудобнее и начала излагать свои аргументы.

– На правой руке сенатора Фосетта было два странных пореза: один из них – ножевая рана чуть выше запястья, а другой – явно сделанный не ножом, по мнению медэксперта, доктора Булла, – четырьмя дюймами выше. Доктор Булл утверждает, что оба пореза сделаны незадолго до обнаружения тела и приблизительно в одно и то же время. Так как это совпадало с тем фактом, что преступление также произошло недавно, я сочла себя вправе предположить, что царапины возникли в период убийства.

– Приятно выражено, – пробормотал старый джентльмен. – Да, у вас были все основания это предположить. Продолжайте.

– Каким же образом две царапины, нанесенные различным способом, могли появиться одновременно? Это весьма необычно. Я решила, что в этом пункте следует разобраться как можно скорее.

Мистер Лейн широко улыбнулся:

– Я бы не рискнул совершить убийство, Пейшнс, даже если бы вы находились на расстоянии десяти миль. Вы очень проницательны, дорогая. И каковы же были ваши выводы?

– Ну, ножевую рану легко объяснить. По положению тела на стуле за письменным столом не составляло труда реконструировать само преступление. Должно быть, убийца стоял напротив жертвы – перед столом или чуть в стороне. Он подобрал лежавший на столе нож для бумаг и ударил им жертву. Сенатор инстинктивно поднял правую руку, чтобы отразить удар, и нож скользнул по запястью, оставив порез. Только такую картину я могла воссоздать на основании фактов.

– Браво, дорогая моя! А как насчет другого пореза?

– Я к этому подхожу. Другой порез был сделан не ножом – во всяком случае, не тем ножом, который оставил порез на запястье сенатора, так как он был… ну, неровным, зазубренным, что ли… Но он появился одновременно с первым и четырьмя дюймами выше его. – Я набрала воздух в легкие. – Значит, он был нанесен режущим, но не таким острым, как нож, предметом, находившимся в четырех дюймах от ножа в руке убийцы.

– Великолепно!

– Иными словами, мы должны найти такой предмет. Что же могло находиться на руке убийцы в четырех дюймах от ножа в его кулаке?

– Ну и каков ваш ответ, Пейшнс? – спросил старый джентльмен.

– Женский браслет, – торжествующе воскликнула я, – с драгоценными камнями или филигранью, который поцарапал голую руку Фосетта – не забывайте, что он был в рубашке с короткими рукавами, – когда нож скользнул по его запястью!

Отец что-то пробормотал, а мистер Лейн улыбнулся:

– Проницательно, дорогая, но это не означает, что сенатора Фосетта непременно убила женщина. Ибо на мужской руке имеется предмет, оказывающийся в том же месте, что и браслет на женской, когда рука поднята…

Я тупо уставилась на него. Моя первая оплошность. Мысли лихорадочно вертелись у меня в голове.

– Вы имеете в виду мужскую запонку? Ну конечно! Я думала об этом, но инстинктивно чувствовала, что женский браслет подходит лучше.

Актер покачал головой:

– Никогда так не делайте, Пейшнс. Это рискованно. Строго следуйте логическим возможностям… Итак, мы достигли пункта, позволяющего утверждать, что виновный либо мужчина, либо женщина. – Он улыбнулся. – Возможно, это всего лишь случай недопонимания. Поуп говорил, что любой диссонанс – не до конца понятая гармония. Кто знает? Но продолжайте, Пейшнс, вы меня заинтриговали.

– Кто бы ни использовал этот нож и нанес две царапины – мужчина или женщина, – ясно одно: убийца нанес удар сенатору Фосетту левой рукой.

– Откуда вы это знаете?

– Благодаря элементарной логике. Ножевая рана была на правом запястье сенатора, а царапина от запонки четырьмя дюймами выше на той же руке – то есть левее ножевой раны. Если бы убийца держал нож в правой руке, царапина от запонки находилась бы правее ножевого пореза, что может показать простой тест. Иными словами, нож в правой руке означал бы царапину от запонки справа, а нож в левой – слева. Так как царапина находилась слева от пореза ножом, я пришла к выводу, что убийца нанес удар левой рукой – если только он не стоял на голове, что было бы нелепо.

– Вы должны гордиться вашей дочерью, инспектор, – мягко произнес старый джентльмен и улыбнулся мне. – Просто невероятно, что женщина способна на столь безупречную логику. Вы сокровище, Пейшнс. Продолжайте.

– Пока что вы согласны со мной, мистер Лейн?

– Я падаю ниц перед несокрушимостью ваших выводов, – усмехнулся он. – Пока что они безукоризненны. Но будьте осторожны, дорогая моя. Вы не упомянули очень важный момент.

– Нет, – возразила я. – Просто я еще не дошла до него. При поступлении в тюрьму Алгонкин около двенадцати лет назад Аарон Доу был правшой – об этом факте наряду с другими упоминал начальник тюрьмы Магнус. Вы это имели в виду?

– Да. Любопытно, какой вывод вы сделаете.

– Вот какой. Через два года с Доу произошел несчастный случай, парализовавший правую руку. Поэтому он уже десять лет как левша.

Отец выпрямился.

– Это меня и беспокоит, мистер Лейн! – возбужденно сказал он.

– Думаю, я знаю причину, – отозвался старый джентльмен. – Продолжайте, Пейшнс.

– Мне все ясно, – заявила я. – Хотя я признаю, что подтвердить мое мнение могут только здравый смысл и наблюдательность. Правши и левши предпочитают действовать теми же ногами, что и руками.

– Говори по-американски, – буркнул отец. – Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, папа, что правша старается активнее действовать правой ногой, а левша – левой. Ведь я сама правша и, как правило, охотнее использую правую ногу, что подмечала и у других. Я права, мистер Лейн?

– Вряд ли я являюсь авторитетом в этой области, Пейшнс. Но думаю, медицинское сообщество вас бы поддержало. Что дальше?

– Мое следующее предположение состоит в том, что если правша лишается возможности действовать правой рукой и вынужден учиться орудовать левой, как Аарон Доу в течение десяти лет, то у него и левая нога активизируется, несмотря на то что правая не повреждена. Вот в чем сомневается отец. Но это выглядит логичным, не так ли?

Лейн нахмурился:

– Боюсь, Пейшнс, логика не всегда приложима к физиологическим фактам.

У меня упало сердце – если этот пункт будет опровергнут, вся моя теория рухнет.

– Но…

Я снова преисполнилась надежды.

– В вашей истории фигурирует другой факт, который чрезвычайно показателен. А именно – что Аарон Доу одновременно с параличом правой руки лишился правого глаза.

– Ну и что это меняет? – озадаченно спросил отец.

– Очень многое, инспектор. Несколько лет назад я консультировался у специалиста по этому поводу. Помните дело Бринкера, в котором вопрос о левше и правше был так важен?

Отец кивнул.

– Так вот, специалист сказал мне, что привычка пользоваться правой или левой рукой объясняется окулярной теорией, согласно которой в детстве все движения зависят от зрения. Он добавил, что нервные импульсы, связанные со зрением, руками, ногами, речью, письмом, аккумулируются в одном и том же отделе мозга – я забыл точный термин. Зрение бинокулярно, но образы, видимые каждым глазом, достигают сознания по отдельности. Один из глаз действует как ружейный прицел, а правый это глаз или левый, определяет, правша или левша данный индивидуум. Если глаз-прицел лишается зрения, его функции передаются другому глазу.

– Я понимаю, куда вы клоните, – медленно произнесла я. – Согласно окулярной теории, правша «прицеливается» правым глазом, а если теряет его, прицельные качества переходят к левому, и это психологически действует таким образом, что человек становится левшой?

– Грубо говоря, да. Конечно, насколько я понимаю, тут участвуют и другие факторы. Но Доу последние десять лет был вынужден пользоваться исключительно левым глазом и левой рукой. В таком случае я уверен, что это вынудило его стать, так сказать, «левоногим».

– Выходит, я получила правильный ответ из неправильного факта… – сказала я. – Но если последние десять лет Аарон Доу был не только «леворуким», но и «левоногим», возникает весьма примечательное противоречие.

– Вы только что доказали, – подбодрил меня мистер Лейн, – что убийца пользовался левой рукой, но это вполне соответствует Доу. В чем же противоречие?

Я дрожащими пальцами зажгла сигарету.

– Рассмотрим это под другим углом. Помните, я упомянула, что в пепле камина остался отпечаток правой ноги? Благодаря другим фактам нам известно, что кто-то жег что-то в камине, а потом затоптал пламя, что и объясняет наличие отпечатка. Но ведь затаптывание – и я выдеру волосы у каждого, кто будет это отрицать! – действие чисто машинальное.

– В каком смысле?

– Если вы хотите на что-то наступить, то делаете это ногой, которую используете в большинстве случаев… О, я признаю, что иногда «правоногий» находится в такой позе, что ему удобнее наступить на что-либо левой ногой, но это не подходит к нашей ситуации. Я говорила, что мы обнаружили отпечаток левого ботинка на коврике перед камином. Это означает, что сжигающий что-то в очаге мог пользоваться любой ногой без всяких неудобств. В таком случае он, безусловно, затоптал бы пламя той ногой, которой привык действовать. Тем не менее какой ногой он это сделал? Правой! Значит, он «правоногий» и, следовательно, «праворукий»!

Отец пробормотал что-то неразборчивое.

– И к какому же противоречию это вас приводит? – со вздохом спросил старый джентльмен.

– Вот к какому. Тот, кто орудовал ножом, делал это левой рукой, а тот, кто затоптал огонь в камине, – правша. Иными словами, выглядит так, словно в этом участвовали двое: левша, совершивший убийство, и правша, который сжег лист бумаги и наступил на него.

– Ну и какое же здесь противоречие, дорогая моя? – мягко осведомился старый джентльмен. – Вы же сами сказали, что в этом участвовали двое.

Я уставилась на него:

– Вы действительно имеете это в виду?

– Что именно? – усмехнулся он.

– Вы, конечно, шутите! Тогда позвольте мне продолжать. Как отражается этот вывод на Аароне Доу? Ну, какой бы ни была его роль, он явно не был тем, кто сжег бумагу и затоптал ее, так как он сделал бы последнее левой ногой, а не правой. Когда же именно сожгли бумагу? Блокнот на столе был новым – не хватало только двух листов. Смертельные раны сенатора Фосетта забрызгали кровью стол, за которым он сидел, но прямоугольный чистый участок в правом углу книги для записей был оставлен краем блокнота, лежавшего сверху. При этом верхний лист блокнота был чистым – кровь на нем отсутствовала. Как это могло произойти? Если этот лист был верхним во время убийства сенатора, он, безусловно, покрылся бы кровью, так как книга под ним была окровавлена. Значит, этот чистый лист не был верхним, когда кровь хлынула из ран сенатора. Наверху находился другой лист, который испачкался кровью и который вырвали из блокнота.

– Согласен.

– Пропажу одного из двух исчезнувших листов мы уже объяснили – он находился в конверте, адресованном Фанни Кайзер, и, очевидно, был использован самим Фосеттом перед убийством. Следовательно, лист, сожженный в камине, и был окровавленным листом, вырванным из блокнота. Но кровь могла попасть на него только после убийства. Таким образом, его сожгли и растоптали также после убийства. Кто же его сжег? Убийца? Но в таком случае, так как я доказала, что Доу не мог сжечь и растоптать бумагу, он также не может быть убийцей!

– Стойте, стойте! – воскликнул старый джентльмен. – Не так быстро, Пейшнс. Вы предполагаете, что убийца и человек, который растоптал бумагу, одно и то же лицо. Но можете ли вы это доказать? Такой способ существует.

– О боже! – простонал отец, тупо уставясь на свои ноги.

– Доказать? Конечно, могу! Предположим, убийца и тот, кто сжег бумагу, два разных человека. По словам доктора Булла, убийство произошло в двадцать минут одиннадцатого. Кармайкл дежурил снаружи дома от без четверти десять до половины одиннадцатого и видел только одного человека, входящего в дом и выходящего оттуда в течение этого промежутка. Более того, полиция обыскала дом и не нашла никого спрятавшегося там. Никто не покидал дом с того момента, как Кармайкл обнаружил тело, и до прибытия полиции. Никто не мог воспользоваться другим выходом, кроме того, за которым наблюдал Кармайкл, так как все остальные двери и окна были заперты изнутри…

Отец снова простонал.

– Это означает, мистер Лейн, что только один человек находился в комнате смерти, совершил убийство и сжег лист бумаги, растоптав его. Но Аарон Доу, как я доказала, был не в состоянии сделать последнее, – значит, он не может быть убийцей.

Ergo,[39]39
  Следовательно (лат.).


[Закрыть] Аарон Доу так же невинен, как была я десять лет назад!

Я сделала паузу, чтобы перевести дух и услышать похвалу.

Мистер Лейн выглядел опечаленным.

– Теперь я понимаю, инспектор, каким бесполезным членом общества я стал. Вы произвели на свет истинного Холмса, лишив меня той малой функции, которую я выполнял в этом мире. Это был блестящий анализ, дорогая моя. Вы абсолютно правы – в том, что успели сделать.

– Господи! – воскликнул отец, вскочив на ноги. – Вы хотите сказать, что есть еще кое-что?

– Разумеется, инспектор, и притом крайне важное.

– Вы имеете в виду, – осведомилась я, – что я не сделала естественного вывода? Конечно, если Доу невиновен, значит, кто-то его оклеветал…

– Да?

– И этот человек – правша. Он воспользовался для убийства левой рукой, как сделал бы Доу, но потом машинально растоптал пепел от бумаги правой ногой, будучи правшой.

– Хм! Я имел в виду не совсем это. Вы упустили или не учли другие элементы, дорогая, которые позволяют сделать куда более далеко идущие выводы.

Отец беспомощно взмахнул руками.

– Да? – тупо спросила я.

Мистер Лейн на миг встретился со мной взглядом и улыбнулся:

– А может быть, вы их сделали?

Я теребила травинку, не зная, что сказать.

– Слушайте! – проворчал отец. – Я тоже не так уж глуп. Объясни-ка мне, Пэтти, как, черт возьми, ты можешь быть уверена, что тип, оставивший отпечаток левой ноги на коврике, был тем же, кто затоптал огонь? Признаю, что такое весьма вероятно, но, если ты не в состоянии доказать это, куда годится твоя хваленая теория?

– Объясните ему, Пейшнс, – мягко произнес мистер Лейн.

Я вздохнула:

– Бедный папа! Должно быть, у тебя в голове все смешалось. Разве я только что не доказала, что в этом участвовал всего один человек? Разве я не спросила Кармайкла, наступал ли он на коврик у камина, и он не ответил «нет»? И разве мы не узнали от мистера Хьюма, что отпечатки ног не мог оставить сенатор Фосетт? Тогда кто еще мог оставить след на коврике, кроме убийцы-сжигателя-растаптывателя?

– Ладно. Что нам делать теперь?

Мистер Лейн поднял брови.

– По-моему, это само собой разумеется, мой дорогой инспектор.

– Что именно?

– Наш образ действий. Вы должны немедленно вернуться в Лидс и повидать Доу.

Я нахмурилась – для меня это было чересчур. Что касается отца, то он пребывал в полном недоумении.

– Повидать Доу? Зачем? Меня трясет от одного вида этого жалкого придурка.

– Но это очень важно, инспектор. – Мистер Лейн поднялся с пригорка и накинул на плечи халат. – Вы должны повидать Доу до начала процесса… – Он задумался, потом его глаза сверкнули. – Пожалуй, инспектор, я сделаю это сам, если, конечно, ваш друг Джон Хьюм не выставит меня из Лидса.

– Отлично! – воскликнула я.

Отец тоже приободрился:

– Хорошая идея. При всем моем уважении к Пэтти, я буду чувствовать лучше, если этим займетесь вы.

– Но почему вы хотите повидать Доу? – спросила я.

– Моя дорогая Пейшнс, мы построили превосходную теорию на основании определенных фактов. А теперь… – Мистер Лейн обнял голой рукой отца за плечи и взял меня за руку. – Теперь мы прекратим заниматься теориями и произведем некоторые эксперименты. Но даже тогда, – добавил он, нахмурившись, – мы не выберемся из леса.

– О чем вы, сэр?

– Мы так же далеки от разгадки тайны, кто в действительности убил сенатора Фосетта, – ответил старый джентльмен, – как были и неделю назад!