Текст книги "Победа над прошлым"
Автор книги: Элизабет Олдфилд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)
Олдфилд Элизабет
Победа над прошлым
Глава 1
На фоне траурных одеяний тех, кто пришел проводить покойного в последний путь, алый жакет девушки выделялся ярким пятном. Сразу видно «трудный ребенок»! Вовсе не такой он себе ее представлял.
Пока пастор отпевал покойного, Рун внимательно рассмотрел девушку, да и остальных родственников, что в скорбных позах стояли вокруг гроба. Он знал: ей уже стукнуло двадцать пять, но, странное дело, она производила впечатление насупленной девчонки в извечных джинсах-варенках и грубых сапогах. Но хороша собой, ничего не скажешь: высокие скулы, сочные губы, здоровый цвет лица. Сорча недаром слыла красавицей, однако отнюдь не «ангелоподобной». Скорее наоборот: казалось, сам дьявол приложил руку к ее внешности – темные брови и пышная копна золотистых волос с серебряным отливом. Опустив взгляд ниже, Рун принялся разглядывать соблазнительные формы тела и стройные длинные ноги в черных чулках. Мини-юбка не добавляла возвышенности облику девушки.
Рун нахмурился. Сорчу называли не иначе как «эгоистичной и бессердечной сучкой». И ее вид вполне соответствует такой оценке, подумал Рун. Однако ее взгляд, устремленный на полированную, красного дерева, крышку гроба, показался ему неуверенным и тревожным. Не сожалела ли она о явно недружелюбном отношении к покойному? Не хотела ли повернуть время вспять и изменить прошлое? Или хотя бы искупить грехи? Порывистый февральский ветер подхватил и принялся трепать галстук, Рун пришлось водворять его на прежнее место. Разве можно мириться с людьми, которые заставляют страдать других? Впрочем, горе девушки, похоже, было неподдельным. Ну что ж, лучше поздно раскаяться, чем никогда!
Словно почувствовав, что за ней наблюдают, девушка вскинула голову. Широко раскрытые, цвета морской волны глаза спокойно встретили его взгляд. Сорча Риордан уже не выглядела слабой и уязвимой.
– Я просто не поверила ушам, когда услышала, что ваш отчим упал на улице и скончался, такой был крепкий на вид, – произнесла женщина средних лет, что остановила Сорчу, ухватившись за пуговицу пиджака, когда девушка пыталась пробиться сквозь толпу, теснившуюся в гостиной, устланной персидским ковром. «Соседка», – припомнила Сорча и согласно кивнула:
– Никогда не знаешь, что тебя ждет! После похорон мать пригласила всех домой на поминки. Снедь разложили на широком подоконнике, и каждый мог подойти и выбрать себе еду по вкусу. Пожилым гостям Сорча и ее брат, Майкл, подносили сандвичи с копченой лососиной и канапе.
– Дениза рассказывала мне, как вы дружно жили, – не унималась дама и так крепко сжала руку девушки цепкими пальцами, унизанными перстнями, что та едва сдержалась, чтобы не закричать, – вы, должно быть, потрясены случившимся.
Болезненно пережив развод с первым мужем, ее мать вбила себе в голову мысль создать новую семью. И своего добилась. Возникшая между Сорчей и ее отчимом вражда держалась в тайне, и на людях оба соблюдали видимость дружеских отношений. Хотя в душе Сорча порой и восставала против такого положения вещей, изменить она ничего не могла, мать искренне любила второго мужа, вот и приходилось лицемерить.
– Мне будет не хватать Хорхе, – ответила она, думая о том, что в ее словах есть доля правды: ведь ей доставляло недобрую радость хитрить и приезжать в просторный дом, располагавшийся в пригороде Саутаэмптона, в часы отсутствия отчима.
– Многие мужчины после пятидесяти становятся вялыми, я бы даже сказала, рыхлыми, но Хорхе не из их числа. Он сохранял великолепную форму, – продолжала соседка, и по ее восхищенному тону легко было догадаться, что она была неравнодушна к усопшему. – Мне не доводилось видеть другого столь же обходительного и внимательного человека, как ваш отчим. Настоящий джентльмен!
Весь вечер гости – в основном, конечно, усердствовали женщины – пели дифирамбы покойному, и это начало раздражать Сорчу. Она с отвращением играла роль убитой горем падчерицы: ей не было присуще притворство.
– Да, Господь ниспослал Хорхе дар обаяния, – без малейшей доли иронии произнес подошедший к ним пастор. – Я, как сейчас, помню, однажды…
– Разрешите, святой отец, наполнить ваш бокал и удалиться, – перебила его Сорча, твердо вознамерившаяся выбраться из гудящей толпы. – Я исполняю роль хозяйки, так что прошу великодушно извинить.
Налив вино пастору и еще нескольким гостям, она отправилась на кухню откупорить очередную бутылку. А вернувшись в гостиную, сразу же заметила, что все та же дама, их соседка, решительно направляется ей навстречу. Неужели придется продолжать пустой разговор? Выслушивать приторные похвалы в адрес Хорхе Альмейды и подавать соответствующие ответные реплики? От одной только этой мысли ее охватила дрожь. Нет уж, спасибо! Пытаясь избежать неприятной беседы, Сорча резко повернулась… и – вот незадача – столкнулась с мужчиной, который шел за ней следом. Потеряв равновесие, она закачалась на высоких каблуках, вскинула вверх руки и с ужасом увидела, что при этом выплеснула херес на безупречный черный костюм гостя.
– Простите, – пробормотала Сорча и хотела было смахнуть золотистую влагу с лацкана, но в ту же секунду новая струя вырвалась из бутылки, теперь уже на рукав незадачливого гостя. – Ах, извините!
– Меня предупреждали о ваших проделках, – проговорил пострадавший хрипловатым прокуренным голосом, с ухмылкой взглянув на промокший рукав, но я думал, что слухи сильно преувеличены. – Однако я, похоже, ошибался. Кто-кто, а вы хорошо знаете, как подмочить репутацию ближнему.
Перед Сорчей стоял высокий, широкоплечий мужчина лет тридцати пяти, спокойный, уверенный в себе – это качество друзьям наверняка внушало доверие, а недоброжелателям говорило скорее о высокомерии, – тот самый, что неодобрительно разглядывал ее на церковном кладбище.
В душе Сорчи закипела ярость. Прошлые привычки отмирали с трудом, и, может быть, последней попыткой проявить свой нрав явился алый жакет в день похорон, надетый, правда, на темно-серое платье в обтяжку. Узорчатые чулки и короткие замшевые сапожки на шпильках дополняли туалет. Что касается гостя, то он был облачен в черную тройку и белоснежную рубашку, черный шелковый галстук ставил последнюю точку в этом классическом траурном одеянии. Сначала Сорче показалось, что сей почтенный господин смотрит на нее осуждающе и чуть ли не собирается отругать за недостаточно уважительное отношение к покойному. Блеск зеленоватых глаз красноречиво свидетельствовал о том, что девушке совсем не нравится, когда посторонний делает ей замечание; к тому же было обидно, что столкновение с гостем произошло по ее вине.
Сорча красиво, на манер стюардесс, улыбнулась:
– Если бы вы не шли за мной по пятам, мы бы не столкнулись. Однако пойдемте, я почищу ваш рукав, – неохотно предложила она.
– Благодарю вас, мадам, – ответил гость с шутливым поклоном и пошел за ней через холл.
В кухне он снял пиджак и передал его девушке, а сам, сложив руки на груди, небрежно прислонился к одному из кухонных комбайнов, облицованных плитками соснового дерева. Сорча взяла полотенце, чтобы просушить рукав, и украдкой бросила на гостя изучающий взгляд из-под длинных ресниц. Кто он такой? Судя по акценту, густым черным волосам, золотистому загару, он один из прибывших на похороны португальцев. Стало быть, член семьи отчима или друг. Оба варианта говорят не в его пользу.
– Вы племянник Альмейды? – спросила она, решив, что он один из тех, кто появился на свет с серебряной ложечкой во рту. Его хладнокровие, скорее всего, проистекает оттого, что он принадлежит к отпрыскам старших братьев ее отчима.
Но гость отрицательно покачал головой.
– Меня зовут Рун де Браганса. Я как раз собирался представиться, когда вы нанесли мне сокрушительный удар при столкновении. Я – управляющий «Клубом Марим».
– Я не знала, что это столь важное заведение, – недоуменно протянула Сорча.
Несколько лет тому назад отчим получил в наследство большой участок земли на побережье Альгарвы. И хотя львиную долю угодий занимали необработанные поля, там находилось все же несколько вилл, принадлежащих иностранцам, которые время от времени приезжали туда на отдых, а также маленький клуб с баром и бассейном. Доходы от поместья были ничтожными, однако Хорхе регулярно его посещал, и, как предполагала Сорча, не только для приобретения модного – как у кинозвезд! – загара, но главным образом для того, чтобы следить за ходом дел.
– Вы полагаете, там все идет само собой? – с легкой иронией в голосе полюбопытствовал Рун де Браганса. – Каким образом? Одна только гостиница требует массу внимания, забот и…
– Там даже есть гостиница? – перебила его Сорча. Рун кивнул.
– Гостиница открылась почти два года назад. Старый клуб снесли и на его месте построили гостиницу на шестьдесят мест. – Обезоруживающая улыбка неожиданно тронула уголки его рта. – И несмотря на столь юный возраст, гостиница уже успела приобрести хорошую репутацию благодаря высокому качеству обслуживания. А пройдет время, и она станет лучшей в Португалии. У нас там много всяких новшеств.
– Например? – заинтересовалась Сорча. Хотя Сорча и не могла полностью игнорировать своего отчима, она всячески старалась, находясь с ним рядом, не выказывать интереса к его хозяйственной деятельности. И теперь ей внезапно захотелось восполнить этот пробел.
– Благодаря разработанной нами строительной программе, количество вилл в районе выросло в четыре раза, нам даже пришлось организовать службу, в обязанности которой входит охрана вилл в отсутствие их владельцев и обслуживание клиентов. При желании виллу можно сдать в аренду. Для тех, кто хочет заниматься спортом, у нас имеется большой бассейн, теннисный комплекс на десять кортов, баскетбольная площадка и зал для игры в американский футбол. – Рун снова усмехнулся. – Наш следующий проект – конференц-зал. Здание уже воздвигается, и в начале следующего года строительство должно завершиться. Вы просто ослепили меня улыбкой, – неожиданно добавил он.
– О чем вы? – не поняла Сорча и тут же сообразила, что слушает его, разинув рот от удивления.
И в самом деле, человек, которого она приняла почти что за плейбоя, оказывается, обладал воображением и способностями, достаточными для того, чтобы превратить захудалый прежде «Клуб Марим» в некий преуспевающий концерн. Занятно! Следует признать, что британская ветвь компании «Альмеида Уайн», которую возглавлял Хорхе, благодаря преданности и профессионализму ее сотрудников процветала и приносила значительную прибыль. Братья Хорхе в Лиссабоне, вероятно, трудились в поте лица, но сам отчим не сидел в конторе за письменным столом, а занимался сдачей внаем яхты на Соленте. Сорча сдвинула брови. Она явно его недооценивала.
– Поскольку в Альгарве в год бывает более трех тысяч безоблачных часов, город сделался излюбленным курортом многочисленных поклонников Солнца… «Клубу Марим», должен вам сказать, принадлежит все местное побережье, – продолжал гость, с воодушевлением жестикулируя. – Тем, кто интересуется историей и этнографией, мы советуем посетить Прайа-до-Марим, небольшое рыбацкое селение. До него пешком дойти можно. А также Лагос, город, откуда великие португальские путешественники отплывали в пятнадцатом-шестнадцатом веках открывать новые земли. Это близко, если ехать на машине. А если, скажем, вы увлекаетесь водными видами спорта или подводной охотой…
– Вы меня убедили, – прервала его Сорча, устав выслушивать подобные славословия. – «Клуб Марим» – хорошее место для отдыха.
Желваки заиграли на скулах мужчины.
– Прекраснейшее место! – воскликнул он, подчеркнув голосом первое слово.
– Странно, что ни моя мать, ни близнецы никогда не порывались туда съездить, – размышляла Сорча вслух, очищая рукав пиджака.
– Просто не представляли себе, что это такое! – Рун посмотрел, как за окном февральский ветер трепал голые ветви деревьев. – Хорхе всегда говорил, что предпочитает не смешивать бизнес с удовольствием, и поэтому ездил отдыхать с семьей в другие места.
– Во Флориду, например, или на Багамы… – Сорче припомнились почтовые открытки, которые она получала от матери. – Кстати, я – Сорча Риордан, падчерица Хорхе, – с явным опозданием представилась девушка.
– A rebelde, – заметил он.
– Простите, не поняла.
– Вы – то самое «ужасное дитя», что измывалось над беднягой Хорхе, «перевел» Рун с португальского.
Сорча удивленно взглянула на своего собеседника. Чтобы не скомпрометировать мать, ей нужно было не только держать в секрете вражду, существовавшую между Хорхе и падчерицей, но, главное, скрывать под завесой молчания те наказуемые законом преступления, которые она сама совершала в течение многих лет. Вот и приходилось постоянно притворяться, дабы производить впечатление благовоспитанной и послушной девочки, готовой быть на побегушках все двадцать четыре часа в сутки. Почему-то она никогда не сомневалась, что отчим вполне лояльно относился к такому притворству, однако ярлык «ужасное дитя» и намеки на то, что она способна «подмочить репутацию» своему ближнему, вроде бы свидетельствовали о том, что Рун де Браганса обладал кое-какой информацией.
– Хорхе рассказывал о… обо мне? – дрогнувшим голосом спросила она, продолжая чистить пиджак.
– Он всегда рассказывал о вас, когда бывал в «Клубе Марим». Но вам нет нужды беспокоиться, я единственный человек, кому он изливал душу. К тому же мне удалось быстро понять, что вы девушка невинная, – довольно сухо произнес Рун, – и отношения между вами и господином Хорхе всегда отличались нежностью и доброжелательностью.
Сорча заставила себя улыбнуться.
– Что же он говорил?
– Ну, например, что вы сорвиголова.
– Он приводил примеры?
– Да.
– Какие? – спросила Сорча.
Рун потер кончиком пальца нижнюю губу.
– Хорхе рассказывал мне, как через год после его женитьбы на вашей матери вас исключили из школы.
– Когда мне было тринадцать лет? И что дальше?
– Вы настояли, чтобы вас поместили в интернат вместе с братом, но там вы нагрубили директору, и вас опять хотели исключить.
– Из-за курения.
– Полагаю, это рассматривалось как безнравственное поведение, сверкнув глазами, заметил Рун.
Хотя, вне всякого сомнения, поведение девушки было достойно порицания, временами Рун находил, что ее так называемые пороки не слишком опасны и скорее занятны. Рассказы Хорхе подчас были довольно безжалостными, но, вспоминая собственную юность, Рун понимал девушку и даже был склонен посочувствовать ей.
– Вы все правильно поняли, – строго заметила Сорча. – Продолжайте, господин де Браганса.
– Меня зовут Рун, – отозвался тот.
– Итак, продолжайте, Рун.
– Хорхе рассказывал, как вы, если вам не разрешали идти в гости, дожидались, пока все не уснут, а потом вылезали через окно ванной комнаты. Он также поведал мне, как однажды вы нарочно столкнулись с его лодкой и он оказался в воде на виду у всего яхт-клуба. – Вспомнив об этом смешном эпизоде, Рун невольно улыбнулся. – И другие подобные истории.
Сорча тем временем энергично терла рукав костюма. Выходит, отчим – как бы его помягче назвать! – открывал семейные тайны. Да как он смел! А сам еще настаивал на том, чтобы внешне все выглядело пристойно! От такого предательства девушка пришла в бешенство. Она считала бесчестным обсуждать поведение человека за его спиной. И было обидно, что в итоге Рун де Браганса получил неверное представление о ней. Черт побери! Ее личные дела касаются только ее одной! И разве можно оставаться спокойной, когда над тобой подсмеиваются?
– Очевидно, Хорхе доверял вам? – произнесла она неодобрительно.
Лицо Рун сразу стало серьезным.
– Наверно, он искал во мне поддержку. Я стал для него тем самым плечом, на которое г можно опереться в трудную минуту, нас связывало с ним нечто общее: мы хорошо понимали друг друга.
– У вас случайно нет падчерицы, которую вы постоянно критикуете? – ехидно спросила Сорча.
– Нет, я холост. – Он помялся. – Послушайте, мне жаль, если я огорчил вас, но…
– Вы вовсе не огорчили меня.
– В таком случае, может быть, не стоит с таким остервенением тереть мой пиджак? – попросил Рун. – А то, боюсь, на рукаве появятся дырки.
Сорча умерила свой пыл.
– Как вам удалось научиться так хорошо говорить по-английски? – спросила она, стараясь переменить тему. Хотя у него и был приятный, завораживающий акцент, с которым, приди ему в голову стать актером, пришлось бы бороться годами, он абсолютно свободно выражал свои мысли на чужом для него языке.
– Мои родители считали, что дети обязаны владеть иностранными языками, и заставляли меня ходить на частные уроки, а кроме того, я некоторое время провел в Штатах. Должен заметить, что вы далеко не единственная дочь, идеализирующая родного отца, а потому тяжело перенесшая повторное замужество матери.
О'кей, итак, вы смотрели на Хорхе как на захватчика и мстили ему. Это достойно сожаления, однако что сделано, то сделано, и осознание вины уже ничего не изменит…
В груди у Сорчи будто что-то оборвалось.
– Вины? – повторила она.
– У могилы вы выглядели столь печальной, словно…
– А вам не приходило в голову, что в это время я размышляла: стоит или не стоит расхохотаться? – спросила она дерзко.
– Нет, хотя такая выходка, без сомнения, повергла бы всех в шок, сурово заметил Рун.
Сорча вздохнула. Тяжелая утрата, говорят, выпадает на самое трудное время. Как бы она ни относилась к отчиму, возникшее в глубине души напряжение, именно из-за ее чувств к нему, все усиливалось и усиливалось. И вот теперь, когда она болтала в стиле «гип-гип ура», в ней вдруг проснулась жестокость и даже некоторая бравада этой жестокостью. Но в то же время так не хотелось возвращаться к прошлому!
– Признаюсь, иногда мне хотелось, чтобы Хорхе испытал какие-нибудь превратности судьбы, но смерти я ему никогда не желала, – заявила она уже более спокойным голосом. – Он был по-настоящему добр к моей матери и любил своих близнецов. Дружил с Майклом. Все они искренне оплакивают его, и мне их жаль. А то, что мы с ним не нашли общего языка… – по ее лицу пробежала тень, – так иногда случается. Однако… – Сорча не хотела оставлять свою мысль незаконченной, – какие бы истории Хорхе ни рассказывал, вы слышали только его версию, а он имел обыкновение преувеличивать, из мухи делать слона.
– Значит, когда вы работали в некоем агентстве, вы не готовили себя к исполнению роли «шаловливой монашенки»? – улыбаясь спросил Рун.
Она нетерпеливо перевела дух.
– Да, я готовилась к этой роли.
– А как вы стали панком?
– Было время, когда я специально ставила себе под глазами косметические синяки, если это то, что вы имеете в виду.
Он улыбнулся шире.
– Говорят, вы испробовали все, кроме дрессировки тигров и убийства.
– Вам, вероятно, приходилось сталкиваться с агрессивностью моего отчима? – отчеканила Сорча. – Ведь он частенько находил пороки там, где их и в помине не было. Например, он постоянно обвинял меня в употреблении наркотиков, чем я никогда не баловалась. И вообще, зациклился на времени, когда я была подростком: он продолжал считать меня шкодливой девчонкой и отказывался воспринимать как взрослого человека, хотя я давным-давно прекратила детские шалости.
Рун взглянул на нее неодобрительно и не удержался от вопроса:
– Вы в самом деле изменились?
– Причем давно. Уже много лет я стремлюсь жить своей собственной жизнью, предоставив другим людям возможность делать, что им заблагорассудится. Но Хорхе не желал об этом и слышать. Каждый раз, когда мы с ним встречались, он или выговаривал мне за то, что я живу в Лондоне, или критиковал моих друзей, или спрашивал, скоро ли я перестану заниматься мазней. Он называл так мои занятия живописью. Ему чертовски нравилось совать нос в чужие дела, и у него полностью отсутствовало чувство юмора. Но самое противное заключалось в том, что он вечно обвинял меня во враждебном к нему отношении. Это вовсе не значит, что я… – Сорча осеклась. Ее девиз гласил: «Никому ничего не объяснять и никогда не жаловаться!» Так зачем же ей теперь выкладывать всю подноготную? Что за глупая болтовня! Явно не к добру: разоткровенничалась с человеком, с которым познакомилась каких-то пятнадцать минут назад. – Рукав влажный, но надеть уже можно, – сказала она и бросила ему пиджак, – а мне нужно приготовить чай.
– Надеюсь, мне больше ничего не угрожает? Не собираетесь ли вы, часом, ошпарить меня кипятком? – сдержанно поинтересовался он.
– Постараюсь держаться от вас подальше, – заверила она.
Пока Сорча разносила гостям чай с фруктовыми пирожными и бисквитом, она пришла к выводу, что смерть отчима означала для нее прощание с прошлым, оно ушло раз и навсегда, и она не имела ни малейшего желания вспоминать о том, что было. Разговаривая с одним из гостей, она поискала глазами управляющего «Клубом Марим». Откуда вдруг такая словоохотливость? – размышляла она. Вроде бы никогда прежде не любила открывать душу, а уж перед этим Рун де Брагансой и вовсе бы не стоило! Он слишком будоражил ее кровь. Знойный мужчина, ничего не скажешь! Его подбородок, вероятно, нуждался в бритве два раза в день. Как ей могло прийти в голову, что он родственник отчима?! Мужчины из рода Альмейда были низкорослыми, жилистыми и суетливыми, а этот – высокий, хорошо сложен и пластикой напоминал красивого зверя. Золотистый леопард – мысленно подобрала она сравнение, продолжая его разглядывать.
Квадратный подбородок и строгие черты лица были словно высечены из гранита. Его внешность была скорее броской, нежели соответствующей канонам красоты, но он, вне всякого сомнения, обладал сексуальной привлекательностью, отчего женщины, вероятно, падали к его ногам, точно осенние листья. Сорча надкусила бисквит. Чем скорее Рун де Браганса уберется в свою Португалию, тем будет лучше. Через полчаса, когда первые гости начали расходиться, Сорча тоже собралась уходить. Хватит с нее нечестной игры и непреходящего чувства неловкости. Ее неблагоразумная откровенность пробудила в ней мысли, которые она давным-давно решительно прогнала прочь. Теперь они вновь осаждали ее, будто сорвавшись с цепи. И воскрешали в ней чувство боли и одиночества… чувство стыда.
Она поговорила с Майклом, потом подошла к матери, чтобы попрощаться.
– Ну как ты? – Сорча с волнением вглядывалась в эту еще стройную и красивую женщину.
Дениза Альмейда печально улыбнулась и, поправив прядь белокурых волос, ответила:
– Жизнь продолжается.
– Майкл останется с тобой до пятницы, а я, как мы договорились, приеду в пятницу вечером и останусь на выходные, – сообщила а, Сорча. И быстро добавила, желая поддержать мать в ее горе:
– Но я сегодня же, как только вернусь в Лондон, позвоню тебе и буду звонить каждый день. Дениза обняла дочь.
– Спасибо, дорогая.
– Если ты не возражаешь, я, пожалуй, пойду. Майкл обещал помочь тебе с уборкой. А у меня поезд…
– Ты не можешь сейчас уехать, – перебила ее мать, – во всяком случае, до тех пор, пока мы не увидимся с господином Дайсом.
– А кто такой господин Дайс? – спросила Сорча.
– Адвокат. Он должен появиться минут через сорок пять. Разве я не говорила тебе, что он приедет, чтобы сообщить о финансовых делах Хорхе?
Девушка отрицательно покачала головой.
– Майкл не упоминал об этом, значит, ты ему тоже ничего не говорила.
– О Боже! Я ведь собиралась и была уверена, что… Но… – Дениза Альмейда нервно затеребила жемчужную серьгу, – но у меня такой туман в голове. Ты обязательно должна быть здесь, – настаивала мать Сорчи, – тебе необходимо знать, что происходит в доме.
Неужели? Для дочери важно было только одно – чтобы ее мать могла продолжать жизнь с тем же достатком, что и при муже. Да чтобы семилетние мальчики-близнецы без каких-либо проблем получили образование. Впрочем, Сорча нисколько не сомневалась, что Хорхе Альмейда оставил своей вдове солидное состояние. Увы, ей предстояло выслушать доклад о фондах, акциях и тому подобных финансовых вещах. Но если мать так хочет, пусть будет так.
– Привет, мои лапоньки! – воскликнула Дениза Альмейда при виде двух вошедших в комнату мальчиков, одетых в белые рубашки и серые шорты. Она ласково взъерошила их вьющиеся каштановые волосы. – Вы были паиньками?
– Конечно, паиньками, и нам можно дать добавку мороженого, – заявил Эдвард, близнец, появившийся на свет первым.
– Сливочно-шоколадного, – с надеждой поддержал брата Себастьян.
Сорча с притворным ужасом застонала.
– Вы еще не наелись? Мальчики захихикали.
– Можно, мамочка? – взмолился Эдвард. Дениза Альмейда заколебалась: дети уже съели по два полных бокала мороженого.
– Только немножко, – согласилась она наконец, будучи не в силах отказать в чем-либо своим любимцам в этот скорбный день.
– Я вас обслужу, господа, – отчеканила Сорча, отдавая им честь, отчего близнецы снова захихикали, и отправилась на кухню.
Их бабушка тем временем принялась собирать стаканы и посуду, а после того, как Сорча отнесла близнецам мороженое, начала мыть хрустальные бокалы. Оставаясь на кухне, девушка оказалась вне поля зрения как Рун де Брагансы, так и докучливой соседки, неравнодушной к Хорхе. Время бежало; близнецы пошли смотреть телевизор, родственники распрощались и разъехались по домам, бабушка внесла последний поднос с посудой и тут же сообщила, что все гости разошлись, а значит, ей тоже пора. Неужели управляющий «Клубом Марим» ушел, даже не простившись? Непонятно почему Сорча испытала разочарование.
Оставшуюся колбасу следовало завернуть в бумагу и вместе с ломтиками сыра убрать в холодильник, а бисквиты и пирожные уложить в банки! Едва она закончила уборку, на кухню вошел изящный молодой человек, такой же белокурый, как и она сама.
– Ты, кажется, грозился мне помочь? – съязвила Сорча.
Ее брат смущенно улыбнулся.
– Я пришел сообщить, что господин Дайс в кабинете и готов начать.
Войдя вместе с Майклом в элегантно обставленный кабинет, с витражами в оконных рамах и деревянными панелями цвета меда, Сорча смутилась. Она полагала, что встреча с адвокатом будет носить сугубо семейный характер, но почему-то Рун де Браганса тоже находился в кабинете. Он сидел возле стола в кожаном кресле, вытянув вперед длинные ноги, и о чем-то любезно беседовал с ее матерью. Что ему тут нужно? – подумала Сорча с раздражением. Какое ему дело до финансового положения ее матери? Гордо вскинув голову, девушка прошла мимо Рун и тоже села. Непринужденность, с которой Дениза Альмейда разговаривала с гостем, более чем красноречиво доказывала, что рослый португалец легко втирался в доверие и завоевывал женские сердца. Остается только надеяться, что мать не последует примеру Хорхе и не сделает Рун своим близким другом.
Господин Дайс, серьезного вида худощавый, остролицый человек, откашлялся и, убедившись в том, что собравшиеся готовы его выслушать, взял слово.
– Я намерен огласить последнюю волю господина Альмейды. Все необходимые объяснения текста завещания будут оглашены позже, – заявил он, оглядев присутствующих поверх очков с двойными стеклами. – Итак, я буду крайне признателен, если все возникшие у вас вопросы вы зададите мне после того, как я закончу чтение документа.
Сорча в недоумении посмотрела на адвоката. Когда ее мать говорила о финансовых делах, девушка не представляла себе, что речь пойдет о формальной декларации денежных средств, оставленных Хорхе в наследство.
– Вы собираетесь огласить последнюю волю господина Альмейды? – переспросила она.
– Разумеется, – ответил адвокат и, водрузив очки на переносицу, начал читать.
Как нетрудно было предположить, Дениза Альмейда унаследовала основную часть состояния покойного мужа, что включало в себя четверть акций семейного винодельческого предприятия. Оговаривалось создание денежного фонда в пользу малолетних сыновей Хорхе, порядочная доля богатств отчима досталась и Майклу.
– Спасибо тебе, Хорхе, – произнес тот вполголоса.
– Моей падчерице… – продолжал читать господин Дайс.
– Мне? – запротестовала Сорча, и ее зеленоватые глаза широко раскрылись от удивления. – Он что-то оставил мне?
Адвокат, недовольный тем, что его второй раз прерывают, нахмурился.
– Моей падчерице, Сорче Риордан, я завещаю пятьдесят один процент доходов «Клуба Марим», – заключил он раздраженным тоном. – Рун де Брагансе остаются сорок девять процентов доходов вышеназванного клуба.
Пока ее мозг справлялся с этой потрясающей информацией, Сорча искоса взглянула на Рун. Он был тоже потрясен, лицо его напряглось, а губы сжались.
– Моему племяннику, Фернандо, – торопливо продолжал читать господин Дайс, будто опасаясь, что его опять прервут, – я завещаю… – Перечислив целую серию мелких подарков многочисленным родственникам и друзьям, адвокат объявил, что чтение текста последней воли покойного завершено. После этого он кивнул головой в сторону Сорчи.
– Итак, – произнес он, – у вас, кажется, был вопрос?
В голове девушки теснился миллион вопросов, но она не могла сосредоточиться ни на одном. «Моей падчерице… я завешаю…» – эти слова отзывались эхом в ее сознании, подобно звукам в густом тумане. Ей никогда не приходило в голову, что она может стать наследницей Хорхе.
– А… Нет-нет, – пробормотала Сорча, и адвокат нетерпеливо щелкнул языком.
– Не могли бы вы объяснить, как будет организован фонд обеспечения мальчиков-близнецов? – спросила Дениза Альмейда.
В течение четверти часа господин Дайс подробно отвечал на вопрос Денизы, затем снова обратился к «Клубу Марим». Но Сорчу все еще одолевали сомнения. Клуб, как ей смутно представлялось, является компанией, и, следовательно, она сама и Рун де Браганса станут ее совладельцами и членами директората. Как только оформят бумаги, придется съездить в Португалию, чтобы официально вступить в должность и поставить подпись под различными документами.
– Местный адвокат ознакомит вас с соответствующими юридическими правилами, – подытожил господин Дайс. Затем снял очки, собрал со стола бумаги, и на этом заседание закончилось.
– Какого черта Хорхе оставил тебе наследство?! – начал возмущаться Майкл, пока их мать провожала адвоката.
Сорча устало разжала кулаки.
– Возможно, он считал, что, если тебе и близнецам кое-что перепало, будет только справедливо оставить что-нибудь и мне, – откликнулась она непринужденно.
– Однако ваши встречи походили на битвы мировой войны! – продолжал Майкл.
Юноша принял отчима как члена семьи, во всем с ним соглашался, и теперь его возмущало, что его сестра, эта сорвиголова, получает такую же, если не большую, долю наследства.
– Хорхе первый всегда заводился, – отрезала Сорча.
– Это ты так думаешь, а он считал тебя сплошным наказанием…
– Хорхе был неравнодушен к Сорче, – Дениза Альмейда, вернувшись в кабинет и услышав, что ее дети обсуждают семейные дела в присутствии постороннего, сочла нужным вступить в разговор. Она улыбнулась Рун. – В глубине души он любил мою дочь.
