Текст книги "Побег"

Автор книги: Елизавета Манова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

А с четвертым Хэлан оплошал. Не угадал, не выделил сразу, только, когда он исчез с прицела, и рука почуяла пустоту, понял: второй пилот. Все. Опоздал.

Он забыл о Майхе, а зря: черные молнии уже сшиблись на середине. Тот отлетел, и Хэлан все-таки поймал свой миг, а потом еще и еще раз.

А потом секунды начали сжиматься; они стали совсем короткими, когда Хэлан с Майхом бежали по коридору; мелькали, катились, били фонтаном, пока накатывалась сзади дверь шлюза; складывались часы, года, века, пока открылась, наконец, наружная дверь. Увязая в стоячем времени, они вваливались в темную щель переходника.

Хэлан уже не видел стен за багровым туманом. Силы кончились, слишком щедро он растратил себя, а ведь только начало... Нет, я не скисну, все сделаю, сдохну, а сделаю, и никто никогда не узнает... никто. Никогда.

Бестолковыми, вялыми руками он сдирал с себя скафандр, и только какая-то сумасшедшая, нелепая гордость удерживала его на ногах. Продержусь, и никто не узнает. Никто. Никогда.

Они уже были в рубке. Майх молча толкнул Хэлана в кресло, торопливо, почти грубо затянул ремни, рванул рычаг, и кресло повалилось, потащило в свою вязкую мякоть. Сквозь туман в глазах он видел, как Майх торопливо пристегнулся сам, как заметались по пульту его руки.

Тяжелый гул поднялся снизу, все ходило ходуном; это было уже рычание, грохот; Майх что-то крикнул, он не расслышал, хотел переспросить – не успел. Черная мягкая тяжесть легла на грудь, вдавила в кресло, оборвала дыхание.

– Конец, – вяло подумал Хэлан и ушел в темноту.

Только это был совсем не конец, всего лишь передышка, черный просвет в бесконечной трясине часов, когда перегрузки все ломали и ломали его тело, и огромное сердце еле ворочалось в груди; и воздух был твердый, и его нельзя было вдохнуть. А потом пришли тошнотворные часы невесомости и бессилия, и тоска, и одиночество. Да, одиночество, потому что Майха с ним, считай, не было.

Майх работал. Шесть дней в пилотском кресле, почти не отлучаясь. Засыпал на полчасика, если мог себе позволить, а, когда нет, просто глотал таблетки. Он и о Хэлане забывал, так забывал, что вскидывался, когда тот совал ему в руки еду. Вернется на минутку, улыбнется виновато – и опять ушел.

Хэлан уже знал его план. Залезть в астероидный пояс, затеряться, а потом каким-то хитрым зигзагом вывернуть к Фаранелу. Знал – и помалкивал: ничего это ему не говорило. Майху видней. Если честно, просто боялся думать. Изменить ничего не изменишь, значит, терпи.

На седьмой день Майх объяснил, на какие приборы посматривать, в каком случае разбудить и завалился спать.

И тут уже пришло такое одиночество... Хотя нет, не такое. На Тенаре было страшней. Хэлан сидел себе в пилотском кресле, лениво поглядывал на приборы, лениво подумывал о своем, а огромная тишина ватным коконом окружала его. Вязли и таяли в ней какие-то привычные, незамечаемые звуки, по секунде утекало время, и все это было не очень страшно, не страшней, чем любая засада.

А потом все как-то вошло в колею, уложилось в привычный порядок: еда, работа, сон по очереди в крохотной загородке за рубкой – и все это было так, словно они просто движутся из пункта А в пункт Б, словно на Ктене их ждут-не дождутся.

– Майх!

– Да, – отозвался тот из работы.

– Слышишь, Майх, ты вот был на Ктене...

– Ктен? Ну, по кометной идем, должны прорваться.

– А, черт! Что я, об этом? Майх!

Он поднял голову, наконец.

– Да, Хэл?

– Майх, – медленно и раздельно сказал Хэлан, – как по-твоему, что такое Ктен?

– Четвертый из внешних спутников Фаранела. Ктен, Латен, Афар, Гварам. Поперечник – 1100, масса – 1,200 от Сатлирской. А что?

– Я не об этом. Я спрашиваю: что такое Ктен?

– А! Вот ты о чем. Не знаю. Место странное, ты прав. А в чем дело?

– Думать пора. Мы можем добраться до Намрона напрямую?

– Нет. Если честно, не знаю, доберемся ли до Ктена. И так на экономичном иду, видишь, каждый этап по три раза пересчитываю.

– Горючее?

– Да, главным образом. Ничего, Хэл, пробьемся.

– Ну, если пробьемся, давай я тебя поспрашиваю. Значит, ты был на Ктене?

– Да.

– Прямой рейс?

– Нет. Рейс обычный: Авлар – Гават – Гварам.

– А Ктен?

– На Гвараме подвернулся груз. Понимаешь, это ведь идет, как спецрейс, по особому тарифу. Наша компания от таких фрахтов не отказывается!

– А почему именно вы?

– Глупей не нашлось. Рейс для самоубийц. Груза мало, а недогруженный корабль... ну, понимаешь, при неправильной загрузке теряется точность маневра. А навигация там дьявольская... Мы по кометной идем, и то будет трудно. А уж от Гварама...

– Понятно. А груз?

– Обычный. Медикаменты, оборудование, запасные блоки и приборы.

– А оттуда?

– Почти ничего. Малые контейнеры и кассеты. Пленки с приборов, как я понял.

– А почта? Туда, обратно?

– Никакой почты, Хэл. Мне это тоже показалось странным.

– Только это? Помнится, ты говорил, что ждали груз. А груза-то нет? Сколько вы там торчали?

– Четыре дня. Догадываюсь, что ты спросишь. На станцию нас не пустили. По карантину.

– Значит, теперь у них есть врач?

– Не знаю, Хэл. Не уверен.

– А карантин?

– Ну, это как раз нормально. На такие вот маленькие станции нашего брата, жестяночника... ну, не любят пускать.

У ребят ведь всегда кое-что есть, ни один таможенник не отыщет.

– И на "Звезде"?

– Ну-у, у нас поменьше – Лийо в это не марался. Так, по мелочам. Нельзя было пережимать, Хэл. При такой сволочной работе ребятам надо хоть что-то с рейса иметь.

– Предположим. К вам кто-нибудь выбирался?

– Нет. Даже разгружались сами. Выгрузились, Лийо связался со станцией, оттуда пришли и забрали груз.

– И наоборот?

– И наоборот. Понимаешь, Хэл, мы об этом не говорили. Перед рейсом, на Гвараме, у нас была портовая инспекция. Проверяли линии связи. Чтоб ты понял... на наших кораблях связь – это единственное, что всегда в порядке.

– А это тебе странным не показалось?

– Показалось. А еще показалось, что Лийо знает, в чем дело, только не хочет говорить. А ты?

– Догадываюсь.

– Что?

– Думаю, тюрьма. Если б что-то секретное, черта с два вашу жестянку туда бы пустили.

– Думаешь или уверен?

– Пока только думаю, малыш. Вот свалимся мы на Ктен... нам помощь нужна?

– Почти нет. Достаточно, чтоб не мешали.

– Значит, нужна.

Майх усмехнулся.

– Тогда давай думать. Предположим, тюрьма. Вроде, пока сходится... по намекам. А зачем? На Планете тюрем мало?

Нет, брат, хватает. С жильем туго, а тюрем хватает. А тут Ктен. Вези черт-те куда, продукты ему, кислород... Это сколько же стоит человека на такой станции содержать?

– Достаточно дорого.

– Вот видишь. Вроде глупо... а не глупо. Понимаешь, на Планете ведь человека без следа не упрячешь. Хоть на превентивный, а бумага нужна.

– Ну и что?

– Бумага – это след, Майх. Раз бумага – значит, пойдет через бюро регистрации, через картотеку. А это уже вторая бухгалтерия – электронная. Информационная система, понимаешь? Тут уже никакой контроль не поможет... есть такие способы. Кто с информационными сетями работает – как я – везде концы найдет.

– Значит, если человек должен исчезнуть...

– Его просто убивают, Майх.

– А если его нельзя убивать?

– Убивать всех можно. Это не вопрос. Тут по-другому надо: а если его невыгодно убивать?

– Кого и почему?

– Мгм. Вот уже вопрос. Это ты в точку. Кого невыгодно убивать? Кто имеет цену сам по себе. Знает или умеет. Или... погоди, что-то такое... А! Исчезновения. Помнишь, у Раса? Об ученых: "кое-кто исчезает"

– Нет, – сказал Майх. – Не помню.

– Был такой разговор. Что, мол, кое-кто из ученых исчезает. А что, не торчит! И сразу "почему" получается.

Смотри: компания, в общем-то, тесная, и связями все проросло, как грибница. Куда ты его не сунь, найдут, и возню поднимут – свой. А тут запихал на Ктен и пусть работает... глядишь, окупится кислород, а?

– И возят туда не часто, – задумчиво сказал Майх. – Раз уже случайный корабль послали. Похоже. Ну, и что?

– Думай, парень. За Намроном у нас дырка, между прочим.

– Подумаю, – сказал Майх.

Конец полета выдался не легче, чем начало. Снова любимые забавы: то перегрузка, то невесомость – делать нечего: сиди, пристегнувшись, и пялься на обзорный экран. Скучная картинка – темень, звезды, да багровый огонь Фаранела.

Фаранел набухал на глазах; рос, расползался по экрану, раздвигал и заглатывал звезды. Не фонарик, а круг – буро-желтый, нахальный. Он дрожал в закрытых глазах, когда перегрузки размазывали тело, а когда наплывала невесомость, то казалось: это он тянет в себя. Вот сейчас лопнут ремни, и ухнешь прямиком в эту желтую муть.

Он сожрал уже четверть экрана, когда снизу мячиком выпрыгнул Ктен. Просто светлая пустяковинка, но Хэлан сразу понял, что это Ктен.

– Дотянули! – сказал Майх и сверкнул зубами – очень белыми на почерневшем лице. У него были совсем сумасшедшие глаза: радостные и злые. – Дотянули, а, Хэл?

Хэлан промолчал. Ктен словно сам накатывался на них, выпячивался в неправильный шарик. Приближался, наплывал, растягивался на весь экран. Середина провалилась, это был уже не шар, а какая-то щербатая лоханка.

Рявкнул двигатель, вдавило в кресло; Ктен отъехал в сторону, повернулся набок. Хэлан закрыл глаза. Что будет – то будет – не поможешь.

Их трясло и мотало; двигатель то ревел, то смолкал; и все длилось, и длилось, и уже не было сил даже на страх, и пусть будет, что будет, лишь бы уже конец, и...

И вдруг кончилось. Сразу. Совсем другая, прочная, тишина, и корабль уже не трясет. Он надежно стоит посреди черно-белой равнины, и вокруг колючий частокол горизонта.

Хэлан еле оторвался от экрана, чтобы глянуть на Майха. Майх спал. Обвис на ремнях, и спал, как неживой.

– Майх!

Вскинулся, глянул на экран, шевельнул губами. Медленным, каким-то не своим движением протянул руку, сделал что-то на пульте – и опять заснул.

– Вы очень здоровый человек, господин Керли, – сказал тот, кто назвался врачом, и Хэлан усмехнулся. Не успел бы кое-чего глотнуть – спал бы, как Майх.

– Как вы себя чувствуете?

– Отлично. Даже голова не болит.

– А она и не должна болеть, – спокойно ответил тот, и Хэлан посмотрел на него с большим интересом. Никак не определялся у него этот человек, ни в какую схему не укладывался. Внешность? Тощий, сутулый, ходит как-то боком, локти прижимает, будто боится задеть кого невзначай. А повадка доброго доктора из детской передачи. Сейчас вот по голове погладит и лекарство даст. Уже дал! Вчера по такой дозе вколол, что и я отключился.

Тут, на Ктене, сразу все пошло наперекосяк. Вроде всякого ждал, но чтоб вот так взяли и сунули в карантин... Вот прилетает корабль на махонькую станцию, где сто лет чужих не было. Куда экипаж? В карантин, куда еще? Надо только одну малость забыть: какая это станция и какой это корабль.

А добренький доктор молчит, разглядывает. Надо думать обшарили все-таки, пока спал. На интересные мысли их, должно быть, мои карманы навели!

– Доктор, – спросил он, – а вы давно здесь?

– Как вам сказать? Некоторое время. А почему это вас интересует?

– Да так. Показалось, что вы не из старожилов.

Наклонил голову набок, приподнял брови. Внимание в глазах осталось, а вот ласки как не бывало.

– Почему?

– Да вот сидите, ни о чем не спросите. Свежий человек все-таки.

– Вам очень хочется втянуть меня в разговор, господин Керли? – мягко спросил врач. – Боюсь, я не могу себе этого позволить. Поговорим лучше о вашем здоровье.

– Зачем? Сами же сказали: здоров. Ну, так давайте хоть познакомимся. А то вы все "господин", а я просто "доктор". Как вас зовут?

– А вас? – так же мягко, спокойно, вроде и без угрозы.

– Хэлан Ктар, бывший сыщик уголовной полиции.

– Громкое имя. И вы можете его удостоверить?

– А как же. Вы в моих карманах рылись?

– К сожалению, да. И то, что там оказалось...

– Сувениры, доктор. Взял кое-что на память.

– О ком?

– О тех, кто нас ловил. Что, не очень убедительно?

– Нет, – сказал врач с сожалением.

– Ничего, придется поверить. Вы первый поверите.

– Почему же именно я?

– А я на Ктен по той же дорожке пришел, по авларской. Знаете такое имя: Винал Стет?

– А с чего вы взяли, что я должен его знать?

– Потому, что вы – авларец, доктор. Понимаете, манеры вас выдают. Речь, конечно, нет... а так чувствуется. То-то я вас никак не мог определить. Вроде с одной стороны – ни частной школы, ни института... не обструганы. А с другой – врач. И как смотрите, и как за пульс взялись. Да и руки у вас вон какие шершавые, мытые-перемытые. И ногти под самый корешок стрижете. Вот и выходит: врач без высшего, такое ж только на Авларе возможно.

Тот очень внимательно посмотрел на свои руки, покачал головой.

– Кто мне еще поверит, как не вы? Знаете же, что это для нас: наша единственная проклятая работа. Это у тех, – он кивнул куда-то назад – еще что-то есть. Семья там, дети. У нас только она. Если уж мы ради чего-то ее бросаем...

– Это очень трогательно, господин Ктар, только несколько не по существу. Я верю, что вы любите свою работу, но это как раз причина, чтобы не верить вам.

– Хорошо повернули! – сказал Хэлан. – Не ожидал! Дело не в работе, а в том, ради чего я ее бросил и в бега ударился.

– Это, может быть, и неглупая провокация.

– Да нет, доктор, очень даже глупая. Вы что, меня за дурака считаете? Да я бы это так обделал, что вы бы нас с Майхом обцеловали, пылинки б снимали!

– Вот потому я и говорю, что неглупая. Мы бы недолго с вас пылинки снимали, Ктар.

– А зачем? – спросил Хэлан. – Господи, да кому вы нужны? Ну, перекинул к вам Лен одного-другого. Так ведь раз я Лена знаю, на кой мне к вам втираться?

Врач улыбнулся. Мягко так, виновато, словно сейчас даст под дых. И дал.

– Логика вашего заведения несколько отличается от общечеловеческой, господин Ктар. Ктен неплохое тому доказательство. Если вы сочли, что он убивает медленно и дорого, то ваше появление здесь вполне оправдано.

Ай да добренький доктор! Ну, на это и обидеться не грех!

– Что-то больно хорошо вы такую логику понимаете, доктор! Уж не в следственном ли врачом работали? Помогали, значит, подешевле умереть?

– Как это?

Хэлан объяснил, как. Нарочно не выбирал выражений.

– Что, случалось, дорогой доктор, а?

– Вот что, господин Ктар. Мое имя Ноэл. Сат Ноэл. Будьте любезны называть меня по имени!

– Как прикажете, господин допросчик.

– Мне не нравятся ваши шутки, Ктар!

– А мне ваши, Ноэл! Какого дьявола вы вздумали меня оскорблять? У меня совесть, может, почище вашей. Я за двадцать пять лет невиноватого не посадил, а чтоб убить – так про это и разговору нет! Не были б вы такой дохлый, сами б себе уже помощь подавали!

Ноэл засмеялся. Тихий, какой-то неумелый смех – видно, немного веселого было у него в жизни.

– Довольно бушевать, Ктар. Честное слово, не хотел вас обидеть. Посмотрел сбоку, поднял брови с веселым удивлением.

– В самом деле обиделись, или?..

– Или, – буркнул Хэлан. – Когда проснется Майх?

– Часов через десять.

– Ну и валяйте! Пошлите кого-нибудь... чтоб не такой добрый.

– До свидания, Ктар, – сказал Ноэл и встал. А уже из двери вколотил последний гвоздь.

– Кстати, с тем, кто не такой добрый, лучше б вам играть, без обид.

...Они стояли у входа в станцию, ожидая, когда взойдет Фаранел.

Теплилось над головою маленькое озябшее солнце, до того холодное, до того бессильное, будто не оно творило день. Медленно, угрюмо, величаво набухал над горизонтом красный горб, выползал, округлялся, желтел. Накатывался, наваливался, опрокидывался над головой. Он не полз к зениту это Ктен проворачивался под ногами, словно миг – и сорвется с орбиты, полетит в эту ждущую пасть, в круговерть коричневых и бурых пятен.

– Двенадцать лет, – сказал Унол Бари, и Хэлан с облегчением уставился на него. – И не надоедает.

Это Бари предложил им прогуляться, и они пошли, как миленькие. Было в нем что-то такое.

– Двенадцать лет? – переспросил Майх. – За что?

Бари засмеялся. Странный такой смешок – словно сухие семена падают на бумагу.

– Не поверите, молодой человек. Сам не знаю.

– Не может быть! – возмутился Хэлан. – Как это не сказали?

– Представьте себе. Пришли ночью и увезли. Сначала... честно говоря, даже не понял, где я был сначала. Потом корабль. Потом Ктен.

Хэлана прямо передернуло от того, как легко он говорит. Даже без ненависти. Господи, да я бы сразу себе голову разбил!

– Я бы не выдержал, – тихо сказал Майх. Помолчал, словно проверяя, покачал головой. – Нет, не выдержал бы.

Бари опять засмеялся. Дошуршал – и вдруг сказал серьезно:

– А я ведь вас помню. Тот корабль три года назад. Да?

– Да. Только я вас не видел.

– Я тоже. Просто, когда вы прогуливались и беседовали... это было совсем нетрудно: подобрать частоту.

– Зачем? Да нет, понимаю. Извините.

– Ну да. Свежие люди. Ох, если б вы знали, как мы на вас глядели! Оттаскивали друг друга от экранов. Нас ведь предупредили: никаких контактов, иначе экипаж... ну, сами понимаете...

Отзвук тоски все-таки шевельнулся в угасшем голосе, и Хэлан поежился. И это ни за что? Сволочной мир!

– И сейчас слушают? – спросил Майх.

– Вы против?

– Не знаю. Не люблю, когда за спиной.

– Привыкай, – сказал Хэлан. – У них все так: узлом да навыворот. А по мне – так собраться бы и потолковать.

– А зачем? – живо отозвался Бари. – Не преувеличивайте наши странности, господин Ктар. Просто мы отнюдь не избалованы информацией, и кое для кого то, как вы говорите, может оказаться важней, чем то, что вы говорите.

– Ну, и что теперь?

– То, что мы делаем. Пусть люди услышат суть... без помех. Видите, я сам выбрал скафандры. Вот когда каждый составит представление... когда точки зрения определятся, можно будет решать... достаточно объективно.

...А Фаранел уже отлип от горизонта, рыжие полосы побежали по ребрам скал, почернели и удвоились тени. И равнина вдруг стала вогнутой, словно провалилась куда-то: шагни – и полетишь кувырком в рыжую яму, где такой одинокий и родной стоит наш кораблик...

– Не понимаю, – сказал Майх. – Или вы нам верите, или не верите. Не верите – давайте разбираться. А так...

– Не верим, – ответил Бари. – Хэлан даже удивился: не ждал такой прямоты. – Очень странная история, вы не находите? Так что, пока все не определится, благоразумней свести общение к минимуму. Иначе ведь это может оказаться несколько сложно...

– Что? – спросил Хэлан. – Прикончить нас, что ли? Ваша правда, господин Бари, сложно будет. Обещаю.

– Принять решение, – невозмутимо ответил Бари.

И вдруг Майх засмеялся. Легкий такой, веселый смех, будто сквозь эту багровую жуть дохнуло морским ветром.

– Ну, господин Бари! Как же вам решать, если вы боитесь узнать нас поближе? Ну, чем мы вам опасны?

– Как чем? А вдруг мы шпики? Злоумышляем против их драгоценной жизни. Зря пыжитесь, господа! Триста лет вы нам сдались! Отдохнем и дальше полетим, а вы давайте, надувайтесь на здоровье!

– Дальше? Куда?

– Так чтоб понять, надо всю историю выслушать! Что вы за народ такой нелюбопытный? Мы же к вам, как... Как не знаю кто, на голову свалились, а вы... хоть бы один вопрос! Только сидите да кости за спиной моете!

– Брось, Хэл.

– Что "брось"? Да мне за ребят с Тенара обидно! Ни один ведь не приценивался, чего ради ему жизнью рисковать! А тут... прямо консервы какие-то человеческие!

– Может быть, да, господин Ктар, – спокойно отозвался Бари, – а, может быть, и нет. У нас есть причины быть осторожными, вы не находите? Впрочем, если вы желаете что-либо сообщить...

– Не желаю, но обязан, – холодно отозвался Майх. Ничего себе голос чистая сталь! Такого Майха Хэлан еще не видел... догадывался? – И рассказывать я буду не здесь, а в боте.

– Почему?

– Чтобы я мог видеть ваше лицо. Мне не нравится, как вы все себе облегчаете.

– Вам нужен заложник? – с любопытством спросил Бари, и Хэлан взвился:

– По себе судите?

– Хватит, Хэл, – властно сказал Майх, и остальное Хэлан от удивления проглотил.

– Не будем оскорблять друг друга, господин Бари. Хэл прав: мы многим должны. Ваши игры не только нас унижают. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?

Бари пожал плечами и сказал спокойно:

– Надеюсь, трансляцию вы все-таки включите?

Третьим в крохотной рубке бота Хэлан в третий раз слушал о том, как капитан Тгил нашел чужой корабль. В третий – и все равно в первый, потому что всякий раз это была совсем другая история, как ступеньки, по которым идет Майх. Хорошо, что он услыхал ее иной: сгустком боли и нагромождения нелепых случайностей, лишенным логики, как сама жизнь. Теперешней он бы ее не принял. Боль глубоко, а случайности размотались в цепь причин и следствий, где одно вытягивается из другого и насмерть завязано с третьим.

Из-за неисправности главного локатора капитан Тгил отказался от стандартного маршрута. Нарочно сделал крюк, чтобы пройти сравнительно чистым участком. К сожалению, это потребовало дополнительного маневрирования, а износ основных систем корабля давно превысил все допустимые нормы. Результат: в точке – координаты такие-то, дрейф такой-то – авария системы охлаждения реактора, которую экипаж устранил своими силами. Поскольку за трое суток аварийной работы люди выложились до конца, разгон и коррекцию курса капитану пришлось производить в одиночку. Из-за отсутствия дубль-навигатора и ненадежности бортового вычислителя он мог работать только методом "двойного эха" – сверяя отклонения по маякам Тенара и Латена. Работа требует постоянного прослушивания радиодиапазона значит, капитан не мог пропустить повторяющийся сигнал. Да, больше никто не мог бы поймать: других кораблей в секторе не было, а сигнал направленный.

Бари... Хэлан все-таки старался на него не глядеть. Вроде на нервы не жалуюсь, но это мертвое лицо с живыми глазами... Лучше бы и правда скафандры, когда только голос... Бари уже не суетился. Не перебивал, не задавал ехидные вопросы – сидел, всосавшись в лицо Майха, и Хэлану хотелось стереть этот взгляд с его лица, словно он мог... ну, навредить, что ли?

Описание корабля. Встреча с Николом...

– Поразительно! – сказал Бари. – Знаете, господин Валар, я еще тогда понял, что ваш капитан – личность незаурядная, но чтоб настолько...

"Вот черт! – подумал Хэлан, – сбил! А тут ведь что-то... Ага! Удивление. Удивился, когда Тгил повел игру. Значит, умный к дуракам? И дураков на корабль? Сам дурак, выходит. Нет, еще. Направленный сигнал. Почему он Латен не вызвал? Орет ведь, как проклятый, на всех диапазонах. Интересно, а сам он мог "Звезду" засечь?"

Ага, Майх уже до вызова дошел. Что Тгил сказал Николу о военных кораблях. Все правильно: сразу усек. Видно, уже опасался. Потому и "Звезду" позвал, думал: летуны скорей поймут. Ты гляди: и на Тгила нарвался. Везунчик!

– Мы стартовали к Гвараму и шли в полном радиомолчании. Капитан надеялся, что мы выиграем хотя бы сутки. Сами понимаете, он всех предупредил. Велел уходить сразу после карантина. Главное – убраться с Гварама. Потом... ну, это уже будет потом. Я не очень понимал почему, просто привык, что Лийо всегда прав. Мы простились... Лийо считал, что должен сдать груз...

– Просто он давал вам уйти, – мягко сказал Хэлан. – Знал, что пока он возится с грузом, они не станут затыкать порт.

– А зачем вам понадобилось идти на Гварам? – спросил Бари.

– Груз – продовольствие, – ответил Майх очень холодно. – На Гвараме аварийный запас на пять дней. – Глянул на Хэлана – и уже мягче: – Сами понимаете, господин Бари, о том, что было, пока меня не поймал Хэл, говорить незачем. Это люди. С тех пор, как узнал Хэла, понял, что человека погубить очень просто. Извини, Хэл...

– Ничего. Все так. Хотите что-то спросить, господин Бари?

– Да, – сказал тот, и его жуткие глаза всосались в лицо Хэлана. Почему вы это сделали, господин Ктар?

– Что именно? Искал? Нашел? Ушел?

– А какой вопрос вы предпочтете?

– Все сразу. Искал – потому, что велели. Нашел – потому, что умею. Ушел – потому, что жить хочу. Устраивает?

– Нет.

– Ладно. Потому, что это был Майх. Вас бы я отдал. А теперь?

– Пожалуй. А что было потом?

– А потом Хэл взял меня за ручку и принялся спасать.

– Ага, – буркнул Хэлан. – Спасали его! С ложечки кормили! Если б ты не угадал, что Тгил на корабле, черта б с два я с тобой пошел!

– Погодите! – взмолился Бари. – Что-то я... вы хотите сказать, что сумели связаться с кораблем?

– Вот именно.

– И на корабле оказался капитан Тгил? Каким образом?

– Почти законным. История дикая, но нигде не торчит. Они сцапали Тгила, но сразу не кончили: хотели Майха заполучить. А он крепкий мужик и продержался, сколько надо. Пока те ублюдки не поняли, что кораблик им не по зубам. А Никол – раз его предупредили – сперва не клюнул на болтовню, а потом уже сам увидел, кого ему бог послал. Ну и когда опять до переговоров дошло, объявил, что только одного человека пустит на борт – капитана Тгила. А о прочем, господин Бари, можно только догадываться. Хотите займитесь, а нам недосуг. Боимся на тот кораблик опоздать.

– Зачем?

– Так люди ж, наверное, не все такие, как у вас, не только о себе думают.

– Что-то вы слишком к нам строги, господин Ктар! Имеете на это право?

– Имею, – сухо ответил Хэлан. – Я за это дело уже голову заложил. А мне оно, между прочим, не по ноге. Это вам: другой разум, другая жизнь, другая наука. Идеи, которые в нашу с вами голову и спьяну не придут...

– Вот как, господин Ктар? Вы уже и тезисы для нас наметили? Очень любезно! Только... вы уж извините, нескромный, вопрос: вас ваше всеведение не утомляет?

– Еще как. Мое "всеведение", господин Бари, адская работа, врагу не пожелаю. Хотите примерчик? Сезон назад я о Ктене слыхом не слышал, даже слова, по-моему, не знал. Вас... ну, только вот увидел. А хотите, все про вас расскажу? Кто вы такой и чего на Ктен угодили?

– Буду весьма благодарен, – спокойно ответил Бари. – Меня это всегда занимало.

– Ну, про вас – это я смутно. Помнится, был газетный шумок. И "Эра благоденствия" и "Отравитель из ХСа". Вы уж напомните, чего на вас эти типы из Министерства Пищевых продуктов взъелись?

– Странно, что вы помните. Это было главное открытие моей жизни. Штамм микроорганизмов, который преобразует пластмассу в полноценные пищевые белки.

– Ого! – сказал Майх. – Обе главные проблемы цивилизации? И что же?

Бари как-то виновато пожал плечами.

– Ничего. Просто не успел.

– А надеялись успеть? Наивный вы человек, господин Бари! Кстати, вспомнил-то я вас не зря, сошлись тогда наши дорожки. Я как раз Сого-душителя взял, а корешок от него дальше потянулся – и в одну контору. Там я списочек и нашел. Оплаченные убийства. А в нем... ага: "Унол Бари, 38 лет, генетик, Правительственный исследовательский Центр, ХСа. Срок исполнения – 20 дней".

– Значит, я вам жизнью обязан?

– Нет, – сухо сказал Хэлан. – Не мне. Профессору Релли.

Наконец-то Бари растерялся. Даже не сразу сообразил, что спросить.

– Но, позвольте! Я не был знаком с профессором Релли!

– А как он погиб, помните?

Бари пожал плечами, и Хэлан усмехнулся.

– Профессор Релли в вашем списке был первый, и убили его пятнадцать лет назад. Я тогда совсем щенок был, еще не отучили во все дырки лезть. Ну, и покопался немного. Началось почти, как у вас: чего-то он там хотел, кому-то мешал...

– Профессор Релли был известнейший астрофизик Мира, – холодно уточнил Бари. – Глава научной школы. У Фаранела мы до сих пор работаем по его программам.

– Ну, мне это... Меня другое заело. Больно уж высоко след вел. Так высоко, что я не дотянулся. И вот что интересно: убить убили, а замолчать не смогли. Хор-роший был шум. Кто-то из ваших... как бишь его? Кнот. Ленен Кнот. Он даже расследование сам провел и в газетке умудрился кое-что пискнуть. Ну и пропал, конечно, где-то... да, одновременно с вами. Так?

– Да, – сказали Бари. – Он здесь был. А все-таки, какое отношение ко мне имеет профессор Релли?

– Прецедент, – серьезно ответил Хэлан. – Оказалось, что ученых... неудобно убирать. Вы не поодиночке, без шума не обходится. Вы-то сами, конечно, фигура не та, но как раз в ту пору был прямо урожай на вашего брата. Бари, Ларт, Генел... кто еще? Лимр. Н'Каст. Нет, больше не помню.

– И все мы были в списке?

– Да. И везде одна картинка: чего-то вы там открыли, чего-то добиваетесь, шум, гром и вдруг тишина. Ну, мне-то... своих дел хватило, не убиты и ладно. А вот недавно подсказал один человек: исчезают, мол, ученые.

– Но зачем?

– А чтоб не мешали. Понаоткрывали всякого, значит, внедрять надо, делать что-то... делиться. Зачем?

– И навсегда?

– Так вернуть вас, вы ж справедливости потребуете, да и объяснять надо, как так вышло. Нет, навсегда спокойнее.

– Ну что ж, премного вам благодарен, господин Ктар. Позвольте высказать свое восхищение. Очень жаль...

– Что?

– Что это выглядит убедительным, – тихо ответил он, и в бесплотном его голосе вдруг опять шевельнулась тоска.

Провожать их никто не провожал, а встречали, как дорогую родню. Составили представление.

Хэлан – тот сразу отбился в сторону. Оставил Майха на растерзание, и совесть его не мучила. Ничего, малыш, выдержишь. Ты у нас парень приятный, они тебя без натуги примут. А я пока со стороны погляжу...

Невесело было глядеть. Десятка два стареющих мужчин, крепко меченных печатью Ктена. Блеклая кожа, воспаленные глаза, судорожные или, наоборот, слишком замедленные движения. Они склубились вокруг Майха, прямо на куски его рвали, каждый выкрикивал свое – только свое, и не слушал, что голосят другие.

– Это пройдет, – сказали над ухом, Хэлан так и дернулся. Чем-то этот человек сразу напомнил ему Бари, хоть, вроде, и не похожи. Та же пористая, мучнистая кожа и выцветшие до прозелени волосы, но Бари высох – этот огрузнел. Тот, как пушинка, этот – еле ходит и дышит тяжело, со свистом. Только в лице – тяжелом, отечном то же... нет, не безразличие – просто готовность ко всему.

– А вы из старожилов, наверное?

– Да. Из первой партии. Я – Ларт. Келтен Ларт.

– По-онятно.

– Ничего вам не понятно, господин Ктар, – сказал Ларт и вдруг улыбнулся. Спокойная была улыбка, неожиданно человеческая в этом сумасшедшем доме. – Знаете что? Давайте-ка у меня посидим. Устали?

– Устал, – ответил Хэлан честно.

– А мы сейчас Сату намекнем насчет чашечки лю. Может, и мне ради вас перепадет?

Ларту не перепало, но он, похоже, не горевал. Просто они сидели втроем в очень тесной и очень голой комнатенке, и Хэлан прямо наслаждался, прихлебывая горячую бурду. Да нет, лю он сроду не любил – просто передышка, счастливая минутка тишины между двух драк.

– Еще чашечку? – спросил Ноэл.

– Нет, спасибо, – ответил он с сожалением.

Хорошее всегда кончается. Жаль.

– А вы не спешите, – сказал Ларт. – Кому мы сейчас нужны?

Он сидел на откинутой койке, привалившись к стене, и что-то хрипело и булькало у него в груди.

– Вы там точно не нужны, – сказал Ноэл. – А будете так волноваться...