Текст книги "Сказ о пеньковском оборотне (СИ)"
Автор книги: Елизавета Никонова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Сказ о пеньковском волке
ПРОЛОГ
– Остался один! Один, и наша страна, наша великая держава, освободится от их гнета! Настал конец их расе, и мы поможем ему приблизиться! Так?
– Так! – взвыла тысяча глоток, а главный священник продолжил:
– Все вы знаете, что вампирский род терроризировал наш мир с незапамятных времен. Долгие-долгие века мы терпели, нас унижали, нас выселяли, бесстыже рвали зубами… Долгое время мы боялись, прятались, как крысы, но теперь мы – сила! Они спят днем и в этом их слабость – наша удача. Эти твари неумолимы, им доставляет радость видеть наши стенания и слезы, так заставим же их стенать!
– Заставим!
– Убьем!
– Хватит с нас страданий!
– Дави гадов!
– Не гадов, – поправил священник. – Гада. Этот – не такой, как прежние, он Древнейший! Возраст этого упыря превосходит две тысячи наших лет, наших кровавых мук. Он – само зло. Демон во плоти. И он в спячке.
– Спячке? – Переспросил староста.
– Да. Благо Господа, да. Подобно болотной твари храпит он в старом храме вот уже несколько веков. Храпит и видит во сне нашу кровь. Кровь наших детей. Убьем ли мы его!?
– Убьем!
«Вот и молодцы! – злорадно подумал священник. – Посылай на смерть дуралеев, а сам живи да не тужи. Глупые деревенские чурбаны! Они и не подозревают, что деревеньку их сожжем, женщин сдадим во владение великой церкви, а детей, этих нечистокровок – утопим в болоте. Это проклятая земля, но я ее очищу. Очистит великий огонь. Они людишки, живущие в грехе, их души уже горят в Аду. И скоро они это поймут – Огонь очистит!»
Отец Фана Тик усмехнулся и махнул рукой – мол, начинайте, и наклонился к уху верного помощника:
– Как только зайдут, запри двери храма. Демон проснется и поубивает их всех, а мы тем временем займемся деревней. Ах да, чуть не забыл: кликни старосту.
– Чего, святой отец? – Староста напоминал жирного индюка – пухлый, с отвисшим носом и тройным подбородком. Тик поморщился, но, вспомнив о своих немалых габаритах, помрачнел. Староста расценил это по иному: – Божье предзнаменование какое? Не завалим гада, да?
– Завалите, завалите, – успокоил мужика священник. – Ты только добудись его сначала.
– Кого!? – опешил староста.
– Упыря. – довольно пояснил Фана.
– Зачем!? – выдохнул пораженный староста. – Он же нас, Батюшка, поубивает всех.
– Не поубивает. Святое распятие вас защитит. – Священник протянул мужику дешевый крестик. – А это – чеснок – его остановит. Святая вода поработит, а молитва зачарует.
– Помилуй, батюшка, зачем же будить-то демона надобно?
«А затем, дубина, чтоб сожрал тебя, окаянного».
Но вслух священник пояснил по-другому:
– Если во сне убить его – не убьется. Только взирая на кол Божественный, сгорит Демон в его пламени. А чтобы проснулся поскорее, жертву Крови припасите.
– Каку таку «жертву»?
«Вот остолоп!»
– Какую, какую… ребеночка. Кроху. Детячья кровь их всегда будит.
– Но как же это, Батюшка?! – Вылупился староста. – Не могем же мы дите каке на таку беду толкать! Жалко!
– Или одно дите, или потом тысяча. Хочешь, чтобы он потом всех твоих детей пожрал? А?
Фана понял, что спор выигран. Староста задумался, содрогнулся и, махнув жирной лапой, потопал прочь.
Но вдруг остановился и проорал:
– Не обижайся, Батюшка, но я вот чо удумал: не мог бы ты с нами пойти, словом своим божеским пособить? С тобой спокойней будет.
Со всех сторон послышались одобрительные возгласы жителей деревни. «Вот черти!»
Священник мучительно напрягал извилины: пойти – себя угробить, не пойти – перестанет народ Церкви доверять, взбунтуется. И так и так – страх. Помощник делал огромные глаза, да он и сам понимал, что дело не «ах», но что ж поделать-то?
Перекрестившись (не в ту сторону) священник решил (скрепя сердце):
– Идем!
Вокруг пели, плясали и радовались, как могли. Священник же понимал, что совершил глупость, но сделать уже ничего не мог. Он подозвал своих Братьев и вздохнул:
– Черти подземные меня за язык дернули! Пойдете со мной. Будем стоять ближе к выходу – авось пронесет и сожрет их, а про нас забудет. Но деревенька все равно наша с потрохами. Всем ясно?!
– Да… – Уныло откликнулись священники.
– Тогда в путь!
* * *
Девочка боязливо жалась к матери, поглядывая на индюкоподобного толстяка и, хоть и не понимала разговора, чувствовала, как страх противным червячком скручивает внутренности. Толстяк достал какую-то толстую тряпку, в которой явственно позвякивало. Мать что-то промычала под нос, а толстяк захохотал. Золотые монетки посыпались в пухлую ручку женщины, продавшей свою шестую дочь. Семья и так еле сводила концы с концами после смерти мужа, а эта шестилетка сжирала за троих, а пользы от нее, как от быка молока. Теперь хоть можно купить старшенькому, Яну, хороший костюм, а его братцу, Маку, шапочку с пером, которую он давно просил. Девчонка не красавица, вряд ли кто такую возьмет в жены – маленькая, худая, на лице одни глаза – вампирские, черные. Страх. Мужики любят-то каких: пухленьких, розовеньких, с золотой косой, а не бледных черноволосых мымр-дохлячек. Вот уж уродилась-то!
Только что на кровь упырю и сгодится.
Староста схватил девчонку за тоненькую лапку и крякнул под нос:
– Вот удача! Такую чуму сплавлю, да и от вампира избавлюсь! Вот что значит ВЫ-ГО-ДА! Только бы не ревела.
Но девчонка, переступая вслед за дядей-старостой своими коротенькими босыми ножками, не издавала ни звука, а личико ее, отрешенное и грустное не по-детски, было пусто. «Что ж, – подумал староста. – Тем лучше».
– Сгодится? – спросил он храброго батюшку, господня посланца.
Священник мельком глянул на девчонку и хмыкнул. «Значит сгодится! – решил староста и кинул взгляд на слишком уж довольную мать. – Как будто и не свою кровиночку на съедение монстру отдала! Не понимаю я этих женщин…»
У старосты не было детей – их, после второго развода, забрала жена. Хотя горе не сильно омрачало его жизнь, мысль о похожей участи бросала его в дрожь. Он лучше бы убил их сам. Непременно!
«Скоро все это кончится… – думал между тем священник. – Я уеду домой – богатый, живой…Нет, главное – богатый! Да, точно! А дома милая Марта… Такая сладкая, такая любящая… Как же я хочу домой! Но скоро это закончится… Упырь убьет крестьян, они убьют упыря… Все честно. Ведь так?..»
И все же как не настраивал себя священник на приятное и спокойное домашнее тепло, он не смог сдержать вскрика, когда кто-то положил ему руку на плечо и сурово произнес:
– Пора.
* * *
Вид храма – полуразрушенного и заросшего бурьяном – заставил внутренне содрогнуться не одну храбрую и бесстрашную душу, пришедшую сегодня ровно в полдень убивать упыря.
Шеренгу крестьян, «вооруженных» кольями, святым писаниями и крест-накрест увешанных чесноком, возглавлял дрожащий староста, крепко держащий за ручку девчонку, восхищенно озирающуюся по сторонам. Рядом с ним шагал не менее трясущийся отец Фана Тик, сопровождаемый священниками, облепившими его, как осы королеву-матку. Все шли на битву и все понимали это.
Кое-как расчистив подступ к тяжелым кованым воротам, все притихли, ожидая вдохновительной речи. Фана прокашлялся и прокричал… шепотом (зачем же будить раньше времени!?):
– Мы все пришли сюда, дабы покончить с премерзкой тварью, грехом и ужасом этих земель. Смерть демону!
– Смерть! – так же шепотом откликнулась толпа.
– Идем же, братья!
«Господи, хоть бы это поскорей закончилось!»
– Идем!
Несколько силачей, напрягая мышцы, смогли чуть раздвинуть створки и, заглянув во мрак, пробасили:
– Святые отцы, вход свободен!
Святые Отцы неловко переглянулись, но, как говориться – отступать уже было поздно, потому Фана перекрестился, сплюнул на дорожку и вошел во мрак…
* * *
Впрочем, так называемого «мрака» в просторном зале с витыми колоннами и прекрасной отделочной лепниной по потолку не было: помещение чудесно осветилось вмиг вспыхнувшими факелами. Фана едва сдержал крик. В зал следом за ним втиснулись староста и пара самых храбрых священников. «Все нормально!» – прошептал первый храбрец вторым.
Постепенно зал заполнялся людьми старосты, торопившего свой великий сброд словами:
– Скоро день закончится – как тогда плясать будете?!
Люди жались друг к другу, словно на них уже налетела половина вампиров Ригии. В зале стояла тишина…
ХЛОП! – это захлопнулась за последним вошедшим дверь. Люди в ужасе забегали, проклиная Священников и их родных до десятого колена. Всех охватила паника.
– Мы никогда отсюда не выберемся! – Вопил очумевший староста. – Никогда!
– Что делать, Святой Отец!? – на коленях взмолили люди белого, как полотно, священника.
Он сам находился в состоянии не лучше – молчаливого шока, но страх перед тем, что люди из-за него возненавидят Церковь, был сильнее:
– Если мы убьем Упыря, эта проклятая магия исчезнет.
Эти слова произвели на всех впечатление своей твердостью и решимостью – люди воспрянули духом и, успокоившись, двинулись вперед.
Идти пришлось недолго. Ровно по центру зала лежала странная каменная коробка, длиной три метра и метр в ширину. Из коробки не доносилось ни звука, но староста звенящим от ужаса голосом прошипел:
– Открыть!
Несколько добровольцев, пыхтя и потея, сдвинули крышку мраморного гроба (все уже узнали в этом ящике гроб) и, с удивительной для их размеров проворностью, отскочили прочь.
– Смотрите, что внутри! – приказал Фана, но все отступили на один шаг – боялись.
Староста просеменил к священнику, и толстяки, сцепив пальцы и затаив дыхание, заглянули внутрь и… замерли.
Постепенно людям стало интересно, что же, что за монстр, что за урод, сковавший видом своим двух великих мужей, прячется там. Они обступали гроб и замирали, затаив дыхание и окаменев. И только малышка, раздвинув взрослых и просунув свой маленький носик, прошептала, восхищенно покраснев:
– Какой класивый…
С ней никто не спорил. Все смотрели в гроб, где, раскинувшись на шелковых подушках и покрывалах, спал человек. Скорее Ангел – его кожа чуть заметно светилась мягким голубым светом. Он был прекрасен и совершенен настолько, что у крестьян, загрубевших и глухих к чужому счастью, сводило дыхание: прямой точеный носик, пышная смоляная грива, рассыпанная по бледной спине (мужчина спал на животе, ткнувшись носом в подушку и нагой по пояс) и искрящаяся в свете факелов; сам высокий, поражающий своей изящностью – тонкая талия, длинные сильные ноги, мускулистая спина…
– Переверните… – только и смог вымолвить староста.
Несколько мужиков, задержав дыхание, переложили мужчину на спину, боясь потревожить. Так он оказался еще краше – высокие скулы и лоб, длинные ресницы и не менее длинные тени от них на щеках, чайки-брови, полные губы. Если и можно бы было назвать его красоту женской, короткая эспаньолка и развитая мускулатура не позволяли этого сделать. На фоне кроваво-красных простыней он казался очень бледным, хрупким и каким-то израненным. Люди восхищенно молчали…
Странно, но чем дольше любовались деревенские мужики на спящего Ангела (как каждый прозвал мужчину про себя) тем больше они его ненавидели: смазливый красавчик! Жалкий сосунок! Им было стыдно за свою внешность, в большинстве нелицеприятную. Стыдно перед этим спящим совершенством, стыдно за свое уродство. Каждый сжимал кол и надеялся забить его первым. Лишь маленькая девочка не думала о себе – она дотронулась до щеки Ангела и, отметив ее холод, пролепетала:
– Он замелз.
– Мы пришли его убить, а не греть! – Жестко оборвал ее староста.
– Да! – прошипели все.
– Разбудим тварь и отправим ее в Ад на веки вечные!
– А может, не надо?… – неуверенно промычал Фана.
– Чего?! – пораженно обернулись все.
– Ну… будить.
– Чтобы он потом пережрал всех наших дочерей? – свирепо вопросил староста. – Ну уж нет! Будить!
Напрасно кричал священник и обзывал их дубинами. Его безмозглое творение вопило, отбрыкивалось и более не слушало глас разума (если такой был). Люди, вытянув кресты дрожащими руками (страшно все-таки) и приготовив чеснок, закричали в сто глоток:
– А ну вставай, рожа вампирская, просыпайся, неча бока отлеживать!
«Рожа вампирская» даже не пошевелился, продолжая чуть слышно похрапывать.
– Ты смотри! – подивился староста. Фана тихонечко и облегченно выдохнул.
– Не просыпается! – удивился молодой священник Гика. – Может, ему молитву спеть?
«Ух и накажу же я тебя потом, не посмотрю, что молоко еще с губ вытираешь!» – Злобно подумал Тик, пожирая взглядом юнца.
Крестьяне довольно заулюлюкали – мол, давай, авось получится. Паренек вышел вперед и, попросив отойти подальше («Дешевое благородство!»), заунывно затянул:
– Господи, помоги от греха очистить сию душу грешную… – Видя, что это не производит не малейшего эффекта, паренек наклонился к ушку монстра (чудному такому ушку, остроконечному) и взвыл с новой силой: – ГОО-ОО-СПО-ООО-ДИ-ИИИ…
Некоторые крестьяне позатыкали уши руками – уж больно противный голосок прорезался у Гики! Такой кого хочешь – мертвого из могилы поднимет! Видимо Гикины «песнопения» не понравились и «вампирской роже», потому что мужчина поморщился, ресницы его дрогнули, и, промурлыкав что-то под нос, он вяло отмахнулся, немного задев при этом Гику. «Немного» – так казалось со стороны, но вот Гика почувствовал, как его ноги отрываются от пола, и он парит… парит…
– Хорошо полетел, да? – чтоб хоть как-то разрядить помертвевшую от страха обстановку («хорошо» – не то слово. Гику отбросило на добрых три метра, придобренько стукнуло и, по-видимому, лишило сознания) спросил староста.
«Ни на шаг к нему не подойду!» – твердо решил для себя Фана.
К сожалению, так решил не он один – крестьяне потихоньку начинали подумывать о «прекрасном сне и о невозможности пробуждения монстра вообще». Кое-кто уныло усаживался, привалившись к колонне, кто-то от нечего делать начинал тихонечко подвывать под нос… Боевой дух сломался навсегда и бесповоротно.
Священники выложили карты и «отделывали» простоватых крестьян в «драконий покер» и «дурака», вытрясая последние сбережения.
«Ну нет! – Злобно косясь на них взглядом, думал староста. – Этак что ж выходит?! Пришли по упыря, а оказалось – по себя?! Ну нет, братцы, так дела не делаются!»
Примерно те же мысли посещали и Фану, прискорбно вздыхающего над своей тяжелой долей.
И, когда вдруг староста решительно направился к гробу, где, словно издеваясь, спал (продолжал в наглую дрыхнуть!) прекрасный упырь, священник не замедлил к нему присоединиться.
Что они только не делали! Тыкали противную тварь крестами, ко лбу писание прикладывали (не к своему – понятно), молились в два голоса – все было напрасно. Крестьяне и священники посмеивались над их потугами и едко подкалывали на тему: «Щас разбудите… Не получилось?.. Не расстраивайтесь!.. Все получится!.. Опять, да?..»
Вконец озверевшие «друзья» сплюнули подле ложа и, прочистив горла, заявили:
– Раз вы такие умные – будите сами!
– А может не надо будить? Пусть спит…
Все головы обернулись к говорившему, точнее к говорившей – малышке, про которую все забыли.
– Ах, не надо?! – Противно оскалившись, промурлыкал взбешенный староста. – Мужики! Забыли мы про самый действенный способ! Тащить ее сюды!
Девочка покорно подошла, потупив головку.
«Опять, наверное будут ругать…Меня постоянно ругают…»
– Это ты тут что ли вякаешь? – Сощурился священник. – Какая маленькая, а уже дерзит! Есть еще способ, про который мы, друзья, совсем забыли!
– Жертва? – радостно возопили «друзья».
– И она тоже. Но сначала попробуем его выкурить.
– Как?
– Чесночком! – с пылом подковырнул Фана.
– Ур… – крик еще не успел начаться, как люди в ужасе позажимали себе рты – мужчина в гробу пошевелился, вздохнул и, перекатившись на бок, затих. – …а. – добавили крестьяне уже шепотом. Мало ли?
– А если не поможет… – Священник, не договорив, вытащил из-за спины широкий нож и, плотоядно облизываясь, подошел к девочке. Та отступила на один шажок и всхлипнула. – То-то. – Довольно хохотнул священник. – Будешь знать, как противиться воле Церкви. А ну, кто у нас тут самый смелый?
«Самым смелым» оказался тоненький, как тростинка, паренек из «свиты» старосты – Яло. Его просто вытолкали в центр, не обращая внимания на вопли, вручили связку чеснока и, подпихнув к гробу, «любезно» напомнили:
– Если струсишь – жертвой тебя сделаем.
Паренек на дрожащих ногах проковылял к гробу. Говорила мать вечером: «Не к добру этот жирнопузый монах к нам в деревню заглянул» – так нет же! – надо было ему спорить, что-то доказывать, в нос ей упырьем всяким (для пущих фактов) тыкать… Дотыкался. Схарчует его щас адское отродье – не подавится. А девчонку жалко…
«А молодой-то какой! – подумал Яло, завистливо оглядывая проклятого кровопийцу. – Ведь и не скажешь, что стране нашей великой ровесник! Красавец! Не люблю я красавцев! Но силы немереной в нем явно – ишь, как святошу подкинул! И ведь так и не проснулся…»
Силы Яло подпитались ненавистью, и паренек, пару раз глубоко вздохнув, на вытянутой руке покачал связкой чеснока прямо перед точеным носиком вампира. Ничего не случилось. Яло с остервенением тряс еще раз и еще… Он знал, что если сейчас он не разбудит эту проклятую соню, девчонке не жить. Жалко дурочку… Такая мелкая еще, чтобы умирать… Да проснись же ты!
Яно не заметил, как связка опустилась на лицо вампира, как тот судорожно втянул воздух носом, и его тонкие брови построились «домиком». Отдернул он чеснок, услышав странное сопение, доносящееся из гроба. Внимательно вглядевшись в лицо монстра, Яно отметил, что изящные ноздри кровососа мелко подрагивают, а чистый лоб разделила морщинка.
Паренек удивленно отступил, поняв, что сейчас произойдет. Вампир пару раз глубоко вздохнул, потом на секунду задержал дыхание и…оглушительно фыркнул, как простуженный лев, резко сев в гробу!
Староста и Фана заорали от страха и ринулись к выходу. Налетев на своих подчиненных, мужики, одновременно спотыкнувшись, повалились на пол, подмяв своими габаритными телами внушительную массу вопящих и отбрыкивающихся людей. Началась самая настоящая давка – люди кричали, дергались, носились по залу, натыкались на колонны и падали друг на друга, бросались на стены и материли все вокруг. В зале царил хаос…
За этим бедламом наблюдал немного удивленный вампир, еще не до конца проснувшийся, но уже начинающий разъяряться. Перед его глазами зачем-то месили друг друга смертные, нос отчего-то ужасно чесался, глаза слипались (такое бывает, когда разбудили не в срок – ему оставалось спокойно спать еще около двухсот лет), а их дикие вопли резали уши. Хотелось спать, голова была тяжелой, страшно хотелось чихнуть, но получалось какое-то кошачье фырканье… Вампир медленно, но верно входил в бешенство.
Их страх разжигал его желание, но что-то останавливало вампира, чьи-то глаза, в которых не было страха. Он повернул голову и увидел маленькую человеческую девочку, смотревшую на него с искренней радостью и надеждой. Это его остановило. Надеждой на что? При чем здесь радость?
Что он – пасхальный кролик, приносящий удачу?! Это, а точнее эти глаза опять разъярили вампира, и он тихо спросил, обращаясь ко всем и ни к кому:
– Что за шум?
Мертвая тишина в зале оповестила о том, что он услышан. Люди одновременно поворачивали головы и замирали в священном ужасе. Все молчали.
– Что вам надо, смертные? – Устало спросил вампир, старательно сдерживая рвущийся через рот зевок.
Смертные отшатнулись, когда он все-таки протяжно зевнул и блеснул великолепными белоснежными клыками. Это начинало раздражать (а вместе с той гремучей смесью, что уже накопилась за короткий этап бодрствования – и вовсе лишало смертных надежды). Видимо это как-то отразилось на его лице, потому что вперед вышел полный смертный в рясе священника, трясущийся от страха, но тем не менее сказавший:
– Мы пришли за твоей головой, мерзкий кровосос! Мы разбудили тебя, чтобы пронзить твое проклятое тело Божественным колом правосудия!
«Хорошо я его!» – гордо думал Фана, видя, как прекрасное лицо монстра мрачнеет.
Эта малая словесная победа прибавила Тику храбрости, и он воодушевлено продолжил:
– Ты, и весь твой поганый род обречен на вечные муки! Готовься же принять свою жалкую участь, тварь!
– Вы это серьезно? – удивленно переспросил вампир, задумчиво потирая зудящую переносицу.
– Конечно! – с воодушевлением откликнулся хор дрожащих голосов.
Наступило звенящее молчание. Вампир пригладил растрепанные со сна волосы, поднялся и, тяжело вздохнув, выскользнул (по-другому не скажешь) из гроба. Для него это движение было сонным и замедленным, но для людей, скопившихся подле его ложа, оно было подобно мазку краски – секунду назад демон сидел, откинувшись на подушки – миг! – и он уже рядом, в нескольких метрах, стоит и хмуро потирает левый глаз. Люди подавили нарастающий вопль.
– А вот теперь поговорим, – Тихо начал вампир. – Вы, чудные смертные, разбудили меня – это три. Вы осмелились сюда заявиться – это два. И первое…
– Не гневайтесь, господин! – Не выдержал обратного отсчета староста.
«Что же делать, что делать? – лихорадочно размышлял Фана. – Начудили мы – ясно. Надо исправлять положение. А может…» – он кинул заинтересованный взгляд на девочку. – «Конечно! Жертва! Как я сразу про это не подумал!»
Он схватил девчонку за лапку и, ухмыляясь, швырнул ее в ноги вампира со словами:
– Не гневайтесь, Господин! Мы, Ваши верные слуги, принесли к Вашему пробуждению прекрасный подарок! Вот эта девчонка – дар от нашей деревни, можете делать с ней все, что захотите. Надеюсь, она утолит Ваш голод. – И, гадко улыбаясь, отполз в защиту спин своих монахов.
Вампир медленно опустил глаза. Человеческий детеныш… Худая, как щепка, избитая, покорно ожидающая своей участи. А в глазах такая радость… Вампир не понимал, что видит в нем она, но внезапно ему стало противно – за нее, за мужиков, которые враньем и кровью, детской кровью, прикрывают свои погрязшие во зле спины, за диких людей с их животными повадками… Он не Ангел. Он ночной ужас во плоти, Древнейший, рожденный вампиром, Прародитель, никогда не знавший, что значит быть человеком. Но даже его сердце, бившееся лишь иногда и еле-еле, загорелось гневом, екнуло от жалости! Жалость?! К человеческой девчонке?! Невозможно! Но это было так…
– Кто… – Начал он, и его тихий низкий голос разнесся по залу, – Кто привел сюда ребенка?
Люди задрожали от ярости, скрытой в этом вопросе.
«Ну что ему не нравится! – внутренне заламывал руки староста. – Да, девчонка не красотка, но какую нашли… Ему-то какая разница, во что свои зубы вставлять!»
«Что теперь будет… – с тоской оглядываясь на дверь, стенал отец Фана. – Щас выдадут, что это я малявку взять предложил! Зачем я вообще в эту деревню завернул!? Куры тут несут мало, скотина дохлая, жены уродливые… Вот если выберусь живым, пошлю сюда целый полк из столицы – пущай хоть камня на камне не оставит, а нечистое гнездо выжгут!»
Но его планам не удалось сбыться. Вампир вдруг резко вскинул голову и плавно повел рукой, словно обводя невидимый круг, а глаза его при этом светились в тон коже – голубым лазерным светом, слегка посверкивая зелеными сполохами. Староста и Фана почувствовали, как их тела каменеют, сознание затуманивается, а дышать становится все тяжелее. Хотелось переступить с ноги на ногу, но ноги словно отказались повиноваться, хотелось закричать, но рот не открывался…
Вампир осмотрел зачарованных людей и, поморщившись, спросил:
– Кто виновен в этом?
– Я. – В один голос откликнулись староста и священник.
– Что за грехи на вас лежат еще? – Вновь вопросил вампир, уже зная ответ – их мысли читались легко, словно открытая книга.
– Я, Господин, посланец Церкви на близ лежащих землях. Собиратель оброка – материального и человеческого. – Священник в ужасе понимал, что выбалтывает слишком много, но остановиться не мог. – Мы, специально уполномоченные Святые Отцы, были сформированы после Последней Нечистой Битвы. Задача наша проста – искоренять демонов и нелюдь во всех ее проявлениях, но сейчас наша цель спала на нет – ведь все дети Тьмы давно очищены прах к праху, а мы, чтобы принести хоть какую-то пользу занимаемся сбором податей с зараженного населения. Те, кто проживает близ демонических лежбищ, таких как ваше, Господин, обречены на смерть – ибо таков Закон. Так повелел Господь. А мы жалкие рабы, ему, конечно же, подчиняемся. – Вот так бы и закончить, и все бы были довольны, но… Какая-то неведомая сила тянула Фану за язык. Он продолжал, медленно холодея: – Но я использовал этих людей не во благо Господа. Я и мои слуги загоняли несчастных на битву с Жутким Демоном (обычно просто усыпляли зельем и резали во сне), женщин насиловали, детей сгоняли в рабство, а все близлежащие земли приватизировали для личных целей. Все это я делал по велению сердца и с радостью.
Не было ни звука. Все слушали и молчали. Еле слышно заговорил староста:
– Я, Господин, жену свою первую со света сжил – дабы наследство крупное получить, отца, дабы деревенскую власть в руки взять, отравил, а детишек своих, чтобы не выболтали лишнего – в ящик посадил, они там от голода и издохли. – «Что я говорю? Что говорю?». – А еще…
– Достаточно. – Велел вампир. – Ваши грехи за вами. Но что до этих людей? Как же они? Кто из них был с вами, помогая вершить сии дела? Кто в той греховной радости по велению сердца ступал за вами вслед? Отвечайте!
– Мы! – Проревела большая часть толпы. Кто-то молчал.
– Можете уходить! – Кивнул прекрасный мужчина молчащим.
Створки разъехались в стороны, впустив поток света. Вампир прикрыл глаза рукой.
Часть толпы, медленно переставляя ноги, словно во сне, пошла к выходу, не останавливаясь и не оборачиваясь на ходу, а другая часть, все так же очарованно покачиваясь, не двигаясь с места. Дверь закрылась за последним вышедшим, вновь погрузив помещение во мрак.
Вампир молчал, молчали и люди. Наконец он заговорил:
– Вы, смертные, поражаете меня. Неужели нельзя жить, не убивая и не калеча свой род? Вам даны маленькие жизни, но за них вы творите больше вреда, чем я за свою бесконечную. Я устал ждать, пока вы образумитесь, и, видимо, жду напрасно. Кто повинен в том, что ребенок пришел сюда сегодня?
– Я! – вперед вышли староста и священник.
– Кто помогал вам убивать и грабить?
– Мы! – ответила нестройным хором толпа.
– Делали вы это по принуждению или по доброму желанию?
– С радостью!
– Что ж… – Вампир помолчал с минуту, – Вы говорите, что свершали дела свои по велению сердца? Так пусть же останутся с вами ваши гнилые сердца навечно! – С этими словами демон взмахнул тонкой рукой, нащупал невидимые нити и…дернул.
Ни звука не пронеслось в зале, ни стона – беззвучно скользнули на пол тела, крепко сжимая в руках собственные кровавые сердца. Фана и староста заорали и рванулись в невидимых путах, но не было не движения ни звука.
Прекрасный демон плывущей походкой подошел к ним и расхохотался:
– Не думайте, что мне есть дело до ваших жалких жизней или глупых разборок. Я не Ангел, чтобы карать благородно. Я – Зло и посему караю вас по своим правилам и за грехи предо мной.
Староста от страха зажмурился и поэтому не видел, как вампир втянул воздух своим точеным носиком, втягивая запах крови, свежей плоти. Многовековой голод дал о себе знать – мужчина легко отклонил голову жертвы в сторону и, ласково погладив шею, с наслаждением вкусил чуть солоноватой крови. И выпил его до капли.
Тяжело отвалившись от уже прохладного тела, вампир легко, словно куклу, отбросил его в сторону и, посмотрел на второго «провинившегося». Он хорошо поел этим смертным, и его желудок довольно урчал, но от священника разило таким неприкрытым отвращением, что вампир «призвал» и его.
Фана почувствовал, как острые клыки прокалывают кожу, и крик в его горле смешался с блаженным стоном – сочетание боли и наслаждения полностью прогнало все предрассудочные страхи и, покуда сознание его не погрузилось во тьму, Фана думал о том, что не так уж и плохо быть укушенным вампиром…
Вампир, пошатываясь от усталости, откинул огромное тело священника в сторону и, лелея греющую душу мысль – хорошенько выспаться (деньков пять) и переварить сытную (даже очень – вампир довольно икнул) «пищу», направился к гробу. Не тут-то было…
Кто-то робко тронул его за ногу. Вампир обернулся и увидел девчонку, стоящую в паре шагов от него.
– Я думал, ты ушла… – пробормотал он, стараясь стоять ровно. – Ты можешь уйти сейчас, я тебя не держу.
Девчонка не двинулась с места. Вампир недоуменно оглядел ее с головы до пят и повторил:
– Уходи, девчонка – дверь не закрыта.
Глупая смертная не только даже не сделала попыток отойти от вампира, напротив – она шагнула вперед и спросила, сморщив носик:
– А если я уйду, ты чего будешь делать?
– Спать! – Рявкнул взбешенный вампир, старательно пытающийся держать слипающиеся глаза открытыми.
– Не кличи. – Строго сказала малышка, погрозив пальцем вампиру, – И не зевай – это не класиво. – Заметила она, глядя, как клюющий носом вампир сливает зевоту в кулак.
– Девчонка! Уходи, пока я добрый! – Застонал вампир, с непередаваемой тоской глядя на гроб.
– А то что? – C детской откровенностью спросил ребенок. – Ты меня укусишь?
«Какая странная смертная! – думал вампир. – Меня боялись миллионы, а какая-то жалкая девчонка смеется! Старею, наверное…»
«Какой странный взлослый! – думала девочка. – Почти не кричит. Зачем-то покусал злых дядек. И гонит меня! Не приказывает!»
Девочка посмотрела на странного дядю и поняла, что дядя устал – он тер глаза и хмурился. Папа раньше тоже всегда кричал, когда уставал, а потом устал настолько, что однажды заснул и не проснулся. С тех пор девочка немного боялась спать.
Вампир меж тем решил, что пора кончать этот балаган. Он улыбнулся (из последний сил) и, специально выставив клыки, прошептал:
– Смотри, девчонка! Я – злой и жестокий вампир, которого так все боятся в твоей деревне. Я очень противный, кусаюсь, убиваю людей и ненавижу их. Я ненавижу тебя, жалкая соплячка, а твое горло могу разорвать рукой, вот так! – Он поднял чье-то гнилое сердце и легонько сжал в руке, старательно облизал (весьма показательно) брызнувшие струйки крови на пальцах и поднес лопнувший сердечный мешок к носу девочки. – Видишь?
Девочка отшатнулась и побледнела. Вампир, довольный произведенным эффектом, повернулся и, шатаясь, поплелся к гробу.
«Я ее хорошенько напугал, – рассеяно думал вампир, залезая в гроб и с наслаждением вытягиваясь на мягких одеялах. – Вот сейчас она заревет… вот сейчас побежит… и я опять останусь один…»
Мысли сминались под наплывом сна, вампир переставал ощущать окружающий мир, глаза сомкнулись, блаженная дрема…
Вдруг он почувствовал, как кто-то легонько пихает его в бок. С трудом разомкнув глаза, он скосил взгляд влево и едва не ахнул – человеческая девчонка стояла (наверное, на цыпочках) у кромки гроба и осторожно теребила его за плечо.
