Текст книги "Мой милый Фото… Граф!"

Автор книги: Элизабет Харбисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Она выдернула руку из его руки.

– Что ты хочешь этим сказать? Что ты граф Поллизер? Но этого не может быть! Это смешно.

– Но я и есть граф. – Давно, когда он представлял, как скажет ей свое настоящее имя, он и предположить не мог, что ему еще придется доказывать, что он граф. А теперь на ее лице было написано не только отвращение, которого он ожидал, но еще и недоверие, этого он предвидеть не мог.

– Видишь ли, когда ты написала Джону Торнхиллу о «Сердце святого Петра», он передал письмо мне, и я ответил тебе, подписавшись его именем..

Он видел, как она пыталась сложить два и два.

– Но ты же не мог писать мне под чужим именем два года! – возразила она. – Я не верю этому!

Брайс колебался. Что он мог еще сказать? Вот он все рассказал ей, а она ему не поверила. Это было занятно.

– Эмма, поверь мне. Джон – мой друг, он откладывал твои письма и передавал мне.

Было слишком ясно, как ей все это не нравится.

– Так когда же я перестала писать ему и начала писать тебе?

– Ты всегда писала мне. Когда ты в первый раз написала Джону, он не знал, как тебе ответить. Потом, как я уже сказал, он передал письмо мне. Поначалу это казалось совсем невинным – отвечать за него и под его именем, ведь он был автором книги и человеком, которому ты написала. А я и не предполагал, что наша переписка затянется. К тому времени когда я это понял, было уже поздно признаваться во лжи. Как бы я сказал: «Прости, но я не тот за кого себя выдавал»?

– Итак, я, оказывается переписывалась с графом, – печально проговорила Эмма.

– Именно так.

– И скорее всего, у тебя полно еще других боле мелких титулов помимо этого? – Голос у нее потускнел. – К томе же место в палате лордов...

Он важно ответил:

– У меня еще девять других титулов, и я очень редко появляюсь в палате лордов.

– Но ты имеешь на это право, – обвинила она его.

– Да, имею, – подтвердил он посмотрел ей прямо в глаза. – Это имеет какое-нибудь значение?

– Имеет ли это какое-нибудь значение? Да ты же совсем не тот человек, за которого я тебя принимала! – Она даже повысила голос. – Ты думаешь, что говоришь?

– Эмма ты не права. – Однако объяснить ей, что либо оказалось сложнее, чем он думал.

Неожиданно ему пришло в голову, что та холодность, в которой его всегда упрекал Джон, стала частью его натуры и теперь у него был шанс изменится. Он, по сути, никогда не давал воли эмоциям, его инстинкты были готовы защищать его и теперь. Но впервые в своей жизни он понял, что если упустить этот шанс, дверь закроется для него навсегда и он никогда не изменится.

– Эмма, я тот человек, которого ты знаешь. – Он коснулся ее щеки. – С тобой я могу быть самим собой, больше ни с кем.

Прошло несколько минут, прежде чем она сказала:

– Но ты солгал мне.

У него в груди больно кольнуло.

– Я никогда не хотел этого. Просто события неожиданно приняли такой оборот, вышли из-под контроля. Ты сама видишь, как это произошло.

На мгновение лицо у нее смягчилось, но затем она подозрительно прищурилась:

– Ну, одно письмо я бы еще простила. Может, два. – Эмма поморщилась. – Но зачем надо было притворяться целых два года?

Он не мог ответить ей сразу и тяжело вздохнул.

– Потому что мне не нравится быть графом Паллизером. Когда я был Джоном, ты принимала меня таким, какой я есть, а не таким, каким я должен быть.

–Поверь, ничего бы не изменилось, если бы ты назвался своим настоящим именем. Какая разница? Человека определяет его характер, а не социальное положение, которое он занимает, не титул.

– Ты права. – Он кивнул. – Обычно так думает большинство людей. Это довольно-таки расхожее мнение. Но не в моем случае. Обычно люди либо склоняются перед моим титулом, либо посылают мне проклятия. Третьего не дано. Брось, Эмма, неужели бы ты стала переписываться с графом? Неужели ты смогла бы чувствовать себя нескованно, зная, кто я на самом деле?

Она посмотрела на фотографию на обложке.

– Может, и нет, – согласилась она наконец. – Но мы никогда этого не узнаем наверняка. – Она опустила голову на руки. – Я чувствую себя такой дурой.

– Нет, Эмма, это я дурак. Я должен был найти и силы сказать тебе правду уже давно. Но

Но это было.. так трудно. – Он хотел коснуться ее руки она отвела руку.

–Ты прав – Она посмотрела на него холодным взглядом. – Но все равно должен был это сделать.

Он не знал, что на это сказать. Он не мог с не спорить, как и не мог просить прощения. Они были готовы к подобной ситуации.

– Да, я должен был, – сказал он наконец, потом пожал плечами. – Прости.

Она встала.

– Я должна идти.

– Куда? – Он тоже поднялся, но остановила его.

– Мне нужно побыть одной. Я должна подумать и постараться свыкнуться с нынешним положением вещей.

Он закусил губу и кивнул.

– Понимаю.

Она посмотрела па часы.

– Я должна идти... – Мотнув головой, она осеклась.

Она не сказала, что намерена встретиться с ним позже, но он прочел это в ее глазах, по выражению ее лица. Ответственность была основной чертой характера, поэтому она не хотела давать никакие обещания сейчас.

– Итак, я ухожу, – повторила она и пошла прочь.

Он смотрел, как она удалялась, с нескрываемым чувством вины и сожаления. Как много возможностей открылось бы перед ними сейчас, когда он сказал ей правду, если бы только она поверила ему простила: он мог наконец организовать для нее’ лабораторию, он мог сделать так, чтобы она осталась здесь, либо в Шелдейл-хаусе, либо в его доме в Лондоне, они могли бы видеться всегда, когда только пожелают, без всяких препятствий. Для этого не надо было бы ждать отпуска и ехать на край света.

Они даже могли бы продолжить любовные отношения, которые только начались. Они оба этого хотели.

Но он знал, что она его не простит. Ведь если убрать все его оправдания, останется голый факт: он обманул ее. Ситуация вышла из-под контроля, и ему не оставалось ничего другого, кроме как ждать.

Эмма шагала по берегу залива и пыталась привести в порядок мысли, Джон был Брайсом. Джона не было. Друга, которым она дорожила, теперь не существовало. Ей пришла в голову забавная мысль: у нее, когда она была ребенком, было хорошее воображение, и она дружила с выдуманными друзьями. Настоящих у нее не было до двадцати лет. И сейчас нет, как оказалось.

Она чуть было не рассмеялась, но к горлу подкатил комок, и на глазах появились слезы. Джона не было. Не было простого маленького домика в Северном Лондоне на Сесил-Парк-Роуд. Она адресовала свое последнее письмо туда перед тем, как сесть на самолет, в счастливой надежде увидеть его в лицо. А теперь было такое чувство, что он умер.

Джон оказался графом Паллизером.

Это было невероятно. Она представляла себе графа пожилым человеком, обходящим свое поместье в широкополой шляпе и с деревянной тростью. А на самом деле он оказался молодым симпатичным парнем, словно сошедшим с экрана телевизора. Настоящий Прекрасный принц. И странным образом он оказался ее другом.

Джон был графом Паллизером.

И он всегда был графом Паллизером.

Она остановилась, сняла сандалии и ступила в прохладную воду. Подумать только, он всегда был графом Паллизером. Она на мгновение даже забыла об этом. Но ведь ничего не изменилось, только имя.

У Брайса не было злых намерений по отношению к ней. Эмма вдруг поняла, что на самом деле не так уж оскорблена его ложью. Скорее, это были разочарование и грусть, оттого что ее девичьи мечты разбились. Но это не было его виной, он не хотел причинить ей вреда. да, он солгал, но то, что он чувствовал, имело право на существование, а что она сделала бы на его месте?

Если бы была богатым титулованным аристократом, смогла бы она признаться незнакомке из-за океана?

Нет, не смогла бы.

Он сказал, что в письмах был самим собой. В дни, проведенные с ним вместе, Эмма убедилась в этом. Она открыла в нем чувство большой ответственности за других людей. Он был так воспитан, это стало чертой его характера. Граф с десятью титулами, тремя поместьями и местом в палате лордов, глава одной из старейших фамилий в Англии, президент международной технологической корпорации... Не многовато ли для одного молодого человека? А ведь он за все это отвечал сам.

Не Удивительно, что он находил радость в ее письмах. Он потерял больше, чем она.

В поле ее зрения попала проплывавшая мимо лодка, убаюкивая ее мерным покачиванием на ногах. Эмма немного успокоилась и глубоко вздохнула. Эти дни изменили ее еще до того, как Брайс признался в том, что он не Джон. Она почувствовала себя с ним красивой и желанной, он подарил ей несколько превосходных романтических дней. Каждое утро, просыпаясь под чужим небом, она чувствовала, что ее ждут приключения: с Джоном всегда будут приключения. Более того, ведь он сам поддержал в ней желание изучать «Сердце святого Петра» и быть одним из первооткрывателей. Да, это могло быть настоящим открытием! Она даже не могла бы припомнить, когда в последний раз так радовалась. И все это сделал он! Неважно, как его зовут или как она называла его. Главное, как он относится к ней.

Ей вспомнилась предыдущая ночь. Как они лежали рядом на одной кровати, как она целовала его в темноте, как хотела его обнять. Тогда она сказала, что хочет быть рядом с ним.

Он ответил, что сейчас это будет неправильно.

«Что-нибудь не так?» спросила она тогда.

Что он ответил? Эмма нахмурилась и попыталась вспомнить. Сейчас это было очень важно.

Наконец слова пришли сами собой.

«Я пытаюсь поступить правильно впервые за последние несколько лет, – сказал он. – Я не могу объяснить это сейчас, но скоро все объясню, и тогда...»

И что тогда, что? У нее в груди стало нарастать волнение, а по коже прошла дрожь. Она поняла: он хотел быть с ней. Прошлой ночью они чувствовали одно и то же, но его благородство не позволило ему воспользоваться ситуацией. Не много найдется мужчин, способных на такой поступок.

«Надо же! Граф Паллизер! Как называется жена графа? Ах, ну да: графиня! Графиня Эмма Паллизер», – насмешливо подумала она, но сердце бешено колотилось. Какая же она глупышка, ну прямо школьница. Американцы никогда не были вхожи в подобные семейства. Или были? Могли быть? Может ли простая американская девушка быть помолвлена с настоящим английским графом? Внезапно она словно очнулась.

Что же она делает? Она же теряет время, сидя тут, на берегу, и перемалывая мысли в голове. Когда она оставила Брайса, он был в плохом настроении. Она должна вернуться к нему, и чем скорее, тем лучше! Сказать, что она не в обиде на него, что понимает, почему он так поступил. Сказать, что простила, ведь он не хотел причинить ей зла.

Но самое главное, она наконец-то выяснила для себя все, что касалось их отношений, которые до сих пор были ей непонятны .Теперь она видела их в истинном свете.

Час спустя Эмма стояла перед кафе, где оставила Брайса. Его там не было. Она почувствовала панику. Куда он мог уйти? Может, он вообще покинул остров, решив, что она больше не хочет иметь с ним дело?

Нет, нельзя было даже думать об этом.

Ей пришло в голову, что он мог отправиться в Шелдейл-хаус. Но если она пойдет туда и наткнется на кого-нибудь из прислуги или, не дай Бог, на его мать, то ее объяснения, почему она оказалась на территории чужой собственности, покажутся им не очень убедительными. Нет, туда она пойдет только в самую последнюю очередь.

Пожалуй, лучше начать поиски с отеля. Пятнадцать минут ходьбы показались ей бесконечными. Когда подошла к дверям, она тяжело дышала. Подождав, пока дыхание восстановится, она открыла дверь.

Он был там. Слава тебе, Господи!

Он упаковывал вещи.

– Ты уходишь? – воскликнула Эмма.

Он остановился и повернулся к ней.

– Я не хотел уходить тайком, как вор, ты не думай. – Он показал на чемоданы. – Я написал тебе записку.

Она застыла.

– Что там написано?

Он смотрел на нее, не отрывая взгляда.

– Там написано, как мне жаль, что я невольно огорчил тебя, но что я понимаю, какой это шок и что тебе нужно время прийти в себя и все обдумать. Там также написано, что я пробуду в Шелдейл-хаусе еще несколько дней, а затем вернусь в Лондон и ты сможешь связаться со мной, когда захочешь.

Эмма облегченно вздохнула.

– А там написано, чего ты хочешь от меня?

Мгновение он колебался, потом отрицательно покачал головой, все еще не отводя от нее взгляда.

– Я не вправе что-либо от тебя требовать.

– Наши желания не всегда совпадают с тем, на что мы имеем право.

– Я всегда это знал.

– Брайс, – Эмма запнулась, – той ночью, когда ты мне сказал, что должен кое-что объяснить перед тем, как мы... – Она не могла закончить, слова замерли у нее на губах, и девушка криво улыбнулась. – Ты имел виду только это, да? Или у тебя существует какая-то другая тайна, помимо той, которая уже открыта?

Он тихо рассмеялся и посмотрел ей в глаза:

– Я имел в виду только это.

– Ты ведь не... я не думаю, что ты, – она лукаво улыбнулась, – наследник трона или что-нибудь в этом роде?

– Нет, просто граф Паллизер.

– Ну что же, этого достаточно. – Она улыбнулась. – Это обстоятельство несколько меняет наши с тобой отношения.

– Я понимаю.

Она вздохнула.

– Я имею в виду, что ты должен, по крайней мере, дать мне свой адрес.

Он посмотрел на нее с удивлением.

– То есть?

– Тебе придется дать мне твой настоящий адрес. Я же не могу больше переписываться с Джоном Торнхиллом, правда? Это теперь будет незаконно.

– Ты снова хочешь переписываться?

Она кивнула.

– Так, значит, ты прощаешь меня? И мы сохраним ним ваши отношения?

Девушка очень осторожно подбирала слова.

– Я немного удивлена. Конечно, да. – Она тепло улыбнулась. – В то же время я немного разочарована, что ты не нашел подходящего момента, чтобы сказать мне обо всем немного раньше. А то я в это время называла тебя Джоном. Но... я не хочу терять тебя, особенно в таких обстоятельствах, которые могут для меня больше никогда не повториться.

Он улыбнулся и подошел к ней.

– А ты не передумаешь через некоторое время и не скажешь что-нибудь совсем противоположное?

Она энергично покачала головой.

– Мне здесь осталось совсем немного дней, и я не хотела бы провести их, играя в нечестные игры.

Он ладонями взял ее лицо и быстро поцеловал в губы.

– Тогда упаковывай вещи, мы уезжаем.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что если мы собираемся провести еще несколько дней вместе, то не должны проводить их в отеле.

– Почему?

– Потому что мы не должны останавливаться в таком месте, как это.

По мнению Эммы, место было совсем неплохим, однако она прекрасно осознавала, что взгляды у них вполне могут не совпадать.

– Так куда же ты хочешь, чтобы мы пошли?

– Куда угодно, куда ты хочешь. Почему бы не в Шелдейл-хаус?

Ее лицо осветилось воспоминанием о том бальном зале, перед окнами которого они танцевали.

– Правда? Мы можем остаться там?

Он кивнул.

– До тех пор, пока ты этого захочешь.

Она испытующе посмотрела на него.

– Конечно, я не особенно привыкла к такой роскоши, Но я попытаюсь привыкнуть.

– Попытайся.

– Это будет великолепно.

Она подошла к шкафу и стала собирать свою одежду.

– Мне всегда было интересно, как люди себя чувствуют в таких местах, как твой дом. Я, конечно, видела объявления об аренде подобных отелей и домов, но для меня они всегда были недоступны.

– Я думаю, ты не будешь разочарована.

– Думаю, не буду. – Она закрыла шкаф. – Как насчет вечеринки, которую твоя мама устраивает там? – Она почувствовала, как он застыл.

– Точно, а я ведь совсем забыл об этом. Ты хотела бы туда пойти? – немедленно спросил он, – Нет, это плохая идея.

Она повернулась к нему лицом.

– Почему?

Она вдруг почувствовала, что между ними словно выросла невидимая стена. Внезапно Брайс показался ей молодой версией старого графа, которого она себе мысленно нарисовала.

– Ну, все эти собрания не так уж интересны. Возможно, мы проведем время лучше, если вернемся назад в Лондон.

– Правда? А мне показалось, что эта вечеринка будет чем-то замечательным, раз она устраивается одним из знатных семейств Англии.

Его взгляд был непроницаемым.

– Это совсем не то, что ты думаешь. Ты помнишь барона и баронессу?

Эмма кивнула.

– Так вот, там будет множество людей, похожи на них.

– Люди строгих правил?

Оп пожал плечами, но ей показалось, что он сопротивляется скорее для вида.

– Очень строгих.

На нее подул ледяной ветерок.

– Так я не подойду им или они мне?

Мгновение он колебался, и, когда заговорил, было ясно, что он не собирается ее разубеждать.

– Понимаешь, все эти собрания, они всегда представляют собой соревнования в богатстве и могуществе. Это просто отвратительно. И я бы не хотел, чтобы ты была тому свидетельницей.

Итак, он стыдился брать ее с собой. Она понимала это. Сердце у нее упало, но спорить не имело смысла. Если он не хочет брать ее на вечеринку своих друзей и родственников, то, что она могла поделать?

Она тяжело вздохнула и попыталась говорить весело, но у нее это получилось не очень хорошо.

– Послушай. – Она положила свой чемодан на кровать и начала собирать вещи. – Почему бы нам и правда не вернуться в Лондон? Я закончила все дела, которые мне надо было сделать в Шелдейл-хаусе, поэтому...

Но его было не обмануть этим сдержанным тоном.

– Эмма, я не беспокоюсь по поводу того, что ты не подойдешь этому собранию. Ты самая очаровательная женщина, которую я когда-либо знал. Честное слово.

Ей было нелегко, но она все же взглянула ему в глаза. Она всегда была непримирима к тем людям, которые не могут открыто смотреть другому в глаза.

– Хорошо, – сказала она, положив в чемодан джинсы. – Но ведь у меня даже нет бального платья или чего-нибудь в этом роде.

– В городе полно магазинов, где можно все это купить.

Она попыталась уяснить себе его слова, прежде чем ответить.

– Так ты все-таки хочешь пойти на вечеринку?

Он покачал головой.

– Я не могу сказать, что хочу туда идти. Но я хочу взять туда тебя. Наверное, я немного эгоистичен, потому что прекрасно знаю, что все это не так весело, как ты себе представляешь. Но я хочу представить тебя тем людям, которые играют важную роль в моей жизни.

Она воспряла духом, и ей показалось, что она готова подпрыгнуть до потолка.

– Правда, ты хочешь этого?

– Да. Нам лучше идти сейчас, если ты хочешь выбрать вечернее платье к завтрашнему балу.

Вечернее платье? Она никогда не могла купить себе ничего подобного. Но ведь она будет рядом с таким человеком! Самим графом Паллизером, о, Господи ей предстояло узнать совсем другую жизнь.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Ближе к вечеру Брайс и Эмма вернулись в Шелдейл-хаус. У Брайса было плохое предчувствие. Одно дело – идти по влажной от росы трава под лунным сиянием с уверенностью, что никто не прервет их прогулки. И совсем другое – подходы к подъездной аллее, зная, что его приезда ждут и честь его прибытия раздастся звон литавр. Роль блудного сына, вернувшегося в отчий дом. Но дело было начато, и отступать некуда. Если бы он настоял на том, чтобы они покинули остров, Эмма сделала бы заключение, что он стыдится ее, а эта мысль была для него невыносима.

Когда они поднялись по кирпичным ступенькам, дверь открылась, и Лейла Моран, главная экономка, которую Брайс помнил с детства, приветствовала его реверансом.

– С возвращением, лорд Паллизер. Для нас является честью ваше прибытие.

– Лейла. – Он с важностью кивнул ей и пропустил Эмму вперед. Они пошли мимо выстроившийся в ряд прислуги. Эмма чувствовала себя страшно неловко.

– Брайс, дорогой, – прозвенел из глубины зала голос матери. Брайс внутренне поморщился. Если Эмма уже не почувствовала себя неловко, то скоро это все равно произойдет. Он надеялся только на то, что мама не станет упоминать о Кэролайн раньше, чем он сам все расскажет Эмме. Он уже несколько раз думал о том, чтобы все ей рассказать, но, как только открывал рот и слышал свои слова, свой голос, он понимал, что все равно будет похож на лжеца.

Он хотел побыть с Эммой подольше, чтобы они могли лучше узнать друг друга, чтобы она больше понимала его как человека, верила ему, а уже потом все рассказать ей.

Секунду спустя перед ними появилась мать в платье из серого шелка, которое чрезвычайно молодило ее. Она приблизилась к нему с объятиями.

– Я так рада, что ты наконец решил присоединиться к нам в этом году.

– Мама. – Он взял ее за руки и поцеловал в щеку потом отступил немного назад. – Мама, я рад представить тебе мою подругу. Это Эмма Лоуренс из Америки. Эмма, это моя мама, Лилиан Паллизер, леди Соррелсби.

– Пожалуйста, зовите меня просто Лилиан. – Лилиан Паллизер протянула Эмме руку – Рада познакомиться с вами, дорогая. Должна признать, я была весьма удивлена, когда Брайс позвонил мне и сказал, что он едет сюда и везет с собой друга из Америки. Скажите мне, дорогая, из какого вы штата?

Для чужого человека, который не знал Эмму хорошо, было непонятно, что она волнуется, но Брайс-то понял это сразу. А когда она произнесла первые слова, голос выдал ее волнение:

– Мэриленда, это близко от Вашингтона.

Лилиан с восхищением всплеснула руками.

– О, потрясающий город! Я была там много раз. У отца Брайса был там кузен в конгрессе, и моя дорогая подруга Марлен работала там в посольстве в 1996 году. Кстати, она будет сегодня здесь. Так что вы можете поговорить с ней о ваших общих знакомых.

Эмма вежливоулы6нулась.

– Боюсь, у нас окажется мало общих знакомых, а точнее, совсем не окажется. Потому что я не уверена, что у нас вообще есть общие знакомые.

Брайс заметил, как улыбка его матери на мгновение погасла.

– Ну что же, тогда, я надеюсь, вы сможете рассказать нам что-нибудь интересное.

Тут Брайсу пришлось вмешаться.

– Я велел Лейле приготовить для Эммы голубую комнату, рядом с моей. – Он взглянул в сторону экономки. – Будьте добры, возьмите ее вещи, пожалуйста.

Экономка кивнула ему в ответ и взглянула в сторону матери, видимо ожидая возражения. Затем взяла сумки и понесла их к винтовой лестнице, ведущей на второй этаж.

Лилиан наблюдала, как Лейла несла багаж девушки наверх.

– Дорогая, – обратилась она к Эмме, – а где же ваш бальный наряд для сегодняшней вечеринки?

Щеки у Эммы порозовели.

– Мы как раз хотели... – начала она.

– Он пока еще у портного, – прервал ее Брайс. Он знал, что мать не хотела как-нибудь обидеть Эмму, это вырвалось у нее само собой, для нее это было естественно. – Мама, пожалуйста, не беспокойся насчет этого. – Он взял Эмму под руку. – Мы будем пить чай на веранде. – Он посмотрел в сторону служанки, которая, замерев, стояла возле двери, ожидая распоряжений. – Ты приготовишь для нас чай, Кристина?

– Да, сэр. – Та склонилась в реверансе и поспешила на кухню.

– Я надеюсь, ты не пожалеешь, что мы уехали из отеля, хотя здесь будет достаточно холодно ночью. – Конечно, это была лишь слабая попытка отговорить ее остаться, но он все же попытался. Хотя заранее знал, что она найдет вечеринку замечательной, несмотря ни на какие погодные условия.

– Да здесь чудесно! – прошептала она с восхищением, замедлив шаг, когда они проходили мимо библиотеки. – О Господи, да здесь наверняка полно книг!

– Эмма, – начал он.

– Да? – обернулась она, посмотрев на него невинным взором.

Он тяжело вздохнул, потом взял ее под руку и провел в библиотеку. Возможно, это единственный шанс, когда они смогут побыть наедине до того, как она уедет. Они вошли, и он закрыл за собой дверь.

– Эмма, ты точно уверена, что хочешь остаться здесь и пройти это до конца? Ты справишься?

Она выглядела разочарованной.

– А что не так? Что-нибудь случилось?

– Ничего особенного не случилось, я просто подумал, что мы бы лучше провели время, если бы пошли куда-нибудь в другое место.

Ну как ей объяснить? Он боялся, что она будет ужасно разочарована в нем, когда осознает, какой скучной в действительности является его жизнь. Если и не разочаруется, если ей недостанет вкуса, чтобы понять, каков его настоящий образ жизни, все равно он не сможет предложить ей выйти за него замуж. Он прекрасно помнил все ее письма, ее рассказы том, что обычно ей доставляло удовольствие, что она любила без памяти. Она любила «коваться в земле», работать в саду в старых джинсах и соломенной широкополой шляпе, которая досталась ей от бабушки. У Брайса даже была ее фотография, где она стояла на фоне сада с лопаткой в руках. Она не любила надевать «взрослую одежду как она это называла, не любила разъезжать по симпозиумам и собраниям, подобным тому, на котором ей пришлось побывать в Лондоне на этой недели. Она любила, следовать своему собственному жизненному плану, который составляла сама. У нее много времени уходило наразного рода исследования, на выращивание новых культур. Она не любила подстраивать свое расписание под чужие планы и работать под чьим-то руководством.

Но ее жизнь с Брайсом как раз была бы полна именно того, чего она так не любила. Церемонии, на которых надо присутствовать в официальной одежде, – они были неотъемлемой частью его жизни. Кроме того, само его имя обязывало к определенным действиям в обществе: подписывать векселя в чеки на разные мероприятия, что она, будучи его женой, должна будет делать тоже. Такие вещи, как обычные автографы, с просьбой о которых тебя умоляют в самое неподходящее время, были неприятны, но необходимы. Паллизеры были обязаны это делать. Он давно привык к этому, потому что вырос в этом доме и в этой семье.

Если Эмма будет рядом с ним, ей придется основательно изменить свой образ жизни. Она никогда не будет счастлива. Ему представилась бабочка, закрытая в стеклянной банке. Крылышки у нее скоро потускнеют, и золотистая пыльца осыплется, а дух погаснет.

Эмма коснулась его руки.

– Что случилось, Брайс? – спросила она, посмотрев на него просящим взглядом.

Он взглянул на нее, и его сердце наполнилось радостью. Не в силах произнести ни слова, он обнял ее и поцеловал. Она заслуживала лучшего парня, чем Брайс.

Но он не мог ее потерять.

Конечно, ей не подойдет его образ жизни. Чем больше она будет узнавать о его жизни, тем больше станет ее ненавидеть. Как однажды уже возненавидел ее он сам. Он поступил эгоистично, что пригласил ее сюда.

Их разделяет слишком многое: культура, страна, свобода, к которой она привыкла, обязанности, к которым призывало его аристократическое происхождение. Смогут ли они когда-нибудь все это преодолеть?

Никогда, решил он и отступил назад.

– Прости.

– За что? – спросила она с улыбкой.

Он открыл дверь, и они вышли в коридор.

– Есть за что, – ответил он.

Когда они вошли на террасу, где танцевали прошлым вечером, Эмма спросила:

– Твоя мама не возражает против моего присутствия здесь, правда?

– Не обращай на нее внимания. – Они подошли к столику, и он пододвинул Эмме кресло.

– Она просто закрутилась с подготовкой этого вечера. Она устраивает этот бал каждый год с тех пор, как я родился. Я всегда ненавидел это время, когда был ребенком, потому что она была занята и уделяла мне мало внимания.

– Так у тебя на самом деле не было счастливого детства? – спросила Эмма, усаживаясь в кресло и наблюдая за ним.

Он отрицательно покачал головой.

– Разве по мне не видно? – Он печально улыбнулся.

– Нет. Но из писем я заметила, что ты всегда избегал рассказывать о своем детстве. Я не хотела тебя расспрашивать. – Она на минуту запнулась, сложив ладони перед собой. – Я и сейчас не буду, правда. Только хочу сказать одно: я всегда готова тебя выслушать, если ты мне захочешь об этом рассказать.

Она даже не догадывалась, насколько была близка к истине, но сейчас он был не в силах ничего ей объяснять.

– Спасибо за предложение, но поверь, рассказывать особенно не о чем. Ты и сама все видишь. – Он показал рукой на дом и лужайку. – Нет, здесь вовсе не плохо, я здесь никогда не голодал и не замерзал. Просто мне здесь не было хорошо, и все. Здесь всегда было холодно, я уже говорил тебе об этом.

Взгляд у нее потеплел.

– Но что бы там ни было, – сказала она, – это не сделало тебя холодным. – Она улыбнулась. – Это я уж точно могу тебе сказать.

Брайс вспомнил слова Джона, о том, что «Индепендент» назвала его бессердечным старым холостяком. Только Эмма видела в нем живого человека.

Она была нужна ему и надо было найти способ удержать ее. Ему в голову пришла идея, что он может на ней жениться, но идея была сумасшедшей, и он выбросил ее из головы. Даже если женитьба оказалась бы спасительной для него – а у него всегда была слабая надежда, что женитьба кого-то может спасти, – то для нее это будет почти убийством.

К чаю подали пирожные с кремом, канапе, свежие фрукты и горячие булочки с маслом и джемом. Стол был сервирован по первому классу, такое Эмме доводилось видеть только в кино. Вокруг стояли слуги в ливреях, державшие серебряные подносы с такой важностью, словно у них в руках были настоящие сокровища.

Солнце заходило за горизонт, старые деревья отбрасывали огромные тени, которые перемежались с яркими бликами солнечных лучей на каменной стене дома.

– Обычно мы не содержим в Шелдейл-хаусе полный штат прислуги, так что пока ты можешь наслаждаться, – сказал Брайс. – Они здесь, чтобы исполнить любое твое желание.

– Знаешь, я чувствую себя неловко, когда за мной кто-то ухаживает, – Эмма подвинула чашку служанке, которая наливала ей чай.

– Достаточно, – отпустил Брайс служанку.

Закрыв рукой рот, Эмма чуть не рассмеялась.

– А у тебя хорошо выходит. Я бы никогда и не подумала, что у тебя может быть такой важный вид. Вряд ли у меня это когда-нибудь получится.

– Да ты просто наслаждайся, – сказал Брайс, махнув рукой в сторону служанки, которая удалялась в сторону дома. – Я ведь им за это плачу.

– А за что конкретно ты им платишь?

Он с отсутствующим видом взял булочку.

– Что? – спросил он.

– Огромное количество слуг на одного или двух хозяев, зачем они здесь? Что им тут делать?

Улыбка слегка коснулась уголков его губ.

– Одевать меня, купать, стричь мне ногти и тому подобное.

Она уже решила, что он говорит всерьез, но улыбка выдала его.

– После долгого трудного утра, когда ты не можешь справиться с простыней, в которой запутался?

Лицо у него стало серьезным, и только глаза смеялись.

– Неужели с тобой такое тоже бывает? – Он откусил кусочек булки и запил горячим чаем.

Эмма рассмеялась.

– Другая сторона жизни. Не так уж это легко, как все думают.

– Вот именно. Знаешь, бывают дни, когда я думаю, что если не сброшу с себя эту вековую тяжесть исторических и социальных цепей, то сойду с ума. Мне иногда хочется быть простым рабочим.

Эмма старалась сохранять серьезное выражение лица.

– Твой мир чужой для меня. – У девушки бывали дни, когда она не обедала, чтобы сэкономить на дорогую кофточку, и ей казалось, что она может сойти с ума от этого.

У него не было этих забот.

Когда сегодня она впервые вошла в Шелдейл-хаус вместе с самим графом Паллизером, а не с Джоном Торнхиллом, то была подавлена роскошью. Ее первым порывом было повернуться и убежать. Все эти полированные вещи ручной работы из дерева, позолоченные узоры на потолке, обои, арочные потолки, высокие зеркала и такое количество английского ситца, которого она никогда не видела в одном месте.