Текст книги "Побег"

Автор книги: Елизавета Манова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Майх уходил, но и Хэлан тоже не стоял: слишком много впереди, и все уже решено; я-то знаю, чего хочу. Просто торчит что-то поперек и все колет, колет. Раньше проще: жизнь за жизнь, удар за удар. Он – тебя, я его, мы – друг друга. А теперь? Сотня просто людей – не начальников, не убийц, нормальные мужики и ни в чем не виноваты, только делают свою работу – а что с другой стороны? Слова. Будущее. Судьба Мира. Счастье людей.

Он морщился, как от изжоги. Не верю в слова. Будущее – это следующий час, на больше и загадывать глупо. Счастье людей? А людям счастье ни к чему – какое ни дай, все равно испохабят. Судьба Мира? Что-то такое... кисель, не представишь и не ухватишь. И за это драться?

– Да, – сказал он себе, – именно за это. За мой Мир. Я его насквозь прошел, за все места потрогал, тошнит меня от него, но ведь он мой!

И опять это были только слова – повисели миг и канули в тишину. Мне бы что-то попроще и попрочней – чтоб не утекало.

Проще всего – это тот корабль. Есть, оказывается, секретный полигон КВФ – где-то у черта на куличках, у самого Ябта, и там теперь тот корабль. Я бы на их месте давно улетел. Мозгов, что ли, у этого Тгила нет? Знает же, что дело глухо – так чего тянуть?

– Того, чего и ты, – сказал он себе. – Умный мужик, давно все твои варианты просчитал и скис не хуже тебя. Правда, есть и четвертый вариант: уговорить, чтоб не прилетали.

Он зябко повел плечами, такой это был подлючий вариант. Вот так прямо: взять и все отменить, и пусть все идет, как идет, пока совсем не захлебнемся в дерьме. Как это Ларт сказал: третий цикл? Так ведь и не узнает никто, что можно было свернуть. С болью, с кровью, а все-таки...

"С болью и с кровью, – подумал он. – Ты гляди, еще до дела не дошло, а душа в лохмотья. Что я, что Майх".

И злость: почему нашу судьбу должны решать за нас? Выходит, если не дать нам пинка, так и будем переть в болото? Что же мы тогда такое, черт нас побери?

А дни летели: Майх закончил партию блоков и на станционной танкетке отвез их на корабль. Упакованные в контейнеры, они загромоздили узкий проход, и Хэлану как-то не хотелось браться за них.

Оружие или шапка-невидимка? Один черт, по правде сказать. Сделал шаг – значит, пойдешь до конца. Драки не миновать, тут уж крути – не крути...

Он поднял голову и увидел, что Майх тоже стоит и глядит на него. Что-то живое было в его глазах: жалость? стыд? Взгляды их встретились, и Майх сразу – щелк! – и захлопнул створки. Хмуро покосился и приказал:

– Подавай!

А на обратном пути чуть не случилась беда. Случилась бы, если б не Майх. Ехали-ехали – и вдруг толчок; танкетка словно споткнулась на знакомой тропе, и Майх грубо и жестоко отшвырнул Хэлана прочь. Он упал на лед плашмя, так что потемнело в глазах, а когда стало светло, уже не было никакой танкетки. Только черная трещина в берегах из янтарного льда.

– Майх! – отчаянно закричал он. – Майх! – и увидел его на той стороне.

– Майх, – бессмысленно прошептал он, утирая скафандр над вспотевшим лбом.

– Порядок, Хэл, – спокойно сказал Майх.

И они пошли на станцию, разделенные только трещиной.

Дни шли, они монтировали оборудование, скорчившись в тесной рубке. Хэлан уже поднаторел – читал схему, как документ: глянул – и в уме. Хорошая работа: руки заняты и голова тоже, только где-то там, в глубине, сочится, двоится, ветвится тонюсенький ручеек.

Разобрать концы сюда, теперь сюда, щелк – вошло в разъем.

А в Столице, небось, дождь. Лупит по крыше, лужи пузырятся. Интересно, кто за моим столом сидит.

– Давай вот так. Ага. Нет, еще немножко.

Скорей бы на станцию! Чертов скафандр, прямо как блох в него напустили!

– Что-то я тут не пойму. Глянь, Майх.

Как же это я без Майха назад ворочусь? Правда, если до Ктена... А что мне Ктен? Ладно, нам бы еще туда попасть. Кто их знает, эти игрушки: возишься, возишься, а оно возьмет и...

Дни шли, и они уже снова сидели на станции, сменяя друг друга у стендов. Совсем дом родной, Хэлан даже пожалел немного, что скоро придется ее бросать.

Странное дело: здесь он не бывал одинок. Один на один с собой – и все-таки не один. Кто только ни приходил к нему в нескончаемые часы вахт: живые и мертвые, друзья и враги. Можно было договорить и доспорить, но это была только игра, и он знал, что это только игра, и лишь один Ресни не был игрой. Приходил, садился в сторонке, вспугивая выдуманных гостей, и Хэлан сам заговаривал с ним – с полуфразы, с полуслова, с полудодуманной мысли.

– Знаете, Нирел, а я так ведь и не понял, чего я хочу. Нет, планы всякие есть, а вот чего мне надо? Чтоб все по-другому было? Так я сам по-другому жить не захочу, заставь меня – на стенку полезу... как все. Ну, ладно, дала мне жизнь по мозгам, сдвинула с места, а ведь отпусти, я, пожалуй, опять в свой угол залезу – и не тронь меня. А, Нирел?

– Мы, – цивилизация одиноких людей, – задумчиво отвечал он. – Как-то распались все связи между людьми, и у каждого есть он сам: его потребности, малые или большие, и жажда удовлетворить их любой ценой. И все-таки мы не безнадежны – и тому пример мои товарищи. Пришла беда – и сразу с нас все облетело. Амбиции, тщеславие, все то мелкое и вздорное, что так раздражало нас друг в друге. Мы стали просто людьми, надеюсь, нам удастся остаться людьми до конца.

– Так что же: так и жить в беде? Ничего себе жизнь!

– Почему я стал свободным только здесь? В горе, в отчаянии, в страхе смерти? Наверное, нельзя быть свободным – даже внутренне – под чудовищной тяжестью государства – монстра. Да, мы к этому так привыкли, что эта тяжесть кажется нам свободой. Мы ощущаем ее, только когда она чуть приподнимается с наших плеч, как только в невесомости понимаем, что такое притяжение планеты. И я думаю о миллиардах людей, вжатых в землю чудовищной тяжестью чудовищного государства. Кем бы они были, что бы они смогли, если б убрать или хотя бы ослабить этот гнет?

– Вот вы куда гнете? Ну, не знаю. Ежели эту машинку поломать, так что от нас останется? Где вы таких дураков найдете, чтоб сами захотели думать? Вот я... в первый раз пришлось, чтоб за других решать... ох, страшно! Одно дело, как у нас: машинка крутится, никто ни за что не отвечает... а если нет? Ну, подумайте! Если нет аппарата – значит, ты уже не винтик, значит, жить так, чтоб за каждый свой шаг отвечать...

Вот тут его и поймал Майх. Вошел потихоньку – Хэлан и не услышал, почувствовал, только, что кто-то есть. Ох, черт! Не дай бог, вслух говорил!

– Ну, чего прячешься? Вылезай!

– Я не прячусь, – сказал Майх. Подошел и сел рядом. – Мешать тебе не хотел.

– Чему мешать-то?

– Думать. Далеко ты от меня ушел.

– Раньше вышел, – хмуро ответил он. Сидел и без надобности пялился на стенд, будто Майх и впрямь застукал его на чем-то стыдном.

– Если темп не потеряем, закончим дней через 12. Ты рад?

– Чему?

– Что, еще сердишься?

– Детский разговор, Майх. Сержусь – не сержусь. Что, ты у меня игрушку забрал? Дело ведь не в том, драться или нет. За что драться?

Майх вдруг улыбнулся.

– А за что драться, Хэл? За жизнь – нельзя. За друзей – нельзя. За это все – нельзя. Сложновато для меня!

– Неужели?

– Ладно, – сказал Майх. Встал, прошелся по комнате, переключил что-то на стенде. – Только без подсказок, Хэл. Не люблю в конец задачника заглядывать. Значит, надо определить цель? Добраться до корабля. Спасти Лийо и помочь Николу. Все очень просто – до самого Ктена.

– А что тебе Ктен?

– То же, что и тебе, Хэл. Поворот. Только пошли мы в разные стороны. Разные задачи, понимаешь? Моя – прорваться любой ценой. Никого не жалеть. Ничего не щадить. В этой драке по-честному нельзя. Как они нас – так и мы их.

– Удобно.

– Да! – с яростью сказал Майх. – Даже слишком! Ты сравни, что ты знал, а что я. Ты в этом болоте, как рыба, а я... я чуть не спятил, когда вы меня мордой... в это!

– Ну да, конечно. Твоя правда. Извини, малыш.

– Погоди. Значит, задача: прорваться. И тут вопрос: зачем? Спасти Лийо? Невозможно. Здесь мы все трое обречены. Улететь? Ну ладно, летим. А зачем? Просить помощи? А кто мы такие, чтоб ее просить? Мы что, можем говорить за всех?

– А ты не переживай, – сказал Хэлан. – Можем и не просить.

– Тогда, выходит, твоя правда: не за что драться!

Хэлан хотел что-то сказать, но Майх не дал:

– Говорю же, погоди! Когда ты меня умыл, я сел и стал думать. Понял: слишком много нагара, пора продувать дюзы. Куда меня повело? Вроде, не ты меня, а я тебя за руки должен хватать. Понимаешь: подумал – и сам удивился. Когда узнал, что ребят убили... я ведь с ними не раз летал... крепче родства... Когда думал, что Лийо нет... когда нас гоняли, как... нет, ты пойми: будто так и должно быть. А теперь не могу. Ведь мы ни в чем не виноваты, черт побери! За что нас так? Почему нас можно убивать, Хэл? Почему можно, чтобы были и Ктен и Намрон? Почему нужен или не нужен контакт решают не ученые, а чинуши?

– Ого, сколько "почему"!

– Детские вопросы, да? Иногда полезно задавать такие вопросы. Почему, едва я родился, моя жизнь была определена? Не умом, не характером – тем, кем я родился. Почему каждый из нас должен быть подследственным и поднадзорным в собственном мире?

– Ты гляди, заметил!

– Не надо, Хэл! Просто подумал: а зачем мне куда-то лететь? Помощи просить не хочу, врать не умею, хвастать нечем. Оно конечно, поглядеть бы... знаешь, для нашего брата, космача, такой полет... Но ведь ты же не полетишь?

– Конечно, нет. У меня свой мир есть, буду я по чужим таскаться!

– Думаю: был бы Никол один... но с ним ведь Лийо, он-то может лететь – нигде нас не осрамит.

– Ох, торопишься, Майх!

– Да нет, не очень. – Поглядел на Хэлана и засмеялся: – Что, не хочешь в долю брать?

– Доля больно незавидная.

– Какая выйдет. Это ведь и мой мир, Хэл! Почему это ты можешь за него драться, а я нет?

– Характер драчливый.

– Иди ты со своим характером! – весело сказал Майх. – Куда ты без меня денешься?

– Никуда, – ответил Хэлан покорно. – Вместе и пропадем. Ты-то себе хоть эту задачку представляешь?

– Лишь бы ты ее себе представлял. Прокладывай курс, а я тебя мигом доставлю. Хоть на Ктен, хоть на Авлар...

– Хоть на тот свет. Нашел себе капитана! Первая голова...

– Ну, головы у нас будут. Целый Ктен. И люди будут.

– Целый Авлар?

– Ну, целый – не целый... Хватит меня запугивать, Хэл. Это мое право, никому его не уступлю.

– Спасибо, Майх, – тихо сказал Хэлан.

Они стояли и глядели друг на друга, и, глядя в эти спокойные, твердые глаза, он вдруг поверил – впервые – что из этого все-таки что-нибудь выйдет.

...Прилетели они без оркестра и улетали по-тихому. Все сделали, прибрали на станции, обработали бумаги консервантом и вышли налегке в блистательно-мертвый мир.

В последний раз сквозь колкие ледяные острия, сквозь текучий проблеск рыжих радуг, в последний раз по прозрачно-янтарной тропе, в последний раз под невидящим взглядом Фаранела.

"В последний раз, – высвистывает птичка в шлеме. – В последний раз, в последний раз, в последний раз". Веселенькая песня! Второй сезон, как все в последний раз.

– Майх! – просто, чтобы перебить надоедливый голосок, и без него тошно. – А может, не будет перехватчиков?

– Вряд ли. Захват бота на Тенаре, самостарт автомата на Ктене, корабли на Намроне. Цепочка ясная. Ничего Хэл, проскочим.

"Может и проскочим, – подумал он, – не привыкать. А не лежит душа переть на тот корабль. Повернуть бы – и за дело!"

Он усмехнулся: опять хитришь! Трусишь, брат. Не так страшны перехватчики и патрули – сам корабль. Это ведь слова: "чужой, чужое", говорить-то легко, а вот увидеть да почувствовать, как это: чужое, по правде чужое, не из нашего мира. Тгилом надо быть, чтоб не обделаться. И не свернуть.

"Точка опоры"? Да, Кел, опять вы правы, черт вас побери, надоели вы мне со своей правотой! Ни черта у меня нет, кроме этого. Одно-единственное: через 20, ну, 30 лет они прилетят, и надо суметь их встретить. Что, не убеждает?

– Нет, – сказал он себе, – ни капельки.

– А это потому, что ты корабль не видел. Вот посмотришь, убедишься, что они на сто лет впереди, в сто раз сильней, улику какую-то прихватишь...

– Ага! Ты это своей бабушке расскажи!

– Ну и пошел ты, – сказал он себе. – Нашел, когда сомневаться! Зубы стисни – и вперед!

...Он остановился, потому что остановился Майх. У самого корабля стояли они, и корабль был единственным тусклым пятном в сияньи равнины. Темен и грязен был их корабль, плод темной и грязной цивилизации, памятник грязных людских дел в чистоте безлюдного мира.

Тлели стартовые огни, притулился к одной из опор подъемник, и брезгливо стекал по обшивке обманчиво-теплый свет. Вот и все. Перевернем страницу.

– Ну, Майх! О чем задумался?

– О свободе, – ответил Майх и смущенно поглядел на него. – Вдруг почувствовал: свободен! И не по себе.

– Занятно! Какая же свобода, если все решено?

– Понимаешь, до сих пор... это был побег. Нас гонят – мы убегаем. А теперь... Раз мы сами выбираем судьбу, значит, свободны?

– Выходит, что так.

И Майх, коротко, торжествующе улыбнувшись, шагнул к подъемнику. К свободе.