Текст книги "Транедия Зет"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава 21
ПОСЛЕДНИЙ КЛЮЧ

На лице мистера Лейна появилась спокойная улыбка человека, который долго трудился и наконец видит плоды своего труда. Он не произнес ни слова, но я поняла, что произошло чудо.

– Он сам сказал мне это, – повторила Фанни Кайзер, уже не всхлипывая и уставясь невидящим взглядом в стену. – Я все время поддерживала связь с ребятами – разумеется, тайно; бизнес, вы понимаете… Когда я пришла в их дом той ночью, в которую убили Джо, и Хьюм показал письмо, написанное Джо мне перед смертью, я поняла, что дела плохи. Мы с Айрой присматривали за Кармайклом. Когда первый кусок сундучка прислали Джо, мы все трое поняли, что Аарон Доу жив. Джо был трусоват и хотел откупиться от Доу – мне и Айре пришлось его отговаривать. – Она сделала паузу и быстро добавила: – В ту ночь я пришла припугнуть Доу. Я знала, что он придет и что Джо Фосетт наложит в штаны и выплатит ему пятьдесят штук.

Женщина явно лгала. Ее глаза бегали. Фанни Кайзер была способна на все, и я не сомневалась, что она пришла в дом сенатора Фосетта в ночь его гибели с твердым намерением убить Аарона Доу, если тот окажется несговорчивым, и что сенатор тоже держал в голове подобный план.

– В ночь убийства Айры Фосетта, – продолжала она хриплым голосом, – я пришла в дом снова. Айра рассказал мне, что Доу прислал ему вторую секцию сундучка и позвонил ему днем, назначив встречу на эту ночь. Айра, хоть и был посмелее брата, дрожал как осиновый лист – накануне он снял бабки со счета, так как не был уверен, придется ему платить или нет. Ну, я пошла посмотреть, что произойдет…

Я снова поняла, что женщина лжет, что деньги сняли со счета в качестве доказательства намерения заплатить шантажисту и что Айра Фосетт и Фанни Кайзер решили той ночью убить Аарона Доу. Ее глаза сверкнули.

– Я нашла Айру лежащим на полу с перышком в груди. Он выглядел словно дохлая рыба…

– Но по-моему, – прервал старый джентльмен, – вы сказали, что он был еще жив?

– Я знаю, что я сказала, – огрызнулась она. – Я подумала, что он мертв, и струсила… – Она поежилась, и ее дряблое тело затрепетало, как волнующееся море. – Но потом я уголком глаза увидела, что он шевельнул пальцем. Я опустилась рядом с ним на колени и спросила: «Айра, это Доу пырнул тебя?» Он открыл рот и ответил так тихо, что я едва его расслышала: «Нет, не Доу. Это…» – Женщина стиснула кулаки. – Потом он весь затрясся и отдал концы.

– Проклятие! – пробормотал отец. – Такое случалось со мной много раз. Люди помирают, не успев сказать, кто их прикончил. Вы уверены, что он не…

– Говорю вам, он откинул копыта, и я убежала из этого чертова дома так быстро, что пятки засверкали. Я и представить не могла, что мне делать. Если бы я заговорила, Хьюм попытался бы пришить убийство мне… Потому я и сбежала в горы. Но я знала, что Доу невиновен, и не могла позволить им… Какой-то дьявол использовал несчастного! – Ее голос перешел в крик.

Отец Мьюр подошел к ней и взял ее толстые руки в свои маленькие ручонки.

– Фанни Кайзер, – тихо сказал он, – вы были грешницей всю свою жизнь. Но сегодня вы вернули себе надежду на милосердие Божье. Вы спасли от смерти невинного человека. Да благословит вас Господь. – Он повернулся к Друри Лейну; его глаза сияли за толстыми стеклами очков. – Давайте поспешим в тюрьму – нельзя терять время!

– Спокойно, падре, – улыбнулся старый джентльмен. – У нас еще есть несколько часов. – Он закусил губу. – Остается одна деликатная проблема…

Его поведение удивило меня. Что-то в рассказе Фанни Кайзер явно предоставило ему последний важный ключ. Но какой? Я не услышала в ее повествовании ничего имеющего отношение к разгадке тайны, если не считать оправдания Аарона Доу.

– Мисс Кайзер, – спокойно заговорил мистер Лейн, – то, что вы нам сообщили, решает дело. Час назад я знал, что убийца Аарона Доу – один из трех человек. Ваша история позволяет исключить двух. – Он расправил плечи. – Прошу прошения. Мне нужно выполнить одну работу.

Глава 22
ПОСЛЕДНИЙ АКТ

Мистер Лейн поманил меня пальцем:

– Пейшнс, вы можете оказать мне величайшую услугу. Пожалуйста, позвоните губернатору Бруно. Мой дефект… – Старый джентльмен с улыбкой коснулся уха – ведь он был абсолютно глух, и только способность читать по губам позволяла ему поддерживать связь с окружающими.

Я заказала междугородный разговор с офисом губернатора в Олбани и стала ждать с колотящимся сердцем.

Друри Лейн казался задумчивым.

– Мисс Кайзер, когда вы находились в кабинете доктора рядом с телом, вы не прикасались к его запястью?

– Нет.

– Вы заметили на запястье пятна крови?

– Да.

– И вы вообще ни к чему не прикасались – ни до, ни после смерти доктора Фосетта?

– Господи, конечно нет!

Он с улыбкой кивнул, а я, услышав в трубке голос оператора, попросила к телефону губернатора Бруно. Мне снова пришлось ждать, пока дюжина секретарей передавала мое имя. И наконец…

– Это Пейшнс Тамм – я звоню по поручению мистера Друри Лейна! Одну минуту, пожалуйста… Что вы хотите сообщить губернатору, мистер Лейн?

– Скажите ему, что дело раскрыто и что он должен немедленно приехать в Лидс. У нас появилось неопровержимое доказательство, полностью оправдывающее Аарона Доу.

Я передала сообщение и была вознаграждена возгласом на другом конце провода. Полагаю, не каждому довелось слышать по телефону удивленный возглас губернатора.

– Выезжаю сразу же! Где вы находитесь?

– В доме отца Мьюра – прямо у стен тюрьмы Алгонкин.

Когда я положила трубку, мистер Лейн опустился на стул.

– Пейшнс, будьте хорошей девочкой и проследите, чтобы мисс Кайзер немного отдохнула. Вы не возражаете, падре? – Он закрыл глаза и улыбнулся. – Теперь нам остается только ждать.

* * *

Мы ждали восемь часов.

В девять – за два часа до назначенного времени казни – большой черный лимузин, сопровождаемый четырьмя полицейскими на мотоциклах, остановился у дома отца Мьюра. Губернатор, мрачный, усталый и обеспокоенный, вышел из салона и быстро поднялся по ступенькам. Мы ожидали его на террасе, освещенной двумя тусклыми лампами.

Отец Мьюр, строго предупрежденный мистером Лей-ном не выдавать своим поведением того, что произойдет, ушел несколько часов назад – его присутствие требовалось в камере смертников. Из его разговора с мистером Лейном перед уходом я поняла, что он должен внушить приговоренному надежду.

Фанни Кайзер – умывшаяся, отдохнувшая и закусившая – молча сидела на террасе; одинокая старуха с затравленным выражением покрасневших глаз. Мы наблюдали историческую встречу со смешанными чувствами. Губернатор был резок и напряжен, как жеребец, Фанни Кайзер выглядела испуганной и подавленной, мистер Лейн сохранял спокойствие.

Мы слышали обрывки разговора. Женщина повторила свою историю. Губернатор подробно расспросил ее о предсмертных словах доктора Фосетта, но она твердо придерживалась первоначального заявления. Мистер Бруно вытер лоб и сел.

– Ну, мистер Лейн, вы снова это проделали. Современный Мерлин[61]61
  Мерлин – волшебник в легендах о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.


[Закрыть] творит чудеса… Давайте отправимся в Алгонкин и положим конец этому кошмарному делу.

– Нет, Бруно! – возразил старый джентльмен. – Нам требуется эффект неожиданности, чтобы сломить дух убийцы. Ведь решающих доказательств его вины у меня нет.

– Но вы знаете, кто совершил эти два убийства? – спросил губернатор.

– Да.

Извинившись, старый джентльмен отвел мистера Бруно в угол террасы и начал что-то тихо ему говорить. Губернатор молча кивал. Вернувшись к нам, оба выглядели мрачными.

– Мисс Кайзер, – резко заговорил губернатор, – пожалуйста, оставайтесь здесь под охраной моего полицейского эскорта. Инспектор, мисс Тамм, полагаю, вы хотите участвовать. Мистер Лейн и я выработали план действий. Это слегка рискованно, но необходимо. А теперь подождем.

И мы снова ждали.

В половине одиннадцатого мы вчетвером потихоньку вышли из дома отца Мьюра, где на попечении четверых крепких молодых людей в униформе осталась Фанни Кайзер.

* * *

Мы молча шагали к главным воротам тюрьмы Алгонкин. Было темно, и тюремные огни на фоне черного неба походили на многочисленные глаза чудовища.

Я никогда не забуду следующие полчаса. Мне было непонятно, что задумали губернатор и мистер Лейн, и меня бросало в дрожь при мысли, что что-то пойдет не так. Но с того момента, как мы прошли сквозь арку во двор, все стало двигаться как по маслу. Присутствие губернатора успокоило дежурных надзирателей. Его власть никем не оспаривалась, и нас пропустили немедленно. Мы видели свет в окнах камер смертников и ощущали зловещие приготовления за серыми стенами.

Губернатор приказал впустившим нас надзирателям оставаться с нами и запретил им сообщать о нашем прибытии остальному персоналу тюрьмы. Они повиновались, не задавая вопросов, хотя я видела их любопытные взгляды… Мы остановились в темном углу двора.

Минутная стрелка моих часов ползла еле-еле. Отец не переставая что-то бормотал себе под нос.

По напряженному выражению лица Друри Лейна я понимала, что важной частью его плана было ждать буквально до последнего момента перед началом казни. Конечно, опасность для Доу была минимизирована присутствием губернатора, но меня это не очень утешало, и я испытывала все большее стремление с криками протеста помчаться к мрачному зданию…

Без одной минуты одиннадцать губернатор напрягся и что-то сказал надзирателям. После этого мы все поспешили через двор.

Ровно в одиннадцать мы ворвались в блок приговоренных, а в одну минуту двенадцатого мрачный, как сама судьба, губернатор Бруно отодвинул в сторону двух надзирателей и распахнул дверь комнаты смерти.

* * *

Мне навсегда запомнился ужас, отразившийся на лицах находившихся там людей при нашем появлении. Казалось, мы были вандалами, осквернившими святилище храма весталок,[62]62
  Весталки – в Древнем Риме жрицы богини домашнего очага Весты, дававшие обет безбрачия.


[Закрыть] или филистимлянами,[63]63
  Филистимляне – народ, населявший с XII в. до н. э. юго-восточное побережье Средиземного моря и враждовавший с иудеями.


[Закрыть] топчущими напрестольную ткань в иерусалимском храме. Впрочем, мои воспоминания достаточно эпизодичны. Каждый момент – выражение лица, кивок или жест – словно существовал сам по себе.

От возбуждения я забыла, что эта сцена, в которую мы внесли небывалый драматический элемент, вероятно, не имела прецедентов в истории казней.

Я видела все и всех. Аарон Доу с закрытыми глазами сидел на электрическом стуле: один надзиратель связывал ему ноги, другой – торс, третий – руки, а четвертый натягивал повязку на глаза. Все четверо застыли разинув рот. Начальник тюрьмы Магнус, стоя с часами в руке в нескольких футах от стула, не двинулся с места. Отец Мьюр, едва не падая в обморок от волнения, прислонился к одному из трех других надзирателей. Присутствовали также трое судебных чиновников, двенадцать свидетелей – среди которых я с ужасом увидела Илайхью Клея, но сразу вспомнила, что говорил Джереми, – два тюремных врача и палач, теребивший левой рукой какой-то аппарат в своей нише…

– Начальник тюрьмы, остановите казнь! – резко приказал губернатор.

Аарон Доу открыл глаза, в которых застыло удивление. Словно по сигналу, актеры живой картины ожили. Четыре надзирателя вокруг электрического стула выглядели ошеломленными и вопрошающе обернулись к начальнику тюрьмы. Магнус недоуменно заморгал, тупо уставясь на циферблат своих часов. Отец Мьюр издал невнятный возглас, и его бледные щеки порозовели. Остальные смотрели друг на друга. В комнате началось бормотание, которое сразу же прекратилось, когда Магнус шагнул вперед и сказал:

– Но…

– Господин начальник, Аарон Доу невиновен, – быстро прервал его Друри Лейн. – У нас имеются новые свидетельские показания, полностью оправдывающие его от обвинения в убийстве, за которое он приговорен к смерти. Губернатор…

* * *

Происшедшее потом также было беспрецедентным. Обычно после отсрочки казни губернатором на пороге комнаты смерти приговоренного сразу уводят в его камеру, а свидетелей и других присутствующих отпускают с извинениями, и все на этом заканчивается. Но сейчас был особый случай. Все спланировали до мелочей. Я не сомневалась, что замысел требовал откровений на месте несостоявшейся казни. Но чего надеялись добиться этой мелодраматичной процедурой губернатор и мистер Лейн?

Очевидно, все были слишком ошарашены, чтобы протестовать, а если кто-то из чиновников сомневался в законности происходящего, решительно выпяченный подбородок губернатора Бруно вынудил его молчать… Затем старый джентльмен, заняв место рядом с электрическим стулом, на котором неподвижно сидел маленький человечек, вырванный из когтей смерти, заговорил, и после первого же его слова в публике воцарилось молчание.

Быстро, кратко и куда более четко, чем делала я, излагая свои теории, Друри Лейн объяснил, почему Аарон Доу, будучи левшой, не мог убить сенатора Фосетта и почему настоящий убийца должен быть правшой.

– Следовательно, – продолжал старый джентльмен своим глубоким и волнующим голосом, – логично предположить, что убийца, намеренно используя левую руку, стремился приписать свое преступление Аарону Доу – как говорится, «подставить» его.

Теперь прошу внимания, джентльмены. Для того чтобы подставить Аарона Доу, что именно убийца должен был знать о нем? Судя по фактам, три вещи.

Первое. Он должен был знать, что у Доу парализовало правую руку после заключения в Алгонкин и он мог пользоваться только левой.

Второе. Что Доу действительно намеревался посетить сенатора Фосетта в вечер убийства и, следовательно, что его в тот день официально освободили из тюрьмы.

Третье. Что у Доу был мотив для убийства сенатора Фосетта.

Давайте рассмотрим эти пункты по порядку. Кто мог знать, что Доу потерял способность пользоваться правой рукой в Алгонкине? Начальник Магнус говорил нам, что в течение двенадцати лет Доу никто не посещал, он не получал никаких писем и не отправлял их по официальным каналам. Через незаконный канал, предоставленный Тэббом, помощником тюремного библиотекаря, Доу отправил только одно письмо – первую шантажирующую записку, адресованную сенатору Фосетту, содержание которой нам известно. В ней ничего не говорилось о его руке. Более того, Доу ни разу не покидал стен тюрьмы с того времени, как его правую руку парализовало десять лет назад, и до официального освобождения. У него не было ни семьи, ни друзей.

Правда, был один человек из внешнего мира, который видел Аарона Доу в течение этого периода. Я имею в виду самого сенатора Фосетта, посещавшего тюремную мастерскую – тогда Доу и узнал его.

Но сейчас, на основании имеющихся показаний, у нас есть причины верить, что сенатор не узнал Доу. К тому же едва ли вероятно, что в комнате с несколькими заключенными он мог не только заметить Доу, но и запомнить, что с его правой рукой что-то не так. Поэтому мы можем сбросить со счета эту возможность. – Друри Лейн улыбнулся. – Иными словами, мы имеем право утверждать, что о потере Доу способности действовать правой рукой мог знать только человек, связанный с тюрьмой, – заключенный, надзиратель, служащий или кто-то из гражданских лиц, работающих в Алгонкине.

До этих выводов я дошла самостоятельно – возможно, не настолько четко, но я видела указания и догадывалась, что будет дальше. Остальные застыли, как будто их ноги были вмонтированы в цементный пол.

– Есть и альтернативное объяснение, – продолжал мистер Лейн. – Человек, оклеветавший Доу и, следовательно, знавший, что тот стал левшой в Алгонкине, приобрел эту и прочую информацию, касающуюся Доу, от своего сообщника внутри тюрьмы.

Одно из этих объяснений верно. Которое? Сейчас я продемонстрирую, что более убедительная теория – подставивший Доу был лично связан с Алгонкином – является правильной. На письменном столе убитого сенатора было пять запечатанных конвертов. Один из них содержал важный ключ, которым я не смог бы воспользоваться, если бы мисс Пейшнс Тамм в своем восхитительно точном отчете о первом убийстве не сообщила мне о нем. На этом конверте остался след скрепки – даже два следа, один слева, а другой справа. Однако, когда окружной прокурор вскрыл письмо, внутри была обнаружена только одна скрепка! Как же она могла оставить два разных отпечатка в противоположных сторонах конверта?

Кто-то шумно втянул в себя воздух. Старый джентльмен склонился вперед, и его фигура заслонила неподвижное тело Аарона Доу, все еще сидящего на электрическом стуле.

– Я объясню вам как. Кармайкл – секретарь сенатора Фосетта – видел, как его босс быстро вложил содержимое в этот конверт и так же быстро запечатал его. Здравый смысл диктует, что, надавив на клапан с целью запечатать конверт, сенатор оставил на нем отпечаток единственной содержащейся внутри скрепки. Но мы нашли два отпечатка в разных местах. Этому может быть только одно объяснение. – Он сделал паузу. – Кто-то вскрыл запечатанный конверт, вынул содержимое и, возвращая его назад, случайно перевернул. Таким образом скрепка оказалась в противоположной стороне конверта, оставив второй след, когда этот человек заново запечатал конверт и надавил на клапан.

Кто же мог вскрыть конверт? – продолжал старый джентльмен. – Как нам известно, это могли сделать лишь двое: сам сенатор и единственный посетитель, которого Кармайкл видел входящим в дом и выходящим оттуда в период убийства – который, таким образом, совершил убийство и сжег письмо, чей пепел мы нашли в камине.

Вскрывал ли сенатор собственное письмо после ухода Кармайкла и перед прибытием визитера? Теоретически он мог это сделать, но мы должны руководствоваться и соображениями вероятности, поэтому я спрашиваю вас: зачем ему было вскрывать собственное письмо? Чтобы внести исправление? Но в тексте не было правок – он в точности соответствовал машинописной копии. Чтобы освежить память о том, что он недавно продиктовал? Чепуха! Копия лежала на его столе.

Но и помимо того, если бы сенатор решил вскрыть конверт, он бы разрезал его, а потом использовал новый, тем более что он сказал Кармайклу, что письмо можно отправить следующим утром. Но конверт явно не был новым – на нем было два отпечатка скрепок, а будь он новым, то остался бы только один отпечаток. Значит, конверт не только вскрыли, но и заново запечатали. Каким образом? Рядом со столом стоял электрический кофейник – после убийства он был еще теплым. Очевидно, письмо вскрыли с помощью пара. Но стал бы сенатор Фосетт вскрывать над паром собственное письмо?

Судя по одновременным кивкам, публика разделяла умозаключения старого джентльмена. Он улыбнулся и продолжил:

– Если сенатор Фосетт не вскрывал этот конверт, значит, это сделал посетитель. Что же в конверте привлекло внимание визитера – id est[64]64
  То есть (лат.).


[Закрыть] убийцы, – вынудив, вопреки всем требованиям осторожности, вскрыть его на месте преступления? Он был адресован начальнику тюрьмы Алгонкин, а примечание на нем указывало, что речь в письме идет о «продвижении по службе сотрудников тюрьмы Алгонкин». Пожалуйста, обратите на сей факт внимание – это крайне важно!

Я бросила взгляд на лицо Илайхью Клея – оно было бледным, и он поглаживал дрожащими пальцами подбородок.

– Как вы помните, перед нами было две альтернативы: одна – весьма вероятная – что убийца лично связан с тюрьмой; другая – не столь вероятная – что в тюрьме у него был сообщник, снабжавший его необходимой информацией. Предположим, вторая версия правильна и убийца не был связан с тюрьмой. Зачем же ему понадобилось вскрывать письмо по поводу намечаемых продвижений по службе в Алгонкине? Если он посторонний, это не могло его интересовать. Вы скажете, что он мог сделать это ради своего информатора? Но к чему беспокоиться? Если бы сообщника повысили в должности, это не коснулось бы убийцы лично, а если нет, он ничего не терял. Поэтому мы можем с уверенностью сказать, что гипотетический посторонний не стал бы вскрывать этот конверт.

Но убийца вскрыл его! Следовательно, правильной оказывается наша первая альтернатива. Убийца – человек, связанный с тюрьмой и лично заинтересованный в содержании письма, касающегося продвижения по службе в Алгонкине. – Друри Лейн сделал паузу, и суровая тень омрачила его лицо. – Когда я сообщу вам, кто убийца, вы узнаете и более интересную причину, чем указанная мною. Но сейчас я ограничусь подтверждением связи убийцы с тюрьмой.

Факты, касающиеся первого преступления, позволяют сделать еще один вывод. Как я узнал от господина Магнуса, тюремная рутина достаточно жесткая – например, смены надзирателей никогда не варьируются. Наш связанный с Алгонкином преступник убил сенатора Фосетта поздно вечером. Значит, какое бы положение убийца ни занимал в этих стенах, он не являлся ночным дежурным, так как в противном случае не смог бы выбраться отсюда, чтобы совершить преступление в доме сенатора. Таким образом, он либо принадлежал к дежурящим днем, либо вовсе не имел твердого рабочего графика. Помните это, пока я буду говорить о другом.

Голос Друри Лейна становился все более резким, а морщины на лице – более четкими. Он окинул взглядом комнату, и я заметила, как некоторые свидетели съежились на жестких скамьях. Я едва ли могла их порицать – у меня самой по коже бегали мурашки.

– Перейдем ко второму преступлению, – продолжал старый джентльмен. – Вторая секция сундучка, кровное родство между двумя жертвами, связь Доу с обоими убийствами свидетельствуют об их связи друг с другом.

Но если Доу невиновен в первом убийстве, напрашивается вывод, что он невиновен и во втором, став в обоих случаях жертвой подтасовки.

Есть ли у нас подтверждение? Да. Доу никогда не получал сообщения от доктора Айры Фосетта, указывающего на среду как на день бегства из Алгонкина. Но он получил записку, якобы от Фосетта, где днем побега назывался четверг. Это означает, что кто-то перехватил оригинальное сообщение Фосетта (которое мы нашли на его столе после убийства) и отправил Доу другое сообщение с предписанием бежать в четверг.

Кто же мог это сделать, как не таинственная личность, с самого начала использовавшая Аарона Доу в качестве фона для собственной преступной деятельности?

Итак, что мы имеем? Подтверждение правильности вывода, что убийца связан с тюрьмой. Перехват записки, скорее всего, был осуществлен уже в Алгонкине тем, кто, зная подпольную систему тюремной переписки, завладел сообщением Фосетта и заменил его поддельным.

Теперь мы подходим к самому значительному элементу такого решения, джентльмены. Почему убийца хотел перенести время побега Доу со среды на четверг? Поскольку преступник намеревался свалить на Доу убийство доктора Айры Фосетта, ему нужно было убить Фосетта в ту ночь, когда Доу пребывал на свободе после побега! Если убийца перенес день побега со среды на четверг, значит, он не мог убить доктора Фосетта в среду, но мог в четверг!

Друри Лейн взмахнул указательным пальцем:

– Вы спросите, почему он не мог сделать это в среду. Мы знаем по первому преступлению, что он не дежурит ночью и, следовательно, мог совершить преступление в любую ночь, кроме среды! Единственно возможный ответ… – актер выпрямился и сделал паузу, – что в ту среду он был занят не обычной тюремной рутиной, а чем-то другим. Но что произошло в тюрьме ночью в ту среду накануне убийства Айры Фосетта, что могло удерживать человека, связанного с тюрьмой, но не являющегося ночным дежурным? Очевидно, только казнь преступника по имени Скальци на электрическом стуле в этой самой комнате! Отсюда вывод, неизбежный как Судный день: убийцей обоих Фосеттов был тот, кто присутствовал на казни Скальци!

В комнате царила тишина межгалактического пространства. Я боялась вздохнуть, боялась обернуться, боялась отвести взгляд. Никто не шевелился, – должно быть, мы все выглядели как музейные восковые фигуры, загипнотизированные горящими глазами старого актера, который, стоя рядом с электрическим стулом, излагал слово за словом историю преступления.

– Позвольте мне перечислить, – заговорил он наконец голосом холодным, как сталактит, – необходимые характеристики нашего убийцы, вырисовывающиеся из фактов двух преступлений так четко, словно убийца сам выгравировал их на скрижалях времени.

Первая – убийца правша. Вторая – он связан с тюрьмой Алгонкин. Третья – он не относится к постоянным ночным дежурным. Четвертая – он присутствовал на казни Скальци.

Снова молчание – на сей раз физически ощутимое и пульсирующее.

Старый джентльмен улыбнулся:

– Вижу, на вас это произвело впечатление. Тем более что все, кто присутствовал на казни Скальци и кто связан с тюрьмой, сейчас находятся здесь, в этой комнате! Ибо начальник тюрьмы Магнус сообщил мне, что персонал Алгонкина, присутствующий на казнях, никогда не меняется.

Один из надзирателей пискнул, как испуганный ребенок. Все машинально посмотрели на него, а потом снова устремили взгляд на Друри Лейна.

– Помните, – медленно произнес он, – наш убийца должен соответствовать всем четырем характеристикам. Кто присутствовал на казни Скальци? Двенадцать свидетелей, требуемых законом. Таким образом, – обратился Лейн к мужчинам, застывшим на скамьях, – вам, джентльмены, бояться нечего. Никто из вас не может быть связан с тюрьмой. Вы гражданские свидетели и, как не соответствующие второй характеристике, исключаетесь из числа подозреваемых.

Двенадцать человек вздохнули как один, а некоторые украдкой достали носовые платки и вытерли влажные лбы.

– Три судебных чиновника, присутствия которых закон требует для контроля за исполнением приговора, исключаются по той же причине.

Трое упомянутых мужчин заметно расслабились.

– Семь надзирателей. Те же семеро, которые присутствовали на казни Скальци, если я правильно истолковал слова начальника тюрьмы… – Друри Лейн сделал паузу, – исключаются. Они все – регулярные ночные дежурные, поскольку казни всегда происходят ночью, а это прямо противоречит третьей характеристике. Ergo, никто из них не убийца.

Один из семерых мужчин в синей униформе пробормотал ругательство. Напряжение в атмосфере становилось невыносимым – эмоции буквально взрывали воздух, во всяком случае, мне явственно слышался треск, как при радиопомехах. Я бегло взглянула на отца – его шея угрожающе покраснела. Губернатор стоял неподвижно, как статуя. Магнус едва дышал.

– Палач тоже отпадает, – продолжал спокойный, неумолимый голос. – Я видел, как он во время казни Скальци дважды нажимал на рубильник левой рукой. А убийца в соответствии с первой характеристикой должен быть правшой.

Я закрыла глаза, слыша удары собственного сердца. Голос зазвучал вновь, отзываясь эхом в голых стенах кошмарной комнаты.

– Двое врачей, от которых закон требует подтверждения смерти казненного… – Друри Лейн устало улыбнулся. – Именно неспособность исключить вас обоих, джентльмены, – обратился он к двоим застывшим в страхе мужчинам с черными саквояжами, – не давала мне решить эту проблему гораздо раньше. Но сегодня Фанни Кайзер предоставила ключ, который оправдывает вас обоих. Позвольте мне объяснить.

Преступник, старающийся свалить на Доу убийство доктора Фосетта, знал, что Доу должен появиться в кабинете жертвы вскоре после его ухода. Поэтому для него было жизненно важно быть уверенным, что жертва мертва – что она не заговорит и не назовет Доу или кому-то еще, кто может неожиданно появиться, имя настоящего убийцы. То же самое касается убийства сенатора Фосетта – первый удар не вызвал немедленную смерть, и преступник, для пущей уверенности, ударил снова.

На запястье доктора Фосетта мы обнаружили кровавые следы трех пальцев, которые указывали, что убийца, нанеся удар, проверял пульс жертвы. Зачем? Очевидно, с целью убедиться, что жертва мертва. Но отметим один существенный факт. – Голос Друри Лейна стал громовым. – Жертва, несмотря на предосторожности убийцы, была еще жива после его ухода, ибо Фанни Кайзер, прибыв на место преступления через несколько минут, видела, как доктор Фосетт пошевелился, и слышала, как он заявил о невиновности Доу, хотя умер, прежде чем успел назвать имя подлинного убийцы…

Вы спросите, каким образом это исключает из моего списка имена двух тюремных врачей, присутствовавших на казни Скальци и присутствующих сейчас? Объясняю.

Предположим, один из этих джентльменов – убийца. Преступление произошло в кабинете врача. На столе, всего в нескольких футах от тела, лежал медицинский несессер жертвы, а все медицинские несессеры содержат стетоскопы. Конечно, даже врач может, щупая пульс умирающего, не заметить последних признаков жизни, но, находясь в медицинском кабинете, он наверняка бы воспользовался стетоскопом, зеркалом или другим приспособлением, чтобы точно убедиться в гибели жертвы…

Следовательно, мы можем утверждать, что ни один врач, имея под рукой подобные приспособления, не оставил бы жертву живой. Он различил бы последние искорки жизни и погасил бы их, нанеся еще один удар. Но убийца этого не сделал. Значит, он не был медиком и не мог быть одним из двух тюремных врачей, которых придется исключить.

Я с трудом сдерживалась, чтобы не закричать от напряжения. Отец сжал кулаки; лица перед нами походили на галерею смертельно бледных масок.

– Теперь отец Мьюр, – продолжал Друри Лейн. – Убийцей братьев Фосетт был один и тот же человек. Но доктора Фосетта убили в начале двенадцатого. А добрый падре с десяти вечера находился вместе со мной на своей террасе и физически не мог совершить это преступление. Таким образом, он не мог убить и сенатора Фосетта.

В красном тумане, плывущем у меня перед глазами, я слышала звучный голос старого джентльмена:

– Один из двадцати семи человек в этой комнате – убийца братьев Фосетт. Мы исключили двадцать шесть. Остается только один, и это… Держите его – не позволяйте ему уйти! Тамм, отберите у него револьвер!

Комната наполнилась криками и звуками борьбы. Человеком, пытающимся вырваться из железных объятий отца, чье лицо побагровело от напряжения, а глаза сверкали, как у маньяка, был начальник тюрьмы Магнус.