Текст книги "Победа над прошлым"

Автор книги: Элизабет Олдфилд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Видимо, вас тогда охватило отчаяние, – заметила Сорча.

– Совершенно верно. Я обращался в разные фирмы, предлагая свои услуги, начиная с рекламы и кончая консультациями, но, не имея специального образования в этих областях, а также и опыта, я всегда получал ответ: «Спасибо, ваши услуги нам не нужны». Случайно я заметил объявление, что «Клубу Марим» нужен управляющий, – он отхлебнул еще вина, – но, когда меня пригласили на собеседование и предложили работу, я никак не мог решиться. По правде говоря, вся работа в клубе долго сводилась к деятельности смотрителя.

– Я не представляю себе Хорхе в роли нанимателя, – заметила Сорча.

– Его безразличие было очевидным, – согласился Рун. – Но я понимал, что в «Клубе Марим» заложен большой потенциал.

– И вскоре вы пустили в ход эти возможности?

Он кивнул:

– К величайшему удивлению моего отца, я стал одним из вдохновителей и создателей всех достижений клуба, а Хорхе соглашался со всем, что бы я ни предлагал. Спасибо Небесам, потому что если б я не попал сюда…

– Вы бы попали в какое-нибудь другое место, – сказала Сорча.

– Кто знает? Может быть, и так, но Хорхе предоставил мне такие возможности, за которые я буду вечно его благодарить, и вот поэтому, когда ему хотелось поговорить о вас, я чувствовал себя обязанным его выслушать. Рун пододвинулся ближе к ней. – Простите меня.

Сорча улыбнулась.

– Я вас простила.

– Ну вот, теперь, когда все прояснилось, как насчет нас? – спросил он.

Пока он рассказывал о себе, Сорча была спокойна, но теперь ее нервы вновь напряглись.

– Что… что вы имеете в виду? – начала она, запинаясь.

Рун коснулся пальцами ее щеки.

– Сорча, я все время мысленно вижу, как вы стоите в бассейне. Один Бог знает, как я хочу вас. Да и вы тоже хотите меня, – тихо добавил он.

Хотя в его утверждении не заключалось вопроса, какое-то мгновение она могла еще попытаться побороть их обоюдное желание. Но она не сделала этого. Будто завороженная прикосновением его пальцев и звуком голоса, она неотрывно смотрела на него. Неутоленный любовный голод, который она читала в его глазах, передавался ей, вызывая ответное чувство. Жажда любви уничтожала все сомнения и страхи.

Рун взял из рук Сорчи стакан, поставил на стол рядом со своим и обнял ее. Сначала он лишь слегка коснулся ее губ, но почти тут же стал покрывать ее лицо страстными поцелуями. Дыхание Сорчи участилось, и она прижалась к Рун всем телом. Он прав, земля вращается быстрее, когда они обнимают друг друга. А если земля так быстро вращается…

Сама не зная почему, Сорча принялась теребить пуговицы на его рубашке.

– Ты их оторвешь, – прошептал Рун.

– Мне все равно.

Он улыбнулся, довольный тем, что ее прежняя скованность исчезла и она так же жаждала любви, как и он.

– Но мне не хочется их потом пришивать, разреши, я тебе помогу.

Они вместе расстегнули пуговицы его рубашки, и Рун одним движением стянул ее с себя. Девушке, восхищенной мужественной красотой его тела, страстно захотелось потрогать эту смуглую кожу, и она приложила ладони сначала к плечам, потом ниже, к груди, и, когда ее пальцы прикоснулись к его соскам, Рун вздрогнул.

– Я хочу смотреть на тебя, ласкать, – пробормотал он, сорвал с нее рубашку и бросил на пол. Затем проворно стянул с нее купальник. – У тебя прекрасная грудь, – произнес он хрипло. – Такая круглая, крепкая, – он нежно погладил ее, – и шелковистая.

Наклонившись, он поцеловал соски, и Сорча ощутила прилив невероятного блаженства. Дрожь радости пробежала по ее телу. Это были ласки опытного любовника, и волны желания тотчас стали прокатываться по ее телу. Это был зрелый мужчина, который знал, как давать и получать наслаждение. Она открыла глаза и увидела его темноволосую голову на своей груди. Запустив руку в его шевелюру, Сорча стала наматывать кольца волос на пальцы, стараясь крепче прижаться к нему в ответ на те чувства, которые он в ней зажег.

– О Боже, Сорча, – простонал, тяжело дыша, Рун, лаская влажную от его поцелуев кожу.

Когда он всем телом опустился на нее, она изогнулась ему навстречу, наслаждаясь сладкой мукой от прикосновений его языка и зубов. Она не знала, что можно так страстно желать, испытывать такую жажду близости. Когда Рун еще раз отпрянул от нее, Сорча обняла его за плечи и потерлась грудью о его грудь, отчего он снова вздрогнул.

– Ты колдунья. Прекрасная мучительница, – сказал он и, схватив руку Сорчи, потянул ее вниз и приложил к джинсам. – Я хочу видеть твое лицо в тот миг, когда ты станешь моей, – пробормотал он хриплым голосом.

Ее охватила паника: до сих пор все было великолепно, но теперь, когда их любовь готова была вот-вот достичь своей вершины, она опять ничего не почувствует. А Рун не тот человек, которого можно обмануть.

– Что случилось? – спросил он, отстраняясь от нее.

Сорча улыбнулась. Уступить приступу нервозности было бы глупо. Все должно быть прекрасно, разве нет?

– Ничего, – ответила она. Он перевел дух.

– Сорча, я уверен в своих чувствах, но ты тоже должна быть уверена в своих.

– Конечно, – сказала она торопливо.

– Почему же ты вдруг отпрянула? Я понимаю, ты о чем-то подумала… И это тебя смутило. – Рун еще раз вздохнул. – Но поверь, для меня это не просто игра, – твердо произнес он. – Ты ведь не считаешь, что я хочу тебя соблазнить? Мы зашли так далеко, и вдруг все остановилось. – Он сжал губы, и она увидела выражение страдания на его лице. – Ради всего святого, как ты можешь так поступать?

– Но я ничего не сделала, – запротестовала Сорча, встревоженная его проницательностью.

– Скажи мне, что случилось?

– Ничего, – ответила она и снова улыбнулась.

Рун потянулся к своей рубашке.

– Такие женщины, как ты, называются… – произнес он с горечью, натягивая рубашку. – Женщины, которые нарочно возбуждают, а потом…

Сорча застегнула купальник.

– Ты меня тоже возбудил, – сказала она в свою защиту.

– Ты меня втянула в то, что называется прелюдией любви, – заявил он грубо. – Но ты сама не желала любви.

– Не правда! – воскликнула она.

– Тогда объясни, почему такой поворот от ворот? Ты опять хочешь укрыться за стеной молчания? – спросил он с ядовитой усмешкой.

Она нахмурилась.

– Не понимаю.

– Не понимаешь? Я уже заметил, что иногда, когда разговор, например, заходит о твоем отчиме, ты или отвечаешь односложно, или говоришь, что не хочешь касаться этой темы. – Рун стал застегивать пуговицы рубашки. – Но если и теперь ты не пожелаешь со мной говорить, я, пожалуй, уйду.

Он встал с дивана, и в груди Сорчи все сжалось. Пусть уже не приходится мечтать о близости, к которой она стремилась, но она не может разрешить ему так просто уйти. Не может допустить, чтобы он думал, будто она его обманывала. Она должна рассказать правду.

– Я… я боялась, что, если мне придется изображать восторг… ты догадаешься.

– А зачем тебе притворяться? – резко спросил он.

– Дело в том, что… – ее лицо потемнело, – я обычно не получаю удовольствия от любви.

Рун недоверчиво усмехнулся.

– Ты заслуживаешь лучшей доли.

Я фригидная женщина, настаивала она.

– Фу… какая чушь! – возразил Рун.

– Но это так и есть.

– Ты, наверное, забыла, что я видел тебя, когда ты наслаждалась прикосновением воды и ласками солнечных лучей, забыла, как несколько минут назад ты готова была сорвать с меня рубашку, – сказал он грубо, с издевкой.

– Может быть, но…

– Ты думаешь, что я не могу отличить сексуальную женщину от фригидной? Я прекрасно знаю, что если б ты мне принадлежала, то отдавалась бы целиком, без остатка. О'кей, ты считаешь себя фригидной, – произнес он нетерпеливо, когда она нахмурилась. – Тогда объясни – почему?

– Это… это произошло из-за того, что случилось со мной, когда я еще была девочкой, – сказала Сорча и, к своему неудовольствию, почувствовала, как слезы подступают к ее глазам.

Рука Рун задержалась на полпути от одной пуговицы к другой, и он посмотрел на Сорчу.

– Ты плачешь?

– Нет, – ответила она и торопливо смахнула набежавшую слезу.

Он сел рядом с ней на диван.

– Сорча, мне обязательно нужно все знать, расскажи, – произнес он нежным голосом и погладил ее руку. – Пожалуйста.

Она склонила голову. Если и рассказать ему правду, то, во всяком случае, не всю. Но исходившее от него тепло обволакивало ей сердце и лишало воли.

– Все дело в Хорхе, – начала она и умолкла: горло ее пересохло и рот исказила боль.

– Хорхе? – недоумевал Рун. Слезы, подбиравшиеся к ее глазам, брызнули и потекли ручьями.

– У меня отвращение к сексу, потому что он ко мне приставал.

Глава 8

– О Боже мой! Не может быть! – запротестовал Рун. Он обнял ее. – Когда это произошло?

– Когда… когда мне было двенадцать, – сказала Сорча, конвульсивно вздрагивая.

– Он тебя изнасиловал?

Она отрицательно покачала головой.

– Прежде чем дело дошло до этого, мне удалось плеснуть стакан воды ему в лицо, убежать и запереться в ванной комнате. Но и много лет после этого я боялась, что он опять возьмется за свое.

– Ублюдок! – злобно произнес Рун.

– Когда я стала старше, то поняла, что этот случай не должен влиять на мою жизнь, и постаралась забыть о случившемся… В основном мне это удалось: я не стала мужененавистницей и, разумеется, я не девственница. Она попыталась улыбнуться. – Но я словно высечена из каменной глыбы, и, когда бы я ни сближалась с мужчиной, это всегда носило какой-то рассудочный характер, будто на мне средневековый пояс целомудрия и я никак не могу от него избавиться.

– Если б я мог исправить то, что натворил Хорхе, Бог свидетель, я бы это сделал. Мне очень, очень жаль, что так случилось, – проговорил Рун, и, взглянув на него, Сорча увидела, что его глаза стали влажными.

До этого мгновения она еще могла как-то контролировать свои эмоции, но, увидев, как искренне сочувствует Рун ее горю, она не выдержала и, положив голову на его плечо, разрыдалась. Я сама во всем виновата, хоть и не спасовала перед атаками Хорхе, думала Сорча, обливаясь слезами. Я запрятала боль и страх в самый дальний уголок памяти, где они продолжали жить, отверженные, но все еще терзающие мне сердце. И вот теперь тайная дверь распахнулась.

Рун крепко обнимал ее, гладил по голове и шептал слова утешения. Но прошло немало времени, прежде чем она, взяв бумажную салфетку, утерла слезы и высморкалась.

– Я, наверное, выгляжу ужасно, – сказала она.

Криво улыбнувшись, он посмотрел на ее лицо, перепачканное тушью для ресниц.

– Что правда, то правда.

– Ты должен был бы сказать, что я выгляжу великолепно, – пошутила она.

– И ужасно, и великолепно.

– Век галантных кавалеров канул в прошлое, – заметила Сорча.

Рун улыбнулся, но вдруг стал серьезным.

– Кто-нибудь еще знает об этом? – спросил он.

– Только ты.

Между его бровей залегла складка.

– Твоя мать ничего не знала?

– Нет. Нужно ли теперь, после смерти Хорхе, рассказывать ей об этом? Какой смысл наносить ей еще и такой удар? Я хочу только навсегда забыть весь тот ужас, и надеюсь, что когда-нибудь мне это удастся, – пробормотала она. – Пока Хорхе был жив, я приучила себя вспоминать о нем, лишь когда мы встречались, а в промежутках он для меня словно переставал существовать. Зато теперь, после его смерти, меня чуть ли не постоянно терзают воспоминания, – сказала она и умолкла.

– Все дело в том, что ты была еще ребенком, а Хорхе – уже взрослым мужчиной и как бы старшим в семье, – заметил Рун, – но если б ты рассказала все матери в то время…

– Я попыталась, но она мне не поверила. Она утверждала, что он просто ко мне привязан как к дочери.

– Но тебе надо было рассказать все…

– Это не так просто, – возразила Сорча. – Что касается моей мамы, Хорхе отвечал всем ее запросам. До второго замужества она всегда была очень нервной, беспокойной, а после того, как вышла за него замуж, все изменилось: мама стала такой уравновешенной, довольной, и я боялась нарушить гармонию их отношений. И потом… я… – Она вдруг замолчала. Стоит ли рассказывать Рун, почему она не сообщила матери о случившемся? Об основной причине? Сорча глядела на скомканную бумажную салфетку, которую продолжала держать в руке. Но что он тогда о ней подумает? Вдруг его сочувствие к ней исчезнет и появится отвращение? – Я очень боялась разрушить второй брак моей матери, – проговорила она.

– Но ведь она вышла за Хорхе по расчету. Сорча подняла голову.

– Хорхе так говорил? – спросила она с удивлением. Рун кивнул.

– Его отношения с твоей матерью были абсолютно честными, хотя эта честность объясняется тем, что он не мог поступить иначе.

– Я не понимаю смысла твоих слов.

– Его частые посещения Португалии никак не связаны с «Клубом Марим». Он просто бегал за разными юбками. – С этими словами Рун внимательно на нее посмотрел. – Тебя это удивляет?

Сорча задумалась.

– Нисколько. Хорхе был по-своему привязан к моей матери, хотя это и нельзя было назвать сильной страстью, но он любил пофлиртовать с разными женщинами. – Она помялась. – Наверное, поэтому он никогда не привозил ни маму, ни сыновей-близнецов в Альгарву.

– Совершенно верно. Здесь он считал себя холостым, не очень-то скрывал свои похождения, и, конечно, могли быть всякие разговоры. Я был в курсе его амурных дел, но не считал себя вправе обсуждать этот вопрос, – продолжал Рун. – Правда, Хорхе заметил, что я его не одобряю, и, вероятно чтобы оправдаться в моих глазах, сообщил мне, что твоя мать вышла за него из-за денег, а он женился, чтобы потрафить своим братьям.

– При чем тут братья? – спросила Сорча в недоумении.

– Видимо, им надоели пятиминутные увлечения их уже стареющего брата, и они поставили ему ультиматум: если он не угомонится и не устроит свою жизнь с какой-нибудь подходящей для него женщиной, они его вышвырнут из «Альмейда Уайн», и пусть тогда живет как хочет. Это тоже сыграло свою роль, не правда ли? – сухо произнес Рун под ее изумленным взглядом.

– И что дальше?

– Мы забыли о вине. Давай-ка я тебе подолью.

Сорча кивнула.

– Пожалуйста.

– Я думаю, что твоя мать знала, какая у Хорхе репутация, ведь, прежде чем выйти за него замуж, она служила у него секретаршей, – сказал Рун, разливая вино в бокалы.

– Разумеется, она знала, что он неравнодушен к женскому полу, согласилась Сорча и задумалась. – Возможно, подозревала, что он погуливает и после женитьбы. Когда я спрашивала ее о «Клубе Марим», она явно не хотела говорить на эту тему. Считала, что если ему приятно проводить время таким образом, то это ее не должно касаться. Она не желала вдаваться в подробности.

– Раз Хорхе обеспечивал стиль ее жизни, она мирилась с его изменами? Рун состроил гримасу. – Я этого не понимаю.

– Я тоже, но после того, как мой отец покинул ее, она очень изменилась. Любовь перестала играть главную роль в ее жизни; основное требование к мужу – материальное обеспечение. – Сорча помолчала. – Она любила деньги не ради самих денег, а как средство беззаботной жизни.

– Развод всегда проходит болезненно, но мне кажется, что твоя мать восприняла уход отца уж очень тяжело, – заметил Рун.

– Да, но, видишь ли, она все еще любила его и знала, что он тоже ее любит.

– Тогда почему он ушел?

– Потому, что папа не был счастлив и хотел изменить ход своей жизни, а мама желала быть домашней хозяйкой, и ее пугала сама мысль о другом образе жизни. – Сорча отпила из своего бокала. – Мой отец работал в фирме по продаже недвижимости в качестве агента. Он неплохо зарабатывал, но работа его не интересовала, – объяснила Сорча. – Он как-то сказал мне, что жизнь это не генеральная репетиция и, если она тебя не удовлетворяет, нужно что-то предпринять. Он решил пойти учиться лепке, стать скульптором. Он мечтал об этом еще со школьной скамьи, но родители высмеяли его мечту. И так же поступила моя мать, – сказала Сорча со вздохом. – Папа объяснил мне, что он может получить субсидию, хотя, конечно, денег будет меньше, если он перейдет на вечернюю работу. Однако мама пришла в ужас. Отец повторял, что стоит на грани безумия, но, чтобы не сойти с ума окончательно, он должен попытаться стать скульптором, а мама и слышать об этом не хотела. И вот однажды, когда она завела разговор о том, что хочет иметь еще одного ребенка, он собрал чемодан и ушел.

– Сколько тебе было лет?

– Всего шесть, а Майклу – восемь. Нам было плохо без отца, но для матери его уход стал трагедией.

– Если б они действительно друг друга любили, то, конечно, нашли бы выход из этого положения, – сказал Рун.

– Я тоже так думаю. Отец мог бы, например, отложить на год занятия скульптурой, а мама могла бы пойти на работу на полставки. Но ни тот ни другая не пошли на компромисс, – грустно заметила Сорча. – И хотя у моей матери прежде водились поклонники, прошло много лет, прежде чем она взглянула на другого мужчину, – продолжала Сорча. – После ухода отца она начала работать в компании «Альмейда Уайн» секретаршей.

– У Хорхе, который несколько месяцев назад получил инструкцию от своих братьев найти себе жену подходящего возраста.

– Мама как раз оказалась подходящей для такого брака, – криво улыбнулась Сорча.

– А Хорхе был словно сделан на заказ в качестве второго мужа.

– Да, они были идеальной парой, – согласилась Сорча. – Он мог предоставить ей обеспеченную жизнь и ничего не имел против детей от первого брака. К тому же хотел завести собственных.

– Чтобы заручиться доверием братьев и предстать перед ними в роли солидного семейного человека, – вмешался Рун. – А ваша мать, видимо, желала покончить с секретарской работой и родить еще одного ребенка?

– Она просто жаждала этого. Правда, когда она была беременна Майклом и мной, все прошло хорошо, зато в третий раз у нее мог произойти выкидыш. И вот потянулись дни, недели и месяцы лежания в больнице на сохранении.

– В это время Хорхе и начал к тебе приставать?

Сорча посмотрела на дно своего бокала. Хотя она понимала, что рано или поздно они вернутся к этой теме, несколько последних минут она была спокойна, но теперь ее грудь словно стянуло стальным кольцом, ей не хватало воздуха.

– Да.

– Расскажи мне все, тебе станет легче, – тихо попросил Рун, – а я должен об этом знать.

Она склонила голову.

– Со мной все в порядке. Ну так слушай. Когда моя мать первый раз легла в больницу, я стала замечать, что Хорхе изменил свое отношение ко мне. Прежде он держался от меня на расстоянии, а теперь все время то обнимал меня, то щекотал, то сажал к себе на колени. Делал он это вроде бы в шутку, но как-то крадучись. Я решила, что все это мне просто кажется. Теперь уже никто этого не помнит, но вначале Хорхе мне нравился, – сообщила Сорча. – Конечно, мой отец был мне дороже, но замужество матери сделало ее счастливой, и я тоже была довольна. После того как мы жили годы втроем мама, Майкл и я, – было приятно иметь в семье мужчину. Мы переехали в просторный дом, Хорхе платил за уроки верховой езды для Майкла и меня, шутил, и жизнь наша стала намного веселее, чем прежде. – Тут словно темное облако пробежало по ее лицу. – Но однажды вечером, когда мама была в больнице, он проскользнул в мою спальню. Он никогда раньше этого не делал и притворился, что хочет пожелать мне спокойной ночи, но потом… – Она вздрогнула.

– Ты можешь пропустить подробности, – пробормотал Рун.

Сорча слабо улыбнулась.

– Спасибо, я так и сделаю. Когда я стала сопротивляться, Хорхе заявил, что я специально его завлекала, разрешая ему себя обнимать. Я была смущена его словами, но потом поняла, что он прав. Я не останавливала его, и поэтому в том, что случилось, есть доля моей вины. – Ее пальцы сжимали ножку бокала. – Я почти и не пыталась поделиться с матерью, просто не могла.

Рун отобрал у нее бокал и поставил на стол.

– Ты была еще невинной девочкой, – сказал он спокойно, – а Хорхе перевалило уже за сорок, сволочь! И он еще говорит, что его соблазнили, и пытается свалить свою вину на тебя! Он заставил тебя лгать. Наверное, по этой причине тебя исключили из школы? – спросил Рун.

Сорча кивнула.

– Я не могла ни о чем другом думать: страх и отвращение сделали меня агрессивной. Когда учителя жаловались на отсутствие у меня интереса к занятиям и на то, что я не выполняю домашних заданий, я отвечала, что мне на все наплевать.

– Это, конечно, не пошло тебе на пользу, – заметил Рун. – Потом ты попросилась в интернат, в надежде избежать общения с Хорхе.

– Да, там я чувствовала себя в безопасности, пока… – в ее голове опять промелькнуло страшное воспоминание, – не начались каникулы, которые совпали с очередным пребыванием матери в больнице. Я была в ужасе, опасаясь, что в отсутствие мамы Хорхе опять набросится на меня.

Рун нахмурился, глядя на ее напряженное лицо.

– И он это сделал?

– Да, в первую же ночь он прокрался в мою спальню. Когда он вошел, я чуть не умерла от страха. Но я набралась смелости и заявила, что, если он до меня хоть пальцем дотронется, я не только тут же подниму крик, но еще и сообщу в полицию.

– И Хорхе смылся?

– Еще бы! Но, вернувшись в интернат, я пребывала в таком напряжении, что мне нужно было как-то разрядиться. Вот я и решила в знак протеста закурить.

– Ну и тебя, конечно, накрыли?

– Это было неизбежно, – подтвердила Сорча.

– Твое поведение – своего рода крик о помощи, – сказал Рун. Она кивнула.

– Где-то в глубине души я надеялась, что взрослые заинтересуются, почему я так себя веду. Но этого не случилось, – уныло добавила Сорча. – Я пыталась даже наказать Хорхе и свою мать и делала все, чтобы им досадить, поступала вопреки их требованиям. То, что они запрещали, я тут же пыталась сделать. – Она вздохнула. – А однажды я даже сбежала из дома.

– А тебе не приходило в голову, что твою мать огорчает такое поведение? – спросил Рун.

– Да, – подтвердила Сорча. – Она, должно быть, поняла, что у меня изменился характер из-за Хорхе, но предпочитала верить тому, что он говорил, а именно: мое враждебное к нему отношение связано с тем, что он старается заменить мне отца. Некоторые люди не хотят осложнять себе жизнь, столкнувшись с чем-то неприятным; моя мать никогда не задавала вполне естественных вопросов – возможно, потому, что боялась услышать правду. Сорча сделала неопределенный жест руками. – Я не утверждаю, что мать знала, что именно произошло, однако, я думаю, ей было удобнее вообще ничего не знать. Так же точно, как не знать о похождениях Хорхе.

– Но мне показалось, что у тебя с матерью прекрасные отношения, заметил Рун.

– Совершенно верно, и после смерти Хорхе наши отношения стали проще. Но многие годы между нами лежала пропасть, и я сомневаюсь, что когда-нибудь она окончательно исчезнет. – Некоторое время Сорча молчала. – Я не знаю, как бы Хорхе поступил со своими собственными дочерьми, и я решила, что, если родятся девочки, я все расскажу матери, несмотря на мою в некотором роде вину.

– Сорча, тебе не за что себя упрекать! – энергично заявил Рун. – Ты ведь сказала ему, что сообщишь в полицию, – продолжал он. – То же самое сделала местная девушка, которую он пытался изнасиловать.

– Хорхе пытался изнасиловать кого-то в Альгарве? – проговорила она в ужасе.

– Шестнадцатилетнюю дочь соседей Изабель.

– Поэтому Изабель так не любит Хорхе.

– Не любит?! Изабель повесила бы его на ближайшем дереве, если б могла, – язвительно произнес Рун. – Когда же девушка оказала ему сопротивление, он сказал ей то же самое, что и тебе: что она сама его соблазнила. Чего она, конечно, не делала, так же, как и ты.

Сорча заглянула в его карие глаза, такие уверенные и решительные. Уже более десяти лет она считала себя виновной в том, что с ней произошло. Но теперь…

– Правда, здесь, в Альгарве, его жертва была постарше, – продолжал Рун. – Девушка пригрозила, что немедленно заявит о нем властям. Но Хорхе и на этот раз сумел вывернуться.

– А как же девушка, сообщила в полицию? – спросила Сорча.

– Нет, она очень скромная, тихая, ей тяжело было решиться на такой шаг. Родители заметили, что с дочерью что-то происходит, но прошло несколько месяцев, прежде чем она рассказала им все. А в это время Хорхе уже умер. – Рун криво улыбнулся. – Она, казалось, замкнулась в себе, но мне думается, твоя реакция была более естественной.

– Возможно, – согласилась Сорча. – Но много лет спустя я ощущала горечь, пока не поняла, что это отрицательная сила. К тому же мне стало ясно, что дурное поведение прежде всего разрушает меня саму.

– Когда же произошло перерождение скромной мисс Риордан? – сухо спросил Рун. Она усмехнулась.

– Я никогда не была скромной.

– Согласен.

– Но я думаю, не стоит брать всю вину на себя.

– Ты права, я в этом не сомневаюсь, – заявил Рун.

Сорча взглянула на него. С нее как бы свалилось тяжкое бремя. Она поверила в свою невиновность и перестала стыдиться самой себя.

– И я тоже, – согласилась Сорча, и они долго, тепло улыбаясь, смотрели друг на друга. – Хорхе терпеть не мог, когда я заговаривала о каком-нибудь мальчике, – сказала она, вспоминая прошлое, – и поэтому я специально говорила о мальчиках. В основном это были мои выдумки.

– Ты, я надеюсь, не назначала свиданий и половине мужского населения Великобритании? – пошутил он. – Еще одна легенда повержена в прах.

Она засмеялась.

– Я заплатила свою дань любви: сама влюблялась, сама бросала. Но у меня было лишь одно серьезное увлечение.

– Ты была в близких отношениях только с одним мужчиной? – спросил Рун, и она кивнула. – Что он из себя представлял?

– Он был белокурый, стройный, мой ровесник и такой же невинный, как я, – добавила Сорча.

– Неопытный в амурных делах? Ее лицо вытянулось.

– Он занимался любовью, словно следовал инструкции.

– Вот поэтому ты и не смогла отомкнуть свой пояс целомудрия, – заметил Рун.

– Возможно, – согласилась Сорча.

– А ты его все еще любишь? – поинтересовался Рун.

– Нет. Я уговаривала себя в то время, что люблю его, но теперь, думаю, это была всего-навсего попытка доказать самой себе, что я способна любить, несмотря на те переживания, которые выпали на мою долю в детстве.

Рун допил вино.

– Теперь мне ясно, почему Хорхе оставил тебе наследство и почему ты хочешь от него отказаться.

– Мне бы следовало продать акции с самого начала, – печально сказала Сорча, – но я была занята выставкой и совершенно забыла о Хорхе. Когда же я вспоминала о нем и об этих акциях, то старалась тут же все это выкинуть из головы. – Она взглянула на Рун. – Да и ты, хотя и благодарен Хорхе за то, что он разрешил тебе управлять «Клубом Марим», тоже не очень-то его жалуешь?

– Согласен. Этот тип умел быть обаятельным, но я всегда чувствовал, что в нем заложен порок насильника. Чем больше он рассказывал о тебе и открывался сам, тем меньше я его уважал. Ты устала? – спросил Рун, когда она вдруг зевнула.

– Я выдохлась: солнце, вино – все это меня доконало.

– Прошлое тоже сушит наши души, – сочувственно произнес он и поднялся. – Я оставлю тебя, поспи немного.

– А как же ленч? – запротестовала Сорча.

– Я перекушу в кафетерии, а ты, когда проголодаешься, поешь то, что в холодильнике.

– Ты, наверное, закончишь свой выходной день тем, что вернешься на работу? – спросила она шутливо.

Рун усмехнулся.

– Ты не угадала. Я хочу поплавать и, может быть, уговорю Антонио сыграть в сквош. – Он наклонился и поцеловал ее в лоб. – Чао.

Вскоре Сорча легла в постель и уснула. Проснулась она только вечером. Интересно, придет ли Рун и пообедают ли они вместе в ресторане? Она долго ждала, все надеясь услышать шум приближавшегося джипа, но в конце концов положила себе на тарелку салат и принялась за еду. Возможно, он заходил, но, увидев, что она спит, решил не будить. Какая досада! Но ведь завтра наступит новый день.