Текст книги "Мой милый Фото… Граф!"

Автор книги: Элизабет Харбисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Элизабет Харбисон
Мой милый Фото… Граф!

ПРОЛОГ

9 июня, 1998

3431 41-я ул.,

ап. № 202,

Вашингтон, 20017,

США.

Его Сиятельству графу Брайсу Паллизеру

Шелдейл-хаус,

Сент-Питер-Порт,

о. Гернси, Нормандские о-ва,

Великобритания

Господин граф,

прошу меня извинить, что пишу Вам на адрес Вашей резиденции. Я садовод-фармацевт из Национальной биологической лаборатории Вашингтона. Я собираюсь посетить Англию с 5 по 12 июля.

Просмотрев альбом фотографий английских садов (автор альбома – Джон Торнхилл), я имею основания полагать, что в садах вашего поместья, Шелдейл-хаус, произрастает очень редкое лекарственное растение. Поэтому, если бы это было возможно, я хотела бы осмотреть Ваши сады во время моего пребывания в Англии и была бы Вам за это очень признательна. Я прекрасно понимаю необычность подобной просьбы, но это было бы неоценимо для всей моей работы в лаборатории.

Прошу простить меня за то, что не выслала уведомление раньше, но, видите ли, решение выехать в Англию я приняла совсем недавно. Пожалуйста, напишите мне о Ваших планах либо на мой адрес в Вашингтоне, либо, в июле, в «Саннингтон-отель», Хэмпстед, Лондон.

С уважением,

Эмма Лоуренс.

9 июня, 1998

3431 41-я ул.,

ап. Н 202,

Вашингтон, 20017,

США.

18, Сесил Парк-Роуд,

Кроуч-Энд,

Лондон, Н8 9АС,

Великобритания

Дорогой Джон,

прости меня за то, что приходится посылать тебе письмо на простой почтовой открытке, но я хотела отослать это сообщение как можно быстрее, поэтому вынуждена писать на этой сомнительной открытке. Я нашла ее в одном из многочисленных почтовых отделений по дороге с работы. Кроме ужасных бланков, ничего не оказалось под рукой. Кстати, когда я попыталась узнать твой номер телефона, международный оператор заявил, что тебя нет в списках!

Ну да ладно. Как бы там ни было, готов ли ты к великим событиям? (Пожалуйста, в этом месте барабанная дробь.) Мы наконец-то можем встретиться!

Лаборатория посылает меня в Великобританию на период с пятого по двенадцатое июля. Шестого и седьмого числа означенного месяца состоится симпозиум, на котором я должна присутствовать, но после него мое расписание пребывания в твоей стране вполне свободно. (Кроме нескольких часов для улаживания необходимых дел.) Надеюсь, ты тоже сможешь найти для меня парочку свободных минут? Я умираю от желания увидеть тебя (и почему только ты не прислал свою фотографию?!). Я, конечно, понимаю, что это не имеет особого значения, но обычно, если имеешь представление о внешности человека, с ним легче общаться.

Если ты получишь письмо слишком поздно и твой ответ придет, когда меня уже не окажется дома, ты можешь связаться со мной в отеле, где я остановлюсь пятого июля: «Саннингтон» в Хэмпстеде.

Все, убегаю, жди меня!

С уважением, Эмма.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Так, так, дай-ка сообразить. Эта американская девушка-садовник, которой ты все эти два года писал любовные письма от моего имени и получал ответы на мойадрес, наконец-то приезжает в Лондон и мечтает с тобой увидеться?

Роберт Брайс Соррелсби Паллизер, семнадцатый граф династии Паллизеров, посмотрел на зеркальное отражение на своего друга, Джона Торнхилла.

– Ну, во-первых, она не садовник, а садовод-фармацевт, гомеопат. А во-вторых, я бы с трудом назвал наши письма «любовными». В остальном же ты прав, – сказал он.

Джон довольно улыбнулся.

– Так, и ты просишь моего разрешения продолжать этот маскарад и хочешь представиться ей под моим именем?

Брайс утвердительно кивнул:

– Я просто не вижу иного выхода из этой ситуации.

Джон задумался.

– Не могу себе этого представить. Неужели передо мной тот самый человек, который продал самую выгодную ежедневную газету в Британии только лишь потому, что в ней работали якобы нечестные журналисты?

– Не якобы,а именно нечестные.

Джон весело рассмеялся.

– Так вот: притворяться тем, кем ты вовсе не являешься, – тоже нечестно.

Брайс уже хотел возразить, но остановился – Джон был прав. Два года Брайс переписывался с Эммой Лоуренс под именем Джона и получал от нее письма на его же адрес в Лондоне – Джон жил недалеко от него. Хоть причины обмана были вполне понятными, все же обман оставался обманом.

А началось все вот с чего. Два года назад Джон опубликовал альбом фотографий английских садов, и Эмма, обнаружив необычное растение в саду Шелдейл-хауса у Брайса, на острове Гернси, написала Джону письмо, в котором интересовалась этим растением. А поскольку Брайс лучше знал о растениях своего сада, чем Джон, который только фотографировал его, то Джон передал письмо Брайсу. Брайс в свою очередь ответил Эмме вместо Джона. Тогда подобная замена казалась им самой удобной, чтобы правильно ответить на вопрос Эммы.

Сначала переписка Брайса и Эммы была чисто деловой. Потом от Эммы пришло еще несколько писем, и что-то в ее ответах тронуло Брайса, что-то привлекло его внимание. Она писала: «Я не могла сдержать улыбку, когда читала описание того, как ты готовил в микроволновке цыпленка. Веришь ты или нет, но такое же самое блюдо стоит сейчас передо мной на столе. Я уже начинаю думать, что мы похожи как две капли воды. Если в следующий раз ты мне напишешь, что твой обед подгорел, несмотря на все твои усилия, то я буду уверена в этом до конца...» Он написал ответ и на это письмо, не желая разрушать милую иллюзию, которую создал и для Эммы, и уже для себя. Он не успел заметить, как их отношения переросли в тесную дружбу. К тому времени было слишком поздно объявлять его настоящее имя и титул.

– Любопытно, как же ты решаешь, когда лгать хорошо, а когда – плохо? – спросил Джон Брайса, его угрюмое лицо осветилось насмешкой.

– Но это же не просто ложь, – спокойно ответил Брайс, – неужели ты не понимаешь? Разница в намерениях. Я же не обманывал Эмму ради какой-то выгоды, взяв твое имя, я ничего от нее не хотел. Я написал ей от твоего имени из лучших побуждений, потому что ты был некомпетентен в интересовавшем ее вопросе. Да и вообще, я не предполагал, что наша переписка так затянется.

– Да ладно, старина, – Джон похлопал друга по плечу.– У тебя была пара лет, чтобы рассказать ей правду, так почему же ты не сделал этого?

– Не знаю. – Брайс осторожно подбирал слова. – Ведь дело в том, что у нее есть идея... ну, идея фикс насчет благородства, чести и т. д.

– Идея фикс?

– Да, это, в самом деле, важно для нее. – Эмма все это время доверяла ему. Он не собирался в подробностях рассказывать обо всем Джону, неважно, что они близкие друзья. – Просто к тому времени, когда я собрался ей обо всем рассказать, было уже слишком поздно.

– Ну, никогда не поздно признаться женщине в том, что ты граф Паллизер, – цинично рассмеялся Джон, обведя рукой богато обставленную комнату – Вне всякого сомнения, ей будет приятно узнать твой настоящий титул. И она будет больше рада встретить тебя, чем меня.

Брайс задумчиво взглянул на него.

– Не думаю.

Джон посмотрел па него и уселся в кресло времен Людовика ХVI, освещенное дневным светом из высокого узкого окна.

– Даже если так, я не вижу никакой возможности для тебя выпутаться из ситуации. В нашей стране тебя узнают на улице, особенно женщины, которые читают раздел «десять самых богатых холостяков Европы». Как же ты собираешься остаться инкогнито?

Брайс тяжело вздохнул – Джон был прав, его фотографии в статьи о нем уже на протяжении нескольких лет публиковали в подобного рода разделах.

– Эмма такой ерунды не читает.

– А если вдруг прочтет?

Брайс пожал плечами.

– Да многие ли смогут меня узнать по этим фотографиям? Они же не видели меня до сих пор. А фотография и живой человек – это не одно и то же.

– Ну, это смотря, кто. Как раз тебя можно узнать с первого же взгляда, даже если фотография плохого качества: ты достаточно фотогеничен.

Брайс посмотрел на себя в зеркало в золотой раме, висевшее на стене. Его темные волосы, слегка волнистые, средней длины, были ничем не примечательны. Но с другой стороны, благородные черты, унаследованные от Паллизеров, отличали его от других: аристократический лоб, высокие скулы. Зеленые глаза, такие же как и у его отца, смотрели слегка недоверчиво.

– Послушай, – прервал Джон его размышления перед зеркалом. – Почему бы просто не сказать ей всю правду, и дело с концом? Это было бы намного легче, чем продолжать эти мучительные поиски вариантов вранья.

– Я бы не хотел потерять ее, – выпалил Брайс прежде, чем сообразил, что сказал. И понял, что это была правда. Возможно, это было немного эгоистично с его стороны, но он хотел продолжить дружбу с Эммой любой ценой. – Видишь ли, эти отношения действительно по-настоящему дружеские. Эмма – единственный человек, который принимает меня таким, какой я есть, а не за мой титул. – Он с презрением осмотрел комнату.

– Но если убрать половину всей этой обстановки, в том числе и твой титул, – Джон тоже обвел рукой комнату, – много ли от тебяостанется? Кем ты будешь на самом деле?

Брайс проследил за движением руки Джона: восточные ковры на сверкающем паркетном полу, бесценные произведения искусства и дорогие обои на стенах. Его взгляд упал на картину Ремлнггона, цена которой превосходила стоимость любого дома в их городе. Нет, не это хотел бы он представить Эмме, когда она приедет.

– Возможно, ты прав.

Джон кивнул.

– И ты еще использовал мое имя для своей авантюры! Посмотри, какая огромная тяжесть лжи лежит на тебе. Потянет на много.

У Брайса было тяжело на душе. Однако существовало еще одно важное обстоятельство, из-за которого он умолчал о своем титуле: в письмах Брайс мог быть именно тем человеком, которым ему хотелось быть в действительности, В письмах он был легок и весел, много шутил, никогда не вдавался в подробности своих обязанностей, связанных с его социальным положением, избегал разговоров о своем происхождении, о котором его всегда спрашивали, не говорил о международных кампаниях, в которых должен был участвовать. Тяжелый груз ответственности падал с его плеч, когда он брался за ручку и писал письма Эмме от имени Джона.

Эмма была бы ужасно разочарована, узнав, что человек, с которым она так долго переписывалась, был всего-навсего скучным, связанным по рукам и ногам многочисленными обязательствами аристократом, который, конечно, может мечтать о танцах в фонтане перед отелем «Риц», но который никогда не решится на это на самом деле.

Джон продолжал с серьезным видом читать нотацию:

– Помни, мой друг, ты должен быть очень осторожен, завязывал серьезные отношения с кем бы то ни было.

– Я знаю.

– И потом, ты готов сказать правду своей матушке о Кэролайн?

Кэролайн Фортескью была дочерью партнера отца по бизнесу. И тот, и другой покинули здешний мир несколько лет назад, но договоренность между семьями осталась. Особенно большие надежды на их брак возлагала матушка Брайса. Предполагалось деловое сотрудничество: многообещающие микротехнологии компании Фортескью плюс телекоммуникативные технологии Паллизеров. Родители называли их брак «удачной сделкой». Они все решили за молодых, еще, когда Брайсу и Кэролайн было по двенадцать лет. А сами молодые, чтобы особенно не разочаровывать «предков», решили до поры до времени согласиться на их план, пока не найдут себе подходящие пары сами. Единственное, в чем они были твердо уверены, что их свадьба никогда не состоится.

Брайс тяжело вздохнул.

– Если я скажу матушке, что мы с Кэролайн не имеем серьезных намерений жениться, она предпримет великую кампанию по выбору новой подходящей мне партии. А ее деятельность всегда подобна морскому шторму, так что представь себе... – Он грустно усмехнулся. – Я не решил еще с этим до конца.

Родители Брайса именно так и поженились. В результате у него было довольно скучное детство. Родительской ласки и любви он видел очень мало, а мать с отцом практически не знали друг друга по-настоящему. для них всегда на первом месте стояло дело, а не человек.

Теперь его мать желала передать по наследству это качество ему, Брайсу. Однако, пожив некоторое время один, Брайс к двадцати годам обнаружил, что жить одному гораздо лучше, чем с двумя такими чужими друг другу людьми, которые к тому же вели совершенно различный образ жизни. Между тем просто любовь и дружба были для него запретным плодом. Он никогда не испытывал подобных чувств, да и как он мог? Само его имя создавало условия, которые затрудняли жизнь с ним. Он всегда был на виду.

– Но до тех пор, пока ты не заявишь о своем решении ясно и твердо, – неожиданно сказал Джон, – Кэролайн – это твой долг.

– Ты прав.

– Тогда ты должен будешь сказать об этом Эмме, – настаивал Джон. – Перед тем, как у нее появятся смутные мечты о вас обоих и вас унесет в открытое море чувств. Что в свою очередь все разрушит.

Ну, как раз это – единственное, чего ему не надо было опасаться.

– У Эммы ко мне нет никаких романтических чувств, – сказал Брайс и задумался на некоторое время, рассматривая, как качаются деревья за окном, потом заставил себя очнуться. —Ничего этого не нужно. Она и не узнает.

Джон, по-видимому, был с ним не согласен.

– Ты так уверен?

– Абсолютно. Так как же? Могу я на время, пока она здесь пробудет, воспользоваться твоим домом? Ты же все равно собираешься уезжать?

– Собираюсь, да.

– В таком случае, все будет замечательно. Мне надо идти, – Брайс облокотился о подоконник и выглянул из окна на улицу. Лужайка уходила далеко вперед к металлической изгороди, отгораживающей территорию дома от улицы. Хотя стоял теплый солнечный день, на Саут-Кенсингтон было пусто. Да и никогда здесь не было особенно многолюдно.

Сюда он Эмму точно не пригласит, даже если ему этого очень захочется. А дом Джона ему необходим на время ее приезда, ну просто на случай, если она вдруг захочет увидеть, как он живет.

– Ты же знаешь, я не стал бы тебя просить, если бы в этом не было острой необходимости.

– Знаю, знаю – Джон молча смотрел на него некоторое. Время, потом улыбнулся. – Хорошо. Если ты настаиваешь на продолжении этой авантюры, я умываю руки. – Он вынул из кармана связку ключей, подбросил их, и они со звоном упали на стол. – Впрочем, может, это как раз то, что тебе нужно, чтобы повысить интерес к себе.

Брайс беспокойно посмотрел на него.

– Какой интерес?

Джон испытующе посмотрел на него.

– Который давно уже у всех пропал. Ты же у нас самый серьезный и скучный парень в округе. Вспомни, каким ты был раньше. Да, кстати, сколько тебе лет?

– Да ладно тебе, я не так плох.

– Нет? «Индепендент» совсем недавно написала о тебе как о стареющем холостяке.

– Ну, это уже старая шутка, – скривился Брайс. – Я думал, они способны на большее. Ради приличия могли быт придумать что-нибудь поинтереснее.

Ему вдруг стало неловко. Джон пожал плечами.

– Согласись, ты должен признать, что уже не являешься самым желанным и прекрасным парнем в мире. Может, хоть это чуточку прояснит для тебя некоторые вещи. А теперь о моем доме. Сара собирается в Венецию второго числа, я последую за ней на другой день. И тогда дом в твоем распоряжении.

– Превосходно.

Внезапно их разговор прервал осторожный стук в дверь. В комнату вошла горничная с серебряным подносом в руках, на котором белел квадратик письма. Она передала его Брайсу, который взял конверт и кивком отпустил служанку.

Брайс внимательно осмотрел письмо, и его охватило волнение. Он вскрыл конверт, прочел письмо и тут же почувствовал, как кровь прилила к лицу.

– О, Господи!

– Что там?

– У нас трудности. Письмо только что принесли из Шелдейл-хауса в Гернси, – Брайс передал письмо Джону.

– Господин граф, – прочел Джон вслух, – ...собираюсь посетить Англию с пятого по двенадцатое июля... Если бы это было возможно, я хотела бы осмотреть Ваши сады во время моего пребывания в Англии... – Джон взглянул на Брайса широко открытыми глазами. – И что?

– Посмотри на подпись.

Джон взглянул.

– Эмма Лоуренс, – прочел он вслух и от изумления открыл рот. – Та самая?

Брайс кивнул.

– Она, должно быть, послала его в тот же день, как написала мне сюда в Лондон. – Он взял письмо из рук Джона и бросил в корзину. В последний раз они упоминали в письмах о садах так давно, он и не думал, что она может снова заинтересоваться ими.

– Так в чем проблема? – спросил Джон.

– Проблема в том, что если она будет находиться так близко от того места, где я вырос, то непременно узнает, кто я на самом деле.

– Ну, – промычал Джон, задумавшись, – ты, например, можешь убрать все свои портреты и фотографии.

– Ну да, – подхватил Брайс, – а еще предупредить всех моих знакомых не узнавать меня при встрече. Ради Бога...

– Ну, ты можешь не заходить сюда вместе с ней, пусть идет одна. Потом ты ее встретишь на выходе. Но я не могу допустить, чтобы она услышала или увидела что-нибудь, что натолкнет ее на вполне определенные подозрения! А я ничего не буду об этом знать! – Он явно волновался. – Нет, это невозможно!

Наступила долгая пауза.

– Так что же ты намерен предпринять? – наконец спросил Джон.

– Надо непременно ей ответить, – выдохнул Брайс, – это единственно правильное решение. Граф не распоряжается своим свободным временем.

– Ну, это пока ты ее не увидишь, – возразил Джон. – Она наверняка знает немного больше о «графе», чем ты предполагаешь. Она же узнала твой адрес.

– Сегодня это может сделать любой человек, – отозвался Брайс. – Это же не значит, что она как я выгляжу. Может, она думает, что я старый благородный джентльмен.

– Ну, допустим. А что будет, когда она приедет сюда? На минувшей неделе твое фото публиковали несколько раз в твоей же газете. Забыл?

Он этого не забыл.

– Но это же газета местного значения, – ответил он больше себе, чем Джону, – в Америке о ней и чего не знают. В любом случае я уверен, что она будет читать новости финансового мира во в своего пребывания здесь.

В это время из таможни аэропорта Хитроу вышла Эмма. Поскользнувшись на гладком линолеуме, она проехала на скользких туфлях до газетного киоска, чуть не врезавшись в продавца, рукой смахнула с прилавка газеты и журналы, и они рассыпались по полу.

– О, простите, – выдохнула она, наклоняясь, чтобы собрать все и положить на место. Взгляд случайно зацепился за крупные заголовки, гласившие о росте цен на телекоммуникации Паллизеров... Паллизер! Тот самый человек, который ей нужен. Она положила газеты на место и принялась рассматривать статьи.

– Хотите что-нибудь купить, мэм? – буквально налетел на нее киоскер.

– О, да, конечно. – Эмма принялась было рыться в сумочке, но вовремя вспомнила, что не успела обменять деньги. – Ой, извините, у меня нет наличных.

Под суровым взглядом продавца она протянула ему газету.

– Добро пожаловать в Англию, мисс Лоуренс, – пробурчала она себе под нос и зашагала прочь, пытаясь представить себе графа Паллизера.

Она не получила ответа на свое письмо до отъезда, поэтому немного нервничала. Эмма надеялась, что граф окажется добродушным пожилым человеком, который будет рад показать ей сады своего поместья. Однако постепенно его облик в ее воображении стал меняться, и граф начал представляться ей занятым, гордым человеком средних лет, дэнди, который выбросит ее письмо в корзину, как только получит, игнорируя ее американскую простоту и даже не соизволив прочесть, от кого письмо.

Может, он даже спросил Джона об этом деле, поскольку она упомянула в своем письме о его книге. Джон всегда так неопределенно писал о графе... Однако она надеялась па лучшее.

Эмма улыбнулась – наконец-то встретит Джона. Эта мысль ее взволновала. А вдруг он будет разочарован, когда увидит ее? Ведь она не знала, какой он ее себе представляет. Вдруг он ожидает увидеть высокую, стройную блондинку калифорнийского типа? Если так, то он будет удивлен.

Эмма не была худой. У нее были вполне ординарные черты лица, карие глаза, прямой, чуть широкий нос, обычная улыбка. Для своих пяти футов она выглядела неплохо, но особой стройности в своей фигуре никогда не замечала.

Она вообще не задумывалась всерьез о своей внешности и, пожалуй, была вполне довольна ею. Ничего выдающегося, зато и не уродина. Внешность не играла в ее жизни серьезной роли. Тем более что они с Джоном уже были хорошими друзьями и вовсе не думали, что их отношения могут развиться в нечто большее. Влюбляться никто не собирался.

Это-то и было самым главным в их отношениях. Они нравились друг другу такими, какие они есть на самом деле, а не из-за внешних данных или социального статуса.

Их отношения поэтому и были – Эмма поискала слове – честными. Вот, правильно. Эти отношения самые честные в ее жизни.

Двухдневный симпозиум по медицине двадцать первого столетия показался Эмме длиной в два года. Она испытывала сильнейшее желание покончить наконец с делами и встретиться с Джоном. В первый день после симпозиума, вернувшись в отель, она почувствовала жуткое разочарование: на ее имя не было никакого сообщения. Позвонить Джону она не могла просто потому, что у нее не было его телефона. Эмма попыталась было еще раз через справочную разузнать его номер, но оператор ответил ей то же самое. Просмотр телефонной книги тоже не дал никаких результатов. Она не получала от Джона известий с тех пор, как отослала последнюю открытку, где сообщала о своем приезде. Может, он вообще не знает о том, что она приехала в Лондон?

Весь следующий день на симпозиуме она никак не могла сосредоточиться, думая, что делать, если сообщение от Джона все-таки не придет. В принципе у нее есть его адрес, так что на самый худой конец она всегда может оказаться на пороге его дома, во ведь на самом деле ей этого совсем не хотелось. Эмма не любила сюрпризов, ни по отношению к себе, ни по отношению к другим.

Когда наконец доклады закончились и симпозиум подошел к концу, она в нетерпении выскочила из зала и помчалась брать такси, не заботясь о денежных расходах.

Служащий отеля подозвал ее сразу, как только она вошла в дверь.

– Для вас сообщение, мисс, – сказал он, понимающе улыбнувшись.

С первого дня своего приезда Эмма не переставала по нескольку раз в день спрашивать, не было ли сообщений на ее имя.

Клерк бросил на нее взгляд поверх блестящих очков и передал свернутый лист желтой бумаги.

Она задержала дыхание, пока разворачивала его. Сообщение гласило: «В четыре часа десять минут вечера звонил Джон Тронхилл: «Не согласитесь ли поужинать со мной сегодня вечером?» В конце записки красовался номер телефона. Наконец-то!

Она повернулась к клерку узнать, можно ли воспользоваться его аппаратом, но он опередил ее.

– Телефон в вашем распоряжении, – проговорил он, деликатно отвернувшись, и начал разбирать письма. Эмма могла говорить свободно.

Дрожащей рукой она набрала номер. Услышав в трубке голос, заволновалась еще больше. Она хотела что-то сказать, но во рту неожиданно пересохло, и она только промычала что-то Невразумительное, потом откашлялась и сказала уже более твердым голосом:

– Джон? Это Эмма.

– Эмма?

Либо ей показалось, либо у него в голосе было некоторое напряжение.

– Рад слышать тебя.

Она перевела дыхание – наверное, ей все же показалось.

– Я получила твое сообщение, мне понравилась идея насчет ужина сегодня вечером. Осталось договориться, в котором часу.

– А что, если я подъеду к половине восьмого и заберу тебя?

Она посмотрела на часы – в половине восьмого.., У нее есть еще целых два часа, чтобы принести себя в порядок.

– Отлично. – Все ее существо предвкушало вечернее свидание. – Ты знаешь, как сюда добраться?

– Да, конечно.

Ей не хотелось так быстро вешать трубку и отпускать его. Она так долго ждала этой минуты, что теперь их разговор казался ей сном – вот сейчас она проснется, и сон исчезнет. Если она будет неосторожной и даст ему исчезнуть.

– Ну, тогда увидимся вечером, – проговорил он, и снова в его голосе ей послышалось легкое напряжение.

– Превосходно – сказала она быстро. Не отвечай так нетерпеливо.– Тогда до вечера.

Когда она повесила трубку, то заметила, что рука у нее дрожит. Успокойся , Эмма, у тебя, слава Богу, есть еще два часа, чтобы привести себя в порядок и успокоить нервы.

– Приятель? – спросил клерк, забирая телефон назад.

– Да нет, просто старый знакомый. – Она почувствовала, что предательски краснеет. – Заочное знакомство, по переписке. Мы никогда до сих пор не встречались.

– Ага, – кивнул он и снова улыбнулся. – Видно, вы волнуетесь.

– Да, я волнуюсь чуть больше, чем сама того ожидала. В жизни так не волновалась, —выпалила она, не задумываясь.

– Вам не стоит волноваться. Такой хорошенькой девушке, как вы, нечего волноваться. – Он вежливо улыбнулся и добавил серьезно: – Ваш друг будет очень счастлив, когда вас увидит. Я просто уверен.