Текст книги "Транедия Зет"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Глава 2
Я ВИЖУ МЕРТВЕЦА

Лидс оказался очаровательным суетливым городком у подножия конического холма. Являясь центром сельского округа, он располагался среди ферм, и если бы не мрачная крепость, венчающая холм, то выглядел бы раем. Но массивные серые стены с караульными будками и безобразные тюремные строения нависали над городком, как гигантский саван. Даже зеленые склоны холма не смягчали картину. Я подумала вслух о том, сколько несчастных, томящихся за этими стенами, с тоской мечтают о прохладных лесах, столь близких к их узилищу и при этом так же далеких, как марсианские деревья.

– Пойми, Пэтти, – сказал отец, когда мы ехали на такси от железнодорожной станции. – Большинство этих людей не заслуживает жалости. Это не воскресная школа, малышка. Не трать на них слишком много сочувствия.

Возможно, его ожесточило постоянное общение с преступниками, но мне казалось несправедливым, что эти люди не могут наслаждаться зелеными лесами и голубым небом. По-моему, никакое преступление не могло оправдать такую жестокость.

Мы оба молчали всю краткую поездку до дома Илайхью Клея.

Большой белый особняк с колоннами находился в середине склона холма на окраине города. Клей ожидал нас на крыльце. Он вел себя как радушный и предупредительный хозяин, и по его поведению было невозможно представить, что мы являемся в какой-то мере его наемными служащими.

Клей поручил экономке отвести нам уютные спальни и весь остаток дня болтал о Лидсе и о себе, как будто мы были его старыми друзьями. Он с глубокой привязанностью говорил о покойной жене и жаловался на то, что у него нет дочери, которая могла бы возместить утрату. В домашней обстановке Илайхью Клей казался мне совсем не похожим на беспощадного дельца, который заручился нашими услугами в Нью-Йорке. С каждым днем он нравился мне все больше.

Отец и Клей проводили долгие часы, закрывшись в кабинете. Один день они целиком пробыли в каменоломнях, находящихся в нескольких милях от Лидса возле реки Чатахари. По постоянно нахмуренному лицу отца я понимала, что он предвидит долгую и, возможно, безуспешную борьбу.

– Ни кусочка документальных доказательств, Пэтти, – сказал он мне. – Должно быть, этот Фосетт хитер, как дьявол. Дело оказалось труднее, чем я думал.

Я выражала сочувствие, но почти ничем не могла помочь в расследовании. Доктора Фосетта не было в городе. Он покинул Лидс в утро нашего прибытия – пока мы находились в дороге, – отбыв в неизвестном направлении. Насколько я поняла, это не являлось необычным – его отъезды и приезды всегда были таинственными и непредсказуемыми. Будь он поблизости, я могла бы использовать чары, которыми снабдила меня природа. Хотя отец вряд ли одобрил такой план кампании.

Ситуацию осложнял еще один фактор. Существовал второй, младший мистер Клей, обладающий могучим телосложением и слишком обаятельной улыбкой, чтобы местные красотки могли сохранять полное спокойствие. Имя этого джентльмена было Джереми, что вполне соответствовало его вьющимся каштановым волосам и насмешливой складке рта. С таким именем и в соответствующем костюме он мог бы шагнуть со страниц романа Фарнола.[18]18
  Фарнол, Джон Джеффри (1878–1952) – английский писатель, автор романтической прозы.


[Закрыть] Джереми недавно вернулся из Дартмута, весил сто девяносто фунтов, был близко знаком с полудюжиной звезд американского футбола, ел только растительную пищу и чудесно танцевал. В первый вечер нашего пребывания в Лидсе он серьезно заявил мне за обеденным столом, что хочет обеспечить мрамором всю Америку. Забросив свой диплом, Джереми трудился в отцовских каменоломнях рядом с потными итальянскими бурильщиками и взрывал пласты породы, засыпая волосы каменной пылью. Он с энтузиазмом говорил, что мог бы добывать гораздо больше мрамора высшего качества. Его отец выглядел гордым, но настроенным скептически.

Джереми казался мне очень привлекательным молодым человеком. На несколько дней его амбиции относительно превращения Америки в мраморную державу были отложены, так как отец освободил его от работы, дабы он составлял мне компанию. У Джереми была маленькая, но превосходная конюшня, и мы несколько раз ездили верхом. Как вскоре выяснилось, мое зарубежное образование имело один существенный пробел: меня толком не научили противостоять методам ухаживания молодых выпускников американских колледжей.

– Ты просто щенок, – сурово сказала я Джереми, когда он загнал наших лошадей в овраг, откуда не было выезда, и без разрешения схватил меня за руку.

– Давай оба будем щенятами, – с усмешкой предложил Джереми и склонился ко мне в седле.

Мой хлыст ударил его по кончику носа как раз вовремя, чтобы предотвратить небольшую катастрофу.

– Ой! – вскрикнул он, отскакивая. – Пэт, ты тяжело дышишь.

– Вовсе нет!

– Не нет, а да. Значит, тебе это нравится.

– Еще чего!

– Ладно, – зловеще произнес Джереми. – Я могу подождать. – И он усмехался всю дорогу домой.

После этого мистер Джереми Клей ездил верхом один. Но он был красивым парнем, и я с ужасом осознала, что, если бы позволила катастрофе произойти, это могло бы мне понравиться.

* * *

В разгар этой аркадской идиллии произошла настоящая катастрофа.

Как обычно, это случилось с внезапностью летней грозы. Мы не могли этого предвидеть. Новость поступила в конце сонного спокойного дня. Джереми дулся, а я провела два блаженных часа, ероша ему волосы, которыми он так гордился, и поддразнивая его. Отец отправился в очередную таинственную экспедицию, а Илайхью Клей провел день в своем кабинете. Ни он, ни отец не появились к обеду.

Джереми, пребывая в ярости из-за своих волос, держался со мной почти формально. Он обращался ко мне «мисс Тамм», холодно заботился о моих удобствах, настаивал на том, чтобы принести подушки, заказал на кухне специальные яства для моего обеда, зажигал мне сигареты и наливал коктейли с отчужденным видом светского человека, который вынужден вести вежливую беседу, хотя его усталый ум занят мыслями о самоубийстве.

Отец вернулся уже после наступления темноты, потный и недовольный, закрылся в спальне, плескался в ванне, а через час спустился выкурить сигару на террасе, где Джереми мрачно перебирал струны гитары, а я пела фривольную французскую песенку, которую слышала в марсельском кафе. Полагаю, мне повезло, что отец совсем не понимал по-французски, так как даже Джереми, несмотря на свою угрюмость, выглядел шокированным. Но в воздухе и луне было нечто подстрекающее меня. Помню, я думала о том, как далеко могла бы зайти с мистером Джереми Клеем, не обжигая мои девственные пальцы…

Я начала петь третий – самый фривольный – куплет, когда приехал усталый Илайхью Клей, пробормотав извинения за позднее возвращение, так как что-то задержало его в офисе. Едва он сел и взял у отца одну из его зловонных сигар, как в кабинете зазвонил телефон.

– Не беспокойтесь, Марта, я сам возьму трубку! – крикнул Илайхью Клей экономке и, снова извинившись, шагнул в дом.

Его кабинет был расположен спереди, и окна выходили на веранду. Они были открыты, и мы невольно слышали разговор с кем-то, чей голос настойчиво трещал в трубке.

– Господи! – воскликнул мистер Клей.

Отец встрепенулся и удержал руку Джереми на струнах гитары.

– Какой ужас! Я и представить не мог… Нет, я понятия не имею, где он сейчас. Он сказал, что вернется через несколько дней… Боже мой, я просто не могу поверить…

Джереми вбежал в дом:

– Что случилось, папа?

Мистер Клей отмахнулся от него дрожащей рукой:

– Что-что?.. Естественно, я в вашем распоряжении… Между прочим, разумеется, это строго конфиденциально, но у меня сейчас гостит человек, который мог бы вам помочь… Инспектор Тамм из Нью-Йорка… Да, он самый – вышел в отставку несколько лет назад, но вам известна его репутация… Я ужасно сожалею, старина.

Он положил трубку и медленно вышел на крыльцо, вытирая лоб.

– Папа, в чем дело?

Лицо Илайхью Клея выглядело белой маской на сером фоне стены.

– Какая удача, инспектор, что я пригласил вас сюда. Случилось нечто куда более серьезное, чем мое… маленькое дело. Звонил Джон Хьюм, наш окружной прокурор. Он хотел узнать, где мой партнер доктор Фосетт… – Мистер Клей опустился на стул. – Сенатор Фосетт только что найден зарезанным в кабинете своего дома на другом конце города!

* * *

Окружной прокурор Хьюм был только рад принять услуги человека, всю жизнь занимавшегося расследованием убийств. Как сообщил мистер Клей, на месте преступления все оставлено нетронутым до прибытия отца. Окружной прокурор настаивал, чтобы инспектор приехал как можно скорее.

– Я отвезу вас, – быстро сказал Джереми и побежал за машиной.

– Конечно, я поеду с тобой, – заявила я. – Ты ведь помнишь, папа, что говорил мистер Лейн.

– Ну, я не буду порицать Хьюма, если он тебя выставит, – проворчал отец. – Там не место для молодой девушки. Не знаю…

– Готово! – крикнул Джереми, и автомобиль скользнул на подъездную аллею.

Джереми казался удивленным, когда я села сзади рядом с отцом, но не стал возражать. Мистер Клей с нами не поехал, – по его словам, он испытывал непреодолимое отвращение к виду крови.

Темнота поглотила нас, когда машина выехала на дорогу и Джереми повел ее вниз с холма. Я повернулась и посмотрела назад. Вдалеке среди темных облаков светили огни тюрьмы Алгонкин. Не знаю, почему я думала о тюрьме, когда мы мчались к месту преступления, которое мог совершить только свободный человек, но эти мысли угнетали меня – я поежилась и прижалась к плечу отца. Джереми молча смотрел на дорогу.

Должно быть, поездка была краткой, но мне она казалась бесконечной. Я испытывала неприятное чувство ожидания грядущих событий… Наконец мы влетели в железные ворота и со скрипом затормозили у сверкающего огнями большого особняка.

* * *

Повсюду стояли автомобили, а территория вокруг дома кишела полицейскими. Парадная дверь была распахнута. К косяку прислонился мужчина, держа руки в карманах. Не слышалось ни разговоров, ни каких-либо других звуков, кроме стрекотания сверчков.

Каждая деталь этого вечера запечатлелась в моей памяти. Отцу все это было хорошо знакомо, но мне внушало жуткий страх и – должна признаться – жгучий интерес. Как выглядит мертвец? Я никогда не видела мертвых, кроме моей матери, но она лежала мирно улыбаясь. А лицо этого человека наверняка искажает гримаса ужаса, и все тело залито кровью…

Я оказалась в просторном, ярко освещенном кабинете, заполненном людьми. У меня осталось весьма смутное впечатление о мужчинах с фотокамерами, со щеточками из верблюжьей шерсти, шарящих среди книг и не делающих, казалось, ничего путного. Мое внимание сразу приковала неподвижная фигура крупного тучного человека без пиджака, в рубашке с закатанными выше локтей рукавами, обнажавшими мощные волосатые руки, и в старых матерчатых шлепанцах. На его грубых чертах застыло обеспокоенное, но не испуганное выражение.

– Взгляните на него, инспектор, – послышался чей-то голос.

Глядя сквозь колышущуюся перед глазами пелену, я подумала, что со стороны мертвеца недостойно сидеть так безмятежно, когда весь мир мечется по его комнате, нарушает его уединение, роется в его книгах, фотографирует его стол, посыпает его мебель алюминиевым порошком, копается в его бумагах…

Пелена слегка рассеялась, и мой взгляд сосредоточился на белой рубашке убитого. Сенатор Фосетт сидел за захламленным письменным столом, прижавшись к нему мощным торсом и вопросительно склонив голову набок. Справа от перламутровой пуговицы рубашки алело пятно, откуда торчала рукоятка тонкого ножа для бумаги. Кровь, подумала я, хотя это походило на засохшие красные чернила… Суетливый маленький человечек – как я позднее узнала, это был доктор Булл, судмедэксперт округа Тилден, – заслонил собой труп. Я тряхнула головой, стараясь избавиться от головокружения. Почувствовав, как отец сжал мой локоть, я напряглась, опасаясь потерять самообладание.

Кругом слышались голоса. Я увидела перед собой молодого человека. Отец что-то пробубнил – я разобрала фамилию Хьюм и поняла, что он представляет мне окружного прокурора, который должен был стать оппонентом убитого в предстоящей кампании… Джон Хьюм был почти таким же высоким, как Джереми, с красивыми и смышлеными темными глазами.

– Здравствуйте, мисс Тамм, – заговорил он глубоким, хорошо поставленным голосом. – Инспектор сказал, что вы в некотором роде тоже детектив. Вы уверены, что хотите остаться?

– Вполне уверена, – ответила я самым беспечным тоном, на который была способна. Но во рту у меня пересохло, и голос прозвучал надтреснуто.

– Хорошо. – Прокурор пожал плечами. – Хотите обследовать труп, инспектор?

– Ваш костоправ сообщит вам больше, чем могу я. Вы осмотрели одежду?

– На теле не обнаружено ничего интересного.

– Он не ожидал женщину, – пробормотал отец. – Тип с такими холеными ногтями не стал бы принимать даму без пиджака… Он был женат, Хьюм?

– Нет.

– А подружка имелась?

– Было бы ближе к истине, инспектор, употребить это слово во множественном числе. Не сомневаюсь, что много женщин охотно воткнули бы в него нож.

– Вы имеете в виду кого-то конкретно?

Их глаза встретились.

– Нет. – Повернувшись, Джон Хьюм подозвал крепкого приземистого мужчину с оттопыренными ушами и представил его как шефа Кеньона из местного полицейского управления. У него были рыбьи глаза, и он мне сразу не понравился. К тому же мне почудилась злоба в его взгляде, устремленном в широкую спину отца.

Суетливый человечек, доктор Булл, писавший что-то огромной авторучкой на официальном бланке, выпрямился и спрятал ручку в карман.

– Ну, док? – осведомился Кен бон. – Каков вердикт?

– Убийство, – сразу отозвался доктор Булл. – У меня нет никаких сомнений. Все указывает на это. Помимо других соображений, раны, причинившие смерть, было невозможно нанести самому себе.

– Значит, его ударили не один раз? – спросил отец.

– Да. Фосетта дважды ударили ножом в грудь. Как видите, обе раны сильно кровоточили. Но первая, хотя и достаточно серьезная, не прикончила его сразу, и убийца для пущей верности ударил снова.

Доктор Булл щелкнул пальцами в сторону ножа для бумаги, ранее торчавшего в груди мертвеца, который успел извлечь и положить на стол. Тонкое лезвие покрывала свернувшаяся кровь. Детектив ловко подобрал нож и начал посыпать его серым порошком.

– Вы уверены, что это не самоубийство? – спросил Джон Хьюм.

– Совершенно уверен. Углы, под которыми нож оба раза вошел в тело, делают это предположение невозможным. Есть кое-что еще, что должно вас заинтересовать.

Доктор Булл обошел стол и остановился возле неподвижной фигуры, как лектор около objet d'art.[19]19
  Произведение искусства (фр.).


[Закрыть] С полным равнодушием он поднял правую руку мертвеца, которая уже окоченела. Кожа была бледной, и на ней резко выделялись длинные волосы.

И тут я забыла, что это труп. На руке виднелись два странных следа. Одним из них был тонкий порез чуть выше запястья, откуда сочилась кровь. Другой, четырьмя дюймами выше, походил на царапину, оставленную зазубренным предметом.

– Несомненно, – бодро продолжал медэксперт, – порез над запястьем был сделан ножом для бумаги. По крайней мере, – спешно добавил он, – чем-то таким же острым.

– А второй? – осведомился отец, нахмурившись.

– Тут можно только догадываться. Могу лишь сказать, что зазубренная царапина не была нанесена орудием убийства.

Я облизнула губы – у меня мелькнула идея.

– Можно определить время нанесения обоих порезов, доктор?

Все сразу повернулись ко мне. Хьюм с трудом удержался от замечания, а отец выглядел задумчивым. Медэксперт улыбнулся:

– Хороший вопрос, юная леди. Да, можно. Обе царапины были нанесены недавно – я бы сказал, приблизительно в одно время с убийством.

Детектив, экспериментировавший с окровавленным ножом, выпрямился. На его лице было написано отвращение.

– На ноже нет никаких отпечатков, – сообщил он.

– Ну, – сказал доктор Булл, – на этом моя работа заканчивается. Вы, конечно, потребуете вскрытия, хотя я уверен, что не найду ничего опровергающего мои первоначальные выводы. Пусть кто-нибудь позовет людей из морга, чтобы забрали труп.

Он закрыл медицинский саквояж. Вошли двое мужчин в униформе. Один из них что-то энергично жевал, а другой сопел – его нос был мокрым и красным. Эти детали врезались в мою память – было невозможно забыть такое равнодушие к происходящему.

Мужчины подошли к столу, поставили на пол приспособление, похожее на большую корзину с четырьмя ручками, взяли мертвеца под мышки, подняли его со стула, опустили в корзину, захлопнули крышку, наклонились и потащили свою ношу к выходу, продолжая жевать и сопеть.

Я вздохнула с облегчением, хотя понадобилось несколько минут, чтобы набраться смелости и подойти к столу и пустому стулу. В этот момент я с удивлением заметила в холле высокую фигуру Джереми Клея, который внимательно наблюдал за мной, прислонившись к дверному косяку рядом с полицейским.

– Кстати, – буркнул отец, когда медэксперт подобрал саквояж и засеменил к двери, – когда эту птичку прикончили? – В его глазах светилось неодобрение.

Я поняла, что в расследовании допустили оплошность и его упорядоченный ум негодовал при виде Кеньона, лениво слонявшегося по кабинету, и доктора Булла, насвистывавшего веселую мелодию.

– О, совсем забыл. Я могу установить время смерти достаточно точно, – сказал медэксперт. – Двадцать два двадцать – ни минутой раньше или позже. – Он чмокнул губами, кивнул и удалился.

Отец посмотрел на часы. Было пять минут двенадцатого.

– Этот тип чертовски уверен в себе, – пробормотал он.

Джон Хьюм подошел к двери:

– Позовите сюда Кармайкла.

– Кто такой Кармайкл?

– Секретарь сенатора Фосетта. Кеньон говорит, что у него много важной информации. Сейчас мы это узнаем.

– Нашли какие-нибудь отпечатки, Кеньон? – проворчал отец, с видимым презрением глядя на шефа полиции.

Кеньон, рассеянно ковырявший в зубах, вздрогнул, вынул зубочистку изо рта, нахмурился и обратился к одному из подчиненных:

– Нашли какие-нибудь отпечатки?

Тот покачал головой:

– Никаких посторонних. Много отпечатков самого сенатора и Кармайкла. Проделавший эту работу явно читал детективы. На нем были перчатки.

– На нем были перчатки, – повторил Кеньон и снова сунул зубочистку в рот.

– Поторопите этого человека! – сердито крикнул стоящий у дверей Хьюм.

Отец пожал плечами и зажег сигару. Я видела, что все это дело вызывает у него отвращение.

Почувствовав толчок в спину, я резко повернулась. Это оказался Джереми Клей со стулом.

– Присаживайся, Шерлок, – улыбаясь, пригласил он. – Если тебе так хочется торчать здесь, можешь предаваться размышлениям сидя, а не стоя на своих хорошеньких ножках.

– Отстань! – сердито огрызнулась я полушепотом.

Это было едва ли подходящее время для легкомыслия. Он усмехнулся и силой усадил меня на стул. Никто не обращал на нас ни малейшего внимания.

Я кинула взгляд на отца. Он держал, сигару на расстоянии двух дюймов от губ, уставясь на дверь.

Глава 3
ЧЕРНАЯ КОРОБОЧКА

В дверном проеме появился мужчина и посмотрел на стол. При виде опустевшего стула на его худощавом лице мелькнуло удивление, потом он встретился взглядом с окружным прокурором, печально улыбнулся, кивнул и, продвинувшись вглубь комнаты, остановился посреди ковра. Ростом он был не выше меня, а в его осанке и фигуре ощущалось нечто странно «несекретарское». На вид ему можно было дать лет сорок, хотя возраст людей такого типа определить нелегко.

Я снова посмотрела на отца. Сигара не приблизилась к его губам ни на дюйм. Он разглядывал вновь пришедшего с искренним изумлением.

Секретарь убитого тоже перевел взгляд на отца, но я не заметила в нем ни малейших признаков узнавания. Потом он посмотрел на меня. Мне показалось, что его лицо выразило некоторую озадаченность, но не большую, чем мог бы проявить любой человек при виде женщины в столь мрачной обстановке.

Отец наконец закурил сигару, и его лицо вновь стало бесстрастным. Казалось, никто не обратил внимания на его мимолетное изумление. Но я не сомневалась, что он узнал Кармайкла, и, хотя секретарь внешне никак на это не прореагировал, я была уверена, что он также испытал шок, длившийся не более доли секунды. Этот человек явно умел контролировать свои эмоции.

– Кармайкл, – обратился к нему Джон Хьюм, – шеф Кеньон говорит, что у вас имеется какая-то важная информация.

Брови секретаря слегка приподнялись.

– Зависит от того, что вы считаете важным, мистер Хьюм. Конечно, я обнаружил тело…

– Да-да, – прервал окружной прокурор. – Расскажите, что происходило этим вечером.

– После обеда сенатор вызвал в кабинет прислугу – повара, дворецкого и личного слугу, – сказав, что они свободны на весь вечер.

– Откуда вы это знаете? – резко осведомился Хьюм.

Кармайкл улыбнулся:

– Я при этом присутствовал.

– Все верно, Хьюм, – вмешался Кеньон. – Я говорил со слугами. Они вернулись около получаса тому назад – ходили в кино в городе.

– Продолжайте, Кармайкл.

– Отпустив слуг, сенатор сказал, что я тоже могу быть свободным на вечер. Поэтому, закончив работу с корреспонденцией сенатора, я ушел из дому.

– Это распоряжение не казалось слегка необычным?

Секретарь пожал плечами:

– Вовсе нет. – Его белые зубы сверкнули в краткой улыбке. – У него часто бывали… э-э… личные дела, и тогда он отпускал нас. Я вернулся раньше, чем рассчитывал, и обнаружил входную дверь открытой…

– Погодите, – прервал его отец.

Кармайкл ожидал вопроса с вежливым интересом. Его манеры были безукоризненными, и это показалось мне многозначительным. Я не могла представить себе, чтобы обычный секретарь реагировал на допрос в подобных обстоятельствах, практически не утрачивая savoir-faire.[20]20
  Самообладание (фр.).


[Закрыть]

– Уходя из дому, вы закрыли дверь?

– Конечно. Как вы, вероятно, заметили, там пружинный замок. А кроме сенатора и меня, ключи есть только у слуг. Поэтому я решил, что сенатор сам впустил посетителя.

– Пожалуйста, не надо предположений, – сказал Хьюм. – Изготовить восковой отпечаток ключа ничего не стоит. Итак, вы вернулись и застали дверь открытой. Что дальше?

– Это показалось подозрительным, и я побежал в кабинет, где обнаружил мертвое тело сенатора на стуле за письменным столом. Разумеется, я первым делом позвонил в полицию.

– Вы не прикасались к телу?

– Естественно, нет.

– Хмм… В котором часу это было, Кармайкл?

– Ровно в половине одиннадцатого. Увидев, что сенатор Фосетт убит, я сразу посмотрел на часы, зная, что такая деталь может быть важной.

Хьюм посмотрел на отца:

– Интересно, а? Он нашел тело через десять минут после убийства… И вы не видели никого выходящего из дома?

– Нет. Боюсь, я был занят своими мыслями, идя по дорожке к дому. К тому же было темно. Убийца легко мог спрятаться в кустах, услышав мои шаги, подождать, пока я войду в дом, прежде чем удалиться.

– Это верно, Хьюм, – неожиданно сказал отец. – Что вы сделали после того, как позвонили в полицию, Кармайкл?

– Ждал, стоя в дверях. Шеф Кеньон прибыл очень быстро – не более чем через десять минут после моего звонка.

Отец подошел к двери и выглянул в коридор, потом вернулся и кивнул.

– Значит, входная дверь все время была у вас в поле зрения. Вы не видели или не слышали кого-нибудь, пытающегося выйти из дома?

Кармайкл покачал головой:

– Никто не выходил и не пытался выйти. Я застал дверь кабинета открытой и не закрывал ее. Даже звоня в полицию, я смотрел на нее и заметил бы, если бы кто-то прошел мимо. Я уверен, что был в доме один.

– Боюсь, я не вполне понимаю… – недовольно начал Джон Хьюм.

Кеньон прервал его своим скрипучим баритоном:

– Тот, кто проделал эту работу, смылся до прихода Кармайкла. Никто не пытался сбежать после нашего прибытия. А мы обыскали дом сверху донизу.

– Как насчет других выходов? – спросил отец.

Прежде чем ответить, Кеньон сплюнул в камин за письменным столом.

– Не пойдет, – усмехнулся он. – Все двери были заперты изнутри, кроме парадной. То же самое касается и окон.

– Мы зря тратим время.

Хьюм подошел к столу и поднял покрытый засохшей кровью нож для бумаг.

– Вы узнаете этот нож, Кармайкл?

– Да, это нож сенатора. Он всегда лежал на его столе, мистер Хьюм. – Кармайкл посмотрел на оружие и отвел взгляд. – У вас есть еще вопросы? Я немного расстроен…

Расстроен! У этого человека было не больше нервов, чем у микроба.

Окружной прокурор бросил нож на стол.

– У вас есть какие-нибудь предположения относительно происшедшего?

Секретарь выглядел искренне огорченным.

– Никаких, мистер Хьюм. Конечно, вы знаете, что сенатор нажил себе немало врагов за свою политическую карьеру…

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что сказал. Сенатора многие ненавидели. Возможно, десятки мужчин и женщин можно представить в роли его потенциальных убийц…

– Понятно, – пробормотал Хьюм. – Ну, пока это все. Пожалуйста, подождите снаружи.

Кармайкл кивнул, улыбнулся и вышел из комнаты.

* * *

Отец отвел в сторону окружного прокурора, и я слышала, как он засыпает его вопросами о друзьях и врагах сенатора Фосетта, а также о Кармайкле.

Шеф Кеньон продолжал бродить по комнате, тупо разглядывая потолок и стены.

Во время допроса Кармайкла я спрашивала себя, осмелюсь ли я встать со стула и подойти к столу. Мне казалось, что многое там просто напрашивается на обследование. Я не могла понять, почему отец, окружной прокурор и Кеньон не изучают различные предметы на его деревянной поверхности.

Оглядевшись, я убедилась, что никто за мной не наблюдает.

Джереми усмехнулся, когда я потихоньку встала, быстро пересекла комнату и склонилась над столом.

Прямо перед стулом, где ранее сидел сенатор Фосетт, лежала зеленая книга для записей, занимавшая половину крышки стола, а на ней блокнот плотной кремовой бумаги. Верхний лист блокнота был пустым и чистым. Я осторожно подняла блокнот и обнаружила любопытную вещь.

Сенатор сидел, прижимаясь к краю стола, и кровь из ран в груди брызнула не на брюки, как я помнила, и не на стул, как я видела сейчас, а на книгу для записей. Подняв блокнот, я заметила прямоугольный чистый участок обложки книги, указывающий место, где находился угол блокнота.

Все казалось очевидным. Я огляделась вокруг. Отец и Хьюм все еще разговаривали вполголоса, а Кеньон мерил шагами пол. Но Джереми и несколько полицейских наблюдали за мной, поэтому я заколебалась. Возможно, это было неразумно… Но теория молила о проверке. Приняв решение, я склонилась над столом и начала пересчитывать листы в блокноте. Был ли он абсолютно новым? По виду да. И все же… Блокнот содержал девяносто восемь листов. Если я не ошибаюсь, на обложке должно быть указано число…

Я оказалась права. Обложка информировала, что в неиспользованном блокноте должно быть сто листов.

Я положила блокнот на книгу в том положении, в каком его обнаружила. Мое сердце колотилось в груди, как собачий хвост по полу. Не наткнулась ли я на нечто важное? В тот момент казалось, что моя теория никуда не ведет. Но она предполагала ряд возможностей…

Я почувствовала прикосновение отца к своему плечу.

– Вынюхиваешь, Пэтти? – ворчливо осведомился он, но его глаза устремились на блокнот, который я только что положила, и задумчиво прищурились.

Хьюм посмотрел на меня с покровительственной улыбкой и отвернулся. Я решила сбить с него спесь при первом же удобном случае.

– Давайте-ка взглянем на эту штуковину, Кеньон, – сказал окружной прокурор. – Хочу услышать, что думает о ней инспектор Тамм.

Кеньон сунул руку в карман и извлек очень странный предмет.

* * *

Он походил на игрушечную черную коробочку. Она была сделана из дешевого мягкого дерева, вроде сосны, и снабжена декоративными металлическими скобами в углах, словно миниатюрная копия чемодана. Но мне она казалась скорее похожей на сундучок. Высотой коробочка была не более трех дюймов.

Но самой примечательной чертой была та, что предмет представлял собой только часть миниатюрного сундучка. Правая сторона была аккуратно спилена, а то, что Кеньон держал в грязной руке с черными ногтями, имело в ширину всего два дюйма. Я произвела быстрый расчет. В соответствии с высотой целый сундучок должен был иметь около шести дюймов в ширину. Следовательно, наличествовала только треть изделия.

– Засуньте это себе в трубку и выкурите, – сказал Кеньон отцу, скверно ухмыльнувшись. – Ну, что скажет коп из большого города?

– Где вы это нашли?

– На столе, когда прибыли сюда. За блокнотом – лицом к трупу.

– Странно, – пробормотал отец и взял у Кеньона коробочку.

Крышка – вернее, оставшаяся ее часть, лежащая на куске сундучка после того, как остальное было спилено, – прикреплялась к сундучку одной крохотной петелькой. Внутри ничего не было – внутренняя деревянная поверхность выглядела девственно-чистой.

Спереди на черной краске виднелись две выведенные позолотой буквы: «НЕ».

– Что, черт возьми, это означает? – Отец недоуменно посмотрел на меня. – Кто «он»?[21]21
  He (англ.) – он.


[Закрыть]

– Загадочно, не так ли? – улыбнулся Хьюм с видом человека, представившего на рассмотрение всего лишь симпатичную маленькую проблему.

– Конечно, – задумчиво промолвила я, – это может вовсе не означать «он».

– Почему вы так говорите, мисс Тамм?

– Я думала, мистер Хьюм, – отозвалась я сладеньким тоном, – что человек вашей проницательности должен с ходу видеть все возможные варианты. Будучи всего лишь женщиной…

– Вряд ли это важно, – прервал Хьюм, перестав улыбаться. – Кеньон тоже так не считает. Тем не менее нельзя упускать возможный ключ. Что скажете, инспектор?

– Моя дочь уже все сказала, – отозвался отец. – Это может быть всего лишь частью слова – первыми двумя буквами – и в таком случае не означать «он». Или же первым словом короткой фразы.

Кеньон насмешливо фыркнул.

– Вы проверили отпечатки пальцев?

Хьюм кивнул – он выглядел озабоченным.

– На коробочке только отпечатки Фосетта.

– А она была на столе, когда Кармайкл вечером уходил из дому?

Хьюм поднял брови.

– Вообще-то мне это не казалось настолько важным, чтобы спрашивать. Давайте позовем Кармайкла и выясним это.

Он послал подчиненного за секретарем, который появился с вежливым вопросительным взглядом и тут же уставился на деревянную вещицу в руке отца.

– Вижу, вы это нашли, – пробормотал он. – Интересно, а?

– Вы так думаете? – осведомился Хьюм. – Что вы об этом знаете?

– Это любопытная история, мистер Хьюм. Я не имел возможности рассказать вам или мистеру Кеньону…

– Одну минуту, – вмешался отец. – Эта штуковина была на столе сенатора, когда вы выходили из кабинета вечером?

– Нет, – улыбнулся Кармайкл.

– В таком случае, – продолжал отец, – вещица значила достаточно много для Фосетта или его убийцы, чтобы кто-то из них оставил ее на столе. Вам это не кажется чертовски важным, Хьюм?

– Возможно, вы правы. Мне это не пришло в голову.

– Конечно, мы не можем исключить, что сенатор достал вещицу, когда был один, чтобы взглянуть на нее. Тогда она, вероятно, не имеет отношения к убийству. Хотя я знаю по опыту, что, когда человек, которого прикончили, застав в одиночестве, что-то делает, это, как правило, связано с убийством. Мне кажется, безделушкой стоит заняться.