Текст книги "Напиши мне про любовь"

Автор книги: Элизабет Питерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

4

Жаклин взяла дрожащие руки девушки в свои.

– Присядьте, – тихо велела она. – Вот сюда, на софу. Что вы такое говорите, мисс Валентайн? Ведь умерла Дюбретта.

– Это была ошибка. – Вцепившись в руки Жаклин, Валери с усилием выдохнула: – Яд предназначался мне.

– Яд? – Брови Жаклин исчезли под кружевной каймой шляпы. – Но, мисс Валентайн, Дюбретта умерла от сердечного приступа. Во всяком случае, так считает полиция. Зачем кому-то желать вам зла?

Прежде чем девушка успела ответить, Хэтти громко вскричала:

– Ну уж это, милочка, глупый вопрос, вы уж меня извините! Такая девушка, как Валентайн, наживает врагов только самим фактом своего существования. Все остальные писатели прямо-таки зеленеют от зависти, а сотни мужчин...

– Все остальные писатели? – повторила мисс Вандербилт.

– О, вас я не имела в виду, Ви-Ви! – С неторопливостью, граничащей с оскорблением, Хэтти смерила взглядом Джин. – Вы хорошо пишете, но до Вэл вам далеко, сами знаете.

– Прошу прощения... – Джеймс почувствовал себя забытым. Он вгляделся в Джин. – Мы с вами раньше не встречались? О, конечно же, вы доктор Джин Фраскатти. Мы виделись два года назад в Лос-Анджелесе, на конференции Ассоциации по изучению современного языка. Я еще подумал, что ваша работа о Ричарде Втором была... Доктор Фраскатти?

Он поспешил поддержать Джин, которая качнулась, прижав ладонь ко лбу.

– Слишком поздно! – истерически пискнула она. – Жребий брошен, бой проигран... Где же кубок? Там еще осталось немного яда...

Усаживая ее в кресло, Джеймс сочувственно потряс головой.

– Не стоит так переживать. Был тяжелый день, все устали, но... Ви-Ви? Кажется, миссис Фостер назвала вас Ви-Ви? Не вы ли автор «Раба страсти»?

Джин била дрожь, она не сводила с Джеймса взгляда, полного отчаяния.

– Великолепно! – воскликнул тот. – До чего же умная женщина! Готов поспорить, в нашей нищей профессии вы единственная кредитоспособная фигура!

– Великолепно? – тупо повторила Джин. – Великолепно? Я умная?

– Скольким из нас хватило соображения повысить свои жалкие доходы, воспользовавшись незаслуженно забытыми литературными шедеврами? – Примостившись на подлокотнике кресла Джин, Джеймс расцвел в обаятельнейшей улыбке. Бледные щеки Джин вновь порозовели, она смотрела на Джеймса с робким обожанием.

Отметив, что этот сектор взят под контроль, Жаклин вновь повернулась к Валери Валентайн:

– Конечно, многие завидуют вашей красоте и успеху, но люди не убивают друг друга из зависти.

– Нормальные – не убивают, – едва слышно отозвалась Валентайн.

– Ах, Лори! – Хэтти театрально хлопнула себя по лбу. – Как насчет Лори?

– А что насчет Лори? – не поняла Жаклин.

– Разумеется, мне жаль бедное создание, но все мы знаем, что с головой у нее непорядок. Ах, как я себя ругаю! – разливалась Хэтти. – Да-да, это я виновата! Должна была предвидеть...

– Не говорите глупости, Хэтти, – оборвала ее Валентайн. – Девчонку эту я не выношу – меня от нее просто воротит, – но она ни за что не причинила бы мне вреда. Она же меня обожает.

– От любви до ненависти один шаг... – невнятно пробурчала Хэтти. – Впрочем, я не утверждаю, что это обязательно Лори. А как насчет той девушки – учительницы...

– Что за бред! Чушь несете, и сами это знаете! – Джо-Виктор шагнул к Хэтти, и его накидка взметнулась черным крылом. Хэтти и ухом не повела, даже когда Виктор потряс перед ее носом кулаком.

– Конечно, мне очень неприятно думать, что это могла быть милая крошка Сью. Но, Виктор, ведь ты так нехорошо с ней поступил, правда? Поухаживал, а потом бросил... Она же знает о твоих чувствах к мисс Валентайн.

Ужас и недоумение смешались на лице Виктора фон Дамма, вмиг превратив его обратно в Джо Кирби.

– Я... Вэл... с каких это пор мы... Я не... она никогда...

– Бога ради, Хэтти, думайте, что говорите! – возмутился Макс. – Плетете какую-то ерунду! Конечно, все мы сегодня говорим глупости – и немудрено, после всего случившегося. Уверен, что утром все предстанет совсем в ином свете.

– Но этот полисмен направляется сюда, – не сдавалась Хэтти. – Миссис Кирби, вы мне нужны... Я хочу, чтобы вы...

В дверь позвонили.

– Не нужна я вам, – отозвалась Жаклин. – Не знаю вообще, какого черта вам нужно. Может, адвокат?

– Боже упаси! – Раздув ноздри, Хэтти шумно выдохнула. – Зачем мне адвокат? Я намерена просить полицию защитить бедняжку Валентайн. – С этими словами она засеменила к двери.

Жаклин не составило особого труда раскусить неожиданную перемену в отношении Хэтти к смерти Дюбретты, да и к самой Жаклин, кстати, тоже. Забрезжила хорошая реклама, и Хэтти тотчас почуяла радужные перспективы. Жаклин живо представила заголовки: «Королеве Любви угрожают. Кто пытался убить Валери Валентайн? За дело взялась известная частная сыщица...» И рядом фотография миссис Кирби, лукаво улыбающейся из-под полей сиреневой шляпы.

Жаклин ничего не имела против того, чтобы появиться в газетах, но будь она проклята, если позволит Хэтти манипулировать собой. Одно дело – выставлять себя дурой, намеренно и с удовольствием, но совсем другое – когда дуру из тебя делает кто-то другой.

Не успела она решить, как быть, а к ним уже присоединился О'Брайен. И первым делом пристально уставился на нее.

– Ого, да это, кажется, миссис Кирби! Рад снова вас видеть, мэм. Мое почтение, мисс Валентайн... мистер фон Дамм... мисс Вандербилт... ваша милость... – Плохо скрываемое веселье в голосе прорвалось наружу, когда он обратился к «графу», который был непроницаем как всегда. О'Брайен повернулся к Джеймсу: – Мистер?..

Тот вытянулся во весь рост.

– Профессор Джеймс Уиттиер. Заведую кафедрой английского языка и литературы в Колдуотер-колледже.

– Понятно. – О'Брайен задержал взгляд на мусорном мешке, который Джеймс держал под мышкой. – Сожалею, что вынужден потревожить вас в такое время, миссис Фостер. Но у меня небольшая проблема, которую надеюсь разрешить с вашей помощью.

– Слава богу, что вы здесь, инспектор! – Хэтти мертвой хваткой вцепилась в его руку.

– Лейтенант, – скорбно поправил О'Брайен.

– Какая разница? Вы офицер полиции, и ваш долг – защищать нас, невинных граждан. Взгляните на бедное дитя... – «Бедным дитем» была мисс Вален-тайн, которая вздрогнула, когда Хэтти ткнула в нее пальцем. – Инспектор, вы должны защитить ее от злодея, который пытался убить нашу малышку. Он непременно попытается еще раз, и тогда...

– Минуточку, мэм, – перебил ее О'Брайен. – Я впервые слышу о покушении на жизнь мисс Валентайн. Когда это случилось?

– Ну как же, сегодня вечером, конечно! Бедная Дюбретта погибла по ошибке. На самом деле яд предназначался мисс Валентайн.

О'Брайен посмотрел на Жаклин. Та покачала головой:

– Я тут ни при чем, О'Брайен. Разве я упоминала о яде?

– Но это и так было ясно из...

– Единственное, что я сделала, – перебила Жаклин, повысив голос, – это спросила, согласны ли вы, что Дюбретта умерла своей смертью. А все прочее – домыслы мисс Валентайн.

О'Брайен перевел взгляд на героиню драмы. Хотя лицо его оставалось непроницаемым как скала, красота девушки возымела свое действие: тон лейтенанта заметно смягчился.

– Расскажите, в чем дело, мисс Валентайн.

Как и многие писатели, Королева Любви не отличалась хорошо подвешенным языком.

– Ну... э-э... там вышла путаница с бокалами. Я должна была взять один, потом взяла другой, а в конце концов мне не достался ни тот ни этот. А Дюбретта взяла тот, который предназначался мне.

О'Брайен заморгал:

– Нельзя ли еще раз и с самого начала, мисс?

На лице Валентайн застыл испуг. Она изложила ситуацию как могла и явно не в силах была ничего разъяснить. На помощь ей пришел Макс:

– Суть в том, лейтенант, что никто не знает наверняка, кому какой бокал достался.

– А вас я и не заметил! – огорчился О'Брайен. – Вы кто?

Макс улыбнулся:

– Меня многие не замечают, лейтенант, – не бросаюсь в глаза. Я Макс Холленстайн, импресарио мисс Валентайн. Вино по бокалам разливал я и, пожалуй, знаю не больше остальных – то есть совсем немного. – После чего поведал О'Брайену, как все случилось, тактично умолчав о настояниях тетушки Хэтти, чтобы Лори позволили вручить бокал Валери Валентайн, и подытожил: – Честно говоря, не представляю, как бы кому-то удалось схимичить с конкретным бокалом, если вас именно это интересует, Их передавали туда-сюда, точно обделавшихся младенцев.

– Но она взяла мой бокал, – настаивала Валентайн. – Тот, что Хэтти вырвала у меня. Хэтти поставила его на стол, а Дюбретта взяла. Выпила не больше половины – и упала.

Скрытый смысл этого страстного и весьма оригинального заявления ускользнул от Хэтти – на вопросительный взгляд О'Брайена она ответила недоуменной гримасой.

– Что ж, мисс Валентайн, – О'Брайен вздохнул. – Заключение коронера я еще не получил, но, похоже, у Дюбретты случился сердечный приступ. Это должно вас успокоить. Если, конечно, у вас нет врага.

– И не один, а целых сто! – воскликнула Хэтти. И развила эту тему, более или менее в тех же выражениях, что и несколько минут назад. Но когда О'Брайен спросил, нельзя ли, мол, поконкретнее, Хэтти выпучила глаза, картинно смешалась и наконец изрекла:

– Прежде всего, ее ненавидела Дюбретта.

– Хотите сказать, что она подорвалась на своей же мине? – О'Брайен скривился. – Только не Дюбретта. Она была слишком умна, чтобы совершить такую глупую ошибку. Дело в том, мисс Валентайн, – и вы все, господа, – нет никаких оснований считать, что было совершено убийство, Кому-либо из вас известны сведения, противоречащие этому заявлению?

Все молчали.

– Ну же! – подбадривал О'Брайен. – Может, письма с угрозами или... Слушаю, миссис Кирби!

– Возможно, это не имеет отношения к делу... – начала Жаклин.

Вместо того чтобы ухватиться за столь интригующее замечание, О'Брайен с готовностью согласился:

– Возможно. Итак, дамы и господа, оставляю вас с миром. Ах да... чуть не забыл, зачем пришел. Куда-то подевалась одна штуковина, принадлежавшая Дюбретте. Никто не видел сегодня вечером ее блокнота?

Лица присутствующих выражали недоумение. О'Брайен уточнил:

– Она всегда носила с собой стенографический блокнот. В красной обложке. Говорила, что яркий цвет облегчает его поиски.

– Верно, – кивнула Жаклин. – Она и вчера что-то писала во время лекции.

Воцарилось напряженное молчание. Наконец Джо-Виктор робко предположил:

– Может, он у нее в сумке? Помню, она прижимала ее к себе обеими руками, словно боялась, как бы не украли.

– Точно, – присоединился Макс. – Вы нашли ее сумку, лейтенант?

– Нашли. Но блокнота там не было.

– Но это значит... – Хэтти осеклась.

– Да-да, миссис Фостер?

– Странно. Может, она не брала его сегодня с собой?

– Блокнот был неотъемлемой частью Дюбретты, – возразил О'Брайен. – С таким же успехом она бы вышла из дома без одежды.

– Господи, да кому какое дело до дурацкой тетрадки? – фыркнула Хэтти. – Лейтенант, я требую приставить охрану к бедняжке Валентайн.

– Если бы я счел, что она нуждается в охране, то приставил бы, – отрезал лейтенант. – Больше никто ничего не желает сказать насчет блокнота Дюбретты? Что ж, ладно. Миссис Кирби, я бы хотел перекинуться с вами словечком. Наедине.

Все взгляды устремились на Жаклин. Джеймс шагнул вперед.

– На что вы намекаете, лейтенант? Если вам надо поговорить с миссис Кирби, я настаиваю на своем присутствии.

– Не глупи, Джеймс. – Жаклин встала, крепко зажав под мышкой сумочку-конверт. – Мы с лейтенантом сегодня уже разговаривали; наверняка он хочет что-то уточнить.

Она пригвоздила Джеймса ледяным взглядом. Джин робко коснулась его руки:

– Профессор Уиттиер, прошу вас, не уходите.

Сделать выбор между двумя дамами, одна из которых явно не жаждала его общества, а вторая умоляла остаться, Джеймсу было нетрудно.

– Но, миссис Кирби... – начала Валентайн.

– Не волнуйтесь, дорогая, – успокоила ее Жаклин. – Вам ничего не грозит. Я займусь этим делом.

О'Брайен придержал дверь, и она величественно выплыла в коридор.

– Каким делом? – спросил он, и складки на его впалых щеках обозначились резче.

– Если нет никакого дела, с чего это вам так не терпится отыскать блокнот Дюбретты?

– Полагаете, что лучший способ обороны – наступление? Почему бы вам не отдать мне блокнот, миссис Кирби?

Они вошли в лифт.

– Откуда такая уверенность, будто он у меня? Дурацкий у нас с вами разговор получается, – съязвила Жаклин. – Пять вопросов подряд и ни одного ответа.

– Два из пяти задали вы. Ладно, дам вам один ответ. Чемоданище Дюбретты кто-то обыскал. Она была заядлой курильщицей и никогда не носила портсигар, так что дно ее сумки и все содержимое должны быть засыпаны табаком. А оказалось – ничего подобного.

– Отлично! – восхитилась Жаклин. – Но в вашей логике есть несколько изъянов.

– Не пытайтесь навесить это на официанта, – предостерег О'Брайен. – Там было больше сотни наличными. Уважающий себя вор не оставил бы такую сумму.

– Она могла сама почистить сумку. Перед тем как идти на вечер. И это все, что вас терзало, О'Брайен?

– Вообще-то я собирался просить вас о любезности. Если вы не слишком устали, мне хотелось бы кое с кем вас познакомить.

– Хорошо.

– Это недалеко отсюда и не займет... Вы сказали «хорошо»?

– Да.

– Без вопросов, уверток и встревоженных охов-вздохов?

– Но я вовсе не встревожена. И надеюсь, вы сами скажете с кем, когда сочтете нужным.

– Вы несносны!

– Мне это уже говорили.

На машине О'Брайена не было никаких опознавательных знаков, но место парковки – строго под табличкой «Стоянка запрещена» – выдавало официальный статус владельца авто. Когда они выехали на шоссе, лейтенант сказал:

– Я везу вас к сестре Дюбретты. Она хочет поговорить с человеком, который последним видел ее сестру живой.

– Признаться, вы меня удивили. Много всего знаете – а с виду не скажешь.

– Я тут поболтал кое с кем из свидетелей. Обычная практика, миссис Кирби, рутина. – О'Брайен свернул на Пятьдесят четвертую улицу – тотчас раздался визг тормозов и брань водителя машины, с которой он едва не столкнулся. – Не могли бы вы снять шляпу, миссис Кирби? – с трудом сдерживаясь, попросил лейтенант. – Ни черта не вижу справа.

– Простите. – Жаклин потянулась к шляпе.

О'Брайен с тревогой покосился на парочку длинных стальных булавок, которые она из нее извлекла.

– Уберите их подальше, ладно?

Воткнув булавки в шляпу, Жаклин бросила ее на заднее сиденье. О'Брайен инстинктивно пригнулся.

– А вы, часом, не сунули эти смертоносные штучки Дюбретте в трахею?

Жаклин ответила презрительным молчанием.

Улицы кишмя кишели любителями вечерних пробежек и собачниками. Жаклин всегда дивилась, почему жители Нью-Йорка, которые платят за квадратный фут жизненного пространства чуть ли не больше всех в мире, отдают предпочтение крупным породам – ретриверам, доберманам, сенбернарам. Мимо прошла пожилая пара, ведущая на поводке одинаковых ирландских волкодавов; хотя еще вопрос – кто кого вел...

Вскоре О'Брайен остановил машину у многоквартирного дома, возведенного во времена, когда архитекторы могли позволить себе пофантазировать. Кирпичный фасад, башенки и зубчатые стены с бойницами в стиле Тюдоров – настоящие средневековые укрепления. На звонок ответил привратник, который подозрительно вглядывался в полицейского, пока тот не показал удостоверение.

В квартиру Дюбретты их впустила полная седая женщина. Она попыталась улыбнуться, но губы ее дрожали, а глаза были заплаканы.

– Извините, что так поздно, Энни, – сказал О'Брайен.

– Ночь и день для нас на одно лицо, Патрик. Уж вы-то должны знать.

– Как она? – негромко спросил О'Брайен.

Женщина скорбно покачала головой:

– Впервые я благодарна господу за то, что она такая, какая есть. К счастью, она не... Тсс.

– Кто это, Энни? – раздался веселый молодой голосок из комнаты в конце коридора. А в следующий миг в дверях возникла хозяйка.

Лицо ее Жаклин видела на фотографии из бумажника Дюбретты, но с трудом узнала – настолько черты женщины заплыли жиром. При росте не больше пяти футов сестра Дюбретты была устрашающе толста. Однако кожа ее была свежей и гладкой, а улыбка, которой она приветствовала их, лучилась радостью.

Нагнувшись, О'Брайен поцеловал ее в щеку.

– Это та дама, о которой я тебе рассказывал. Миссис Кирби, познакомьтесь с Пруденс, сестрой Дюбретты.

– Проходите в гостиную, миссис Кирби. Хотите кофе или еще что-нибудь?

– Нет, спасибо.

Вслед за ней Жаклин прошла в милую, хотя и обшарпанную комнату. Она служила одновременно кабинетом и гостиной – вдоль стен высились Книжные шкафы, и бок о бок стояли два письменных стола.

– Присаживайтесь, пожалуйста, миссис Кирби, – предложила Пруденс.

– Зовите меня Жаклин. Я познакомилась с вашей сестрой всего несколько дней назад, но она вызывала у меня большую симпатию и восхищение. Я очень, очень вам сочувствую.

Пруденс опустилась на софу – свое излюбленное место, судя по продавленным подушкам. Слезы застилали ей глаза.

– Вы пытались помочь ей. Я хотела поблагодарить вас и спросить, она... она...

– Все случилось внезапно, – мягко сказала Жаклин. – Она не почувствовала боли, только... только мимолетное удивление.

– Еще бы не удивиться! – пробормотала Пруденс. – Дюбби не верила, что с ней может что-то случиться. Она ничего не сказала? Я надеялась... может, она спрашивала обо мне.

– Она произнесла какое-то слово – дважды его повторила. Тогда я не поняла, но теперь... Наверное, это было ваше имя – уменьшительное. Пру...

Пруденс кивнула. После намеков, оброненных экономкой, Жаклин ожидала, что сестра Дюбретты не совсем здорова, но, за исключением проблемы веса, у нее вроде бы никаких изъянов – ни умственных, ни физических.

Из груди экономки вырвалось сдавленное рыдание.

– О чем вы плачете, Энни? – спросила Пру.

– Прости, Пру...

– Не представляю, о чем можно плакать! – Голос Пру сорвался на визг. Она заговорила быстро и монотонно, на одном дыхании: – Ко мне пришли мои поклонники, а вы стоите и плачете? Хотите посмотреть, где я работаю, миссис Кирби? Вот мой письменный стол, рядом с Дюбреттиным. Я сейчас как раз тружусь над книгой. Издатель все торопит и торопит меня, хочет выпустить ее к осени. Он возлагает на эту книгу большие надежды. Уже потратил полмиллиона на рекламу.

Пребывая в ужасе и оцепенении, Жаклин, однако, заметила, как напрягся О'Брайен, точно тигр, изготовившийся к прыжку. Длинная речь Пруденс дала ей время собраться с мыслями. Хозяйка вскочила, на удивление легко и проворно, и знаком поманила ее к столу, Жаклин послушно повиновалась.

– Вот все мои произведения, – гордо объявила Пруденс, делая широкий жест. Шкаф был забит книгами в бумажных обложках. Жаклин узнала несколько имен. – Разумеется, я пишу под разными псевдонимами, – поспешно продолжала Пруденс. – Спрос на меня так велик. Работа отнимает все время. Не только само творчество, но еще и читательские конференции, презентации, раздача автографов, обеды с издателями и все такое. А письма от читателей! Я считаю, что должна отвечать на все письма. Дюбретта мне помогает. Она вообще мне очень помогает. А это ее стол, рядом с моим. Она скоро придет. Задерживается. Очень нехорошо с ее стороны – опаздывать. Мне надо ответить на кучу писем. Энни, вы сварили кофе? Знаете, Дюбретта всегда пьет кофе, как только порог переступает. Придется нам сегодня допоздна поработать. На столько писем надо ответить...

– В таком случае не буду отнимать у вас время, – сказала Жаклин. – Большое вам спасибо. Я очень благодарна, что вы позволили мне прийти.

– Всегда рада встретиться с моими читателями. – Робкая улыбка осветила лицо Пруденс. – Скорей бы Дюбретта пришла! Знает ведь, что я волнуюсь. А у меня столько дел... – Повернувшись спиной к Жаклин, Пруденс принялась перекладывать бумаги на письменном столе.

Экономка проводила их в прихожую.

– Вы справитесь? – мягко спросил О'Брайен.

– Да-да. Это ведь... – Экономка криво улыбнулась. – Это обычное дело. Она всегда так себя ведет, когда Дюбретта задерживается. Не волнуйтесь, Патрик. Я умею с ней обращаться.

– Если что – звоните мне.

Они молчали, пока не сели в машину и О'Брайен не завел мотор.

– Давно вы знакомы с Дюбреттой? – спросила Жаклин.

– Почти двадцать лет. Она была начинающим репортером в «Нью-Йорк пост», а я только-только пришел в полицию. Она доводила меня до безумия. Где бы ни случалась уличная драка, убийство или облава на наркоманов, Дюбретта всегда оказывалась в гуще событий, размахивала этим своим проклятым блокнотом и лезла с вопросами. – О'Брайен помолчал. – Настоящая была женщина.

– И вы подружились.

– Да.

– А Пруденс?

– Она была очаровательным созданием. Хрупкая, шустрая, и всегда смеялась. Гордость университета. От ухажеров отбою не знала, но Дюбретта охраняла ее как сторожевая собака.

– Могли бы меня предупредить. Не ради меня – ради нее.

– Я бы не допустил, чтобы вы чем-то ее расстроили. – Глаза его подозрительно блестели.

– Кошмар, – Жаклин поежилась.

– Вы хорошо держались, – буркнул О'Брайен.

Они остановились у светофора на Сорок четвертой. В сиянии уличных фонарей Парк-авеню казалась тихой и словно вымершей, но эта безмятежная тишина была обманчивой.

Загорелся зеленый свет. О'Брайен нажал на газ.

– Это случилось в шестидесятые – разгул наркомании, если помните. Я был на дежурстве в ту ночь, когда поступил вызов: юная девушка, передозировка героина в сочетании с фенциклидином... Одна из сотен... Но ее имя было мне знакомо... Возможно, просто несчастный случай – ошибка в дозировке. Но ведь она никогда не притрагивалась к этой дряни. «Я еще маленькая», – говорила. Одно дело – выпить бокал-другой, для веселья, но наркотики – никогда. Что ее заставило? Она не могла или не хотела говорить. Но до этого пыталась опубликовать свою книгу. Только что вы видели, во что вылились ее фантазии.

– А еще я вижу, куда вы клоните, – заметила Жаклин, – Но даже если она пережила жестокое разочарование или стала жертвой... скажем, некоего представителя издательских кругов, это еще не повод для самоубийства.

– Вы так думаете, миссис Кирби? Господи, да эти девчушки режут вены из-за рок-звезд и голодают ради какой-то дикой мечты о красоте, пока не заработают малокровие. А у Пру и раньше случались... эмоциональные проблемы. Было с чего – Дюбретта как-то намекнула; родительское пренебрежение, жестокое обращение и бог знает что еще. Возможно, передозировка разбудила болезнь, которая рано или поздно все равно бы проявилась.

– Очень может быть.

Ни один из них не произнес вслух напрашивающийся вывод: чем бы ни была в действительности вызвана болезнь Пруденс, Дюбретта выбрала Хэтти Фостер на роль козла отпущения. Ей требовалось возложить на кого-то вину, а до настоящего злодея, возможно, было не добраться.

О'Брайен затормозил перед отелем, но мотор не выключил.

– Так как насчет писем с угрозами, миссис Кирби?

Жаклин давно ждала этого вопроса. Она едва знала Патрика О'Брайена, но уже успела проникнуться уважением к его способностям и острому уму. Она потянулась за шляпой, покоившейся на заднем сиденье.

– Дюбретта получила несколько таких писем. Их даже письмами не назовешь – скорее записочки, бессмысленные и неразборчивые. Говорила, что их пишет девица, которая является президентом фан-клуба Валери Валентайн.

– Как ее зовут?

– Лори Туппер, – неохотно ответила Жаклин. – Но записки ничего не значат, О'Брайен. Лори всего семнадцать, и она не совсем...

– Картина ясна.

– Лори не могла отравить вино Дюбретты.

– Вы по-прежнему настаиваете на яде, миссис Кирби?

– Спокойной ночи, лейтенант О'Брайен.

– Спокойной ночи, миссис Кирби.

Жаклин ухитрилась вылезти из машины вместе со своими пышными юбками и шляпой без посторонней помощи – швейцар отеля, бросив на даму быстрый взгляд, счел за благо не вмешиваться. Она была настолько поглощена своими мыслями, что едва не затоптала мужчину, который попытался заговорить с ней, как только она вошла в вестибюль. Глянула сквозь него и вихрем пронеслась мимо, не успел тот и рта раскрыть.

Впрочем, незнакомцу удалось догнать ее у стойки портье, где к ним присоединились еще две женщины. Жаклин хватило беглого взгляда, чтобы оценить ситуацию. И тут же вся троица хором затараторила:

– Миссис Кирби, я представляю «Дейли багл»... Миссис Кирби, я хотела спросить... Простите, это вы миссис Кирби?

– Нет, – без запинки отозвалась Жаклин.

Чуть ли не вырвав у портье ключ, она направилась к лифтам. Репортеры устремились следом, извергая поток вопросов. Жаклин перешла на бег, трио – за ней. Метнувшись через вестибюль, она втиснулась в лифт, двери которого уже закрывались.

Зная, что они не отстанут, прибудут на соседнем лифте, Жаклин, очутившись на своем этаже, бросилась бегом по коридору, зажав в руке ключ и мысленно готовясь к драке перед дверью номера, но никто из газетных писак не догадался устроить там засаду – а может, у них просто не было денег для достойной взятки. Жаклин открыла дверь и быстро захлопнула ее за собой. Темно, хоть глаз выколи. Обругав про себя провинциальную зацикленность Сью на экономии, она ощупью нашарила выключатель.

И на несколько секунд оцепенела.

Вся одежда была сорвана с вешалок и разбросана по полу. Оба чемодана перевернуты вверх дном. Матрасы перекособочены, простыни и одеяла валялись кое-как, все до единого ящики выдвинуты.

Жаклин переложила лиловую вечернюю сумочку-конверт из одной руки в другую. До сего момента она и не вспоминала о блокноте Дюбретты.