Текст книги "На острие клинка"

Автор книги: Эллен Кашнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Юные нобили, швырявшие в собачку орешки, отвлеклись от своего занятия, чтобы взглянуть на странную парочку. До друзей донесся обрывок разговора: «…все равно не смог бы этого позволить…» Несколько служанок, стоявших под ручку, жеманно улыбнулись и отвернулись.

Ричард уже начал жалеть, что согласился пойти. По мере того как они приближались ко входу, становилось все теснее. Мечнику то и дело наступали на ноги, он чувствовал касания локтей, ощущал на себе чужое дыхание. Сент-Вир не снимал ладони с рукояти меча. Грозный вид Ричарда буквально заворожил ватагу мальчишек, один из которых, наконец, набрался храбрости и подошел к Сент-Виру:

– Эй, мечник! – прокричал он хриплым голосом. – Ты можешь убить моего брата?

Ричард не ответил. Мальчишки всегда задают один и тот же вопрос.

– Заткнись, Гарри, – вмешался другой. – Ты что, не видишь, это же Сент-Вир!

– Слышь, а ты правда Сент-Вир? Эй, Сент-Вир, дай меч посмотреть!

– Пошел в задницу. Там и насмотришься, – отрезал Алек и в ярости запустил в одного из сорванцов миндалем. Довольный тем, что попал, он двинулся дальше, кинув монетку мальчишке, с наказом отыскать места получше.

Им досталось отдельная ложа на верхнем балконе прямо напротив сцены. У Алека поднялось настроение.

– Я всегда о такой мечтал. А то меж скамейками все ходят и ходят, причем каждый идиот норовит бухнуться тебе на колени.

Представив себе эту картину, Ричард поморщился. Теперь они сидели выше всех, а сцена, залитая светом, была прямо как на ладони. Люди, занявшие места пониже, то тут, то там, задирали головы, чтобы на них посмотреть.

Алек положил ноги на ограждение и бросил в рот горсть изюма. Где-то над их головами заиграли трубы, звавшие актеров на сцену.

– А теперь ты увидишь, как рассаживаются в своих ложах нобили, – сообщил Ричарду друг. – Они всегда заходят в это время.

Ложи нобилей, расположенные близко к сцене, было видно практически из любой точки зала. В первый раз за долгие годы у Ричарда появилась возможность поглядеть на аристократов во всем их великолепии и пышности. На глаза попадалось гораздо больше знакомых лиц, чем он ожидал, – красавцы, с которыми он сталкивался на празднествах, знатные нобили и их дамы… Некоторые из присутствовавших сулили ему богатство и покровительство, но получали отказ, однако имелись здесь и те, кто был мечнику многим обязан.

Он увидел лорда Бертрама Россильона, которого держала под руку темноволосая красавица, и вспомнил, как лорд жаловался на то, что его принуждают к браку. Бедная женщина, доставшаяся ему в супруги! А вот и Алинтер, теперь он стал лордом Хеммингом. Интересно, узнает ли Хемминг перстень с изумрудом на пальце Алека? Ричард улыбнулся, вспомнив безумную скачку на холмах, когда они мчались вслед за каретой, в которой увозили возлюбленную Алинтера, и веселый смех девушки, когда она возвращалась с ними назад. Присмотревшись, он узнал ее в статной леди, улыбавшейся Хеммингу.

Человек, которому Алек был обязан золотым кольцом с изображением розы, также явился на спектакль. Он, как обычно, выглядел молодо и безмятежно. Ну конечно, он не успел измениться, ведь прошло не так уж много лет. Сейчас нобиль беседовал с соседом – элегантным рыжеволосым мужчиной.

– Годвин, – пояснил Алек. – Один из сладеньких красавчиков, которых ты сейчас разглядываешь, – Годвин Амберлейский. Тот, с шевелюрой.

– Рыжий, – уточнил Ричард. – Я его где-то видел, но где… Никак не могу вспомнить.

– Как ты догадался, что рыжий – Годвин, а не его сосед?

– Соседа я тоже видел, а вот где, в отличие от Годвина, помню очень хорошо, – улыбнулся Сент-Вир.

* * *

– Ну вот, все-таки он пришел. – Лорд Томас Бероун повернулся к своему спутнику.

– Отчего бы и нет? – отозвался лорд Майкл. – Он ведь не трус.

– Да, но и на публике появляться не любит. Странно видеть его в театре.

– Учитывая, что он мечник, – да. Он суеверен?

– Это не имеет значения. Албан не сомневался, что он не придет, так что теперь он должен Люцию двадцать роялов.

– У него денег не хватит, – рассеянно заметил Майкл. Сейчас он думал совсем не о Сент-Вире. Интересно, что бы сказал Винсент Эплторп, узнай он, что Майкл ходил на «Трагедию мечника». – Это просто сказка, – наконец, произнес он. – Кто в нее верит?

– Может, и никто, – согласился Том. – Только не удивляйся ставкам перед следующим боем Сент-Вира.

– Так или иначе, этот мечник сумел отвлечь внимание от Холлидея, – Майкл решил сменить тему разговора. – Говорят, Великий канцлер собирался отменить спектакль и закрыть театр.

– Майкл, да где ты был? – в притворном изумлении спросил Бероун. – Это говорили о «Гибели короля». Пьеса, доложу тебе, сущая дрянь, единственное, что ее спасает, так это талант мисс Виолы Фэстин. Она играет королевского пажа. Я уже смотрел этот спектакль два раза и осмелюсь тебя заверить, на последнем показе лорд Холлидей был. Должен признать, второй раз я смотрел не с начала. Я опоздал и пришел в тот момент, когда юный паж…

– Только не это, – охнул Майкл, – Горн. Вон в той ложе, напротив нас.

– Должно быть, он поставил на Сент-Вира. А что ты так перепугался?

– Скажи, он на меня смотрит?

– Да не смотрит он. Бедное дитя, неужели он и тебя стал донимать знаками внимания? Или ты ему просто должен денег?

– У меня от него мурашки по коже, – пространно пояснил Майкл.

– Ах да, – кивнул Бероун. – Понимаю.

* * *

– Они все на тебя ставят, – весело сообщил Алек, протянув мечнику пакетик с изюмом. – Жаль, мы не можем получить с этого процент.

– Он входит в сумму моих гонораров, – отозвался Ричард. – Когда начинается представление?

– Скоро, скоро. Когда кончится музыка.

– Какая еще музыка?

– Там на сцене. Тебе просто не слышно – все разговаривают.

– И пялятся на нас, – добавил Ричард, которому снова стало казаться, что поход в театр был дурацкой затеей.

– Они беспокоятся о своих деньгах, – беспечно произнес Алек. – Интересно, тебе цветов пришлют или нет?

– Цветов? – простонал Ричард. – А Феррис здесь? Как выглядит его герб?

– Нет его. Вот лорд Горн – явился. Ни Холлидея, ни Тремонтен. Никто из серьезных заказчиков на нас смотреть не пришел.

* * *

– Отвернись, – произнес лорд Томас, – он на тебя смотрит.

– Кто? Горн?

– Нет, Сент-Вир.

– Может, не на меня, а на тебя, – предположил Майкл.

– Если бы на меня, я бы покраснел. – Бероун подчеркнуто посмотрел в другую сторону. – А теперь Горн уставился. Да не на тебя, на него.

– Кто это с ним?

– С Горном?

– С мечником. Томас, обернись и погляди.

– Не могу. Я покраснел. Такая уж у меня натура. Сущее проклятие.

– Зато у тебя нет веснушек. Пошли ему записку. Не Горну, мечнику. Попроси его присоединиться к нам.

– Майкл, – лорд Томас уставился на друга, – ты оскорбляешь мою гордость. Сейчас вся знать, собравшаяся в театре, мечтает о том, чтобы Сент-Вир составил им компанию. Я отказываюсь поступать как все и уподобляться барану, идущему вместе совсем стадом. Кроме того, что мне делать, если на приглашение мечник ответит отказом?

* * *

– Думаю, – раздраженно произнес Ричард, – мне спектакль не понравится. Полагаю, будет какая-нибудь глупость. Я считаю, мы должны смешать карты тем, кто на нас ставит, и уйти.

– Можем поступить и так, – согласился Алек. – Однако, к твоему сведению, люди, которые сейчас ходят по сцене, – актеры, и они вот-вот начнут представление. Если ты хочешь уйти, знай, что ты оставишь театр посреди первой сцены, и все на тебя будут пялиться еще больше. Сядь, Ричард. Погляди, вот и Герцог.

Герцог, наряженный в тяжелые доспехи, пересек сцену, оставив за собой несколько придворных, желавших поведать зрителям о своем повелителе. Актеры говорили совсем как в жизни, за одним исключением – слова выстраивались особым образом, придавая речи своеобразный ритм. Один актер сменял другого, но ритм оставался прежним. Придворным Герцог нравился. Он был мудрым и благородным. Его сын и наследник являл собой полную противоположность отцу. Наследника никто особо не любил. Он ходил вечно мрачный и носил траур в память о матери, которая умерла во время родов, дав жизнь его сестре, Грациане.

Придворные ушли со сцены, после чего в задней ее части подняли занавес, за которым сидела девушка с золотистыми волосами и беседовала с попугаем в клетке. Красавица называла себя несчастной Грацианой и утверждала, что хоть она и несчастна, но вместе с тем она и счастливее многих дев, вынужденных лежать и страдать в тесных кроватях или же принимать участие в обрядах при свете полной луны.

Ричард подумал, что попугай, наверное, настоящий. «Мы с тобой пленники обстоятельств, рождения, места и людей. Я должна поведать, что меня гнетет. Ты терпеливый слушатель, а мой рассказ не может не вызвать слез!» – обратилась девушка к птице. Однако, прежде чем дочь Герцога успела объясниться, вошел ее брат Филио, который изрек несколько высокомерных фраз, подвергнув сомнению непорочность ее девичьей чести, бросил гадкую реплику о попугае, после чего обратился к зрителям со словами: «Никто не смеет делить со мной горе и радость, покуда я не докажу всю искренность своих чувств».

Ричарду не терпелось увидеть старого благородного Герцога. Поскольку все только и делали, что говорили о нем с самого начала представления, мечник решил, что в спектакле речь пойдет именно о старике. Однако, вопреки ожиданиям Сент-Вира, Герцог быстро умер, причем, что самое обидное, этого даже не показали. Новым герцогом стал Филио. После этого на сцену вышел величавый министр с длинной бородой, спешивший рассказать Грациане о произошедшем. Министра звали Ядсо, и он подозревал, что старого герцога убили. Чуть позже цирюльник, который также брил и близкого друга Филио, предупредил Ядсо, что жизнь министра в опасности, и, если он немедленно не оставит пределов страны, его ждет вызов на дуэль до смерти. Ядсо кинулся сообщить о своем отъезде девушке: «Не каждый раз под силу нам узреть подлинную суть. Узлы молчания сокрыли истину от нас, и мы, беседуя друг с другом, ее высвобождаем. Игра началась – пора в путь!» В ответ Грациана воскликнула: «Беги! Беги! Ты честен и праведен, а вместо платы прими мою признательность!»

Оставшись в одиночестве, девушка, рыдая, поведала зрителям о своем преступлении. Неужели главная злодейка – она? Нет, оказалось, что Грациана всего-навсего влюбилась в простолюдина. Вдруг попугай, ни с того ни с сего, эхом откликнулся на ее слова. «Любовь! – проскрипел он. – Любовь!» Все восприняли случившееся как должное, и Ричард счел, что неожиданная говорливость попугая предписана действием. Может, это и не настоящий попугай, а может, и настоящий – просто кто-то вместо него говорил за сценой.

А новый герцог все продолжал докучать сестре. Наконец, он добился от нее признания в том, что она влюблена в мечника. После этого Филио повернулся к публике и произнес речь, в которой обрушился с поношениями на мечников и дело, которым они занимаются. Ричард заметил, что Алек на него поглядывает, и осклабился. При всем при этом Филио беседовал с сестрой ласково, проявляя на словах участие. Молодой герцог сравнивал добродетель с хорошим вином, которым можно наполнить что угодно – хоть череп, хоть чашу из золота. «О Боже», – прошептал Ричард, который уже понял, что собирается сделать Филио. Алек зашикал на друга. Герцогу удалось успокоить сестру сладкими речами, и Грациана пообещала уговорить возлюбленного встретиться с братом. Стоило Грациане уйти, как Филио затопал ногами, заругался и в завершение свернул попугаю шею. «Ага, значит, попугай либо хорошо выдрессирован, либо на самом деле кукла», – подумал Ричард. Герцог, задыхаясь от ярости, скрылся за кулисами, желая ее на ком-нибудь выместить.

Ричард даже и не осуждал мечника. Возможно, в те времена, когда писалась пьеса, такое поведение для мечников считалось вполне допустимым. Ну, разумеется, в мире, где все разговаривали друг с другом стихами, видимо, и мечники были какими-то особыми. Филио тепло встретил возлюбленного сестры, и мужчины в честь знакомства выпили вина из черепов. Мечник отмочил по поводу черепов плоскую шутку, после чего произнес тост: он пил за погибель всех врагов семейства герцога. Тост оказался весьма кстати – выяснилось, что у Филио имеется для мечника работа. Враг оскорбил честь его дома, и теперь оскорбление могла смыть только кровь. Мечник, вне всякого сомнения польщенный вниманием герцога, согласился.

После этого последовала сцена в сумасшедшем доме, в ходе которой актеры много пели и плясали. Какое отношение эта сцена имела к сюжету, Ричард так и не понял, однако, когда она подошла к концу, занавес разъехался в стороны, обнажив огромную лестницу, разделявшую сцену сверху донизу. У подножия лестницы показался мечник и объявил зрителям, что на дворе – полночь, и сейчас ему предстоит справиться с мелким дельцем, которое поручил герцог, после чего, как и обещано, он сможет заключить возлюбленную в объятия. После этого мечник стал рассказывать о своих чувствах. Монолог о любви Ричарду понравился больше всего. Образы были подобраны точно: актер сравнивал любовь с жаром и холодом, наслаждением и болью. Вместе с тем, Сент-Виру стало неловко от того, что кто-то рассказывает о своих чувствах перед целой толпой совершенно посторонних людей. Ричард понимал, что это всего-навсего спектакль, но ничего не мог с собой поделать.

На вершине лестницы появилась закутанная в плащ фигура. Как только часы стали бить двенадцать, фигура начала спускаться вниз. Мечник обнажил клинок и пронзил им свою жертву с криком: «Да сгинут все враги Филио! – «Какой позор, – промолвила умирающая Грациана, падая на руки возлюбленному. – Какой позор, что ты любишь моего брата больше, чем меня».

Грациана умирала очень долго, и все это время возлюбленные клялись в вечной верности и объясняли друг другу суть чудовищного плана герцога, жертвами которого они стали. Ричард вынес это со стоическим терпением. Наконец, мечник поднял на руки мертвую Грациану и, не обращая внимания на волочащийся по полу плащ, унес ее за кулисы. Сцена опустела.

Зрители начали аплодировать. Алек все еще смотрел на театральные подмостки. Его глаза сверкали от дикого восторга, который не появлялся в них со дня фейерверка.

– Великолепно, – промолвил Алек. – Просто изумительно!

Ричард счел за лучшее не спорить, однако выражение его лица оказалось чересчур красноречивым. Стоило Алеку его заметить, как он тотчас же помрачнел:

– Позволь мне догадаться. Мечник из актера никудышный. Если бы на его месте был ты, Грациана умерла бы сразу, и мы бы остались без финального монолога.

Ричард мрачно улыбнулся.

– На самом деле так не бывает, – наконец сказал он. – Нет, я не о монологе, я о том, как все случилось. Во-первых, только законченный идиот соглашается на работу, не узнав о противнике, особенно если имеет дело с братом возлюбленной, которому вначале не доверял.

– Но ему же была нужна поддержка герцога! Ведь в этом вся суть! Как ты не понимаешь?

– Это я как раз понимаю, но помнишь, как Филио сказал… – К удивлению Алека, неграмотный друг дословно процитировал отрывок из монолога. – Вот в этот момент мечник и должен был догадаться, что герцог собирается не допустить их брака.

– Ну… – растерянно протянул Алек, – он мог этого и не заметить.

– Значит, мечник дурак, и я не понимаю, почему нас должна заботить его судьба. А вот брат, как раз наоборот, умный.

– Вот и болей тогда за брата, – с кислым видом промолвил Алек. – Однако должен тебя предупредить, что его в конце убьют. Как, собственно, и всех остальных.

Ричард поглядел на толпящуюся внизу публику. Люди покупали еду, напитки и пытались заглянуть к ним в ложу.

– Если зрители хотят посмотреть на смертоубийство, отчего тогда они не ходят на дуэли?

– Да потому что вы практически не разговариваете, – отрезал Алек. – Кроме того, – более мягко добавил он, – вы сражаетесь за деньги, а в пьесе – из-за любви или чести. Так гораздо интереснее.

– Ему вообще не следовало заключать с братом сделку. Мечник упустил момент, когда дал Филио возможность узнать о своих слабых местах.

– Ну, разумеется, ведь в противном случае мы бы отправились домой гораздо раньше.

В дверь их ложи поскреблись. Ричард резко обернулся, схватившись за меч. Алек отпер замок и принял из рук посланника букет.

– Просто розы. Записки нет.

Ричард кинул взгляд через весь зал, желая поглядеть на нобиля, любившего розы, однако тот был полностью захвачен беседой и смотрел в другую сторону.

* * *

Перерывы между действиями были достаточно долгими, и нобили могли всласть наговориться друг с другом. Бертраму Россильону хотелось срочно побеседовать с Майклом, поэтому молодому лорду пришлось на время отказаться от приятного общества своего друга.

– Твой приятель, – молвил Бертрам, – Бероун…

– Он мой родственник, – отозвался Майкл, – со стороны матери. Связан с нашим родом узами брака. Я знаю его с рождения.

По лицу Майкла скользнул взгляд карих, преисполненных чувств глаз. Молодой лорд сделал шаг назад, но Бертрам снова к нему приблизился.

– Солнце мое, – приглушенно произнес Майкл, – сегодня вечером я не могу. У меня куча дел, и, когда мы встретимся, я буду выжат как лимон. – После спектакля Годвин собирался к Эплторпу. В уголках глаз Бертрама проступили крошечные морщинки, а губы едва заметно скривились. – Я страшно по тебе скучал, – проговорил Майкл, оглядываясь назад. – Ты просто не представляешь, насколько…

– Гляди, – ахнул Бертрам. – Герцогиня. Диана как раз вошла в одну из лож, а ее слуги разворачивали знамя Тремонтенов. Волнами колыхались черные юбки, из-под крошечной шапочки, увенчанной страусиными перьями, в деланном беспорядке выбивались локоны ее чудных волос.

* * *

– Если она пришла на спектакль, то опоздала, – заметил Ричард.

Появление Дианы отвлекло от них внимание публики, и сейчас все взгляды были устремлены на ложу герцогини.

– Отнюдь, – угрюмо произнес Алек. – Она явилась кому-то на беду. – Он стоял на другом конце ложи, вжавшись в угол у дверей и спрятав ладони в рукава, отчего особенно стал напоминать сердитую черную птицу.

Ричард поглядел на хрупкую изящную женщину в прекрасных одеждах. Она великолепно держалась.

– Интересно, – произнес мечник, – может, мне стоит нанести ей визит?

– Ты ее прекрасно разглядишь и отсюда, уж об этом она позаботилась.

– Я к тому, что мне стоит с ней поговорить. Феррис уехал, и о нашей с ней беседе ему знать необязательно. Пожалуй, ты был прав. Мне надо узнать, что она сама думает о предстоящем деле.

Сент-Вир рассчитывал, что Алек будет доволен, ведь мечник собирался рассеять его предубеждения, однако студент лишь пожал плечами:

– Ричард, она тебя не приглашала. И она ни в чем не сознается.

– А если я поставлю условие, что в противном случае откажусь от заказа?..

– Ну конечно же, – прозвучал в ответ тихий насмешливый голос, – коли ты теперь стал ставить условия… Может, заодно попросишь ее пойти к нам в прачки? Говорят тебе, держись подальше…

Его прервал стук в дверь. Алек распахнул ее с такой силой, что она с грохотом стукнулась о стену. На пороге стоял слуга в ливрее, на которой был изображен лебедь – герб Тремонтенов. Алек, словно обжегшись, резко отдернул руку от дверной щеколды.

– Герцогиня прислала меня, чтобы выразить вам свое восхищение, – обратился слуга к Сент-Виру. – Вы не согласитесь выпить с ней по чашечке шоколада?

Алек застонал, а Ричарду пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться. Он кинул взгляд на друга, но тот снова набросил на лицо презрительную маску.

– Я буду крайне признателен, – ответил мечник, глянув на букет в ложе. – Цветы брать надо?

– Этим ты оскорбишь того, кто тебе их прислал, – глухо ответил Алек. – Лучше брось их актерам.

– Ладно, понял. Ты идешь?

– Нет. Если она позволит, досиди до конца действия. Тебе, насколько я помню, хотелось узнать, действительно ли Джасперино носит парик.

Ричард было повернулся, чтобы проследовать за слугой.

– Погоди, – Алек стягивал кольцо с указательного пальца.

– Я должен надеть перстень с рубином? – спросил Сент-Вир.

– Нет, – Алек отчаянно замотал головой. Ричард подошел вплотную к другу.

– В чем дело? – спросил мечник. Он буквально физически ощущал волнение, охватившее Алека. По некой непонятной причине высокомерие друга куда-то испарилось без следа, он даже пропустил мимо ушей резкий тон. На этот раз у него только хватило воли прижать пальцы к бровям и, кривляясь, произнести:

– У меня мигрень. Я пойду домой.

– Я с тобой.

– И что, заставишь герцогиню ждать? Может, ей не терпится узнать, у кого ты сшил такой наряд. Давай, торопись, а то весь шоколад без тебя выпьют. Кстати, если будут угощать тебя такими маленькими пирожными с сахарной глазурью, возьми одно для меня. Скажешь, что это для твоего попугайчика. Одним словом, чего-нибудь придумаешь. Я просто без ума от маленьких пирожных с глазурью.

* * *

Вскоре после того, как Алек вышел из театра, он понял, что за ним кто-то идет. По меньшей мере двое. Он свернул за угол, один раз, второй, но преследователи от него не отставали. Это были два мечника, которые устраивали перед театром показательные бои. Они явно не из Приречья, поэтому им незачем идти этой дорогой к мосту. Сердце в груди так и заходилось, но Алек, чудовищным усилием воли взяв себя в руки, шел прежним шагом, не увеличивая скорости. Если им нужны кольца – пусть забирают. Ричард или кто-нибудь из его друзей добудут их назад.

Он все еще мог вернуться в театр, проведя преследователей другой дорогой, и отыскать Ричарда. Алек отмел эту идею сразу же, как только она пришла ему в голову. Он не повернет. Мимо него проплывали магазинчики и дома – словно картинки другого мира. Алек шел мимо трактиров и таверн, чувствуя, как во рту становится все суше и суше.

Если ему удастся добраться до Моста, он может встретить обитателей Приречья, которые за него вступятся или, по крайней мере, поведают Ричарду о том, что с ним случилось. Что с ним сделают? Алеку позволили уйти из центра города, и теперь ему осталось пересечь безлюдный район, отделявший его от моста. Алек понимал, что с ним не будут церемониться; наверное, ему придется испытать страшную муку и боль, куда более ужасную, чем он себе представлял. Он долго этого ждал, и вот сейчас это произойдет.

«Сейчас! – кричала мостовая, эхом откликаясь на каждый его шаг. – Сейчас!» Алек попытался сменить ритм ходьбы, чтобы не слышать этих воплей.

Когда крики превратились в шепот, он оказался в тени ворот, где его и настигли. У него хватило времени бросить преследователям: «Как вы владеете мечом, это просто курам на смех!» Прежде он думал, что не станет сопротивляться, однако оказалось, что это выше его сил.

* * *

– Ревнуют, – произнесла герцогиня и снисходительно кивнула на нобилей, наполнявших театр. – Все потому, что они трусы.

Ричард и герцогиня сидели в ложе одни, если не считать пятисот человек, взиравших на них из зала. Подобное внимание нисколько не беспокоило мечника; сейчас его взгляд был сосредоточен на переносной серебряной шоколаднице. На цепочке был подвешен наполненный водой горшочек с железным донышком, а под ним плясал язычок синего пламени. На столике лежала серебряная взбивалка и стояли фарфоровые чашечки.

– Они не сумели настолько хорошо подготовиться, – ответил мечник.

– Что мешало им этим озаботиться? Значит, они не только трусы, но и глупцы. – Все это было сказано настолько легким и доверительным тоном, что ядовитый смысл замечания полностью растворился, словно герцогиня вовсе не желала принизить других, а просто хотела установить границы круга собеседников, включавшего на данный момент только мечника и ее саму. Алек делал то же самое, только гораздо искренней и грубее; однако ощущение у Ричарда возникало одно и то же – это было чувство принадлежности к избранным. – Вы могли бы привести с собой и слугу. Я была бы рада его видеть. Видимо, я недостаточно ясно объяснила все Грейсону.

Ричард улыбнулся, догадавшись, что она имеет в виду Алека:

– Он мне не слуга, – ответил он. – У меня нет слуг.

– Неужели? – Она слегка нахмурилась. Тщательно выверенными жестами и мимикой герцогиня напоминала фарфоровую куколку. – В таком случае как вам удается поддерживать в должном виде особняки, в которых вы живете?

Ричард понимал, что герцогиня, возможно, над ним насмехается, но, несмотря на это все-таки рассказал о дворцах, превращенных в доходные дома, бордели, таверны или обители целых родов, где старшие занимали нижние этажи, а молодежь – верхние.

Услышанное потрясло Диану до глубины души.

– В таком случае, какой этаж занимаете вы? – придирчиво посмотрела она на Сент-Вира – Бальную залу наверху с комнатой для тренировок? Или ее превратили в детскую?

– У меня нет семьи, – улыбнулся Ричард. – Я просто снимаю жилье. У меня старая спальня и еще одна комната, где, думаю, некогда занимались музыкой. А этажом ниже поселилась… прачка.

– Надо полагать, она рада иметь такого соседа. Я уже давно хотела вам сказать, сколь глубокое впечатление на меня произвела ваша дуэль с Линчем, ну и, разумеется, с беднягой Де Марисом. Впрочем, думаю, он получил по заслугам, коли прыгнул на вас и бросил вызов, когда вы уже сражались с Линчем. Насколько я могу судить, мэтра Де Мариса утомила служба у Горна, и он захотел продемонстрировать гостям свои способности в надежде получить более выгодные предложения.

Ричард с интересом и уважением посмотрел на красавицу. Именно так истолковывал поведение Де Мариса и сам Сент-Вир. Мечник Горна, вероятно, решил, что его лорд слишком редко дает ему шанс показать себя. Кроме того, Горну и охрана была не особо нужна – ну кто станет на него нападать. С поражением Сент-Вира заходящая звезда Де Мариса немедля бы засияла с новой силой.

– Думаю, некоторое время не стоит ждать появления герцога Карлейского в городе.

На первый взгляд могло показаться, будто герцогиня всего-навсего продолжает осыпать Ричарда комплиментами и указывает на то, что герцогу пришлось бежать ввиду поражения его мечника в бою с Сент-Виром. Однако Ричарду почудилось, что герцогиня ждет от него ответа. Что-то в ней было особенное: в положении рук, в пальцах, сжимавших чашку на волоске от блюдца. Диана будто бы знала, что Сент-Вир может рассказать ей о герцоге нечто большее. Но Ричард не имел права на подобную вольность: он получил гонорар и был обязан обо всем забыть. С другой стороны, многозначительное молчание герцогини подразумевало, что ей известно имя нанимателя Сент-Вира.

– Я никогда не спрашивал, – уклончиво произнес он, – почему герцог и его противник решили сохранить причины дуэли в такой тайне, при этом сделав все, чтобы о самой дуэли узнало как можно больше людей. Конечно же, я выполнил пожелание заказчика.

– Эта схватка была очень важной, – молвила герцогиня, – а в подобных случаях, чем больше свидетелей, тем лучше. Кроме того, герцог человек тщеславный и вздорный. Он вам не говорил, из-за чего состоялся поединок? – Она замолчала, словно дозволяя ему, пораздумав, дать двусмысленный ответ.

– Он никогда мне об этом не говорил, – честно признался Ричард.

– Впрочем, вскоре, видимо, все прояснится. Наверняка имел место политический спор, в котором можно рискнуть жизнью мечников, но никак не их нанимателей. Исход боя напугал герцога, и он бежал, но сейчас, не исключено, снова набирается храбрости. Когда лорд Феррис вернется из поездки на юг, он будет знать, требуется ли преподнести герцогу еще один урок.

Что она хочет? Убить Холлидея и убрать с дороги герцога Карлейского? Уничтожить двух противников, чтобы расчистить дорогу еще одному человеку? Кому? Феррису? Герцогиня не произнесла имя Холлидея, более того, на словах она его защищала. Ричард махнул рукой: он слишком мало знал о нобилях и их планах, чтобы разгадать головоломку. Однако кое-что Ричарда все еще тревожило. Он посмотрел герцогине прямо в глаза и произнес:

– Я уже у вас на службе.

– Да что вы говорите? – усмехнулась Диана. – Как мило.

Ричард вновь почувствовал себя юным. Он ощущал, что находится в надежных руках, в руках человека, знавшего, что у герцогини на уме. Чтобы окончательно удостовериться в правильности своих догадок, Сент-Вир сказал:

– Вы знаете, где меня искать.

– Правда? – все с тем же изумлением спросила красавица.

– Ну точнее, ваши друзья, – поправился мечник.

– Ах, вот вы о чем, – вздохнула она. Герцогиня казалась довольной. Доволен был и мечник, надеясь, что Алек сможет разделить его чувства. Заиграли трубы, знаменуя начало второго действия.

– Останьтесь, – молвила Диана, – из моей ложи прекрасно видны наряды актеров. А какие у них парики – ну это просто невероятно!

Мечник, на чью трагедию пришли посмотреть зрители, протянул до самого конца. Решив отомстить герцогу, он стал слать ему любовные письма от имени некой дамы с точно такими же инициалами, как у матери Филио. Герцог влюбился в таинственную чаровницу, которая раз за разом требовала от Филио доказательств искренности его чувств.

После нескольких красочных сцен с изнасилованиями, казнями и одной эксгумацией Герцог остался в одиночестве. Теперь даже у самых преданных из его слуг и придворных имелись причины желать Филио смерти. Единственным человеком, который все еще вызывал у зрителей симпатию, был лекарь из сумасшедшего дома, объявивший, что Герцог находится на грани помешательства.

В финале на сцену вновь водрузили гигантскую лестницу. Герцог, желавший, наконец, увидеть даму своего сердца, обещавшую предстать перед ним в полночь, встал у нижней ступеньки. Когда часы пробили двенадцать, на вершине показалась фигура его сестры в окровавленном плаще. Однако Герцог уже был безумен, поэтому, не ведая страха, он прокричал: «О нет, меня не обратишь ты в бегство! Сейчас взлечу к тебе на небеса, чтобы сорвать с твоих непорочных мягких губ секреты вечной жизни!» Филио бросился вверх по лестнице, но фигура откинула капюшон, и Герцог увидел перед собой мечника, оказавшись единственным, кто был удивлен представшей перед ним картиной. «Не жизнь, но смерть ты обретешь. Простись же с радостями земными!» Мечник обнажил меч и вонзил его в сердце Филио. Во время удара главный герой сбросил с себя плащ, продемонстрировав при этом зрителям залитые кровью одежды. «Вот смерть моя! Это конец!» – простонал умирающий герцог.

Однако до конца еще было далеко. Филио испустил дух, так и не произнеся финального монолога. На сцену выбежали придворные. Увидев своего повелителя на руках закутанной в плащ фигуры, скрывавшей, как они предполагали, возлюбленную герцога, придворные набросились на них с криками: «Месть! Месть!» – изрубив на куски уже мертвого Филио и нанеся смертельную рану мечнику. Однако главному герою все-таки хватило сил на последний, заключительный монолог: