Текст книги "Мосты (ЛП)"
Автор книги: Elizabeth Rowandale
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
========== Глава 1 ==========
***
Дождь лил уже много дней. Скалли почти и забыла ощущение теплого солнца на коже. Вашингтон лишился всех цветов, кроме серого. Настоящие бури она почти могла выносить: вспышки молний, оглушающий гром, трепетное, волнующее ощущение, от которого волоски на ее теле вставали дыбом, и воспоминания о сотнях поездок в продуваемые всеми ветрами городишки на просторах Среднего Запада. Но в этом городе не было ничего, кроме влажности и серости. Небеса словно бы обесцвечивали ее кожу.
В последние зимы ранние приступы артрита в ее рабочей руке, на которые она по привычке старалась не обращать внимания, лишь обострились. Она на многое старалась не обращать внимания в последнее время. Дана Скалли была врачом по профессии, даже если сейчас она и не занималась медициной. Непослушные пальцы и все возрастающая необходимость в очках для чтения подводили ее к крайне неприятному умозаключению: ассистировать при проведении операций она бы больше не смогла.
Падения причиняли еще большую боль.
В течение нескольких лет – относительно тихих и словно укутанных туманом – когда она работала врачом днем и согревала чью-то постель по ночам, Дана жила, не скрывая своих чувств. По крайней мере, по отношению к важным для нее людям… к важному человеку. Единственному человеку.
Но вот заполненный туманом шар разбился, и она едва не утонула в вырвавшихся на свободу эмоциях.
Стены возводились не просто так.
Отрицание было удобным, как разношенный костюм. Стандартная фраза «я в порядке, Малдер». Отведенный в сторону взгляд. Модные ботинки вместо удобных туфлей, аккуратная завивка вместо небрежного пучка, подводка для глаз, губная помада и прочие атрибуты защитной брони, с помощью которых она тщательно и методично создавала образ той, которая когда-то была агентом Скалли. Костюм, который она хорошо помнила и была довольна его извлечением из небытия.
Но дождь все никак не заканчивался.
***
– Извини, ты сказал «Черноглазые дети»?
– Да, дважды. Нет, прости, трижды. Скалли, ты вообще слушаешь?
– Да, извини. Да. Я слушаю. Я просто… трудно сосредоточиться в дождь. – Она поставила ноги на подпорку стула, прочистила горло и выпрямилась. – Продолжай, пожалуйста.
Малдер заколебался. Она не отводила взгляда, наблюдая за типичным для него мыслительным процессом, отражавшимся в его бледных глазах. Немного обиженный тем, что она не слушала (о чем она искренне сожалела), немного выведенный из терпения тем, что до сих пор порой не мог удержать ее внимание, когда преподносил ей то, что она пренебрежительно называла «страшилками», а он представлял в качестве «дела», и еще… еще обеспокоенный. Потому что в последнее время она больше прислушивалась к нему, больше доверяла его суждениям, как он того заслуживал, если они не были совсем уж безумными, больше была склонна принимать его теории… и если она начинала игнорировать его уже через десять минут, то, может, что-то было не так, и ему следует об этом спросить.
В ее животе порхали бабочки, пока она ожидала, что он спросит, в чем дело, раздумывая над тем, что на это ответить. Потому что теперь все было не так, как раньше – теперь они были двумя людьми, которые когда-то приникали друг к другу в темноте, рассказывали самые интимные секреты и каждым своим вздохом, взглядом, прикосновением выказывали полнейшее доверие и веру, разрушая все тщательно выстроенные стены. Так что порой он спрашивал и она отвечала, а порой – нет, и это чертовски сбивало с толку.
– Ты о них слышала? – было все, что он спросил.
Она и понятия не имела, почувствовала ли при этом облегчение или обиду.
– Нет, – односложно отозвалась она.
– Мне начать с начала?
– Пожалуйста.
– И на этот раз ты будешь слушать?
Она подавила приступ раздражения: его язвительный комментарий был вполне заслуженным.
– Да, буду.
Он чересчур драматично прочистил горло и кликнул на очередной снимок на своем ноутбуке. С него на Скалли смотрел мальчик не старше двенадцати с натянутым на голову капюшоном толстовки и черными, словно нефть, глазами совсем без белков. Фотография, явно отфотошопленная, по идее должна была произвести на нее не больше впечатления, чем постер к дешевому ужастику, однако стоило Скалли заглянуть в эти странные глаза, как живот свело спазмом от какого-то смутного воспоминания – слишком глубоко потаенного, интуитивного, чтобы дать ему определение. Въевшегося в ее костный мозг и затрагивавшего скорее ее внутренности, чем мысли. Выцветшие краски и желтоватое освещение лестничного колодца, бетонного с водяными разводами на нем, запах антисептика и холод. Холод. Страх.
Прежде чем заново начать свой рассказ, Малдер сверился с записями и потому пропустил ее реакцию, за что она была ему несказанно благодарна. Ей было бы трудно объясниться, даже если бы она попыталась.
– Популярная версия гласит, что все началось с рассылки подписчикам… – Малдер. В этот раз ей надо вникнуть в его слова. Она сделала над собой усилие и, оторвав взгляд от экрана, сосредоточила его на лице Малдера… – сделанной человеком по имени Брайан Бетель, в которой он рассказывал о своей собственной встрече с черноглазыми детьми в Абилене, штат Техас, и с тех пор история стала распространяться, как городская легенда, когда схожие рассказы заполонили интернет. И хотя много сенсационных и явно сфабрикованных историй и даже видео встреч с Черноглазыми детьми, или ЧГД, как их стали называть, появилось в интернете за прошедшие несколько лет, сам феномен фактически куда старше своей нынешней популярности. Исследователи начали находить сообщения от контактеров, содержащие сходные отличительные черты, еще несколько десятилетий назад и среди культур, почти не контактирующих с окружающим миром. Одна такая история была поведана пожилой женщиной, живущей в индейской резервации в Южной Каролине. Женщина не знала о феномене Черноглазых детей и не имела постоянного доступа в интернет.
– Хорошо. Каковы же детали расследования?
Ее вопрос, однако, не внес изменений в его заготовленную презентацию.
– Истории о встречах с этими детьми следуют определенному сценарию. Человек, обычно один, обычно ночью, находится либо дома, либо в машине, и один или двое этих детей стучат в дверь, прося впустить их. Дети часто приходят вдвоем или втроем, иногда один из детей явно старше остальных, их возраст варьируется от шести до шестнадцати, но чаще всего они выглядят еще не достигшими возраста подростков. Очевидцы говорят, что у них бледная и безупречно чистая кожа и они носят простую темную одежду, часто толстовки, позволяющие им скрывать свои лица, пока к ним как следует не приглядишься. Дети зачастую смотрят в пол или остаются в тени в самом начале встречи, так что столкнувшийся с ними человек не замечает странности в их глазах, пока они не начнут общаться.
– Обычно дети просят пустить их в дом, чтобы позвонить родителям или воспользоваться уборной. Если дело происходит в дороге, то они просят подвезти их до дома. Дети используют слова, которые явно рассчитаны на проявление по отношению к ним сочувствия, утверждая, что они замерзли или потерялись, однако тон их голоса, как описывается, совершенно бесстрастен или монотонен, что никак не вяжется с ситуацией и часто даже со временем года. Например, ребенок утверждает, что промок и потому хочет зайти в дом, чтобы просохнуть, хотя на улице нет дождя, или заявляет, что замерз посреди лета.
Скалли сделала глубокий вдох, старательно игнорируя неприятное ощущение от взгляда до сих пор смотрящего на нее с экрана ребенка.
– Так… Малдер… и что происходит? Я имею в виду… эти дети просят о помощи… – Она вопросительно вздернула брови.
Малдер кивнул, явно готовый к подобному вопросу, но еще не окончивший свой рассказ.
– Те, кто встречали этих детей, испытывали сильнейший страх. Или ощущение неправильности происходящего и надвигающейся угрозы. Взрослые мужчины с опытом боевых действий забивались в угол в слезах, надеясь, что дети уйдут. Тренированные служебные собаки убегали от дверей и прятались в задней комнате, жалобно скуля. Но контактеры также сообщают о том, что дети обладают чем-то вроде гипнотической силы, и жертвы порой обнаруживают, что собираются открыть им дверь, хотя совсем не намеревались этого делать, к своему крайнему удивлению осознавая, что уже шагнули к входу или отомкнули дверной замок.
– Малдер… это напоминает какую-то мешанину из различных легенд… – заявила Скалли, прищурившись и закусив губу. – Истории о людях-мотыльках, похищения пришельцами, даже мрачные легенды о…
– Действительно, эти сообщения имеют много общего с упомянутыми тобой паранормальными феноменами, однако та же самая отличительная черта с теми же самыми характерными особенностями проявляется снова и снова по всему миру вот уже несколько десятилетий. Включая стойкое убеждение, что ужасная судьба ожидает тех, кого убедили пустить этих детей внутрь. Одна из пока неподтвержденных историй рассказывает о паре, которая пустила двух очень юных Черноглазых детей в свой дом одной холодной осенней ночью, позволив им остаться, пока «родители» их не заберут, но симптомы болезни начали проявляться, когда дети еще сидели у них в гостиной. В последующие недели и месяцы после этой встречи оба страдали от серии угрожающих жизни болезней, и ощущение страха и безысходности прочно вошло в их жизнь.
– Хорошо… так что там с нашим делом?
– Дело… – Малдер потянулся назад и схватил со стола папку с документами. Теперь дела хранились в электронном виде, но Малдер был в этом отношении старомоден. Ему нравилось распечатывать бумаги, раскладывать их по полу и искать связи и совпадения. Он кинул Скалли папку, и она едва сумела поймать ее, прижав рукой к колену, отчего по их подвальной пещере прокатился громкий шлепок. Поправив папку, она начала листать ее, радуясь возможности смотреть на что-то помимо изображения ребенка на экране. – Дело касается маленького городка неподалеку от Лас-Крусес, штат Нью-Мексико, – продолжил Малдер. – Семья Гарсия: муж, жена, двое детей и пожилая мать мистера Гарсия.Два месяца назад дочь, девушка-подросток Мариэла, выложила на своем канале в YouTube историю, в которой говорилось о визите в их дом накануне вечером двоих детей, утверждавших, что они потерялись, и требовавших впустить их. Ее родители в конце концов согласились и впустили детей, намереваясь позвонить в местный полицейский участок, чтобы там помогли детям найти их дом.
– Дай угадаю… у детей были совершенно черные глаза, и они носили темные толстовки?
Малдер ткнул в ее сторону карандашом.
– Ничто от тебя не ускользнет, Скалли. Дети пробыли в доме той семьи не больше часа, когда какие-то взрослые в черных костюмах показались на подъездной дорожке семьи Гарсиа и позвали детей с собой. Дети признали в них родителей и настояли, что теперь все в порядке.
– Хорошо. И семья Гарсиа… – Скалли перевернула очередную страницу покоившейся у нее на бедре папки, пробежалась глазами по тексту и быстро ухватила суть. – О боже. – Она подняла взгляд на Малдера, широко распахнув глаза от удивления, и он понимающе приподнял брови. – Бабушка умерла от осложнений при некротическом фасциите?
Малдер кивнул, заметно посерьезнев, когда профессиональное воодушевление уступило место уважительному сочувствию.
– Боюсь, что так. Но невезение семьи на этом не закончилось.
Скалли продолжила листать дело.
– Младший брат… был госпитализирован с диагнозом хантавирус.
– И отец погиб в автомобильной катастрофе, Скалли. Никаких следов алкоголя или других опьяняющих веществ в его крови. Никаких сведений об опасном вождении. У матери возникли необъяснимые кровотечения из носа, а последний пост блога Мариэлы содержит описание болезненной сыпи на ее коже, которую врачи не могут идентифицировать. Вчера школьная подруга Мариэлы заявила, что тоже не так давно видела этих черноглазых детей под фонарным столбом неподалеку от дома Гарсиа.
Скалли пролистала оставшиеся страницы. Многие медицинские и патологоанатомические подробности отсутствовали. Ей нужно будет изучить гораздо больше информации, прежде чем она хотя бы начнет составлять в уме картину происходящего. Она закрыла папку, положила ее на скрещенные ноги и встретилась с выжидающим взглядом Малдера. Он стоял у своего стола, указательными пальцами поигрывая с недавно заточенным карандашом; у нее зубы заныли при виде того, как графитовый кончик упирался в подушечку его пальца. Он был без пиджака, с закатанными рукавами рубашки, и ей стало холодно от одного только взгляда на него. И, может… не только холодно.
– Малдер, это ужасный удар для этой семьи. Но хотя некротический фасциит – редкая болезнь, и, чтобы она стала смертельной, ее нужно сильно запустить, в группу риска попадают люди со слабой иммунной системой, а пожилая женщина в бедном районе города могла иметь какую-то глубоко укоренившуюся болезнь, которая сделала ее уязвимой к вирусу. Мне нужно будет просмотреть остальные медицинские записи. Что до хантавируса, то Нью-Мексико – это идеальная местность для заражения от испражнений грызунов. Опять же низкий социальный статус мог поместить мальчика в группу риска – зараженные грызунами дома, гараж друга или подвал. Может, он ходил в походы с отрядом скаутов. Маленькие дети крайне восприимчивы к хантавирусу как из-за слабой иммунной системы, так и из-за их менее чем тщательного выполнения гигиенических процедур. Сыпь дочери почти наверняка могла возникнуть вследствие стресса, вызванного серией ужасающих событий, произошедших с ее семьей. То же самое можно отнести и к кровотечениям матери, особенно на возвышенности, на которой они проживают, и при повсеместной сухости воздуха. Что до отца, то у нас недостаточно информации, чтобы утверждать, что там имело место что-то помимо трагической случайности. Машина могла сломаться, какое-то животное могло перебегать дорогу. У мужчины мог случиться сердечный приступ, или инсульт, или любое другое медицинское состояние, повлиявшее на его оценку ситуации на дороге.
Малдер кивнул, и едва заметная усмешка тронула уголки его губ.
– Впечатляющая цепочка опровержений, выданная до того, как ты выпила свой утренний кофе, Скалли, но не могу сказать, что не согласен с тобой. Но это то еще совпадение, тебе не кажется?
– Ты хочешь заняться этим делом, только чтобы это опровергнуть?
Он повел плечами.
– Не в первый раз.
– Малдер, у тебя есть доказательства хотя бы одного инцидента, когда кто-нибудь сообщал о встречах с Черноглазыми детьми, впускал их в дом или машину, и был серьезно ранен или убит в результате действий этих детей?
– В этом-то и дело, Скалли… думаю… мы слышим только отчеты о происшествиях без последствий.
– Что ты имеешь в виду?
– Думаю, те, кто впускал их… уже не смогут поведать свои истории.
Скалли издала нечто среднее между скептичным смехом и многострадальным вздохом. Едва не уронив покоившуюся у нее на коленях папку, она перехватила ее и поскребла пальцем по острому краю. При этом ее взгляд зацепился за проклятое фото на экране ноутбука, и у нее вновь свело живот.
– И? – Он наблюдал за ней, словно пудель, ожидавший лакомства. – Что скажешь, Скалли? Как насчет небольшой поездки в пустыню?
Нью-Мексико. Он хотел, чтобы она полетела в Нью-Мексико. В этой тонкой папке было далеко не достаточно информации для того, чтобы превратить все эти происшествия в дело. Они обернулись трагедией для семьи, но между ними не было явной связи. Скалли не представляла, как Малдер намеревался раскрутить это, чтобы убедить Скиннера, что расследование этих случаев стоит всех расходов на поездку из Вашингтона в маленький городишко в Нью-Мексико. Ей стоит сразу же охладить его энтузиазм.
Нью-Мексико. Тепло. Даже в это время года. Сухо. Тепло. Ее руки покрылись мурашками под пиджаком. Ей казалось, что сырость пронизывала ее до костей. Проклятье, проклятье, проклятье…
– Полагаю… – она сглотнула. Проклятье. – Мы можем уделить этому денек. Поговорить с местными, посмотреть… видел ли кто-нибудь еще этих детей и случилось ли потом с ними что-нибудь дурное. Если ничего из этого не выйдет, утром мы вернемся домой.
Выражение лица Малдера изменилось. Его губы двигались, но он словно бы не мог сформулировать слова. Он уставился на нее так, словно она только что заявила, что трава фиолетовая.
Скалли сделала глубокий вдох и изо всех сил попыталась придумать довод, делающий ее готовность хотя бы отдаленно рациональной. Что-нибудь научное, что-нибудь о потенциальном заражении опасными токсинами, правительственных экспериментах в отдаленных районах, о промывающей мозги деятельности культа, редких детских болезнях, затрагивающих окраску глаз – что-нибудь, придающее смысл этой внезапной уступчивости и обеспечивающее ее интересу хотя бы отдаленно профессиональную подоплеку. В лучшем случае, существовала же угроза здоровью людей, требующая расследования, но даже это не имело никакого касательства к ФБР, а тем более к «Секретным материалам», и в конце концов Скалли отбросила все отговорки, понурилась и произнесла бесцветным голосом:
– Мне холодно.
Потрясенный вздох Малдера повеселил бы ее, не будь это все таким печальным.
– Только не проси меня объяснить это Скиннеру, – добавила она несколько более резким тоном, ткнув в его сторону папкой с документами.
Малдер поднял руки вверх и изобразил на лице нарочитое простодушие.
– И думать не смел.
С этими словами он наконец закрыл чертов ноутбук и, взяв его со стола, прижал к бедру.
Темнее всего перед рассветом. Потому что она знала, знала, что каким бы сложным, шатким и запутанным все это ни было, даже если ничего не образуется, она сможет вслепую протянуть руку, и он схватится за нее, удержит ее голову над водой и не позволит утонуть под проливным дождем. Ей почти нечего было прятать, когда все это рухнуло.
И все же она ощущала на вкус тепло и свободу, что наводняли ее безмолвные сны. На какое-то время ее устроит и просто удобство. Ей нужно было, чтобы все замерло, устоялось и восстановилось. И эта Скалли, этот правительственный агент в модных костюмах, с аккуратно нанесенной помадой, сложными научными теориями и умением разбираться с бумажной работой – это все, что она знала. Внутренний голос, каталогизирующий изменения в ее теле вроде артрита, старческой дальнозоркости и новых всплесков уровней эстрогена, знал, что впереди ее ждал обрыв – точка, где нужно выстроить мост или проложить совершенно новый отдельный маршрут. Но сегодня… ее звало Нью-Мексико.
***
– Да брось, Скалли. Сделаем что-нибудь для удовольствия. Просто повеселимся. Помнишь, что это значит?
Они в бегах уже много недель. Чувство близости и теплоты прекрасно в определенном горько-сладком смысле, но любая улыбка кажется немного омраченной. Рана от потери сына еще слишком свежа для них обоих. Они лишились своей работы, но снова вместе – в дороге и в своей стихии. Никаких больше наполненных тоской писем и отчаянного желания увидеться или прикоснуться друг к другу хотя бы мельком. Она может засыпать в его объятиях, может спать так, как, ей казалось, у нее не получалось уже целую вечность.
Они едут уже несколько часов и, миновав пустыню, достигают равнин Среднего Запада. Остановившись дозаправиться, они обнаруживают, что находятся на окраине расположившегося поблизости бродячего летнего карнавала. Скалли не хочется больше находиться на окраине чего бы то ни было. Малдер, должно быть, замечает ее тоскующий взгляд, потому что берет ее за руку и ведет к стоящему у ворот жилистому мужчине в пыльной полосатой спецовке и со скрученными в рулон билетами за поясом.
– Малдер… – протягивает она, пытаясь возразить, но правда в том, что у нее нет веских возражений. Им некуда торопиться, погода комфортно теплая, но не жаркая, она нанесла солнцезащитный крем, их бензобак уже наполнен, и…
– Сколько вон за тот аттракцион?
– «Зеленую машину»? – спрашивает мужчина рокочущим голосом, словно он слишком долго проработал рядом с громыхающим механизмом.
Малдер кивает.
– Да, два билета, пожалуйста.
– На «Зеленую машину» три билета за раз. Мы продаем по 10, 20, 50 или 100 билетов. – Он указывает на перечисленные на доске цены.
Малдер достает бумажник и передает билетеру двадцатку, проделывая этот маневр одной рукой, чтобы не пришлось отрываться от Скалли. Словно они подростки на школьном базаре.
– Двадцать билетов, – говорит он, и Скалли издает тихий смешок, однако наслаждается легким ветерком и ощущением прикосновения пальцев Малдера, переплетающихся с ее собственными – возможность просто забыть обо всем на полчаса представляется ей головокружительно притягательной.
В это время дня к аттракционам не выстраиваются очереди, и они находятся слишком далеко от цивилизации, так что работник карнавала позволяет им прокатиться на «Зеленой машине» два раза подряд. Это аттракцион с сиденьями на двоих, которые поначалу вращаются в плоскости, а потом поднимаются, описывая в воздухе большие петли на своих трех рукоятках, опуская их вниз с небольшими приливами ветра и восторга при каждом повороте. Центробежная сила прижимает Скалли к крепкому телу Малдера, и падения вниз ощущаются просто божественно на ее шее и открытых плечах, раздувая ее волосы во все стороны. Приземление и остановка тряские и неуклюжие, вызывающие у них смех и заставляющие ее попрощаться с остатками укладки. Малдер проводит теплой ладонью по ее взъерошенным и выгоревшим на солнце локонам и смотрит на нее так, словно красивее ее в этом месте – да и в любом другом – ничего нет.
Наплыв ощущений выталкивает все мысли о прошлом и будущем из их голов, и они просто наслаждаются этим волнующим моментом здесь и сейчас, ожидая, когда поднимется защитная перекладина, а потом целуются, словно парочка подростков, слишком поздно замечая, что им пора выходить. Малдер помогает ей спуститься, и у нее не получается идти прямо без его поддержки после всего этого вращения, отчего они смеются еще сильнее, покидая аттракцион и возвращаясь на основную ярмарочную площадку.
Малдер выигрывает ей розовую панду в «ударь крота». Скалли стреляет пинг-понговым мячиком в стеклянный шар и выигрывает золотую рыбку. Она отдает свой приз маленькой светловолосой девочке с мечтательными глазами, потому что в жизни на колесах нет места для золотых рыбок.
– Ты так чертовски красива, когда улыбаешься, – говорит Малдер, когда они возвращаются к машине; он обнимает ее рукой за талию, а она прижимает к груди панду. Она прекращает внимательное изучение бесконечно зеленой равнины и голубого горизонта и встречается с его почти ослепляюще пристальным взглядом. Затем она смотрит на его губы – такие мягкие и соблазнительные, готовые в любой момент произносить искрометные и безумные теории наряду с непостижимыми заявлениями о том, что она почему-то стоит того, чтобы всем ради нее пожертвовать.
Она неторопливо поднимает глаза, чтобы вновь заглянуть в его собственные, и чуть запрокидывает голову с несколько вызывающим и игривым видом.
– Долго же ты решался это сказать, – замечает она, с нежностью улыбаясь ему.
– Это потому что ты меня до чертиков пугала, Скалли, – со смехом отзывается он, но она знает, что это не шутка. Она хочет, чтобы этот момент остался с ними навсегда – чтобы они просто продолжили идти рука в руке и никогда друг друга не отпускали.
***
– Скалли?
Она резко проснулась. Самолет. Должно быть, она заснула во время полета. На плече у Малдера.
– Эй-эй… извини, – говорит он, придерживая ее длинными пальцами за предплечье. – Я не хотел тебя испугать.
– Ничего. Прости, я, похоже, заснула крепче, чем ожидала.
Его ответная улыбка была нежной и снисходительной, и она инстинктивно выпрямилась и отстранилась, потому что воспоминания из сна были все еще свежи в ее памяти. Вызванные им смешанные ощущения и запах его лосьона после бритья сбивали ее с толку и нервировали, а Скалли совсем не хотелось сделать какую-нибудь глупость в полусонном состоянии. Сам-то Малдер не возвращался мысленно в прошлое, оставаясь в 2018-м.
– Все нормально, – отмел он ее извинения. – Наверное, тебе это было нужно. Пилот только что объявил о посадке. Я хотел дать тебе возможность толком проснуться.
Она кивнула.
– Спасибо. Да. – Во рту образовался такой привкус, словно она зажевала его хлопковую рубашку, и потому Скалли потянулась за бутылкой с водой, закрепленной на сиденье перед ней. Прохладная жидкость оказала удивительно успокаивающее действие на ее горло и пищевод.
За всю свою жизнь она так часто летала на самолетах в компании Фокса Малдера, что подобные поездки давно превратились в отработанную до автоматизма рутину. Она знала, в каком кармане его сумки для ноутбука лежал посадочный талон, какого размера бутылку с водой он любил покупать в газетном киоске, за сколько сидений от крыла предпочитал садиться, какие виды орешков и крендельков запасал для перекуса в мотелях и какие выплевывал, через сколько часов в воздухе снимал обувь и на каком этапе посадки, скорее всего, решал, что ему стоит сходить отлить.
И он знал ее. Он протягивал руку и отворачивал вентиляционную отдушину в сторону, когда она мерзла, покупал ее любимую марку сока в полет одновременно с бутылкой воды для себя, даже когда она настаивала, что ей надо сесть на диету, опускал подлокотник, который никогда толком не выравнивался на уровень сидений между ними, чтобы его края не впивались ей в бок, когда она засыпала у него на плече. Впервые это произошло после двух лет знакомства, когда она практически растеклась по сиденью, будучи буквально избитой и измотанной до предела, переставляя ноги на автопилоте, вся в синяках и бинтах, и просто желая поскорее оказаться дома. Он просто сказал: «Иди сюда», – и помог ей повернуться боком, воспользовавшись пустующим креслом между ними, и она сумела свернуться клубочком, положив голову ему на колени. Он накрыл ее своим зимним пальто и весь ночной перелет сторожил ее сон, награждая смертоносным взглядом любую стюардессу, которая бы осмелилась указать на необходимость «принять вертикальное положение и пристегнуть ремни». И по сей день она говорила себе, что он не заметил, как его нежность и утешение вызвали у нее тогда слезы. Она списала это на усталость.
Малдер держал открытую папку с материалами расследования на коленях, и взору Скалли вновь предстало очередное поддельное изображение Черноглазого ребенка.
– В чем тут, по-твоему, дело, Малдер? Это фальшивка? Совпадение? Какой-то вид эксплуатации?
Он пожал плечами.
– Честно, Скалли? Понятия не имею. Но как бы то ни было, я не хочу, чтобы это случилось еще с одной семьей, если мы можем это предотвратить.
– Согласна, – признала она чуть более устойчивым после выпитой воды голосом, окончательно избавившись от остатков сна и тем самым ступив на более твердую почву. – Начнем с коронера?
– Да. Встреча назначена на четыре. – Он глянул на часы. – Наш самолет немного выбился из графика, но разница во времени в два часа в нашу пользу, так что, если арендованная машина будет готова к нашему прибытию, мы успеем.
– Тогда так и поступим.
========== Глава 2 ==========
***
Глава 2
Малдер до сих пор не понимал, почему Скалли согласилась на эту поездку, но решил не смотреть дареному коню в зубы. Может, ее просто одолел приступ ностальгии по их безумным эскападам в погоне за оборотнями и чупакабрами (ага, конечно). Может, она и вправду нуждалась в поводе посетить какое-то теплое место; когда они жили вместе, он узнал, какой мерзлячкой она была (она сказала, что после рака стало только хуже, что ее внутренняя «печка» так и не заработала в нормальном режиме). В любом случае, она шла бок о бок с ним по аэропорту Эль-Пасо, везя за собой дребезжащий чемодан на колесиках. Он давно научился приспосабливать свои широкие шаги к ее, чтобы ей не приходилось бежать за ним, и не чувствовать при этом дискомфорта. Привычка вновь дала о себе знать без всякого осознанного решения с его стороны, как только она оказалась рядом. У них был свой выработанный ритм.
Скалли коснулась его пальцев, когда разворачивала его телефон, чтобы прочитать подтверждение бронирование автомобиля.
– Ты сказал «Энтерпрайз»?
– Да, «Энтерпрайз».
Ее пальцы были ледяными.
Когда они вышли на озаренные солнцем просторы Западного Техаса и молча направились к остановке автобусов аэропорта, на одном из которых собирались доехать до пункта проката машин, Скалли закрыла глаза, откинула назад волосы и подняла лицо к солнцу. Смотря на нее в этот момент, с проступающими веснушками и немного взъерошенными со сна волосами, он видел в ней ту молодую женщину за тридцать, в которую когда-то влюбился. Страстную, умную, добрую, упрямую, стремительную – настоящий ураган из рыжих волос, постоянных споров и научного жаргона, ворвавшийся в его жизнь и перевернувший его мировоззрение с ног на голову. Он был не меньше влюблен и в ее пятидесятитрехлетнюю версию, которая была чуть более открытой, более изнуренной, более сломленной, но не менее настроенной подниматься всякий раз после падения. Не менее умной. Не менее прекрасной.
Когда-то он притворялся, что время все изменит, и они смогут вспоминать все это с нежностью, остаться друзьями и двигаться дальше. Теперь Фокс Малдер смирился с реальностью. Дана Скалли никогда не будет для него чем-то «меньшим». Пока же он был просто рад тому, что она находилась рядом с понедельника по пятницу.
Экономный. Бюджетный. Национальный. Нет, следующий автобус.
Перемены витали где-то далеко на горизонте, а пока что их уютное перемирие заживляло раны. Они находились в поисках новой нормальности для них обоих. Но Скалли посещала его дом все чаще и чаще, размывая границы, открывая двери, а потом резко закрывая их. Это было временным решением. Они жили как типичная платоническая пара и притворялись, что их это устраивает.
Правда же заключалась в том, что они не умели расставаться. Причем настолько, что окружающие до сих пор считали, что они вместе.
***
Скалли села за руль синего Ford Fusion, выбранного из множества вариантов в гараже компании «Энтерпрайз». Ей не всегда нравилось вести машину по пустыне, потому что ее глаза были более чувствительны к свету, чем его, но сегодня ей, казалось, хотелось все держать под контролем, и Малдер не прочь был передать ей бразды правления – буквально. Их первая остановка была всего в пятнадцати минутах от аэропорта. Офис главного судмедэксперта Эль-Пасо обслуживал районы южного Нью-Мексико, и потому они сначала намеревались поговорить с коронером, потом отправиться в Лас-Крусес, где лежал в больнице младший Гарсиа, и напоследок уже в конечный пункт назначения в Вердаде. Ирония данного названия не ускользнула от Малдера. (1)
