Текст книги "Переправа"

Автор книги: Элла Гриффитс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Разумеется, она узнает цитаты из Шекспира и Библии, но жалеет, что рядом нет Шоны для других справок. Она уверена – где-то в письмах есть цитаты из Томаса Стернза Элиота. Больше всего ее интересуют норвежские аллюзии: Один, Древо Всезнания, водяные духи. И особенно свидетельства определенных познаний в археологии. Разумеется, ни один дилетант не употребил бы слова «курсусы». Она лежит в постели, перечитывает письма, задается вопросами…

Этой ночью она поздно засыпает, и ей снятся утонувшие девочки, водяные духи и призрачные огоньки, ведущие к телам мертвых.

Глава шестая

– Ну и что вы думаете? Он помешанный?

Рут снова сидит в убогом кабинете Нельсона, пьет кофе. Только на сей раз принесла его сама, из «Старбакса».

– «Старбакс», вот как? – недоверчиво спрашивает Нельсон.

– Да. Этот магазин самый близкий. Обычно я туда не езжу, но…

– Почему не ездите?

– Да, знаете, – пожимает она плечами, – слишком уж он большой, слишком американский.

– Я целиком за Америку, – говорит Нельсон, все еще с сомнением глядя на пену своего капуччино. – Несколько лет назад мы были во флоридском Диснейуорлде. Непревзойденный парк.

Рут, для которой Диснейуорлд сущий ад, отмалчивается.

Нельсон ставит пластиковую чашку и снова спрашивает:

– Он помешанный?

– Не знаю, – медленно отвечает Рут. – Я не психолог. Нельсон хмыкает.

– У нас был один. Болтал всякую чушь. Гомосексуальное то, подавленное другое. Сущая ерунда.

Рут, заметившая в письмах гомосексуальный подтекст (разумеется, если автор мужчина), молчит. Достает письма из сумочки.

– Я классифицировала все упоминания. Подумала, что это лучший способ начать.

– Список, – одобрительно говорит Нельсон. – Я люблю списки.

– Я тоже.

Она достает лист бумаги с отпечатанным текстом и протягивает его Нельсону.

Религиозные:

Екклесиаст

Исаак

Рождество

Смерть Христа на кресте/Пасха

Святая Люси

День святой Люси (21 декабря)

День святого Иоанна (24 июня)

День Всех Святых (1 ноября)

Иеремия

Литературные:

Шекспир:

Король Лир: «Человек и без глаз может видеть то, что творится на свете».

Генрих Пятый: «Каждый, знатный и простой, глядит на облик Гарри в темноте».

Юлий Цезарь: «Могилы разверзлись и выпустили своих мертвецов».

Т. С. Элиот «Пепельная среда»: «Там, где цветут деревья и ручьи текут».

«Бесплодная земля»: «Мы, что были живыми, теперь умираем».

Норвежские легенды:

Один

Древо Всезнания (Мировое древо, Иггдрасиль)

Языческие:

Летнее солнцестояние

Зимнее солнцестояние

Лита (англосаксонское слово, означающее солнцестояние)

Плетеный человек

Бог солнца

Шаманство

Блуждающие огоньки

Омела

Греческие легенды:

Аргус

Археологические:

Курсусы

Нельсон, сведя брови, сосредоточенно читает.

– Хорошо, когда все расписано вот так, – наконец говорит он, – а то не понять, где цитата, а где нарочитая неясность. Например: «Мы, что были живыми, теперь умираем». Я думал, это о призраках. Не представлял себе, что это цитата.

Рут, проведшая часы за чтением «Собрания стихотворений» Элиота, чувствует себя удовлетворенной.

Нельсон снова обращается к списку.

– Много библейского материала, – произносит он, – мы это сразу заметили. Психолог думал, что автором писем может быть даже мирской проповедник или бывший священник.

– Или, допустим, у него религиозное воспитание, – говорит Рут. – Мои родители – утвердившиеся в вере христиане. Читают Библию вслух просто для удовольствия.

Нельсон хмыкает.

– Я воспитан в католической вере, – говорит он, – но мои родители Библией не увлекались. Молились то одному, то другому святому, твердили молитву «Радуйся, Мария». Иисус – десять несносных дней подряд молитвы по четкам! Часами!

– Вы все еще католик? – спрашивает Рут.

– Я окрестил дочерей в католическую веру, прежде всего чтобы угодить матери, но Мишель не католичка, и в церковь мы не ходим. Не знаю, католик я или нет. Может быть, отошедший от Церкви.

– Католики никогда не оставят вас в покое, так ведь? Даже если вы не верите в Бога, вы все равно «отошедший от Церкви». Словно можете вернуться к вере.

– Может быть, вернусь. На смертном одре.

– Я нет, – горячо заверяет Рут. – Я атеистка. После смерти нет ничего.

– Жаль, – улыбается Нельсон, – не сможете подтвердить, что я вам так и говорил.

Рут с легким удивлением смеется. Вероятно, Нельсон сожалеет о своем легкомыслии, потому что, нахмурившись, снова возвращается к списку.

– Этот человек – во что верит он?

– Ну, – отвечает Рут, – в письмах бросается в глаза тема смерти и возрождения, времен года, природных циклов. Однако я сказала бы, что взгляды у него языческие. Например, упоминание омелы. Друиды считали омелу священной. Оттуда пошла традиция целоваться под омелой. – Делает паузу. – Взять нашу девочку из железного века. У нее в желудке были следы омелы.

– В желудке?

– Да. Возможно, ее заставили есть омелу, перед тем как убить. Я уже говорила, что в железном веке ритуальные жертвоприношения были обычным делом. Находят останки заколотых, убитых, забитых дубинками. В Ирландии нашли тело с разрезанными сосками.

Нельсон морщится.

– Значит, этот человек знает о подобных делах в железном веке?

– Возможно. Взять это упоминание о плетеном человеке. Кое-кто полагает, что люди железного века каждую осень совершали человеческие жертвоприношения, чтобы на будущий год весна наступила снова. Сажали жертву в плетеную клетку и сжигали.

– Я видел этот фильм, – говорит Нельсон. – С Кристофером Ли. Картина замечательная.

– Да. Конечно, туда добавили сенсационности, но тема жертвоприношения проходит через все религии. Верховного бога скандинавской мифологии Одина пригвоздили к Мировому древу, чтобы он обрел все знание мира. Христа распяли на кресте. Авраам был готов принести в жертву своего сына Исаака.

– Что означает: «Как Исаак, как Иисус, она несет дерево для собственного распятия»?

– Исаак вез дрова, на которых должен был быть сожжен. Ясно, что отсюда Христос, несущий свой крест.

– Господи.

Наступает молчание. Рут полагает, что Нельсон думает о Люси Дауни, возможно, обреченной нести орудия собственной смерти. Вспоминает останки из железного века. Неужели девочку привязали к кольям и бросили умирать?

– Собственно, – говорит Рут, – в одном из писем есть очень любопытная библейская цитата. Из Иеремии. «Проклят человек, который надеется на человека».

– Я даже не понял, что это из Библии.

– Да, Иеремия один из пророков. Я нашла это место, и вот как там дальше: «Проклят человек, который надеется на человека и плоть делает своею опорою, и которого сердце удаляется от Господа. Он будет как вереск в пустыне и не увидит, когда придет доброе, и поселится в местах знойных в степи, на земле бесплодной, необитаемой».

Нельсон поднимает взгляд.

– На бесплодной?

– Да.

– Солончак, – произносит Нельсон, словно бы размышляя вслух. – Я всегда думал об этом месте…

– Собственно, кое-какие детали действительно могут указывать на Солончак, – соглашается Рут и читает в одном из писем: – «Посмотрите на небо, на звезды, на тропы. Посмотрите, что вырисовывается силуэтом на фоне небосклона. Найдете ее там, где земля соединяется с небом». Эрик – мой знакомый археолог – говорит, что доисторический человек мог строить сооружения на таких ландшафтах, как болота, чтобы они резко вырисовывались на фоне неба. Считает это одной из причин того, что хендж построили на Солончаке.

– Но есть и другие плоские места. Особенно в этом Богом забытом графстве.

– Это так, только… – Как объяснить, что автор писем явно разделяет взгляды Эрика о ритуальных ландшафтах, о болоте, как связи между жизнью и смертью? – Помните, что я говорила о болоте? – наконец произносит она. – Мы часто находим приношения по обету, иногда погребенные там останки. Может быть, автор писем тоже об этом знает.

– Думаете, он археолог?

Рут колеблется.

– Не обязательно, но тут есть слово «курсусы».

– Никогда такого не слышал.

– Вот-вот! Это узкоспециальный термин. Означает параллельные канавы с насыпями с внутренней стороны. Они часто встречаются на ранних ритуальных ландшафтах, но мы не знаем, для чего они предназначены. К примеру в курсусах Максли обнаружили шаманские жезлы.

– Шаманские что?

– Части украшенных оленьих рогов. Их, должно быть, использовал шаман, священник.

– Для чего?

– Мы не знаем – возможно, для ритуальной церемонии. Может, они представляли собой что-то вроде волшебной палочки.

– Этот человек, – указывает на письма Нельсон, – пишет о шамане.

– Да, у мыслителей-ньюэйджеров это очень популярная идея. Святой, действующий природным волшебством.

Нельсон опять смотрит в список.

– А тропы тут при чем? Это слово я слышал.

– Тропы в данном случае – древние дорожки, зачастую ведущие через воду или болото. – Рут делает паузу. – Собственно, я, кажется, нашла на Солончаке одну тропу, ведущую к хенджу. Это скрытая дорожка, обозначенная только ушедшими в землю столбиками. Захватывающее зрелище.

Нельсон явно готов поверить ей на слово.

– Значит, этот человек может быть язычником, может быть ньюэйджером, религиозным психом или археологом.

– Он может быть всеми сразу или просто знать кое-что обо всех. Мне он представляется человеком, обладающим крупицами знаний. К примеру, о блуждающих огоньках.

– А при чем здесь они?

– Блуждающие огоньки часто видят на болотах в ночь летнего солнцестояния. Они ведут путников к опасным местам и смерти. – Говоря это, Рут вспоминает странное фосфоресцирующее свечение над болотом в тот вечер, когда заблудилась. Погибла бы она, если б не Дэвид? – О блуждающих огоньках существует много легенд. В одних огоньки связываются с нечестивым кузнецом, продавшим душу дьяволу за пламя из адских печей. Он блуждает под землей, пытаясь найти выход на поверхность, и освещает свой путь этим пламенем. В других говорится, что это души убитых детей.

– Убитых детей, – мрачно повторяет Нельсон. – Вот к чему все сводится.

Приехав домой, Рут спешит на звонок телефона. Поднимает трубку и с радостью слышит голос своего любимого Викинга.

– Рути! Что нового на тропе?

Рут говорит ему, что никто не знает о ее открытии. Правда, когда она зашла к Дэвиду с благодарственной бутылкой виски, он дал ей карту Солончака с четко обозначенными его рукой столбами.

– Превосходно, – урчит от удовольствия Эрик. – Пока не приеду, ничего не показывай Техно.

Техно – прозвище Фила, увлекающегося всеми видами археологической технологии.

– Когда ты приедешь?

– Вот поэтому я и звоню. Превосходная новость. Мне удалось получить отпуск для научной работы на следующий семестр.

– Замечательно!

– Да, я знаю. Магда очень завидует. Знаешь, во всем виноваты долгие зимние ночи, они прямо-таки выматывают душу. В общем, надеюсь, примерно через неделю увидимся.

– Замечательно! – повторяет Рут. – Где остановишься?

Эрик смеется.

– Не беспокойся – не буду претендовать на твой диван. Не хочется делить его с кошками. Они наверняка меня сглазят. Я помню хороший пансион неподалеку от твоего дома. Закажу там комнату.

– Могу заказать для тебя, если хочешь, – предлагает Рут, удивляясь, почему не возражает против шуток Эрика о ее кошках.

– Не проблема, малышка. Для этого есть Интернет. Техно будет гордиться мной.

– Сомневаюсь. Эрик?

– Что?

– Возможно, тебе позвонит детектив-инспектор Гарри Нельсон…

Нельсон спросил ее, не слонялся ли десять лет назад возле раскопок кто-нибудь увлеченный археологией и мифологией. Рут смогла припомнить одно имя. Человека, именовавшего себя Катбад [8]8
  В ирландской мифологии провидец и друид, советник короля Ольстера Конхобара.


[Закрыть], лидера группы друидов, хотевших сохранить хендж. Чуть поколебавшись, она назвала его Нельсону, тот презрительно хмыкнул. Знала Рут его настоящее имя? Нет. А кого-нибудь, кто мог его знать? И Рут сказала об Эрике. Она много раз видела их, поглощенных разговором, пурпурный плащ Катбада развевался за его спиной, когда они стояли на болоте, глядя на море. Она помнит, что Катбад был довольно молодым. Сейчас ему плюс-минус сорок.

Рут объясняет ситуацию Эрику, рассказывает об исчезновении Скарлетт Хендерсон и, более давнем, Люси Дауни.

Эрик издает негромкий свист.

– Так. Ты помогаешь полиции в этом деле?

– Очень немного. Видишь ли, имеются кой-какие письма. Они стали приходить, когда исчезла Люси Дауни, и Нельсон думает… Ну, он объяснит, если будет разговаривать с тобой.

– Похоже, ты с ним в весьма дружеских отношениях.

В голосе Эрика звучит странная нотка. Рут вспоминает, что он недолюбливает полицию.

– Не в дружеских, – спешит оправдаться она. – Знаю его мало. – Эрик молчит, поэтому она продолжает: – Он странный, непонятный. Бесцеремонный северянин. Думает, археология – это ерунда, мифология – чушь и всех ньюэйджеров нужно расстрелять, но в нем есть и еще кое-что. Он умный, умнее, чем можно предположить при первом знакомстве. И по-моему, человек интересный.

– Предвкушаю разговор с ним, – вежливо говорит Эрик. – Насколько понимаю, я подозреваемый?

Рут смеется:

– Ну что ты! Просто… он спрашивал, не интересовался ли кто-то на раскопках хенджа друидами. И я вспомнила о Катбаде.

– Катбад. – Эрик вздыхает, Рут слышит это из-за Северного моря. – Катбад. Я несколько лет не вспоминал о нем. Интересно, что он делает сейчас?

– Как его настоящее имя?

– Вроде какое-то ирландское. Он кельт до мозга костей. Мэлоун. Майкл Мэлоун.

– Мог он быть причастен к исчезновению девочки?

– Катбад? Нет-нет. Он совершенно безобидный. Простая душа. Знаешь, мне кажется, у него действительно есть магические способности.

Они попрощались, и Рут хлопочет – ест сама, кормит кошек и думает, что Эрик способен ошарашить тебя чем-то подобным. Упомянуть о магии так же спокойно и авторитетно, словно речь идет об углеродном датировании или геофизике. Неужели Эрик действительно верит, что Катбад, он же Майкл Мэлоун, обладает магическими способностями?

Она не знает, но, перед тем как лечь в постель, ищет Мэлоуна в местном телефонном справочнике.

Глава седьмая

Рут не собиралась идти к Сэмми на новогоднюю вечеринку. Собственно, это ей и в голову не приходило. Сославшись на простуду, она отказалась от приглашения Фила и собиралась пораньше лечь в постель с новым Ребусом – удивительно своевременным рождественским подарком Саймона. Шона сердилась на нее. «Приезжай, пожалуйста, Рут, – стенала она по телефону. – Я должна ехать, потому что едет Лайем, но он будет с женой. Без тебя я просто напьюсь и завалюсь спать…» Но Рут была непреклонна. Думала, что Шона все равно напьется, а мысль о бесконечных разговорах об ароматерапии с женой Фила и попытках увести все больше пьянеющую Шону от Лайема отвращала от подобной встречи Нового года. На память приходят письма, Люси Дауни. «Но я каждый Новый год думаю о вас». Интересно, как проводит этот вечер Нельсон?

Лежа в постели с романом об инспекторе Ребусе (почему книги в твердом переплете такие тяжелые?) и слушая доносящуюся из соседнего дома музыку, Рут чувствует странное беспокойство. Готовит себе горячее питье, но внизу свет из дома Сэмми кажется более ярким, искушающим. «Словно блуждающие огоньки», – неожиданно думает она. Видит исчезающий за дверцей хвост Флинта. Даже кот уходит в канун Нового года из дому. Почему ее так привлекало одиночество? Почему первая реакция на все приглашения – поиск причины для отказа? Мать считает, что она становится унылой незамужней женщиной, и, видимо, небезосновательно.

Рут снова поднимается наверх, но слова в книге пляшут перед глазами, не давая затеряться на чудесных готических улицах Эдинбурга. Почти не сознавая, что делает, она встает, надевает черные брюки и черную майку. Потом, опомнившись, меняет ее на красную шелковую блузку, подаренную несколько лет назад Шоной. Берет из своих скромных запасов бутылку красного вина и словно сомнамбула ловит себя на том, что стучит в парадную дверь соседей.

– Рут! – радуется Сэмми. – Как замечательно. Я думала, вы не придете.

– Ну, я слегка простудилась, решила остаться дома, потом услышала у вас музыку и…

– Я очень рада вас видеть. Мы рады. Эд! Смотри, кто пришел!

Эд, невысокий, с блестящими глазами, как будто вечно ходящий на цыпочках, подбегает пожать руку Рут.

– Так, так, так, наша загадочная соседка. Хорошо, что вы пришли. Давно хотел поговорить с вами. Я сам немного интересуюсь археологией. Никогда не пропускаю передачу «Команда времени».

Рут вежливо что-то бормочет. Как большинство профессиональных археологов, она считает «Команду времени» в лучшем случае упрощенческой, а в худшем – раздражающей.

– Проходите.

Эд ведет ее в дом. Хотя туфли у Рут без каблуков, он достает ей только до подбородка. Дом у приезжающих на отдых больше, чем у Рут, они сделали двухэтажную пристройку – она вспоминает досадный шум, когда ее возводили три года назад. Однако для вечеринки он весьма уютный. Гостиная кажется переполненной, хотя там всего человек пять или шесть.

– Это наши лондонские друзья, Дерек и Сью, – поясняет Эд, подскакивая возле Рут. Рядом с ним она чувствует себя громадной. – А это Николь и ее муж Роджер, они живут в Норвиче, а это – ну, вы должны знать друг друга – наш общий сосед Дэвид.

Рут поворачивается и с удивлением видит Дэвида, смотрителя птичьего заповедника, – он неловко сидит на диване, держа перед собой кружку пива будто щит.

– Привет, – улыбается Дэвид. – Я надеялся, что вы придете.

– О, – весело говорит Эд. – Что происходит? Роман, расцветающий на болотах?

Рут чувствует, что краснеет. По счастью, в комнате темно.

– Мы с Дэвидом по-настоящему познакомились всего пару недель назад, – поясняет она.

– Разве мы не ужасные соседи? – Эд театрально бьет себя по лбу. – Столько лет, а мы только начинаем знакомиться. Рут, что будете пить? Красное? Белое? Пиво? Кажется, даже остался глинтвейн.

– Белое будет в самый раз, спасибо.

Эд, выделывая ногами кренделя, отходит, оставляя Рут рядом с Дэвидом на диване; она все еще держит в руке принесенную бутылку красного.

– О Господи, – говорит Рут, – я собиралась отдать вино Эду. А теперь такое впечатление, будто намерена прикончить его самолично.

– Со мной было хуже, – сообщает Дэвид. – Я принес терновый джин в бутылке из-под «Лукозейда» [9]9
  Витаминизированный напиток.


[Закрыть]. Кажется, они сочли, что это бомба.

Рут смеется:

– Мне нравится терновый джин. Вы сами его делаете?

– Да, – отвечает Дэвид. – Осенью терн особенно хорош. И черная смородина. Однажды я сделал смородиновое вино.

– Удалось?

– Наверно, только я почти не пью. И угостить было некого.

Внезапно Рут остро понимает его. У нее тоже бывают выходные, когда ей не с кем разговаривать, кроме кошек. Это ее выбор, и она, в общем, ничего не имеет против, просто почему-то странно встретить другого одинокого человека. Так два мореплавателя могут неожиданно столкнуться на мысе Доброй Надежды. Они понимают друг друга, но из-за особенностей своей жизни, вероятно, никогда не подружатся.

Эд возвращается с громадным бокалом белого вина. Рут отдает ему красное, и он поднимает из-за этого чрезмерную суматоху.

– Ну что, Рут? – Эд стоит возле нее и, похоже, наслаждается редкой возможностью смотреть на кого-то сверху вниз. – Нашли какое-нибудь зарытое сокровище?

Но Рут не хочется говорить Эду об останках в грязи, о торках, даже о хендже. Она и сама не знает, почему просто думает, что эти тайны должны еще какое-то время принадлежать только Солончаку. Дэвид не в счет – он чуть ли не часть болота.

– Я преподаю в университете, – наконец сообщает она. – Мы почти не занимаемся раскопками. Во всяком случае, студенты каждую весну находят одно и то же.

– Почему?

– Просто мы знаем, что здесь есть, – объясняет Рут. – А откопать что-то им нужно. Американцы, если ничего не найдут, потребуют свои деньги обратно.

– Американцы, – неожиданно произносит Дэвид, – отвратительные люди. В прошлом году здесь было несколько человек, пытались поймать песчанку. Очевидно, думали, что она ранена.

– Что такое песчанка? – спрашивает Эд.

На лице Дэвида появляется удивление.

– Это птица. Самая обыкновенная. Они бегают по морскому берегу у кромки воды в поисках корма. Эти американцы сочли ее раненой, потому что она не летала.

– Здесь, должно быть, есть интересные птицы, – замечает Эд безо всякого интереса. И снова начинает подскакивать, высматривая, с кем бы еще поболтать.

Но Дэвид преобразился.

– Замечательные, – говорит он, и глаза его блестят. – Болота для птиц просто рай. Столько пищи. Во время перелетов тут останавливаются целые стаи, чтобы подкрепиться.

– Эти болота для них как заправочная станция на шоссе, – соглашается Рут.

Дэвид смеется:

– Совершенно верно! Зимой Солончак усеян птицами, все ищут что-то съедобное на болоте. Иногда здесь бывает, к примеру, до двух тысяч короткоклювых гуменников, летящих из Исландии и Гренландии, и много местных водоплавающих: гоголей, полукрякв, крохалей, широконосок, шилохвостей. Я видел даже жулана.

Рут слегка ошеломлена всеми этими названиями, но ей нравится, как они звучат, и нравится разговаривать с профессионалом, человеком, тоже увлеченным своей работой. Эд тем временем тихо отходит.

– Я видела бекасов, – сообщает она. – И кажется, слышала выпь. У них такой зловещий голос.

– Да, у нас есть на болоте гнездящаяся пара, – кивает Дэвид. – Вы, наверно, слышали самца. Они кричат по утрам. Крик у них громкий, разносится на мили.

Они ненадолго умолкают, и Рут удивляется, как ей уютно в молчании. Ей не хочется заполнять его рассказами о кошках. Вместо этого она отпивает глоток вина и говорит:

– А эти деревянные столбики на болоте…

Удивленный Дэвид хочет что-то сказать, но тут торопливо входит Сэмми и приглашает их к столу.

– Вы должны общаться. Мы не допустим, чтобы вы просидели весь вечер молча.

Оба покорно поднимаются и следуют за ней на кухню.

Нельсон тоже на вечеринке. Более шикарной и гораздо более шумной. Она проходит в комнатах над винным баром, игристое вино льется рекой. Из динамиков несется музыка, быстро расходятся ломтики поджаренного хлеба. Нельсон, приехавший прямо со службы, съел штук двадцать, и его слегка подташнивает. Очень хочется курить.

– Нравится?

Его жена Мишель выглядит элегантно в отливающем золотом платье.

– Нет. Когда можно будет поехать домой?

Она смеется, делая вид, что это шутка.

– Это новогодняя вечеринка, здесь принято сидеть до полуночи.

– У меня есть идея получше. Давай возьмем какое-нибудь готовое блюдо и поедем домой.

– Мне здесь нравится.

Она широко улыбается в доказательство и отбрасывает за плечо белокурые волосы. Нельсон вынужден признать, что она выглядит потрясающе.

– А кроме того, – хмурится она, – как на это посмотрят Тони и Хуан?

Тони и Хуан ее боссы, совладельцы салона-парикмахерской, которой Мишель управляет. Они геи, и Нельсона это мало волнует, поскольку ему не нужно ходить на их сборища. Он находит свои взгляды на сей счет вполне просвещенными и обижается, когда Мишель обвиняет его в пристрастности.

– Они не заметят. Здесь полно людей.

– Заметят, да и вообще я не хочу уходить. Будет тебе, Гарри. – Она касается его руки, проводит наманикюренным ногтем вверх по рукаву. – Успокойся. Не ершись.

Он смягчается.

– Я не ершусь. Я здесь единственный не привлекаю к себе внимания.

– Мне нравятся твои волосы, – говорит Мишель. – Совсем как у Джорджа Клуни.

– Имеешь в виду – седые?

– Красивые. Пошли, выпей еще.

– А пива здесь нет? – жалобно спрашивает Нельсон. Но позволяет увести себя.

Рут и Дэвид, стоя у окна оранжереи, наблюдают, как Дерек и Эд пытаются устроить фейерверк. Оранжерея, еще одна пристройка к дому, обращена окнами к Кингс-Линн, и в небе уже видны россыпи огней, которыми люди приветствуют Новый год. Однако у Эда ничего не получается. Моросит дождь, и его зажигалка не действует. Сэмми выкрикивает из окна советы, все волнуются. До полуночи остается десять минут.

– Любопытная традиция, – замечает Дэвид, – зажигать фейерверки в новогоднюю ночь.

– Наверно, они должны символизировать освещение пути Новому году, – говорит Рут.

– Или сожжение старого? – высказывает предположение Сью, жена Дерека.

– Что скажете о высоком брюнете, шагающем через порог в полночь? – интересуется Сэмми. – Нужно это устроить.

– А у нас есть высокие брюнеты? – смеется Сью.

– Ну, у Эда темные волосы… – предательски хихикает Сэмми и поворачивается к Дэвиду, которому явно хочется провалиться сквозь блестящий сосновый пол. – А вы?

– Боюсь, волос у меня маловато, – говорит тот.

– Ерунда. Вы подойдете.

– А он не должен держать кусок угля? – спрашивает молчавшая до сих пор Николь. Рядом с этой маленькой француженкой Рут чувствует себя слонихой.

– Отопление у нас нефтяное, – продолжает Сэмми. – Но он может держать горшочек с мармайтом [10]10
  Питательная паста одноименной компании.


[Закрыть].

– Мармайт! – Николь демонстративно содрогается. – Какой ужасный английский вкус.

– Он черный, все остальное не важно, – говорит Сэмми.

Рут внезапно вспоминаются блуждающие огоньки и осужденный кузнец, бродящий по подземному миру с куском угля от адской печи. Снаружи фейерверк наконец взлетает в воздух. Небо заполняется зелеными и желтыми звездами. Все аплодируют. В глубине комнаты, на экране телевизора, восторженная толпа третьеразрядных знаменитостей ведет рядом с башней Биг-Бена обратный отсчет.

– Десять, девять, восемь…

В саду фигура прыгающего Эда на фоне красного зарева фейерверков внезапно кажется демонической.

– Семь, шесть, пять…

Сэмми сует горшочек с мармайтом в руку Дэвиду. Тот беспомощно на него смотрит. Когда он поворачивается к Рут, его тоже освещают вспышки фейерверка. Красные, золотистые, зеленые.

– Четыре, три, два, один…

– С Новым годом, – говорит Дэвид.

– С Новым годом, – улыбается Рут.

И под печальный звон Биг-Бена старый год уходит в прошлое.

Нельсон вышел, чтобы выкурить сигарету и отправить дочерям эсэмэски. Тони и Хуан, равнодушные к Биг-Бену и третьеразрядным знаменитостям, устроили свой обратный отсчет с помощью «Ролекса». К несчастью, «Ролекс» Хуана отстает на пять минут, так что они уже пропустили наступление Нового года. Лора, восемнадцатилетняя дочь Нельсона, – со своим кавалером. Шестнадцатилетняя Ребекка – на вечеринке. Он мрачно думает о парнях, использующих, как и сам он когда-то, куранты Нового года, чтобы поцеловаться. А то и похуже. Эсэмэска от старого папочки может отбить у них это настроение.

«С Новым годом, голубка», – старательно набирает он дважды. Потом, глянув на меню, видит после «Ребекка» еще одно имя. «Рут Гэллоуэй».

Интересно, что сейчас делает Рут. Он представляет ее себе на вечеринке с другими преподавателями – все показывают, какие они умные, интеллектуальные, острят за бренди или что-то в этом духе. Есть ли у нее любовник? Она, видимо, назвала бы его «партнер». Рут ни разу ни о ком не упоминала, но она явно из тех, кто никого не пускает в личную жизнь. Как и он. Может, у нее подружка? Но у него другое представление о лесбиянке (оно меняется от выбритой головы и рабочей одежды до размалеванного персонажа из порнофильма). Она не одевается для мужчин, но, совершенно очевидно, не одевается и для женщин. Она выглядит, подыскивает Нельсон слово, независимой, не особенно нуждающейся в других людях. Может быть, проводит вечера в одиночестве.

Нельсон в сотый раз задается вопросом, распутает ли это дело. Недавно он слышал, как две женщины разговаривали о Скарлетт Хендерсон. «Ее до сих пор не нашли… для родителей ужасно… конечно, полиция ничего не делает». Нельсон едва сдержал бешеный порыв броситься к ним, схватить обеих за хирургически удлиненные шеи и прокричать: «Я работаю по этому делу двадцать четыре часа в сутки. Я отменил все отпуска членам моей команды. Я проверяю каждую нить. Я смотрел на лицо этой девочки, пока оно не отпечаталось на моей сетчатке. Ночами я вижу ее во сне. Жена говорит, что я одержимый. Просыпаясь по утрам, я первым делом думаю о ней. Я перестал молиться еще в школе, но сейчас молюсь: «Прошу, Господи, помоги мне ее найти, прошу, Господи, пусть она будет живой». Так что не говорите, что я ничего не делаю, драные суки». Но вместо этого просто отошел с грозным видом, и Мишель обвинила его, что он портит всем вечер. «Гарри, это ведь эгоистично, неужели не понимаешь?»

Нельсон вздыхает. Изнутри доносится хлопанье пробок от шампанского, сопровождаемое пением пожилой певицы «За дружбу прежних дней». Он смотрит на свой мобильный со светящимися зелеными цифрами и, поддавшись порыву, быстро набирает текст: «С Новым годом. Г.Н.», – и нажимает «отправить». Потом медленно возвращается на вечеринку.

Она наблюдает, как квадрат света наверху становится зеленым, потом золотистым, затем красным. Раздаются удары и внезапные свистящие звуки. Сперва она пугается, потом думает, что слышала их раньше. Когда? Сколько раз? Она не знает. Кажется, однажды в разговоре с ней он сказал, чтобы она не беспокоилась. Только это было… Что? Она не помнит этого слова.

Обычно она слышит только птиц. Первые запевают, когда еще темно: протяжные, вьющиеся трели представляются ей длинными, узкими, все обвивающими лентами. Лентами на вечеринках, красными, золотистыми, зелеными, как огни в небе. Есть еще негромкие звуки, низкие, словно кашляет человек. Неизвестно, что он делает в темноте и где он. Больше всего ей нравятся звуки, кружащиеся высоко в небе. Она воображает, как летит к ним, ввысь, в голубизну. Но окно днем закрыто, поэтому она никогда не видит птиц.

Она поднимает взгляд к люку. Думает, спустится ли он сегодня. Думает, что ненавидит его больше всех на свете, только на свете никого больше нет. А иногда он добрый. Дал ей еще одно одеяло, когда было холодно. Дает еду, однако сердится, когда она не ест. «Мы должны укреплять твои силы», – говорит он. Она не знает зачем. Эти слова напоминают ей старую историю, оставшуюся в другом времени, которое, наверно, было сном. Что-то о ведьме и доме из лакомств. Она помнит лакомства – маленькие шоколадные шарики, которые тают на языке, становясь густыми и такими сладкими, что едва выносишь.

Она думает, что однажды он принес ей шоколад. Ее вырвало, и пол пахнул шоколадом, она лежала, болела голова, и он дал ей попить воды. Стакан стучал о зубы. Теперь зубов у нее больше. Старые он забрал; она не знает зачем. Новым зубам тесно во рту. Однажды она попыталась увидеть свое отражение на металлическом подносе, но на нее уставилось это жуткое существо. Призрачное лицо, совершенно белое, со спутанными черными волосами и страшными, широко раскрытыми глазами. Она больше не хочет смотреть.