Текст книги "Навеки твой. Бастион. Неизвестный партнер"

Автор книги: Элла Гриффитс

Соавторы: Герт Нюгордсхауг,Гуннар Столесен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 37 страниц)

– Маргит Поулсен была обвенчана с Луиджи Тартани двадцать второго июня сорок восьмого года. Двадцать второго сентября того же года она благополучно разрешилась мальчиком.

– Ты хочешь сказать, что она вышла замуж на шестом месяце беременности?

– Верно.

– И к тому же за итальянца?

– Тоже верно.

– Странно. – Рудольф покачал головой.

– Пятого июля пятьдесят четвертого года она родила еще одного мальчика, – продолжал Роботтен. – А первого февраля пятьдесят пятого года вся семья покинула Норвегию. Мы знаем, где она работала после окончания школы вплоть до самого замужества. А также где она жила – ей часто приходилось переезжать с места на место. Она и ее сестра Верит, которая была на два года старше Маргит, вели, можно сказать, кочевой образ жизни – они выросли в детском доме…

– А я был уверен, что у нее не было никаких родственников! Рассказывай подробнее, не в том телеграфном стиле, которым вы пишете свои донесения!

– Начнем в хронологическом порядке, – предложил Роботтен. – Приготовься к сюрпризу, Рудольф!

– Харалдсен поехал по тем адресам, где жила Маргит, чтобы расспросить, не помнит ли ее кто–нибудь, – начал Орвик. – А я обошел три фирмы, где она работала. В первой фирме она работала курьером. Я там беседовал с человеком по фамилии Рюд. Он запомнил Маргит, потому что она начала у них работать как раз в тот день, когда у него умерла старшая дочь. Маргит очень напоминала ему дочь, поэтому он даже обрадовался, когда она от них ушла. Следующая фирма, которую я посетил, десять лет назад сменила владельца. Там никто не помнил ни Маргит, ни кем она у них работала. В третьей фирме, изготовляющей конторское оборудование, меня направили к начальнице отдела, фру Мюггерюд. Она прекрасно помнила Маргит. «Ее интересовали только мужчины! – сказала фру Мюггерюд. – Она вешалась на любого. К счастью, я больше никогда не встречала таких, как она! Одно время я подозревала, что она вскружила голову Бьярне, моему покойному мужу. Но он быстро раскусил ее. Я уже тогда работала в фирме и могла наблюдать за всем, что происходит. Иначе… иначе даже не знаю, чем бы все кончилось. Мой муж был бабник, а Маргит – очень хороша собой, хоть и немного вульгарна. Одевалась она всегда вызывающе, словом, ей не хватало воспитания. Она бегала за директором и даже добилась для себя некоторых привилегий. Маргит была самой обыкновенной служащей, но держала себя так, будто она по меньшей мере личный секретарь директора и его правая рука. Он был женат, но это не имело для нее никакого значения. Кончилось все, как и должно было кончиться. Она оказалась в интересном положении. Живот растет и растет, а обручального кольца все нет! Неожиданно она исчезла, не сказав никому ни слова. Мы просто умирали от любопытства! Представляете себе, как мы были удивлены, когда узнали, что она вышла замуж за итальянца, с которым только что познакомилась!» Я, конечно, спросил, откуда им было известно, что Маргит только что познакомилась с итальянцем. Оказалось, что кто–то из служащих фирмы был знаком с кем–то, кто в свою очередь жил в том же доме, что и этот итальянец. «О таких вещах всегда становится известно, – сказала фру Мюггерюд. – Шила в мешке не утаишь». И хотя все это произошло много лет назад, ее неприязнь к Маргит была по–прежнему велика. Я уже собрался уходить, как она вдруг сказала: «Но до чего ж она была ловкая баба! Этого у нее не отнимешь. Думаю, что Фрицу Беку пришлось изрядно раскошелиться!» Я так и подскочил. «Фрицу Беку? – спросил я. – Откуда вы знаете, что отцом ее ребенка был именно он?» Она посмотрела на меня как на слабоумного. «Да потому, что в то время она крутила только с ним! Он звонил ей каждый день, и она ходила с сияющими глазами. Фриц то, Фриц се, мы с Фрицем поженимся. Но Фриц не пожелал разводиться!» Вот и все, – закончил свой рассказ Орвик.

– Фриц Бек? – Рудольф не сводил с Орвика глаз. – Фриц Бек? – повторил он.

– Я же предупредил, что тебя ждет сюрприз! – Роботтен добродушно улыбнулся. – А теперь пусть Харалдсен похвастается своим уловом.

– Но сперва вызовите на допрос Бека.

– Бек от нас не уйдет, – сказал Роботтен. – Наберись терпения, Рудольф. У нас есть еще один сюрприз для тебя. Начинай, Харалдсен!

Харалдсен достал длинный список, с которым сверялся во время рассказа. Он проехал по восьми адресам. Три дома, в которых жила Маргит, теперь снесены. Два других перестроены в соответствии с новыми требованиями. Старым жильцам, которые могли помнить Маргит, пришлось переехать, так как перестроенные квартиры оказались им не по карману. Харалдсен признался, что потерял было надежду, но в шестом месте ему повезло. Некая фру Лоне, уже пожилая дама, прекрасно помнила Маргит Поулсен. Она очень жалела Маргит, потому что Маргит была сирота. Маргит очень хотелось добиться успеха в жизни, и фру Лоне всячески старалась помочь ей. В частности, фру Лоне, которая в ту пору была энергичной сорокалетней женщиной, диктовала Маргит, когда та упражнялась в машинописи на портативной машинке господина Лоне. «Очень красивая и милая девушка», – сказала о ней фру Лоне…

– Переходи к главному! – перебил его Роботтен. – Разве ты не видишь, что терпение Рудольфа вот–вот лопнет?

Харалдсен продолжал.

В седьмом месте он беседовал с другой пожилой дамой, которая тоже хорошо помнила Маргит, но была о ней несколько иного мнения.

– Ее возмущало фривольное поведение тогдашней молодежи, – сказал Харалдсен, позволив себе чуть–чуть улыбнуться. – Маргит, по выражению этой дамы, была весьма ветреным созданием, и потому дама вздохнула с облегчением, когда Маргит переехала к своей сестре, которая как раз в то время родила дочь, хотя в браке не состояла! И наконец, в последнем месте я беседовал с третьей старой дамой, которая считала, что со стороны Маргит было очень благородно переехать к сестре, «попавшей в беду». Она прекрасно помнила, что это было в сорок пятом году, то есть тридцать два года назад, потому что как раз в тот год она овдовела. Только что кончилась война, но это уже не так важно.

– Давай главное! – Роботтен раздраженно тряхнул головой.

Не обращая внимания на Роботтена, Харалдсен не спеша продолжал свой рассказ:

– Маргит поселилась вместе с сестрой, но вскоре старая дама разочаровалась в ней. Дело в том, что сестра Маргит заболела, и тогда Маргит отбила у сестры ее дружка. Старая дама пожаловалась на это хозяину дома, но хозяин не стал вмешиваться – он сам был неравнодушен к Маргит. В конце концов Маргит забеременела. Для больной сестры это была последняя капля – однажды ночью она заснула и больше не проснулась. – Харалдсен сделал паузу. – Это точно. Берит Поулсен умерла. Я проверял. Она похоронена на кладбище Нурдре.

Подождав, чтобы его слова полностью дошли до сознания Рудольфа, Харалдсен снова заговорил:

– Вскоре Маргит вышла замуж за итальянца, и они куда–то переехали – иностранец, Маргит и ее племянница. Старая дама не знала ни нового адреса Маргит, ни того, как сложилась в дальнейшем ее жизнь. Но не скрывает, что ей было бы любопытно это узнать.

– Выходит, Фриц Бек – отец и дочери Берит, и сына Маргит? – медленно проговорил Рудольф.

– Выходит, так, – ответил Харалдсен.

Зазвонил телефон. Это была фру Халворсен.

– Я прочитала в телефонной книге, что к больным пускают с шести до без четверти семь. Нельзя ли мне раньше повидать Харри?

– Конечно, можно.

Рудольф объяснил ей, как пройти в отделение, где лежит Харри.

– Кто у нас ведет наблюдение за фру Халворсен? – спросил он, положив трубку.

– Фрида Дален и Инголф Бьерке, каждый на своей машине.

– Хорошо. Теперь идемте к Албректсену.

24

Раздался звонок. Сердито хмыкнув, Албректсен взял трубку.

– У меня совещание, – строго сказал он. – Я просил не беспокоить меня! – После короткого молчания, он проговорил уже другим тоном: – Кто? Что? Соедините меня с ней! – Прикрыв рукой трубку, он тихо объяснил присутствующим: – Это Лиллиан Бек. – И убрал руку. – Добрый день, фрекен Бек. Так что же случилось? И когда вы это обнаружили? Полчаса назад? Почему же вы не позвонили мне сразу? А, понимаю! Держите с нами связь все время.

Он оглядел присутствующих:

– Бек пропал. Может быть, «пропал» не совсем подходящее слово, но он ушел из дому, ничего не сказав, и Лиллиан боится, как бы с ним чего не случилось. В последнее время он был очень мрачный.

– Ты хочешь сказать, что она боится, как бы он не покончил жизнь самоубийством? – спросил Рудольф. – А как, интересно, ему удалось уйти? Я думал, что за его домом и за фирмой «Инт–Транс» ведется наблюдение?

– Ведется, – мрачно ответил Албректсен. – А где Карстен?

– Поехал к Ронемам, – сказал Роботтен. – Он должен выяснить, знакомы ли они с Брандом или с кем–нибудь из его друзей. Потом он собирался заехать в «Ксерокс» и поговорить с начальником Бранда. А также и с самим Брандом. Карстен решил слегка нажать на него, чтобы он дал более толковые показания. Карстен сказал, что вы с ним считаете, будто Бранд знает больше, чем говорит.

– Это верно, – согласился Рудольф. – Никто не поселится в чужой квартире, если у него нет стопроцентной уверенности, что он может безнаказанно в ней находиться. Бранд отказался дать список своих знакомых. Ясно? Мы держим его под наблюдением. Сейчас он снова вышел на работу. Это заставит его быть более покладистым. Кому нравится, чтобы о нем ходили всякие темные слухи.

– Если человек хочет спрятаться, самое лучшее место – современные большие дома, где жильцы не знают друг друга, – заметил Орвик.

– Бек и его дети уверяют, что не знали Бранда и не бывали в том доме, где он живет, – сказал Рудольф. – Но это еще надо проверить.

– Харалдсен, передай по рации всем нашим машинам об исчезновении Бека, – распорядился Албректсен. – Автомобиль Бека стоит в гараже. Если он и ездит сейчас на машине, то не на своей. Проверьте во всех прокатных фирмах, не брал ли Бек машины. Надо выяснить, было ли его бегство подготовлено заранее.

Харалдсен ушел, и совещание продолжалось без него.

– Вызови всех, кто помнит Маргит Поулсен–Тартани, – распорядился Албректсен, обращаясь к Рудольфу. – Поторопи Кантагалли. Нам надо знать точно, не является ли Бертелли тем человеком, который называл себя Манцини. Кроме того, нам нужен список всех друзей семьи Бек – и самого директора, и его сына, и дочери. Пусть наши люди побеседуют с ними. Лиллиан, должно быть, не зря тревожится за отца, если она нам позвонила. Его надо найти как можно скорее.

– Хорошо. – Рудольф встал. – Теперь Беку известно, что мы вышли на Маргит Тартани и узнаем о нем всю правду, – задумчиво сказал он, собираясь уходить. – Но, с другой стороны, он не единственный, кто имеет внебрачных детей от двух сестер. Если, конечно, это так. Мне интересно, неужели Бек бежал, опасаясь только этого разоблачения?

– А ты сам как считаешь? – Албректсен внимательно посмотрел на Рудольфа. – Что еще могло бы заставить его скрыться, как по–твоему?

Рудольф мысленно представил себе Лиллиан. Вот она плачет. Вот рассказывает о ссорах между отцом и Уле. Он вспомнил Уле, который не желал работать, а только тянул с отца деньги. Уле обвинял отца в скупости, хотя отец предоставил ему возможность быть вечным студентом, не знающим материальных забот. Во всяком случае, Рудольф именно так представлял себе их отношения. Уле называл отцовскую фирму паршивой лавочкой, но вымогал у отца, сколько хотел. И все ему было мало. Он жил вместе с отцом и сестрой и имел доступ ко всем делам фирмы. Молодой человек, он вполне мог быть знаком с Венке и вместе с ней подготовить крупную операцию. Как он рассердился на Лиллиан, когда узнал, что она рассказала полиции о водителе трейлера Свендберге! Лиллиан сама призналась Рудольфу, что разрешила водителям поменяться рейсами, в результате чего Свендберг повез макулатуру, а не дорогие косилки. И никто, кроме Лиллиан, не знал об этом в течение нескольких часов. Подозрительно, что Уле был так хорошо осведомлен о последних часах жизни Свендберга – рестенил, дамские трусики. Об этом никогда не печаталось в газетах. Правда, наверно, не раз говорилось дома у Бека. Но злость Уле, сразу бросающаяся в глаза… Что это, уж не горечь ли при мысли об ускользнувшей добыче?

– Так как ты считаешь? – нетерпеливо спросил Албректсен.

– По–моему, если бы Бек подозревал, что его сын принимал участие в похищении трейлеров, он бы покончил с собой, – ответил Рудольф. – Несмотря на грехи молодости, на дорогостоящую вульгарность, с какой он обставил свой кабинет, я уверен: Бек живет только ради своей семьи и своей фирмы. В сущности, он очень одинокий человек. Мне по крайней мере так показалось. Поэтому, если Уле… Да, я уверен, Бек не перенес бы, если бы оказалось, что Уле замешан в это дело.

– При первой же возможности надо будет еще раз поговорить с ним, – вздохнул Албректсен.

Некоторое время все молчали.

– Давайте вернемся к Маргит Тартани, – сказал Албректсен. – Что нам известно про ее мужа? Рудольф, ты знаешь, как он выглядит?

– Нет. Я его не видел.

– Может, он и есть Манцини? А? Наверно, Бертелли не единственный итальянец, про которого можно сказать, что он невысокий, худой и темноволосый? Когда будешь разговаривать с Кантагалли, попроси его прислать нам фототелеграфом фотографию Тартани. И нам, и в Милан. Надо поскорее кончать это дело.

Албректсен поднялся в знак того, что совещание закрыто.

25

Виноград, подумала фру Халворсен, вдруг Харри захочется винограду. И что–нибудь почитать. «Дагбладет» и «Вердене ганг».

Она прошла по Сумсгате и, свернув за банком в переулок, вышла на Киркевейен к магазину, в котором много лет была постоянной покупательницей.

Через несколько минут она вышла из магазина с большим пакетом всевозможных лакомств и пошла по Киркевейен. На перекрестке ей пришлось задержаться из–за красного света. Фру Халворсен не терпелось поскорей попасть в больницу.

Несмотря на большую территорию, занимаемую больницей, фру Халворсен без труда нашла нужный корпус.

Молодая, хорошенькая сестра, которую звали Анной, попросила ее подождать – сперва надо позвонить в отделение. Позвонить? Фру Халворсен занервничала. Она даже не села на предложенный ей стул.

Может быть, Харри хуже? Может, он уже…

Фру Халворсен пришлось поставить пакет и белоснежным платком вытереть повлажневшие руки. Она вся покрылась холодным потом.

Разговор длился долго. Но вот сестра Анна с улыбкой обернулась к фру Халворсен и сказала, что сейчас сестра Биттен проводит ее к Харри.

Сестра Биттен оказалась тоже недурной, но не такой хорошенькой и не такой молоденькой, как сестра Анна.

– Идемте со мной, фру Халворсен.

– Что с Харри? Ему стало хуже?

– Нет, нет, не волнуйтесь, фру Халворсен! Он чувствует себя прекрасно. С чего вы взяли, что ему хуже?

– А почему вы так долго говорили по телефону?

Сестра Биттен рассмеялась:

– Потому, что мы его охраняем!

Фру Халворсен вздохнула с облегчением и поспешила вслед за сестрой Биттен. Какой–то парень в белых брюках и в белом халате прокатил мимо них каталку с грязным бельем. Они с сестрой Биттен весело приветствовали друг друга. Он свернул за угол и подъехал к лифту, находящемуся почти напротив палаты Харри.

Возле палаты дежурил констебль Смебю, он не проявил никакого интереса к парню, но улыбнулся сестре Биттен и фру Халворсен.

– Мать Харри пришла навестить его, – весело сказала сестра Биттен. – Заходите, пожалуйста, фру Халворсен. Я вас подожду здесь.

С бьющимся сердцем фру Халворсен вошла к сыну. Через четверть часа она вышла из палаты, глаза ее сияли. Сестра Биттен проводила ее по коридору, а Смебю углубился в ковбойский роман.

Через десять минут к палате подошла новая сестра. Смебю видел ее первый раз.

– На Западном фронте без перемен? – спросила она.

Он посмотрел на жетон с именем, приколотый к ее халату. Сестра Рут.

– Только что у него была мать.

– Прекрасно. Кто ее провожал?

– Сестра Биттен.

– Хорошо. Помните, посторонних не впускать. Больной находится под особой охраной.

Она вошла в палату и прикрыла за собой дверь.

Как будто я не знаю, для чего меня здесь поставили, обиженно подумал Смебю, снова берясь за книгу.

Харри читал «Дагбладет». Когда к нему подошла сестра, он оторвался от газеты. Эту сестру он видел первый раз.

– Меня зовут Рут. – Глаза у нее были зеленые. Волосы рыжие. – Я должна измерить тебе температуру и сделать укол витамина. – Она картавила, как картавят все бергенцы.

Чем–то она напомнила ему Венке. Наверно, тем, что глаза у нее тоже были немного раскосые.

И такой же узкий нос…

Скулы…

Походка…

Он пытался убедить себя, что этого не может быть. Венке погибла. Ее убили у него на глазах.

Щиколотки…

Он еще в первый день обратил внимание на щиколотки Венке – такие тонкие, как только они выдерживали тяжесть ее стройного, длинного тела!

У сестры Рут щиколотки были такие же, как у Венке.

Она сунула ему в рот градусник, взглянула на часы и начала готовить шприц.

Улыбка!

Только теперь он заметил, что– между передними зубами у нее такая же щелка, как у Венке!

Он хотел крикнуть «Венке!», но ему помешал градусник. Он не успел его выплюнуть и не успел поднять руки. Одна была в гипсе. Другая – прижата к кровати его же собственным туловищем.

Он почувствовал укол – игла вошла в руку. Это не витамин, в ужасе подумал Харри. Это смерть! И это Венке!

Больше он ни о чем не успел подумать.

Сестра Рут немного помедлила у постели Харри и спокойно вышла из палаты, прикрыв за собой дверь.

– Противная погода! – бросила она, проходя мимо Смебю, который в знак согласия кивнул головой. – Не могу дождаться снега. – Она подошла к лифту.

– О себе я этого не скажу, – заметил Смебю. – У меня не гнется колено. А если не ходишь на лыжах… – Он выразительно пожал плечами.

– Да, конечно. – Она вошла в лифт.

Смебю продолжал читать.

Вскоре он услышал, что лифт остановился. Из него вышел тот же парень, который вез на каталке грязное белье и с которым Смебю разговаривал меньше часа назад.

– Хорошо вам в полиции, – сказал он Смебю, покачав головой. – Целый день сиди себе да читай! А вот я… – Он вздохнул.

– Ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что я каждый день так отдыхаю. Спокойное дежурство – редкость. Но, честно говоря, мне этот покой не по душе. Я предпочитаю бурные события. – Он тоже вздохнул. – Ненавижу бездействие!

– Долго бездействовать, конечно, скучно. – Парень улыбнулся. – Ну, мне пора! А то не успею переделать всех дел! Мое дежурство кончается… – Он взглянул на часы. – Через два часа сорок минут. Пока!

Фрида Дален и Инголф Бьерке сидели каждый в своей машине и тоже скучали. Приходили и уходили сестры, иногда они шли парами, болтали, смеялись… Врачи… Все было тихо и спокойно.

Какой–то парень в белом халате выкатил из здания каталку с грязным бельем. Только что вошел с нею – и уже обратно! Видно, такая работа. Парень подошел к небольшому фургону, стоявшему у черного хода. Фрида находилась к нему ближе, чем Инголф. Поэтому только она заметила, что парень шевелит губами, словно говорит сам с собой. На лице у него появилось радостное выражение.

Фрида опустила маленький театральный бинокль и вызвала по рации Инголфа.

– Подозрительный парень, – сказала она. – Надо за ним последить!

– А ты подойди к нему под каким–нибудь предлогом. – Инголф считал, что Фриде везде мерещатся опасности. – Попроси у него спичку или еще что–нибудь… Скажи, что ждешь подругу… Словом, придумай сама!

Фрида вылезла из машины и ленивой походкой, не спеша направилась к парню – стройная, невысокая девушка в красных бархатных брюках и замшевой куртке на меху, длинные светлые волосы, серые глаза, густые ресницы, черные без помощи туши. Подойдя к парню почти вплотную, она весело сказала:

– Привет! Дай мне, пожалуйста, пару спичек, коробок у меня есть…

Парень вздрогнул.

– У меня только зажигалка. – Он захлопнул заднюю дверцу своего фургона и быстро прошел к кабине.

– Ну так дай мне прикурить! – Она взяла сигарету в рот и, не спуская с него глаз, пошла за ним к кабине.

– Извини, спешу!

Он бросился на сиденье. Через секунду фургон на полной скорости уже мчался к воротам больницы.

Инголф, который с интересом наблюдал за этой сценой, поехал за ним. Фрида кинулась к своей машине, дала газ и покатила следом за Инголфом.

Выехав из ворот, фургон, не остановившись, проехал на красный свет. Резко свернув направо, он миновал перекресток, снова на красный свет, и понесся по Киркевейен. На перекрестке Киркевейен – Сумсгате он чуть не столкнулся с пикапом «вольво» и продолжал мчаться, не обращая внимания на светофоры, до самой Майорстюен. Там он свернул на Сёркедалсвейен и повысил скорость до ста километров, хотя здесь висел знак, ограничивающий скорость до шестидесяти.

– Сечас я вызову Рудольфа, – сказал Инголф Фриде по радиотелефону. – Что за бес вселился в этого парня? Можно подумать, что его телега набита наркотиками!

На перекрестке у Сместада светофор не работал. Водители ориентировались только по мигающему желтому свету. Скопилось много машин, но фургон нагло проложил себе дорогу и выехал на шоссе Уллерн.

– Вот черт! – выругался Инголф, когда желтый «фиат» преградил ему путь. Он так резко засигналил, что все водители, в том числе и водитель желтого «фиата», на мгновение остановились. Инголф проскочил перекресток, Фрида не отставала от него.

Фургон намного опередил их, но Инголф, стиснув зубы, выжимал из машины все, что мог. Он заметил, что постепенно приближается к фургону. Фрида тоже изо всех сил жала на газ, и с каждой секундой расстояние между ними сокращалось.

У моста Бьёрнслетта фургон во второй раз чуть не столкнулся с встречной машиной. Но в третий раз его водителю уже не удалось отделаться легким испугом – на перекрестке Беккестюа он врезался во встречный автобус.

Инголф выскочил из машины и бросился к фургону. Водителя зажало между рулем и спинкой сиденья.

– Гитте, журналистка, – простонал он. – Обещала десять тысяч… – Он потерял сознание.

Рудольф предупредил ближайшие полицейские посты, и через несколько минут на перекресток прибыло сразу пять машин. Фрида сбегала на бензоколонку и вызвала из Берума «скорую». Вокруг автобуса и фургона стала собираться толпа.

– Порядок? – спросил Инголф у Фриды, она кивнула.

Он открыл заднюю дверцу фургона, и в то же мгновение из груды грязного белья выбралась женщина в форме сестры милосердия и бросилась к платформе Беккестюа, гда только что остановился поезд, идущий в Кулсос.

– Держите ее! – Инголф кинулся в погоню.

Вместе с ним побежали два молодых констебля. Они быстро обогнали его. Длинноногий двадцатитрехлетний Якоб Карлсен первый схватил женщину за руку. Она дралась, вырывалась и даже пыталась кусаться, но подоспевший констебль Рёндал схватил ее за вторую руку. С большим трудом они потащили ее назад. Она сопротивлялась изо всех сил.

Толпа вокруг автобуса и фургона росла. Тут были и пассажиры, которые ехали в автобусе. Люди неохотно подчинились приказу полиции отступить на некоторое расстояние. Никто не хотел терять свое место в «первом ряду».

И тут произошло событие, которого не предвидел никто, даже задержанная женщина. Констебли и женщина были уже на перекрестке, когда им навстречу на средней скорости выехал красный «фольксваген». Из него грянуло два выстрела: одна пуля попала женщине в левое плечо, другая – в живот.

Две полицейские машины бросились в погоню за «фольксвагеном». Инголф тут же позвонил Рудольфу и сообщил о случившемся.

– Жди меня в больнице в Беруме, – приказал Рудольф и положил трубку.

Сразу же после Инголфа ему позвонил Смебю из больницы «Уллевол».

– Халворсен умер, – взволнованно сказал он. – Только что сестра Биттен зашла к нему в палату и нашла его мертвым. Доктор Вилсе считает, что его убили. Я не понимаю, как это могло случиться, я никуда не отлучался и посторонние к нему не заходили. Только врач и сестры…

Сестры…

– Кто последний заходил к нему? – спросил Рудольф. – Случайно, не сестра Рут?

– Да–а… Откуда ты знаешь?

– Она уже у нас. Она такая же сестра, как я главный врач. Приезжай в Управление и напиши донесение Роботтену. Попроси доктора Вилсе подождать в больнице, пока не придет Карстен.

Рудольф положил трубку со вздохом, похожим на стон.

В Берумской больнице Рудольфа встретила целая делегация: Инголф Бьерке, Фрида Дален и четверо полицейских, которые бросились в погоню за красным «фольксвагеном».

– Он вылетел на маленький мост возле Стабекка. Там переезд через железную дорогу, – сказал один из полицейских. – Скорость была больше ста двадцати. На дорогу выскочил мальчишка на велосипеде. Тот, в «фольксвагене», хотел объехать его…

К ним подошел врач.

– Эрик Бюен, – представился он, протягивая Рудольфу руку.

Рудольф назвал свою фамилию и спросил, нельзя ли ему взглянуть на погибшего водителя «фольксвагена».

– Вернее, на то, что от него осталось. Пожалуйста. Идемте со мной.

– Подождите меня здесь, – приказал Рудольф, уходя с доктором Бюеном.

Лицо у погибшего пострадало очень сильно, но, несмотря на повреждения и явные следы пластической операции, Рудольф все–таки узнал этого человека. Волосы у него были седые. А когда Рудольф видел его в прошлый раз, он еще не был седым.

– Тико, – прошептал Рудольф. – Да это Тико!

– Вы его знаете? – удивился врач.

Рудольф молча кивнул. Вот, значит, какой конец ждал этого члена мафии, действовавшего в Норвегии! Когда же Тико вернулся в Осло? И под каким именем?

Рудольф подумал о Кантагалли: надо сообщить ему о гибели Тико.

– А как себя чувствуют та женщина и водитель фургона?

– Состояние Яна Халверсона вполне удовлетворительное. Он отделался переломом трех ребер. И все. Что касается женщины… – Доктор помедлил. – Ее состояние крайне тяжелое. В данную минуту она находится на операционном столе. – Он пожал плечами. – Она была в парике. Голова у нее выбрита наголо. Но по корням волос можно судить, что она брюнетка. В глаза у нее были вставлены зеленые контактные линзы. Настоящий цвет глаз – карий. – Доктор вопросительно взглянул на Рудольфа. – Ее разыскивают?

– По–моему, нет, – ответил Рудольф. – Можно мне поговорить с Халверсоном?

– Конечно.

Ян Халверсон негодовал:

– Я работаю в больнице «Уллевол» уже больше двух лет, но с моей зарплаты не разжиреешь! Гитте предложила мне десять тысяч, чтобы я помог ей проникнуть к Харри Халворсену. Ей хотелось получить у него интервью для итальянской газеты «Оджи». Что в этом плохого? Просто забавно. Обычный журналистский прием. Я пошел в ближайший киоск и проверил, есть ли в Италии такая газета. Оказалось, есть.

– Это ты достал ей белый халат?

– Нет, у нее был свой.

– Халворсен умер, – глядя ему в глаза, сказал Рудольф.

– Умер? Отчего?

– Его убили. Наверно, твоя подруга, эта самая Гитте, журналистка.

– Но я–то тут при чем! – Ян Халверсон побледнел. – Выпустите меня отсюда!

– Где ты с ней познакомился?

– Вчера, на работе, она сама подошла ко мне. Я садился в фургон, а она подошла и спросила, не хочу ли я заработать за один час десять тысяч. Причем в рабочее время! Я ей не поверил, не привык я, чтобы деньги сами шли ко мне в руки. Тогда она объяснила, кто она и что ей нужно. После работы я пошел в киоск и убедился, что такая газета существует. Сегодня рано утром она снова появилась у больницы и спросила, принимаю ли я ее предложение. Я сказал, что принимаю, и получил пять тысяч в задаток. Остальное я должен был получить после интервью. Деньги лежат у меня в бумажнике! – вызывающе сказал он и снова заметался. – Отпустите меня! Я ничего не сделал!

– Не спеши, Халверсон, свободы тебе пока не видать. Увяз ты крепко. Даже если она выживет… – Рудольф покачал головой. – Неужели ты думаешь, что она подтвердит рассказанную тобой историю? Пять тысяч в твоем бумажнике вообще ничего не доказывают. Ты и сам это понимаешь. Выход у тебя один – рассказать все, что ты знаешь о женщине, которая назвалась Гитте. Как ее фамилия?

– Абрахамсен. – Халверсона била дрожь. Только сейчас он осознал свое положение.

– А где она живет?

Халверсон сглотнул.

– Она не говорила. Это было ни к чему. Она сказала, что сама свяжется со мной.

Рудольф послал за Инголфом Бьерке.

Когда Яна Халверсона уводили, он плакал, как ребенок.

– Отпустите меня! Я ничего не сделал! – без конца повторял он.

– Значит, эта женщина брюнетка? Интересно. Ее описание во многом совпадает с известными нам приметами Венке Ларсен. Надо ее сейчас же сфотографировать, чтобы обратиться в Интерпол и в полицию тех стран, через которые она проезжала. Ёргенсены, хозяева «Смеющейся кошки», наверно, раньше всех вам скажут, останавливалась ли у них эта женщина под именем Венке Ларсен…

Албректсена перебил телефонный звонок. Директор Бек хотел с ним встретиться. Он звонил из автомата.

– Приходите немедленно, – сказал Албректсен и положил трубку. – Хотелось бы мне знать, каким образом ему удалось проскользнуть незамеченным мимо наших людей!

Объяснилось все очень просто. В доме директора Бека, под гостиной, расположенной в полуподвальном этаже, было устроено убежище. Попадали туда через люк в полу. Люк был прикрыт ковром, сверху стоял телевизор. Убежище было довольно большое и имело два выхода в сад, замаскированных цветочными клумбами. Бек воспользовался тем выходом, который был ближе к участку соседей; оттуда он прошел на станцию, где у него стоял велосипед.

Велосипед?

Рудольф внимательно оглядел Бека – старомодные брюки–гольф, теплая куртка. О таком средстве передвижения, как велосипед, Рудольф и не подумал. Проверка фирм, выдающих напрокат автомобили, не дала никаких результатов. Оказывается, велосипед…

– Весь день я ездил на велосипеде, исколесил все окрестности Осло, – рассказывал Бек, сидя в кабинете Албректсена. – Честно говоря, я не мог придумать, что мне делать. Я оказался в очень трудном положении. Должен признаться, что у меня есть двое внебрачных детей.

– Мы знаем, – сказал Рудольф. – У вас есть дочь от Берит Поулсен и сын от Маргит Поулсен–Тартани.

– Как вы об этом узнали? – Бек растерялся.

– У нас свои методы.

– Понимаете, после рождения Лиллиан мою жену, Огот, словно подменили. Вот я…

– Это касается только вас лично, – перебил его Рудольф. – Нас интересуют ваши поступки, а не причины, которые их вызвали.

– По тем временам я выплатил Маргит очень большую сумму. – Бек облизнул губы. – И письменно признал детей своими. От нее же я потребовал расписку в получении денег. Кроме того, я попросил у нее письменное обязательство никогда никому не говорить о моем отцовстве. В этом она мне отказала. Но дала обещание, разумеется письменно, хранить тайну, пока я жив. Она сказала, что не может лишать детей их права на наследство. Мне пришлось с этим согласиться. Иначе она бы тут же выложила все Огот… – Он вздохнул.